Духов день (СИ)

6. Демонология

Отмытый мертвец все еще производил это неприятное впечатление — как будто смотришь не на человека, а на его ходячую оболочку — но теперь люди хотя бы не шарахались от него. Ронга отвела его к общественным баням, вручила денег и подождала. Он вышел уже через двадцать минут, чистый, но не испытывающий никакой радости по этому поводу. Он был просто олицетворением апатии, и из-за этого Ронга невольно становилась бодрее — останься она в своем прежнем состоянии, и они едва смогли бы начать диалог.

Минут пять Ронга пыталась выяснить, что взять ему поесть в забегаловке рядом с банями. Она сама после смены и всего пережитого чуть не захлебнулась слюнями от одних только запахов, пусть и были они не самыми приятными, а есть в одиночку перед человеком, который почти наверняка голоден, было бы бессовестно. Однако на ее вопросы он реагировал непонимающим взглядом и пожимал плечами. Невероятно острую курятину — другой в Микуо не готовили — он съел даже не поморщившись, жадно и быстро, но без какого-либо заметного удовольствия.

Словно вспоминая слово, морща лоб и медленно ворочая языком, он только тогда произнес:

— Спасибо.

— Пожалуйста. Хинский тебе не родной?

— Нет. Но я хорошо его знаю.

Судя по правильному произношению, знал он его и правда хорошо. Почему тогда «спасибо» выдавливал, как с ножом у горла?

Лицо под панамой оказалось нестрашным, но и не располагающим — худое и вытянутое, с острым подбородком и скулами, с чистой, но нездорово бледной кожей, с длинным и явно ломаным не раз носом. Темные глаза не выражали ничего, брови навсегда застыли слегка нахмуренными, с едва заметной складкой между ними.

После долгих, очевидно мучительных раздумий, он все-таки назвал свое имя:

— Байчу.

— Так откуда ты, Байчу?

— Западная Жу, — он ответил автоматически и тут же прикусил язык. Складка между бровями стала четче.

— Западная Жу? Здорово! — искренне обрадовалась Ронга, и Байчу вроде бы немного расслабился.

Меч и мертвец — соотечественники! Последние сомнения улетучились. Разве что…

— Ты умеешь драться на мечах? — прямо спросила Ронга.

— Конечно.

Сказано это было как нечто само собой разумеющееся, так спокойно, быстро и уверенно, что Ронга на несколько секунд даже прекратила жевать и удивленно подняла брови. Байчу ответил ничего не выражающим взглядом.

— На традиционных мечах Западной Жу — умеешь? — уточнила Ронга, хотя достаточно было и простого навыка.

Байчу ненадолго задумался. Потом медленно ответил:

— На длинных и коротких умею. — Он показала руками примерную длину. — На двух сразу, если короткие или один короткий, а другой длинный. На очень длинных тоже могу. На таких. — Он широко развел руками.

— «Для поля», — автоматически добавила Ронга.

Байчу пожал плечами.

— На прямых и кривых. На тех, которые режут одной стороной и двумя. С тупыми концами и с острыми. Которые носят лезвием вверх и лезвием вниз. Которые…

— Этого хватит.

Байчу кивнул.

Почти все другие вопросы Ронги остались без ответа. На некоторые из них Байчу не хотел отвечать, на большинство — просто не мог. Его знания оказались весьма своеобразными. Он говорил и понимал на слух жу, хинский и дивэй, но лексика осталась где-то на уровне младшей школы — на некоторые слова Ронги, специально заговорившей больше и цветистее обычного, он реагировал только непониманием. В принципе, именно этим трем языкам обычно учили детей в состоятельных семьях Западной Жу и Хинсана, но на выходца из состоятельной семьи Байчу походил меньше всего. Ронга предположила сначала, что он бросил школу где-то в младших классах и этим объясняется его скудный словарный запас, но тут выяснилось, что Байчу… не умел писать и читать. Совсем. Даже на уровне младших классов. И знал вряд ли больше пары десятков иероглифов — в основном, тех, которые он видел на улицах и запомнил как картинки, соотнося с местами. Все это выглядело так, будто он просто вырос в среде, где говорили на трех языках, и как губка впитал все что слышал, не обучаясь ничему. Что удивляло еще больше, в собственном невежестве он признался с абсолютнейшим равнодушием.

Он — по крайней мере, по его словам, — мог драться любым мечом, но вопрос о школе боевых искусств поставил его в тупик. На дальнейшие расспросы о богатом боевом опыте Байчу ответил только «дрался», причем с таким каменным лицом, что Ронга сочла за благо остановиться.

Поведение тоже было странным. Немного понаблюдав, Ронга пришла к выводу, что апатия и некоторая заторможенность это не следствие какого-то стресса, как бывало с самой Ронгой, а скорее… привычное состояние? Да, он был грязен и прекрасно понимал, что это плохо, но не испытывал никакого дискомфорта по этому поводу. Был голоден, но не стремился утолить голод, по крайней мере, пока он не становился чудовищным. Ел что попадалось в руки и спал где придется, не пытаясь найти место покомфортнее и еду повкуснее. С первого взгляда Байчу казался даже умственно отсталым и не особо самостоятельным, но… он каким-то образом выследил Суджан Вона и даже пришел к выводу, что именно в «Лилиях» его будет проще всего убить. Несложно было догадаться, что он мстит за кого-то, и это немного пугало — абсолютно не осознавая собственных потребностей, Байчу знал свою цель и держался за нее мертвой хваткой. Следил. Приходил и выжидал каждый день… Безоглядно верил всему, что говорит случайно встреченная им девушка, просто потому что их цели совпадали, а он очень, очень, очень сильно хотел убить Суджан Вона.

— Я маг, — будничным тоном сказала Ронга. — Ночами призываю духов и пляшу с ними под полной луной.

