Ханна всматривалась в элегантно одетую изысканную незнакомку в напольном зеркале, не веря своим глазам. Неужели это она? Не может быть.
Она сняла пиджак, изучила силуэт длинной юбки, разгладила шелковую блузку и повернулась перед зеркалом, чтобы получше рассмотреть себя со всех сторон.
Хозяйка магазина крутилась вокруг неё, и зрелище ей определенно нравилось.
– У вас волосы завязаны в хвост, мадам. Но мне кажется, вам больше пойдет, если вы соберете их в свободный узел на затылке.
Отражение в зеркале молча кивнуло, соглашаясь.
– У вас прекрасные волосы. Какой чудесный цвет! – Хозяйка отступила на три шага назад, окинула Ханну взглядом с головы до ног и в театральным жесте заломила руки. – Уже давно я не продавала наряд с таким удовольствием. Эти вещи выглядят так, словно на вас и шились. Их можно носить и вместе, и по отдельности – в зависимости от ситуации. Обратите внимание, пошив намеренно простой, без вычурной отделки.
– Да, вещи великолепны.
– И на редкость элегантный крой. Повернитесь, мадам.
Ханна послушалась, и когда роскошная юбка прошелестела вокруг её икр, закрыла глаза. Недавно, в Алисиной Стране чудес, ощущение счастья было так велико, что хотелось плакать, а сейчас ей казалось, будто чудесный сон все еще длится.
– Теперь я все это упакую, – напомнила о себе хозяйка. – Брюки тоже берете? Они такие изящные!
Ханна вновь надела пиджак, скользнула ладонями по лацканам и на секунду замешкалась с ответом.
– Э-э, да… А можно я так и пойду?
– Нисколько не возражаю, мадам!
Хозяйка рассмеялась, а Ханна покраснела.
– Это, конечно, представляется вам глупой причудой…
– Нет, что вы, мадам. Конечно, нет. Я совсем не против. Буду только рада увидеть, как вы выходите из моего магазина в этом наряде. А вашу одежду я запакую.
Женщина не сказала «вещи» или «платье и пальто», а просто «одежду». Сердце Ханны бешено стучало. Она покупала роскошный наряд за сто двадцать пять фунтов! Теперь она осознала, почему попросила мистера Джиллимена выплатить половину гонорара наличными, ведь чековой книжки у неё не было, а почувствовав себя богачкой, она хотела тратить деньги.
Издатель отсчитал десять десятифунтовых банкнот, тепло улыбаясь, и сейчас, отдавая двенадцать купюр владелице магазина, Ханна уже собралась было добавить пять фунтов, но та вдруг сказала:
– Пусть будет сто двадцать, хорошо?
Ханна поблагодарила, довольная тем, что ей сделали скидку, потому что иначе она едва наскребла бы на билет на метро до дому.
Хозяйка вручила покупательнице старую одежду, сложенную в пакет, бледно-голубой с одной стороны и с желтой надписью «Ивонн» с другой. Затем проводила Ханну до дверей, выразив надежду еще не раз увидеть её в своем магазине.
Ханна прошла всего несколько метров до центральной улицы, когда заметила, что на неё обращают внимание – и это на Оксфорд-стрит, где можно напялить на себя хоть мешок, хоть изысканное вечернее платье в любое время дня и ночи, и никто и слова не скажет.
Намереваясь позже вечером встретиться с Дэвидом, Ханна отказалась от его предложения пообедать вместе, но сейчас ей хотелось броситься назад в Джейсон-гарденс, чтобы похвастаться, и не только Дэвиду, но и двум очаровательным людям из «Алисы в стране чудес», ведь Наташа тоже стала частью её чудесного сна.
Все же Ханна не поддалась искушению вернуться к друзьям и отправилась домой.
К счастью, миссис Фенвик уже ушла, потому она поднялась прямиком в свою спальню. Первым делом Ханна устремилась к большому зеркалу. Там отразилась незнакомка – уравновешенная, стройная, элегантная… Элегантная – на этом слове её мысли окончательно запутались. Вот когда её увидит Дэвид…
Но сегодня она не могла надеть этот наряд – слишком рискованно. Пока нужно его спрятать. Но вот куда? Разве что у задней стенки гардероба, среди зимних вещей.
Ханна переоделась, прошла на кухню, села за стол и так и сидела, барабаня пальцами по краю столешницы, спрашивая себя: «И что теперь? Что мне делать?» и уже зная ответ – теперь осталось только заняться с ним любовью.
О Боже, да как она вообще могла о таком подумать? Она ведь замужем!
Внутренний голос заявил тихо, но твердо:
«Да, ты никогда так не думала, пока тебе не пришлось два года спать через стенку с садистом».
– Нет, он не такой.… Не называй его так. Не такими словами…
«Хорошо, придумай другое название. Но только не начинай опять: Хамфри добрый, он такой добрый».
Она вдруг обнаружила, что шепчет, и сказала вслух:
– Прекрати, Ханна. Прекрати так думать.
Остаток дня казался бесконечным. Она не могла дождаться, когда Хамфри наконец откроет дверь, и наконец услышав, как ключ повернулся в замочной скважине, отправилась в столовую и встала у стола, делая вид, что накрывает ужин.
Обернулась и прижала ладонь к губам – Хамфри стоял в дверном проеме, и было видно, что он болен.
– Я не хочу есть, – просипел он голосом хриплым, как карканье. – Кажется, я простудился. Мне бы кофе и пару таблеток аспирина. Пойду, полежу.
Ханна последовала за мужем в коридор, бессвязно бормоча:
– Как это ты умудрился простуду подхватить – на тебя не похоже.
– Наверное, у нас в офисе эпидемия. Надеюсь, скоро пройдет. Я взял отгул: у меня еще три дня осталось, которые нужно использовать до конца месяца – иначе просто пропадут. В любом случае до завтра я поправлюсь.
– Позвонить твоим друзьям – предупредить насчет сегодняшнего вечера?
Хамфри удивленно посмотрел на неё.
– Зачем? Двое из игроков работают в моем отделе.
– Ах да, конечно.
Ханна смотрела, как муж взбирается по лестнице. Потом вернулась на кухню и на секунду задумалась.
