Дуэль 2009_16 (615)

СВОБОДЕН, ИЛИ КАК ИНЖЕНЕР ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ ТОЖЕ МЕНЯЛ ПРОФЕССИИ

При Советской власти жизнь Василия Ивановича складывалась вполне благополучно. Правда, после окончания политехнического института три долгих года ему пришлось инженерить на периферии (о чём впоследствии не любил вспоминать), но потом всё нормализовалось, молодой специалист оказался востребован в столице, где и осел сотрудником отдела кадров в каком-то секретном почтовом ящике. После производственных треволнений и бытовой неустроенности новое место показалось Василию Ивановичу настоящим раем. Спустя уже самое короткое время он не просто сроднился с мягким креслом за фикусом у окошка, но и ясно осознавал, что готов занимать его долго-долго, возможно, до выхода на пенсию. К тому же маячила перспектива рано или поздно вырасти до должности начальника отдела. «Заманчиво, чёрт побери», - делился иногда Василий Иванович потаёнными мыслями с супругой.

Но этого нужно было терпеливо ждать и ждать, так как Пётр Семёнович, несмотря на свои семьдесят семь лет, несмотря на радикулит, плеврит, гипертонию и склероз, уходить не собирался. «Ничего, перетерпим как-нибудь, пересидим», - не без юмора отвечал Василий Иванович жене, донимавшей порой его вопросами о здоровье «старого хрыча Петра Семёновича».

Внешне в то время Василий Иванович выглядел человеком, хорошо знающим себе цену, ничего предосудительного в жизни не совершившим. Отличительными чертами его характера были педантичность, размеренность и умение заранее просчитать всё до мелочей. В одно и то же время просыпался он по утрам, в одно и то же время выходил из дома на службу с неизменным коричневым портфелем в руках, сдержанно здоровался со знакомыми. Вечером в пятницу с семьёй в полном составе обязательно отправлялся на дачу на своих новеньких «жигулях» четвёртой модели. При случае мог беззлобно пошутить, дать дельный совет или разъяснить собеседнику запутанный вопрос. Даже его поджарая, с небольшим брюшком фигура, даже походка, неторопливая, но чёткая, без заносов в стороны, как бы подчёркивали устойчивость его общественного положения, принципиальность и дальновидность.

Увы, всё переменилось с началом перестройки, особенно с её углублением, расширением и постепенным переводом экономики на рыночные отношения. В новых условиях хозрасчёта почтовый ящик Василия Ивановича вместо выпуска сложных приборов для космических аппаратов перепрофилировали на выпуск кастрюль и помазков для бритья. Походка Василия Ивановича в тот период сделалась несколько менее твёрдой и более торопливой, но он всё ещё придерживался заведённого распорядка. Потом пришёл циркуляр, в котором указывалось, что вместо кастрюль и помазков предприятию нужно срочно осваивать выпуск ломов и кувалд. Новый демократически назначенный из райкома партии директор собрал тогда совещание партхозактива, на котором после бурных трёхчасовых споров и препирательств было решено пустить под эти цели в переплавку миллион хранящихся на складе кастрюль и два миллиона помазков. Рассудили, что раз стране нужны кувалды, так тому и быть. Так сказать: «Кувалдой, да по цепям, по цепям!».

Увы, но и кувалды с ломами не понадобились стране, и они остались лежать на складе мёртвым грузом. Директор, правда, быстро сориентировался - публично на митинге сжёг партийный билет, рабочих, инженеров и конструкторов поувольнял, производственные помещения сдал в аренду под склады китайцам и азербайджанцам с соседнего вещевого рыка, ездил теперь на бронированном шестисотом «Мерседесе» в сопровождении трёх машин охраны и заседал в Государственной Думе. Пётр Семёнович пошёл в непримиримые, не поступившись принципами, обличал и перевёртыша-директора, и всю Думу, и президента, и Америку. Даже в девяносто лет отважно схватывался с ОМОНом. А вот Василий Иванович как-то заколебался, не сориентировался вовремя. И перестроиться быстро, вслед за директором, не сумел, так что пролетел мимо приватизации, и недовольство высказывал разве что дома на кухне. Так и пошло… Потеряв работу, в одночасье утратил он уверенность в себе и солидность, не говоря уж про твёрдость походки. Со знакомыми теперь старался особо не пересекаться, а при случае, опустив вниз глаза, быстро проскальзывал мимо.

