Другая сторона Эвереста

2

— Мэтт? Это Алисон из ITN Production. — У меня Джулиан Вэер для вас…

Мое сердце перестало биться. Мне очень нужна была работа. Кипа «последних предупреждений» валялась рядом с телефоном, недавно мы были близки к закладу нашего имущества, компания хотела отобрать дом за неуплату.

— А, Мэтт. Это вы? Как прошло Рождество?

Мы обменялись дежурными шутками.

— Дело в том, что четвёртый канал заинтересован в показе фильма о новой экспедиции на Эверест Брайана Блессида. Это десятинедельная поездка, стартует 31 марта, не заинтересует ли она вас?

Вопрос был задан мимоходом, как приглашение на вечернику.

— По какому маршруту?

На другом конце провода послышался бумажный шорох.

— С севера, с тибетской стороны, — ответил он.

С севера. Эти слова вызвали спонтанную химическую реакцию внутри меня. Со скоростью 3620 километров в час пачки электрических импульсов как борзые неслись в моем сознании. В нескольких дюймах впереди них бежал глупый заяц, на его спине красной краской было намалёвано слово «ответственность». Тридцатипятилетний женатый человек, отец троих детей, должен думать о таких вещах. Осторожно.

Но у меня не было времени, Джулиан Вэер не тот человек, кто будет ждать. Две миллисекунды, три миллисекунды, четыре…

Борзые набросились на глупого зайца с маниакальным рёвом, радостно разрывая его на куски своими клыками.

— Да.

— Хорошо, я организую встречу с Брайаном.

Звонок был прерван мягким щелчком. Дышать стало трудно.

Моя жена Фиона с пятилетним сыном Грегори, картинно расположившись на полу среди обрывков оберточной бумаги и пенопластовых внутренностей коробок от новогодних подарков, играли в настольный футбол. Семилетний Алистар настойчиво боролся с эпидемией грызунов в Супер Нинтендо, компьютерной игре, в то время как девятилетний Томас лежал на диване, делая вид, что учит уроки, читал юмористическую книгу.

— Думаю, что мне только что предложили работу.

Фиона приготовилась пробить из-за линии штрафной площадки, её палец, как пустельга на охоте, завис над маленькой фигуркой футболиста.

— О, да.

Она даже не подняла глаз. Её палец, настраиваясь на удар, сдвинулся на долю миллиметра.

— Это Эверест. Десять недель.

Её палец провел молниеносный удар, вогнав мяч, величиной с горошину, под верхнюю перекладину ворот.

— Дети, посмотрите внимательно на своего папу, вы, возможно, его долго не увидите.

Дети проигнорировали её, Грерори выстроил своих игроков для нанесения удара по центру.

— Я серьёзно. Это предложил Джулиан Вэер.

— Bay.

— Его четвёртый канал заинтересовался второй попыткой Брайана Блесснда.

— Не может быть, — Фиона быстро остановила контратаку Грегори. — Если ты думаешь, что кто-то в здравом уме собирается поручить тебе это, то ты ошибаешься. Он слишком толстый. Они уже делали фильм о его попытке влезть на эту дурацкую гору.

Нет на земле более циничного человека, чем жена внештатного телевизионного режиссера. Что касается работы, то, если бы я возвратился домой из поездки в Ватикан и сказал Фионе, что Папа собственноручно вручил мне гарантию, написанную своей кровью, что он поручает мне сделать следующий документальный фильм, её ответ был бы: «Ха-ха».

И почему это так? Одиннадцать лет назад она была двадцатитрехлетней цветущей девушкой с цветами в волосах, которая шутя ставила подножку в проходе деревенской церкви в Саксесе. Она верила всему свету и его людям. И мне. Возможно, она видела выбранную мною карьеру телевизионщика благородной, несущей развлечение и свет в дома людей. Выйти замуж за телевизионного режиссера было тем, чем можно гордиться? О, все это было прекрасно.

Теперь она знала правду. И это не есть хорошо. Телевизионный бизнес грязен. Чтобы выжить в нём, нужно быть немного лаской, немного питоном и немного волком. Чтобы в нём преуспеть, вы должны быть на 99 процентов огромной белой акулой. Способность нагло врать также быстро приходит, особенно если вы внештатный сотрудник.