Ну почему никогда не бывает так, как хочется? День так чудесно начинался, и она надеялась, что дальше будет еще лучше, когда она расскажет Дэвиду о своем решении. Необходимо позвонить ему. О, кофе. Надо сделать чашечку кофе, и наверняка за вечер пройдется приготовить еще не одну. Что ж, она готова поить мужа горячими напитками каждые полчаса — все что угодно, лишь бы на выходные он как всегда уехал по своим делам.
Дэвид сказал по телефону:
– О, Ханна, я так ждал нашей сегодняшней встречи. А как насчет выходных?
– Он откажется от своих планов, только если будет при смерти.
– Правда?
– Да.
– Тогда я начинаю молиться. Я не видел тебя лишь несколько часов, но мне они показались вечностью. Как прошел день?
– Ну, я потратила часть моего аванса.
– Неужели?
– Да, в одном месте спустила все, что получила, и даже на двадцать фунтов больше.
– Что же ты такое купила?
– Подожди и увидишь.
– Созвонимся попозже?
– Нет, он может услышать наш разговор из своей комнаты. Давай я тебе утром позвоню. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, милая.
Ханна сидела на кухне, и тут ей вспомнился бабушкин рецепт от кашля и простуды – мята, виски, сахар, лимон и кипяток.
Вот только где взять мяту? Ханна до сих пор любила мятные конфеты, которыми её всегда угощала бабушка. А еще в шкафчике был травяной чай из мяты с имбирем – их настоем бабушка пользовала домашних от простуды. Этим же средством лечили детей в доме Джейни, а для взрослых сестра предназначала микстуру покрепче. Итак, есть мятные конфеты и мята с имбирем – можно приготовить лекарство. Ханна щедро плеснула в кружку виски, добавила две ложки коричневого сахара с горкой, лимонный сок, немного мяты с имбирем и четверть пинты кипятка. Все хорошенько перемешала, сделала маленький глоток, закашлялась, проморгалась и понесла напиток в комнату мужа.
Хамфри лежал на спине с закрытыми глазами, прижимая ко рту носовой платок.
– Что это?
– Универсальное средство от простуды. Рецепт моей бабушки.
– Из чего оно?
Ханна перечислила ингредиенты. Хамфри приподнялся на кровати и посмотрел на неё.
– Ты мне раньше о нем не рассказывала.
– А зачем? Ни ты, ни я раньше серьезно не простужались. Так, изредка носом шмыгали – и все.
Он потрогал кружку и пожаловался:
– Горячо.
– Так и должно быть. И нужно выпить все залпом, а не маленькими глоточками.
Муж попробовал, закашлялся, заморгал, как она до этого.
– Ого, крепкая какая микстура!
– Пей до дна.
Хамфри внимательно посмотрел на жену, поднес кружку ко рту и начал глотать, остановившись только на секунду, чтобы перевести дух. Когда кружка опустела, он протянул её Ханне:
– Спасибо.
– Я все уберу и пойду спать. Думаю, тебе больше ничего не понадобится.
Он улегся, натянул одеяло до самого подбородка и спросил:
– Ты собиралась сегодня пойти к Джейни?
– Да, но не беспокойся. Я ей уже позвонила.
Муж кивнул. Он явно знал, что она кому-то звонила, и Ханна порадовалась, что в спальне нет параллельного телефона. Иначе Хамфри точно подслушал бы беседу.
– Спокойной ночи, Ханна, и спасибо.
– Спокойной ночи.
* * *
Она проснулась поздно. Было уже без двадцати пяти восемь.
Сидя в кровати, Ханна вдруг поняла, что её разбудило. Кто-то ходил туда-сюда, и двери то открывались, то закрывались.
О, Господи. Она вскочила, накинула халат и побежала на кухню. Хамфри сидел за столом.
Он улыбался, и когда заговорил, то его голос уже не хрипел.
– Средство твоей бабушки нужно запатентовать – волшебная штука. Я почти здоров. – Потом добавил: – Налить тебе чаю?
– Нет, нет, – Ханна замахала руками. – Сама налью. Я проспала. Я… – она остановилась и присмотрелась к мужу: – Да, ты выглядишь намного лучше. Вчера я думала, придется тебе брать больничный.
– Я тоже так думал. Но сейчас мне уже гораздо легче.
Она заставила себя обеспокоенно сказать:
– На твоем месте я бы побереглась. Ты еще не совсем здоров.
– Нет, уверен, со мной все в порядке.
С сомнением Ханна спросила:
– Так ты все-таки уедешь на выходные?
Он не успел ответить – зазвонил телефон. Ханна сняла трубку и услышала ненавистный голос:
– Это миссис Беггс. Мистер Дрейтон дома?
– Да, сейчас я его позову. – Она подошла к дверям кухни и окликнула: – Это тебя… миссис Беггс.
– О! – Хамфри поспешил к телефону и спустя пару секунд громко заговорил: – Вчера я сильно простудился, но сегодня мне намного лучше, поэтому можешь их успокоить. Буду примерно к двенадцати. Спасибо, Бегги. Пока.
Ханна стояла у кухонных дверей, когда муж на прощание сказал:
– Я непременно уверю их, что выздоровел только благодаря тебе и лекарству твоей бабушки.
Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ:
– Оно всегда помогает.
– Надо запомнить рецепт. Вдруг пригодится в будущем, – подытожил Хамфри.
Он уже отошел от двери, как вдруг торопливо шагнул назад и спросил:
– Ты… ты поедешь к сестре?
– Да, да, попозже.
– Хорошо, очень хорошо. Мне совсем не по душе, что ты все выходные одна… но ты же знаешь, в каком я положении.
Муж словно ждал её ответа, но, не дождавшись, кивнул и зашагал прочь.
Хамфри ушел около десяти. Ханна наблюдала из окна, как муж удаляется по улице. Казалось, он едва сдерживался, чтобы не перейти на бег, но Ханна объяснила себе, что он должен спешить на поезд до Уортинга, и вновь удивилась, почему он не хочет купить машину. Она однажды задала этот вопрос, а Хамфри скривился: «А как ты думаешь, где я возьму денег на такое ценное приобретение? Да еще и на содержание автомобиля!»
