Дубровицы

Стараниями нового владельца

Множество дворянских гнезд пришло в запустение с отменой крепостного права. Немало было таких и в Подольском уезде. Но в Дубровицах, по воле нового владельца С. М. Голицына, поддерживались прежние барские порядки. Оскудело дворянство в округе, а здесь держали лакеев, были богатые выезды, устраивались великосветские приемы. Сытая размеренная жизнь хозяев усадьбы была прервана революцией.

Дубровицы вернулись к князьям Голицыным в 1864 году. Новый владелец Сергей Михайлович Голицын был столь далекого родства со знаменитым устроителем здешнего храма, что вряд ли придавал этому значение. Он происходил из четвертой и самой многочисленной ветви этой фамилии. Его прямым предком был двоюродный брат бояр Василия Васильевича и Бориса Алексеевича князь Михаил Михайлович Голицын-Младший (1685-1764), получивший известность при императрице Елизавете. Был он главнокомандующим русским флотом, президентом Адмиралтейств-коллегии.

Одним из его сыновей был генерал-поручик Михаил Михайлович Голицын (1731-1806), личность довольно заурядная, но историкам Москвы известная. Получил он в приданое за женой Анной Александровной Строгановой подмосковную усадьбу Кузьминки, которая впоследствии принадлежала его потомкам до 1917 года. Случилось так, что история Дубровиц и Кузьминок в конце XIX века неожиданно соприкоснулась.

Исследование дворянских родословных кое-кому может показаться скучным, а то и ненужным занятием. В данном случае обратиться к ним необходимо, чтобы выяснить, каким образом две знаменитейшие подмосковные оказались в руках одного человека.

Из двоих сыновей генерал-поручика – Александра Михайловича (1772-1821) и Сергея Михайловича (1774-1859) Голицыных – более известен последний. При нем в Кузьминках был создан великолепный архитектурный ансамбль по проекту Д. И. Жилярди. Сергей Михайлович не имел детей, и после его смерти в 1859 году Кузьминки и огромный дом в Москве на Волхонке достались племяннику Михаилу Александровичу, состоявшему русским послом в Испании. Однако М. А. Голицын скончался в следующем, 1860 году, оставив после себя единственного сына семнадцатилетнего Сергея Михайловича Голицына (Второго). Кроме состояния отца он унаследовал от Сергея Михайловича (Первого) 25 тысяч крестьян, заводы и соляные варницы в Пермской губернии, «огромную движимость, целый музей и ценные бриллианты». Через четыре года ему досталась по наследству значительная часть состояния М. А. Дмитриева-Мамонова.

Родство С. М. Голицына с «умалишенным графом» выглядело призрачным. Тем не менее его права сочли более весомыми, чем прочих здравствовавших потомков боярина Мамона. Пришлось вспомнить о давно почившей прабабке Сергея Михайловича (Второго) Анне Александровне, урожденной Строгановой. Некогда с ее приданым попали в род Голицыных подмосковные Кузьминки, и вот теперь через много-много лет одного упоминания о ней оказалось достаточным, чтобы заполучить, казалось бы, навсегда потерянные Голицыными Дубровицы. Как выяснилось, мать А. А. Строгановой приходилась родной сестрой сенатору Матвею Васильевичу Дмитриеву-Мамонову, а она сама была двоюродной сестрой фаворита Екатерины II и теткой скончавшегося в 1863 году графа Матвея Александровича. Другая сестра сенатора была замужем за И. А. Фонвизиным, отцом известного драматурга. Денис Иванович Фонвизин также приходился родственником Дмитриевым-Мамоновым.

Московские стряпчие, нагревшие руки на спорном дележе крупного наследства графа Мамонова, в конце концов подготовили решение. Этот документ завершает сохранившееся в архиве «Дело об опеке»:

«1 департамент Московской гражданской палаты дает знать, что единственным наследником графа Дмитриева-Мамонова утверждены князь Черкасский к родовому материнскому, а г. Фон-Визин и князь Голицын в равных частях – родовому отцовскому и благоприобретенному имению умершего. Московской опеке опекунство прекратить».

Некогда подаренные фавориту Дубровицы, по определению судей «родовое отцовское имение Матвея Александровича», достались хозяину Кузьминок. И. С. Фонвизин, тоже дальний родственник графа, довольствовался остальной частью.

