Дураки все

Суппозитории

– Вы упали прямо в могилу?

Голос Кэрис потрескивал от изумления и помех. Сочувствие придет позже, Реймер это знал, – наверное, когда она увидит его. Увидит повреждения. В кривом зеркале на стене, противоположной той, у которой он сидел, голозадый, прикрытый неуклюжей бумажной сорочкой, они казались чертовски внушительными. Сломанный нос ужасно распух, глаза-щелочки.

Реймеру обещали, что доктор скоро придет, но это было почти полчаса назад, а воздух в смотровой, ледяной из-за кондиционера, представлял резкую противоположность уличному пеклу. Голова гудела, но в остальном Реймер чувствовал себя не так уж и плохо – всяко лучше, чем выглядел. Головокружение и ощущение, будто он где-то не здесь, охватившее Реймера на кладбище перед обмороком, прошло, как и дурнота. Его подмывало одеться и уйти, но он совершил ошибку: вместо того чтобы повесить пропитанный потом форменный костюм на вешалку, он набросил его на блок кондиционера. И надеть сейчас этот костюм все равно что натянуть холодный сырой комбинезон. При одной лишь мысли об этом Реймера брала дрожь.

– Прямо в могилу, – повторила Кэрис, явно готовая признать, что Реймер сказал ей правду, которая, однако, не укладывалась у нее в голове. – То есть… прямо на гроб?

– Нет, – пояснил Реймер, – его честь еще не предали земле.

– Почему вы в травмпункте?

– Потому что ударился лицом. Да бог с ним. Лучше скажите, что случилось на фабрике. – Потому что осмыслить случившееся было трудно не только Кэрис. – Неужели все здание действительно…

– То есть вы упали на землю и скатились в могилу?

– Кэрис, я потерял сознание. Ясно? Вокруг могилы кладут такие коврики, знаете? Мне сказали, я споткнулся о такой коврик, но я этого, конечно, не помню. Спросите Гаса. Он все видел.

И с удовольствием расскажет всем об этом кошмаре. По словам мэра, ноги у Реймера не подкосились, вовсе нет. Он рухнул как сноп.

– Только что стоял, как вдруг бац – и лежишь бревном! Ты свалился в эту дыру, будто ее под тебя копали. Взял и исчез. Это как засовывать в мешок кошку, знаешь? Одна лапа вечно торчит.

Реймер только моргнул. Зачем Гасу пихать кошку в мешок? Или он так признается, что когда-то топил котят? С чего он вообразил, будто и у других был подобный опыт?

– Так вот ничего такого, – не унимался Гас. – Ты угодил точнехонько в яму. Мы услышали только стук, когда ты свалился на дно, да увидели облачко пыли. Я никогда не видел ничего похожего, а я все-таки был в Корее.

Корея, где Гас провел последние семь месяцев войны, была его любимым коньком. Не так часто ему доводилось покидать север штата Нью-Йорк на сколько-нибудь продолжительное время, и пережитое на этом презренном полуострове – даже более, чем работа на правительство сразу после университета, – внушало ему уверенность, будто он подходит на должность мэра Норт-Бата. Уж не в Корее ли он засовывал кошек в мешок?

– Кэрис, – строго произнес Реймер, – я хочу услышать про фабрику, вам ясно? Потому что я не понимаю, как такое могло случиться. Как целое здание вдруг взяло и… рухнуло?

– Не целое здание, – уточнила Кэрис, – только северная стена. Та, которая выходила на Лаймрок-стрит.

– То есть прочие стены еще стоят? Как такое возможно?

– Я вам передаю то, что сказали мне.

– Кто?

– Там сейчас Миллер.

– Миллер.

– И еще Джером.

– Джером.

– Вы повторяете каждую мою фразу.

– Ваш брат Джером.

Брат Кэрис служил в полиции Шуйлер-Спрингс и отвечал за взаимодействие между участком, колледжем и городской администрацией, но чем именно он занимался, Реймер толком не знал, только то, что Джером часто выступал по телевизору – пытался объяснить необъяснимое или наводил тень на плетень.

– У него выходной, и он заехал в наш участок. Хотел рассказать вам какой-то прикол. И когда поступил звонок по поводу фабрики, Джером решил нам помочь.

Реймер вздохнул.

– Почему он так себя ведет?

Последнее время Джерома все больше заботило благополучие Реймера, Джером то и дело под очередным предлогом заглядывал к ним в участок, рассказывал Реймеру анекдоты и называл его “приятель”.

– Он за вас беспокоится.

– Почему?

– Потому что я за вас беспокоюсь.

– Почему?

– Шеф, – произнесла Кэрис так, будто ответ очевиден и произносить его нету смысла.

Голова у Реймера разболелась сильнее. Вероятно, из-за падения, но, может, и нет. От разговоров с Кэрис у него часто болела голова.

– Ну сами представьте, ладно?

– Пожалуйста, – взмолился Реймер. Кэрис вечно просила его представить то или это – как правило, жуткую гадость. Например, как засунуть кошку в мешок или еще какой-нибудь корейский фокус. – Пожалуйста, не надо.