Байчу покивал — мол, хорошо, маг, духи, всякое бывает.

— Ты проведешь меня в бани, когда Суджан Вон будет там?

— Конечно. Просто приходи как обычно, к черному входу. Я подготовлю одежду и маску. Если Суджан Вон придет, ты прикинешься слугой.

И он приходил. Много дней.

…В детстве Ронга кормила так бездомных котят. У черного входа И Дин Хо, тем, что осталось с ужина. Только теперь делилась своим обедом, перед тем как отправиться на станцию и поехать домой.

Наблюдала, как он ест — неловко и быстро, как будто опасаясь, что сейчас отберут, хотя Ронга ни разу не дала повод думать о себе так. Еда так и не вошла у него в привычку, он каждый раз удивлялся, принимая контейнер с рисовыми колобками, бобовыми пирожками или пресными паровыми булочками. Из-за общей заторможенности это удивление было едва заметно, но где-то через неделю Ронга смогла его распознавать — как иероглиф в стремительных «сумасшедших» почерках. Она, в конце концов, превосходно читала любой из них.

После еды Байчу говорил «спасибо», низко кланяясь, протягивал пустой контейнер двумя руками и смотрел, как Ронга убирает посуду в рюкзак. Печально смотрел, непонимающе — точь-в-точь как те котята, которым каждый раз выставляли еды, но никогда не пускали дальше порога. Призраки и кошки редко ладят, а в И Дин Хо призраки бывали часто.

Сходство было таким потрясающим, что однажды Ронга невольно потянулась рукой к его волосам. Она наверняка бы опомнилась и остановилась еще на середине движения, но тогда едва успела его начать — стоило дернуться, немного податься вперед и приподнять руку, как Байчу заметно вздрогнул и вжал голову в плечи. Руки, держащие пластиковый контейнер с жареной рыбой, задрожали, складка на лбу обозначилась четче.

— П-привидение, — от неожиданности Ронга заикнулась и ткнула пальцем за его спину. — Показалось. Хотела позвать.

Байчу какое-то время еще смотрел на ее руки с недоверием и страхом. Что бы ни было в его прошлом, поняла Ронга, вряд ли там с ним обходились хорошо.

На второй день Ронга принесла из дома подходящую одежду — из старой дедушкиной, хранящейся в шкафу только из-за страсти к накопительству. Байчу принял ее, но очень долго соображал, зачем ее ему вручили и почему. В рубашке традиционного хинсанского покроя, с завязками и высоким стоячим воротником, он уже немного походил на слугу в «Лилиях», так что прохожие не удивлялись, замечая его неподалеку. Ронга могла бы поставить правую руку на то, что Байчу уверен — одежду ему выдали именно из-за вопросов маскировки, а не потому что его майка и куртка лоснились от пыли и грязи.

На восьмой день Ронга отыскала свой старый телефон и радостно сказала, что теперь Байчу вовсе нет нужды здесь ждать. Достаточно только время от времени подзаряжать аппарат в соседней забегаловке и быть неподалеку. Байчу снова покивал, но так и продолжил приходить. Ронга поняла, что это из-за еды и немного порадовалась — все-таки так она была точно уверена, что в самый ответственный момент ее воин с сияющим мечом не свалится в голодный обморок.

Она могла бы приносить еду, впрочем. Или оставлять. Необязательно было караулить под дверью… Так она подумала на десятый день и развернулась уже у самой станции, чтобы пойти сообщить Байчу о своем решении. Ей в самом деле не хотелось лишний раз молчать рядом с ним эти десять-пятнадцать минут, постоянно оглядываясь, но и оставлять своего союзника голодным не хотелось тоже.

Это было после дневной смены, и Ронга думала, что застанет его уже спящим все в той же заброшенной прачечной. Она запоздало укорила себя — пусть сейчас тепло, а Байчу очевидно мог спать и на асфальте, и в луже, она могла бы догадаться и притащить пару одеял!

Но Байчу не спал.

Он листал что-то в ее старом телефоне. Телефону было лет десять, а не пользовалась Ронга им года два — когда нашла, то долго не могла понять, как вообще раньше что-то с ним делала. Экран маленький, изображение зернистое, аж глаз режет, отзыв ужасный. Технологии развивались стремительно — теперь даже нынешний телефон Ронги, тоже довольно старый и очень дешевый, казался чудом техники по сравнению с той моделью. Ронга просмотрела содержимое памяти лишь мельком, не особо заботясь о том, что отдает. У нее никогда не было привычки пользоваться телефоном как электронным блокнотом или фотографировать что-то личное. Там не было фотографий ее или дедушки, только какие-то кадры, сделанные со скуки, — голуби на мусорном баке, трещины в асфальте, яркие апельсины на уличных прилавках, носки ее кроссовок на сидении в ежедневных поездках «Мадара — Мидзин», линии электропередач, цветущие ветки весной, осенние листья, пригоршни снега в ту недавнюю аномально холодную зиму и покрасневшие, как помидор, пальцы на морозе. Всякая подобная ерунда, не несущая никакого смысла или красоты, вдобавок в ужасном качестве.

Ронга долго пыталась вспомнить, что же именно такого интересного она сфотографировала на тот телефон, раз Байчу надолго замирал, положив пальцы на экран.

Ничего не приходило на ум.

Но Ронга догадалась, что, может, не стоит лишать крупиц человеческого присутствия того, кто способен подолгу смотреть на бессмысленные фото. Внимательно смотреть, внимательно и грустно, с какой-то тихой обидой — на подсвеченном экраном лице эмоция снова вырисовывалась перед Ронгой, как бледный смазанный иероглиф.

Так смотрят на то, что хотят, но никогда не получат.

