Друзья и любовники

Глава 6

Дождь все еще лил, когда такси, в котором ехала Мадлен, свернуло с шоссе на улицу, где она жила. Она даже подалась вперед, с ужасом глядя на груду обломков и поломанные деревья — свидетельство ночного урагана.

— Это что, район новой застройки? — ухмыльнувшись, пошутила она.

— Что проклятый ветер наделал, — посетовал пожилой шофер. — Да еще с какой молнией. Уверен, что это все молния. Смотрите, что тут творится! — Он кивком головы указал на маленький желтый «фольксваген», расплющенный обрушившимся стволом мощного дуба, который теперь лежал посреди гостиной Мадлен.

— О Боже, нет! — простонала она. Пальцы с силой сжали маленькую сумочку под цвет ее вечернего платья. — О Боже, это же мой дом!.. Пожалуйста… пожалуйста, остановитесь здесь, я перейду улицу. Скажите, сколько я вам должна.

Она расплатилась, и пожилой шофер посмотрел ей вслед, сочувственно качая головой.

Она чувствовала, как по ее щекам, вперемешку с дождем, льются слезы. Машина погибла безвозвратно. Да и дом, судя по всему, вряд ли удастся спасти.

Она была не из слабых, на ее долю выпадали и более тяжкие испытания, включая смерть отца, но сейчас мир вокруг казался таким беспросветным, что ей захотелось, чтобы Джон Дуранго был рядом, а не летел на деловое совещание в Денвер.

Она обхватила себя руками и, всхлипывая, смотрела на обвалившийся фасад дома. Джон предупреждал ее, что дерево может упасть. Казалось, будто чья-то мощная рука расколола ствол дуба. Она понимала, что не сможет одна устранить следы разрушения и привести все в порядок.

— Мадлен!

Она обернулась и увидела Доналда Дуранго, спешившего ей навстречу от соседнего домика мисс Роуз. С рыданием она бросилась ему в объятия.

— Слава Богу, жива! — сказал он со вздохом облегчения. — Я уже голову потерял. Где ты была?

Она не готова была отвечать на этот вопрос.

— Это неважно, — всхлипнула она. — Погляди, что с моим домом! Что сталось с моей бедной маленькой машиной! Доналд, милый!.. — Она вытерла слезы. — Я собиралась пойти сделать себе чашку кофе, — сказала она, растерянно взглянув на дом. Шок, который она испытала, вызвал оцепенение.

— Поедем ко мне, — предложил Доналд. — У меня ведь есть квартира в гараже, и в ближайшее время она мне не понадобится. Ты можешь воспользоваться ею, пока из твоей гостиной не вытащат дерево. Все будет хорошо, — добавил он, улыбнувшись.

— А машина? — И она снова зарыдала.

— Тебе давно пора завести новую, — сказал он. — Мотор совсем износился.

— Ничего подобного, — проворчала она, насупившись. — Его хватило бы еще на сотню миль по крайней мере.

— Чувствуется, что ты проводишь много времени с Джоном. Машина твоя годится только в утиль.

Она взглянула на свое платье.

— У меня нет никакой одежды с собой, — сказала она.

— Постой здесь. Я пороюсь там в доме и принесу тебе что-нибудь. Похоже, что дерево задело только гостиную.

— Может быть, лучше не стоит? Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за пары платьев. Я могу купить себе что-нибудь.

— Все будет в порядке.

— А мисс Роуз? — вдруг вспомнила она и с тревогой перевела взгляд на соседний дом.

— Там все отлично, — сказал он. — Я влетел к мисс Роуз как сумасшедший несколько минут назад, решившись наконец поехать сюда и узнать, все ли в порядке. — Он вздохнул с явным облегчением. — Я звонил тебе всю ночь, но никто не отвечал. Мисс Роуз сказала, что тебя вчера увез в «феррари» какой-то мужчина и ты не вернулась. — Он внимательно изучал ее внезапно вспыхнувшее лицо. — Приметливая дама мисс Роуз. И неисправимый романтик. Она убеждена, что вы с Джоном сбежали и обвенчались.

Ее бросило в жар при одной мысли об этом.

