Дуэт влюбленных

7

— Нет, Никос, не надо. Я же честно признала свою вину. Я не должна была выходить за тебя замуж. — Он заставил ее замолчать, раздавив рот безжалостным, до крови, поцелуем.

— Ах ты, сучка! Она, видите ли, раскаялась, собирается уехать в Лондон. — Он ядовито напомнил ей ее слова, интонации, звучавшие в его устах как пародия. — Не хотел бы тебя расстраивать, дорогая, но у тебя нет выбора, — прохрипел Никос саркастически, и бретельки ее лифчика лопнули, когда он сорвал его, обнажив ей грудь. — Ты дорого заплатишь мне за свои фокусы!

Неистовый голос, твердо сжатый рот, побледневшие скулы — Маджи даже представить не могла, что Никос может быть таким. От него пахнуло чем-то звериным, да он сейчас и был похож на разъяренное животное.

Маджи взбунтовалась, пустила в ход колени, локти, помогло это лишь на минуту, пока он скидывал с себя мешавшие ему брюки, рубашку. При этом Никос не дал ей ни малейшей возможности вывернуться.

— Я еще заставлю тебя горько пожалеть! Ты сделала со мной то, что не посмела бы ни одна женщина на свете.

— Я не сделала тебе ничего плохого, — наивно пробормотала Маджи.

— Я тоже не собираюсь делать с тобой ничего плохого, — расхохотался в ответ он, откровенно разглядывая распростертое под собой женское тело. — Я всего лишь собираюсь переспать с собственной женой.

— Повторяю, мы женаты формально. И оба свободны делать то, что каждый хочет, — упрямо твердила Маджи, в душе понимая полную бессмысленность слов.

— А ты сомневаешься, чего я в данный момент хочу? — Он обрушился на нее, сгреб одной ладонью оба ее запястья и заломил руки, коленями придавил ей ноги так, что она уже не могла даже шевельнуться.

— Ты все и всегда берешь силой?

Маджи попыталась в тон ему быть ироничной, но это плохо у нее получилось. Его свободная рука по-хозяйски двигалась вдоль ее тела от груди к бедрам, потом опять вверх, вызывая предательские мурашки.

— Даже свою мать ты силой заставляешь общаться с родственниками, которых она ненавидит.

Он изумленно взглянул ей в глаза.

— Тебе не удастся отвлечь меня еще одним диким обвинением. Я намерен овладеть тобой. А ты хорошо знаешь, я обычно добиваюсь того, чего хочу.

— До какой бы низости тебе ни пришлось опуститься при этом? — непроизвольно вырвалось у нее — страх, гнев и настоящая паника заставили Маджи забыть о всякой осторожности. — Чего еще ожидать от мерзавца?

Он не заметил панического смятения в ее голосе, только издевку.

— Не смей никогда называть меня так, если тебе дорога жизнь! — взревел он, сжав ее с силой от которой она охнула. — Ты либо дура, либо абсолютно бессердечная дрянь.

Маджи получила ответ по заслугам. Правильно, только дрянь пустилась бы в такую авантюру с браком, а еще больше, конечно, дура, лихорадочно пронеслось в голове девушки. Она давно должна была бы признаться себе, как ее влечет к этому мужчине. Какая буря всегда поднималась в сердце, стоило только ему приблизиться. Ложная гордыня загнала ее в угол. Вот за что она теперь расплачивается, а могла бы быть счастливой.

Он поцеловал ее с жестокой, дикой яростью, она застонала от боли и — что еще унизительнее — от собственного страстного желания. Он почувствовал ее невольную реакцию, его губы и руки стали еще грубее.

— Трусиха! — скривился Никос в беспощадной ухмылке. Маджи едва не задохнулась, когда он начал терзать покусыванием ее соски. Они предательски набухли и напряглись. — И боишься и хочешь. Хочешь! Хочешь! Хочешь!..

— Нет!

— Так я заставлю тебя умирать от желания, милая женушка, — говорил он с неумолимым спокойствием, которое было еще страшнее, чем его ярость. — Ты достаточно поводила меня за нос, теперь держись.

