В 2007 г. скончалась бабушка моей жены - Иванова Клавдия Ивановна, всю жизнь проработавшая в НКВД-КГБ, капитан запаса. (Кажется, за несколько лет до смерти ей присвоили звание майора, но в военном билете она отметку не сделала.)
Разбирая бумаги Клавдии Ивановны, мы нашли несколько страниц воспоминаний. Я их перепечатал, прилагаю файлы. Может быть, что-то из этого вы сочтёте достойным публикации в вашей газете. Жаль, материала мало - а это ведь тоже картинки ушедшей эпохи...
Лично меня особенно заинтересовал последний отрывок, посвящённый судьбе В. И. Чапаева. Врать бабушке не было смысла, писала то, во что верила и что сама видела. Хотя это настолько расходится с официальной версией, что я не уверен, стоит ли этот отрывок публиковать вообще.
В. Владимиров.
Сейчас дети наши не ходят в баню, а мытьё в ванне - это просто гигиеническая процедура. Для нас же баня - это было событие.
В Наре. До войны в Наро-Фоминске было два типа домов - частные деревянные и общественные кирпичные, так называемые казармы. Казармы были четырёхэтажными домами с несколькими подъездами, громадными железными лестницами и широкими коридорами по всему этажу. По обе стороны коридора располагались каморки. Это комнаты в 10-12 квадратных метров на одну семью или на нескольких человек одиноких ткачих. Все коммунальные удобства находились на этаже - это кухня, туалет и титан для кипятка. Естественно, в таких условиях стирка и мытьё исключались. Поэтому все рабочие семьи пользовались общественной баней и прачечной. Мы жили в собственном деревянном доме. Дома горожан отличались от деревенских. Так, у нас не было русской печи, потому что её нечем было топить, а была маленькая голландская печка. Еду готовили на керосинке. О канализации и водопроводе не могло быть и речи. Значит, мы тоже ходили в баню. Для рабочих фабрики и их детей баня была бесплатной по субботним дням. При входе надо было отстоять очередь на лестнице. Потом входили в предбанник, или раздевалку. В большом зале стояли рядами длинные деревянные диваны, как на вокзале. Следовало найти свободное место, чтобы раздеться. Причём одевались и раздевались на одних скамьях. Кто только что вымылся и одевал чистое нижнее бельё, а рядом с ним снимали верхнее пальто и грязную обувь. Когда разденешься донага, то всё нужно увязать в один узел - и обувь, и одежду, и т. д. Постоишь в очереди, сдашь узел и получишь таз, или шайку, и идёшь мыться. Когда входишь в отделение для мытья, то сначала из-за пара ничего не видно. Пообвыкнешься и начинаешь искать место на каменной скамье. Найдёшь, кладёшь мыло и мочалку и идёшь в очередь за водой. Вся процедура занимала довольно много времени, но поскольку другой возможности помыться не было, дело это делалось систематически раз в неделю, несмотря на дождь, мороз или, наоборот, жаркую погоду.