— Не совсем так, — ответила она уклончиво и отвела глаза.

— Ну ладно. В конце концов, это не мое дело, — сказал он, однако любопытство в глазах не погасло. — Пойду погляжу, что еще можно спасти.

Она стояла под холодным дождем и глядела ему вслед, а в душе все бурлило. Потрясение было настолько сильным, что она все еще не вышла из оцепенения. Прямо из теплой постели Джона — в этот ужас!

Она закрыла глаза и попыталась отогнать от себя воспоминания о прошедшей ночи. Она все еще ощущала руки Джона под своей спиной, нежно приподнимавшие ее, его губы, касающиеся ее обнаженной кожи, мягкие, как бархат, усы. И упругое мощное тело совсем рядом, его специфический, чисто мужской запах, хрипловатый страстный шепот…

Сегодня утром все между ними переменилось, исчезло даже легкое товарищество последних лет. Утром он был до странного сдержан, а она боялась обронить неосторожное слово, и ее искренне смущал его пристальный взгляд, от которого она пыталась укрыться под коричневыми простынями и полосатым шоколадно-кремовым одеялом.

— Мы поговорим, когда я вернусь из Денвера, — сказал он.

— Хорошо, — ответила она тихо.

Он посадил ее в машину и вернулся к дом, даже не взглянув на нее.

— Я спросил, готова ли ты ехать? — Доналд показал ей чемодан. — Я запер комнаты, которые не пострадали, чтобы их не залило дождем. Повреждена лишь гостиная, и ее нетрудно будет отремонтировать. Главная проблема — это убрать дерево.

— Я вызову кого-нибудь потом, — сказала она. Платье насквозь промокло и неприятно прилипало к телу. — Мне бы хотелось поскорее переодеться во что-нибудь сухое.

— Тогда поехали. Я оставил машину у дома мисс Роуз.

Она послушно пошла за ним и остановилась лишь для того, чтобы успокоить мисс Роуз и перекинуться с ней несколькими словами. Та была счастлива видеть ее живой и невредимой, но тут же полюбопытствовала, где она была. Мадлен дипломатично перевела разговор на другую тему и исчезла до того, как мисс Роуз осознала, что ее вопрос остался без ответа.

— Где же ты все-таки провела ночь? — продолжал пытать ее Доналд, когда они уже ехали в машине к его дому. — Вряд ли с Джоном целую ночь. Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы этому поверить.

Знал бы ты правду, усмехнулась она про себя. Пожав плечами, она улыбнулась.

— Тебе так хочется знать? Может быть, я совершила убийство, чтобы добыть материал для следующей книги.

Он театрально вздохнул.

— И теперь ты сделала меня сообщником, рассказав мне об этом.

— Я знаю хорошего адвоката, он возьмется защищать нас обоих.

— Ну разумеется, у тебя-то должен быть адвокат.

Она откинулась на сиденье.

— Спасибо, что предложил пожить в твоей квартире. Ты уверен, что она тебе не понадобится для визитов… ну, скажем, приятельниц?

— А как ты считаешь, кто ты?

— Я знаю только, кем я буду, когда Джон Дуранго найдет меня, — простонала она, закрыв глаза. Он позеленеет от ярости, она в этом не сомневалась и не очень понимала, как ему все объяснить, учитывая зыбкую почву их нынешних отношений.

— Мисс Роуз тебе предлагала комнату в ее доме, — сказал Доналд с иронией.

— Мисс Роуз — член Исторического общества военных вдов.

— Ну и что?

Она повернулась к нему.

— А то, что они не только вспоминают войну, но и разыгрывают иногда батальные сцены. Он похлопал глазами.

— С лошадьми, саблями и всем прочим? — спросил он насмешливо.

— Не глупи, — проворчала она. — Не ту войну.

— А какую?

— Первую мировую. Они поминают ее, читая вслух стихи, исполняя военные песни и все такое. Маленькие старушки, по-твоему, носятся на лошадях и размахивают саблями?.. — Она подавила готовый вырваться смех.

— Зная мисс Роуз, я бы не удивился, — возразил он. — Ничуть не удивился бы.