Маджи поняла, что в нем заговорил сам дьявол, устоять против которого нет ни малейшего шанса. Она уже ощущала зов своей жаждущей плоти. Задыхалась от жара, постепенно охватившего всю ее. Томилась сладкой дрожью нетерпения тела, готового раскрыться навстречу мужским призывам. Маджи со стоном изогнулась дугой.

— Пришло время платить по счетам, — хрипло бросил он, впиваясь ей в губы. С секунду она сопротивлялась, сжав зубы, но этого ненадолго хватило. Его язык проник в глубину ее рта, заскользил по нёбу в том же ритме, с каким ладонь сжимала и разжимала ее пульсирующую упругую грудь. Другая его рука ласкала и гладила живот, настойчиво забираясь под трусики — единственное, что пока еще прикрывало ее наготу.

Одним резким движением Никос рванул их, разорвав пополам. Курчавый, огненно-рыжий треугольник волос привел его в еще большее исступление. Он ласкал его руками, жарким дыханием, ртом, нежным языком, увлажняя потаенные складки.

Она замерла, поражаясь собственному бесстыдству, словно все, что происходило сейчас, природой предназначалось для тех ласк, о которых она раньше и не подозревала.

Нежная игра с ее плотью, дрожащей от вожделения, доводила Маджи до безумия. У нее совсем не осталось воли. Каждое его прикосновение вызывало восторг. Он давно уже не держал ее руки, они лежали вдоль тела, призывно раскинувшись. Она с наслаждением вдыхала запах мужского тела. И будто загипнотизированная утонула в бесконечной глубине его глаз, когда лицо Никоса склонилось над ней.

— Маджи, моя волшебная Маджи, — бормотал он, прижимая всю ее к себе. Грудь к груди, живот к животу. Их дыхание смешалось, тела слились во взаимном нетерпении.

Его рот пожирал ее губы с опустошающей страстью собственника, у нее не было ни сил, ни желания противиться. Она лишь на миг окаменела, когда почувствовала, как своими мощными бедрами Никос раздвигает ей ноги. Он навалился всем весом и одним неистовым, неудержимым движением вошел в нее.

Маджи вскрикнула от боли. Никос замер. Ей показалось, что в его глазах промелькнуло сострадание. С невероятной нежностью он поцеловал соленые от слез ресницы. Охватил руками ее ягодицы, помогая ей приноровиться к медленному ритму движений, с каким он все глубже погружался в нее.

Поразительно — боли больше не было, она ушла, уступив место все разраставшейся сладостной муке.

— Да, да, не бойся! — хрипло подбадривал Никос. — Я больше не сделаю тебе больно, — выдохнул он. — Наслаждайся, моя маленькая волшебница.

Судорожно вдыхая воздух, Маджи подхватывала размеренный ритм движений мужской плоти, то отталкивая, то вбирая ее до отказа. Стонала и вздрагивала, вздымалась и опускалась, подчиняясь все нарастающему ритму. Руками и ногами обвила Никоса, не давая ему далеко уходить. Неизъяснимое блаженство охватило Маджи, когда мощные посылы ввергли ее в водоворот невообразимых чувств и ощущений. Она забилась в ослепительном восторге, который продолжался и продолжался, накатывал волна за волной, пока не разрешился оглушительным экстазом. И словно подстегнутое им, яростно содрогнулось в ответ мощное мужское тело. Буря смешалась с бурей, дрожь исступления со стоном.

Пожиравшее Маджи пламя постепенно улеглось, его сменили изнеможение, опустошенность, умиротворенные слезы. Никос теперь лежал радом на спине, прикрыв рукой глаза. Грудь тяжело вздымалась, дыхание было прерывистым. Маджи искоса посмотрела на него и тут же отвела взгляд. Ее смутило молчание. Оно красноречиво свидетельствовало о разобщенности между ними, даже если они только что и были так близки, как могут быть близки два человека.

Подавив слезы, Маджи соскользнула с кровати и босая проковыляла в ванную комнату, не думая, что Никос последует за ней. Когда он сзади коснулся ее, она восприняла его жест обреченно, безучастно.

