Друзья и любовники

Глава 9

Она смотрела на него во все глаза, словно обнаружила перед дверью французскую флотилию. «Как он хорош», — автоматически мелькнуло в ее сознании: темно-синяя спортивная куртка, белые брюки, белая с открытым воротом шелковая рубашка и кремовая шляпа на жестких волнистых волосах.

— У меня был длинный разговор с моим кузеном, — произнес он наконец. Глаза сузились, скулы обрисовались еще жестче. Он внимательно оглядел ее. — Он прав, выглядишь ты плохо.

Внутри все похолодело. Теперь он решил мириться с ней, когда уже поздно: она беременна и не смеет сказать ему об этом, опасаясь, что он предложит ей выйти за него замуж только из чувства долга. Он ведь не любит ее, она никогда не поверит в его любовь после того, как он с ней обращался.

Обида, подступившая к горлу, душила ее.

— Как мило, что ты зашел, но новоселье откладывается до 1995 года. Я позабочусь о том, чтобы тебе послали приглашение, — добавила она любезно, пытаясь закрыть дверь.

Он поставил ногу в сияющем ботинке между дверью и косяком.

— Ты не хочешь впустить меня хотя бы ради нашей старой дружбы? — Он жадно вглядывался в ее лицо, словно страшно изголодался по нему.

— Нет, не хочу, — ответила она спокойно. — Твоя нога мне мешает. Убери ее, пожалуйста. Он поморщился от досады.

— Я не соображал, что говорил, когда заставил Хосито отвечать тебе, — с трудом выговорил он после короткой паузы. В голосе слышалось раздражение. Он терпеть не мог извиняться и никогда этого не делал. Слова его были почти пределом его возможностей.

— Правда? — спросила она, на мгновенье подняв на него глаза, в которых застыла мировая скорбь.

Большая рука нервно стиснула зеленую бумагу, в которую были завернуты розы.

— О Боже, а что ты хотела от меня? Чтоб я ползал на коленях, умоляя тебя не лезть в постель к Доналду?

— Ты мог бы больше доверять мне. — Ее зеленые глаза смотрели осуждающе. — Когда ты нашел меня в его студии, ты подумал самое плохое: что мне просто не терпится запрыгнуть к нему в постель. Именно этого я и не могу простить тебе, Джон, того, что ты мне не доверял.

— Ты не знаешь, что за отношения у нас были, не сейчас, гораздо раньше, особенно после смерти Эллен. Он ненавидел меня за обстоятельства, которых я не в силах был изменить, они были не в моей власти. И ни разу ни один из нас до сегодняшнего утра не сделал попытки все исправить. Он… сказал Хосито, что хочет поговорить со мной. Я попросил его прийти ко мне в офис, и мы наконец поговорили — о прошлом и о тебе. — Он тяжело вздохнул. — Доналд обеспокоен тем, как ты выглядишь.

— Я как раз собиралась пойти купить себе что-нибудь новенькое и сделать прическу.

— Не об этом речь, — рявкнул он. — Я говорю о том, что ты бледная как смерть и какая-то… изменившаяся.

Будь начеку, девочка, одернула она себя. Не раскрывай карты. Она откинула назад стой длинные рыже-золотые волосы, проследив, как он буквально пожирает их глазами.

— Я работаю на износ и при этом очень мало сплю, — ответила она тихо. — Но вчера я все-таки сходила к врачу, и он сказал, что я в прекрасной форме. — «Для беременной женщины», — добавила она про себя.

Он немного расслабился, но брови по-прежнему были хмуро сведены на переносице.

— А ты уверена, что он хоть что-нибудь понимает в своей профессии? — спросил он после некоторого колебания.

— Надо думать. Он ведь обслуживает работников твоей компании, — быстро нашлась она. — Ну все, Джон. Мне некогда…

— Мне тоже некогда, черт побери! Все считают, что в данный момент я веду переговоры об аренде нефтяных промыслов с шейхом из Саудовской Аравии.