Вообще-то, вначале он ещё надеялся на лучшее, даже устроился на какую-то фабрику, но через пару месяцев там всё повторилось: производство встало, а директор пересел на «Мерседес». После этого Василий Иванович около года сидел вообще без работы и очень обрадовался, когда один знакомый предложил ему наняться сторожем – охранять загородный дом некоего, так сказать, бизнесмена.

Дом этот, правда, ещё только строился, да и бизнесмен оказался весьма своеобразной личностью - и внешностью, и повадками больше походил на переевшую бананов гориллу. «Ничего, - по обыкновению успокаивал себя Василий Иванович, - перетерпим как-нибудь, пересидим, зато платить Макс - так звали хозяина - обещал регулярно». А для житья сторожу предназначалось небольшое строение в углу участка, размерами едва ли намного превосходившее собачью конуру.

Впрочем, Василий Иванович старался не расстраиваться по пустякам, честно не спал ночами, зорко следил за сохранностью кирпичей и досок, придирчиво пересчитывал за рабочими лопаты, ножовки и мастерки. Стойко терпел, когда наезжающий по выходным хозяин, словно мальчишку какого, заставлял его мыть свою машину, бегать в ларёк за пивом и именовать себя Максимом Викторовичем. После вынужденной безработицы и существования на небольшую зарплату жены Василию Ивановичу казалось, что жизнь налаживается. Казалось так, что, получив в конце очередного месяца несколько зелёных бумажек, находясь от этого в приподнятом настроении, в беседе с вручную копавшими котлован таджиками Василий Иванович запросто мог порассуждать о преимуществах капиталистического строя над социалистическим, о том, почему производительность труда при капитализме намного выше: «А вы как хотели? Ничего не делать и деньги лопатой грести? Нет, теперь так не получится. Теперь каждый за себя. Да-а». Упоминал иногда и о начавшемся в стране подъёме экономики. Таджики, с завистью взиравшие на такой его достаток, казалось, внимательно выслушивали мудрые мысли, вздыхали, кивали головами, однако и в спор не вступали и поддержки не выказывали.

А жизнь и в самом деле явно налаживалась. Теперь, изредка приезжая в Москву и сталкиваясь на улице со старыми знакомыми, Василий Иванович больше не пробегал стремглав мимо, а с достоинством раскланивался, как человек, могущий позволить себе достоинство. Но увы, фортуна - особа уж очень непостоянная. Вот и Василия Ивановича поджидало очередное несчастье. Однажды вечером, когда он, плотно поужинав, просвещал таким вот образом гастарбайтеров, ни с того, ни с сего загорелась его сторожка. Все героические усилия по тушению пожара результатов не дали, уже через полчаса от строения остались одни лишь головешки. Целую ночь прострадал Василий Иванович, переживал, готовясь к встрече с Максом, а когда утром тот, едва ли не извергающий из ноздрей пламя, заявился, попытался объяснить, что его вины в пожаре нет, что дело, скорее всего, в плохой электропроводке. Но Макс мало его слушал, обозвал «козлиной», пнул пару раз ногой и объявил такой счёт за убытки, что у Василия Ивановича разом похолодело в груди и затряслись руки. Выходило, что сгоревшая будка стоила больше городской квартиры Василия Ивановича. Пал он тогда на колени и стал слёзно умолять Макса не лишать его единственного жилья, не выгонять на улицу пожилую супругу и разведенную дочь с ребёнком. В ногах валялся, выл, выл, выл – и вымолил-таки! «Хрен с тобой, старый козёл, - сплёвывая, прошипел Макс, - будешь даром теперь вкалывать, пока все деньги не отработаешь или не окочуришься тут! Пшё-ол!». Последовавший очередной пинок пресёк все возможные прения.