Сергею Михайловичу Голицыну (Второму), одному из самых богатых людей России, прочили блестящую карьеру. В то время он служил в гвардии и к тридцати годам был уже полковником. Однако генеральского чина он почему-то ждать не стал, подал в отставку и переехал из Петербурга в Москву. С 1866 года он проводил с семьей в Кузьминках каждое лето. Дубровицы, пережившие годы долгой опеки, его не привлекали.

В Москве С. М. Голицын не имел других обязанностей, кроме почетного наблюдения за построенной на пожертвования одного нз предков Голицынской больницей. Как и его тезка – двоюродный дед, отставной полковник являлся ее попечителем и главным директором. На его личные средства была устроена земская больница и школа в Кузьминках, переведенные позже в Дубровицы.

Князь навсегда покинул Кузьминки в 1883 году. Он возвратился в Петербург и с тех пор, возвращаясь на лето в Москву, ездил исключительно в Дубровицы. К перемене толкнули сугубо житейские обстоятельства. С. М. Голицын расстался с первой женой, от которой имел двух сыновей и трех дочерей, оставив ей Кузьминки. В возрасте сорока лет он женился вторично на двадцатишестилетней Е. В. Никитиной. Обзаведясь новой семьей, князь облюбовал для летнего отдыха другую свою усадьбу – забытые Дубровицы, мало в чем уступавшие покинутым Кузьминкам.

К приезду С. М. Голицына усадьба была приведена в порядок. В дубровицкий дворец князь перевез из Кузьминок любимые вещи – настольные часы и бронзу, набор фамильных портретов и разные дорогие безделушки, а также всю прежнюю обстановку кабинета. По этой причине меблировка дворца в конце прошлого века выглядела разношерстной: в комнатах можно было видеть тяжелые диваны екатерининского времени с изогнутыми спинками и ножками, гарнитуры из карельской березы в стиле ампир, оставшиеся от графа Матвея Александровича, резную, итальянской работы мебель из красного дерева, привезенную последним Голицыным.

Ныне от прежней обстановки сохранилось лишь несколько предметов. При позднейших перестройках изменилось даже расположение отдельных комнат, появились перегородки. Утраченное можно представить по старым фотографиям и далеко не полным описаниям тех, кто побывал здесь в 1920-е годы.

Главный вход во дворец, как и сейчас, был с южного фасада. Несколько ступеней широкой лестницы с мраморными изваяниями львов вели на крыльцо-лоджию, по сторонам которой стояли две чугунные колонны, по форме похожие на жирандоли,- на них опирался остекленный козырек крыльца. Входя во дворец, посетитель попадал сначала в вестибюль с мраморной копией античного Дискобола, стоявшей в его центре. Помещение, скупо убранное деревянными резными шкафами, украшали два больших портрета – Елизаветы с арапчонком (копия известного портрета Гроота) и Екатерины II верхом на коне в мундире Преображенского полка (копия работы Эрихсена).

Ряд ионических колонн отделял вестибюль от библиотеки, занимавшей просторный зал на главной оси дворца. Основная часть книг хранилась в объемистых шкафах из красного дерева, привезенных с Мамоновой дачи. Число книг, как правило, на французском, испанском и итальянском языках, было невелико-наиболее ценные издания С. М. Голицын перевез в Москву в собственный дом на Волхонке. Стоявшие посреди зала низкие резные шкафчики предназначались для книг крупного формата. На инкрустированных крышках этих шкафчиков помещались бронзовые часы, канделябры и небольшие статуэтки. Взяв нужную книгу, хозяин обычно усаживался на диване с закругленной спинкой или в одном из кресел перед овальным столиком и часами пребывал в полном покое. Стены библиотеки украшали портреты Людовика XIV и Александра I (копия работы Ж. Вуаля). В широкое окно с дверью на веранду виднелись стоящие полукругом колонны и сосновый лес на другом берегу Десны.

«Гостиная под сводами», куда из вестибюля вела боковая дверь, в прошлом была наполнена гравированными портретами деятелей екатерининского века: К. Г. Разумовского, А. С. Строганова, П. А. Румянцева, А. А. Безбородко, П. Н. Зубова… Эта коллекция собиралась еще фаворитом А. М. Дмитриевым-Мамоновым. Свое название гостиная получила по сводчатому потолку, к которому крепилась тяжелая бронзовая люстра в виде обруча с лебедями, поддерживающими рожки для свечей,- работа конца XVIII века. Обстановка гостиной также относилась ко времени Александра Матвеевича: стулья, комодики, круглый стол, ширмочка с росписью цветами.