– Представьте, что вы в огромном зале и с вами еще десять тысяч человек.

– Вообще-то я в крохотной комнатенке и совершенно один.

– И самый главный говорит: “Окей, поднимите руку. Кто хлопнулся в обморок на похоронах…”

– Хватит, пожалуйста.

Разумеется, она не послушалась. Кэрис отчего-то считала, что живое воображение – истинный путь к пониманию.

– Хлопнулся в обморок, – повторила она, – прямо в разверстую могилу.

– Отставить, – сказал Реймер. – Это приказ.

– И руку подняли бы только вы, – не унималась Кэрис. – Вот и всё, что я хотела сказать.

– Кэрис.

– Если угодно, пусть будет сотня тысяч человек. Миллион. Всё равно руку подняли бы только вы.

– Вообще-то и я бы не поднял, – ответил Реймер, неохотно подхватывая аллегорию Кэрис. – С чего бы мне признаваться в таком при десяти тысячах человек?

– А вы представьте, что если соврете, вас казнят на электрическом стуле.

– У меня есть идея получше. Представьте, что вы моя подчиненная и обязаны делать, что я говорю. Передайте Джерому, что мне совершенно не интересен очередной его дурацкий прикол. И еще напомните ему, что работает он не в Бате.

– Я-то передам, но вы же знаете Джерома.

– Знаю. И его сестру. Два сапога пара. – В их случае эта метафора более чем уместна, учитывая, что Джером и Кэрис двойняшки. – Скажите Миллеру, чтобы заехал за мной в больницу.

– Он занят на фабрике. Где ваша машина?

– На кладбище. Гас не позволил мне сесть за руль.

– Тогда я позвоню Джерому. Он согласится.

– Ни в коем случае, – отрезал Реймер. – Не надо звонить Джерому. Клянусь богом, если он приедет сюда, я его пристрелю на месте.

– И останетесь вообще без друзей. Сейчас у вас только он да я, а я не стану дольше с вами дружить, если вы пристрелите моего брата, это как-то не по-людски.

– Больше, – поправил Реймер. – “Не стану больше с вами дружить”.

– Опять вы начинаете. Смеетесь над тем, как я говорю. Ничего, я и это внесу в список.

Кэрис утверждала, будто бы составляет список всего того дерьма, с которым ей по милости Реймера приходится иметь дело на рабочем месте. В списке значились несколько категорий неподобающего отношения – по мнению Реймера, частично совпадающих друг с другом: поступки незаконные, аморальные, дающие основания для судебного преследования, оскорбительные, шовинистические и откровенно неправильные. Список Кэрис ему не показывала, но утверждала, что тот довольно обширный и все время растет.

– Вы даже не представляете, как у меня болит голова.

– Вас поэтому и забрали в больницу. Чтобы обследовать. Почему бы вам не остаться там? А Джером со всем разберется.

– Вы имеете в виду, Миллер. Миллер со всем разберется. Мы платим жалованье Миллеру, не Джерому.

– Шеф, мы оба знаем, что Миллер неспособен разобраться ни с чем. Кто бы ему ни платил.

– Плевать, – ответил Реймер. – Пошлите за мной кого-нибудь. Кого угодно, кроме вашего брата, окей? И проследите, чтобы этот человек, кто бы он ни был, захватил у меня из стола ультра-тайленол. И диетическую колу. Приезжайте сами, если иначе нельзя.

– А, поняла. Это проверка, да? На прошлой неделе вы дали мне нагоняй за то, что я отошла от коммутатора пописать, и теперь решили проверить, усвоила ли я урок.

– До свидания, Кэрис. Через пять минут я буду на лавке возле больницы. У главного входа, не у травмпункта. И очень рассчитываю, что за мной приедут.

Реймер сполз со смотрового стола – голова уже раскалывалась – и, пошатываясь, направился к кондиционеру, на котором лежала его одежда. Трусы, что неудивительно, были не только мокрые от пота, но и очень, очень холодные. Реймер буквально слышал, как Кэрис говорит: “Представьте, каково будет их надеть. Как купальные плавки, противные, ледяные… на причинное место”. Реймер закрыл глаза и натянул трусы. Кэрис была права, именно так это и оказалось.