Ханна вспомнила, что спросила затем: «А почему бы тебе не попросить денег у дяди?» и получила довольно странный ответ: «Ты еще многого не знаешь о моих родственниках». Тогда она решила, что старики, наверное, не самые отзывчивые на просьбы люди. Но все равно удивительно, ведь Хамфри – их единственный родной человек, а тетя и дядя располагали значительным состоянием, полученным в наследство: дядя Джордж владел частью семейной текстильной компании, в которой его будущая жена работала управляющей. Они поженились довольно поздно и усыновили Хамфри, осиротевшего сына троюродной сестры мистера Дрейтона. Мальчик стал для них по-настоящему родным, так как своих детей у супругов не было. Поэтому Ханна, в общем-то, понимала, почему Хамфри так о них заботится – чтобы и отплатить за их доброту, и что-то получить после их смерти.
Когда муж исчез за поворотом, Ханна поспешила к телефону.
Услышав в трубке голос:
– Алло, кто говорит? – она ответила:
– Некая миссис Ханна Дрейтон, мистер Миллер.
Собеседник засмеялся и сказал:
– Доброе утро, мадам.
– Доброе утро, Питер. Дэвид дома?
– Сожалею, его нет. Он у мистера Джиллимена, но я могу ему позвонить.
– Можете ему передать, что кое-кто не прочь пообедать с ним у Микки где-то в час?
– Конечно, я передам ваше сообщение, мадам. Осмелюсь спросить, удостоюсь ли я чести лицезреть вас этим вечером? Возможно, вы зайдете на чай?
– Конечно, Питер.
– Буду рад вас видеть.
– До свидания, Питер.
– До свидания, мадам.
Она стояла, глядя на телефон. Питер такой чудесный. Дэвиду повезло найти родственную душу, друга, домоправителя и повара в одном-единственном человеке.
Она буквально взлетела по ступеням и начала готовиться к встрече с мужчиной, который снова перенесет её в Страну чудес, и не только сегодня.
Она наконец решилась.
* * *
Ханна вышла со станции на оживленную улицу. Осмотрелась – Дэвид стоял у края тротуара метрах в трех от неё. Он взглянул в её сторону, сначала вскользь, словно не заметив, а затем, в следующую секунду, поспешил к ней.
– Я... я просто глазам не верю. Не думал, что ты можешь выглядеть еще прекрасней… Это совершенно…
Он отступил назад и нечаянно толкнул прохожего, который проворчал:
– Аккуратнее, парень, смотри куда идешь.
Дэвид обернулся и, взглянув на спутницу мужчины, извинился:
– О, прошу прощения. Я вам на ногу не наступил?
– Нет, что вы! – женщина рассмеялась, покосилась на Ханну и отнюдь не шепотом сказала своему сопровождающему: – Я бы не возражала, чтобы мне наступили на ногу, только бы выглядеть вот так же!
– Идем поскорее. – Кавалер повел её прочь, а Дэвид взял сумку Ханны в одну руку, другой приобнял её за плечи, и они пошли через толпу к тому месту, где обычно садились на автобус. Но тут Дэвид сменил курс:
– Ты слишком элегантна сегодня, чтобы ехать в переполненном автобусе.
Он поднял руку и закричал проезжавшему автомобилю:
– Такси!
В следующую минуту Ханна уже удобно устроилась на черном кожаном сиденье, и они понеслись на север, в сторону Кэмдена.
Кроме их зарезервированного столика в тихом уголке кафе, все остальные были заняты. Появление Дэвида и Ханны не осталось незамеченным: один или два посетителя одобрительно посмотрели в их сторону. Микки лично поприветствовал новоприбывших, обратив особое внимание на Ханну:
– О, вы шикарно смотритесь. Только что из Парижа?
– Да, Микки, метнулась на часок.
– И оторвали там отличную тряпицу, должен сказать. – Он кивнул головой. – Надо же, как ладненько все сочетается. Надеюсь, моя жена вас не увидит. – И, склонив голову, спросил: – Где вы нашли такую красоту? В городе? Ну, я имею в виду, прямо здесь?
– Да, конечно. Маленький магазинчик неподалеку от Оксфорд-стрит, «Ивонн». Отведите жену туда, она будет просто счастлива. Гарантирую.
Лицо Микки вытянулось:
– Да, но буду ли счастлив я?
– Наверняка! Там очень умеренные цены. Думаю, на Оксфорд-стрит за такую же вещь я заплатила бы вдвое больше.
– Не шутите?
– Да нет же.
– Так как вы сказали, тамошнее название? «Ивонн»?
– Да, «Мадам Ивонн».
Микки уже дернулся отойти от них, но потом повернулся к Дэвиду и тихо произнес:
– Спасибо, что позвонил мне во вторник.
– О, это не меня стоит благодарить, а Джилли – он всегда держит нос по ветру. Могло ведь и не получиться, Джилли не порекомендует сделку, от которой пахнет тухлой рыбой. Как он говорит, рыба должна быть свежей, да еще и с картошечкой, специями и в правильно свернутом кульке.
– Прямо так и говорит? Забавный парень! Ну, а вот и Оскар. Он вам расскажет о нашем сегодняшнем особом меню. — Микки уступил место официанту, которого на самом деле звали Гарри Блайт, но с первого дня работы в ресторане его именовали не иначе как Оскар Демонт. У «Оскара» было громадное преимущество перед Гарри: он изъяснялся на трех иностранных языках одновременно, естественно, с жутким английским акцентом …
Когда они сели за столик, Ханна наклонилась к Дэвиду. Её голос журчал как ручеек.
– Я вновь в Стране Чудес.
– Что? – склонил он к ней голову.
– Я сказала «Я вновь в Стране чудес». Однажды утром я туда перенеслась, когда мистер Джилли танцевал со мной среди книжных полок, напевая свои стихи, а потом был магазин мадам Ивонн. Она превратила Золушку в принцессу, став моей феей-крестной, и подобрала для меня бальное платье, а когда я сегодня вышла со станции, то вновь оказалась в стране чудес, потому что там был ты, и еще сейчас я встретила очередного Безумного Шляпника. Все линии сошлись здесь, и я боюсь только одного – проснуться.
Дэвид ответил не сразу – откинулся назад и сказал:
– Если бы все зависело только от меня, твой чудесный сон никогда бы не заканчивался.
Они не стали засиживаться в кафе, предвкушая тот момент, когда смогут остаться только вдвоем в безопасности квартиры Дэвида. Выйдя из ресторана, они не воспользовались ни автобусом, ни такси, а просто пошли пешком, и по дороге почти не разговаривали.