На фронте. Когда мы выходили из окружения, командир Антипов Василий Петрович спрашивал нас дорогой, кто о чём мечтает. Несмотря на то, что мы буквально шли голодные, всё же первое желание было помыться. Когда мы вышли в расположение наших войск на шоссе Москва - Тула в с. Ненашево, то там было такое количество людей, что ни в одном доме не было свободного местечка, чтобы нам обогреться. Единственное помещение, которое было свободно от постоя, это ветеринарный случный пункт. Там было сухо, довольно чисто, и была крыша. Сели мы с Машей на какую-то скамью и сразу уснули. Мы не слышали, как зашёл красноармеец, посмотрел на нас и пошёл докладывать старшему лейтенанту, что, мол, сидят две военные сестрицы, чуть живые, и уже пухнуть начали от голода. Тот распорядился накормить. Красноармеец разбудил нас, дал котелок солдатской похлёбки и стоял, смотрел, пока мы ели. Отдав ему пустой котелок, мы, уже в темноте, пошли снова искать ночлег. И вот почти на краю села (в сторону Москвы) нас впустила в дом женщина, хотя народу у неё и так было много. Она была очень возбуждена, так как немцы подходили к селу. Детей своих снаряжала в партизаны, а сама оставалась дома, ничего не хотела оставлять врагу. Забила скот, попрятала картошку и вытащила из ульев соты. Всем этим она стала угощать нас. Но самое главное, что она сделала, это истопила русскую печь и приготовила щёлок. Кроме нас в избе в числе других был военврач, мужчина далеко не призывного возраста, лет 60-65. Сначала мы помогли помыться ему, потом постирали бельё с себя и, конечно, вымылись сами. Довольные, но почти раздетые, сидели в натопленной избе, когда появился командир с красной повязкой на руке и приказал в десять минут оставить населённый пункт. Ничего не поделаешь, надо опять в дорогу идти на восток. А как же с бельём, оно мокрое - не оденешь, а на улице ноябрь месяц. Хозяйка порылась в сундуке и дала мне нижнюю рубашку своего сына Васьки. Так я носила васькину рубаху до тех пор, пока не попала в Москву.
А однажды мы стояли в селе Мясное под Михневом. В короткое затишье от бомбёжек в Михнево истопили настоящую баню, и пустили нас, женщин, первыми. Мы обрадовались и - давай стирать. Кругом бани ждут солдаты своей очереди, и всё подходят новые. Видят, что мы застряли надолго, а тут налёт начинается, они взяли, сорвали дверь и стали раздеваться при нас. Мы еле убежали тогда. Больше нас в эту баню не пускали. А мы стали ходить на станцию. Там котельная или что-то в этом роде, и вот иногда сверху через край начинает литься тёплая вода, а мы стоим наготове. Кочегар отойдёт в сторону, мы скорее намыливаемся. Там тепло было.
Когда в Серпухове стояли, то в баню ходили во время обстрела. Всё население в убежище, а мы мыться. Хуже стало, когда пошли по освобождённой земле. После фашистского нашествия оставались только трубы печные. Жили и работали в землянках. В одном селе под Юхновым остался остов скотного двора, без крыши. Вместо двери - плащ-палатка, раздеваемся, но сапоги не снимаем (зима) и поливаем друг другу воду на голову и всё остальное. Вот так и мылись.
В Москве свои проблемы были. Хоть и очереди большие, но помыться можно, если бы... Я-то в женскую, а сына куда? Мужчин в семье не было. Приходилось в отдельный номер за 15 рублей, это при зарплате 600 рублей. Нечасто, но ходили.
Каких только сапожек ни увидишь теперь на женщинах. От голубых до ярко-красных, со шпорами, на шнурках, на молниях. А перед войной в Москве женщины сапог не носили. В моде были туфли на венском каблучке. Осенью они же с галошами, зимой они же с резиновыми низкими ботиками. В таких вот туфлях я и оказалась на фронте. Дело в том, что в июле 1941 г. у нас на вещевом складе на улице Дзержинского, 12, где нас обмундировывали, нашлись только гимнастёрки, юбки, нижнее мужское бельё и кавалерийские шинели, а сапог маленьких размеров не было. До конца октября туфли мне служили службу, но когда в начале ноября вышли из окружения, то была почти разута. И вот во время одной очень сильной бомбёжки нашего эшелона на станции Новодугино был смертельно ранен Могилевский. Его сапоги, размер 42, были переданы мне, причём по его завещанию. Сапоги были велики на семь номеров, да при том уже не новые. В них и шагала до Москвы. Это были первые сапоги. В Москве у Ани Леоновой брат работал в горвоенкомате или наркомате обороны, точно не помню. Мы и направились к нему за помощью. В ноябре в Москве были баррикады, большинство магазинов закрыто, а те, которые работали, отпускали товары по талонам. У нас талонов не было. Зато нам дали записку на склад «Военторга». Приехали, вернее, пришли в деревню Вязовка, там находились пакгаузы. Товары готовили к вывозу на восток. На складах было всё, всё, что душе угодно. Деньги у нас были. Но опыта жизненного не было. Взяли мы по одной паре хромовых сапожек и по паре чулок, и всё. Стоимость сапог определили приблизительно, договорились, что если мы не доплатили, то нам напишут и мы вышлем, и наоборот. Мы надеялись, что война скоро кончится, и мы не успеем забыть о нашей договорённости. Сапоги были «шик», но начались холода, а они хромовые и номер в номер, лишнего чулка не оденешь.