Если по-честному, я бы тоже не удивилась, подумала она, но не произнесла этого вслух. Она пожалела о том, что приглашение мисс Роуз было сделано в ее отсутствие и она им не воспользовалась. Оно было бы очень кстати. Но, с другой стороны, прими она его, она тем самым признала бы, что боится реакции Джона на то, что она поселилась в доме Доналда. К тому же вся эта суета вокруг еженедельных собраний военных вдов — писать в такой обстановке вряд ли было бы возможно. Мисс Роуз ко всему прочему была большой любительницей поговорить, умолкала она лишь затем, чтобы послушать свои программы по радио, включая его на полную громкость, так как была глуховата. Ничто не могло заставить ее пропустить местные новости или некрологи.

Поэтому оставалась либо студия Доналда, либо мотель. Но Мадлен не хотела уступать Джону. Она не стала его собственностью, даже после ночи, проведенной вместе. И не собиралась пополнить коллекцию его вещей, о чем уже ему говорила.

Квартира в гараже, как раз на одного жильца, находилась в двух шагах от черного хода нелепого кирпичного дома Доналда. Она состояла из жилой комнаты типа студии, со складной кроватью, большой ванной и комбинированной кухни-столовой. Комната была вся заставлена банками с краской и мольбертами, но Мадлен это мало беспокоило. Она собиралась работать, и ей было не до обстановки.

Она распаковала чемодан, который собрал Доналд, огорчаясь каждый раз, когда не находила нужных вещей. Впопыхах он всунул брюки, блузки и даже пару немнущихся платьев, но белья не было. Типичный холостяк… Не подумать о том, что женщины что-то носят под платьем… Проблему можно решить, как только у нее будет машина. Она обнаружила, что Доналд не вспомнил о пишущей машинке. Это заставило ее принять окончательное решение. Ей просто необходима машина, чтобы свободно передвигаться.

Она переоделась в джинсы и голубую майку, сделала несколько звонков и пошла поговорить с Доналдом.

— Могу я ненадолго воспользоваться твоей машиной? — обратилась она к нему без всякого предисловия. — Мне необходимо найти замену моему «фольксвагену».

Доналд взглянул на ее озабоченное лицо.

— Что за спешка? — спросил он. — Ты можешь пользоваться «линкольном», пока ты здесь.

— Слишком велик для меня, — вздохнула она, покачав головой. Но истинной причиной ее отказа было желание ни от кого не зависеть. — Я ведь все равно должна буду потом на чем-то ездить. Как насчет того, чтобы посмотреть со мной машины? Конечно, если у тебя есть время.

— Для тебя — все что угодно, — сказал он и коротко объяснил домоправительнице, где его искать, затем проводил Мадлен к огромному «линкольну». — Прыгай, — сказал он весело, открыв дверцу. — Что ты задумала купить? «Фиат», «феррари»?

— «Фольксваген», — сказала она твердо. Повернув голову, он пристально посмотрел на нее.

— Ты ведь теперь уже не бедная писательница, — съязвил он.

— Просто мне нравятся «фольксвагены». У них прекрасная скорость, хорошее ускорение, и вообще они милые.

— Боже! Последнее, что мне требуется от машины, — это чтобы она была милой.

— «Линкольны», мне кажется, тоже милые. Он завел мотор.

— Ради всех святых, поехали, а не то, чего доброго, ты еще начнешь с ней разговаривать.

Она наконец нашла то, что хотела, когда Доналд отвез ее в шестой магазин, — маленький желтый «фольксваген», который был точной копией ее погибшей машины, разве что на пять лет моложе и без выбоин на крыльях.

— Эта?! — пренебрежительно воскликнул Доналд, оглядев ее.

— Не оскорбляй мою новую машину, — сказала она, погладив ее по крыше. — Смотри, какая милашка.

Доналд в ответ только покачал головой.

— Ты звонила страховым агентам насчет старой машины?

— Конечно. Я еще звонила ремонтным мастерам. Думаю, они уже там.

— Прости меня за то, что вмешиваюсь, но, может быть, лучше вначале оценить стоимость работ?