— Тем более не смею тебя задерживать. — Она снова попыталась закрыть дверь.

У него был вид, словно ему предстояло отправить в рот и сжевать пачку гвоздей.

— Может, ты все-таки меня выслушаешь? — спросил он.

— Конечно, так же, как ты выслушал меня, когда я пыталась объяснить тебе про Доналда.

— Доналд мне все об этом рассказал, — ответил он с горечью. — О том, что он говорил и для чего. И о том, что ты сказала мне на благотворительном балу. — Глаза смотрели едва ли не умоляюще, если эти два серебристых фейерверка вообще способны умолять.

Она вспыхнула и отвела глаза.

— Теперь все это уже позади, — сказала она твердо, хотя внутри была сплошная боль. — Все это уже в прошлом. Давай… давай забудем про все.

— Я не могу, — сказал он с отчаянием в голосе. — Как ты не поймешь, что я не могу?

Она повернулась и пристально посмотрела на него.

— Что тебе сказал Доналд? — спросила она, не отрывая взгляда от его страдальческих глаз. Интересно, чем вызвана эта боль? Не примешивается ли здесь чувство вины? Он вряд ли знает о ребенке. Ему неоткуда было узнать. Тогда что же это?

— Может, ты хотя бы возьмешь розы? — спросил он. — А то у меня от них начнется сенная лихорадка.

— Конечно, — ответила она. Протянув руку, она взяла розы и начала медленно ломать темно-красные головки о его шелковую рубашку.

Утром она приняла прописанную доктором таблетку против тошноты. Затем надела просторную блузку и брюки, которые так и не застегнулись. Нужна была более свободная одежда. И на сегодня это было главной заботой.

Ей не хотелось покупать одежду для беременных. Не стоит этого делать, пока она не решила, какую невероятную историю она собирается выдать своей прелестной, но весьма легкомысленной тетушке, когда будет ей писать и просить разрешения приехать пожить у нее. Какое все-таки счастье, что ей теперь не надо держаться за постоянную работу. Деньги сейчас беспокоили ее меньше всего.

Она хотела купить широкие брюки на резинке, но, к своему удивлению, нигде их не нашла. В изнеможении она решила отправиться в тенистую аллею около офиса Джона, с надеждой, что не столкнется с ним по дороге. Вчерашняя встреча едва не доконала ее. Почти час после этого она не могла прийти в себя.

В маленьком магазинчике по пути она нашла все, что искала. Она купила четыре пары светлых брюк на два размера больше, чем она обычно носила, и в тон им две хорошенькие свободные блузки. Сделав покупки, она зашла в тенистую аллею, где играли в шары, чтобы спокойно посидеть и перевести дыхание. Было так жарко, что она вообще с трудом дышала, чувствуя, как с каждой минутой подступает тошнота. Она нарочно уронила сумочку, чтобы иметь повод опустить пониже голову в надежде, что ей станет лучше. Но дурнота не проходила. До машины было меньше чем полквартала, но с таким же успехом могло быть и шесть миль — так ей было плохо.

Она отдала бы сейчас половину гонорара за кусочек льда или мокрую салфетку. Но поблизости не было видно ни одной закусочной, одни лишь небольшие магазинчики.

Не судьба, решила она, горько ухмыльнувшись. Но тем не менее, посидев еще с минуту, она поняла, что выбора нет — либо надо сделать усилие и встать, либо сидеть здесь весь день.

Подобрав сумочку и пакет, она поднялась со скамейки и поплелась к машине. Ей казалось, что вокруг творится какое-то безумие — стены качнулись и стали надвигаться на нее, а люди, сидевшие на скамейках, вдруг расплылись и начали исчезать. Она заметила крупного, внушительного вида мужчину в темном костюме и в шляпе, который шел ей навстречу, но лица его она не разглядела. Перед глазами тревожно замелькали серебристые и черные круги, и она почувствовала, как медленно оседает на землю…

Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на диване в совершенно незнакомой обстановке, которая постепенно вырисовывалась перед ее затуманенным взором. Она закрыла глаза, поморгала и глубоко вздохнула. Слава Богу, по крайней мере не тошнит. Ей было легко и спокойно, дурнота ушла совсем. Она повернула голову и увидела прямо перед собой обеспокоенное лицо Джона Дуранго.