8 декабря меня вызвали в политотдел 49-й армии, которая находилась в деревне Бутурлино за Серпуховым. Нужно было на санях доехать до КП, а там в холоде сидеть и ждать, когда из боя будут выходить члены парткомиссии, задерживать их, чтобы был кворум. Сколько это заняло времени, не помню, но ноги в хромовых сапожках закоченели. Наконец кворум был собран, и меня приняли в Коммунистическую партию. Всё было, как в мирное время. Задавали вопросы по истории партии, диалектическому материализму и т. д. После окончания официальной части был чай. Адъютант принёс кипящий самовар, открыл штыком банку сгущёного молока, а дальше осечка. Имевшиеся на КП колбаса и хлеб так замёрзли, что только топором рубить впору. Решили пить чай. Но произошла заминка. Нас, двух девушек, меня и Тамару Скобееву, угощали сгущёным молоком в первую очередь. Но я впервые его видела и не знала, как его едят, поэтому отказалась. Мужчинам же было неудобно одним есть это молоко. Так и осталась банка на столе нетронутая. Потом командиры ушли в бой. В это время на Лопасне началось наше наступление, а мы на лошади уехали к себе.
Под Новый 1942 год нам выдали тёплое обмундирование. Ватные куртки, ватные брюки и валенки. Да, валенки, но какие. По высоте они мне доходили до низа живота, а загнуть их никакими силами невозможно. Они, как железные. Хоть плачь. Ходить на дежурство было далеко, через весь город Серпухов. На помощь пришла хозяйка, у которой мы стояли. Она поменяла их на обычные деревенские мужские валенки своего мужа, ушедшего на фронт.
Весной нам выдали сапоги из кирзы. Они тем хороши, что одевались легко. Если с печки прыгнешь, без ошибки попадёшь в свои. Но и снимались легко. Если идёшь по глубокой грязи, то сапог остаётся в грязи, а нога без сапога идёт дальше. Чтоб не потерять казённое имущество, нужно напрягать стопу, оттопыривать большой палец и держать сапог.
20 декабря 1973 года в седьмой раз у меня собрались все, кто работал на «Ленинградском». Пришли Егорова Б., Егорова Л., Фролкова Л., Еганова В., Масёрова Г., Тимофеева Т., Панкина Г., Усачёва Л., Федоткина А., Башлыкова Р. В таком составе не собирались год. Все весёлые, хорошо одеты, хорошо выглядят. Многие принесли фотокарточки своих детей. Аня испекла пирогов с мясом и капустой около 80 штук. Но «гвоздём» были розы. В середине зимы, в Москве - и такие розы! Когда их принесли, то это были нераскрывшиеся бутоны такого розового, цвета, который бывает только у роз. А вот через день они все (штук десять) распустились в огромные, величиной с хороший летний пион, пышные и по форме цветка напоминающие пионы. А запах нежный, как у наших белых лилий, которые растут в речках. Говорят, что их привозят самолётом из Египта. Как жаль, что такую красоту вот уже несколько дней я вижу одна.
21-го декабря, когда шли с девочками из детсада, Лена спросила: бабушка, правда, что в войну ты была «чекиска»? Таня, не дав мне рта открыть, вставила: да, бабушка на фронте шпионов ловила, а дедушка по телефону нашим разведчикам давал указания. Всё очень ясно и просто. Интересно, про «День рыбака» или ещё кого-нибудь знает вся страна, а про «наш» день никто. Вот мы и собираемся с 1967 года у меня, чтоб и самим не забыть этот день.
