Миссис Дрейтон прибыла на взятой напрокат машине около трех часов дня, и шофер в униформе проследовал за ней в квартиру, неся в одной руке огромную корзину цветов, а в другой – декоративную плетенку с фруктами. Когда пожилая дама склонилась над Ханной и поцеловала ее в щеку, больная смогла произнести лишь:
– О, миссис Дрейтон. Какие прекрасные подарки. Вы так добры.
Питер поставил стул рядом с изголовьем дивана. Миссис Дрейтон развернулась и секунду-другую изучала слугу, прежде чем сказать «спасибо». Ханна улыбнулась про себя, угадав, что Питер признан непригодным на роль её избранника по причине преклонного возраста.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ну, гораздо лучше. Намного лучше, спасибо.
– Твой... Твой друг сообщил, что Хамфри пытался тебя задушить.
– Да, могу заверить, он приложил к этому все усилия и добился бы своего, если бы не водитель такси. После этого случая я навсегда прониклась симпатией к таксистам.
– Позволь мне взглянуть. – Миссис Дрейтон мягко отодвинула поднятый воротник халата Ханны. – Боже мой! Глазам не верю. Он, верно, зажимал пальцами твою трахею.
– Не знаю, что он там зажимал, миссис Дрейтон. В моем сознании все затуманилось после удара головой о стену.
Пожилая дама откинулась на спинку стула.
– Трудно представить, что это его рук дело, – произнесла она, медленно качая головой. – Я могу понять его крики, вопли и угрозы, когда вскрылась его двойная жизнь: разоблачение наверняка стало для Хамфри колоссальным потрясением. Но никакое потрясение не может служить оправданием применения к тебе подобного насилия. Ладно, как же нам быть дальше, моя дорогая?
– О. – Ханна сомкнула и развела ладони, лежащие поверх пледа, прежде чем заговорить: – Дэвид поручил это своему адвокату; я про заявление на мой развод.
– Раз уж теперь мы друзья, могу ли я спросить, а какие шаги мистер Крейвентон намерен предпринять по поводу своего брака? – тихо поинтересовалась миссис Дрейтон.
– Он также подает на развод. Они с супругой разошлись так давно, что в его случае процедура должна пройти довольно просто.
– Да-да, полагаю, так и будет, наверное, осложнений не предвидится в твоем случае тоже, потому что Хамфри нет никаких оправданий... Ах, как мило! – миссис Дрейтон повернулась к Питеру, толкавшему тележку с серебряным подносом, на котором расположился чайный сервиз с двумя фарфоровыми чашками, покрытыми изящным узором и покоящимися – каждая в своем блюдце – на кружевных салфетках. На нижнем ярусе помещались две тарелки: на одной – тонкие ломтики хлеба с маслом, на другой – пирожные.
Миссис Дрейтон похвалила сервировку, заметив:
– Знаю, что отступаю от хороших манер, обсуждая дом и порядки в нем, но не могу не сказать, что эти чашки на кружевных салфетках прелестно смотрятся. Не видела ничего подобного с тех пор, как покинула родительский кров. Мама обычно устраивала послеобеденный чай в половине четвертого, а по определенным дням приходили с визитом друзья семьи. – Пожилая дама улыбнулась Ханне. – И все женщины тогда носили шляпы, как и я по сию пору. Чаепития посвящались сплетням, и нам, детям, никогда не дозволялось на них присутствовать. А в детской не было кружевных салфеток под чашками! У нас и чашек-то не было, только кружки.
– Все верно, мадам. Все верно, – с улыбкой подтвердил Питер.
– Что же, по-вашему, верно? Что нам полагались кружки?
– Да, именно это: детям полагаются небьющиеся кружки, так как их игры с чашками и блюдцами влекут за собой ущерб для посуды.
– Думаю, он очень хороший человек, – тихо сказала миссис Дрейтон, наклонившись к Ханне, когда Питер удалился.
– Да, миссис Дрейтон, таков он и есть – очень хороший. Дэвиду повезло иметь такого друга; по сути, Питер долгие годы был ему вместо отца.
– Да, да. Могу себе представить, – кивнула пожилая дама.
Она выпила две чашки чаю, скушала ломтик хлеба с маслом и пирожное. Затем промокнула губы изысканной чайной салфеткой. Ее настроение заметно переменилось.
– Вы в порядке, миссис Дрейтон? – спросила Ханна, когда гостья замолкла на время, не предпринимая попыток возобновить разговор.
