Дубовые дощечки

По деревенской улице катит трактор

Мальчик сидит на фундаменте разваленного дома. Осенний воздух волнами прокатывается по раскисшим верхушкам репейников, влажнеет на глазах. Мальчик туже стягивает на груди полы фуфайки. Теплее…

Мальчик никогда не любил осени, но сегодняшний день особенно раздражает его каждой приметой скорого зазимка. Мир выцвел. Все серо: и небо, и бегущие по небу тучи, и тени туч на шиферных крышах. Тишина, несносная мертвая тишина — не только здесь, на окраине деревни, в старых развалинах, куда мальчик сбежал ото всех, но и там, в центре, у сельсовета.

Темнеет. Тучи отчего-то замедляют бег и беспомощно снижаются — не аэростаты ли, теряющие газ? Водяная взвесь приходит в движение. «Ш-ш-ш…» — ровным шорохом заполняются окрестности. Порывы ветра меняют тональность этого шума, и слышится: «Ш-ш-ш… Шиш… Не поедешь… Ш-ш-ш… Шиш… Не поедешь…»

«Ну и не поеду! — зло думает мальчик. — Может, я сам не хочу!»

Он обманывает себя. Он очень хочет в эту поездку. Вечерами, закутавшись в одеяло, он ясно представлял, что стоит вместе с другими счастливчиками на автобусной остановке. Автобус, как всегда, опоздает, и все будут волноваться, не сломался ли он. Но вот бледно-зеленый «ПАЗик» спичечным коробком вынырнет из-за холма на горизонте и долго-долго будет приближаться к деревне, увеличиваясь в размерах. Смешной автобус, рессоры у него подняты высоко, и он похож на голенастого петуха. Милый голенастый автобус! Он лихо тормознет у будки — гравий скрипнет под колесами. Ребята торопливо счистят грязь с сапог и заберутся в теплый салон. И все, и отсюда начнется необычное Долгая туристическая поездка. Невиданный город Рига. Почерневшая (нет, говорят, она зеленеет от времени) медь флюгеров. Узкие брусчатые улицы, которые специально строили такими, чтобы не развернуться рыцарю, врагу-рыцарю-коннику. Средневековые крепости на холмах. Когда их возводили, раствор замешивали на взбитых яйцах, чтобы никакая сила не разрушила стен. Генка, который это вычитал, пообещал: «Проверим, когда приедем. Попробуем отколупнуть камушек…» Мальчик тяжело вздыхает. Генка-то сможет проверить. А мальчика не отпустили. Мать даже разговаривать не стала. Где денег столько набраться? Если б пальто попросил купить, а то — ехать на край света город смотреть, прихоть какая… И кто будет скотину управлять? Кто будет нянчиться с младшей? И пошло, поехало.

Кто-то сейчас уже на автобусной остановке, уже живет по другому времени (интересно, какая с Ригой разница во времени?), а кто-то сидит один-одинешенек в зарослях банальнейших репейников и знает, что и завтра, и послезавтра, и потом будет одно и то же. Встанешь утром — пройдешься по унылому, загаженному двору — вывезешь из сарая навоз — бесцельно побродишь по пустому, давно убранному огороду и пораньше уляжешься в кровать, чтобы побыстрее прошли каникулы. Какое уж тут необычное!

Мальчик поднимает голову. Прислушивается. В шорох дождя ворвался новый звук. Где-то за домами весело гремит трактор.

Мальчик хмыкает. «Все нипочем…» — думает он про трактор, на который не действует, усыпляюще-забубенное шептание осени. Мальчику хочется, чтобы машина промчалась мимо, чтобы двигатели проревели над самым ухом.

Хохоток двигателя нарастает. Наконец, из проулка выныривает остроносая голубая «Беларусь». Широко разворачивается и катит к мальчику. Глубокие колеи топорщатся комками подмерзшей грязи, и трактор бросает из стороны в сторону. Он приближается, и мальчик замирает. Такого он еще не видел.

Колеса трактора покрыл ершистый слой кленовых листьев. Желтых, медовых, опаловых, кричаще-золотых, янтарных, с багровыми, пурпурными пятнами, с прожилками цвета мореного дуба… Видимо, проехал трактор по какой-то вязкой луже, а потом — по ковру осыпавшихся листьев, и листья плотно облегли все четыре колеса. Кленовые ладони часто хлопают по мерзлой земле, стремительно выписывают в сером воздухе огненные круги.

А дождь, оказывается, кончился. Тучи раздвигаются, и неяркий луч спешит к земле, к маленькому кленовому листику, оброненному с колеса. Будто кто-то с неба указывает пальцем на то, что мальчик и без того видит.

Он смотрит. Он учится не погрязать в неприятностях, — зависти, скуке… Он готов понять, что не бывает «маленький радостей», что любая радость настолько велика, насколько ты приоткрылся ей…