Осенью 1942 года я работала в органах госбезопасности. Размещались мы тогда в Ветошном переулке, у Красной площади, за зданием ГУМа. За одним столом со мной сидела Чапаева Олимпия Васильевна, или, как мы её звали, Лима. Она жила в Столешниковом переулке с малолетним сыном, двумя сёстрами и матерью. Муж её и брат Александр Васильевич были на фронте. Александр Васильевич воевал в составе 49-й армии. Время было суровое и очень голодное. Несколько месяцев на детские карточки не давали ничего, кроме хлеба. Мы ели похлёбку из различной ботвы, и не знаю, чем были живы. Но кормить ребёнка, которому было три месяца, совершенно нечем. Я уезжала из Переделкино в 5 утра, а возвращалась поздно вечером, так что грудным молоком кормила только ночью. Соседка тётя Юля от своей коровы давала мне кружку молока, но нужна была манная крупа или мука. Я поделилась своими трудностями с Лимой Чапаевой. Она согласилась дать мне стакан манки, если я отработаю за неё, пока она сходит на базу, в ГУМ, где члены семей героев Гражданской войны и другие высокопоставленные лица получали пайки. Стакан крупы она дала мне безвозмездно, так как по характеру была женщина добрая, сердечная и немножко беззаботная по тем временам. Когда наши войска освободили Молдавию, то на восстановление городов и налаживание мирной жизни потребовались люди. И Лима поехала в Кишинёв, так как дома она не ладила с младшей сестрой.
В сентябре 1945 года я её случайно встретила в Кишинёве и сказала знакомым, у которых я жила. В ответ услышала нелестные слова о поведении Лимы, но в чём именно её вина, мне неизвестно.
В 1979 году я ездила на теплоходе по маршруту река Москва, река Ока, Волга, Кама, Волга. От Москвы до Перми и обратно. Во время экскурсии по городу Чебоксары нас привели к вновь созданному музею В. И. Чапаева. Музей, мягко говоря, очень скромный, экспонаты неинтересные, а памятник сделан кустарно. Но что меня удивило, что о семье В. И. Чапаева в репродукциях с фото и других документов говорилось, что у него было двое, а не четверо детей, и о Олимпии и Вере не было упомянуто вовсе. Когда я сказала экскурсоводу, что я работала вместе с дочерью Чапаева, Олимпией Васильевной, она была крайне удивлена, сказала, что все материалы в музей прислал сын Чапаева, Алекандр.
Всё это мне показалось странным. Но разгадку я узнала через несколько лет совершенно случайно. Как-то ко мне зашла соседка из 6-го подъезда, Лидия Алексеевна Трубникова. Мы говорили о том, о сём, потом она стала говорить о дачных делах. У неё дача в Малаховке, половина дома, а вторая принадлежит сыну Чапаева, Александру, вернее, теперь его семье, так как он уехал к другой жене. Я спросила, почему в музее ничего не сказано об Олимпии. Лидия Алексеевна очень удивилась, так как тоже о ней никогда не слышала. Я ей показала фотокарточку Лимы и рассказала всё, что знала о ней. Лидия Алексеевна взяла карточку и обещала позвонить Чапаевым. Через несколько дней она с возмущением сказала, что они на всё способны, если уж отказались от своего отца, то от сводных сестёр отказаться им ничего не стоило. И вот что она мне рассказала.
