Друг мой море (Рассказы)

УРАГАН

Солнце, красное, как раскаленный диск, вывалилось из-за тучи, нижним краем коснулось линии горизонта, и на морщинистую поверхность моря хлынул свет вечерней зари. Он затопил все вокруг. Небо и вода покрылись густым багрянцем. Среди этих красок маленький остров, укутанный искрящимся снегом, выглядел сказочно. Словно подкрашенный кусок сахара необычных размеров, плавал он как бы в невесомости.

Эту картину надо было представить, надо было довериться воображению. Мичман Федор Данилов доверяться воображению не хотел. Он шел не спеша по тропинке, петляющей между кустарниками, и думал о конкретных делах, видел реальные вещи. Снег скрипел под ногами — свежесть воздуха и крепость холода были приятны после душной комнаты.

Федор понимающе поглядывал на неласковый закат, на скалистый берег, где сидели нахохлившиеся чайки, и тихонько ворчал:

— Определенно быть урагану. Засвирепствует, шельма, ночью.

С той стороны, где садилось солнце, показалась подводная лодка. Она приблизилась к острову, обменялась опознавательными сигналами с постом наблюдения и пошла дальше. Подводники торопились в базу, уходили от надвигающегося шторма.

— Придут вовремя, — почему-то вслух произнес Федор, и мысли перенесли его в тесные отсеки лодки. Он почти реально представил себя в крохотной, как теремок, радиолокационной рубке, где когда-то был его боевой пост. И вот снова на него смотрят горящие разноцветные лампочки приборов. В рубке тишина, спокойствие. Только изредка доносятся короткие слова команд да где-то рядом, в центральном посту, позвякивает машинный телеграф... Скоро и они смолкнут... Лодка придет в базу, а там дом, маленькая Наташка... Наверное, уже начала говорить. Интересно, как она произносит слово «папа»?..

Вдруг Федор почувствовал, как неровно забилось сердце и что-то неприятное защемило в груди. Он чертыхнулся, ускорил шаг...

С тех пор как Федора Данилова перевели на отдаленный пост, прошло уже около года. Казалось бы, за это время можно было смириться со своей долей, но грусть о корабельной службе мешала Федору окончательно войти в роль «хозяина» острова. Где-то глубоко, в самом сердце, как заноза жила у него надежда на то, что он еще вернется на подводную лодку. Вот только бы наладилось здоровье.

То, что служба на лодке приносила большее удовлетворение, Федор не скрывал ни от себя, ни от людей. Там у него все как-то лучше получалось. Дело свое он знал, к нему почтительно относились, у него были друзья. Да и дома чаще бывал, несмотря на то что плавал много. А здесь, как убеждал себя Федор, он не «прижился», не нашел общего языка с подчиненными. Федор уже на всякий случай заготовил рапорт, но о своем намерении ничего никому не говорил. Подождет весны, а там видно будет: скорее всего, попросит, чтобы перевели на корабль или куда-нибудь в другое место.

Но это потом, а пока мичман Данилов — начальник радиотехнического поста, который находится на краю света. Здесь он командир и за все в ответе.

Хозяйство на отдаленном посту небольшое. Начинается оно с причала, у которого стоят шлюпка, катер и на берегу будка дежурного по плавсредствам. К этому причалу швартуются буксиры, когда доставляют с Большой земли продовольствие или почту Летом это бывает часто, зимой — редко, с перебоями.

Примерно в трехстах метрах от причала, на холмике, высоко в небо вытянулась мачта с антенной. В стороне от нее — домик: он глядит в студеный мир замершими матово-седыми окнами.

На северной окраине острова, у самого обрыва, пряча отмороженные лапы, неугомонно шумят две сосны. Они примостились там как будто затем, чтобы сдерживать холодный нордовый ветер.

Раньше на острове было три сосны. Изогнутые, покореженные, они походили друг на дружку, как сестры-близнецы. Однажды налетел ураган, и сосна, что стояла невдалеке от причала, не выдержала. Ураган выворотил ее с корнями и опрокинул с кручи.

Федор посмотрел на то место, где стояла сосна, и ему невольно подумалось: «Если б она не упала, может быть, и дела пошли бы по-другому...»

То, что произошло в ту тревожную ночь, было похоже на какой-то кошмарный сон. Данилова разбудил непонятный стонущий гул. Вскочив с койки, Федор оделся и выбежал во двор. Кромешная темнота ревела бесчисленным множеством глоток. Канонада моря давила на перепонки. Федора охватил ужас. На острове он был человек новый, и подобное видеть ему еще не доводилось.