— Тебе лучше? — спросил он, холодно улыбнувшись.

Она огляделась. Джон сидел рядом с ней на диване, а в дверях стояли трое незнакомых мужчин и изумленно разглядывали ее.

— Гораздо лучше, спасибо, — с трудом ответила она.

— Тогда будь любезна сказать мне, какого дьявола ты шляешься по такой жаре и хлопаешься в обморок.

Она с трудом села, не сводя с него глаз.

— Я делала покупки, разве не понятно? — Она указала на сумку, лежащую на кофейном столике у дивана. — И какое тебе дело до того, где я падаю в обморок? Эта аллея что, твоя частная собственность?

Люди в дверях стали деликатно уходить, один из них помедлил немного, прежде чем закрыть за собой дверь.

— Хочешь выпить чего-нибудь? — спросил он. Его беспокойство, видно, было настолько велико, что здравый смысл возобладал над дурным характером. Взгляд скользил по ее телу так, будто он ожидал увидеть рану, вызвавшую обморок.

— Достаточно маленькой бутылочки колы, — сказала она. Кондиционер приятно обдувал ее перегретую кожу.

— Сейчас принесу. — Он вышел, а она стала разглядывать комнату, чтобы немного привести в порядок мысли. Кабинет в серо-голубых тонах с уютной мягкой мебелью, и массивным письменным столом свидетельствовал о хорошем вкусе его хозяина.

Буквально через мгновенье Джон вернулся с охлажденной банкой кока-колы. Он открыл ее и протянул Мадлен.

— Ты просто волшебник, — сказала она, сделав большой глоток.

— В этом можно не сомневаться, — пробормотал он, на его точно резцом вырезанных губах появилась необычная, едва заметная улыбка, и какой-то загадочный огонек зажегся в его серо-стальных глазах.

— А как насчет того, чтобы поесть? — спросил он. — Ты ела что-нибудь сегодня?

— Только чай, — прошептала она виновато.

— Идиотка, — кратко заключил он, но в его ворчании зазвучали прежние заботливые нотки. — Тогда идем обедать.

— Но еще слишком рано для обеда, — запротестовала она.

— Тогда я закажу тебе завтрак.

— Но ведь уже половина двенадцатого. Он посмотрел на нее.

— Дорогая, если мне понадобится завтрак среди ночи, я его достану. Хочешь пари?

Она улыбнулась ему, впервые, быть может, за целую вечность, и действие ее улыбки оказалось удивительным: он глядел на нее так долго, что она в смущении опустила глаза, а сердце бешено забилось.

— Ну что, идем, Ласочка? — спросил он тихо.

Она потянулась к столику, чтобы взять сумочку и покупки, ей было приятно вновь услышать придуманное им ласковое прозвище.

Хорошо было знать, что он больше не сердится на нее. И хотя она не собиралась возвращаться к их прежним отношениям, быть может, они снова могут стать друзьями… до тех пор, пока она не уедет насовсем. По крайней мере тогда она сможет увезти с собой частичку рая.

Джон заказал завтрак в одном из ресторанов, чем вызвал удивление у посетителей, ожидающих времени обеда.

— Я знаю здешнего шефа, — сказал он, усы поднялись в ухмылке. Дожевав последний кусок тоста, он стал потягивать кофе.

— Я этому рада, — вздохнула она. — Не помню, когда я была так голодна.

Он усмехнулся, черты лица смешались, а в глазах, глядящих на нее, светились любопытство и нежность.

— Ну что, насытилась?

— Более чем. Спасибо. — Она с улыбкой взглянула на пустую тарелку.

— Яйца тебе очень полезны, если ты склонна к обморокам. В них много белков. Но и бифштекс тоже не повредит. — Он вскинул голову. — Как насчет бифштекса прямо сегодня вечером?