Примерно в 1967 году Александра Васильевича Чапаева пригласили куда-то «в верха» и показали ему письмо от человека, который называл себя Василием Ивановичем Чапаевым и просил сообщить ему о судьбе детей. Александр взял письмо и решил поехать к этому человеку, хотя сестра его отговаривала, заявив, что это какой-то авантюрист. Но Александр всё же поехал. Его встретил очень пожилой человек с таким же шрамом над бровью, какой был у отца, и назвал его именем (Санёк), которого он не слышал со времени своего детства. Дальше старик поведал, что он настоящий Василий Иванович Чапаев, но живёт под другой фамилией. А виной всему стало малодушие, которое он проявил в ту роковую ночь. Как же так, мол, такой герой и дал застать себя врасплох и потерял бойцов, и позор страшный. Он не был ранен, а, переплыв реку, взял одежду и документы убитого бойца и стал жить рядовым красноармейцем на много лет моложе своего возраста. Жил все годы, как все жили, даже воевал в Отечественную, но вот теперь хочет одного: увидеть своих детей.
Александр Васильевич устроил ему экзамен; спрашивал про родню, боевых товарищей, обстановку тех лет и т.д. Старик отвечал всё достоверно, только в одном вопросе какие-то детали перепутал.
Выслушал всё это Александр Васильевич и сказал: «На, тебе, дед, 25 рублей и не возникай, потому что никто и нигде тебе не поверит». Приехав домой, он доложил («наверх»), что вопрос исчерпан. А сёстры Вера и Олимпия были приёмными дочерями Василия Ивановича Чапаева, носили его отчество и фамилию и жили в его семье. После смерти жены В.И. Чапаева его сын и дочь родные отреклись от родства со сводными сёстрами. О судьбе Веры я не знаю. Олимпия работала официанткой, умерла, а сын её жив, работает шофёром, муж погиб на фронте.
Александр Васильевич недавно умер. Его сын (внук В.И. Чапаева) живёт на даче в Малаховке. Октябрь 1986 г.
От Ю.И. Мухина. Мне самому трудно оценить прочитанное, но если это действительно так, то перед нами трагедия еще значительнее, нежели официальная версия гибели В.И. Чапаева, - это трагедия того, как В.И. Чапаев сам наказал себя за малодушие. По этой истории можно судить о том, что в те годы для человека значили совесть и позор трусости.
Заметим, что те, кто нынче формирует общественное мнение, трусостью чуть ли не хвастают и считают ее доблестью, а предательство стало «признаком ума». Вспомните, что эти «властители человеческих дум» сегодня как должное и чуть ли не похвальное воспринимают версии, что тот или иной фигурант в 37-е оговорил в НКВД своих товарищей и даже родных только потому, что его били или грозили избить. Ерои!
А реальный герой за минуту малодушия (ведь он провоевал и Отечественную, хотя к ее началу ему уже было 54 года и он был не призывной) наказал себя на всю жизнь.
Если это действительно было так...
В этом году исполняется 50 лет с начала реализации операции «Центр», которая является одним из наиболее выдающихся достижений нашей разведки. В 1953 г. американский сержант Роберт Джонсон, служивший в войсках, дислоцированных в западном Берлине, разочаровался в политике американского правительства, организовавшего новые военные конфликты, и тайно пробрался в восточный Берлин, где обратился к представителям советского военного командования с просьбой предоставить ему политическое убежище в Советском Союзе. Подобные случаи до этого уже имели место. С сержантом побеседовал представитель советской разведки и убедил его, что тот больше поможет делу защиты мира, если останется в составе американской армии и будет предоставлять нам нужную информацию. Джонсон вернулся в расположение своей части и стал собирать необходимые данные для нашей разведки. По собственной инициативе он привлек к этой деятельности своего друга сержанта Джеймса Миткенбау, которого в период отпуска даже перебросили в Москву для изучения основ разведывательной деятельности.
После окончания службы в Европе Джонсон вернулся в США и демобилизовался. Однако на гражданской работе он не мог получать какие-либо ценные сведения. Поэтому вернулся в ряды армии и был направлен на американскую базу, расположенную во французском городе Орлеане, но этот объект оказался малоинтересен. В поле зрения советской разведки находился американский узел военной связи в пригороде Парижа - городке Орли, через который осуществлялась отправка секретной военной почты стран НАТО. В узел связи поступали самые важные документы Пентагона и штаб-квартиры НАТО. Среди них были ключи для шифровальных машин, оперативные и мобилизационные планы. Узел связи размещался в небольшом железобетоном здании без окон с одной бронированной входной дверью. В первом помещении сортировали почту. Во втором находился огромный стальной сейф, к которому вели две толстые бронированные двери. Первая закрывалась массивной стальной перекладиной с двумя сложными замками на концах. Вторая имела замок с шифром. Согласно инструкции, при открытии узла должен был присутствовать офицер из охраны. В помещении, где обрабатывали почту, также постоянно находился охранник.