* * *
Дверь открыл Питер и, казалось, настолько поразился новой миссис Дрейтон, что потерял дар речи. Наконец он заговорил:
– Мои поздравления, мадам. Ваша красота расцветает с каждым днем.
– О, я так и знал, что ты скажешь нечто подобное в довершение всех моих сегодняшних комплиментов, – закивал Дэвид.
– Прошу прощения, сэр, что ваше восхищение не смогло пробудить в вас красноречие, способное перещеголять мою простую похвалу.
– Да ну тебя.
– Вы, оба, прекратите, наконец, пикироваться на пороге и позвольте мне снять жакет и, надеюсь, немного отдохнуть.
Питер взял у гостьи жакет, наклонился, поднял её сумку и направился в сторону спальни. Ханна проводила его взглядом и прошептала Дэвиду:
– Я… я надеялась…
Её голова поникла, и она не смогла закончить фразу, но подошла к столику, на котором был сервирован чай, села на диван и пробормотала, по-прежнему потупясь:
– Не так-то легко это сказать.
Дэвид опустился на кушетку рядом, приобнял Ханну за плечи и спросил:
– Что нелегко сказать?
– Можно мне остаться на выходные? – она повернула голову и взглянула ему в глаза. Ханна надеялась, что Дэвид сгребет ее в охапку и поцелует, но он только нежно погладил её по щеке и, к её удивлению, попросил:
– Нальешь мне чаю?
Это было так неожиданно, что у неё перехватило дух. Ханна откинулась на спинку дивана, зажмурилась и сделала глубокий вдох. А потом Дэвид произнес:
– Ладно, я сам.
Она смотрела, как он покачал чайник, прежде чем разлить напиток по чашкам. Вернулся Питер.
– Справитесь, сэр? – спросил он.
– Думаю, да, Питер. Думаю, да.
Они остались вдвоем, и, не глядя в глаза, Дэвид протянул ей чашку с чаем и прошептал:
– Дорогая, не обращай на меня внимания. В ближайшие несколько минут я буду выглядеть полным идиотом.
Ханна схватила его за руку, пока внутренний голос бурчал: «Жизнь – странная штука». Она не знала, как теперь продолжить разговор. Её предложение, должно быть, прозвучало слишком смело, даже грубо. Она-то надеялась, что Дэвид обрадуется и обнимет её. Что же случилось? Они словно поменялись местами. Казалось, теперь смутился Дэвид.
Нет, не совсем так, но выглядел он сбитым с толку.
Ханна окончательно растерялась, когда ее избранник холодно произнес:
– Попрошу Питера убрать со стола: сегодня он хотел уйти пораньше, чтобы успеть сделать покупки до того, как отправиться в свой клуб.
Когда Дэвид позвал Питера, его голос сорвался, и он закашлялся.
Слуга появился не сразу, и Дэвид посмотрел на потолок и пробормотал:
– Я не слышал, чтобы он поднимался вверх. Ступеньки не скрипели.
В эту минуту показался Питер – он буквально ворвался в комнату.
– Кажется, у вас посетитель, сэр.
Дэвид вскочил на ноги.
– Кто? – спросил он.
– Пилл, сэр. То есть лорд Пиллбек.
– О, нет, Питер. Только не это!
– Я заметил его из окна. Он сомневался, по какой лестнице подниматься.
– Тогда убери здесь все и можешь идти.
– Нет, сэр, я останусь, пока он не отправится восвояси. А то еще просидит здесь всю ночь. Похоже, ему снова нужна помощь.
– Боже, только не снова.
Тут зазвонили в дверь, и Питер поставил поднос, который взял со стола, поправил пиджак, распрямил плечи, с усмешкой взглянул на Дэвида и направился открывать.
До них донесся чистый, высокий голос:
– День добрый, Питер. Рад тебя видеть. Хозяин дома?
– Да, сэр. Проходите.
– Спасибо, Питер. Спасибо.
Дэвид поднялся навстречу вошедшему. Перед Ханой предстал человек среднего роста лет шестидесяти или около того. У него было круглое, полнощекое, но землистое лицо. Когда он снял шляпу и передал её Питеру, Ханна ожидала увидеть проседь, если не полностью седую голову, но оказалось, что густая шевелюра визитера выкрашена в черный цвет. Чувства, охватившие Ханну с того момента, как Дэвид столь странно отреагировал на её предложение, отступили на второй план, и теперь её переполняли любопытство и сострадание. Подумать только – посетитель был лордом, первым лордом, которого она встретила в своей жизни.
Он подошел поближе, и Ханна смогла оценить его костюм. «Поношенный» – вот каким словом она бы его описала. Темно-синее пальто было старомодным, серые брюки еще хранили следы отутюженной стрелки, но внизу, у коричневых кожаных ботинок, уже обтрепались. У неё промелькнула мысль, что сейчас никто не должен так одеваться – можно же купить себе вполне приличный костюм всего за несколько фунтов в одном из множества благотворительных магазинов.
– Ханна, позволь представить тебе лорда Генри Пиллбека. Генри, это миссис Ханна Дрейтон.
– Рад встрече, дорогая. – У нежданного гостя был приятный, хорошо поставленный голос.
– Как поживаете? – ответила она, позволив новому знакомому коснуться губами ее руки, но вместо того, чтобы взглянуть на лорда, посмотрела на Дэвида. Тот легко кивнул головой – движение, смысл которого от неё ускользнул.
– Присядь, Пилли. Уверен, ты не откажешься от чашки чая, – предложил Дэвид и добавил: – Питер, не принесешь ли нам еще чаю?
– Конечно, сэр.
Прежде чем усесться на кожаный стул, лорд Пиллбек передвинул его так, чтобы видеть всю комнату, и, осмотревшись, заметил:
– Какая замечательная квартира, Дэвид. Кто занимался интерьером? Спенсер?
– Конечно, нет. Разве мог бы я позволить себе Спенсера, Пилли? Нет, я все сделал сам.
– Ого. Ты умница. Я всегда это говорил.
– А как твои дела? – спросил Дэвид, вновь устроившись на диване.
Прежде чем ответить, пожилой человек внимательно изучил их обоих.
– Помаленьку, Дэвид, все как обычно. Ты же понимаешь – мир сильно изменился. Ты бывал где-нибудь в последнее время – ну, на вечеринках в загородных домах?
– Ты же знаешь, Пилли, я никогда их не любил.