Они всегда молчали, потому что весь свой запас красноречия Ронга исчерпала еще в первую встречу и задала все вопросы, которые могла. Сам Байчу не спрашивал ничего. Пару раз он рассказал, что видел рядом с банями людей из «Красного песка», в выходные Ронги между сменами. Один раз после «Спасибо» сказал «Очень вкусно» с такими интонациями, что создавалось впечатление, будто он просто копирует услышанную где-то фразу и до конца не уверен в ее значении. Возможно, так и было. Обычный разговор между ними двумя казался немыслимым и невозможным, они ведь не были приятелями — они были людьми, которые сговорились убить другого человека. Однако впервые с детства — с тех пор как бабушка двойняшек Нуми и Нускры умерла, а Вэй Ляо с соседней улицы вместе с родителями переехал в Лушунь — у Ронги был кто-то, с кем можно видеться в свободное время. Пусть и встречи эти были чудовищно неловкими.

И, спрятанный, ждал своего часа меч Ослепительное Острие.

Однако желание Байчу — вероятно, смутное и неосознанное, как и все его желания, кроме желания убить Суджан Вона — все-таки видеть и ждать Ронгу, а не сидеть где-то с телефоном в руках, рано или поздно должно было сыграть против них. Вина Ронги, что она так и не сумела этого объяснить.

Но, в то же время, у Ронги не получилось жалеть об их совместном молчании, даже когда несколько парней из «Красного песка» втащили полумертвого Байчу в двери «Лилий»…

Мысли в голове Ронги сменялись молниеносно.

Благословляя маску, она склонилась в дежурном поклоне. Смеясь, бандиты представили Байчу мадам Чен как их давнего друга, подвыпившего по случаю встречи, но, конечно, смысл происходящего мгновенно стал понятен всем. У Ронги же в голове билась, угрем извивалась цепь событий.

Они заметили Байчу, очевидно, не впервые, раз сочли слишком подозрительным.

Но не убили на улице — втащили сюда, собираясь повеселиться по привычке.

Они выбрали зал Семи Небес. Тот, где в холле, за доской в шкафчике, прятался меч. И было очевидно, кого пошлет мадам Чен помогать дорогим гостям и их новой жертве.

Какие потрясающие совпадения!

Да, с этими гангстерами не было предводителя, но все равно совпадения означали, что время ждать и молчать прошло, не остается никакого иного пути, кроме как действовать.

Ронга улыбалась под маской, не испытывая ни малейшего трепета.

Она скользнула вслед за гостями мелкими шажками, не выдав собственного нетерпения. Как положено слугам — взгляд опущен, руки спрятаны в рукавах, деревянные сандалии быстро и тихо стучат по плитам… Едва войдя в холл перед купальнями, Ронга так же аккуратно — только в десять раз быстрее! — подошла к нужному шкафчику, выкинула оттуда пиджак и брюки, вытащила заднюю панель и достала меч.

Вокруг рукояти была обмотана золотая цепочка с изящной крохотной подвеской-птичкой. Подарок дяди Тухтырбека Ронге на восемнадцатилетие и единственная ее вещь, которая понравилась Иджи Хонг Хуань настолько, что та сама несколько дней назад явилась спрашивать, где и когда Ронга откопала вкус к красивым украшениям.

«Иджи Хонг Хуань!» — Ронга подбросила вверх к потолку монетку Коруби. Хватило бы и ее одной, но Ронге нужна была полная уверенность в том, что призрак изо всех сил постарается ей отплатить. Не обхитрит и не обманет, даже если она не точно сформулирует приказ. Свою беспомощность — на полу, с дулом пистолета во рту — она помнила слишком хорошо.

Красные одежды мелькнули на границе зрения, красно-золотое облако метнулось вместе с Ронгой к двери в купальне.

— Чего ты хочешь? — прозвенела Иджи Хонг Хуань.

Ронга, скрыв меч рукавами и своим полусогнутым телом, прошла к бассейнам.

Байчу топили весело, с задорным мальчишеским смехом. Он вырывался с яростью, то и дело выныривая и глотая воздух, умудряясь избегать ударов по голове.

На Ронгу внимание обратил только обязательный телохранитель у дверей. Но первее, чем он заметил меч и потянулся к ней, Ронга закричала:

— БАЙЧУ!

На одну секунду бандиты отвлеклись.

Одной секунды ей хватило.

Засвистел, завизжал меч Ослепительное Острие, покидая опостылевшие ножны. Полетел, впитав все блики и отсветы волшебного зала-театра. Упал рукоятью точно в ладонь Байчу, и хрипло закричала священная цапля в кольце-навершие.

Люди вторили ее крику.

Вместе с мечом взлетела монета и золотая цепочка… чтобы тут же исчезнуть в воздухе! Стоило только Ронге договорить на выдохе, обращаясь к Иджи Хонг Хуань:

— Помоги ему!

Дальше Ронга бросилась вперед и влево по полу, мгновенно ставшему мокрым, — такие волны взвились в крохотном бассейне, где секунду назад еще топили Байчу. Она увернулась от неловкого, растерянного жеста телохранителя. Его навыки вдруг разбились о странную и жуткую картину: вот только что человек бился в воде, полузадушенный, а вот выпрямился в полный рост, и рука его стала длинной и ослепительной, и ярко-белый кончик ее прочертил дугу, и взлетела в воздух, в красном веере капель, отрубленная голова. Вот нечто алое и золотое, со звоном и смехом ударило его по руке, заставляя выронить пистолет, и бросилось в волны, и белые руки в красных рукавах утащили под воду визжащее тело.

Он все-таки опомнился. Примерно вместе с Ронгой. Только если Ронга была заворожена этой картиной, то он ошарашен. Тем не менее, через несколько секунд Ронга уже бросилась бежать. Телохранитель кинулся за ней. Он так и не подобрал свой пистолет — его уже смыло в бассейн — но по-прежнему мог ее убить.

