— Лечить меня вздумал, сука! — я цапнул за ворот тельник соседа, но мою вскинутую в замахе вторую руку тут же перехватили навалившиеся со всех сторон собутыльники.
— Санек, успокойся!..
— Тарас, просто перебрал чутка!..
— Братан, мы все тебя уважаем!.. — посыпалось со всех сторон.
— Да отцепись ты от меня! — сбросил мою руку расхрабрившийся от водки Матрос. — Тоже мне чемпион! Вон, на раз-два скрутили, как шмару беспонтовую!
— Ах ты ушлепок! — я попытался вскочить с табуретки, но трое навалившихся мне на спину и на плечи парней удержали меня на месте.
— Сам обсос! — фыркнул в ответ закусивший удила Матрос и, подхватив стакан, опрокинул в луженую глотку очередные сто грамм. — И правильно тебя победы лишили, наркоман чертов!
— Тарас, ну нафига?.. — пропыхтел один из висящей на мне троицы.
— Ой, да че он мне сделает-то?.. — но Матрос подавился собственной усмешкой, когда после очередной моей яростной попытки освободиться троица его приятелей бессильными котятами разлетелась по углам комнаты.
Учтя предыдущую ошибку, я больше не стал тратить драгоценные секунды на театральные жесты с захватом тельника противника и пробил двойку в попытавшуюся отодвинуться харю соседа тут же, прямо из сидячего положения.
Сраженный нокаутом Матрос полетел, вместе с опрокинутой табуреткой, в одну сторону, а с другой — мне в лобешник прилетела бутылка, брошенная кем-то из сбитой с ног троицы. Среагировать на подлый бросок я не успел, но, к счастью, обошлось без порезов — пустая бутылка не разбилась и, набив на лбу шишку, отскочила на пол.
— Ах ты падла!.. — я кинулся карать подлого швырятеля бутылок.
— Саня, это случайно, я на рефле… — заголосил в свое оправдание неудачник в дырявом на колене трико. Но, не дослушав, я вырубил говнюка жестким хуком.
Развернувшись в боксерской стойке к паре оставшихся противников, я обнаружил направленные на меня четыре дрожащие растопыренные ладони.
— Братан, мы не при делах, — высказался за обоих рябой Леха.
— Ладно, живите, — сказал, как плюнул, я и, шагнув к столу, забрал оттуда последнюю, наполовину разлитую бутылку. — Это типа моя моральная компенсация. Андестенд?
— Конечно, братан. Без проблем.
Выбравшись из разгромленной комнаты в коридор общаги, я тут же жадно присосался к трофею. За несколько мощных глотков перелил всю водку в желудок. И, скривившись от злого пойла, запулил пустую тару в дверь негостеприимной комнаты.
От звона разлетевшейся на осколки бутылки приоткрылась пара соседних дверей, но высунувшиеся было оттуда хмурые рожи студентов, встретившись с моей кровожадной ухмылкой, поспешили без звука скрыться обратно и захлопнуть за собой дверь.
— Задрали, сссуки! — прошипел я и, пьяно икнув, поплелся в сторону лестницы…
Что, спросите вы, довело славно парня Александра Дубинина, спортивную звезду университета, без пяти минут городского чемпиона, до столь скотского состояния?.. Мой тренер обозначил эту причину: как не по чину чрезмерную гордыню вкупе с непробиваемой твердолобостью. Ну а я считаю, что мне просто не повезло.
Любительский спарринг с тем мажорчиком в плане развития спортивной карьеры для меня, разумеется, ничего не значил. Папенькин сынок с какого-то перепуга решил, что умеет боксировать, как реальный боец, и захотел пустить пыль в глаза своей пассии. Я не возражал погонять три раунда клоуна по рингу, воспринимая этот фарс, как отдых в напряженном тренировочном графике перед настоящим боем. Мажору же, пережившему в ринге три раунда с будущим чемпионом, такого щедрого подгона от меня было б за глаза. Но говнюк возжелал у всех на глазах душевно настучать мне по щам. И когда тренер заикнулся про обещанные нам десять штук зелени за слив боя во втором раунде, с гарантией проблем от сильных мира сего в случае моего отказа, я, что называется, закусил удила… И нокаутировал выскочку практически после удара гонга. Прикиньте, на четвертой секунде. Мой личный рекорд. Фак!
Дальше вырубленный мною мажор укатил в свой особняк лечиться. А через пару часов в местных новостях с прискорбием объявили, что в крови одного из претендентов на звание чемпиона города по боксу обнаружены запрещенные ВАДА вещества, в связи с чем назначенный на ближайшие выходные финальный бой, к сожалению, не состоится… Кто, думаете, оказался тем неудачником, с допингом в крови? Бинго, блин! Разумеется, не пожелавший лечь под мажорчика Саня Дубинин.
С боксом меня вежливо попросили на какое-то время завязать. Типа пока «волна» не уляжется. А жить без спорта я не умел. Тренер, с которым вдрызг разругался из-за отказа от легких денег, меня не поддержал. В универе настоящих друзей не было, лишь болельщики, которые лишившись своего кумира, быстро положили болт на обычного студента Саню Дубинина.