Не успел он осесть на скамью у главного входа в больницу, как подъехал вишневый “мустанг” – кабриолет Джерома и остановился так резко, что взвизгнули тормоза и задрожали рессоры. За рулем, разумеется, был не кто иной, как Джером. “Мустанг” он не доверил бы никому, даже Кэрис, – она, в общем, и не претендовала, но в принципе не любила, чтобы ей говорили, что можно, а чего нельзя. И объяснение брата – что эта машина прославилась благодаря фильму “Голдфингер”, там на ней ездила та белокурая цыпочка, пока Одджоб своим волшебным котелком не снес ей башку, – разозлило ее еще больше, потому что это не столько объяснение, сколько описание; так говорят, когда хотят убедиться, что вы имеете в виду одну и ту же машину. Реймер, признаться, тоже не понимал логики Джерома. Тот говорил: “Вдруг ее разобьют, не хочу рисковать”, но Реймер подозревал, что Джерому просто-напросто не хочется заново регулировать сиденье. Джером высоченный – шесть футов шесть дюймов[12] – и длинноногий. Другому водителю, чтобы достать до педалей, придется двигать сиденье, то есть потом Джерому придется заново регулировать его под себя, а вдруг не получится отыскать прежнее положение – так, чтобы колени были чуть согнуты, а руки удобно лежали на руле? Схожим образом Джером привередничал и во всем прочем. Домой к себе он тоже никого особо не приглашал. И вовсе не потому, что не любил общаться. Общение он обожал, но ведь гости вечно всё хватают и потом ставят куда попало. Но больше всего его раздражало, что они ходят в его туалет. “Ничего не могу с собой поделать, – пояснял он. – Не люблю, чтобы другие испражнялись там же, где я”. Кэрис называла эту его брезгливость “обсессивно-компульсивным расстройством” и уверяла, что брат и в детстве был такой же.

Но его отношение к “мустангу” превосходило все диагнозы. Джером не любил, даже если кто-то занимал пассажирское сиденье, хотя для хорошеньких женщин охотно делал исключение. А поскольку Реймер к ним не относился, он поневоле заподозрил, что Кэрис выкрутила брату руку, чтобы заставить его поехать в больницу. Реймер на это надеялся, поскольку, если Джером сам вызвался его забрать, значит, Реймеру не показалось и Джером действительно в последнее время очень и очень странный.

Джером опустил стекло и, как обычно, предельно серьезно сообщил:

– Меня зовут Бонд. Джером Бонд. (Штука в том, что фамилия Джерома и Кэрис действительно Бонд.) Ты часом не истекаешь кровью? А то у меня сиденья из натуральной кожи.

Реймер не двинулся с места.

– Садись уже.

– Я подумаю.

– Вот в чем твоя проблема, – сказал Джером. Он, как и сестра, слишком часто рассуждал о проблемах Реймера. – Лучше истребить эту привычку в корешке, кореш. Если в таком возрасте начать задумываться о том о сем, без опыта и должного руководства, неизвестно, к чему это приведет.

– Я сказал Кэрис, что пристрелю тебя на месте, если ты только явишься, и что ты делаешь?

– Да, но, видишь ли, я тебя опередил.

Левой рукой в водительской перчатке без пальцев Джером сжимал руль. А когда поднял правую, Реймер увидел, что Джером держит револьвер. Реймер вздохнул. Это, конечно, шутка, но, по мнению Реймера, слишком уж часто Джером расчехляет оружие. Разумеется, он никогда ни в кого не целится, предпочитая классическую позу Джеймса Бонда – дуло вверх, – и все равно ему словно нравится напоминать окружающим, что он вооружен, и, поскольку он коп, неважно, черный или белый, ему это разрешено.

– Садись давай, пока не пролилась кровь.

Реймер встал со скамьи, обогнул машину, открыл дверцу, с облегчением отметив, что револьвер Джерома скрылся в кобуре, – по крайней мере, так Реймеру показалось. И все равно он замялся, прежде чем сесть в машину, поскольку едва ли не больше всего на свете Джером любил рвануть с места в тот самый миг, когда задница Реймера лишь коснулась сиденья и он даже дверь не успел закрыть.

– Знак видишь? НА ТЕРРИТОРИИ БОЛЬНИЦЫ СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ. МАКСИМАЛЬНАЯ РАЗРЕШЕННАЯ СКОРОСТЬ – 15 МИЛЬ В ЧАС.

– Нет, все-таки ты беспокоишься слишком много.

– Да? – Реймер осторожно уселся в машину. – Что ж, у меня есть на то… – Он собирался сказать “основания”, но Джером газанул, взвизгнули шины, Реймера вдавило в глубокое сиденье, он треснулся затылком о подголовник, да так, что искры из глаз посыпались.

– Беспокоиться следует только о том, что в твоей власти, – разглагольствовал Джером, пока “мустанг”, виляя, выезжал с территории больницы. – А на все остальное дерьмо просто махнуть рукой. Иначе это как… болезнь… рак, который пожирает твое нутро, и однажды…

– Иди к черту, Джером, – перебил Реймер. – И заткнись ты уже, пожалуйста.

Рявкнула рация.

– Шеф? За вами приехали?

Если Реймер не ослышался, из рации донесся сдавленный смешок.

– Кэрис, нам с вами предстоит долгий разговор, – ответил Реймер.

– Вот и славно. – И рация вновь замолчала.

Реймер взглянул на Джерома и закрыл глаза.

– Скажи мне, что ты привез тайленол.

– В бардачке.

Внутри, точно потир в дарохранительнице, лежала большая пластмассовая банка с парой десятков капсул ультра-тайленола. Кроме нее, в бардачке был лишь справочник владельца автомобиля. Как бы отчаянно Реймеру ни хотелось принять таблетку, он все же не удержался, озадаченно взял справочник – в пластиковом чехле, будто из библиотеки.