Ронга могла бы выбежать из холла перед залом в общее помещение, к слугам и мадам Чен, но чем больше людей вокруг, тем больше вероятных жертв и ненужных вопросов. По этой же причине она не могла позвать Хана, хотя монетка Коруби вертелась в ее пальцах.

Также, Ронга не могла позволить этому бандиту сбежать. Узнав о произошедшем, Суджан Вон вряд ли сразу попытается достать убийц. Сначала — просто вырежет «Лилии» подчистую. Если узнает, что одной из виновных была его «знакомая» служанка.

Развернувшись к телохранителю, Ронга безотчетно выставила вперед раскрытые ладони с зажатой между пальцев монетой, словно призывая его остановиться. К ее невероятному удивлению, это сработало — он затормозил на миг и даже отшатнулся. Впрочем, быстро понял, что за жестом ничего не последует и шагнул вперед.

— Стой! Если хочешь жить! — выдохнула Ронга первое, что пришло на ум.

Что делать дальше, она не представляла. Хан — не вариант, Иджи Хонг Хуань еще занята — слышался плеск и ее звонкий хохот.

— Кенха.

Имя родилось на губах быстрее мысли в голове.

— Кенха, — повторила Ронга почти жалобно.

Единственная, кого она вспомнила в тот момент. Единственная, кто хотя бы теоретически была связана с Ронгой настолько, чтобы прийти на помощь.

— Кенха…

Она не успела договорить последний слог, как нечто черно-белое, в ручьях воды и брызгах, вылетело в холл, проводя ослепительную косую дугу.

Снизу вверх!..

В следующий миг в оглохшие вдруг уши Ронги уже прорвался шумный выдох фигуры за спиной телохранителя. Лицо того стало удивленным и еще более испуганным, чем раньше, он пошатнулся.

Сверху вниз!..

Байчу завершил движение и второй взмах лег точно в колею первого — телохранитель упал, и на его спине Ронга увидела только одну рану, от плеча до бедра по косой. Кровь мгновенно залила тело и пол.

Повисла тишина, только в купальнях еще раздавался тихий плеск.

— Что ты сказала? — спросил Байчу внезапно и жадно. — Ты назвала имя!

— Знакомый призрак. — Ронга оторвала взгляд от тела и ответила, как будто ничего не произошло. Надо было думать, что делать дальше. — Одолжи-ка меч на минутку.

Он послушался. Ронга перешагнула через тело, подошла к зеркалу рядом со шкафчиками для одежды и банных принадлежностей, и осторожно коснулась лезвием своего виска. Байчу тут же, с круглыми глазами — что было его самым ярким проявлением эмоций за все время знакомства — остановил ее, но Ронга и не пыталась удержать меч. Хватит небольшого пореза, главное, крови побольше. Подумав, Ронга вытерла красные пальцы об угол тумбы.

— Переоденься в их одежду, — сказала Ронга. — Заверни во что-нибудь меч и уходи отсюда. Если тебя попытаются остановить, то беги. Так будет даже лучше — мне недолго сидеть здесь.

Конечно, вряд ли «кувшинки» будут ее рассматривать и сыпать догадками, но порез все равно слишком мало походил на след удара, а действительно биться головой о стены и углы у Ронги не хватало духу. Так что она нашла в шкафчике кусок пемзы и, сжав зубы, быстрыми и сильными движениями растерла ранку до состояния глубокой кровавой ссадины. Запоздало подумала, что надо было колоть висок, а не резать. Вернулась в купальни и выбросила пемзу в бассейн, на бортике которого с брезгливым видом сидела Иджи Хонг Хуань.

— Ты все-таки поранилась, сестричка? — с преувеличенной заботой проворковала красавица. И тут же залилась злорадным смехом.

Пройдут годы, а может, только месяцы — и она перестанет быть ласковой девой. Жестокость и скука возьмут свое, и нужно будет изгнать милую Иджи Хонг Хуань.

Ронга ничего не ответила, только кивнула и подобрала с пола ножны. Когда она зашла обратно в холл, то Байчу, уже переодетый, заворачивал в чей-то пиджак Ослепительное Острие. На протянутые ножны он взглянул со странным выражением и бросил только:

— Неправильные.

Но все-таки забрал.

Собравшись, он вопросительно взглянул на Ронгу. Она выгребла из чьего-то кошелька горсть мелочи и смятых купюр, вложила в карманы Байчу.

— Иди на станцию, садись на поезд, они там ходят часто. Едь до… Скандзы. Как освобожусь, найду тебя там.

Не то чтобы Ронга думала, что кто-то побежит за ним и успеет впрыгнуть в тот же поезд. Просто это было лишней предосторожностью. Если кто-то узнает, куда он поехал, то пусть это будут Скандзы, на четыре остановки дальше Мадары.

Он кивнул безо всякого выражения и пошел к двери. Ронга посмотрела на труп телохранителя и поняла, что даже если Байчу не вызовет подозрений и никто не попытается его остановить, то лужица крови скоро затечет под дверь и дальше, поэтому на всякий случай легла рядом с тумбой, прислонилась ноющим, горящим виском к холодному кафелю и закрыла глаза.

Кажется, из-за пережитого волнения она и впрямь отрубилась на какое-то время. Тем убедительнее было ее пробуждение на руках испуганных и обрадованных подруг.

Мадам Чен, разогнав «кувшинок», протянула к ней, сидящей на скамейке в раздевалке для персонала, руку. Длинные пальцы безо всякой жалости провели по ее виску. Похолодев, Ронга мигом поняла, что мадам Чен наверняка сомневается в происхождении раны. Ронга несколько секунд смотрела в ее глаза, размышляя, что делать.