Вы становитесь лаской, чтобы ваш проект программы оказался у ответственного редактора. У него уже полно предложений, таких как ваше и нет времени прочесть ни одно из них. Втихомолку, проскальзывая в вентиляционную шахту, вы кладете своё предложение ему на стол и молитесь, чтобы зазвонил телефон.

Он зазвонил. Волна радости, эйфории, ощущение; что мир прекрасен, захлестывает вас после этого.

Ответственный редактор проявил «интерес».

Вот тогда вы становитесь питоном. Вы сжимаете ответственного редактора своими кольцами. Сжимаете сильнее, а он выскакивает и исчезает. Стоит на минуту ослабить захват, и он тут же проявляет интерес к чьей-то другой идее.

Месяцами продолжаются встречи. Партнеры найдены в самых отдаленных уголках планеты. Операторы вытащены из особняков и приглашены на ланчи в столовые в квартале Сохо. Момент приближается. Телефоны накаляются докрасна. Вы снова начинаете пользоваться своей карточкой в магазине.

Вдруг мир переворачивается. Звонит ответственный редактор. Он отвергает ваше предложение.

Теперь вы становитесь волком. Вы рычите, вы обнажаете клыки и бросаетесь в бой.

Прибегая к хитрости, нытью, вранью, лести и ругани, встречая упрямый отказ, вы вынуждаете ответственного редактора изменить своё мнение.

Вдруг он обнаруживает, что перед ним величайший проект, какого он ещё не встречал.

Фейерверки. Шампанское. Вы покупаете новый ноутбук.

Все хорошо. Вы оказываетесь в каком-то уголке земного шара рядом с кинокамерой, заряженной четырьмястами фунтами целлулоида. Вы говорите «мотор». Оператор дает старт. Урчит мотор и крошечный прямоугольник света, проходя через линзы точно за одну пятидесятую долю секунды, экспонирует кадр фильма, меньше почтовой марки. Первый из миллионов кадров, которые потом составят вашу программу.

Тогда вы захотите знать, есть ли на свете ещё более ненормальная работа. Тогда вы поймете, что любите её.

Фиона победно завершила игру в футбол. Мама — 3, дитя Грегори — 0.

Я все ещё таращился на телефон. «Замётано. Это грандиозно. Я почувствовал это своими костями. Я отправляюсь на Эверест».

Фиона взглянула на меня своими большими карими глазами.

— Я собираюсь за покупками. Что бы ты хотел на ужин?

Через два дня я спустился по улице Грейс Инн в Главное Управление ITN. Главное Управление — это действительно подходяще слово, не говоря о простых офисах, расположенных здесь. Устрашающий восьмиэтажный атриум мог бы поглотить все здания других компаний, вместе взятых, где я когда-либо работал.

Стеклянный лифт со свистом вознес меня на второй этаж, где изысканный Джулиан Вэер разлил кофе из элегантного фарфорового чайника и кратко изложил суть проекта.

Предлагалось сделать одночасовой документальный фильм для четвертого канала, который будет показан под рубрикой «Неожиданные встречи». Понимая, что фильм столкнется с обычными бюджетными трудностями, мы решили создать исключительный творческий коллектив. Он должен был состоять из режиссера, в моем лице, и двух операторов, один из которых владел бы мастерством снимать на вершине, если экспедиция окажется успешной. На подготовку оставалось мало времени. Экспедиция должна была отправиться в Катманду менее чем через три месяца, а фильм до сих нор не получил определенного аванса от радиовещательной компании.

Когда мы приступили ко второй тарелке датского печенья, в офис с громовым ревом ворвался Брайан Блессид, его борода встала дыбом, а в глазах светился странный демонический внутренний огонь.

— Ледоруб генерала Брюса!

Он размахивал древней, деревянной палкой с ржавой пикой на конце. Брайан с восхищением смотрел на него.

— Мне только что вручила это его семья. Я собираюсь внять его с собой на северный маршрут. Тысяча девятьсот двадцать второй год, вы даже не представляете, что сделали эти люди и генерал Брюс — один из них.

Джулиан познакомил нас. Брайан был в восторге. Знакомство заняло ровно десять секунд.

— Вот. Смотрите, Мэтт, мы уже здорово продвинулись.