– Зачем тебе справочник к “мустангу” шестьдесят четвертого года?

Джером отвернулся смущенно, как обычный мужик, у которого нечаянно обнаружили тайник с “Пентхаузами”.

– Коллекционная вещь, чувак. Стоит несколько сотен долларов. Мне пришлось специально его заказывать.

Реймер уставился на Джерома:

– Ты специально заказывал справочник владельца “мустанга”?

Джером повел плечами.

– И после этого проблемы у меня? – Реймер швырнул книжицу в бардачок – исключительно чтобы полюбоваться, как скривится Джером. Избавившись от Реймера, он, наверное, откроет бардачок и заботливо положит книжечку как надо.

– Короче, – сказал Джером, когда они остановились на перекрестке в конце длинной больничной дороги. На светофоре горел красный. Джером включил левый поворотник – в город – и повернулся к Реймеру, который как раз пытался открыть пластмассовую крышечку с защитой от детей. – Приходит чувак к врачу и говорит: “Доктор, у меня запор, я не испражнялся неделю”.

– Не испражнялся, – повторил Реймер, в который раз поражаясь, что Джерому удалось целиком избавиться от говорка Северной Каролины. Кэрис тоже, но она, в отличие от брата, любила это наречие и с легкостью переключалась как на него, так и с него, Реймера это глубоко озадачивало – вроде как раздвоение личности.

– Не срал, – пояснил Джером.

– Я знаю, что значит “испражняться”. Но чувак из анекдота сказал бы “срал” или “дристал”.

– Может быть, он эстет, – предположил Джером. – Не все же такие, как ты. В общем, он не испражнялся неделю, и доктор выписывает ему рецепт на суппозитории.

Из рации вдруг снова послышался голос Кэрис:

– И вот еще что. Та стена, которая рухнула…

– Да? – спросил Реймер, большими пальцами он, побагровев от натуги, пытался подцепить крышечку, но пластмасса будто на молекулярном уровне слиплась с бутылочкой.

– Надо выровнять стрелочки, – услужливо подсказал Джером.

Беда в том, что без очков для чтения Реймер толком не видел эти чертовы стрелочки, а очков у него при себе не было, да и не стал бы он их сейчас цеплять на нос. Ему казалось, что стрелочки более-менее ровно, а может, и нет. Он чуть повернул крышечку, но без толку.

Джером протянул руку:

– Давай я…

– Нет.

– Вы тут, шеф? – спросила Кэрис.

– Где же еще.

– Так вот она упала на машину.

– Припаркованную?

– Не-а. Двигавшуюся. Видимо, стена рухнула прямо на проезжавшую мимо машину. Какова вероятность, а?

Сейчас еще попросит его подсчитать, какова именно вероятность.

– Но есть и хорошие новости: машина была развалюха.

– Это шутка такая? – Сидящий рядом с ним брат-близнец и напарник Кэрис тоже пытался шутить, вот Реймеру на больную голову и показалось, что обе шутки связывает нечто большее, нежели желание рассказчиков помучить его. – И вы сейчас скажете, что есть и плохие новости – водитель погиб?

Джером раздраженно вырвал у него баночку с таблетками, проворно выровнял стрелочки, открыл крышку, вытряхнул две пилюли, протянул Реймеру, и тот проглотил их.

– А ватка где? – вопросил Джером.

Реймер молча уставился на него.

– Ну, ватка, ее обычно кладут в баночку?

– Как всякий разумный человек, я ее выкинул сразу же, как открыл пузырек.

– Вообще-то, Дуг, ее туда положили не просто так.

– Точно, – согласился Реймер. – Чтобы сложнее было достать таблетки.

– Нет, чтобы они лучше хранились.

– Это каким же образом?

Джером собирался закрыть бутылочку, но Реймер вцепился в нее, вытряхнул третью капсулу и проглотил.

– Я лишь хотела сказать, в плане выплаты компенсации хорошо, что машина была развалюха, – пояснила Кэрис. – А мог оказаться новенький “лексус” или “БМВ”. Водитель мог ехать из автосалона. Тогда как…

– Кэрис. Никто не ранен?

– Водитель сломал руку. Миллер говорит – возможно, есть и другие травмы.

– Миллер, – повторил Реймер. – То есть, по сути, мы понятия не имеем, есть или нет. Может, этот несчастный вообще мертв.

– Нет, он в больнице. Вы с ним там не встречались?

– Кэрис, сделайте одолжение, позвоните главному инженеру города и уточните, исправен ли светофор на перекрестке возле больницы. А то мы торчим тут уже добрые десять минут.

Нет ответа. Кэрис порой немела, если ее просили сделать что-то, что не входило в ее прямые обязанности.

– Короче, пару дней спустя этот чувак столкнулся на улице с доктором, – продолжал Джером, по молчанию сестры явно заключив, что она принялась выполнять приказание. – Чувак хромает, еле тащится. Столько времени не испражнялся. Доктор не верит ушам. “В чем дело? – спрашивает. – Неужели лекарство не действует?”