Надо обойтись без слез и соплей, это точно. Мадам Чен их ненавидит. Да вдобавок считает, что Ронга невероятно хладнокровна. Значит — признаться, что она ударилась сама, чтобы избежать меча убийцы?…

Ронга не успела додумать, как мадам Чен резко встала и пошла к двери.

— Отправляйся домой. Пусть кто-нибудь тебя проводит, мне не нужны проблемы.

Возможно, уже сегодня новости о случившемся дойдут до Суджан Вона, и уже сегодня кому-то придется объяснять, что произошло. Если Ронга останется здесь, то и допрос пройдет здесь, чего мадам Чен совсем не хотелось.

Никто, разумеется, не интересовался документами или местом жительства работников заведений, подобных «Лилиям», — и как раз из-за этого мадам Чен приказала девочкам проводить ее. Она собиралась дать бандитам ее адрес.

Что ж, прекрасно, значит сегодня ее работа здесь закончится. Во всяком случае, ничего лучше Ронга придумать не смогла.

— Не возвращайся туда, — сказала она Руру, когда они вдвоем покинули «Лилии». Висок Ронга залепила пластырем. — Это не дружеский совет, знаешь, это я прямо говорю — Суджан Вон может растоптать каждого там, когда узнает об убийствах.

— Как будто это так просто. Кое-кому надо содержать сестру.

Руру шла рядом и смотрела строго в землю. Спустя восемнадцать шагов она спросила:

— Это сделала ты?

— Нет. В какой-то мере. Не знаю, как сказать.

Голос Ронги был довольно веселым. Ей и правда хотелось радоваться. Все получилось, так ведь? Байчу был прекрасен, монетки работали, никто не попытался ее задержать. Но на лице Руру застыл только страх и отвращение.

— А как же… призраки?

Они были удивительно похожи внешне, со спины не отличить, но очень разнились по характеру. Вдобавок отношение к сверхъестественному легло между ними пропастью. Руру восхищалась и побаивалась всех этих призраков, духов, божеств и божков. Всего того старого зла, живущего на границе зрения. Ронга же, даже если бы воспитывалась не дедушкой Фэнгом, при встрече с восставшим мертвецом разве что попросила бы того не разбрасывать внутренности и пользоваться одеколоном. Просто такой характер, слишком приземленный, чтобы ставить кого-то выше себя, просто потому что этот кто-то сдох.

— Да-да, — сказала Ронга, схватившись за мысль. — Именно, призраки. Они ведь там остались и прогнать их теперь некому. Так что лучше не возвращайся, Руру. Я… придумаю что-нибудь. Через пару дней, максимум, неделю, все закончится, обещаю. Я вернусь и ты вернешься, и все будет хорошо. Честно.

Руру смерила ее обиженным взглядом. Потом посмотрела по сторонам и себе под ноги.

— Развернись и уходи, — сказала Ронга. — Не хочу, чтобы ты знала, где я живу.

— А если откажусь, то что? — хмыкнула Руру. — На меня натравишь… кого-нибудь?

— Да.

Она бы так не сделала. Но только по той причине, что никого рядом не было. И если бы сделала, то, конечно, не с целью убить или ранить. Но все равно что-то прорезалось в ее голосе, что Руру вздрогнула, кивнула и ушла, оставив ее одну на улице.

Петляя между домов как заяц между деревьев, Ронга добежала до метро, там села в вагон и уехала в другой конец Мидзина, пересела на пригородный поезд и пересекла весь Мидзин заново, чтобы уехать намного западнее нужного, выйти на крохотной станции, снова сесть на поезд и тогда, с двумя пересадками, все-таки вернуться к линии, ведущей через жуткий тоннель, и проехать мимо Мадары в Скандзу.

Несмотря на хаотичные метания, Ронга все равно не выплеснула охватившее ее нервное возбуждение — радость пополам с паникой. Выйдя на остановке, она почти сразу увидела Байчу и замахала ему рукой.

Скандза был маленьким поселком в пяти-шести ли от перрона, представлявшего собой насыпь с брошенными сверху бетонными плитами, самодельными скамейками и кривой табличкой. Вечером и утром здесь еще можно было застать местных жителей, но сейчас, около пяти часов вечера, станция пустовала. Только Байчу сидел, будто примерзнув к скамейке, и отреагировал не столько на Ронгу, сколько на ее тень, выросшую на плитах.

Он очень медленно поднял голову — от тени к человеку. Так медленно, что Ронга испугалась и огляделась лишний раз, хотя тщательно следила, чтобы никто ее не преследовал. В Скандзе вышла она одна.

— Все в порядке? — спросила она, подбежав. — За тобой не следили?

Байчу долго не мог ответить.

Ронга догадалась — он не верил до конца, что она действительно придет. Только этим можно было объяснить его удивленное выражение лица и внезапную немоту. «Если он при мне расплачется, — подумала она с внезапным недовольством, — это будет дико неловко и в духе всех этих идиотских фильмов про киллеров с чрезвычайно ранимой душой. Хотя с другой стороны, тогда мы будем квиты». Благо, Байчу избавил ее от неловкости и ответил, наконец, на вопрос.

— Да, следил один. Шел почти от бань — он, кажется, был с теми людьми, которые меня поймали, но остался в машине. Здесь вышел вместе со мной и напал, когда увидел, что я никуда не ухожу с перрона. Я хотел избавиться от него раньше, но вокруг всегда были люди.

— И… где он?

Байчу указал пальцем на плиту и для верности топнул ногой пару раз.

— Там.