– Да, дорогая. Я в порядке. Кроме тех случаев, когда меня охватывают неконтролируемые эмоции, что обычно происходит по ночам, могу сказать, что я в полном порядке. Но ночью я скучаю по мужу, а ум занимают странные мысли. Знаешь, его похоронили только во вторник, а для меня словно бы прошли годы разлуки. Это выше моего понимания. Еще неделю назад Джордж был жив и мы болтали друг с другом. Он страдал от болезни, да, но он был жив, а теперь кажется, будто его нет уже целую вечность. Ночью… Мне все труднее вызывать в памяти его лицо. Приходится смотреть на фотографию. Перед смертью Джордж сказал мне, что мы никогда не расстанемся, что, покинув этот мир, он будет ждать меня, и мы начнем новую жизнь вместе… Сказал, что пока не знает, где состоится эта новая жизнь, но был в ней абсолютно уверен. Хотела бы и я быть уверенной. Друзья и партнеры постоянно отмечают, как стойко я переношу невзгоды, но, Ханна, они же понятия об этом не имеют. Кто способен уразуметь, что у другого на уме? Мы все живем, укрывшись за фасадами, а в моем случае окружающие воображают, будто фасад стальной. Я состоялась как деловая женщина и известна именно в таком качестве, а значит, по всеобщему мнению, мыслю иначе, чем остальные, и чувствую тоже иначе – я не из тех, кто выплакивает глаза и рыдает сутками напролет. Если бы люди знали, Ханна, как мне этого хочется – выплакать все глаза; но я – деловая женщина и должна и дальше придерживаться своей роли.
У Ханны не было слов. Все, что она смогла – сжать протянутую к ней руку и погладить длинные пальцы с голубыми прожилками вен. Когда она так сделала, миссис Дрейтон продолжила:
– Наверняка я буду спрашивать себя, лежа сегодня в постели, почему открыла сердце именно тебе, почему именно тебе показала свое настоящее лицо, – и не смогу найти ответа. Допускаю, причина в том, что твоя преданность этому псевдомужу и карикатуре на человека продемонстрировала мне удивительные грани характера, которые, как ни странно, прежде я встречала только в романах. Знаешь, что сказал о тебе мой муж? Он сказал, что твоя внутренняя простота превыше того, что называют наивностью, и связана с правдивостью, источником которой способна быть лишь мудрость, возможно, подсознательная.
Ханна покачала головой.
– Мне еще предстоит над этим поработать, миссис Дрейтон, но что до слова «мудрость», то, боюсь, тут ваш супруг был слишком добр, – улыбнулась она. – Точнее, он переборщил с поэтичностью. Уж я-то себя знаю: пусть я и не совсем простушка, в душе я обычная, заурядная женщина. Мне, конечно, хотелось бы – о, как хотелось бы! – быть другой, например, как Джейни, моя сестра. Полной жизни. Полной индивидуальности. Рядом с ней я всегда чувствовала себя серой мышкой, но все равно, спасибо, что передали мне лестные слова мистера Дрейтона. Жалею лишь об одном – что мы не узнали друг друга раньше.
– Я тоже, моя дорогая. И этого я тоже никогда не прощу Хамфри. Итак... – пожилая дама резко выпрямилась в кресле, словно отбрасывая прочь траурные мысли, улыбнулась и сказала: – Ай-ай-ай, приехала навестить больную, подбодрить, развлечь, а в итоге чем занимаюсь? Вываливаю на тебя свои трудности.
– Можете делиться своими тревогами, сколько пожелаете, миссис Дрейтон. Вы же знаете, я всегда к вашим услугам. Но прошу вас, – Ханна погрозила гостье пальцем, – не ожидайте от меня мудреных ответов на свои вопросы. Будет больше пользы, если вы пойдете к гадалке.
Собеседницы рассмеялись. Когда миссис Дрейтон встала, раздался дверной звонок, и она торопливо наклонилась и поцеловала Ханну в щеку.
– Похоже, это еще один посетитель. До свидания, моя дорогая, я буду на связи.
– Я надеюсь, что будете. Не пропадайте, пожалуйста, – Ханна коснулась ладонью впалой щеки. Мгновение женщины пристально смотрели друг на друга, затем миссис Дрейтон подхватила сумку и повернулась туда, где Питер, придерживая сбоку тележку, направлялся к двери. Звонок прозвонил снова.
* * *
Открыв дверь, Питер оказался лицом к лицу с мистером Джиллименом и его супругой.
– Господи! Ну никак не скажешь, что ты на крыльях летел, – «поприветствовал» Питера джентльмен.
– Прошу прощения, сэр. Мои крылья в мастерской на дозаправке, – нашелся Питер.
– Смотри у меня, парень!
– Стараюсь, сэр! Извольте пройти внутрь.
– О, простите. – Тон голоса Джилли изменился: теперь он обращался к миссис Дрейтон, – Добрый день. Миссис Дрейтон, не так ли?
– Да, мистер Джиллимен, она самая, – вежливо улыбнулась пожилая дама.
– Мы уже встречались раньше, в Германии – во Франкфурте, верно? На конференции. О, а это моя жена. Наташа, это миссис Филиппа Дрейтон.
Улыбнувшись, женщины пожали друг другу руки.
– Я был крайне огорчен известиями о вашем муже, – снова сменил тон Джилли. – Мы хорошо знали друг друга, я и он. Виделись по меньшей мере каждый год.
– Да-да, я в курсе. Джордж часто упоминал о вас.