— Я знаю Билла Гоннелса с детства. Мы вместе ходили в школу. Он строительный подрядчик и, к моему счастью, взялся за ремонт.

— Я тоже знаю Билла. Квартира в гараже, где ты сейчас живешь, — его рук дело, — сказал, улыбнувшись, Доналд. — Ну а как быть с деревом?

— Волонтеры из гражданской обороны должны первым делом убрать его с поврежденных проводов, — сказала она. — Они собираются распилить его и устроить дровяную лотерею, а на вырученные деньги купить нужные инструменты для аварийного отрада.

— Бог мой, какая рациональность!

— Мне ведь не нужны дрова, — сказала она. — А так они пойдут на благое дело — я пообещала сделать сообщение для печати.

— Твои вечные благие дела, — вздохнул Доналд.

— Трудно избавиться от старых репортерских привычек. Я с огромным уважением отношусь к добровольцам-пожарным, полицейским и людям из аварийных служб. Они тратят на тренировки свое свободное время, покупают оборудование за свой счет и готовы ехать на вызов в любое время суток. Правда, рабочие, получающие за это плату, надо отдать им должное, трудятся не менее самоотверженно.

— Как часто ты сражаешься с ветряными мельницами? — насмешливо спросил Доналд.

— Только один раз в день, — ответила она. — Очевидно, я старею.

Она подъехала к своему дому, чтобы взять машинку и черновые записи; пробираясь мимо работающих там аварийной команды и бригады подрядчиков, она с благодарностью улыбнулась им. Ее маленький желтый «фольксваген» стоял уже без крыши, которая лежала тут же рядом на земле, похожая на расколотую дыню. Машину вот-вот должны были отвезти на свалку, и Мадлен казалось, будто она прощается со старым другом.

Она остановилась, положила руку на помятое крыло, вспоминая, сколько было смеха и веселья, когда Джон впервые сел за руль этой машины, и тот день сенокоса, когда он опустился рядом с ней на сиденье и целовал ее так страстно.

Нахмурившись, она двинулась к дому, быстро собрала необходимые вещи и тут же отправилась обратно.

Прошло два дня, а от Джона не было ни слуху ни духу. Мадлен сидела за машинкой и упорно пыталась набросать характеры и места действия ее следующего романа — продолжения «Башни пыток». У нее выпала целая неделя, и теперь ей было адски трудно заставить себя писать.

В какой-то мере ей было легче писать вечерами, когда она работала в редакции газеты. Тогда она разумнее распределяла свое время. Но как только она полностью посвятила себя литературному труду, у нее появилось много дурных привычек, и едва ли не самая худшая — ранняя поездка на почту за газетами и письмами. Это означало, что она садилась за стол лишь поздним утром, а перерыв на второй завтрак окончательно выбивал ее из колеи.

Воспоминания тоже мешали ей сосредоточиться. Воспоминания о долгой бурной ночи, проведенной в объятиях Джона Дуранго.

Она склонилась над машинкой, мысли путались, все тело горело, когда она начинала думать о нем. Даже будучи неискушенной в отношениях с мужчинами, она почувствовала, что у него давно не было женщины. Он был с ней нежен, терпелив и держал себя в узде до тех пор, пока не вызвал в ней ответной реакции — она полностью отдалась ему, когда они наконец медленно слились воедино. Но и тогда он продолжал держать себя в руках, хотя давалось это ему нелегко и пот градом лился с него. А когда во второй раз в порыве страсти он утратил над собой контроль, то извинился перед ней, что ее немало удивило.

Она не ожидала такой дикой мучительной радости, которую он дал ей. Память о когда-то испытанной боли была все еще сильна и побудила ее поначалу сопротивляться, однако его голос успокоил ее, а руки заставили смягчиться так умело, что при одном воспоминании об этом у нее перехватывало дыхание. Он гладил, ласкал и целовал ее, пока она сама не стала умолять его кончить эту сладкую пытку.

Он ни разу не пошутил, не посмеялся над ее полной капитуляцией или же над ее мольбой. Он обращался с ней как с бесценным сокровищем, нежно лаская ее, пока сквозь занавеси не пробился рассвет, сменивший ночь, полную дождя, ветра и молний.