Сообразив, что он имеет в виду, Ронга спрыгнула с перрона с обратной от поселка стороны. Перрон поставили давно и за его состоянием не следили, так что искусственный холм порядком осыпался, а плиты слегка скособочились, угрожая съехать. И теперь в свободном пространстве между насыпью и плитой, тщательно утрамбованный и даже подпертый несколькими камнями, лежал труп. Лицо щекой на земле, в косых солнечных лучах, казалось почти умиротворенным.

Ронга взобралась по насыпи к трупу и пошарила по его карманам. Нашла телефон и с помощью Байчу вскарабкалась обратно. Огляделась — со стороны Скандзы никто не шел, а значит, никто не заметил их возни.

— Не уверена, что Суджан Вон сможет отследить его телефон, но лучше перестраховаться, — сказала она и бодро улыбнулась.

Кажется, она слышала треск рвущихся мыщц, когда Байчу попытался улыбнуться в ответ.

Вскоре они снова сели в поезд. На этот раз до Мадары, и где-то на середине пути Ронга вышвырнула разбитый телефон в окно.

По пути она вспомнила, что не может просто так привести в дом постороннего человека. Так что Байчу устроился в одной из многочисленных заброшек полуживой Мадары — ждать, пока Ронга не расскажет все дедушке и не объяснит, что ее сообщнику ужасно надо где-то переждать день-два. Пока они не придумают, как именно действовать дальше.

Дедушка Фэнг, будучи человеком не менее хладнокровным чем внучка, да вдобавок плотно пообщавшись накануне с тетушкой Ондзин, принял новость почти спокойно. Вроде бы он даже обрадовался, что внучка не одна в этом кошмаре. Но это не помешало ему, как Ронга и ожидала, до глубокого вечера проходить хмурым и молчаливым и, обдумав все, вновь заговорить с внучкой только ближе к полуночи.

— Так это о нем наша старая карга написала на доске? Не очень-то популярный иероглиф, чтобы обозначать человека. — Дедушка Фэнг повторил ее собственные размышления, и Ронга невольно улыбнулась. — Кто он? Человек все-таки? Одержимый, может?

— Вроде не похож. Но странного действительно много. Сам взглянешь? Мы договорились, что он придет утром.

— Хитрова-а-аны, — с тенью насмешки, благодаря которой у Ронги полегчало на сердце, протянул дедушка. — Но на троих все равно не готовь. Может, я его выгоню.

Полночи дедушка Фэнг возился с книгами в лавке и своей комнате, шуршал листами и что-то бормотал себе под нос, попутно выпивая весь запас чая с лавандой. Утром в магазинчике было не продохнуть от чайно-лавандового запаха, а дедушка Фэнг, первым делом выйдя на порог проверить амулеты, сообщил, что хочет рассказать сказку.

Ронга вытащила на лавку у дверей поднос с тремя чашками. Дедушка Фэнг нахмурился и покачал головой, но ничего не сказал насчет лишней посуды.

— Так вот, — он присел и ударил себя по коленям. — Сказка, значит. Для маленьких деток. Девочек, — он кивнул в сторону Ронги и махнул рукой куда-то вниз по улице, — и мальчиков.

Повернув голову, Ронга увидела, что уже бредет вверх по тротуару высокая худая фигура со свертком в руках.

— Было это еще до рождения Хины. Было это, когда землею правили десятки царей. — Дедушка Фэнг принялся говорить, с сомнением глядя на приближающегося Байчу. — И вот в одном царстве случились распри между богатыми торговцами, Ванем и Чжанем.

Ронга хмыкнула. Вань и Чжань фигурировали в доброй половине хинских сказок как вечные противники, строящие друг другу козни. Обычно неудачные. Однако эта история пошла не по канону.

— Вань коварно подставил Чжаня в глазах царя. У несчастного отобрали и все товары, и дом, и землю, убили и его, и его сыновей, а вот дочь, красавицу Маян, хотели отдать в наложницы Ваню, очернившему ее отца.

Дедушка сделал страшные глаза. Ронга поддержала, повторив гримасу. Подошедший Байчу посмотрел на них по очереди и открыл рот, но дедушка Фэнг не дал ему ничего сказать.

— Однако девочка оказалась очень гордой, — наставительно подняв палец, сказал он, всем своим видом показывая, как же гордость важна в этой истории и вообще в жизни, — и отказалась даже с места сойти, не то что отправляться в дом подлого Ваня. Приспешники злодея посмеялись над ней, да и оставили в деревеньке, которая теперь принадлежала семье Вань. Оставили — привязав к столбу на площади у колодца да раздев до исподнего. Чтобы присмирела. Люди в то мутное время были привыкшие к подобным переменам, не питали сильной любви к предыдущему хозяину, а вид униженной девчонки, которая только вчера, в шелковых одеждах, на смирной лошадке, проезжала мимо гнущих спину крестьян, очень их радовал.

Никто не кормил Маян и не поил, а от выпитых собственных слез жажда становилась все чудовищней. Однако на третью ночь в деревне объявился демон.

Байчу беспомощно оглянулся на Ронгу, словно спрашивая, к чему весь этот старческий бред. Хоть он ничего и не произнес при этом, Ронга шикнула в его сторону.

— …Рыжая дева с очень молодым голосом, в лисьей маске да с лисьим хвостом, выглядывающим из-под дорогих крашеных халатов, появилась рядом с колодцем. Поднесла воды бедняжке у столба. В сотый раз взмолилась наша Маян о свободе — но в этот раз надежда у нее в груди разгорелась чуть сильнее, ведь дева в лисьей маске была первой, кто поднес ей воды за три дня. Слегка придя в себя, впрочем, Маян испугалась, увидев лисий хвост, который незнакомка ничуть не скрывала, а даже показывала, ведь был он очень пышный и такой густой, мех блестел что золото, всем хвостам хвост!

«Кто ты?» — спросила бедняжка-Маян.