Два следующих года выдались особенно лихими для Василия Ивановича. Два года на своей шкуре познавал он прелести дикого капитализма. Днём вместе с молдаванами и украинцами по пятнадцать часов трудился на строительстве дома подсобным рабочим, а ночью, не смыкая глаз, охранял хозяйское добро, не получая при этом ни копейки, молча снося постоянные оскорбления гневливого Макса. В рассуждения о том, что теперь каждый за себя, он уже не пускался, не особенно волновал его и подъём экономики. Не до того, тут хоть руки на себя накладывай. Ох, лихо ему пришлось… Но и коту не всё масленица. Как оказалось, и Макс не уловил момент, когда закончилась белая полоса в его жизни, как подкралась чёрная полосища.

А дело вышло так. Однажды в июле месяце Макс с весёлой компанией друзей и подруг праздновал на лужайке перед особняком завершение его строительства. Хохлов и молдаван за день до этого он рассчитал, надавав на прощание зуботычин и пообещав при следующей встрече вообще удавить, так что ничего не портило теперь живописного ландшафта. Гремела музыка, у открытого бассейна, повизгивая, пританцовывали полунагие девицы, развалясь на траве, с бокалами в руках похохатывали хмельные приятели. Макс, потягивая дорогой коньяк, в хорошем расположении духа много с удовольствием говорил про обустройство дома, о том, что решил скупить несколько соседних участков, снести стоящие там халупы, а на их месте разбить парк с фонтанами и мозаиками наподобие тех, что были в древнеримских палаццо: «А этих к-козлов, - пошатываясь, он пренебрежительно очертил рукой в воздухе круг, - всех к чертям соб-бачьим!». Василий Иванович суетливо бегал меж них, разносил шашлыки, откупоривал бутылки, убирал объедки и мусор. Вот тут-то около калитки высокого кирпичного забора и притормозила большая чёрная машина, из которой вышли четыре человека и неторопливо направились прямо к компании. Один из них достал из-под полы автомат, а небольшой крепыш почти что вежливо предложил оторопевшим гулякам, а с ними и Василию Ивановичу, за исключением Макса, «не сердить его, а добровольно погрузиться в бассейн и там на несколько минут одухотворённо замереть». У Макса же, вмиг протрезвевшего и словно лишившегося двадцати килограмм веса, он потребовал немедленного отчёта за какие-то прежние дела. Теперь уже подкосились ноги у Макса. Вначале он опустился на колени, а потом и вовсе, как когда-то Василий Иванович, стал ползать по земле и умолять простить его, обещая всё вернуть. Крепыш ему не поверил, мольбам его не внял, а лишь поморщился и кивнул головой, после чего два здоровяка из его свиты, сделанные как будто под копирку с Макса, усердно принялись охаживать его бейсбольными битами. Били они вполне профессионально, так что без особого ожесточения, не тратя лишних эмоций, всего за пять минут переломали ему и ноги, и руки и превратили в кровавое месиво лицо и лишили способности иметь когда-либо потомство. Наконец крепыш вновь поморщился и тихо проговорил: «Довольно, довольно, не переборщите, всегда нужно знать меру», - и битьё Макса тут же прекратилось. К остальной же компании он претензий не имел совершенно, даже наоборот, доброжелательно улыбнулся и сказал им что-то шутливое, а на прощанье и вовсе по-приятельски помахал ручкой.

Василий Иванович во время экзекуции вместе со всеми так и простоял по пояс в воде, держа перед собой в трясущейся руке тарелку с ломтиками лимона. А как только чёрный автомобиль скрылся за поворотом и в ужасе завизжали девицы, на полусогнутых ногах вприпрыжку бросился вон, то ли про себя, то ли даже вслух крича: «Свободен! Свободен! Свободен!». Уже в электричке на полпути к Москве он сообразил, что штаны (брюками их назвать было трудно) совершенно мокрые, а на левой ноге нет башмака. «Пустяки, - успокаивал он себя, стоя в тамбуре и опасаясь прихода кондукторов, - пустяки, главное: Свободен! Свободен! Свободен!». Таким и предстал дома перед женой, дочерью и внуком. А уже на следующий день копался в моторе своей основательно проржавевшей «четвёрки», готовя её к выезду на дачу, в первый раз за последние два года. Мысли о преимуществах капитализма над социализмом в голову ему больше не лезли.