Наваливаясь боком на ветер, Федор сделал несколько шагов и юркнул в соседнюю дверь. После темноты яркий свет больно ударил в глаза, ослепил на некоторое время. Когда Федор осмотрелся, на том месте, где должен сидеть вахтенный радист, он увидел главного старшину Олега Кондрашова. Данилов не понял, почему командир отделения радиометристов в такую пору находится в радиорубке. А потом разглядел сидящего рядом с Кондрашовым матроса Емельянова. И ему все стало ясно.

Кондрашов улыбнулся и тут же обратился к Емельянову.

— Слышите? Нас вызывают. Неужели не слышите? — искренне удивился Кондрашов.

Писклявые знаки морзянки назойливо лезли в уши, а Емельянов не успевал их читать.

Кондрашов спокойно наставлял:

— Отвечайте, что слышимость хорошая и мы готовы принимать радиограмму...

Федор тогда подумал, что Кондрашов заигрывает с Емельяновым, ублажает его прихоти. Он вспомнил тот день, когда Олег Кондрашов, временно исполнявший обязанности начальника поста, передавал ему дела. Они зашли в кочегарку. Им навстречу медленно, неуклюже встал матрос Емельянов и дурашливо ухмыльнулся:

— Извиняюсь, конечно, пардон, но здесь вы можете запачкать китель.

Федор отметил, что в кочегарке беспорядок. Емельянов же не смутился и спросил:

— Можно вам задать один вопрос?

— Задавайте!

Емельянов стал в какую-то неестественную позу, начал с расстановкой:

— Мне хочется быть, ну, скажем, радистом или радиометристом, а я вот тут в дыму и копоти прозябаю. Как, по-вашему, товарищ мичман, могу я приобрести более приличную специальность?

Федору не понравились тон и манера обращения матроса, но он сдержанно ответил:

— Это будет зависеть от вас, от вашего старания. А для начала наведите в кочегарке порядок.

— Спасибо! За мной дело не станет.

Когда Федор и Олег остались одни, Олег сказал:

— Веселый, удалой парень этот Емельянов, но бесшабашный.

— И разболтанный, — строго заметил Федор и задумчиво добавил: — Может, сделать попытку: пусть на радиста поучится.

После того случая Федор несколько раз еще беседовал с Емельяновым, однако симпатии к нему так и не почувствовал. Поэтому, когда увидел, что Кондрашов сидит ночью в радиорубке с Емельяновым, ему стало не по себе, он строго сказал:

— Не время сейчас заниматься этим, товарищ Кондрашов, — и, чтобы оправдать свою раздраженность, добавил: — Ветер свирепый. Если не предпримем мер, от катера и шлюпки останутся щепки.

Федор сделал небольшую паузу, потом, обращаясь к Емельянову, сказал:

— Немедленно отправляйтесь на пирс и заведите дополнительные швартовы с катера. Шлюпку тоже прикрепите понадежнее. Ясно?

Емельянов не успел еще ничего ответить, в разговор вмешался Кондрашов:

— Товарищ мичман, на пирс идти сейчас опасно.

Федор вспыхнул:

— Если Емельянову опасно, тогда пойдете вы.

Кондрашов ответил: «Есть!», оделся и ушел. А через час ободранного, с переломанной ногой Олега принесли в кубрик. Упавшая сосна хлестнула его самой макушкой.

С той ночи Данилов почувствовал себя на острове чужим...

Вороша в памяти прошлое, Федор не заметил, как очутился на пирсе. Рядом с ним выросла фигура Олега Кондрашова. Федор и Олег вошли в будку дежурного. Молча присели на скамеечку, закурили.

— Хорошую хатенку мы с вами смастерили. В тепле можно покурить, — начал первым Кондрашов. — Мы уйдем, а память останется...

Федор глубоко затянулся. Выпуская через нос струйки дыма, отозвался с сожалением:

— Что это за память? Разве такую память по себе люди должны оставлять!

— Завидуете подводникам?

— Нет, просто... Впрочем, вру: завидую!

— Федор Терентьевич, хотите, я отгадаю ваши мысли? — предложил Кондрашов. — Вы сейчас думаете о том, как мы все относимся к вам.

— Правда! — сознался Федор. — А как вы угадали?

— Очень просто. Вы не рассчитывали увидеть меня в эту минуту здесь и пришли сюда. А пришли потому, что считаете себя виноватым прежде всего передо мной. Хотя ни у меня, ни у остальных ребят нет никакого сомнения в том, что вы тогда поступили правильно. На вашем месте я сделал бы так же. Верите этому?

— Оно-то верно, но вышло некрасиво.