– А знаете, что самое странное? – перебила Кэрис.

Реймер закрыл глаза, откинул голову на спинку сиденья, гадая, когда же наконец подействует обезболивающее.

– Еще более странное, чем тот факт, что заводская стена без всякой причины рухнула прямо на проезжавший мимо автомобиль?

– Причина наверняка есть, шеф, я в этом уверена, – возразила Кэрис. – Ничего не бывает без причины. Просто мы пока о ней не знаем.

Они с Джеромом близнецы, в этом нет сомнений. Оба верят, что даже ватка из баночки для чего-нибудь да нужна.

– Есть и противоположная теория, Кэрис. Некоторые люди – умные люди – верят, что все происходит без всякой на то причины.

– Это-то ладно, но угадайте, кто был за рулем той машины?

– Кэрис.

– Вас это очень обрадует.

– Ну, вряд ли Джером, он сидит рядом со мной.

– Я серьезно. Угадайте.

– Окей. Дональд Салливан.

– Некрасиво с вашей стороны, – озадаченно ответила Кэрис.

Реймер вынужден был признать, что она, пожалуй, права. Это и впрямь некрасиво. Но Бартон Флэтт уже мертв, а Реймер не мог придумать, кого еще он желал бы видеть жертвой такого дебильного происшествия.

– Рой Пурди! – выпалила Кэрис, не в силах больше скрывать хорошую новость.

– И почему это должно меня обрадовать?

– Потому что он сволочь.

Окей, может, Реймер и правда чуть-чуть обрадовался. Он наткнулся на Роя в “Моррисон-армз” через день после того, как Пурди выпустили из тюрьмы. Этот козел поселился у печальной толстухи по имени Кора, та в него явно влюбилась; перед Реймером Рой лебезил и вился ужом. В тюрьме Рой пришел к вере – по крайней мере, по его утверждению. Прежде-то он, очевидно, за решеткой только оттачивал криминальные навыки, но в этот срок изучение Библии и психологии позволило ему выйти на свободу совершенно новым, исправившимся человеком. С прежним Роем, уверял он, покончено навсегда. И можно только надеяться, что ему не поставят в укор этого прежнего Роя. Особенно его заботило, не таит ли Реймер на него давнюю обиду за то, что в детстве Рой постоянно его задирал. Это же не потому, что я вас якобы не любил, пояснил он. Мне просто надо было сорвать на ком-нибудь злобу. И в этот последний срок благодаря сидельцу постарше Рой научился избавляться от этой злобы. Гнев, черт побери, украл всю его жизнь, но теперь с помощью новообретенного умения справляться с гневом Рой вернет себе украденное. Не самая удачная метафора для вора-рецидивиста, подумал Реймер. Но допустил, что, возможно, Рой действительно изменился. Усомниться в этом Реймера заставила только гордость, с которой Рой вспоминал школьную пору, когда он был извечным бичом робких мальчишек вроде Реймера.

– То есть вы предпочли бы, чтобы стена обрушилась на безобидного старого дурака вроде Салли, – резюмировала Кэрис, – а не на отпетого негодяя вроде Роя Пурди. Класс.

По правде сказать, Реймер понятия не имел, почему первым ему на ум пришел именно Салливан. Видимо, Реймер так долго на него злился, что это вошло в привычку.

– Ну это же Салли украл наши блокираторы, помните? – сказал он в свою защиту.

– Мы не знаем наверняка, – указала Кэрис.

– Еще как знаем, – возразил Реймер. – Мы не знаем, как именно он их украл. И где спрятал. Вы выяснили про светофор?

– Еще нет. Через сколько, говорите, загорелся зеленый?

– Мы до сих пор стоим.

– Правда? Все это время? – изумилась Кэрис.

– До свидания, Кэрис.

Джером ухмыльнулся:

– И этот чувак говорит: “Шутите, док? С тем же успехом я мог засовывать их в жопу”.

Реймер промолчал, но потом сообщил:

– Зеленый.

– А?

Реймер указал на светофор, но когда Джером поднял глаза, уже загорелся желтый, а пока выжимал сцепление – красный.

Реймер так и не закрыл крышку, а потому вытряхнул на ладонь четвертую таблетку.

– Может, не стоит? – спросил Джером. – Сразу четыре таблетки ультра-тайленола?

Может, и не стоит. В больнице отказались давать ему обезболивающее, пока не убедятся, что у него нет сотрясения. Вдруг две таблетки тайленола отправят его в кому, а четыре убьют? Вот и хорошо, подумал Реймер. По крайней мере, смерть избавит его от головной боли. Он чувствовал, как злая кровь пробивается сквозь суженные сосуды в мозг, как бьется разбитое сердце.