Николай СЫЧЁВ

СУКИНЫ ДЕТИ ЗВУЧИТ ГОРДО!

Я не знаю, кто и когда показал коллективу радиостанции «Маяк» палец. То ли президент, то ли премьер, но кто-то из очень высокого начальства. Это их так рассмешило, что гогот в эфире слышен почти постоянно. Смех, как эпидемия, заразителен. Даже те, кто должен рыдать, глядя на разоренное демократами отечество, и те, попав на «Маяк», веселиться начинают. Ну, например, самый независимый профсоюзный лидер самых независимых профсоюзов Шмаков пару суровых фраз в адрес правительства бросит и тут же на анекдоты переходит. Сам веселится и народ веселит.

Но все же бывают небольшие перерывы, когда приходится сообщать очередную порцию новостей. В этот момент дикторы как-то умудряются успокоиться и выдать их на одной ноте, без каких-либо эмоций. Оно и понятно. Все время приходится говорить одно и то же: где и что горит или уже сгорело, что в очередной раз рухнуло и сколько человек при этом задавило. При рассказе о спасательных работах в голосах иногда появляются нотки пафоса и гордости за спасателей. Удачно или наоборот- неудачно поохотились террористы и киллеры, кого из элиты и на какую сумму обули современные Робин Гуды. При этом иногда появляются нотки сочувствия и благородного негодования. Да, какие тут могут быть эмоции. Скука...

В совковые времена от новостей вообще голова пухла. Ну какой интерес рассказывать, кто, где и сколько молока надоил. Фу! ... Свиней сколько вырастил, да про какой-то еще привес рассказывать, угля сколько накопали. Зачем? Кому из сотрудников «Маяка» уголь нужен? Даже если на шахте взрыв, кроме статистики о погибших ничего интересного нет. Вечно одно и то же - шахтеры нарушают технику безопасности, а хозяева из-за них страдают.

В стройках вообще запутаться можно было. А сейчас, когда вся страна, как наркоман на игле, сидит на нефтегазовой трубе, в эфире полная свобода. Не надо целые газетные полосы цифр всяких, приростов и заданий зачитывать. Теперь всего две цифры, да и те не чаще, чем раз в квартал, сообщать приходится: ежедневный рост инфляции да валовой прирост продукции, завезенной из-за границы. Все остальное время для души. Можно часами трепаться запросто с любыми звездами: киношными, театральными, футбольными, хоккейными, создательницами душещипательных любовных романов и детективных ужастиков, с гоп-музыкантами самых невероятных направлений, сценаристами и так далее. Млечный путь, похоже, свалился прямо в радиостанцию «Маяк». Попсы не счесть, а главное, все юмористы. Вот поэтому и сотрясается от смеха эфир. А сколько героизма в рассказах проявлено было на звездном пути. Отпрыски звезд клянутся, чаще божатся, что по звездной дороге они шли без помощи пап и мам. Им помогали только гены родителей, а все остальное они добывали сами в гордом одиночестве. Иногда они приносят и ужасный трагизм. Чаще всего он бывает, когда появляются звезды тоталитарного периода. У иных слово из песни выкинули, а потом всякие высокие звания давали, награды, денежные премии. А куда эти премии девать – в ресторанах очередь, икра граммами, да и то лишь в праздничных наборах. За это еще и благодарить приходилось. Садисты... Иные советизмом так помяты были, что все то нехорошее, обычно глубоко в человеке спрятанное, на свободе наружу вылезло. Жуть! Доживать свой век приходится покалеченными.