Джон не проспал и часа, когда резко и настойчиво зазвонил будильник, призывая его торопиться на деловое совещание в Денвер.

Еще не совсем проснувшись, она смотрела, как он одевался, не решаясь выбраться из постели под его пристальным взглядом. Он это понял и оставил ее одну.

Они не сказали друг другу и десяти слов, когда он посадил ее в такси, и во взгляде, брошенном ей вслед, как в зеркале, отразилось чувство вины, сожаления и странной тревоги.

Она покачала головой, бессмысленно уставясь на один-единственный абзац — плод ее утренних стараний. Накануне вечером он был совсем другим: нежным, внимательным.

«Не позволяй мне делать тебе больно, — шептал он. Голос его дрожал от страстного желания, а руки, приподнимающие, направляющие ее, двигались медленно и мягко. — Я хочу, чтобы между нами все было идеально… Абсолютно идеально».

«Боже, это так прекрасно», — прошептала она в ответ, голос ее сорвался, не справившись с накалом эмоций. Затем новое, незнакомое чувство пронзило ее, наполняя безудержной радостью, граничащей с безумием.

Ее знобило от воспоминаний. Она закрыла глаза, удивляясь тому, что живому человеку дано испытать такое наслаждение. Впервые она поняла, почему французы называют апогей страсти маленькой смертью.

Она встала и опустила крышку машинки. Бессмысленно сидеть так. И вообще, как можно надеяться что-то написать, когда мысли о Джоне не дают ей покоя.

Она решила передохнуть и сделать себе поджаренный бутерброд с сыром и чашку кофе, уповая на то, что, может быть, ей удастся заполонить свою музу позднее.

Но и потом она не продвинулась дальше первого абзаца. Шел десятый час, она встала из-за машинки и пошла принять душ. Самое лучшее было, наверное, лечь пораньше и попытаться уснуть.

Кожа оживала под жалящими струями душа. Она намылилась душистым мылом и прикрыла глаза, вновь и вновь чувствуя неторопливую ласку его рук, вспоминая его голос, нашептывающий ей о том, как она божественно хороша, и снова глядя в эти сверкающие серебристые глаза в мягком свете ночника, который они позабыли выключить…

Она раздраженно смыла с себя пену. Ей не хотелось все это помнить. Теперь, когда она проявила слабость один раз, он будет думать, что это в порядке вещей, а там всего только шаг до полного подчинения ему. Она не собирается быть его любовницей, это исключено. Несмотря на то что она рано осталась без матери, в ней сохранилось старомодное понятие о добродетели, исключающей подобные отношения. Она и без того позволила себе слишком много — отдалась бушующему пламени, которое он зажег. Но она не станет выставлять напоказ свою слабость перед всем Хьюстоном.

Выйдя из-под душа, она стала растираться пушистым голубым полотенцем, затем стянула с себя купальную шапочку с рюшами, и золотисто-рыжие волосы волнами легли ей на плечи.

Она все еще беспокоилась о том, как ей объяснить свое пребывание в этом доме Джону, когда тот вернется из Денвера. Она знала о его отношениях с Доналдом — хотя и не совсем ясно понимала причину их вражды — и поэтому осознавала, как трудно будет ей найти оправдание своим действиям. Хотя, конечно, она достаточно взрослая. И несмотря на свою растущую… привязанность… к Джону, она еще не стала его собственностью. И никогда не станет.

Привязанность. Она остановилась с полотенцем в руках и задумалась над значением этого слова. Оно не имело отношения к ее настойчивому желанию доставить ему радость, что-то дать ему, разделить с ним — она никогда еще не испытывала ничего подобного.

Нахмурившись, она откинула назад свои длинные волосы. Это все равно ни к чему ее не приведет.

В глубокой задумчивости она, как была обнаженная, вошла в спальню-гостиную, волоча за собой полотенце. Внезапно раздался стук, затем шаги, и, прежде чем до нее дошло, что она не одна, дверь распахнулась и в комнату ворвался Джон Дуранго с лицом, искаженным от бешенства.