Почему бы и не признать? Он так и не оправился от случившегося. Окей, Бекка сделала из него дурака. И в ту пору, когда она спустилась по лестнице, как игрушка-пружина, у нее был роман с другим – может, Реймер даже знает его. Как там было в записке? “Постарайся порадоваться за нас”. Может, Реймер и знает этого чувака. А может, и нет. Мужчины влюблялись в Бекку с первого взгляда. Мгновенно. Как он сам. Посмотри уже правде в глаза. Кэрис права. Ты по-прежнему сам не свой. Джером вон пытается помочь, как-то отвлечь его, а Реймер в ответ желает, чтобы та стена рухнула на него, а не на Роя Пурди.

– Ну смешно же, скажи. – Джером, очевидно, имел в виду анекдот про суппозитории.

– Смешно. Я чуть не умер, – ответил Реймер, и это была в прямом смысле правда.

Он ерзал, пытаясь запихнуть банку в карман. Внутри, будто канцелярские кнопки, гремело штук двадцать таблеток, Реймер боялся, что если не уберет их с глаз долой, то проглотит все сразу и покончит со всем навсегда. Но банка, как назло, была чересчур велика, и даже если ему удастся засунуть ее в карман, в брюках образуется смешной бугорок. Реймер вспомнил о девочке на кладбище, которая таращилась на него, пока он рассеянно щупал…

– Давай направо! – рявкнул он, испугав Джерома.

– Что…

– Зеленый! Быстрее!

Но, разумеется, было поздно. Когда они прибыли на кладбище, могилу судьи Флэтта не только закопали, но и привели в порядок участок. Ни желтого экскаватора, ни Руба Сквирза уже не было. Реймер упал на колени на сырую землю, в которой, под гробом старого говнюка, лежал пульт от гаража. Он был у Реймера в руке, когда тот потерял сознание. А это значило, что последний шанс разрешить загадку неверности Бекки пропал, равно как и последний шанс доказать, что он, Реймер, настоящий полицейский, а не фуфло. Из горла его вырвалось нечто похожее на вой, и невыразимая боль пронзила череп. Реймер сдавил голову локтями, чтобы она не лопнула.

Джером мягко взял его за плечо:

– Похоже, тайленол не подействовал, а?

Нет, не подействовал. Ни на йоту. С тем же успехом Реймер мог засунуть его себе в задницу.

Затхлый стоялый воздух в окрестностях “Старой фабрики” был того желтого оттенка, какой обычно предвещает торнадо, вонь сшибала с ног – как вчерашняя, но теперь на стероидах. Реймер сглотнул, сдерживая тошноту. Когда они сюда ехали, по рации с ними снова связалась Кэрис и сообщила, что случилось еще кое-что. Бригада веселых идиотов Карла Робака, словно нету других проблем, перебила подземный электрический кабель, когда штробила бетонный пол, вырубила ближайший трансформатор и оставила без электричества едва ли не весь Бат. И больница, и полицейский участок питаются от генератора.

– Возвращайся в Шуйлер, – сказал Реймер Джерому, когда тот остановил машину в трех кварталах от ныне трехстенной фабрики.

Видимо, выключение электричества Шуйлера не коснулось – впрочем, все неудачи, как правило, останавливались у его границ. В конце концов, если уж даже Реймер не хочет этим заниматься, хотя ему положено по должности, чем эта канитель может быть интересна для человека, который и по должности не имеет к ней отношения?

– А меня потом кто-нибудь подбросит до Хиллдейла.

По пути в город Реймер сообразил, что машина его так и осталась на кладбище. При виде зарытой могилы судьи он так расстроился, что ничего не соображал.

– Не, я еще побуду. – Джером вышел из машины и запер ее. – Вид у тебя не очень.

Голова у Реймера кружилась, ноги подкашивались, из глубокого сиденья “мустанга” он вылезал из последних сил.

То, что осталось от фабрики, походило на кукольный домик: длинный фасад исчез, и внутреннее пространство было напоказ. Миллер, покачиваясь с носка на пятку, расположился в гуще деятельности, где, по мнению Реймера, от него не было толку. Возле груды обломков рухнувшей стены стоял грузовик строительной компании “Тип-Топ”, и те из рабочих Карла, которые не занимались тем, что лишали город электричества, кидали кирпичи в кузов. Чуть поодаль совершенно расплющенную машину – и как только Рою Пурди удалось остаться в живых? – грузили на эвакуатор Гарольда Проксмайра.

За всем этим надзирал Миллер, точно ему поручили проследить, чтобы работы выполняли на совесть.

– Шеф, – произнес он, удивленный появлением Реймера. – Я думал, вы в больнице.

Миллер с подозрением посмотрел на Джерома и перевел взгляд на своего начальника, точно хотел спросить: “А этот что тут делает?” Нижняя фигура на тотемном столбе полицейского участка, Миллер все время боялся, что его кем-то заменят, и Джером был потенциальным кандидатом. Уже при чине, вдобавок черный и брат Кэрис. Нет ли тут непотизма или позитивной дискриминации?[13]

– Не возражаете, если я спрошу, что вы делаете? – произнес Реймер.

Миллер явно обрадовался, что знает ответ на вопрос.