Брайан нервничал, я тоже. Как режиссер, я понимал, что для нас обоих необходимо сработаться. За свою карьеру менеджера мне приходилось наблюдать, что происходит, когда режиссеры и их «звезды» не находят общего языка. Жизнь слишком коротка, чтобы снимать кино с людьми, которые тебе не нравятся.

Брайан был одет, как фермер, идущий в выходной день на вечернюю кружку пива. Его толстовка несла следы метания низколетящих уток (у Брайана был впечатляющий зверинец полудиких животных), а из оборванных толстых штанов выглядывали стоптанные кожаные ботинки.

— Важно, Мэтт, быть уверенным, что на вашей чертовски хорошей шляпе есть завязка. Если её нет, то ветер сдует шляпу с Ронгбукского ледника и вы лишитесь её.

Последовала длинная пауза, и я записал в моей записной книжке: «Шляпа с завязкой».

Брайан был во всем эксцентричен и в том числе в своей любви к Эвересту. Он мог назвать каждого участника каждой предвоенной экспедиции на Эверест, мог вспомнить их испытания и злоключения с большой точностью. Он знает все маршруты, которыми они шли, высоты, которых они достигли, несчастья, которые они испытали, когда Эверест отбрасывал их назад с трагическим исходом (как это часто и бывало).

В 1990 году, по прошествии многих лет неоплаченного топтанья на месте, наполненных разбитыми обещаниями и препятствиями, которые сломали бы любого другого человека, Брайан убедил Би-Би-Си и продюсера Джона Пола Дэвидсона сопровождать его в походе на Эверест с севера. В результате появился девяностоминутный фильм «Галаад Эвереста», в котором много места было отдано страсти Брайана по Эвересту и особенно его одержимости альпинистом Джоржем Лейхом Мэллори.

Одетый в альпинистскую одежду тех дней, Брайан восстановил маршрут британской экспедиции 1924 года. «Галаад Эвереста» взывает к духу прошедших лет, к таинственному исчезновению Мэллори и его партнера Эидрю Ирвина недалеко от вершины, трагедии, которая потрясла альпинистов и общественность в 20-х годах XX века и продолжает волновать сейчас.

Реальный успех фильму принесла возможность зрителю своими глазами увидеть действия Брайана на горе. Хотя создатели фильма поставили своей целью достичь вершины, прекрасная погода открыла «окно» на северный гребень, что дало возможность реально повторить восхождение Мэллори и Ирвина.

Вот тогда Брайан удивил всех и себя тоже.

Несмотря на лишний вес и отсутствие высотного опыта, Брайан достиг высоты 7600 метров на северном гребне. И все же высота и усталость вынудили его повернуть назад недалеко от лагеря 5. Испытания пыхтящего и отдувающегося Брайана так достоверно были отсняты оператором Дэвидом Бришерсом, что наблюдать за этим без кислорода было почти невозможно.

Фильм показал, как это прежде показывали очень немногие гималайские фильмы, что высота — это реальный враг. Зритель видел в каждом тяжелом шаге, в каждом глотке воздуха Брайана ту физическую и моральную борьбу, которую он вёл. В противоположность невозмутимым опытным профессиональным альпинистам Брайан был человеком, на месте которого зритель мог представить себя.

Брайан поднялся высоко, выше, чем кто-либо мог предположить. Ему повезло, повезло и фильму. К моменту возвращения вниз он был на краю гибели. Но счастью рядом находился Дэвид Бришерс — сильный опытный альпинист-гималаец, имеющий в своем активе два восхождения на Эверест. Расчетливые действия Бришерса несомненно спасли Брайана от горной болезни, обморожения или чего-нибудь похуже. Мучительно медленно Брайан был доставлен в передовой базовый лагерь, где его встретил Джон Пол Дэвидсон с остальными членами команды.

Можно было предположить, что, побывав в священных горах, где пропал его герой Мэллори, и тем самым удовлетворив свои амбиции, Брайан повесит свои альпинистские ботинки на гвоздь и вернется к своей деятельности. Но «зов сирен», шедший от Эвереста, оказался слишком силён. В 1993 году Брайан вернулся к Эвересту, на этот раз он собирался взойти на вершину.