— Позволь, это сделаю я. — Пока он регулировал краны, она тупо смотрела, как большая ванна постепенно наполняется. — Ты в порядке? — спросил он, поднял и осторожно опустил ее в теплую воду.

— Конечно, — ответила Маджи.

Дежурный вопрос. Дежурный ответ. Они разговаривали как вежливые, но малознакомые люди. Не без грустной иронии Маджи подумала, что Никос и в самом деле незнакомец для нее. Теперь она узнала его тело, но и только. А какова его человеческая сущность — этого не постигнет никогда. В нем может быть столько же низости, сколько и добродетели. Он никому не позволит разгадать сию тайну. Значит, чтобы не потерпеть крушение, она должна, пока не слишком поздно, убить свою безнадежную любовь и стать от него навсегда свободной.

Маджи лежала в ванне, закрыв глаза. Усталая, а еще более удрученная мыслями. Почувствовав мягкое прикосновение губки, которой Никос принялся осторожно обмывать ей тело, даже не шевельнулась. Безразличие ко всему овладело ею.

Он вытащил Маджи из воды, закутал полотенцем. Она лежала как тряпичная кукла, пока он укрывал ее свежей хрустящей простыней. На секунду его дрожащая рука ласково коснулась щеки.

— Засыпай, утром поговорим.

Сквозь дрему Маджи почувствовала, как Никос, чтобы не потревожить, осторожно прилег радом. Услышала ровное дыхание, ритмичное биение мужского сердца у себя под ухом. Удивительный покой овладел ею. Тут и пришел сон.

Маджи проснулась от солнца, лучи которого сквозь неплотно закрытые шторы ударили ей прямо в глаза. Обычно она сразу вставала, но тут не смогла: рука Никоса, плотно лежащая на талии, тяжелое бедро, привалившееся к ее ногам, не дали ей даже шевельнуться. Робкая попытка высвободиться ни к чему не привела.

Он лежал на боку, опираясь локтем на подушку, и искоса наблюдал, как она пробует выскользнуть.

— Проснулась наконец? — тихо спросил Никос, окинув ее чуть насмешливым взглядом. — Подреми еще, Маджи, торопиться-то некуда.

— Я хочу встать.

— Я тоже кое-чего хочу, — двусмысленно улыбнулся он.

Маджи покраснела. Его упруго напрягшаяся плоть была красноречивее слов.

Он медленно коснулся ладонью ее груди, шеи, подбородка, откинул спутанные пряди волос со лба. Маджи сжалась, стараясь не выдать зарождавшийся в ней трепет.

— Который час? Наверно, уже поздно?

— Шесть. У нас полно времени. — Рука Никоса на секунду довольно неприятно сжала ей горло, от неожиданности Маджи вскрикнула.

— Ты делаешь мне больно!

— А разве ты не поняла, что вчера я был готов и в самом деле убить тебя? Но утром у меня возникли другие намерения.

— Сменил гнев на милость? — взорвалась Маджи. Опять он унижает, вообразил, что может повелевать ее судьбой? Ошибается! — Спасибо. В твоем великодушии нет нужды, я сегодня же уеду!

— Но ты же еще не знаешь моего плана, Маджи, милочка моя. — Словно не слыша гнева в ее голосе, он рукой ласкал ее грудь, бедра, наслаждаясь чувственными изгибами тела и шелковистой кожей. — Я никогда не позволю тебе покинуть меня — забудь об этом. Я человек рассудительный. Вчера я, конечно, сильно разозлился, когда ты назвала свое замужество ошибкой, но коли так — тебе все равно придется за нее заплатить. Я не лишу тебя денег, наоборот — дам сколько захочешь. Ты ведь сама хотела чуть ли не разорить меня?

Никос говорил сухо, без эмоций, а сам неотступно сжимал ее соски, наблюдая, как они твердеют под его пальцами. Ему явно доставляло удовольствие видеть, как она трепещет, как краска заливает ее кожу.

— Пусти, — взмолилась Маджи.

В ответ он лишь усмехнулся.

— Ты, моя милая, жена мне, не забывай об этом. И я буду пользоваться правом мужа трахать тебя сколько захочу и когда захочу. A потом ты однажды родишь мне сына. Теперь ты знаешь мой план и мои намерения. Боюсь, тебе придется смириться.