«Демон, — не задумываясь, ответила лисица. — Что, на свободу уже не хочешь, струсила?»

Дедушка Фэнг пересказывал диалог в лицах: складывал брови домиком и прижимал к груди морщинистые руки, когда говорил за Маян, высоким и тонким голосом; демона-лису изображал, уперев руки в бока, сузив и без того узкие глаза и постоянно улыбаясь, меняя тон на откровенно нахальный.

Ронга посмеивалась, зачищая заготовку под амулет куском наждачной бумаги. Вчера ночью дедушка разбросал их везде, в своем таинственном бдении, а она хотела занять чем-то руки. Байчу, все еще ничего не понимая, тем не менее уселся прямо на асфальт, скрестив ноги, и со всем почтением стал слушать дальше.

После традиционных для сказочных сделок препирательств и попыток выяснить настоящую цель демона (что удавалось только национальным героям), а также демонских шуток и поддразниваний, персонажи перешли к делу.

— …Маян была не самой глупой и отлично понимала, что даже умереть ей здесь не дадут. Отвяжут, вылечат и придумают что похуже, чтобы таки отправилась гордая дочь Чжаня ублажать самого ненавистного ей на свете человека.

«Выходи за ворота, там сторож спит, — сказала лисица. — У частокола лошадь привязана, там одежда в тюке и чуть-чуть еды. Сразу все не ешь, сразу много не пей, едь медленно, пока не привыкнешь. А что дальше с собой делать будешь — мне без разницы».

Побоялась Маян вслух удивляться — с чего бы это демону ее спасать? Да так спасать, чтоб сторожей усыплять и лошадей приводить?… Только спросила, что теперь должна.

«Полжизни заберу, — подумав, сообщила лисица. — Идет?»

Что оставалось Маян? Хотя бы точные годы не назвала, и на том спасибо.

Так спаслась Маян, и хоть искали ее позже, но без задора — демона в деревне не только она встретила, и не хотелось никому вставать на пути у столь коварных и злобных существ.

Лисицу же в лесу той же ночью догнали. Один очень смелый парень из деревенских — одет как они, говорит так же, разве что рожа хитрая. Сразу видно, что работать не любит и труда всячески избегает, раз даже вот ночью по деревне шлялся вместо крепкого сна и все спасение Маян наблюдал.

«Так ты правда демон?» — спросил дурачок, остановив деловую лисицу.

«А что, не видно?» — разозлилась та и испугалась. Его шагов она совсем не слышала!

Деревенскому парню от дедушки Фэнга достались наивные, широко распахнутые глаза, восторженная улыбка и манерно прижатая к горлу ладонь. Ронга даже подумала, не путает ли он по старости типичный образ «дурень хинский национальный» с «юной милой принцессой».

— …Хотела лисица прошмыгнуть мимо, да только парень не только смелый, но и ловкий оказался.

«Я и сам хотел ту девчонку отпустить, — признался он, схватив ее за руку. — Очень я люблю таких гордых и упрямых».

«Хотел-хотел, да перехотел, — пробурчала лисица, силясь вырваться. — Поздно, чего тут! Теперь половина ее жизни — моя! А ты руку отпусти, иначе отгрызу!»

«Грызи», — ответил парень.

Лисица, не будь дура, и вцепилась. Парень пальцы не разжал, только захохотал громко, страшно, аж птицы ночные петь перестали от жути. Полилась из прокушенных пальцев кровь темная, вязкая, шепчущая на сто голосов. В ужасе отшатнулась лисица, отплевываясь и пытаясь унять разом зашумевшую голову, заговорившие в ней чужие души.

«Я и впрямь собирался освободить ту девчонку, потому что люблю людей гордых и упрямых. Только мне, так повелось, в людские дела вмешиваться себе дороже. А вот тебе, я посмотрю, ничего не мешает и среди людей вертеться, и демоном прикидываться».

Не заметил он, как успела лисица выхватить из рукава уголек и кое-как, но все-таки накарябать на ладони охранный знак.

«А хвост ты свой потеряла, — добавил парень, — еще когда через забор лезла. На вот, забери».

Ронга скрестила руки на груди, недовольная таким тривиальным финалом, а Байчу так и не сменил выражение лица — на нем по-прежнему красовалось мучительное непонимание. Дедушка Фэнг счел это успехом, так как важно покивал и победно хлопнул в ладони.

— Да-да, вот так-так, именно так… Именно так одна из первых шаманок рода Фэнг, тогда еще не помышлявшая о собственной лавке и оседлой жизни, зато превосходно умеющая носить лисьи хвосты и маски, встретилась с первым из демонов, которые с тех пор всегда испытывали к роду Фэнг особый интерес и приятие.

— А что с Маян? — спросила Ронга. — Я думал, сказка про нее… Сбежала и вышла замуж за короля соседней страны, а потом встретила свою спасительницу и осыпала ее дарами?

— А? Что? Нет, Маян стала рыбачкой, а эти двое идиотов всю жизнь прошлялись по земле, дурача народ. Пока прапрапра… родственница не умерла. В тюрьме. За мошенничество. И за… Умерла, в общем.

Дедушка Фэнг решил не разрушать дальше образ лихой прабабки с лисьим хвостом, а вместо этого поднял чашку, отхлебнул немного чая, довольно улыбнулся и сказал уже спокойным деловым тоном:

— Та родственница и выяснила, путем долгих проб, ссор и примирений, как еще можно обнаружить демона. Так что нынешним шаманам и колдунам уже необязательно грызть каждого подозрительного человека, и демонология после ее открытий стала ужасно скучной и нудной наукой. — Он не сдержался и захихикал в чашку с чаем. — Кхм… Так вот. Для начала, можно плеснуть в него содержимым ночного горшка, но городская канализация лишила нас такой прекрасной защиты.