Улыбнувшись, миссис Дрейтон кивнула на прощание, прежде чем перейти к придерживаемой Питером входной двери.
– Благодарю вас за восхитительный чай, – мягко сказала она слуге и чуть тише добавила: – Прошу, передайте мистеру Крейвентону, что я с нетерпением жду встречи с ним.
Питер не закрывал дверь, пока миссис Дрейтон не оказалась в машине.
– Ах, что за прекрасные цветы! И взгляните только на эти фрукты! – между тем восхищалась Наташа.
– Да, кто-то может позволить себе разбрасываться такими подарками, но мы, боюсь, столько не зарабатываем, – проворчал мистер Джиллимен, когда его жена поприветствовала Ханну.
Присев на диван, Наташа обменялась дружелюбным взглядом с Ханной и сказала:
– Мы поссорились и не разговариваем; он невыносим. Знаете, куда он потащил меня сегодня днем?
Ханна покачала головой.
– На реку.
– Нет! Он же знает, что вы не любите реку, и все равно повез вас туда?
– Да, представьте себе. Этот человек отлично знает, как я ненавижу реку, все реки, любую воду, но постоянно тащит меня туда. Мы ехали по обычной проселочной дороге, когда он остановился у высокой стены рядом с зеленой деревянной дверью и сказал: «Выходи из машины, хочу показать тебе тут кое-что. Закрой глаза». Да, именно так, он сказал: «Закрой глаза». Я и закрыла, решив, что он поведет меня в уединенный садик или в другое подобное место. А примерно через десяток шагов раздалась команда: «Посмотри на это!» Я посмотрела, и там, прямо под моими ногами, оказался поросший травой склон, уводящий вниз… уводящий под откос, а никакая не милая, плоская лужайка, похожая на поле для крокета. Нет, это был спуск вниз, к смертоносной реке. А мимо нас проплывал прогулочный пароход, полный людей! Знаешь, что этот человек сделал? Он меня оттранспортировал – вот так это будет звучать на суде, оттранспортировал! – не принимая во внимание моей слабости, в место, которое объявил домом, а это было не что иное, как примитивная хижина – настоящий шалаш.
– Ханна, ваш информатор вводит вас в заблуждение. Там прекрасная веранда и есть второй этаж. Хижина – как обозвалась эта ябеда – на самом деле огромный дом с четырьмя комнатами, кухней и флигелем для персонала. Чудесное местечко.
– Точно, – добавила Наташа. – И каким-то чудом всеми сторонами этот дом выходит на воду: вода колышется, лодки качаются вверх-вниз, вверх и вниз.
– Подумываете о покупке? – спросила Ханна у Джилли, сдерживая улыбку.
– Конечно, моя дорогая, конечно, подумываю. Сами посудите, – безо всяких церемоний он подвинул ее ноги и сел.
Наташа не преминула одернуть мужа.
– Ты что, по-твоему, делаешь?! – закричала женщина. – Она же вся в синяках!
– А ноги – не в синяках. Так вот, моя дорогая, продолжая ответ на ваш вопрос, приведу пример: представьте, что вы вдруг увидели в витрине сногсшибательный наряд, ну, вроде вашего последнего умопомрачительного… ох, не в ту степь меня занесло. Так вот, если бы вы увидели такой наряд, и при этом, если бы его обычная цена была фунтов сто, но из-за закрытия магазина упала аж до семидесяти пяти, как бы вы поступили?
– Зашла бы и спросила, какой у него размер.
Ханна и Наташа покатились со смеху, а Джилли отвернулся и проворчал:
– Не время для легкомыслия. Дома на реке стоят целое состояние!
На это Наташа наклонилась к Ханне и пояснила:
– Видите ли, Ханна, ему предлагают купить тот дом по дешевке...
– И ты знаешь, что я не могу упустить такое выгодное предложение! Здание принадлежит Оскару Овертону, моему другу, а он уезжает в Америку. И предложил мне купить дом еще до того, как выставить его на продажу. А моя неблагодарная супруга в курсе, что я люблю реки и всегда стремился жить на берегу, но, только чтобы угодить ей, годами хоронил себя в центре города среди нагромождений кирпичей и цемента.
– И по крайней мере пяти тысяч книг, – тихо вставила Наташа.
– О, а вот и чай, – воскликнула Ханна.
Когда Питер подкатил к ним тележку, Джилли, изучив ее, резюмировал:
– Ну и ну! Выглядит элегантно. – Затем, взглянув на Питера, добавил: – Вы что, ожидали тут королевских персон?
– Конечно. Конечно, сэр, ожидали.
– Так-так! – Джилли снова осмотрел тележку. – Миленькие салфеточки под чашками. Боже милостивый! – И затем, прищурившись на Питера, заявил: – Следующим шагом будет надеть носки на ножки стола, чтобы дамы не смущались лицезрением голых ножек – хотя бы и мебельных. Тоже мне, викторианский стиль.
– Не уверен насчет стиля, сэр. Просто днем мадам предпочитает именно такую сервировку.
