Дурацкий способ

Рассел БЕЙКЕР КУСАЧАЯ МЕДИЦИНА

Перевод Н. Колпакова

Я зашел в госпиталь. В дверях меня остановила кассирша и предупредила:

— Вы лучше сюда не попадайте!

Это для меня было не ново. В больницу никому попадать не следует. Стоимость медицинского обслуживания так подскочила, что рядовой пациент, направленный к хирургу для удаления миндалин, становится банкротом прежде, чем ему удалят вторую миндалину. Вот почему в Соединенных Штатах так много американцев с одной удаленной гландой.

Я сказал кассирше, что пришел навестить друга.

Пожалуйста, проходите.

Пропуск стоил двадцать долларов, что, как заметил вахтер у входа, на пять долларов дешевле билета на концерт Лизы Миннели.

Лифт, чтобы подняться на седьмой этаж, стоил семь долларов, так что я предпочел пройтись вверх пешком, что обошлось мне всего в пять долларов.

Добравшись до нужного мне этажа, я запыхался и устал. Санитарки тут же сунули меня в респиратор но-контрольную барокамеру, где газоанализатор тотчас установил, что я вдохнул, кроме обычного воздуха, еще испарения паркетной мастики, эфира, йода, дезинфектанта из туалета, корзины для фруктов и лейкопластыря.

Испарения мастики стоили мне десять долларов, эфира вместе с йодом — семьдесят пять, корзины — пятнадцать, а лейкопластыря — двадцать. Воздух и аромат из туалета были бесплатными. Кроме того, мне вручили счет еще на сто долларов за пользование респираторной барокамерой, на семьдесят пять — за газоанализатор и тридцать пять за бумагу, на которой были выписаны счета. Разумеется, мне пришлось расплачиваться чеком на банк.

Пока медсестра звонила в банк и выясняла, есть ли деньги на моем счету, два дюжих охранника держали меня за руки в углу коридора, чтобы я не сбежал, так что мне пришлось заплатить еще сорок долларов за охрану, двадцать пять — за пользование коридорным углом, еще десять — за телефонный звонок в банк и пятьдесят — за установление моей платежеспособности.

Наконец, я двинулся по коридору дальше к палате, где лежал мой друг — вполне здоровый антрепренер, который нечаянно подавился рыбной косточкой во время роскошного ленча. За проход по коридору с меня взяли пятьдесят долларов. Пользование коридорными лампочками, которые, спасибо, не горели, мне обошлось в двадцать долларов, 32 теплом от радиаторов отопления — тридцать. Поскольку вход в палату стоил сто пятьдесят долларов, то я остался в коридоре и лишь заглянул в палату сквозь слегка приотворенную дверь — за это с меня взяли пятнадцать долларов, вполне по-божески.

В палате никого не оказалось. Еще пять долларов.

— Где же больной, тот, который проглотил рыбную кость? — спросил я сестру.

— Плата за такого рода сведения — сто тридцать долларов, — ответила она с извиняющейся улыбкой.

Улыбка сестры стоила мне двадцать пять долларов, а извиняющаяся нотка — сорок.

К этому моменту мой банковский счет похудел настолько, что я стал опасаться, удастся ли мне вообще выбраться отсюда. По правде говоря, я уже собрался рвануть вниз по лестнице, проскочить как-нибудь мимо бухгалтера и кассира, но тут из-за угла показался мой друг, уже одетый на выписку. Он тихо плакал.

Его история, как и все жизнеописания бедняков, была краткой и простой. Он был в буквальном смысле выпотрошен и, видимо, разорен. Рыбная кость оказалась более неуловимой, чем предполагали врачи. Им пришлось, прежде чем ее извлечь, распороть ему пищевод, затем вскрыть желудок. К тому моменту оказалось, однако, что деньги на его счету в банке иссякли, страховые суммы израсходованы полностью и целиком, личный самолет, собственная яхта, легковая автомашина проданы с аукциона, а он навсегда распрощался со своими тремя виллами в Майами, Делавере и Венесуэле.

Мой приятель был всегда излишне нервным, так что неудивительно, что он потерял самообладание и разрыдался прямо в кабинете администратора, когда узнал, что он хотя нищий, зато получил самое лучшее в мире медицинское обслуживание.

Счет за нахождение в приемной администратора равнялся ста долларам, за слезы — ста пятидесяти. Администратор, добрый человек, сказал, что он временно отсрочит взыскание трехсот долларов за потерю самообладания пациентом и взыщет их потом через судебного исполнителя.

Проводив нас до дверей, он вручил моему приятелю от имени сотрудников госпиталя подарок — оловянный кубок и дюжину карандашей, — присовокупив к ним дружеский совет:

— Следующий раз лучше ешьте сосиски, — сказал он, демонстрируя чувство юмора. — Это обойдется вам намного дешевле, чем глотание рыбных косточек.

За оловянный кубок взяли пятьдесят долларов, за карандаши — тридцать, за совет — сто, а за чувство юмора, трансплантированное от пациента, которого затравил насмерть судебный исполнитель, — пятнадцать тысяч.