Для своей новой попытки он примкнул к коммерческой экспедиции, которую проводила компания из Шеффилда, под названием «Гималайские королевства». Вместе с остальными десятью участниками Брайану предстояло подниматься по южной непальской стороне тем же маршрутом, каким поднялись в 1953 году Эдмунд Хиллари и шерпа Тенцинг. Для организации высотных лагерей, доставки кислорода, еды и газа для приготовления пищи экспедиция опиралась на помощь шерпов. Каждый участник заплатил по $22 000.

В марте 1993 года экспедиция вылетела из Лондона в Катманду и прошла через долину Кхумбу к базовому лагерю, где и началось восьминедельное восхождение.

Если достижения Брайана в «галаадской» экспедиции были впечатляющими, то в 1993 году они были поистине удивительными. Будучи самым старейшим участником в команде пятидесятисемилетний Брайан поднялся выше Южного седла на высоту 8300 метров, не дойдя всего 500 метров до вершины.

Во время спуска с Южного седла Брайан и другие участники едва избежали смерти в лавине, которая сошла со склона Лхоцзе и смела на своем пути лагерь 5, расположенный на высоте 7500 метров, в котором они находились всего несколько часов назад.

На обратном пути команда вместе с Брайаном отпраздновала успех. Экспедиция под руководством Стива Белла привела на вершину восемь участников, рекордное количество для коммерческих экспедиций, и Брайан снова доказал свою выносливость на предельной высоте. Поднявшись выше отметки 8000 метров без использования кислорода, он совершил настоящий подвиг, говорящий о больших возможностях альпиниста.

Теперь, в шестьдесят лет, Брайан заключил договор об участии в третьей экспедиции на Эверест и снова с «Гималайскими королевствами». И ваг он опять на северной непальской стороне, где шесть лет назад был снят фильм «Галаад». Тогда он был восторженным новичком, незнающим ни о разрушительной силе высоты, ни об умении отступить при необходимости. Теперь же он опытный участник двух экспедиций на Эверест, в его активе впечатляющий подъём на высоту более 8000 метров с южной стороны. Высокие достижения Брайана, учитывая возраст, говорили о его незаурядном таланте высотника и о безграничном энтузиазме в достижении поставленной цели.

Но хватит ли этого? Сможет ли Брайан взойти на вершину? Или он достиг своего потолка в экспедиции 1993 года, выше которого он никогда не поднимется?

Для меня этот вопрос был жизненно важным. Я не хотел повторять «Гадаад Эвереста», а хотел показать в фильме весь путь до самой вершины и Брайана на ней.

У Брайана не было никаких сомнений.

— В этот раз я собираюсь дойти, Мэтт. С Божьей помощью я сделаю это!

Кофе Брайана так и стоял нетронутым перед ним. Он размахивал знаменитым ледорубом, периодически стуча им по коленной чашечке для подкрепления своих слов.

— Я начну пользоваться кислородом намного раньше. Надо было нацепить эту маску на южном склоне, но я был чертовски горд для этого. Но теперь я сделаю это, и вы будете со мной, чтобы отснять лучший гималайский фильм из всех сделанных ранее!

Ледоруб генерала Брюса рассек воздух в драматическом росчерке.

— Созданы ли вы для гор, Мэтт? — спросил Брайан.

— Думаю, самую малость, — ответил я и подарил Брайану мою самую сдержанную улыбку.

Действительно, для того, кто задумывается о создании фильма об Эвересте с севера, мой альпинистский опыт выглядел весьма сомнительно. В числе моих прежних достижений были только два восхождения. Одно во время треккинга в Гималаях на пик Покалде, высотой 5700 метров и на неприметный вулкан в Эквадоре примерно такой же высоты. Для серьёзных гималайцев это просто бугорки, на которые можно подняться для разминки перед завтраком.

Взойти же на них было предельно трудно.

Более тревожным, чем эти сомнительные победы, были те ошибки, которые преследовали меня во время альпинистской стажировки.

Я почти мог гордиться попыткой взойти соло на Бэн Нэвис в октябре 1981 года, будучи студентом университета в Дархеме.

Оно началось довольно обнадеживающе. К полудню в пятницу я добрался на попутной машине до Эдинбурга, а затем до Глазго, К вечеру начался ливень, и пришлось остановиться.

В 2-30 ночи я застрял севернее Дамбартона, насквозь промокший и переполненный чувством жалости к себе. Редкие проезжающие машины не желали останавливаться.