Когда слуга без тени улыбки удалился, Ханна приложила руку к лицу, спасаясь от взгляда Джилли. Затем, покосившись на Наташу, сказала:
– Я никогда не просила подавать полуденный чай по всем правилам, и ни в коем случае так торжественно: мне бы вполне хватило и просто чашки на подносе, но Питер такой хороший, такой добрый.
– Да, он такой, – светло улыбнулась Наташа.
– Везет же некоторым. – Эта недовольная ремарка донеслась с дальнего конца дивана. Затем последовало продолжение: – Ну что, кто-нибудь намерен разлить чай?
Без лишних слов Наташа встала и прошла к тележке, а ее муж тотчас подвинулся, чтобы занять место рядом с Ханной, и тихо спросил:
– Ханна, как вы себя чувствуете?
– Намного лучше. Спасибо, Джилли.
– Спине полегче?
– Да, немножко полегче.
Издатель наклонился еще ближе и, взяв ее за руку, прошептал:
– Как только вы снова встанете на ноги, я покажу вам дом на берегу.
– Звучит интригующе; я бы хотела его увидеть, – прошептала в ответ Ханна.
– Вам нравятся реки?
– Да. – Она покосилась на Наташу: та, опустив голову, сосредоточенно разливала чай. – Дэвид недавно прокатил меня по реке на туристическом пароходе. Поразительно, как необычно выглядит город с воды.
Шепот стал не таким уж тихим, когда, спросив: «Не откажетесь замолвить за меня словечко?», Джилли кивнул в сторону жены, и Ханна, переняв его тон, ответила:
– Сделаю, что удастся. Не могу обещать результат, но я попытаюсь.
– Ну, в любом случае я рад, что нашел кого-то себе в союзники. Представляете, тот воображала, который сейчас отсиживается на работе, предпочел встать на сторону реконенавистников.
Несколько минут спустя чаепитие было в разгаре. Джилли глянул на два остававшихся на тарелке ломтика хлеба с маслом и сказал:
– Если никто на них не претендует, я их доем. Никогда не пробовал таких вкусных бутербродов у себя дома.
Когда Наташа молча кивнула, Ханна, приподняв другую тарелку, воскликнула:
– Смотрите-ка, тут осталось только одно пирожное; будет позором позволить ему вернуться на кухню.
– Поддерживаю. – Джилли забрал пирожное и положил его на край тарелки с хлебом. Затем, наклонившись к Ханне, спросил: – Вы это слышите?
– Что вы имеете в виду?
– Разве вы не слышите эхо, многократно предрекающее: «Едва ты выйдешь за порог, как мигом скрутят в бараний рог»?
Ханна кивнула со словами:
– Да-да, отчетливо слышу.
– И что думаете?
– Думаю, так вам и надо, вы заслужили нахлобучку.
Пикировка продолжалась еще минут пятнадцать, пока и этим гостям не пришла пора уходить. Джилли, сунув руку в карман куртки, извлек узкий сверток и вручил Ханне со словами:
– Подарок перед помолвкой. - Затем без промедлений повернулся к жене и скомандовал: – Ну-ка, давай, стряхни с себя крошки. Вечно ты пачкаешься при еде.
Вместо ответа Наташа глубоко вздохнула и обратилась к Ханне:
– Откройте же.
Ханна медленно развернула затейливую упаковку и обнаружила под ней обтянутую темно-синим бархатом коробочку с золотой гравировкой, изображающей руки, на крышке. Открыв ее, Ханна остановила взгляд на лежащих внутри золотых наручных часах; затем, подняв глаза на супругов, спросила:
– Почему?
– Боже праведный, я же только что сказал, женщина! – прогрохотал Джилли. – Это подарок перед помолвкой.
– Но… Но я не… Мы не… И это чересчур…
– Послушайте, Ханна! – наклонилась к ней Наташа. – Может, сейчас вы и не помолвлены, но скоро непременно будете. С вашим разводом дело не затянется, как и с разводом Дэвида, когда он займется им вплотную. Единственная преграда – это та помешанная, что у него в женах. Она дико сопротивлялась официальному признанию раздельного проживания, и, наверное, будет не менее ожесточенно сопротивляться окончательному разрыву. Но когда время придет, мы со всем справимся.
– Ох, не знаю, что и сказать. – Голос Ханны надломился, когда она захлопнула прелестную шкатулку. – Меня ошеломляет ваша доброта.
– Что ж, по моему мнению, давно пора вас чем-то ошеломить. На мой взгляд, одиночество – это то, чего следует всячески избегать, а ваш несносный муж погрузил вас в самую пучину. Ох, как же он жесток! Ну, до свидания, моя дорогая; нам действительно пора домой, потому что Дэвиду наверняка не терпится поскорее сюда вернуться. Вы ведь знаете, он любит вас безмерно.
– Да-да, Наташа, знаю. Но если и так – то не сильнее, чем я его.