Маджи попыталась высвободиться. Не угроза плена смутила ее, а голос собственного тела. Оно накалялось, плавилось, абсолютно беспомощное под его ласками.

Никос заметил туманную поволоку в ее глазах, наклонился, нежно поцеловал ресницы, потом осыпал поцелуями щеки, губы.

— Будь хоть сегодня честной с собой, — лихорадочно зашептал он. — Ты хочешь наслаждения не меньше меня. Я же вижу, что хочешь.

Он угадал. Она едва сдерживала предательскую истому. Разозлившись на себя, Маджи с силой вонзила ногти ему в грудь.

Никос лишь изогнул дугой одну бровь, неспешно перехватил ее руку, потом ехидно спросил:

— Что дальше, Маджи?

Ее бросило в дрожь, когда он вновь принялся ласкать ее чувственные груди, набухавшие от возбуждения.

— Не делай этого! — Маджи попыталась вывернуться, но бесполезно. Грубоватое лицо Никоса нависло над ней — он явно наслаждался ее бессилием, что было видно по цинично ухмыляющемуся рту и холодным оценивающим глазам.

— Я же сказал: буду делать это — сколько захочу, когда захочу и как захочу. Сейчас ты сама убедишься.

Маджи некуда было деваться: распростертая под ним, она не помнила себя — так чувственны были его ласки. Губами он медленно исследовал каждый уголок ее тела. Сначала целовал руки, закинутые на подушку, от кончиков пальцев до подмышек. Маджи всегда стеснялась своего пота, а он будто испытывал наслаждение, вдыхая запах курчавого ложа рыжих волос, языком пробуя их солоноватый вкус.

Спускаясь ниже, Никос зарылся лицом между холмами грудей, овладел ее сосками. Он то осторожно втягивал их ртом, то отпускал, покусывая зубами. Потом чуть сдвинулся вбок, давая простор руке, проникшей к треугольнику между ее ногами. Маджи застонала от сладкой пытки.

— Пожалуйста, не надо, — мучительно прошептала она, разрываясь между восхитительным наслаждением, доставляемым его губами, рукой, и собственной унизительной неспособностью сопротивляться дерзким ласкам.

А Никос спускался все ниже и ниже, и уже пупок был в его власти, потом впадинка, бегущая от него к лобку, потом…

Господи, что он делает, взмолилась Маджи, замерев от остроты упоения. Его язык скользил между нежными, потаенными складками, замирал и погружался в глубину, дразнил. Она стонала, выгибалась дугой. Хотя он не держал ее и Маджи вполне могла освободиться от его жадного рта, все нарастающее в ней желание было сильнее. Но в тот момент, когда она вся призывно распахнулась, он снова метнулся ртом к груди. Она почувствовала теплую влагу, источавшуюся под его рукой…

Опустошенная, содрогаемая конвульсиями, Маджи наконец замерла. Жгучий стыд овладел ею, она не решалась поднять веки. Никос нежно коснулся губами уголков ее глаз.

— Ты жива?

— Зачем ты… так?.. — едва слышно прошептала Маджи.

Никос поцеловал ее взмокший висок и как бы нехотя улыбнулся.

— Я показал тебе — ты моя, и я волен делать с тобой что захочу.

Она зарделась, закрыла лицо ладонями, которые он тут же отвел в сторону.

— Тебе нечего стесняться, Маджи. Пойми же, святая простота, — ласковым, вибрирующим голосом заговорил Никос, — мужчине лестно, когда он может ублажить женщину множеством способов. И ничто, доставляющее наслаждение мужу и жене, не может быть стыдным, глупенькая.

Его хриплый смешок заставил Маджи еще больше смутиться: уж не намекал ли он на продолжение «опыта», но услышала совсем другое.

— Девочка моя, прости, если ночью… — Никос не сразу нашел слова. — Я не мог сдержаться и был слишком напорист. Меня, наверно, оказалось чересчур много для первого раза. Ты, возможно, испытала слишком сильную боль. Я решил не повторять ошибки, поэтому сейчас, хотя сам мог буквально лопнуть, не позволил себе вчерашнего. Но я должен был позаботиться о тебе. И кажется, мне это вполне удалось. — Никос засмеялся. — Или я не прав, дорогая?