Вспомнив о сервисной станции, оставшейся в нескольких милях позади, я решил вернуться к ней и дождаться там рассвета. Я шёл с поднятым вверх большим пальцем без всякой надежды, что меня подберут.

К моему удивлению, машина остановилась. Это оказался дом на колесах, переделанный из старого фургона «Рыба и картошка». Семья пригласила меня в машину, посочувствовав моему состоянию. Когда водитель узнал, куда я собираюсь, он предложил мне вместо Бэн Нэвиса взойти на Сноудон.

Семья ехала домой во Флинт, расположенный на северном побережье Уэльса. Они собирались довезти меня туда к рассвету, и мне бы остался небольшой перегон но дороге А5151 до Бангора, затем короткий бросок до Сноудонии, откуда величественный пик может быть быстро и победоносно покорен.

В машине было тепло, мне было предложено сиять мокрую одежду и прилечь. Бэн Нэвис подождёт. Он ждёт до сих пор. Я пока ещё не взошел на него.

Когда я проснулся во Флинте, то обнаружил одну из девочек-двойняшек, ей, наверное, было около восьми-девяти лег, укрывающую меня одеялом, пока я спал.

— Я думала, вы замерзли, — сказала она и дала мне батончик Марса на завтрак.

Путь в Сноудонию оказался гораздо длиннее, чем предполагалось. Только к середине дня я доехал до Бетвс-и-Коед. Низкие облака, как одеялом, накрыли национальный парк, уменьшив видимость до нескольких сотен метров. Гору было не видно, и у меня не было карты и не было денег, чтобы её купить.

Посмотрев на карту на парковке в национальном парке, я отправился в тумане под моросящим дождем по направлению к Сноудону. Два часа я тащился по болотистой тропе, которая упрямо пролегала по низу долины. Я уговаривал сам себя, что, конечно же, скоро начнется подъём. Тропа тем временем превратилась просто в болото. Я поймал себя на том, что перепрыгиваю с одной кочки на другую. Топкие ямы с черной тиной подстерегали с обеих сторон. Облака сгущались, и я потерял дорогу окончательно. Я стал искать путь наверх через поля, где с кислыми мордами паслись овцы, преодолевая каменные стены, пока не зацепился за забор из колючей проволоки. Случайно на исходе хмурого дня я наткнулся на остов брошенного трактора и признал своё поражение. Сноудон может подождать, подумал я.

В моей поклаже была четвертинка Южного Комфорта. Я выпил её менее чем за полчаса, затем съел пачку печенья и сосиску. Почувствовав тошноту, я начал отступление с горы, если я вообще был на горе, и к ночи оказался на асфальте.

В понедельник утром за несколько минут до начала лекции я, изможденный, с красными глазами, наконец, автостопом добрался до Дархема. Странно, но, несмотря на жгучий стыд, что никуда не залез, я считал, что прекрасно провел выходные дни.

Частью моей альпинистской истории, о которой я сейчас рассказывал Брайану и Джулиану, было время, когда я работал в качестве гида. Летом 1984 года я провел несколько треккингов в Атласских горах в Марокко для компании «Познавай мир», устраивающей походы выходного дня.

Каждые две недели новая группа прилетала в Марракеш из Парижа. Я обычно сидел в аэропорту в кафе, попивая что-нибудь в компании Филиппа — французского гида из конкурирующей компании, и наблюдал, как вновь прибывшие выходят из самолета. Филипп обладал талантом отбирать клиентов для своей группы.

— Это моя, — заявлял он доверительно всякий раз, когда появлялась симпатичная девушка.

— Это твоя, — звучало каждый раз, когда появлялась пожилая или не отвечающая требуемым стандартам Филиппа женщина.

Больше всего бесило то, что Филипп почти всегда оказывался прав. «Le Trekking» была престижной компанией в то время во Франции, и его группы действительно в большинстве состояли из девушек. Мои же группы состояли в основном из усатых пожилых матрон и бородатых библиотекарей. На маршруте группы Филиппа представляли собой блистательный парад облегающих велосипедных шорт и зеркальных солнцезащитных очков. Мои же были одеты в молескиновые (молескин — плотная прочная ткань) бриджи и рубашки с начесом, выброшенные с армейских складов.

В аэропорту Филипп бросал мне прощальное:

— Как всегда, Мэтт, у меня газели, а у тебя козлы! Увидимся через две недели.

