Друг Бенито

~ ~ ~

Самое первое воспоминание Беннета — звуки, песня, которую пела Флорида. Флорида была черная горничная, которая работала у них в Мемфисе и воспитывала его и его братьев с самого рождения. В самых дальних уголках сознания хранилось воспоминание, как Беннет лежит где-то в доме и слышит голос поющей Флориды из кухни, где она обычно гладила рубашки на гладильной доске. О Иисусе сладчайший, о мой Спаситель, я возвращаюсь к тебе. Флориде в те времена было чуть за тридцать. Она была прихожанкой баптистской церкви в Челси и пела в церковном хоре. Беннет не понимал слов, но от этого пения было хорошо. Песня Флориды, как воздух, была всегда, она наполняла комнаты. Она была медленная, ритмичная, печальная, и в ней была сила. Голос перекатывался через Беннета волнами. Он убаюкивал и мягко пробуждал из дремоты. Он был такой постоянный и успокаивающий, что Беннет тревожился, когда его не слышал. О Иисусе сладчайший, я возвращаюсь к тебе.

Флорида работала долгий день. Она приходила в семь утра и уходила в полвосьмого вечера, часто шесть дней в неделю. В доме она всегда носила белый халат. Приходя утром, она входила в заднюю дверь дома и останавливалась в передней возле кухни, чтобы переодеться. Уходя вечером, она снова переодевалась в свою одежду.

Всю домашнюю работу делала Флорида. Она готовила. Она гладила. Она мыла и пылесосила. Мать Беннета всегда подозревала, что Флорида плохо убирает на верхнем этаже, потому что не любит подниматься по лестнице. Флорида была чудовищно толстой, даже когда была молода, и ходить ей было трудно. Беннет сам застилал свою постель, и если замечал пыль и грязь, то относился к этому спокойно.

В первые годы Флорида, помимо уборки, помогала мальчикам утром одеваться, готовила им завтрак и выставляла в школу. Беннет и его братья ходили в пригородную бесплатную школу за пару миль от дома. Флорида переводила их через улицу рядом с прачечной-автоматом, где висела синяя вывеска. Когда братья подросли, они ходили в школу пешком, но пока они были маленькие, Флорида отвозила их на машине. Горничные, умеющие водить машину, тогда очень ценились.

Беннет помнит, как много раз, приходя из школы, зарывался лицом в мощную грудь Флориды, если поцарапал ногу или если кто-нибудь ему сказал что-нибудь злое. Она всегда говорила: расскажи мне, милый, расскажи Флориде. И ему становилось легче. Он твердо знал, что Флорида любит его и братьев. Мать их тоже любила, но Флорида любила их ясной любовью, которая не задает вопросов. Она никогда не принимала ничью сторону, особенно в семейных спорах, но детям с ней было лучше. Когда по вечерам родители Беннета уходили, Флорида рассказывала им истории. Это бывало, когда их укладывали спать, и дети, уже в пижамах, сворачивались вокруг нее на бежевом диване в гостиной. Почти все истории были из Библии. Особо религиозного содержания Флорида в них не вкладывала, но мораль была всегда.

Самой главной вещью в жизни Флориды, помимо семейства Ланг, была церковь. Беннет поражался, что у нее вообще была еще какая-то жизнь. Она работала целыми днями и служила семье Беннета тридцать пять лет. Однажды она ненадолго вышла замуж за человека по имени Квентин. Она мало о нем рассказывала. Попался нехороший человек, и я больше не собираюсь тратить жизнь на эту породу, часто говорила она, сидя за столом со стаканом ар-си-колы. Если днем кто-нибудь звонил Флориде не из кредитного союза, то это бывала подруга, чтобы поговорить о делах церкви. Беннет мало что знал о том, что делает Флорида у себя в церкви, но знал, что она очень этой церкви предана. Каждую неделю в четверг или в пятницу она начинала двигаться по дому с несколько повышенной скоростью.

Однажды, когда его родители надолго уехали из города и в доме жила тетя Мейми, у Беннета сильно поднялась температура. Он был так слаб, что не мог даже встать с постели и дойти до туалета, и просто лежал на спине, разглядывая медную люстру на потолке. Так он проболел неделю. И всю эту неделю каждый день Флорида обтирала его спиртом и клала на лоб мокрые полотенца. Мокрые полотенца были ее любимым лекарством от лихорадки. От боли в животе лечил чай с листьями сассафраса. Докторов Флорида сильно не любила. Они в тебя тыкают пальцами, стукают и разговаривают так, будто в самом деле что-то знают, говорила она. При своих частых недомоганиях она использовала те же средства.

До самого последнего дня своей жизни она ни разу не зашла в кабинет врача, не говоря уже о больнице.