– О чем это вы тут секретничаете? Пойдем, Таша, я не могу ждать весь день.
Наташа зыркнула на мужа, мрачно усмехнулась и отошла в сторону, пропуская его на свое место. Взглянув на Ханну сверху вниз, мистер Джиллимен сказал одно лишь слово:
– Ну?
– Глупо звучит, что у меня нет слов, но их действительно нет, Джилли, – ответила она. – Это бесконечно мило с вашей стороны.
– Вам часики нравятся?
– Ну разве такая прелесть может не нравиться?
– Хорошо, давайте-ка примерим.
– О Боже, да. – Ханна вынула часы из коробочки, и Джилли помог ей застегнуть браслет на запястье.
– И зачем только делают такие мудреные застежки? Хватило бы одной, две уже перебор, – пробурчал он. – Ну вот, готово.
– Они прекрасны. Ох, они действительно потрясающие.
– Она выбирала. – Джилли мотнул головой в сторону жены. – Кое в чем у нее хороший вкус.
– Ах, Наташа, никогда в жизни даже не представляла, что буду обладать чем-то подобным.
– А почему бы и нет, с тем состоянием, которое вам досталось?
– Ну да. – Ханна запрокинула голову и рассмеялась. – Я… я и забыла об этом. Еще одно, во что я никак не могу поверить.
– Ну, на мой взгляд, вы всего этого заслуживаете, – кивнул ей Джилли. – Что скажешь, моя радость?
– Конечно, конечно заслуживает; но есть что-то, вернее, кто-то – кого она предпочла бы сейчас всем деньгам мира, если я хоть что-то понимаю, так что лучше нам вернуться к мистеру, который является твоей правой рукой, левой рукой и умом в придачу.
– Это что-то новенькое, – не дрогнул Джилли. – Правая рука, левая рука, да еще и ум. Ну-ну! Вот сейчас и выясним, как ты пришла к таким выводам.
– Конечно, милый. Обсудим по дороге.
Супруги попрощались с Ханной.
Питер проводил их до двери, где произошел очередной обмен поддразниваниями. Закрыв за гостями дверь, он прошел к дивану.
– Прекрасная пара.
– Да, ну разве они не замечательные? И я уверена, Питер, что Джилли с нетерпением предвкушает бой.
– Да уж, наверняка так и есть. Он ведь заранее спланировал все, что скажет.
– Думаешь?
– Никаких сомнений. По сути они уже перешли к словесному боксу, когда выходили из квартиры.
Ханна откинулась назад на диване.
– Это был приятный день. И, Питер, взгляни-ка. – Она подняла руку повыше, и слуга, повертев ладонь Ханны, осмотрел часы.
– Боже мой! Восхитительно, – сказал он секунду спустя. – Шикарный «Картье», инкрустированный бриллиантами.
– Что?!
– Ну, конечно. В «Картье», мадам, стекляшки не вставляют. Да и мистер Джиллимен не тот человек, что будет дарить симпатичным ему людям какую-нибудь дешевку. А ведь помимо того, что вы нравитесь ему сами по себе, он немало благодарен за то, что вы привнесли счастье в жизнь мистера Дэвида, которая, мадам, говоря между нами, в последние годы была довольно скучной и вдобавок неустроенной: все это время мы с ним фактически скрывались, кочуя с места на место, и вам известна тому причина.
– О да. – Ханна кивнула, больше не улыбаясь. – Из того немногого, что я о ней слышала, и судя по тому, что сама видела, предполагаю, что эта женщина может быть ужасна. Должно быть, она очень властная особа.
– Это точно, мадам, это вы верно подметили: очень-очень властная. Даже двум ее братьям, а они не из хиляков, иногда требуется помощь, чтобы сладить с нею. Ох, скорее часто, чем редко. И, знаете, с последнего ее визита сюда мистер Дэвид словно сам не свой, наверное, подумывает, не нужно ли устраивать новый переезд.
– О, было бы очень жаль, ведь Дэвид сделал эту квартиру такой уютной.
Питер выпрямился и осмотрелся вокруг, затем сказал:
– Ей хватит минут трех, чтобы все тут разнести: и спальню, и кухню, и верхний этаж. Ураган ничто по сравнению с ней, когда она заводится. Ее стоило изолировать много лет назад — кто угодно это подтвердит. Но у нее есть братья, и охранники в лечебнице им в подметки не годятся. Одного я не понимаю и никогда не мог понять, почему они до сих пор ее терпят. Мать мальчики отпустили без звука, а их вторая сестра оказалась в лечебнице задолго до того, как их мнение стало иметь вес.
Внезапно раздался телефонный звонок, Питер улыбнулся.
– Ну вот, опять.
Он вернулся к дивану через несколько минут, негромко возвестив:
– Это ваша сестра и она, кажется, не в духе. Видимо, несколько раз попадала не туда.
– Ох, я поднимусь.
– Нет, вы останетесь там, где лежите, мадам. Провод дотянется до дивана.
– Привет! Ты здесь? – спросила Джейни.