Бывают и на «Маяке» истинно трагические дни, когда не до смеха. Происходит это при авиакатастрофах. В такие дни все СМИ добивают родственников погибших подробностями, а сотрудники «Маяка» рассказывают нам, давно на самолетах нелетающим, какие страхи испытывать приходится во время полетов на юг или за границу. А господин Трахтенберг в такой момент открытие сделал, достойное Нобелевской премии, и методика использована им солженицынская, наговорная. Он поведал миру: Иосиф Виссарионович Сталин на самолетах никогда не летал. Боялся... Боялся больше, чем все сотрудники «Маяка» вместе взятые. И на трибуне Мавзолея никогда не был, боялся пристрелят. На трибуне всегда был двойник. Можно сделать следующие выводы: в Иран Сталин пробирался на ишаке, а в Потсдам на русской тройке, окруженной со всех сторон кавалеристами НКВДэшниками. Всех, кто на их пути встречался, тут же расстреливали, чтобы никто не узнал, куда он поехал. Вот почему об этой поездке ничего не знали ни Н. Хрущев, ни величайший аналитик сталинской эпохи Солженицын. “Трахтенберга можно смело выдвигать на Нобелевскую премию.

А какой исторический цикл выдали на «Маяке» по случаю 60-летия Победы! Вот бы этого историка в 41-м году в Кремль главным поставить. Да он бы всех фашистов на подступах к границе разгромил. Слушал я, слушал его. Ведь как победили-то, если Верховный, да почти все генералы его дураки, в стратегии ничего не смыслят и вообще войну проспали. Тут озарило меня: - победили мы благодаря воину-заградителю. Когда трусы при виде немецких танков толпами бежали из окопов, заградители безжалостно расстреливали их и лицом к лицу встречались с фашистами, нагоняли на них такой ужас, что немцы бежали аж до Берлина. А если они пытались где-то закрепиться, там добивал их штрафбат, состоявший из крутых уголовников, попов и вырвавшихся на волю гулаговцев. Надо отметить, на «Маяке» истинно рыночные патриоты. С какой ненавистью была низвергнута бесплатная медицина. «Я сама никогда не пойду лечиться бесплатно и ребенка не отдам!» - однажды гордо заявила сотрудница. Начальство, значит, хорошо их кормит. В коллективе и блондинки встречаются. О них на «Маяке» юмористы потрепаться любят. Во всем цивилизованном мире сокрытие доходов - преступление. Стукачам до 10-ти процентов премии от утаенных сумм дают. Называть автора кощунственного высказывания не буду, начальство узнает – рассердится и уволит. А сейчас кризис, даже на работу дворником могут не взять. Когда обсуждалось предложение о взимании налогов в зависимости от доходов, маячная рыночница решительно высказалась против. «Весь мир мечтает перейти на нашу систему»,- гордо заявила она.

Оно и понятно, элиту надо поить, кормить от пуза, содержать “только в дворцах, без золота и бриллиантов она тускнеть будет. А делиться с нищими дело не самое приятное, да и богатых тогда не будет. И, не подумав, добавила: «Когда налоги были высокие, начальство зарплату платило в конвертах, налоги снизили по ведомости». На всю страну жуликами выставила.

Не так давно «Маяк» шумно отметил свое 40-летие. Много говорили о себе. Сейчас принято все то хорошее, что было сделано в СССР, тем более под руководством КПСС, охаивать и зачастую доказывать, это делалось не по воле руководства, а наоборот, против его воли. Хотя любой кретин понять может, все делали они не на свои карманные деньги, но таков заказ. На Руси детей, охаивающих своих родителей, всегда именовали сукиными детьми. Сколько я ни слушал эту радиостанцию в Юбилейный год - ни одного доброго слова о родителях. И понял я, в обществе, где властвует бакс, звание сукины дети звучит гордо.

О. ГУРИН

ГРЯДЕТ ЛИ СУД, ГДЕ МАЛ И СТАР В ОТВЕТЕ БУДЕТ ЗА БАЗАР?

НАКАНУНЕ ПУГАЮЩЕГО ГРЯДУЩЕГО

Первый вопрос знатокам. Бог создал Адама и Еву. Говорят, это его первый опыт. Уточним только, что есть сведения о наличии других экспериментов. Можно даже считать, что миф (баллада, сказка) об Адаме и Еве - какая-то обработка (вариация) ранних легенд. Ну, да ладно... Будем считать, что Бог действительно создал и Адама и Еву и, соответственно, нас, раз - вспомним Декарта - мы, худо ли, бедно ли (одни, конечно, не бедно), но существуем.