В 1959 г. началась операция под кодовым названием «Центр» с целью внедрения на данный узел связи советского агента. Из всех задействованных для этой цели кандидатов только Джонсону удалось туда устроиться охранником. Началась кропотливая работа по изучению обстановки на объекте и подготовке к проникновению в сейф. Отличной службой сержант добился, чтобы его перевели из охранников в делопроизводители, которые время от времени по одиночке дежурили на объекте по субботам и воскресеньям, а также в праздничные дни, когда другие работники отсутствовали. Он сумел сделать слепок с ключа от сейфа. Затем узнал шифр от замка двери, воспользовавшись небрежностью одного из офицеров, который, не надеясь на свою память, записал на бумаге секретный набор цифр. Надо признать, что в США не привлекают сотрудников к уголовной ответственности за халатность, отсюда и несоблюдение ими правил безопасности. При помощи переданного ему портативного рентгеновского аппарата Джонсон выяснил устройство замков на первой двери, и для них в Советском Союзе изготовили ключи.
Сложная и продолжительная по времени операция была связана с большим риском для агента и выходивших с ним на связь наших разведчиков. Французская контрразведка и ЦРУ усиленно наблюдали за сотрудниками советских учреждений, и каждый выход навстречу с сержантом представлял опасность. Как это происходило, расскажем на примере одного эпизода. В воскресенье 15 декабря 1961 г. около полуночи Джонсон оставил свой пост на узле связи. С ним был небольшой чемоданчик, набитый до отказа пакетами с секретными документами, изъятыми из сейфа. Он подъехал на своем «Ситроене» к пустынной дороге около аэропорта «Орли», где его поджидал в «Мерседесе» сотрудник советского посольства. Агент передал ему свой чемоданчик, а взамен получил такой же с продуктами. Через пять минут он опять был на своем посту, а разведчик ехал к посольству. В течение часа специалисты сняли печати, вскрыли пакеты, сфотографировали документы, а затем восстановили первозданный вид отправлений и печатей. В 3 ч. 15 м. наш сотрудник припарковал свою машину у маленького кладбища в пяти минутах езды от Орли. В условленное время Джонсон приехал и обменялся с ним чемоданчиками. Потом возвратился в узел связи и утром сменился с дежурства. По дороге домой он остановился у заранее намеченной телефонной будки и оставил там пустую папку из-под сигарет «Лаки Страйк» с нарисованной на ней карандашом буквой «X». Это означало: все в порядке, документы возвращены на место без происшествий.
Всего удалось осуществить семь таких обменов. Наиболее драматичным оказался последний из них. Процесс передачи и возвращения чемоданчика был рассчитан по минутам, но на этот раз случилось непредвиденное. Когда советский сотрудник приехал, чтобы возвратить документы, то Джонсона там не оказалось и пришлось его ждать. Время истекало, приближалась смена дежурных на узле связи, и поэтому надо было действовать немедленно. Разведчик поехал к узлу связи, где увидел стоявший поблизости автомобиль сержанта, открыл дверцу и положил в него чемоданчик. Только появление через несколько часов сигнала о благополучном возвращении документов в сейф сняло напряжение. Позже выяснилось: Джонсон, передав чемодан, решил перекусить в расположенном рядом ночном кафе и неожиданно для себя заснул. Открыл глаза за 15 мин. до прихода сменщика и бросился к машине, не зная толком что делать. В ней он увидел чемоданчик, успел быстро вернуться в узел и положить документы в сейф. Вскоре после закрытия замков пришел новый дежурный.