Она застыла, в глазах ее появилась настороженность.

— Даже не знаю… — начала было она, но он не дал ей докончить фразу. Подавшись вперед, он с нежностью посмотрел на нее.

— Дорогая, я не буду пытаться снова уговаривать тебя лечь со мной в постель, — сказал он тихо. — Обещаю, я не дотронусь до тебя, если ты этого не захочешь.

Она глядела на него как завороженная.

— Мы ведь можем еще вернуться назад, — вырвалось у нее.

— Нет. Только вперед. Шаг за шагом, день за днем. Никаких виляний, никаких отступлений. Никакого копания в прошлом.

Глаза ее с любовью вглядывались в его лицо. Она не должна соглашаться. Если у нее осталась хоть капля здравого смысла, надо подниматься и бежать без оглядки. Но она слишком любила его, и так трудно было отказаться от счастья, что он предлагал ей. Совсем скоро ее состояние ни для кого не будет секретом, и ей придется покинуть Хьюстон. Но пока она выглядит просто упитанной. Он даже ничего не заподозрит. Если бы не этот обморок… Но вызвать его мог с таким же успехом и пустой желудок. Он ведь мужчина. Что он знает о беременных женщинах?

— Ну хорошо, — согласилась она, немного помолчав.

Он просиял.

— Я велю Хосито заехать за тобой около шести. Ну как, тебе лучше? Тогда пошли. Глаза ее широко раскрылись.

— Господь с тобой, мне не нужен вооруженный эскорт!

Он неловко поерзал на стуле, избегая глядеть в ее сторону.

— Можешь смеяться надо мной, но я не хочу, чтобы ты ездила одна ночью.

— Но я всегда это делала, — возразила она. Он посмотрел на нее так, будто порывался что-то сказать, но не решался. Усы раздраженно дернулись.

— За одну эту неделю на твоей улице было два ограбления. И все поздно ночью. Смейся надо мной, сколько душе угодно, ну давай!

Она невольно рассмеялась, поглядев на его свирепую мину.

— Ну хорошо. В конце концов, бензин твой.

— Это уж точно. Какой смысл владеть нефтяной компанией, если не можешь пользоваться своей продукцией для собственного удовольствия?

Она не нашла что возразить.

«Роллс-ройс» промурлыкал при подъезде к ее дому ровно в шесть. Улыбающийся Хосито сидел за рулем, а Джон, словно модель из журнала мод в своем темном вечернем костюме, выбрался с заднего сиденья, чтобы помочь ей сесть в машину.

Взгляд его явно одобрил длинное черное платье, то же, что было на ней на благотворительном балу, с той лишь разницей, что красную розу на плече она заменила белой. У нее не было выбора — это было единственное платье, которое еще на нее налезало.

— Куда мы едем? — спросила она с любопытством.

— Туда, где подают лучший в Хьюстоне бифштекс, — ответил он, улыбнувшись.

— И где же это?

— У меня в квартире.

Подняв на него глаза, она почувствовала, как побелели ее щеки. Его рука, такая теплая и немного шершавая по сравнению с ее шелковой кожей, сжала ее руку, и от этого мягкого, успокаивающего прикосновения радость забурлила в ее крови.

— Тебе нечего бояться, — сказал он тихо. — То, что я обещал, остается в силе. И Хосито будет там всю ночь. Он ценой собственной жизни защитит тебя, если понадобится.

Она расслабилась, хотя и не полностью. Она боялась, что воспоминания нахлынут на нее в ту минуту, когда она войдет в дверь.

Ее пристальный взгляд остановился на его твердом лице. А что, если она ему прямо сейчас скажет: «Джон, я беременна»? Как он будет себя вести? Едва заметная коварная улыбка мелькнула в ее глазах и померкла. Он, наверное, упадет в обморок, подумала она. А после этого… Она не решалась думать о том, что будет после. Пальцы что было силы сжали сумочку. Только не давать себе воли.