– Да, Джейни, я здесь.
– О, Боже! Как ты там, сестричка? Я до смерти волновалась, пока Дэвид не позвонил. А меня тут каждую минуту малышня осаждает… Дэвид сказал, что сегодня к тебе зачастили гости. Что-то случилось? Можешь сейчас говорить?
– Ну, – вздохнула Ханна, – могла бы, если бы ты дала мне хоть слово вставить.
Затем она описала все, что произошло со дня похорон, завершив историю своей стычкой с мужем.
– Я пошла прямо домой, стала собирать вещи, но тут появился Хамфри и попытался меня убить. Скорее всего, ему бы это удалось, если бы не таксист, ожидавший снаружи. Он услышал крики и бросился в дом, и как раз успел помешать Хамфри меня задушить. Несколько часов после этого для меня словно в тумане, и следующее, что ясно помню, – как лежу уже здесь в кровати.
– Погоди, пока Эдди об этом узнает.
– Джейни, я и раньше тебе говорила: если Эдди учинит расправу, он только больше меня расстроит. Хамфри и без того достаточно наказан и продолжает платить за свои прегрешения, так как знает, что и после смерти тетушки не получит ни пенни.
Джейни немного помолчала, затем сказала:
– Хотелось бы навестить тебя, вот только моя банда...
– Ну так веди их сюда.
– Что, всю компанию?
– Ну да, конечно, всю компанию.
– Когда?
– Когда тебе удобно. Я буду здесь вылеживаться еще несколько дней; а то при каждой попытке встать на ноги плечи ужасно болят. Заглядывай, когда захочешь, только сначала позвони.
– Суббота?
– Да, хорошо. Суббота.
– В какое время нам лучше зайти?
– Ну, в любое время после двух. Почаевничаем.
– О, буду рада повидать тебя, Ханна. Ты же знаешь, я все время за тебя беспокоюсь; пусть я и кудахчу как полоумная наседка, но ведь ты никогда не умела себя уберечь.
– Пока, старшая сестрица. Увидимся в субботу.
Ханна откинулась на подушки и вздохнула.
У нее была семья, любимый человек – и какой! – у нее был Питер, чудесные друзья, такие как мистер Джиллимен и Наташа, а еще книга, которую вот-вот опубликуют, и, что самое удивительное, старшая подруга по имени миссис Дрейтон. Перед Ханной расстилался незнакомый, но прекрасный мир, полный добрых, замечательных людей. Она подняла запястье и восхитилась своими новыми часами. По словам Питера, на циферблате-то бриллианты!
Часы с настоящими бриллиантами, пятьдесят тысяч фунтов в банке и грядущая жизнь с Дэвидом. Ну разве она не самая счастливая женщина на свете? Да, именно так, и можно больше не слушать голос, нашептывающий из глубины души, что она все еще лишь грезит о стране чудес. Теперь мечты стали реальностью.
* * *
Дети замерли на стульях. Джон склонил голову, а Клэр пристально смотрела перед собой, как и Винни. Только Мэгги разглядывала тетю.
Джейни в изысканном синем наряде устроилась у изголовья дивана. Над её волосами, видимо, поколдовали не далее чем этим утром, так как густые каштановые локоны были гладко зачесаны и убраны за уши. Эдди расселся на расстоянии вытянутой руки от дивана, и Ханна улыбнулась про себя, подумав, что даже самый дорогой в мире костюм не исправит ни позы, ни произношения зятя – хотя пока тот не произнес ничего неподобающего.
Ханна повернулась, чтобы еще раз взглянуть на трех племянниц и племянника. Не известно, долго ли они смогут оставаться в этих застывших позах, но наверняка не стоит рассчитывать на многое. Было бы чересчур ожидать чинности от этих непосед, особенно от Мэгги, что и было вскорости доказано, когда Дэвид, перегнувшись через подлокотник, любезно заметил:
– Изящно выглядишь сегодня, Мэгги.
Мэгги внезапно скрестила ноги, словно припоминая что-то, затем вытянула их и едва не прищелкнула каблучками. Дэвид кивнул:
– Да! Очень изящно.
Девочка окинула его ясным пристальным взглядом и громко и четко спросила:
– Потому что разряжена, как кукла, да?
Ханна, мигом сообразив, что Джейни сейчас выскажет дочери свое «фи», деликатно шлепнула сестру по ладони. Затем покачала головой. Джейни глубоко вдохнула и сдержалась.
– Кукла? Не сказал бы, что у тебя кукольный вид, – попытался исправить ситуацию Дэвид.
– Ты раньше говорил, что я тебе нравлюсь в мини-юбке.
– Да, говорил; но понимаешь… я ведь был у тебя в гостях.
– А при чем тут это?
Прежде чем опустить глаза, Ханна увидела, как Дэвид усердно трет ладонью подбородок.
– Пожалуй, ни для кого не секрет, – пробормотал он, – что мини-юбки уже на закате своей славы.