Итак. Бог создал Адама и Еву. Хороших! Но змей - дьявол их совратил. Подпортил их и заодно божью идею. Бог вздохнул и решил поправить дело: но создать уже не одну воспроизводящую пару, а целое племя, так сказать, на современном языке, - племенное стадо. В качестве подопытных он выбрал, в прямом смысле, чтоб не нарушать экологию, одно захудаленькое племя, которое, к тому же, было в плену и нещадно эксплуатировалось. По большому счету (Гамбург тогда был не в фаворе) для загнивающего человечества потеря была не аховая. Ничего особенного и не произошло - отряд, правда, заметил, но не догнал.

В качестве племенного быка был выбран Моисей. Как Бог выбирал его, по каким критериям - неясно. Опять же есть разные слухи, что выбирал он его - по аналогии: раньше, мол, были такие случаи - Бог ими воспользовался. Чего бы там ни было: Бог всегда располагает. В данном варианте Бог дополнительно решил подстраховаться: т.е. для надежности святого дела, чтоб не было дурного соблазна возврата, Моисей должен был кого-то замочить. Он и замочил. И повел, по божьему велению, подопытных в пустыню. А что? Дело было на юге. Если бы это совершалось где-нибудь поближе к Полярной звезде, то, естественно, как Сусанин, он направил бы их с Моисеем, как французов с Наполеоном, правильно - в болото (в тундру). А там, представьте: вечер, сияние... И под присмотром «калаша»: «Та-ра-рарара...- «История любви» - ра-ра-рара. Ну, да ладно... Бог завел стадо, то бишь племя, в пустыню и сорок лет проводил и успешно провел там генетические эксперименты.

Конечно. Идея, как всегда, была прекрасная. Бог хотел, как всегда: лучше. Но энтропия есть энтропия. Вначале племя вело себя хорошо. Потом испортилось. Бог послал в племя Иисуса исправлять ситуацию. Те его ждали, но - в натуре - не поняли. Тот стал проповедовать: «Не поняли!» - сказали те. Иисус продолжал наставлять...

Вопрос: Ваши дальнейшие действия? Тише! Тише! Конечно, не до того, как его вздерну... извините, распяли; а сейчас, накануне, и возможно, уже в процессе - очередного кризиса. Наколка для ответа: Если Моисей - племенной бык, Иисус - жертвенный барашек, то кем будет третий?

Естественное: - Третьим будешь!? - не принимаем и не обсуждаем, нужны другие варианты, как говорится, новые Сусанины. Итак. Поехали...

Второй вопрос знатокам. Будем считать, что вас приперло. Светопреставление наступило. Чердак сдвинулся. Крыша поехала. В мозгах пусто, в карманах просвет. В общем...

Кстати, насчет девок... Включишь телевизор, выйдешь на перекресток под семафор, возьмешь политическую прессу - везде один матриархат. Ну, да ладно, Бог не с ними, Бог с нами...

Итак... Представьте, что вы на ЕГЭ, вам задано несколько вопросов, надо отвечать. И не надо думать, как президент, что «ЕГЭ - это провокация», или, как Гоголь, что: «ЭГЕ, да это ведьма!» В любом случае вам придется отвечать, иначе вам придется или в... или в Красную Армию, а вы туда не хотите. Вы, естественно, хотите не туда, где придется учить реформированный устав, в котором уже конкретный ЕГЭ-опросник, например, ЭГЕ-вопрос: на вас нападает противник - ваши действия: а) сдаться в плен, б) выйти навстречу с хлеб-солью, с) безымянная могила без креста.

Поэтому на ЕГЭ придется отвечать. Вот и потренируемся. Вы, надеюсь, хотя бы слышали о довольно известном - в наше время - анекдо... простите, - стал заговариваться, - об известной когда-то сказке «Аленький цветочек». Напомню в общих чертах: жили когда-то красавица, умница... и т.д. - дочь, отец - купец-молодец, в общем, на современном языке - эффективный топ-менеджер, и завербова... тьфу, простите, заколдованный неизвестной злой силой принц. Я слышу возмущение. Да, согласен, в ваше время такую ерунду не изучают, о принципа... - тьфу, опять - о принцах вы ничего не знаете, - слышали о « королеве Непала»? - но и это уже хорошо. Но все же придется по другому.