– Обеспечиваю присутствие сил полиции, сэр, – сообщил он, словно цитируя должностную инструкцию. – Я услышал, что вы в больнице, и…

– Может, отгоните этих людей, – перебил Реймер, указывая на зевак, собравшихся возле одной из уцелевших стен. – Справитесь?

– Потому что Кэрис сказала, вы получили травму на кладбище и я за старшего.

То есть раздает приказы. А не исполняет их.

– Вот он я, тут.

Миллер кивнул. Он бы, конечно, и хотел оспорить этот факт, но как?

– Миллер, – повторил Реймер, – пожалуйста, отгоните этих людей. Сейчас же.

– Думаете, может рухнуть еще одна стена?

– Эта же рухнула.

Миллер проворно направился прочь, а Реймер с Джеромом подошли к мэру – тот приехал сюда прямо с кладбища, в трауре, – и Карлу Робаку, который изучал какой-то чертеж и скреб в затылке.

– Какого черта тут делает электрический кабель?

– Подает ток? – предположил Гас.

– Уже нет, – заметил один из рабочих, навалившись брюхом на перфоратор.

– Ой-ей, – произнес Гас, заметив подъехавший автомобиль энергетической службы. – Зря мы не подождали. Энергетики нам сейчас вставят по самое не могу.

– Не нам, а мне, – поправил Карл.

– Охренеть, вы только посмотрите. – Гас наконец заметил Реймера. – Тебя не положили?

– Можно сказать, я сам выписался.

– Зачем?

– Подумал, что понадоблюсь вам.

– Зачем?

– Не знаю. – Реймера взбесило, что с ним разговаривают так же, как он сам только что разговаривал с Миллером. – Вот я и приехал это выяснить.

– Правда, я, может, позаимствую твой пистолет, – сказал Гас. – Я все думаю, не пристрелить ли Карла. Как дела, Джером?

– Мэр, – ответил Джером, и они пожали друг другу руки. Давно ли они знакомы? – удивленно подумал Реймер. Ему самому Гас вроде ни разу руку не жал.

– Почему такое дерьмо никогда не случается в Шуйлере? – спросил Гас.

– У нас это запрещено законом, – ответил Джером.

Карл повернул чертеж, посмотрел на него под другим углом и протянул мэру:

– Покажи мне на плане, где здесь электрокабель.

– А зачем мне что-то показывать тебе на плане, я лучше отведу тебя туда, где лежит этот кабель, который твои ребята только что расхерачили.

– Чего я не понимаю, – подал голос Джером, когда Карл направился к прибывшим энергетикам, – так это того, как здание может простоять целый век, а потом просто взять и рухнуть.

– Ну, – Гас вздохнул, – для этого должно случиться несколько вещей. Во-первых, какой-то дебил должен отчекрыжить стропильные затяжки, которые соединяют стены и крышу.

– С чего вдруг?

– Я так понимаю, потому что делали пентхаусы. И потом собирались вернуть затяжки на место.

– И все равно, – не сдавался Джером, – есть же балки пола…

– Их повредили пару недель назад, когда ставили внутренние лестницы.

Джером задумчиво покивал.

Реймер диву давался: откуда обычные люди знают подобные вещи? Или, если перефразировать вопрос, как он сам ухитрился прожить так долго и узнать так мало? “Тебе разве не любопытно? – всякий раз повторяла Бекка, когда он спрашивал ее, зачем она читает то или это. – Узнать о мире, о том, как он устроен? О людях и что ими движет?” Пожалуй, в чем-то Бекка была права. Любопытство, наверное, хорошая штука, не всегда оно убивает кошек. Но что движет людьми – невеликая тайна, разве нет? Алчность. Похоть. Гнев. Зависть. На этом бы можно и кончить. Любовь? Некоторые утверждают, будто она движет миром, но Реймер в это не верил. Чаще всего выясняется, что под любовь маскируется одно из этих чувств – или сразу несколько. Даже если она и есть, вряд ли так уж важна.

– Но и это сошло бы Карлу с рук, – продолжал Гас, – если бы кто-то в подвале не закурил сигарету, а спичку не выбросил в сток.

– Газовая полость? – угадал Джером, настолько же опережая события, насколько Реймер от них отставал.

– Бах! – ответил Гас, надув щеки. – Наверное, это урок. Первая глупость прокатит и, может, даже вторая, но третья навлечет на тебя гнев Божий. – И Гас воззрился на Реймера, точно на телесное воплощение сформулированного принципа.

Запах вдруг стал совершенно невыносим.

– Прошу прощения, я сейчас.

Реймер направился прочь. Поблизости громоздилась подходящая груда обломков, в нее-то он и наблевал неистово, уперев руки в колени, и не желал выпрямляться, покуда дурнота не миновала. Все, даже парни из энергетической компании, с удовольствием распекавшие Карла Робака, замерли и уставились на блюющего Реймера. Интересно, из-за чего меня стошнило, подумал он, из-за вони или жары – а может, у меня сотрясение мозга? Неплохо бы это знать, но выяснять слишком уж хлопотно. Любопытство вновь не одержало верх.