— Прекрасно, — сказала она. — А все же откуда берутся эти бифштексы? С ранчо? Он с испугом уставился на нее.

— С ранчо? Господи, что за мысль! Я не развожу скот на говядину.

Она похлопала ресницами.

— Мне казалось, мы были друзьями.

— Мы и сейчас друзья.

— Так неужели для друга ты пожалеешь одну из этих старых паршивых породистых коров? Он раздраженно дернулся.

— Эти «паршивые» породистые коровы приносят около двадцати пяти тысяч долларов, а то и больше, на аукционах. Кому в голову придет есть племенной скот!

— Почему бы и нет. Не обязательно ведь одновременно есть бумаги, подтверждающие их родословную.

Он тяжело вздохнул.

— Боже, дай мне терпения…

— Чего-чего, а уж этого он тебе явно не дал. Абсолютно никакого терпения.

— Но один раз все же дал, — напомнил он ей, многозначительно улыбаясь.

Она покраснела до корней волос и опустила глаза, стараясь избежать его пристального взгляда.

Он немного помолчал, прежде чем спросить:

— Ты все еще стыдишься того, что произошло?

Боже, что ему ответить?.. Она отвернулась, глядя из окна на огни ночного города.

— Тебе не кажется, что Хьюстон особенно хорош ночью? — спросила она с наигранной живостью.

В ответ он только рассмеялся, но в смехе его было что-то хищное.

Бифштекс был удивительно сочным. Хосито подал к нему домашние булочки и салат из свежих овощей, а на десерт — персиковый торт. Мадлен ела с жадностью, будто последний раз в жизни, постоянно чувствуя на себе любопытный взгляд Джона.

— Это было так вкусно, — проговорила она в оправдание, слегка выпятив нижнюю губу.

— Я рад, что тебе понравилось. — Он встал, придержал ее стул и повел ее в гостиную. — Брэнди? — спросил он.

Она было согласилась, но тут же передумала, вспомнив, что алкоголь вреден для ребенка.

Он, по-прежнему улыбаясь, налил себе виски.

— Тогда виски? — с насмешкой в голосе предложил он и рассмеялся, когда она состроила недовольную гримасу.

Он прислонился к бару и стоял, рассматривая ее каким-то хозяйским взглядом.

Она вскинула подбородок.

— Ищешь прорехи? — вызывающе спросила она.

Он покачал головой, не переставая улыбаться.

— Тебе это вдет, дорогая. — Голос был глухой, низкий.

— Что идет?

— Полнота, разумеется, — ответил он. — Как ни странно, но я это заметил. — Он стал медленно, маленькими глотками отпивать из стакана. — А ты что подумала?

— Ничего. — Она покраснела и отвернулась. Он тихо рассмеялся и затем сел рядом с ней на роскошный мягкий диван. Она обеспокоенно поглядела на него, память еще хранила воспоминания о том, как они сидели на этом диване в последний раз и куда это их завело.

— Не смотри так испуганно, — сказал он тихо. — Я же обещал не трогать тебя, ты забыла?

— У тебя это прекрасно получается глазами, Джон Дуранго. — Он был совсем рядом, и она уже всем телом ощущала его близость — его тепло, чисто мужской запах одеколона. Она скрестила ноги и крепко сцепила руки, лежащие на коленях.

Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и откинулся назад с таким видом, словно долгие месяцы провел в пустыне.

— Устал? — спросила она, в голосе невольно прозвучала обеспокоенность.

Он улыбнулся, пушистые усы дрогнули.

— Смертельно. У меня все это время был убийственный график работы. — Он приоткрыл один глаз, чтобы следить за ее реакцией. — Не говоря уже о том, что ты совершенно выбила меня из колеи.

Она вспыхнула.

— Не стоит во всем винить меня одну. Вся каша заварилась как раз из-за твоей непомерной подозрительности.

Он покачал головой.

— Нет, дорогая. Каша заварилась из-за того, что я затащил тебя в постель. — Он повернул голову и поймал ее взгляд. От выражения его глаз по всему ее телу прошел трепет. — Интересно, а тебе было трудно, пока между нами лежал меч?