Маджи открыла было рот, но он предупредил реплику, готовую сорваться с ее языка.

— Ну а теперь, Маджи, вставай, — негромко приказал он. — Я понимаю, как хорошо бывает вот так понежиться, но у тебя нет на это времени. Собери вещи, через пару часов мы уезжаем.

— Что? — ошарашенно спросила она.

— Я не люблю ничего повторять дважды, Маджи. Собери чемоданы, мы уезжаем.

Никос четко произносил каждое слово, как если бы разговаривал с ребенком. На его губах играла усмешка.

— Почему? Куда? — спросила она, пытаясь собраться с мыслями.

— Я не настолько глуп, чтобы дать тебе улизнуть. Мои условия тебе известны: ты будешь отрабатывать со мной ошибку своего замужества. Мы отправляемся на Сирос, где ты не сможешь выкинуть какой-нибудь очередной фокус. И постарайся не нарушать нашу договоренность, по крайней мере до тех пор, пока сам я не решу иначе.

Вот к чему привело ее вчерашнее признание. Он не простит этого никогда. Если бы она держала язык за зубами, промолчала насчет притона для богатеньких, не назвала Никоса мерзавцем, ее потаенная любовь к нему имела бы шанс на успех. Сейчас же она законная жена человека, который ни на йоту не доверяет ей. Игрушка для удовлетворения похоти, обязанная дать ему наследника, поэтому он и собирается держать ее как настоящую рабыню. Она его собственность, вещь, которой пользуются, пока не надоест, и которую за ненадобностью можно потом выкинуть.

— Ты… ты… будь ты проклят!

— Проклинай, сколько хочешь, душечка, это тебе не поможет, — бросил Никос и направился в ванную комнату.

Маджи схватила подушку, швырнула ему вслед, но напрасно старалась — дверь ванной уже захлопнулась.

В аэропорту Никос подвел ее к небольшому частному самолету, стоявшему несколько в стороне от обычных рейсовых. Он цепко держал ее за локоть, лишая Маджи последней возможности вырваться на свободу. За последние три часа он не проронил ни слова.

Если бы она соображала хоть немного, то могла бы понять несообразность жалких доходов от ненавистного ей «Клуба здоровья» с величиной состояния, которым владел Никос Костаки. Собственный самолет, сонм высокопоставленных гостей на свадьбе, внимание репортеров свидетельствовали о нем как о действительно крупном бизнесмене и финансисте, а не мелкотравчатом проходимце, но это пришло ей в голову значительно позже. Сейчас же она с горечью думала о своем положении. Внешне, для посторонних, — счастливая семейная пара, тогда как на самом деле… Наверно, они оба виноваты в той несостоявшейся любви, которая была возможна между ними. Впрочем, надо отдать должное, себя Маджи винила больше. И она поклялась, что Никос никогда не узнает о ее истинных чувствах.

— Удобно? — вторгся в тревожные размышления Никос, застегивая у нее на талии самолетный ремень безопасности.

— Да, спасибо, — вежливо ответила она.

Больше не обращая на нее внимания, он занялся делом. Достал из кейса какие-то бумаги, погрузился в их изучение. Когда стюардесса подала кофе, молча передал чашку, сухо поинтересовался — не нужен ли плед. Чтобы не встречаться с ним взглядом, Маджи пришлось сделать вид, будто она смертельно хочет спать…

В Афинах они пересели на вертолет, и через двадцать минут она впервые увидела остров Сирос.

— Теперь ты будешь жить здесь, — сказал Никос.

В его интонации не было ничего, кроме констатации самого факта.

Через иллюминатор Маджи взирала на открывшуюся внизу панораму. Ярко-синее море пенилось белыми барашками вокруг крошечного, в форме полумесяца, островка. В нем было не больше квадратной мили; деревянная пристань в тесной бухточке; всего несколько домов, которые и деревней не назовешь; извилистая дорога, поднимающаяся петлями в гору.