— Дедушка, ты и впрямь…

Ронга новыми глазами посмотрела на Байчу.

— Еще не знаю. Но если я спрошу, он ведь не признается! Ткни его иглой И-Шиань.

Байчу равнодушно протянул руку. Дедушка Фэнг, кажется, расстроился.

— А еще демоны начинают чихать от запаха лаванды. — Он помахал ладонью над чашкой с чаем, отгоняя пар в сторону Байчу. — Чудовищно чихать, до крови в горле… Мне жаль, — вздохнул он, — действительно жаль. Потому что будь ты проклятым монстром, столь же коварным, сколько живучим, то мне было легче оставить с тобой внучку, которой ты вдруг решил помочь.

Байчу взглянул на него, не поменявшись в лице. Он по-прежнему не встал с асфальта, но следующие действия дедушки Фэнга заставили его едва не упасть назад и быстро подняться, широко распахнув глаза.

В руке дедушки Фэнга закачался амулет — взгляд Байчу заметался от него к двум другим, на балке под козырьком И Дин Хо. Так вот чем еще занимался дедушка ночью, кроме как пил чай и читал про демонов!

Ронга заметила, что имя на деревянной дощечке написано простым хинсанским письмом, которым дедушка даже в быту почти не пользовался. Самая молодая система ему совсем не нравилась, она была слишком далека от привычных вещей, она была… будущим. Его собственное имя было написано письмом старой школы, имя Ронги — отмененным алфавитом Сан, «принадлежащим прошлому и будущему», имя Байчу… Ронге стало тревожно от того, что дедушка Фэнг так просто вписывает его в их привычную жизнь.

Байчу же был едва ли не в ужасе.

Как завороженный, он следил за движениями дедушки Фэнга, завязывающего красные шнурки вокруг балки хитроумными узлами, и его пальцы, вцепившиеся в сверток с мечом, белели до синевы, вены на руках вздувались.

— Вот так-так, — сказал дедушка Фэнг будничным тоном, хотя глаза его будто покрылись стеклом. — Надеюсь, это вас хоть немного убережет, детки.

— Он решил помочь мне, — медленно произнесла Ронга, — потому что тоже хочет убить Суджан Вона. Этого монстра. Здесь нет ничего настолько… значимого.

«Здесь нет ничего, из-за чего бы стоило практически принимать незнакомца в семью! — хотела крикнуть Ронга. — Что с тобой, чего ты так боишься? Что ты предчувствуешь, раз даже чужака наградил мощным домашним оберегом?!»

Именно тогда Байчу решил заговорить.

— Вероятно, я помог тебе не только поэтому. Точнее, не просто так это был именно я и именно ты, понимаешь? — он перевел дух, не отрывая взгляда от колышущихся на ветру амулетов. — Это имя… Хотел спросить еще вчера, но забыл. Ты назвала имя тогда.

Ронга нахмурилась, восстанавливая в уме вчерашние события. Разве она звала кого-то по имени?…

— Кенха.

Байчу еще немного помолчал, как будто надеясь, что Ронга все поймет и объяснит вместо него.

Ронга и поняла.

Только отказывалась верить.

Просто… Просто она радовалась совпадениям раньше, но теперь совпадения захватили не ее и какого-то странного человека, а ее и ее единственную семью! Судьбы бы не боялись, если бы ее проявления связывались с чем-то хорошим!

— Я знал человека с таким именем, — вздохнул Байчу. — Возможно ли такое, что…

«Нет, — подумала Ронга. — Нет, невозможно, и думать нечего!»

Кенха была из Западной Жу.

Байчу был из Западной Жу.

Кенха болтала о том, как все ее немыслимо любили.

Байчу выглядел как человек, которому вырвали сердце.

Нет. Нет-нет-нет-нет, это невозможно!

ЭТО СЛИШКОМ.

Ронга сама не поняла, что поразило ее настолько сильно: что Байчу действительно знал Кенху когда-то и, чего уж тут, и вправду мог мстить именно за нее; или что она, Ронга, столкнулась сначала с убийцей Кенхи, а потом с призраком Кенхи, а потом с возлюбленным — или кем?! — Кенхи, и, как ни крути, а именно с Кенхи-Кенхи-Кенхи начались ее серьезные раздумья о том, чтобы и впрямь убить мафиози, и… Кенха привела ее ко всему этому.

Кенха привела его ко всему этому.

— На могилку сходить не забудьте, — дедушка Фэнг разрушил тяжелое молчание и похлопал внучку по плечу. — И завтракайте, чего встали?

Байчу положил сверток с мечом на скамейку, обхватил чашку двумя руками и выпил горячий чай, не отрывая губ от глиняной кромки, пряча за чашкой лицо как можно дольше. Дедушка тем временем развернул пиджак, ужаснулся ножнам и пообещал подыскать что-то получше, как будто все было нормально, обычно, и привычный мир вовсе не взрывался вокруг них с ошеломительным грохотом.

В завершение всего Байчу поднял взгляд на вывеску И Дин Хо. Медленно пошевелил губами, будто бы он, не умеющий читать, мог разобрать черты и штрихи древнего письма. И все же, посмотрев на вывеску так и эдак, он поднял руку и указал на центральный иероглиф.

— Что все это значит? Я знаю только средний знак. А остальное?

После долгого молчания, пока Байчу недоверчиво переводил взгляд с дедушки на Ронгу и обратно, дедушка Фэнг тихо спросил:

— И что же ты здесь разобрал? Что значит средний иероглиф, по-твоему?

Байчу явно засомневался в своих способностях, но, взглянув вверх еще раз, все же решительно сказал, и слово затрепетало на ветру вместе с домашними амулетами:

— Смерть.