Она кивнула.

— Мы были такими близкими друзьями все эти годы, и я даже не сознавала, как много времени мы проводим вместе, до тех пор, пока все не кончилось. — Она грустно улыбнулась. — И я… почувствовала себя одинокой.

— Как и я. — Он нежно взял ее пальцы в свою большую теплую руку. — Мадлен, а почему бы нам не проводить больше времени вместе?

— А как ты это себе представляешь? Он глубоко вздохнул и прямо поглядел ей в глаза, которые смотрели на него с любопытством.

— Я хочу сказать, почему бы нам не пожениться?

Его слова потрясли ее. Она застыла, глядя на него так, словно у нее отнялся язык.

Он досадливо поморщился.

— Черт возьми, мне не следовало так наскакивать на тебя. Я намеревался к этому прийти постепенно… Но теперь это уже не имеет значения, — сказал он, упрямо сжав челюсти. — Ну так ты согласна?

Она попыталась в ответ что-то сказать, но губы задрожали, и только после второй попытки она с трудом выговорила:

— Мы… ты сам сказал, что никогда снова не женишься.

— Значит, передумал, — отрезал он и, порывшись в кармане, достал сигарету и зажигалку, отделанную позолотой.

Она смотрела на него, все еще не оправившись от неожиданности его предложения. Он сказал, что хочет на ней жениться, но никогда не говорил ей о своей любви. А если он любит ее, то как мог обращаться с ней так, как он это делал в последние месяцы? Одно противоречило другому. И вот теперь еще и ребенок…

Если бы только она могла доверять ему и знать, что он не будет больше мучить ее. Но если он так неистовствовал при появлении Доналда в ее спальне, как он воспримет новость о ее беременности? Удастся ли ей убедить его, что это его ребенок, а не Доналда? Ей казалось, она больше не вынесет, если он еще раз отвернется от нее. Ей хотелось иметь хоть немного времени, чтобы поверить в его чувства, восстановить его доверие к ней. Но через месяц или чуть больше ее беременность станет явной… Господи, какая безвыходная ситуация!

— Я не могу выйти за тебя замуж, — произнесла она наконец.

Он молча смотрел на нее, с улыбкой читая в ее прелестном лице страх и неуверенность.

— И все-таки думаю, что выйдешь. Тебе только надо привыкнуть к этой мысли. Я всегда добиваюсь своего, дорогая, а тут еще и то, что я хочу тебя до сумасшествия. — Голос понизился до шепота. — Сейчас более, чем когда-либо.

Ее озадачил огонек, блеснувший в его глазах.

— Почему именно сейчас? — спросила она. Потемневшие глаза скользнули по ее телу в тесно облегающем платье.

— Мои доводы смутят тебя, — сказал он, лукаво ухмыльнувшись. — Иди сюда, и я тебе наглядно продемонстрирую некоторые.

Она схватила с кофейного столика сумочку и направилась к двери.

— Всего хорошего, Джон, — сказала она. — Спасибо за бифштекс.

— А как ты намерена добираться домой? — вежливо спросил он.

Рука ее уже была на дверной ручке. Она остановилась в раздумье.

— Я возьму такси. Он ухмыльнулся.

— Подожди минуту, Хосито отвезет тебя домой. На этот раз я не буду настаивать на том, чтобы спать с тобой. Это, я полагаю, скрасит тебе вечер.

— Думаю, что да, — ответила она с вызовом в голосе.

Он только улыбнулся и грациозно, точно большой кот, поднялся с дивана.

— Только запомни. Ласочка. Рано или поздно ты проникнешься моими доводами.

Дом становился все больше похож на цветочный магазин. Каждый день приносил новую дюжину роз — красных, розовых, белых, цвета абрикоса — от Джона.