Вертолет сделал круг над белоснежной виллой на самом верху холма, откуда террасами сбегали к морю пышные сады и виноградники. Солнце сверкало в голубой глади бассейна, расположенного у виллы, переливалось искрами в брызгах фонтана у центрального входа.

— Потрясающе!

Впервые за всю дорогу Маджи улыбнулась.

— И мне так кажется, — тоже впервые за всю дорогу улыбнулся Никос, помогая ей спуститься из вертолета, приземлившегося на площадке позади дома. — Место красивое, но уединенное — добраться можно только вертолетом или морем. Каждый год сюда приезжают отдыхать примерно на месяц мои родственники, остальное же время мы будем здесь одни.

— И как долго?

Все, что сообщил он, моментально напомнило Маджи, с какой целью ее привезли сюда.

— Сколько понадобится, — загадочно сказал Никос, направляясь навстречу невысокой смуглой женщине, ожидавшей их у порога.

Сколько понадобится кому? — сердито подумала Маджи, вышагивая следом. Ее нисколько не удивило, что Никос уже не считает нужным держать ее за руку, — самонадеянный муженек прекрасно знает: отсюда не сбежать.

Никос по-медвежьи обнял пожилую женщину, дружески пожал руку откуда-то появившемуся старику, пристально изучавшему спутницу черными, как смородины, глазами. Такая бесцеремонность смутила Маджи, она моментально зарделась. Старик же расплылся в широкой — от уха до уха — улыбке. Он сказал Никосу что-то по-гречески, и тот расхохотался.

Секунду Маджи стояла, пораженная видом Никоса. Он словно помолодел здесь. Куда девались жесткость морщинок у губ, мрачный омут глаз? Он весь светился, был раскован, непринужден, весел. Как и подобает мужчине, который сутки назад женился, подумала Маджи. Из него вышел бы неплохой актер.

Никос представил жену. Экономка Катерина и ее муж Лукас, сердечно улыбаясь, проводили их в прохладный холл.

— Чем тебя насмешил Лукас? — спросила Маджи, когда Никос, приобняв за плечи, ввел ее в главную гостиную.

— Мужской соленой шуткой, которая вряд ли понравилась бы тебе. — Он неожиданно наклонился и поцеловал Маджи в губы. — Пойдем, жена, я покажу тебе дом.

— Мою тюрьму, — усмехнулась она.

— Это будет тюрьма, если ты сама того пожелаешь и не оставишь своих ребячьих выходок, — выговорил ей Никос довольно добродушно, чего уж Маджи никак не ожидала.

Дом оказался чудесным. Просторная гостиная, столовая, общая комната, кабинет и кухня выходили окнами в сад и на море, соединяясь длинным, широким, изогнутым коридором, в конце которого элегантная мраморная лестница вела наверх.

— Этот этаж спланирован для приемов, когда собирается много гостей. А комнаты наверху сравнительно невелики, и в них, пожалуй, даже по-семейному уютно.

— Можно подумать, когда строился дом, ты только и думал об удобствах будущей супруги, — фыркнула Маджи.

Он приподнял ее за подбородок, чтобы видеть глаза.

— Если ты не бросишь свои ядовитые шуточки, мне придется преподать тебе специальные уроки, моя женушка.

Маджи заметила сердитый блеск темно-карих глаз, почувствовала едва сдерживаемый гнев и невольно смолчала.

— Так-то лучше, Маджи, — усмехнулся Никос. — Каждый из нас получил не совсем то, что ожидал от нашего союза, но это не повод вести себя нецивилизованно. — От его кривой ухмылки у нее мурашки побежали по спине. — Учти, я не потерплю ни громких сцен, ни скандалов. Ты моя жена, а я хозяин в собственном доме. Договорились?

Не дожидаясь ответа, он властно притянул Маджи к себе. От терпкого мускулистого мужского запаха ее бросило в жар. Она попыталась было увернуться, но Никос не позволил. Наоборот, прижал Маджи покрепче и наградил таким поцелуем, что ей почудилось, будто земля уходит из-под ног.

Вглядевшись в порозовевшее лицо, он неожиданно для нее ласково сказал:

— Мне кажется, мы поладим.