Без особых усилий посадив лучшую часть добычи в свою Тойоту-турбо, Филипп с ревом срывался в ночь со своими газелями, оставляя позади себя след дизельных выхлопных газов и «Шанели».

Оставив раздражение но этому поводу, время, которое я провел как руководитель треккинга в горах Высокого Атласа, было очень хорошим. Я понял, какие странные вещи случаются, когда встречаются горы и люди. Треки не были тяжелыми, около шести часов ходьбы ежедневно, но в условиях летней марокканской жары они были достаточно утомительными. В Высоком Атласе я наблюдал, как меняются люди, когда меняется настроение гор от одной долины к другой.

Горы снимают шкуру с альпиниста, как разбирают машину на свалке. Они снимают верхний слой, кожуру, оставляя очищенную сущность — шасси, к которому привинчены части тела. Спокойные участники могут вдруг прийти в сильную ярость. Суровый житель Глазго может пустить слезу. Тихие как мыши матроны могут превратиться в горных львиц, взбираясь на пики и обратно в долину со сверхчеловеческой скоростью. Посреди этого волнующегося меняющегося бытия находится руководитель трека, подбадривающий, информирующий и старающийся не допустить, чтобы одни участник разбил другому голову во время случайного столкновения. Эта требующая психологического подхода, физически изматывающая работа замешана на мягком, ироничном юморе, который кажется неизменным атрибутом британца, оказавшегося в группе.

Мне нравилось это. Особенно, когда одинокая привлекательная газель покидала Марракеш с багажной биркой «Познавай мир» на своем рюкзаке.

— Моя, — говорил я Филиппу. И он плевался от злости.

Но треккинг — не альпинизм, и Тубкаль 4165 метров — наивысшая точка в горах Высокого Атласа был бы просто чернильной точкой на карте Гималаев;

Короче, я был совершенно неподготовленным для экспедиции на Эверест, по технически трудному маршруту с севера. Как упоминалось ранее, я никогда не поднимался на высочайшие вершины Европы. Я не только никогда не оканчивал обычного курса альпинистского обучения, но и не имел элементарных навыков работы с верёвкой. Еще хуже была моя склонность совершать ошибки. Развернутые карты вылетали из моих рук на легком ветру, карабины мистически выпадали из обвязки, бутылки с водой выпрыгивали без предупреждения из карманов моего рюкзака и улетали вниз по ледовым склонам. Я поджигал палатки, ронял спальные мешки в замерзающие реки, а потерянных солнцезащитных очков вполне хватило бы на средний магазин. Такая неловкость создает неудобства на небольших высотах, но на высоте свыше 8000 метров она может вас погубить.

— Я только сделаю виды из базового лагеря, — сказал я Брайану, — а высотную съемку оставлю специальному оператору.

— Ерунда. — Брайан был непреклонным. — Вы будете со мной до конца. Однажды вы выйдите оттуда и увидите, какая великая сияющая пирамида стоит над Ронгбукским ледником, и вы попадете под её чары.

Брайан пожал до хруста пальцев руку на прощание и поехал в Сохо, в студию, озвучивать фильм.

— Вы думаете, это может сработать? — Джулиан вылил осадок от кофе. Несмотря на то, что Брайан успел мне понравиться, с точки зрения режиссёра проект имел ряд нерешённых вопросов.

— Я думаю, мне надо кое в чем разобраться. Не следует торопиться, пока мы не будем абсолютно уверены, что Брайан сможет попытаться взойти на вершину. Если да, и мы сможем найти способ отснять это, то действительно что-то получится. Если нет, то мы будем иметь ремейк Галаада, а я этого не хочу.

Джулиан дал мне неделю собраться с мыслями.

Я стал прикидывать шансы Брайана. Я поговорил с некоторыми из высотников, знавших Брайана, и все они в один голос сказали одно и то же, основываясь на впечатляющем высотном достижении Брайана, что он сможет попытаться взойти, если всё сложится хорошо и погода и график.

Как профессионал я склонялся к тому, чтобы принять предложение, и, кроме того, была личная причина, по которой идея провести десять недель в Тибете выглядела привлекательной.

Мой одиннадцатилетний брак трещал по швам, и я отчаянно пытался разрешить его кризис. Я стал понимать, что Эверест смог бы дать мне необходимое время, чтобы избежать ошибки.