– Да, помню, как это раздражало леди Клариссу. Видел её в последнее время?
– Нет. – Дэвид ответил довольно холодно, но гость, казалось, этого не заметил и продолжил: – Она совсем не меняется. Разве что становится все моложе. В смысле, все более скандальной. Я заходил к ней на прошлой неделе. Все меняется. Все меняется. – Лорд грустно покачал головой и, глядя на свою руку, словно изучая ногти, сокрушенно вздохнул: – Никакого гостеприимства! О, времена! – он кивнул Ханне. – Знаете, раньше вечеринка могла длиться пару недель. А как вкусно кормили! Я не любитель конных прогулок, но зато развлекал всех по вечерам. Помнишь, Дэвид?
– Помню, конечно, помню.
– Какие чудесные получались шарады! Я мог спародировать любого актера, даже актрису. О да, даже актрису! – он вновь кивнул в сторону Ханны.
– Ты давно был за границей? Посещал своего кузена?
– О! – лицо цвета глины покрылось морщинами, словно трещинами, губы искривились в недовольной гримасе, ноздри расширились, а голос звучал раздраженно, когда Пилли процедил: – Уже шесть месяцев не виделись. Ты знаешь, что он снова женился?
– Алек? Женился?!
– Да-да, я был так же удивлен, как и ты, ведь он на пяток лет старше меня. Старый дурак! Да и она не моложе – старая кляча, я бы сказал. Но она знала, что делает. Я удивился, потому что братец всегда охотился за красотками, а эта всего лишь работала медсестрой. Ухаживала за Алеком, когда его прошиб радикулит. – Голова лорда раскачивалась из стороны в сторону, словно ему было трудно подбирать слова, чтобы выразить свое презрение. – Медсестра, только представь, обычная медсестра! – теперь он грозил Дэвиду указательным пальцем. – Медсестры очень-очень опасны. О да, намного опаснее красоток! С ними за свои деньги ты хоть что-то получаешь. Предполагаю, бедняга достиг того возраста, когда ему понадобились забота и уход. И эта хищница так его ублажила, что когда она собралась переезжать к другому пациенту, старик сделал ей предложение, и она прыгнула в его постель намного быстрее, чем позволяют приличия. Простите, – кивнул он Ханне, – если мое объяснение того, как этой дамочке удалось сделаться женой моего кузена показалось вам грубым, но из песни слов не выкинешь. Да к тому же эта особа беспричинно невзлюбила меня и убедила супруга, будто я в хозяйстве вещь бесполезная. И это после стольких лет, когда мы периодически проводили время вместе. Ведь правда, Дэвид?
– Да, вы много путешествовали вдвоем с Алексом.
– И я все-все организовывал. Я хорошо умею организовывать путешествия – ты же знаешь. Это мой талант. Я находил лучшие отели, доставал билеты на лучшие места в иностранных поездах, обеспечивал братца максимальным комфортом – и что получил взамен? Посмотрим правде в глаза – пинок под зад!
– Хочешь сэндвичей, Пилли? – протянул гостю тарелку Дэвид. – Сделай одолжение. Жалко, если придется отдать их птицам.
– Для тебя – все что угодно.
Лорд послушно смел все сэндвичи с копченым лососем, а потом еще и порцию бутербродов и маслом, и закончил четырьмя пирожными.
Ханна заметила, что во время еды Пилли мало говорил: очевидно, был очень голоден. Она смотрела, как он утонченным жестом вытирает пальцы маленькой чайной салфеткой. Потом, глядя на Дэвида, гость спросил:
– А сколько у тебя здесь комнат?
– Только вот эта, в которой мы сейчас сидим, и моя спальня.
– Что, в таком большом доме всего две комнаты?
– Ну, внизу склад, где хранятся книги моего работодателя, а наверху квартирка Питера, но там тоже только одна спальня.
– Как жаль, как жаль. Я вот ищу, где бы остановиться на пару дней.
– У тебя что, нет съемного жилья?
– Есть, конечно. Делю его еще с одним человеком, но он невыносим, просто невыносим.
Подслушивал ли Питер разговор, Ханна не знала, но в этот момент он вдруг появился в гостиной и, глядя на Дэвида, произнес:
– Уже пора, сэр. – Слуга указал на часы на каминной полке. – Вы обещали быть у мистера Джиллимена в половине пятого. Он прислал за вами машину.
Дэвид перевел изумленный взгляд с Питера на Ханну.
– Бог мой, я совсем забыл! А ты почему мне не напомнила?
– Я хотела, но в таких делах привыкла полагаться на Питера.
Тут она сообразила, что сболтнула лишнего – прозвучало, будто она здесь живет. Чтобы исправить ошибку, Ханна вскочила на ноги и пояснила:
– На работе, понимаете? Я работаю у мистера Джиллимена на полставки.
– Понятно, – кивнул Пилли. – Выходит, вы, как и я, просто зашли в гости.
– Да, зашла с сообщением от мистера Джиллимена, и меня пригласили выпить чаю, который, должна заметить, был просто изумительным. – Ханна кивнула Питеру, словно благодаря его за чай, и добавила: – Могу я забрать свои вещи и бумаги, за которыми пришла?
– Конечно.
Дэвид поднялся на ноги, и его движение заставило визитера переместиться на краешек стула.
Потом, склонив голову набок, Пилли проследил, как юная леди исчезла в дальней комнате, а затем взглянул Дэвиду в лицо:
– У тебя случайно не найдется пары… Ну, ты знаешь, – он подергал свои брюки, – чего-то в этом роде. Видишь ли… я… пока воздерживаюсь от посещения благотворительных магазинов… Понимаешь, это уже как клеймо, Дэвид. У меня имеется несколько костюмов, но все они… понимаешь… старые и слегка поношенные, а это задевает гордость… ну, когда выглядишь, словно какой-то…
– Ни слова больше, Пилли. – Дэвид повернулся к Питеру и тихо сказал: – Там есть серые брюки, пиджак, который к ним подходит и еще кое-какая одежда. Ты знаешь. Упакуй, пожалуйста, и положи в мою маленькую сумку. Полагаюсь на тебя.
– Да, конечно сэр, с радостью. – Питер улыбнулся пожилому человеку, и Пилли улыбнулся в ответ, вдобавок отдав честь.
