Два цвета

Г е н к а М у х и н — жертва случая.

В и к а — его первая большая любовь.

Р е г и н а — его будущая любовь.

Б е л ы й — вор средней руки.

И в а н К р и в о ш и п о в — личность.

С т а р и к К р и в о ш и п о в — его отец, тоже личность.

Л ю д а — мать Вики, от которой ничего не утаишь.

Ж о р а — большой человек, такелажник.

В а р е н и к — человек, который появляется под занавес.

Место происшествия — просторная комната загородной дачи с лестницей, ведущей на второй этаж.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Входят М у х и н и Б е л ы й.

Б е л ы й (осматриваясь). Терем-теремок, кто в тереме живет? Хозяев нет. Учти, Мухин, дачник в это время на даче не живет. Он, бедняга, за лето так намается, что осенью его на дачу калачами не заманишь.

М у х и н. Ну где же она, твоя Тонечка?

Б е л ы й. Эх, Тоня-Тонечка, где же ты, мой цветик-семицветик? (Заглянул в сервант, вынул оттуда фужер, поглядел на просвет.) Как думаешь, Мухин, почем такие рюмашечки?

М у х и н. Понятия не имею.

Б е л ы й. Чешское стекло всегда в цене. Может, прихватим?

М у х и н. Выходит, нет никакой Тонечки? Липа?

Б е л ы й. Скучный ты человек, Мухин, компании исключительно не понимаешь. С утра, можно сказать, вместе, как из колонии вышли, а слова человеческого от тебя я так и не слышал.

М у х и н. Зачем меня сюда привел?

Белый достал из серванта еще один фужер, вытащил из кармана бутылку портвейна, разлил вино.

Б е л ы й. Сдрейфил, Мухин, да? Я ведь насчет рюмашек исключительно пошутил. Не знаю, как ты, Мухин, а лично я решил покончить со своим уголовным прошлым и начать, как говорится, честную трудовую жизнь. Пей.

Мухин и Белый выпили.

М у х и н. Пошли. Пошли от греха подальше.

Б е л ы й. Беги, коли торопишься. А я Антонину подожду. У меня, если по правде сказать, кроме нее, на свете никого и нету. Одна Антонина. Тоня-Тонечка… радость моя единственная.

М у х и н. А говорил, сестра есть?

Б е л ы й. Как не быть, есть. (Вздохнул.) Сестра Наташа. Большой человек. Народный судья. Избрана тайным голосованием. Что я ей? Пятно на ее биографии. Чужая она мне.

М у х и н. А мать?

Б е л ы й. Мать? Не мать у меня, Мухин, а серый волк. Я когда первый раз из колонии вышел, приехал домой. Кнопку нажимаю, дрожу от радости — сейчас родную мать увижу. Открывает она дверь — да как даст по морде! А рука у нее рабочая, тяжелая. (Слезливо.) Вот тебе и мать, вот тебе и родительская ласка.

М у х и н. А ты чего ждал? Чтобы красную дорожку постелили, как для космонавта?

Б е л ы й. Бессердечный ты человек, Мухин. Родная мать… Она же меня родила, грудью вскормила…

М у х и н. Грудью кормила и все мечтала, как ты воровать пойдешь…

Б е л ы й. А ты сам-то кто?! Или мы с тобой не в одной колонии срока́ разменивали?! Нету у тебя сердца, как хочешь, нету. Я, может, в колонии ночи не спал, все думал, как же она могла сына родного, кровинку свою…

М у х и н. Дешевая патетика, Белый.

Б е л ы й. Я тебе, Мухин, со мной в таком стиле разговаривать не советую, потому как, Мухин, я человек исключительно простой и могу невзначай на тот свет отправить.

М у х и н. Надеюсь, это гипербола?

Б е л ы й (истерично). Гипербола?!

Белый хватает бутылку из-под портвейна, кидается на Мухина. Мухин довольно ловко одним из приемов дзюдо опрокидывает его на пол.

(Поднимаясь.) Ты чего это, чего?

М у х и н. А ты не напрашивайся.

Б е л ы й (потирая ушиб). Это как же называется?

М у х и н. Дзюдо.

Б е л ы й. Самбо, что ли, по-нашему?

М у х и н. Вроде.

Б е л ы й (как бы заново оценивая Мухина). Слушай, Мухин, ты сам-то куда направляешься? В семью?

М у х и н. Нет у меня семьи.

Б е л ы й (сочувственно). Сирота?