В воскресенье, когда Беннет был так сильно болен, у Флориды в церкви было событие, о котором она говорила уже пару месяцев. Это был пикник с фестивалем песни при участии приезжих церковных певцов. Флорида никогда не выезжала из Мемфиса и с трудом могла себе представить сводный хор из певческой группы ее собственной церкви и знаменитых духовных певцов из Нэшвилла. Она все время гудела и напевала и даже купила для этого случая пару новых серег. Наступила суббота, канун великого события, а Беннет еще болел. И вот ранним утром в воскресенье он услышал тяжелые шаги Флориды, поднимающейся по лестнице. Стук в дверь. Флорида была одета по-воскресному. Никогда раньше он не видел, чтобы Флорида была в доме без своего белого халата. Днем тетя Мейми суетливо вбежала в комнату Беннета, прищурилась на Флориду и сказала: Флорида, разве вам не следует переодеться? Сегодня у меня выходной, миз Эдельсон, ответила Флорида.

Именно Флорида обычно приводила в чувство мать Беннета, когда та падала в обморок. Это случалось примерно раз в месяц, обычно во время крупных ссор между тремя мальчиками. Мать Беннета отчаянно хотела дочку. А мальчики всегда дрались. Она старалась сохранять мир, но часто вскидывала руки вверх и начинала кричать. Кричать она не любила. Леди-южанки не кричат. Но ее до этого доводили, и в конце концов она вскидывала руки и кричала: Я расскажу все вашему отцу, когда он придет! Упоминание об отце на самом деле было слабой угрозой. Когда отец приходил с работы, он всегда затворялся в гостиной с книгой на весь вечер, выходил к семье за ужином и возвращался к своей книге. Учитывая такой маломощный арсенал наказаний, угрозы миссис Ланг скатывались с детей, как с гуся вода. Они продолжали драться, а она кричала и осуждала себя за то, что кричит, приводила себя в страшное возбуждение, начинала тяжело дышать и падала в обморок от гипервентиляции. У мамы обморок, вопили дети, и Флорида шла к аптечке и возвращалась с нюхательными солями. Когда мать Беннета приходила в себя, лежа на полу, она спрашивала: Где я? У вас опять был обморок, миз Ланг, отвечала Флорида, склоняясь над ней с нюхательными солями в руке, а другой рукой бережно поддерживая ей голову. Мальчики чувствовали себя страшно виноватыми за то, что довели маму до обморока, и весь день пытались вести себя прилично. Когда дети подросли, им иногда казалось, что мать падает в обморок нарочно, для театрального эффекта.

По ночам мать Беннета вела тайную жизнь. Ее мучила бессонница. В предрассветные часы она бродила по дому, заглядывая в ящики, оставляя самой себе записки, читая книги, которые обычно не читала. Ее блуждания всегда заканчивалась в кухне, где сила воли поддавалась нажиму усталости, и мать съедала все, что попадалось на глаза, особенно оставшиеся сладости. Она запросто могла уничтожить две трети пирога, или две пинты мороженого, или восемь шоколадных печений. Многие годы это ночное отсутствие самоконтроля порождало ее игру в кошки-мышки с Флоридой.

Каждый вечер после ужина она просила Флориду спрятать сладости. Флорида засовывала их в стиральную машину, в шкафы, в ящики, под диван. При этом она смотрела на Беннета смущенно и говорила: так миз Ланг мне велела. Ты только не говори миз Ланг, куда я спрятала пирог. На следующее утро пирога не было. Мать Беннета приходила в кухню и бранила Флориду за то, что та плохо спрятала пирог. У Флориды лицо искажалось страданием, и в этот вечер она уже прятала сладости как следует. Наутро мать входила в кухню и не говорила Флориде вообще ничего, даже доброе утро. Флорида вечером снова прятала сладости тщательно и удачно. Наутро мать Беннета входила в кухню еще мрачнее и молчаливее. Флорида кидала на нее робкие взгляды, но миссис Ланг вообще на нее не смотрела. После нескольких дней такого обращения Флорида ломалась. Но миз Ланг, выпаливала она, вы же мне сказали спрятать десерт так, чтобы вы его не нашли. Мать Беннета глядела в окно на какой-нибудь отдаленный предмет и шептала, как положено южной леди: я же вас не просила прятать его так. При этих словах у Флориды становилось обиженное лицо, глаза расширялись, и в этот вечер она прятала десерт так, что его нашел бы любой. На следующее утро мать Беннета казалась довольной. Но проходило несколько дней, и этот утренний довольный вид сменялся снова сердитым, снова Флориду пилили за то, что она плохо прячет сладости, и весь цикл повторялся сначала. По царящему в доме настроению Беннет всегда мог определить, какой сегодня день: когда Флорида слишком хорошо спрятала сладости или недостаточно хорошо.

Почти все упомянутые сладости делались лично Флоридой. Она была удивительной поварихой. Настолько хорошей, что мать Беннета иногда одалживала ее подругам для торжественных обедов. Беннету не раз случалось бывать в кухне, когда мать умоляла Флориду никому не раскрывать секрета ее соуса для барбекю, особенно служанкам этих подруг.