В спальне Питер предостерег Ханну от вопросов, прижав палец к губам, потом отодвинул дверь встроенного гардероба, который тянулся вдоль стены, перебрал несколько брюк, висевших на вешалках, выбрал пару и бросил на кровать. Потом открыл другой отдел и просмотрел полдюжины висевших там пиджаков. Достав один, внимательно изучил воротничок и манжеты, прежде чем и его отправить на кровать. Затем быстро наклонился к полкам с обувью, схватил черные туфли и добавил к остальным вещам. Выдвинул третий ящик и вытащил пару рубашек. В конце концов с верхней полки слуга достал большую сумку, запихнул в неё отобранные вещи и направился к двери, опять-таки жестом велев Ханне оставаться на месте.
Ханна с изумлением смотрела вслед Питеру: все, что он проделал, заняло не больше пары минут. Тут она услышала мужской голос:
– О, спасибо, друг, это так щедро с твоей стороны, у тебя всегда был прекрасный вкус по крайней мере в отношении одежды. – Последовало короткое молчание, потом Пилли продолжил: – Это очень мило с твоей стороны, Дэвид, но это взаймы, всего лишь взаймы. Осталось всего четверо, а я поклялся пережить их всех и наконец вступить в свои права. Я ведь всегда тебе это говорил, правда?
– Конечно, Пилли, конечно. – Шутливым тоном Дэвид добавил: – И, отнюдь не желая им всем поскорее преставиться, я все же надеюсь, что тебе не придется долго ждать. – Тут он произнес, приглушив голос, так что Ханне пришлось напрячься, чтобы разобрать слова: – Если вдруг встретишь нашу знакомую леди, Пилли, я буду очень благодарен, если ты не скажешь ей, где я сейчас живу. Я тут, в общем-то, надолго не задержусь – со дня на день собираюсь переезжать, но тем не менее. Как я уже сказал, буду тебе очень благодарен.
– Мой дорогой мальчик, ни слова, ни единого слова… Что ж, не стану тебя задерживать. До свидания, мой друг.
– До свидания, Пилли, до свидания. Удачи тебе.
Услышав, как хлопнула входная дверь, Ханна перестала кусать губу. Гость ей, пожалуй, понравился, и она жалела его… но последние слова... Боже мой.
Дверь в спальню открылась, и на пороге вырос Дэвид.
– Теперь можешь выходить, – с серьезным лицом пригласил он.
Дэвид протянул ей руку и, пока вел обратно в гостиную, сказал:
– Ты сейчас познакомилась с человеком, который своим мерзким языком разрушил больше браков, чем дней в месяце.
А Питер, убирающий со стола, добавил:
– Будь на то моя воля, сэр, я бы на порог его не пустил, потому что он никогда не изменится. Он был натуральной отравой всю свою жизнь, и не было такого случая, чтобы он, покидая дом друга или врага, не оставив после себя лишь руины.
Когда Питер вышел из комнаты, унося поднос с чаем, Дэвид притянул Ханну на диван и улыбнулся.
– Знаешь, это даже смешно, но что касается скандалов, тут Пилли даст сто очков вперед любой бульварной газетенке. Люди боятся прогнать его, потому что он может распустить о них какую-то гадость, напомнить о проступках, которые все давно забыли, а если его впустить – ты видела, что происходит. Он прекрасно знал, что мы хотим от него избавиться, знал, что мы добры к нему, поскольку надеемся, что в этот раз он оставит нас в покое. Но нет, только не Пилли. Представь, когда-то он и вправду считался почетным гостем на загородных вечеринках.
– Я нечаянно услышала, о чем вы говорили. Ты действительно собираешься переезжать?
– Конечно, нет, и в мыслях не было. Но если Пилли снова встретит мою бывшую, я не уверен, что он сумеет промолчать о том, где я живу сейчас или где меня можно найти. Хотя это маловероятно – она собиралась подольше пожить во Франции и, судя по тому, что я слышал, намеревалась осесть там и завести конюшни. У неё три брата, а самый старший разведен и живет во Франции постоянно, так что, надеюсь, ее планы вполне осуществимы. – Он жестко улыбнулся и добавил: – Кстати, тот брак продлился меньше моего. И года не прошло, как они развелись. К этому приложила руку моя жена. Её братья были опасным трио, но думаю, без неё они не провернули бы и половины своих выходок.
Неожиданно придвинувшись к Ханне, Дэвид сказал:
– Да о чем я тут болтаю. У нас был такой чудесный разговор, а я тут перебираю то, что давно уже позабыл и не вспомнил бы, если бы не этот незваный гость. И это после того, как я столь странно отреагировал на твое волшебное предложение. Наверное, я удивил тебя, но позволь мне объяснить причины моей реакции немного позже.
Дэвид наклонился к ней и поцеловал. Потом, держа её за подбородок, прошептал:
– Не могу в это поверить. Ты здесь, со мной, и останешься здесь еще на двадцать четыре часа – нет, даже дольше! Я годами ждал того четверга, ждал, когда натикает без десяти одиннадцать.
Ханна рассмеялась:
– Ты даже время запомнил?
– Да, запомнил, потому что сидел в своей каморке, смотрел на часы и думал: без десяти одиннадцать, кофе уже готов. А потом услышал, как звонит колокольчик Джилли, и тут появилась ты – белокурая богиня в земном обличье.
Ханна серьезно спросила:
– Интересно, как долго ты будешь столь отчетливо помнить тот образ?
И Дэвид, тоже серьезно, ответил:
– Поверь моим словам, Ханна – я не забуду нашей встречи до конца своих дней, потому что за последнюю пару недель со мной произошло нечто жизненно важное, нечто чудесное. Я не думал, что способен на подобное переживание, потому что мой предыдущий брак и то, что я когда-то считал любовью, закончились катастрофой. Правда, мне повезло, что все завершилось относительно быстро. Но то, что я чувствую к тебе с самого первого дня – совсем иное, совсем новое. Я спрашиваю себя, что со мной творится, пытаюсь найти объяснение – но не нахожу. Разве что мной овладело то же чувство, которые испытывали Абеляр и Элоиза, Беатриче и Данте, и даже Эдуард Восьмой и миссис Симпсон. Да, та американка не была всеобщей любимицей, но разбудила в короле такую страсть, что его жизнь, по его же словам, без неё не имела смысла. Помнишь, как она выглядела? Она ведь никогда не была красавицей, просто элегантно смотрелась в дорогих нарядах, и все-таки ей удалось пробудить в Эдуарде такую любовь. А ты, Ханна, ты и элегантна, и прекрасна, и ты пробуждаешь во мне нечто, не поддающееся описанию. Наверное, те пары, те люди, которых я назвал, тоже изведали подобное. И память о них живет сквозь века, потому что все их деяния были совершены ради любви. Любви, которая не иссякла. Я чувствую то же самое к тебе. Ты... ты мне не веришь?