— Некрасиво выглядело с моей стороны. Матросы вначале этого не поняли. В их глазах я выглядел героем, который готов ломать себе ноги, защищая их. Потом они разобрались, что к чему. Емельянов тоже понял. Смотрите, какой перелом произошел в его характере. Подтянулся, радиометрист отменный и скоро радиовахту будет самостоятельно нести.

— Так это все ваша заслуга, — вставил Данилов.

— Не будем делить славу, Федор Терентьевич. Без вас я не вывел бы Емельянова в люди. Вы меня извините, что я много говорю. Но иногда полезно и учителю послушать своего ученика. Вы старше меня, у вас больше опыта, а дело мы одно делаем. Вот вам, кажется, не нравится здесь, на острове, хотите снова уйти на корабль. Правильно, масштабы там побольше. А я так считаю: если человек хорош в малых делах, он и в больших будет хорош. А матросы привыкли к вам, искренне уважают.

Федору вдруг захотелось сейчас же, немедленно сказать Кондрашову что-нибудь хорошее и теплое, чтобы тот не думал о нем как о человеке бесчувственном. Однако признаться в том, что расслабился, он стеснялся и поэтому, вставая, спросил только:

— А дежурного по плавсредствам будем на ночь выставлять? Погода что-то портится...

— Я думаю, что надо, Федор Терентьевич, — ответил Кондрашов.

...Серая мгла неожиданно заполнила небо над островом. Густо повалил снег. Пока Федор шел до поста радиометристов, уже началась вьюга. На вахте у радиолокационной станции сидел Емельянов и смотрел, как на индикаторе по часовой стрелке бежала светящаяся черточка, оставляя за собой светло-зеленое кружево. Посылая свои незримые импульсы, локатор шарил по поверхности беспокойного моря. Не встретив на своем пути никаких препятствий, электромагнитные волны где-то далеко-далеко затухали. И я индикаторе не появлялось ни одного «светлячка».

А потом Емельянов вдруг насторожился и растерянно сказал:

— Товарищ мичман, антенна вразнобой вращается с разверткой.

— Это худо. — Данилов придвинулся ближе к индикатору кругового обзора.

— Наверное, ветер нашалил, — высказал свое предположение Емельянов.

Федор задумчиво смотрел на экран. Ничтожно маленькое расстояние разделяло развертку с неподвижным индексом. Все, кто находился в посту, ждали, какое решение примет мичман. Матросы хорошо понимали, что с выходом из строя радиолокационной станции их пост наблюдения теряет свою значимость. А это равносильно тому, что остаться без глаз. Да еще в такую погоду.

— Надо подняться на мачту, —сказал Данилов.— Рискованно, но другого выхода нет. Нужен доброволец.

Трудно сказать, сколько секунд длилось бы молчание, если бы Данилов не встретился взглядом с Емельяновым.

— Добро, Емельянов, разрешаю вам идти со мной, — сказал мичман.

Сборы были недолгими. Мичман и матрос привязались друг к другу страховочным концом, взяли инструмент, вышли из комнаты. Ураган налетел на них сразу со всех сторон. Ледяной поток, несущий жесткую кашу из снега и земли, ударил в лицо. Федор почувствовал, как его оторвало от земли и швырнуло в сторону. В то же мгновение рядом очутился Емельянов: он цепко ухватился за Данилова и, прерывисто дыша ему в лицо, прокричал:

— За меня прячьтесь!

Ветер относил его слова, и ему приходилось их повторять:

— Я говорю, прячьтесь за меня!

Они поднимались и пытались двигаться вперед, а порывы ветра то отбрасывали их назад, то, наваливаясь снизу, поднимали вверх. В эти мгновения, казалось, вихрь оторвет их от земли и унесет в море.

Понимая всю отчаянность положения и забыв о себе, Данилов почему-то думал только о Емельянове.

— Ничего, Володя, докарабкаемся. Держись покрепче, — приговаривал он.

Несколько десятков метров, которые отделяли мачту от домика, показались бесконечными. Еще труднее было взобраться на мачту и работать там. Жгучий ветер пронизывал насквозь, до боли прижимал к стальным скобам трапа, не давал дышать. Озябшие руки слушались плохо. Долго пришлось повозиться, пока заменили сопротивление в редукторе антенны.

Когда Федор и Владимир закончили работу, над островом уже было звездное небо. Ветер все дальше угонял в море громадную черную тучу.

— Смотрите-ка, и ураган прошел, — обрадовался Емельянов.

— Да-а, ураган прошел, — многозначительно заметил Данилов...

С моря тянуло влагой. В воздухе еле улавливались запахи талого снега, пробуждающейся земли. Незримо где-то зрела ранняя весна...