Что Беннет и его братья любили больше всего, о чем думали целый день, когда знали, что оно предстоит, это пекановый пирог Флориды. В этом пироге были большие куски пекановых орехов, зачастую снятых прямо с собственного пеканового дерева. Начинка была мягкая, тягучая и сладкая, но не приторная. Корочку пирога Флорида делала по-своему из муки и лярда и тонко раскатывала на кухонном столе. Когда мать ела пекановый пирог Флориды, она закрывала глаза. Беннет и его братья держали глаза открытыми и старались есть побыстрее в расчете на вторую порцию. Обычно они еще просили ложечку ванильного мороженого поверх пирога. И зачем вам мороженое на такой хороший пирог? спрашивала Флорида. Потом вздыхала, глядела на них с грустью и сожалением и выдавала мороженое.

Когда семья сидела за трапезой в столовой, Флорида находилась рядом в кухне. Если что-то было нужно, мать Беннета звонила в медный колокольчик. Флорида входила в открывающуюся на обе стороны дверь со словами: да, миз Ланг? и приносила еще воды, или еще одну вилку, или бараньи отбивные. А где зелень репы? могла спросить мать, когда Флорида войдет. Я не знала, что вы хотите зелень репы, миз Ланг, отвечала Флорида, я сделала лимскую фасоль. Я хотела лимскую фасоль и репу тоже, говорила мать Беннета. Я внизу написала в меню: зелень репы. Вы прочли меню? Извините, миз Ланг, говорила Флорида и исчезала за дверью. В перерывах между звонками колокольчика она ела в кухне одна.

После обеда семья занималась каждый своими вечерними делами, а Флорида мыла посуду. Когда Беннет подрос и стал иногда ходить на танцы, он всегда старался привести новую девушку в дом в начале вечера, когда Флорида еще не ушла. Флорида притворялась, что по горло занята посудой, но успевала как следует рассмотреть спутницу Беннета и не пропустить ни одного слова, оброненного юной леди. Через несколько минут, когда Беннет выходил из задней двери кухни, Флорида украдкой кидала ему взгляд от посуды. Иногда она одобрительно улыбалась и кивала: да. Иногда хмурилась и качала головой: нет. С девушками она ни разу ни словом не обмолвилась, кроме одного случая, когда сказала Сьюзен Колдуэлл, что Беннет будет вторым Томасом Эдисоном.

Фамилия Флориды была Уикер. Флорида Уикер. Единственный раз Беннет услышал эту фамилию, когда позвонили из кредитного союза и попросили к телефону Флориду Уикер. Долг терзал Флориду душевными муками, и она постоянно боялась, что у нее конфискуют те немногие предметы, которыми она владеет. У Лангов она получала не слишком много. Они ей платили тридцать пять долларов в неделю в начале шестидесятых, еще до законов о минимальной часовой ставке. Такой была в те времена стоимость черной прислуги.

Приличную часть своего дохода Флорида тратила на сигареты. Она курила «Пэлл-Мэлл», прикуривая сигарету от сигареты, кроме тех моментов, когда пела, и сигареты ее очень успокаивали. После сорока ее стали мучить болезни дыхательных путей. Она знала, что курение вредит ее здоровью и что она не может себе это позволить, но сигареты были одной из немногих ее радостей, и Флорида никогда не бросала курить. Последние два месяца своей жизни она пролежала на спине в больнице, настолько слабая, что не могла протестовать, с трубкой в трахее, подключенная к диализу вместо отказавших почек, с ногами в надувных баллонах для предотвращения отеков. Когда Беннет узнал, что Флорида умирает, он заплакал, но в больницу не поехал. Не мог он смотреть на нее в таком виде.

В последний раз он видел ее за несколько лет до того, в тот единственный раз, когда навестил ее у нее дома на Гаррисон-стрит в северной части Мемфиса. Он тогда жил в Балтиморе и Флориду уже некоторое время не видел. Она все еще работала у его родителей, хотя уже только один день в неделю. Был жаркий июльский полдень. Оказалось, что Флорида живет в маленьком кирпичном домике, втиснутом между другими такими же, с крыльцом в две ступеньки и закрытой сеткой террасой с веревками для белья. Машина Флориды, старый синий «плимут», который отдали ей родители Беннета после того, как он им долго прослужил, стояла перед домом. Неподалеку на улице хлопал навес. В воздухе плыл запах жареных цыплят.

Когда Беннет открыл сетчатую дверь на крыльцо, там сидела Флорида в белом алюминиевом раскладном кресле. Платье у нее на груди пропиталось потом и липло к коже. Увидев Беннета, она расплылась в улыбке. Вроде как ужасная жара, сказала она, вытирая лоб платком. Боже мой, дай-ка я на тебя посмотрю. Ее мучила эмфизема, и она хрипела на каждом вдохе. Да, ты уже вырос большой, сказала она. Совсем большой. Ты счастлив, детка? Беннет удивился вопросу и понял, что не может на него ответить.

Много лет он пытался себе представить дом Флориды. Интересно было, какая у нее кухня. Интересно, висят ли у нее на стенах картинки с Иисусом или фотографии его и его братьев, есть ли у нее телевизор или большой пушистый ковер. Интересно было, чем пахнет у нее в доме. Но она не пригласила его внутрь. Они час посидели на крыльце, говоря о нем и о его братьях и о ее церкви, а потом он ушел.