Ханна тяжело вздохнула и очень серьезно сказала:
– Если честно, мне трудно в это поверить. Я знаю, что ощущаю, но мне не хватает слов, чтобы это выразить. Я лишь спрашиваю себя: не морок ли это чувство, и как долго оно продлится, как долго я смогу его вынести?
– Ох, Фома неверующий. – Дэвид обнял её покрепче, и Ханна смягчилась:
– Нет, просто робкая Фомочка, которая до сих пор не поймет, как так случилось, что ты появился в её жизни.
Они услышали скрип открывающейся двери и громкое покашливание Питера. Слуга вошел и остановился перед парочкой, широко улыбаясь.
– Что ж, я ухожу, сэр, и очень быстро, потому что больше никому не намерен открывать эту дверь – пусть даже в неё стучится вся королевская рать. И хочу предупредить вас, сэр, что сегодня я могу подзадержаться – в клубе намечается отменный сабантуй.
– Что?
– Сабантуй, сэр. Не спрашивайте – сам не знаю, как это объяснить. Всего понемногу. Немного ирландской джиги, шотландского рила и наконец канкана для тех, кто еще будет держаться на ногах.
– Так я тебе и поверил! – Дэвид помахал ему и сказал. – Если я увижу тебя на «сабантуе», меня больше ничто в этом мире не сможет удивить.
– Сэр, вы даже не представляете, что люди вытворяют во внерабочее время. Это сладкое чувство свободы, облегчения…
– Хочешь, чтобы я тебя вытолкал или, наоборот, запер здесь?
Питер отступил на пару шагов и улыбнулся Ханне, а потом, слегка поклонившись, пожелал:
– Приятно вам провести вечер, мадам.
– И вам, Питер, хорошо отдохнуть.
– Как раз это я и собираюсь сделать, мадам. Да, собираюсь.
Он не добавил как обычно: «Желаю вам того же, мадам», но откланялся, повернулся и покинул комнату.
– Нет, подумать только! – воскликнул Дэвид. – Ты можешь представить его отплясывающим джигу, рил или канкан? Канкан, ничего себе!
– Могу, – усмехнулась Ханна. – И джигу, и рил, и канкан одновременно, и весьма успешно.
– Правда? Значит, тебе удалось разглядеть в Питере нечто, чего я не заметил за все те годы, что его знаю. Чем бы ты хотела заняться? Который час? А, половина шестого. Если мы собираемся успеть на шоу, нам лучше поторопится.
– А ты хочешь смотреть шоу?
– Я? – Дэвид положил голову на спинку дивана и повернулся лицом к Ханне. – В общем-то, нет. Но я думал, ты хочешь?
– Я тоже не горю желанием сегодня отправляться на какое-то представление. Но мы могли бы устроить прямо здесь свой маленький сабантуй.
Дэвид опять обнял её, и какое-то мгновение они покачивались на диване.
Потом Дэвид выпрямился и сказал:
– А вы подали мне идею, мадам. Мы же еще ни разу не танцевали друг с другом. Что предпочитаете?
Ханна немного подумала и призналась:
– Что-нибудь попроще. Я немного умею танцевать вальс и даже «Веселых Гордонов»[6], но лучше всего мне удается стоять на месте и дергаться как собака, которую кусают блохи.
Они вновь обнялись, сотрясаясь от хохота. Ханна, едва отдышавшись, пробормотала:
– Я терпеть не могу диско; Эдди еще больше. Когда Мэгги ставит свою музыку, он заявляет: «Собаки опять скулят. Видать, их блохи заели». Бедняжка Мэгги, она даже своих друзей привести в дом не может, когда папа способен выдать такие комментарии. Можешь себе представить, каково это, а?
– Да, будто наяву слышу Эдди. Но, знаешь, он мне нравится. Есть в нем некая цельность и основательность, как и в Мики. Подобных им джентльмены в клубах раньше называли «солью земли». «Соль земли». Вот только если «соль земли» позволяла себе дерзить и забывала о своем месте… Эти ребята! Куда мы катимся! - неожиданно он вскочил и потащил Ханну за собой. – Куда мы катимся, раз сидим тут, болтая о том, что не имеет для нас никакого значения! Я хочу говорить только о тебе и надеюсь, ты найдешь несколько слов обо мне. – Дэвид нежно потерся своим носом о нос Ханны и прошептал: – Скажи, что ты любишь меня, что не можешь жить без меня, что просто не хочешь без меня жить.
Ханна послушно повторила:
– Я люблю тебя и не могу жить без тебя, и не хочу без тебя жить … – Она помолчала и добавила: – И даже не собираюсь.
– Моя дорогая! – он обнял её, и взгляд его остановился на дверях спальни, но Дэвид сказал себе: «Не торопись, помедленнее. Пусть все произойдет так, как должно. Танец. Пусть сначала будет танец».
Они вальсировали и даже попытались изобразить шотландский рил, а в перерывах пили вино. Потом заглянули в холодильник, где обнаружили тарелку с сэндвичами и еще одну, с маленькими пирожками с мясом – эту они поставили на поднос, где все было приготовлено для кофе…
Было уже без четверти десять, когда влюбленные отвезли тележку на кухню, а потом вернулись в гостиную, и тут повисло молчание. Они просто стояли и смотрели друг на друга, пока Дэвид тихо не спросил:
– Хочешь в душ?
Ханна так же тихо ответила:
– Да, пожалуй.
Дэвид отступил в сторону и, оказавшись в спальне, Ханна вцепилась в спинку кровати, чтобы устоять на дрожащих ногах. Её сумка лежала на кровати – Питер тактично не стал её распаковывать, – а жакет висел на одной из дверей гардероба. Ханна открыла сумку, вытащила пару брюк, легкий свитер, несколько блузок, и развесила их в гардеробе вместе с жакетом. Халат она положила в изножье кровати и в самом конце достала пару мягких тапочек и шелковую ночную рубашку. Она никогда не надевала ее, когда спала с Хамфри, – на самом деле она воспользовалась ею только раз. Рубашка привлекла её внимание на распродаже, где выглядела очень элегантной, но на поверку оказалась такой короткой и нескромной, что Ханна её спрятала. «Интересно, – подумала Ханна, – не была ли эта сорочка скроена и сшита именно для такого события?»