Наконец Реймер выпрямился, и Миллер, отогнавший зевак на противоположную сторону улицы, вернулся на прежнее место и снова бесцельно надзирал за тем, как швыряют кирпичи в кузов.

Реймер подошел и окликнул его:

– Миллер!

– Я сделал, как вы сказали, шеф, – ответил тот и указал на людей, которых от греха подальше отвел в сторонку.

– Верно, – согласился Реймер. – Но посмотрите. – Зеваки, которых Миллер отогнал, стояли, где он их оставил, зато на прежнем месте собрался пяток новых.

– Хотите, я их отгоню?

Реймер кивнул.

– И на этот раз…

– Да?

– Останьтесь с ними. Наша работа там. А это, – Реймер указал на рабочих, швырявших кирпичи, – нас не касается.

– Умом не блещет, да? – заметил Джером, когда Реймер приблизился.

– Да, – согласился тот, хотя по какой-то непонятной причине ему вдруг захотелось вступиться за этого идиота.

Видимо, потому что Миллеру никак не удавалось понять те же самые вещи, которые ускользали и от Реймера, когда он был юным патрульным. И он тоже, наверное, раздражал своего босса, Олли Норта, как сейчас его самого раздражал Миллер. В полицейские – пожалуй, более, чем в любую другую профессию, – идут из ложных побуждений, в случае Реймера – из желания соблюдать порядок. Тебе будут давать приказы, а ты будешь стараться их выполнить как можно точнее. Реймеру в голову не приходило, что в его обязанности, помимо прочего, входило догадываться, в чем они, эти обязанности, заключаются. Олли с самого начала поощрял его действовать по собственному усмотрению, анализировать происходящее и решать, как поступить. Разумеется, была и масса отупляюще скучных повторов, но чаще, особенно в самом начале, приходилось иметь дело с новым, а спрашивать указаний, как правило, было некогда. А без указаний на молодого полицейского Реймера нападало не только ставшее привычным множество сомнений в себе, но и давнее всеобъемлющее чувство беспомощности, сопровождавшее его практически постоянно с самого детства, проведенного в семье, где царил беспорядок. Реймер желал бы это исправить, но понятия не имел, с чего начать. Он понятия не имел, в каких условиях вырос Миллер, но узнавал в нем то же стремление угодить, которое так часто идет рука об руку с нежеланием рисковать. Каждый раз Миллеру нужно было подсказывать, что делать дальше и что потом. Ему велели отвести людей в безопасное место – он исполнил. А поскольку Реймер не говорил остаться и следить за зеваками, он и вернулся на прежнее место ждать дальнейших распоряжений.

– Я всё надеюсь, что он дорастет до этой работы, – промямлил Реймер.

Джером пожал плечами:

– Поставь сюда Кэрис, и она всё устроила бы в два счета.

И в этом он тоже прав. До прихода Кэрис в участке царила кошмарная неразбериха, всё валялось где попало. Пока найдешь, что ищешь, забудешь, зачем искал. Кэрис навела порядок, при ней отдел заработал как отлаженный механизм. За что на нее ополчились буквально всё. Не потому что ее сослуживцы предпочитали хаос – они копы, в конце концов, – а потому что она вторглась на их территорию и всё поменяла, не спрашивая ни разрешения, ни совета. Она бывала резка до грубости, не церемонилась с дураками – качество, может, не лучшее, когда вокруг тебя их десяток. Реймер опасался, что на улицах Кэрис всех раздражала еще сильнее. Жители Бата не привыкли, чтобы ими командовали языкатые чернокожие девки. Отправь ее по вызову в “Моррисон-армз” или таверну Герта – и Кэрис того гляди прибьют ее же дубинкой, а винить в этом Реймеру будет некого, кроме себя.

– Мне нужна холодная голова в участке, – сказал он Джерому, тот в ответ только пожал плечами, словно признавая, что начальник полиции имеет полное право быть идиотом.

К ним подошел Гас, взял Реймера за плечо.

– Езжай домой, пока снова не вырубился, – посоветовал он. – Тут всё уладится. Погибнешь при исполнении служебных обязанностей как-нибудь в другой раз.

– Ладно, – согласился Реймер, спорить не было ни сил, ни желания.

Джером по пути в Шуйлер завезет его домой. Реймер ляжет в постель и посмотрит, что будет. Может, ему просто надо вздремнуть. Или он проспит до завтра. Или, что еще лучше, умрет во сне. Может, то, что он упал в могилу судьи, предзнаменование: близок его конец. И хорошо, коли так.

– Да, Джером, – произнес Гас, когда они собрались уходить, – ты подумал о том, о чем мы с тобой говорили?

– Еще думаю, – ответил Джером.

– Не затягивай с этим.

– Ладно, не буду.

О чем таком они говорили, черт подери, о чем в присутствии Реймера можно упоминать лишь намеком? Видимо, о чем-то таком, что ему не положено знать.

Господи, как же болит голова.