Когда он не присылал роз, то звонил. Он знал, что она не станет готовить себе завтрак, и потому каждое утро отправлял ей с Хосито ветчины, яиц и домашнего печенья. В первый же день она поняла, что, если не съесть всего, он будет без конца гонять беднягу Хосито. И ради Хосито она подчищала тарелки.

Однако она все не соглашалась встретиться с ним, несмотря на то что он регулярно звонил ей по шесть раз в день. Она призналась себе, что боится разговора с ним. Джон, как бульдозер, своим упорством мог прошибить хоть кирпичную стену, но в данном случае решать должна была она. Ей необходимо было подумать, а Джон своей настойчивостью мог лишь помешать. Джон Дуранго должен усвоить, что не все в мире подвластно его воле.

Во второй половине дня, в пятницу, она, как обычно, отправилась в бакалею. Но как только она собралась выйти из машины, поставив ее на привычное место, она вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд.

Она остановилась у столов с выпечкой возле входа в магазин и тут увидела шедшего по дорожке ей навстречу Джона Дуранго в темно-синем в полоску костюме, с неизменной шляпой на голове. Она сразу же заметила, что лицо его мрачнее тучи.

— Какого черта ты отказывалась разговаривать со мной? — проревел он. — Тебе что, не нравятся все эти розы?

— Ну как же, они просто обязаны мне нравиться, — ответила она сердито. — Они уже заполонили две комнаты, я набиваю ими подушки, кладу вместо зелени в суп и украшаю торты… Я даже принимаю ванну с этими пресловутыми розами.

— Я думал, ты любишь розы.

— Люблю, но мне не хочется быть заживо погребенной в них. У меня не хватает ваз. Все горшки и кастрюли заполнены розами, и мне, очевидно, грозит голодная смерть.

Он просиял.

— Я велю Хосито привозить тебе дополнительно второй завтрак и ужин.

— Только не это! — испуганно воскликнула она и вдруг увидела, что на них с любопытством смотрит продавщица. — Завтрака вполне хватает. С остальным я справлюсь. Ты же знаешь, как я ненавижу завтракать, — добавила она с укоризной.

— Но ты ведь болела, — настаивал он. — Нужно восстанавливать силы. — Он ухмыльнулся. — Если ты выйдешь за меня замуж, я буду тебя откармливать. Могу из ложечки.

— Я не собираюсь, повторяю, не собираюсь выходить за тебя замуж! — выкрикнула она в изнеможении. — Прошу тебя, Джон, уйди!

— Не уйду, пока ты не скажешь «да». — Он всунул руки в карманы брюк. — Я сегодня абсолютно свободен. Могу ходить за тобой по пятам.

— В этом случае тебе придется жить без еды. Как ты на это смотришь? — спросила она. Он пожал плечами.

— Перехвачу что-нибудь по дороге.

— Позволь мне взять на себя решение этой нехитрой проблемы. — Она повернулась к столу и пробежала глазами по полкам с кондитерскими изделиями.

— Лимонная меренга. Кажется, твой любимый пирог? Он кивнул.

— В общем, да.

Держа пирог в одной руке, она вынула пятидолларовую бумажку и, мило улыбнувшись, вручила одной из продавщиц.

— Возьми, дорогой. — Она похлопала ресницами. — Ешь на здоровье.

Отведя руку, она швырнула пирог ему прямо в лицо.

Она думала, что лимонный пирог обескуражит его, но на следующее утро, когда она вышла пробежаться трусцой для разминки в надежде встряхнуться и прийти в себя после бессонной ночи, до слуха ее донесся звук подъезжающей машины.

Она отошла к обочине, чтобы пропустить ее, а в голове мелькнула мысль: «Какой нормальный человек, кроме свихнувшейся беременной женщины, которой не сидится и не лежится дома, способен подняться в такую несусветную рань?» Но, заметив, что машина не собирается обгонять ее, она обернулась и поглядела через плечо.

Следом за ней медленно ехал белый «роллс-ройс» с Хосито за рулем, а из заднего открытого окна, улыбаясь аккуратно подстриженными смоляными усами, высовывался Джон Дуранго.