Данное происшествие заставило прекратить дальнейшие выемки. У советской разведки и так оказались десятки документов Пентагона, где были указаны цели атомных ударов объединенного командования НАТО и США в разных странах мира. Планировались даже ядерные бомбардировки стран западной Европы в случае занятия их советскими войсками. При этом различные цели распределялись между Англией и США. В почте находились мобилизационные планы стран Североатлантического блока, шифровальные блокноты и другие важные документы. В целях осторожности связь с Джонсоном на некоторое время были вынуждены прервать. Когда ее восстановили - выяснилось, что его перевели служить на другое место, которое не представляло интереса для нашей разведки. Наиболее вероятно: сержанта убрали из-за того, что во время последней передачи удалось зафиксировать, как он обратно заходил в помещение узла, хотя не имел права покидать его в период дежурства. Надо было вновь внедрять его на какой-нибудь важный объект.
И все-таки в 1964 г. ФБР сумело раскрыть нашего агента. К этому времени стало известно, что имела место утечка информации из узла связи в Орли, и стали тщательно проверять всех работавших в нем. Джонсон был арестован и осужден на пожизненное заключение. В заявлении Пентагона по этому поводу было сказано:
- Невозможно точно определить нанесенный нам ущерб. Некоторые потери непоправимы и не поддаются оценке. Не раскрой мы это дело тогда, если бы началась война, потери оказались бы фатальными.
Надо признать: информация, полученная при помощи этого американского сержанта, действительно помогла нашей стране остановить многие агрессивные планы американских империалистов. В 1962 г разразился Карибский кризис, в ходе которого на Кубу были доставлены советские ракеты с ядерными боеголовками и направлены на США. Впоследствии многие исследователи утверждали, что данное решение явилось авантюрой, которая могла привести к ядерной войне. Однако руководство Советского Союза в тех условиях действовало особенно продуманно, ибо слишком многое знало о планах своих противников вследствие реализации операции «Центр» и других действий нашей разведки. Именно после Карибского кризиса американское руководство окончательно отказалось от идеи войны с Советским Союзом. Данный факт доказывает, какое важное значение имеет работа внешней разведки не только для победы в войне, но и для обеспечения мира на Земле. Поэтому неудивительно, что после прихода Ельцина к власти сразу произошло резкое сокращение ассигнований на внешнюю разведку. Ясно, что российское руководство пошло на этот шаг под давлением Вашингтона.
А.С. ЛАЗАРЕВ
Что такое российские выборы на самом деле? Итоги расследования - в одной книге!
За каждой российской избирательной кампанией тянется длинный шлейф подтасовок, судебных процессов и скандалов. В честность проходящих в России выборов не верят даже дети. Большинство избирателей уже попросту не приходят на избирательные участки. Стало очевидным - выборы в России превратились в общегосударственную аферу.
Показать, почему так произошло и в чем состоит механизм общероссийского избирательного фарса, - задача этой книги.
Заказать книгу можно по адресу: kniga008@gmail.com
Розничная цена - 90 р.;
опт от 10 экз. - по 60 р.
(В стоимость не включены почтовые расходы).
Приглашаются распространители.
Справки по телефону:
8-903-161-47-40
Аналитическая Интернет-передача
НА САМОМ ДЕЛЕ
О чем молчат продажные официальные СМИ?
Что на самом деле происходит в нашей стране и за рубежом?
Обо всем этом узнаете в нашей передаче.
http://nasamomdele.narod.ru/
Также можно заказать DVD-диск с архивом передач по адресу: kniga008@gmail.com
Справки по телефону:
8-903-161-47-40
DVD-диск содержит архив радио- и интернет-передач «На самом деле», начиная с июля 2000 г., и содержит все выложенные на сайте передачи к моменту его заказа.
Розничная цена - 110 р. (в стоимость не включены почтовые расходы; отправка - по почте наложенным платежом).