Лучшие картины дубровицкого дворца были собраны в «портретной», примыкавшей слева к библиотеке. Эту вытянутую комнату освещала помпезная люстра с женскими фигурами и стоявшие в углах зала канделябры в виде «египетских» статуй. Рядом с ампирными вещами несколько чужеродно смотрелись бронзовые часы в стиле рококо на вычурной, соответствующей форме часов деревянной позолоченной консоли. Кроме дюжины парадных портретов, перевезенных в первые годы после революции в крупнейшие московские музеи, здесь хранилась дубровицкая реликвия, неизвестно где сейчас находящаяся,- камзол князя Бориса Александровича Голицына. Камзол был черным с золотым позументом и розовой бархатной обшивкой. Рядом с ним в витрине из красного дерева хранился и жилет князя, его расшитые золотом перчатки, а также дорогая шпага с вычеканенным на эфесе гербом владельца.

Справа к библиотеке примыкала анфилада небольших комнат. В 1921 году там разместили привезенную из расположенной по дороге на Серпухов усадьбы Лопасня-Зачатьевское ампирную мебель. Как известно, в Лопасне (ныне в черте города Чехова) некоторое время после второго замужества жила Наталья Николаевна Пушкина-Ланская, там же воспитывались и дети А. С. Пушкина. Поэтому доставленные в Дубровицы предметы имели не только художественную ценность, но и мемориальную. К сожалению, лопасненская обстановка впоследствии была разрознена, и лишь отдельные вещи оказались в Серпуховском историко-художественном музее. Судьба остальных предметов неизвестна.

Первая от библиотеки комната называлась в 1920-е годы «гостиной из Лопасни». Там стояли рояль редкой треугольной формы, стол с инкрустацией, витринки с небольшой коллекцией западных и русских изделий из стекла. На стене висели в ряд два итальянских пейзажа с пастушескими фигурками и гуаши с видами римских развалин – ранние работы замечательного пейзажиста Федора Васильева. Напротив них – никак не лопасненского происхождения портрет С. М. Голицына, сидящего в кресле на фоне пейзажа.

Следующая за гостиной комната с закругленными углами теперь перестроена. Раньше в ней находилась спальня. Стоявшая тут мебель подобралась, видимо, случайно: глубокие кресла с вогнутыми спинками павловского времени, туалетный стол «жакоб», отделанный накладной бронзой, наборное бюро XVIII века и ампирное овальное зеркало. Были и вещицы из Лопасни – среди всего прочего небольшой портрет Натальи Николаевны.

Чтобы попасть на второй этаж, раньше надо было пройти из вестибюля в небольшую проходную комнату с ионическими колоннами. За ней находилась широкая лестница, поднимавшаяся кверху двумя маршами. Всю стену над лестницей занимала картина, написанная маслом, очевидно, по заказу С. М. Голицына. Яркая многофигурная сцена, по выражению критика С. К. Маковского «в духе конфетных коробок», изображала приезд в Дубровицы Екатерины II.

На лестничной площадке, специально для любопытствующих, был вывешен большой пергаментный лист с родословным древом Голицыных. Края листа покрывал мелкий орнамент и аллегорические фигуры, символизирующие достоинства княжеского рода. Поднимаясь по лестнице в парадные залы, трудно было не обратить внимания и на помещенные над окнами изящные рельефы с сюжетами из античной мифологии- «Похищение нимфами Гиласа» и «Венера с амуром»,-выполненные в XVIII столетни. Лестница приводила к двери на втором этаже. Ее обрамляли от пола до потолка два больших парных зеркала.

Небольшая проходная комната за дверью называлась Зеленой гостиной по обивке мебели. Здесь же стояли два столика в форме боба, уцелевшие едва ли ие со времен генерал-губернатора С. А. Голицына. В Зеленой гостиной можно было видеть излюбленные в середине прошлого века пейзажи с видами гаваней работы французского художника К.-Ж. Верне. Около дверей стояли какие-то мраморные бюсты, а в углу – приобретенная последним владельцем статуэтка Петра I работы М. М. Антокольского.

Из Зеленой гостиной посетитель входил в главный зал дубровицкого дворца. Огромный зал производил ошеломляющее впечатление. Написанные в серо-розовых тонах перспективы фантастического города покрывали его стены. Непрерывные аркады и портики сходились где-то в глубине, создавая иллюзию бесконечного пространства. Зал назывался Гербовым из-за включенных в росписи фамильных гербов графов Дмитриевых-Мамоновых.