Не я не скулю. В жизни всякое случается. И испытание медными трубами нужно выдерживать так же достойно, как огонь и воду. Но я, походу, в этом раунде пропустил удар. Привыкший раньше ловить на себе восхищенные девичьи взгляды, теперь, оказавшись вдруг словно прокаженным, я запил горькую… И, вот, до сих пор не просыхаю, напропалую синяча уже бог знает какой по счету день…
— О, Севыч, здорово! — вырулив из коридора, я загородил на лестнице проход субтильному очкарику в цивильном джинсовом костюмчике и модных кожаных туфлях, на фоне которых мои стоптанные тапки и мятые, в грязных пятнах майка с боксерами выглядели просто по-бомжатски, дополнительно подпитывая и без того лютую злобу на весь белый свет. — Давно не виделись! Че, как сам?
— П-привет, Са-саня, — залепетал в ответ очкарик, судорожно пытаясь выдернуть свою хилую ладошку из тисков моего свирепого рукопожатия.
— Как-как ты меня назвал? Са-саня?.. Да это предъява, братан!
— Нет-нет… Что ты… Я вовсе не имел в виду, что ты…
— Че ты там имел, мне насрать, — откровенно издевался я, не отпуская руку хлюпика. — Но ты только что конкретно накосячил, братан. Андестенд?
— Я… я… я…
— Головка от буя, — гоготнул я. — Короче, расклад, Севыч, у нас такой. Выбирай: разок по щам, или на лапу мне косарь?
— Коссс…
— Правильное решенье, братан, — я растянул щеки в довольной лыбе. — Гони бабло, и проваливай.
— Только у меня все на карте. Налички нет. Давай…
— Давать те дружок твой заднеприводный будет, — ощерился я, перестав улыбаться. — Гони косарь, сука, а то ща втащу!
— Дубинин, ну-ка отпусти Горохова! — появившаяся на лестнице, как чертик из табакерки, девушка в строгом брючном костюме решительно вступилась за угодившего в переплет очкарика.
— Савельева, не лезь, а, — фыркнул я в сторону заступницы (Ирины Савельевой — старосты группы, в которой я когда-то учился, девушки, строившей мне когда-то глазки, и писавшей когда-то по «вайберу» любовные сообщения). — У нас с Севычем мужской разговор. Севыч, скажи? — я еще сильнее стиснул ладонь своей жертвы.
И очкарик позорно захныкал.
— Дубинин не стыдно тебе? До чего человека довел! — староста стала вырывать культяпку плаксы из моего кулака.
— Ой, да забирай свою подружку, — я брезгливо отбросил руку очкарика. — Думал, пацан нормальный, а он бабой оказался. А у Сани Дубинина принцип — я женщин не бью.
— Совсем до чертиков допился! На людей средь бела дня бросается! — продолжила верещать неугомонная Ирина, уводя хлюпающего Горохова вниз по лестнице.
— Да пошли вы! — бросил я в ответ, поднимаясь по ступеням в противоположную сторону…
— О, Санек, привет! С кем воюешь? — подкатил ко мне на следующей площадке Васька Пых (так-то фамилия у него была Попыхин, но урезалась в общаге до просто Пыха за то, что Васька барыжил дурман-травой, и сам был главным тестером своего товара).
— Да, ходят тут всякие, понимаешь, — отмахнулся я.
— О, ты уже, гляжу, взбодрился малехо с утра? — учуял исходившее от меня амбре Васька.
— Так-то я еще толком даже и не ложился. У приятелей засиделся, — хмыкнул я, оттирая плечом любопытного барыгу и сворачивая в коридор своего этажа.
— А у кого, если не секрет? — увязался следом Васька.
— У Тараса Матроса… Пых, те че надо?
— Санек, у меня товар просто бомба!
— Отвали, Пых. Ты ж знаешь: я по синьке только угораю. И торчком до кучи становиться не имею никакого желания.
— Сань, ты че⁈ Торчки — это которые в вену шнягой всякой колются…
— Ты ща на че, сука, намекаешь? — цапнув за ворот толстовки Пыха, я припечатал барыгу спиной к коридорной стене.
— Мля! Бро, извини! Совсем запарил, что для тебя это болезненная тема, — ничуть не испугался моего наезда отмороженный фанат запретного дыма. И, как только я ослабил захват, с удесятеренной энергией затараторил дальше: — А курнуть травки хорошей — это ж чистое баловство. Невинная шалость, так сказать, для хорошего настроения. И усталость, кстати, грамотно набитый косячок снимает гораздо быстрее и эффективнее синьки твоей. Вот ты водочки уже выпил — а все одно не расслабился ведь нифига, потому и злой, как черт. А если бы затянулся дурман-травой моей разочек…
— Да пошел ты, искуситель хренов, — проворчал я, окончательно отпуская толстовку барыги, и возобновляя движение к своей комнате.
Но пронырливый плут, чутко уловив перемену моего настроя, увязался следом, продолжая уговаривать:
— Да попробуй, Сань. Отвечаю, тебе понравится. И никакого привыкания — зуб даю!
— Я ведь выбью, ежели че, — хмыкнул я.
— Да я за базар отвечаю, — не унимался отчаянный прохиндей. — К тому же первый косячок у меня бесплатно!
— Ну, если бесплатно… — конечно трезвый я б никогда не подписался на эту шальную затею.
Но я был под синькой.
И решился-таки протестить пыхову замануху.