– Но не на нашей улице. Пегги Стейнз…
– Мэгги, мы не хотим слушать, что там наболтала Пегги Стейнз, – предупреждающим тоном отрезала Джейни.
– Ну, ма, я только собиралась сказать…
– Я знаю, что ты собиралась сказать: утром ты уже цитировала мне Пегги Стейнз. И если ты опять это повторишь… что ж, ты знаешь, что произойдет.
Когда из-за спинки стула Мэгги донеслись смешки, та оглянулась и встретилась глазами с Питером, а он, склонившись к ней, прошептал:
– Повесит, утопит или четвертует?
– Нет, шкуру спустит, – объяснила Мэгги, покачав головой. По комнате разнеслось сдавленное фырканье, и девочка добавила: – Но сначала не один день поморит голодом… посадит на хлеб и воду.
Тут уже все захохотали в голос.
– Не желаете напитки? Апельсиновый сок? Ананасовый? – поинтересовался Питер, оглядывая всех присутствующих. – И у меня есть отличная идея: думаю, пришла пора переместиться на кухню. Там шоколадный торт-безе просто напрашивается, чтобы его съели. Как вам это?
Мэгги вскочила на ноги первой, опередив сестер, подхватила Джона и по-хозяйски зашагала прямо на кухню, а Клэр и Винни, идя по бокам Питера, поспешили за заводилой.
Дэвид занял освободившийся стул Мэгги и, продолжая смеяться, посмотрел на диван, где с почти невозмутимым видом сидела Джейни.
– Ну и девчушка у тебя растет, Джейни, – произнес он.
– Да уж, не знаю, что и делать; совсем от рук отбилась.
– Ха, вы с ней два сапога пара, – подал голос Эдди, – я тебе говорил, что с ней бесполезно спорить: девчонка костьми ляжет, но последнее слово оставит за собой. Да она кого угодно в два счета обставит, сама, поди, знаешь.
Ханна перевела взгляд с зятя на сестру. Только что она обнаружила новую грань у Эдди Харпера. Принимая во внимание его нрав, следовало ожидать, что при малейшем неподчинении он приходит в ярость и орет на дочь, чтобы та делала как велено. Но судя по его последним словам, Мэгги не боялась с ним пререкаться и даже одерживала вверх. Странно, но дочь и отец были очень похожи.
– Это Джон, – сказала Джейни, когда из кухни донеслись смех и визг. Затем к ликованию присоединились возбужденные голоса девочек; Дэвид вскочил со стула, пробормотал: «Я что-то упускаю, я должен это видеть» и почти бегом поспешил в кухню. На это Джейни улыбнулась:
– Ну, в самом деле! Мальчишки – всегда мальчишки.
Эдди мигом оказался на ногах, подошел к Ханне и тихо попросил:
– Покажи-ка мне твою шею, девочка.
– Ох. – Ханна приложила руку к горлу. – Сейчас там уже ничего нет.
– Просто дай посмотреть.
Нехотя она расстегнула ворот халата, и Эдди, разглядывая пожелтевшие синяки, разразился престранными восклицаниями:
– Ух ты, да он славно потрудился! Ишь, какие у Хамфа сильные большие пальцы.
– Ох, Эдди, заткнись! – Джейни толкнула мужа, но он оставил это без внимания и спросил:
– А что там с плечами?
– Ну же, Эдди, – погрозила пальцем Ханна. – Не собираюсь я показывать тебе свои плечи. Хочешь полюбоваться – запишись на прием. По двойной таксе.
– Ладно, я увидел достаточно.
С мрачным видом он сел на прежнее место, и Ханна, передвинувшись, чтобы сестра не заслоняла зятя, взмолилась:
– О, Эдди, ну пожалуйста! Ради Бога, выбрось это из головы. Все кончено. Не пытайся с ним расквитаться.
– Да я бы и не смог. Куда уж мне с ним управиться? Он же такой здоровый, такой сильный парень, этот твой Хамф.
Ханна откинулась на спину и умоляюще посмотрела на Джейни, но та лишь покачала головой, словно говоря: «Ничего не могу поделать». Затем, резко сменив тему, Эдди заметил:
– Хорошая квартирка. Эта… ну, комната очень симпатичная. Никогда в таких не бывал. Неплохо бы взять ее за образец для нашего нового дома. Ты ведь в курсе, что мы переезжаем, Ханна?
– Да, – с улыбкой ответила Ханна. – Мне уже сказали.
– Ну, это словами не передать, погоди, пока сама увидишь. Распрекрасный дом с огроменным садом.
– И район шикарный, – добавила Джейни.
Ханна внезапно рассмеялась.
– Я-то думала, вы пришли мне посочувствовать. – Она на мгновение надула губы. – А заодно поздравить с состоявшейся помолвкой.
– Оба-на! – Эдди переставил стул поближе к Джейни. – Когда же это случилось?
– А как насчет развода? – вставила Дженни.