Есть - страна, президент, как бы завербо... тьфу, язык мой - враг мой, как бы, заколдованные, Минфин, Центробанк, и все остальное, весь, как говорится, дачный коллектив - Петровка, Рублевка и иже с ними. В общем ситуация такая: раз нужно, - президент под козырек - остальные выполняют. Т.е. работа идет: заказывается, указывается, и... преобразуется, мягко выражаясь, смотря - и по обстоятельствам. И в итоге: что-то получается, что-то куда-то девается. Итак, такой вам набор, ЕГЭ - на выбор: Аленький цветочек; Каменный горшочек; загашник для виолончели.

Что выбрать? Как выбрать? А если выбрали - как пользоваться?! Переводя на старинный жаргон: Кому? Нести? Чего? Куда?

Ответ: Стабфонд - взять, раздать, пустить, спустить, использовать - не принимаем. Нужны другие варианты. Итак. Поехали...

Третий вопрос знатокам. Человечество и мы - должны - знать своих героев? Или мы, как всегда, просто должны??

Представить ситуацию, что Адам не решается надкусить известное яблоко, трудно. Поэтому он его и надкусил, напару, конечно, с Евой. После этого кошмарного поступка пошли другие подследственные бифуркации: Адам с Евой согрешили, ...и т.д., пошло - и поехало. После многочисленных серий, где следствие тянулось за следствием без всяких там знатоков, - судьба со своей трубой, наконец, приплыла и к нам, господа завсегдатаи. А судьба без трубы, как и мы без нее, - ни туды и ни сюды... т.е. судьба - труба. Помните: «И снится мне не рокот космодрома ...а снится мне труба, труба у дома, зеленая такая, хорошая такая... труба». Поэтому третий вопрос. Серьезный. И мы решили задать его вам в качестве домашнего задания. Как говорится, на десерт. Назревшая тяжелая ситуация требует. Не значит, что таких ситуаций не возникало ранее. «Кто виноват» и «что делать?» случались всегда и много раз. И они всегда успешно разрешались: Адам с удовольствием кусал, и стрела времени продолжала (несмотря на Зенона) свое движение. Итак. «Падет ли он, стрелой пронзенный!?». Или, как обычно, « пролетит она». Красиво пролетит, но ...мимо.

Третий вопрос. Страна наша конфессиональная. Религий много. Поэтому, чтоб не было экстремизма, вопрос общий: о душе, судьбе и будущем. «У врат обители святой...» ...стояли:

а) Магдалина....

в) Гринспен почти Адам с Уолл-Стритом...

с) кто-то? из наших...

Что положили в их «протянутые руки»:

а) Нобелевскую премию с бонусом..?

в) булыжник от офиса..?

с) ... что-то? из нашего...

Ответы: либералы, олигархи и ...путевки на Колыму - слишком очевидны. Надо что-то новенькое и свеженькое.

Даем, например, наколку. Идиллический вариант: импровизация по Пушкину с Тамарой Лермонтова (где «волна на волну набегает»), т.е. такой современный вариант, ...переформатирование матрицы.

...Большая, сочная такая матрица, в тумане, дыму... булькает. Как Солярис. «Чертог сиял». И вот где-то, что-то, порою, ночкой темной - стало подсыхать, усыхать и квохтать. ...«Безмолвны гости. Хор молчит». - В матрице начинается новая перформация, то бишь цикл.

Итак! Нужны варианты. Не жать плечами - а шевелить мозгами!

Свет медленно гаснет. Счастливые, улыбающиеся, ...гы - гы... лица. В центре проявляется мохнатая звезда. То ли приближается, то ли удаляется. Звучит песня. Вначале как бы неуверенно - в одном месте, затем дружно (как на выборах) - поддерживается со всех сторон. В конце - литавры: «Трах-тарарах!»:

Эксперт БЗ