О времени появления росписей Гербового зала сведений нет. Скорее всего они были выполнены в 1790-х годах, когда перспективная живопись входила в моду.

Но не исключено, что расписывали зал уже в первой четверти XIX века, в бытность владельцем графа Матвея Александровича, наделенного в молодости романтическими наклонностями. Гризайльные вставки на военные темы в простенках рисованых стрельчатых арок весьма характерны как раз для послевоенного времени. И, возможно, романтические мотивы росписей Гербового зала имеют какую-либо связь с воспаленным воображением графа, подобно истории со строительством крепостной ограды вокруг усадьбы.

На стенах Гербового зала изображены два вида гербов, помещенных в геральдические щиты. Один из них в соответствии с «Общим гербовником дворянских родов Российской империи» принадлежит графам Дмитриевым-Мамоновым. В другом щите-необычной формы пятилистник. Принадлежность этого герба не установлена. Можно увидеть в нем стилизованное изображение креста или масонский атрибут, назначение которого теперь непонятно. Есть предположение, правда, ничем не подтвержденное, что этот странный знак – герб так и не созданного Матвеем Александровичем Ордена русских рыцарей.

Росписи Гербового зала при С. М. Голицыне обновлял художник Август Томашки, работавший во многих московских дворянских домах, в том числе и в Кузьминках. Помощником у этого модного тогда декоратора некоторое время был А. Я. Головин, выдающийся впоследствии русский и советский живописец. Но документальных свидетельств об участии Головина в росписях домов С. М. Голицына не сохранилось.

Около выхода на балкон стояли бюсты Екатерины II и ее фаворита А. М. Дмитриева-Мамонова – предположительно работы Ф. И. Шубина. К одной стене был придвинут изящный мраморный столик-консоль со стилизованными львиными фигурами вместо ножек. На столике стояли, как бы включаясь в стенную роспись, несколько мраморных кариатид и богинь- аллегорий времен года. Тут же – весьма причудливые канделябры, привезенные последним владельцем.

Напротив столика когда-то висело большое зеркало в золоченой раме с надписью: «Пожалован 1786 г. декабря 16 дня». Надпись, понятно, относилась не к зеркалу, а к портрету Екатерины II, преподнесенному фавориту в этой раме. Полотно пропало в 1812 году, после ухода из усадьбы французов. Пустую раму заполнили зеркалом. Отражающийся в нем бюст Николая I был, конечно, приобретением С. М. Голицына (Первого), горячего поклонника императора, а вся украшавшая зал бронза – помпезные люстры и канделябры, а также бюсты владельцев Кузьминок были заказаны С. М. Голицыным (Вторым).

Дальнюю половину этажа занимали в прошлом семейные апартаменты: кабинет хозяина, столовая, будуар супруги, спальня и небольшая, так называемая интимная гостиная.

Примыкавший к Гербовому залу кабинет с мраморным камином был заново обставлен мебелью из Кузьминок – тяжелой, обитой тисненой кожей. Во вкусе конца прошлого века цветастые турецкие ковры покрывали полы и стены. Здесь же традиционный для аристократического кабинета арсенал – кинжалы, пистолеты, старинвые ружья, охотничьи рога. На тумбочках возле диванов – японские и китайские вазы, настольные часы. Свободные участки стен были заняты маленькими французскими гравюрами, эстампами, фотографиями. Эти предметы не были связаны стилистически, но, хотя и подобрались случайно, прекрасно обрисовывали атмосферу быта богатого владельца.

Более цельное впечатление производила примыкавшая к Гербовому залу Красная гостиная, где стояла ампирная мебель начала XIX века. Однако на стенах, уже в более поздние времена, появились маленькие картинки в основном с видами Швейцарии.

Б угловой столовой обращала на себя внимание тяжелая люстра с рожками для свечей. На виду стоял и шкаф с резными женскими фигурами, где хранилось фамильное серебро и хрустальная посуда.