Она приняла душ, а потом вернулась в спальню и только успела снять с кровати сумку, как вошел Дэвид, одетый в клетчатый халат. Возлюбленный взял у Ханны баул и поставил у стены под окном. Затем приблизился к Ханне, вновь обнял ее и сказал:
– Вид из окна не очень приятный, правда? Это пристройка текстильной фабрики, той, что в конце улицы. У них всего одно окно – на крыше. Подозреваю, чтобы девушки не отвлекались от работы.
Дэвид подошел к окну, отвязал от крюков плетеные шнуры и задернул шторы. Потом повернулся к Ханне, лицом к лицу.
– Что такое? Ты не волнуешься… Не жалеешь?
– Нет, нет, – она улыбнулась ему. – Но у меня такое чувство, о…
Она покачала головой, и Дэвид вздохнул:
– Я знаю, знаю дорогая. Но, поверь мне, все будет хорошо.
Дэвид снова привлек её к себе и начал снимать с нее одежду. Ханна зажмурилась. Когда её ночная рубашка оказалась на полу, она распахнула глаза и увидела, что Дэвид уже тоже без халата. Ни на секунду не отрывая взгляда от нее, он расстелил постель. А потом поднял Ханну на руки и уложил на гладкие простыни.
В следующую минуту он уже лежал рядом и, нежно гладя её лицо, говорил:
– Это только начало, Ханна. Если бы я мог жениться на тебе прямо сейчас, я бы так и сделал, клянусь. Но непременно придет день, когда мы станем мужем и женой, и тогда сможем все время быть вместе, без разницы, ночью или днем, тогда я смогу постоянно видеть тебя и убеждаться, что ты меня любишь.
– О, Дэвид, Дэвид. Мое чувство к тебе… если это не любовь, то не представляю, как назвать по-другому. Это похоже на боль… такую ноющую, и знаешь что – пару минут назад я ужасно нервничала. Не звучи эти слова репликой из плохой пьесы, я бы сказала: «Обычно я не занимаюсь ничем подобным».
Они оба рассмеялись, прижавшись друг к другу, и когда его губы уже готовы были встретиться с её, Ханна прошептала:
– Знаешь, что еще? Мне чудится, словно мы уже давным-давно вместе. То, что происходит, кажется не странным и незнакомым, а будто бы продолжение чего-то. Звучит глупо, но…
– Нет, дорогая, не глупо. Твои слова только подтверждают то, о чем я думал все эти дни. Мы встречались и раньше. Я верю в реинкарнацию, и если бы хотел получить доказательство ее реальности, то заветное утро четверга и все, что случилось с тех пор, стало бы для меня лучшим тому подтверждением.
Любовь унесла их в мир доселе неведомых ощущений, и Ханна знала, что любит и любима в первый раз в её жизни, и это было запредельно, и терпеть получилось только несколько секунд. Она затихла в крепких объятиях, её дыхание сорвалось, а из глаз брызнули слезы. Дэвид забеспокоился.
– Ханна, что случилось? Прости меня, я сожалею…
Ханна приложила влажные пальцы к его губам и промурлыкала:
– Никогда, никогда больше не говори так, Дэвид… Не сожалей о том, что любишь меня. Просто счастье так велико, что невозможно вынести, а эти слезы смыли последние четыре года моей жизни, словно их никогда и не было.
* * *
Следующим утром в половине девятого Питер принес поднос с завтраком – так, словно давно уже делал это каждое утро – и разбудил их.
– Доброе утро, мадам, – поздоровался он.
Ханна открыла глаза, моргнула и уже собралась было сесть на кровати, когда вспомнила, что на ней ничего нет, и поэтому натянула одеяло до подбородка прежде чем ответить:
– Доброе утро, Питер.
– Чаю, сэр?
– А, что? Ой… – Дэвид заморгал, потряс головой и сказал: – Привет, Питер, который час?
– Всего лишь половина девятого. Прекрасное утро: солнце сияет, и день обещает быть теплым. Позвольте поинтересоваться, намерены ли вы сегодня обедать дома, сэр?
Дэвид приподнялся на подушке, пригладил волосы и подумал минуту, прежде чем спросить у Ханны:
– Может, сходим куда-нибудь?
И она, не в состоянии подобрать нужные слова, просто кивнула.
– Хорошо сэр, очень хорошо. Пейте чай, пока не остыл.
Когда Питер вышел и дверь за ним закрылась, Ханна и Дэвид повернулись друг к другу, а потом Дэвид быстро наклонился и поцеловал её. Ханна спросила:
– Что, Питер уже привык видеть чужих женщин в твоей постели?
– Выглядит именно так, правда? – серьезно ответил Дэвид. – Но могу тебя уверить, дорогая, что даже когда я был женат, он ни разу, ни единого разу не приносил нам чай в постель, да и вообще в любое другое время. Вот такой он, наш Питер. – Дэвид заключил её в объятия и спросил: – Как ты, милая?
– Поверь, я не знаю, – прошептала Ханна. – Могу только сказать, что я уже не та, какой была вчера. Нет, это правда, я не способна описать, что сейчас чувствую. Я не стыжусь и не растеряна, и не считаю, будто согрешила. Наверное, я просто счастлива.
Дэвид толкнул её на спину, и его руки взъерошили её и без того взлохмаченные волосы.
– Ты удивительная, – улыбнулся он, – просто удивительная.
За этим последовал еще один долгий поцелуй, и когда Дэвид отвернулся, чтобы подать ей чай, внутренний голос произнес:
«Ну, и когда ты, наконец, проснешься? Ты должна проснуться! Есть еще Хамфри и жена Дэвида. Из этих двоих жена Дэвида самая важная. Когда ты спросишь его о ней?»
Почему, почему совесть не могла оставить её в покое даже в это утро, лучшее из всех? Что бы ни случилось, ничто теперь не разлучит их. Так зачем волноваться?
Да, о чем тут волноваться?