– О, меня заверили, что развод пройдет гладко: у Хамфри уже есть наготове жена и двое детей. Что до помолвки, то много ли времени пройдет до свадьбы, целиком зависит от развода Дэвида. С этим будет немного сложнее. Из-за его жены. Ничего хорошего я об этой леди не слышала – да и при личной встрече не нашла в ней ничего доброго. Во-первых, она большая как дом и сильная как лошадь. Во-вторых, в ее семье наследственная душевная болезнь по женской линии, которая и ее, по всей видимости, не пощадила. Ее мать и сестра давно содержатся в лечебнице для душевнобольных.
С кухни донеслась новая порция визга и смеха. Следом появился Питер, толкая перед собой заставленную тележку, что вызвало у Дженни восхищенный вздох:
– О-о! Вы только взгляните, какая дивная сервировка!
– Ну ты представляешь, – обратился к Питеру Эдди, – ведь перед самым выходом из дома, она мне вдалбливала: «Не вздумай обсуждать все, что попадется на глаза, или рассказывать, где можно достать такие же вещи за полцены». А сама-то чем занимается? – Эдди хохотнул, затем плотно сжал губы, прежде чем добавить: – Но с правдой не поспоришь. Выглядит действительно как на картине. Ну да и у нас так бывает чуть не каждое воскресенье, – не удержался он от очередной подколки.
– Спасибо, Питер, – улыбнулась Ханна.
– Так из-за чего поднялся сыр-бор на кухне? – подключилась Дженни.
– О, у вашей дочери очень богатая и выразительная мимика, миссис Харпер. Я оставил ее за демонстрацией различных способов нападения человека на тарелку с желе.
Эдди покачал головой и расхохотался, а Дженни опустила голову и на секунду прикрыла глаза рукой, бормоча:
– О Боже, только не это! Только не это!
– Думаю, мне следует предупредить вас, миссис Харпер, что вы, похоже, потеряли дочь, а вы, мадам, вашего будущего супруга.
– Неужели? – спросила Ханна. – Но как же это случилось за такой короткий срок?
– Такие вещи случаются мигом, мадам. Сами знаете, так и бывает.
– Да-да, – рассмеялась Ханна, – ты прав, Питер. Я-то знаю, что так бывает. Но что сказала на этот счет юная леди?
– Она пока не огласила своего мнения, мадам, но я бы хотел вернуться и услышать больше.
Тут рассмеялись все, и Питер поспешил выйти из комнаты.
Часом позже юная леди ответила на вопрос тетушки, вызвав тем самым немалый конфуз. Харперы уже собирались уезжать, когда Дэвид, выказывая особое внимание Мэгги, взял ее за руку и сказал:
– Благодарю тебя, Мэгги, за чудесный день. Не знаю, чем ты собираешься заниматься, когда вырастешь, но…
И тут девочка прервала его уверенным тоном. В ее глазах плясали потаенные искорки, когда, пристально глядя на Дэвида, она отчеканила:
– Ха, а я знаю. Уже знаю. Сначала перекантуюсь с каким-нибудь мужчиной, пусть даже с не самым подходящим, вон как тетя Ханна, а только подвернется кто-то вроде тебя, тут-то я его и поймаю.
Отец едва не оторвал дерзкую девчонку от земли, ухватив за воротник куртки, и потащил к двери, где стоял Питер, на лице которого отражались одновременно восхищение и изумление.
На протяжении этого несуразного изложения жизненного кредо Джейни стояла абсолютно неподвижно, не сводя глаз с дочери, но теперь подскочила к дивану и, взяв сестру за руку, зачастила:
– Ну что мне с ней поделать? Ханна, я прошу прощения. Я хочу сказать, что она ничего такого не слышала от нас… Мы никогда ничего не обсуждали при ней. Я не знаю, что с ней делать.
– Все в порядке, все хорошо, – улыбалась Ханна, думая в этот момент, что девочка, очевидно, жаждет внимания к себе. – Представь, что за жизнь была бы без нее? Ну не переживай, ну же. Это был такой восхитительный день.
– Да, но чем этот восхитительный день закончился! Ох, Эдди ей задаст, и я этому только порадуюсь, потому что давно пора. Раньше он всегда стоял за нее горой, но сегодня своими глазами увидел, что она вытворяет.
– Иди уже, все тебя ждут.
– Она все испортила этим глупым заявлением, она тебя расстроила.
– Не смеши, она ни капли меня не расстроила. Смотри, вот как она меня расстроила! – Ханна стремительно вскинула обе руки, притянула Джейни к себе и крепко поцеловала. – Вот так-то. Теперь иди и поцелуй от меня Мэгги за то, что она устроила нам по-настоящему веселый день.
Джейни не сказала больше ни слова, только взглянула на Ханну сверху вниз, покачала головой и поспешила прочь.
Но ожидая возвращения Дэвида, провожавшего гостей, и Питера, наблюдавшего за уходящими с чугунной лестницы, Ханна про себя повторила слова Мэгги: «Тут-то я его и поймаю», и теперь они не показались ей забавными.