Располагавшийся в угловой комнате будуар, судя по старому описанию, походил на антикварную лавку. Здесь были «два шкапчика с вставками из разноцветных камней, прелестный ампирный гарнитур, наборный комодик XVIII столетня, угловые шкафы и несколько кресел с ручками в виде крылатых сфинксов». Фарфоровыми статуэтками здесь были уставлены все плоскости – столы, полки, столешницы, крышки шкафов. Матово белел на стене подаренный еще фавориту мраморный овальный барельеф Екатерины II, а рядом написанные в светлых красках портреты Павла I и императрицы Марии Федоровны (копии с полотен Рослина). Вперемежку с ними висели поздние жанровые портреты семейства Голицыных.

Будуар через небольшое, теперь уже исчезнувшее при перестройке здания помещение сообщался со спальней. В этой круглой проходной комнате потолок был расписан цветами. Отсюда другая дверь вела на дальнюю лестницу. В спальню можно было попасть и иным путем – из гостиной, которая сообщалась с Гербовым залом.

В конце XIX века застеклили примыкавшие к дворцу крылья-веранды. Вход в них тогда был через двери со стороны парадного двора, которые при реставрации ликвидированы. Попасть в веранды можно теперь лишь из общего коридора. В партере, перед южным фасадом дворца, на месте клумбы стоял чугунный фонтан с двумя расположенными одна над другой чашами. Эти и другие чугунные сооружения, привезенные с уральских заводов С. М. Голицына, не дошли до нашего времени.

Последний владелец приложил немало усилий, чтобы благоустроить Дубровицы. Делалось это прежде всего в расчете на состоятельных дачников, которым была предоставлена часть усадьбы. Доходами Голицын рассчитывал покрыть расходы на содержание многочисленного штата дворовой челяди. Для размещения дачников приспособили стоявшие на границе парка хозяйственные постройки, а затем уже ближе ко дворцу построили дома, обращенные верандами к Десне; от парка их отделяли небольшие палисадники. Эти дачи в несколько перестроенном виде сохранились и по сей день.

В ту пору регулярная планировка посадок была нарушена. Ныне просматривается лишь центральная аллея, которая начиналась от разобранных ворот со львами и вела к бывшим хозяйственным постройкам. В центре парка через аллею был переброшен чугунный мостик в виде арки. Об этом интересном парковом сооружении напоминают лишь оплывшие насыпи под опоры.

Неподалеку стоял бревенчатый Кукольный домик- небольшой теремок для игр младшей дочери С. М. Голицына. Подобные павильоны имелись на рубеже XIX-XX веков во многих барских усадьбах, но почти повсеместно утрачены.

Центральная аллея подводила к несохранившнмся западным «готическим» воротам, возведенным М. А. Дмитриевым-Мамоновым. Они напоминали ворота Конного двора и занимали место между двумя хозяйственными постройками XVIII века. Ближе к реке двухэтажное строение имело вход с противоположной парку стороны и первоначально состояло из пяти одинаковых помещений на каждом этаже. После ремонтов в 1930-х годах корпус стал шире, появился коридор, а в больших комнатах встроенные перегородки. Стоящая рядом одноэтажная постройка переделывалась меньше. В нее включены два корпуса середины XVIII века, что отчетливо видно на фасаде – сохранились угловые рустованные лопатки и окна первоначальной формы, также обрамленные рустом.

Перпендикулярно этим строениям расположено здание бывшей оранжереи, возведенное еще в XVIII веке, но основательно перестроенное при С. М. Голицыне. При переделке здания под жилье большое помещение было разгорожено на комнаты, расширены оконные проемы, пристроены во втором этаже балконы. Архитектурно проработана лишь центральная часть этого корпуса – ризалит, увенчанный полукруглым фронтоном, в который, в свою очередь, вписан треугольной формы фронтон с окном.

В прошлом за этими постройками начиналась большая березовая роща. На ее месте поднялся теперь современный поселок.

Последний владелец Дубровиц вынужден был мириться с неудобствами от постоянного присутствия в усадьбе дачников. Сезонная публика основательно вытаптывала парк и особенно попортила земляную катальную горку возле церкви, потому что неторопливому движению по круговой, обсаженной кустарником дорожке «предпочитала всход на вершину прямым путем».

С горки была хорошо видна выстроенная на средства С. М. Голицына в 1872 году Короваевская писчебумажная фабрика, стоявшая напротив стрелки Десны и Пахры в деревне Беляево. Позднее фабрика перешла в собственность голицынского управляющего М. А. Поливанова. Автор написанной около восьмидесяти лет назад брошюры о Дубровицах, увидев фабрику близ усадьбы, сокрушенно заметил: «Промышленный дух забрался и в этот идиллический уголок!»