М у х и н (не сразу). Детдомовский я.

Б е л ы й. Ага. Ну, и куда ж ты теперь?

М у х и н. Есть адресок.

Б е л ы й. Адресок? Ты с этим адреском поаккуратнее, Мухин. Я когда первый срок отбарабанил, мне тоже адресок кинули. Еле ноги унес.

М у х и н. Что так?

Б е л ы й. Семьдесят седьмую статью Уголовного кодекса РСФСР слыхал?

М у х и н. Семьдесят седьмая? Бандитизм.

Б е л ы й. Она самая. Организация вооруженных банд с целью нападения… и тэ дэ и тэ пэ. Нет, Мухин, у меня своя статья, сто сорок четвертая, родимая, — тайное похищение личного имущества граждан.

М у х и н. Попросту говоря, воровство.

Б е л ы й. Там сказано — похищение.

М у х и н. Похищение, воровство, кража — не вижу разницы. Если ты вор, так и говори — вор.

Б е л ы й. Что ты за человек, Мухин? Вроде и грамотный, а нету в тебе никакой деликатности! Что же, по-твоему, хромому приятно, если ты его так и кличешь: «Эй, ты, хромой!» Он и без тебя знает, что хромой… Ну, допустим, вор. А ты спроси меня: как это случилось, что в честной рабочей семье такой человек, как я, вырос?!

М у х и н. Ты из рабочей семьи, я не из рабочей семьи — что с того? Я в колонии с одним литовцем познакомился, так он и вовсе аристократ, по прямой линии от князя Гедимина ведет свое происхождение.

Б е л ы й. За князей не скажу, с них звание давно поснимали, может, им больше ничего и не остается, как воровать, а в рабочих семьях нет такой традиции.

М у х и н. Какой традиции?

Б е л ы й. Ну, это… воровать. Как думаешь, Мухин (показывает на пейзаж в раме), на сколько рубликов такая живопись потянет?

М у х и н. Мазня.

Б е л ы й. Вот и я думаю — хорошую картину на даче держать не станут… О чем это я говорил? (Разлил остатки вина.) Ах, да… Насчет традиции. Деньги у матери в шкатулочке на комоде лежали, незапертые… Случая такого не было, чтобы кто из нас копейку без спроса взял. Вот и скажи, Мухин: как я из такого семейства в урки угодил?!

М у х и н. В шкатулочку забрался?

Б е л ы й. Как погляжу на тебя, всякая охота говорить пропадает.

М у х и н. Ладно. Говори.

Б е л ы й. Я начальную тогда заканчивал. На первой парте у нас Зиночка Крючкова сидела. Так вот этой самой Зиночке родители заместо завтрака деньгами давали. И в один прекрасный день на арифметике Зинка эта как заорет: деньги у нее, видишь ли, пропали. Ну, и наша дура Нина Афанасьевна дверь заперла и давай нас всех обыскивать. Сам-то подумай: разве это педагогично — детей оскорблять подозрением? Доходит до меня очередь, лезет Нинка в мой портфельчик… а мне этот кошелек какой-то гад подсунул. На всю школу скандал. С той поры, как что пропадет… кто взял? Белый!

М у х и н. Без вины виноватый.

Б е л ы й. Точно. (Посмотрел на Мухина.) А ты, Мухин, не веришь. Вижу твою ухмылочку. Я тебе как на духу говорю, как на исповеди.

М у х и н. Значит, в тот раз не украл, наклепали на тебя? А как в первый раз украл?

Б е л ы й. В первый?

М у х и н. Ну да, был первый-то раз или ты сразу со второго начал?

Б е л ы й. Без подковырки не можешь?! Иди ты отсюда к чертовой матери! Иди по своему адресочку, там такие бесчувственные, вроде тебя, и требуются. Иди, иди, зарабатывай вышку!

М у х и н. Не сердись, Белый. Я и сам не лучше тебя, а по происхождению даже тебе уступаю.

Б е л ы й (подозрительно). Ты сам из кого же будешь?

М у х и н. Из служащих.

Б е л ы й. Чего же тут стыдного? Служащий тоже является трудящимся, хотя лично материальных ценностей не производит.

М у х и н. А ты эрудит, Белый.

Б е л ы й. Без служащих общество жить не может. Кто рабочему зарплату выписывает? Служащий. Кто учет продукции ведет? Служащий. Или, допустим, врач тоже служащий считается, рабочему бюллетень выписывает.

М у х и н. Ты, я гляжу, политически здорово подкован.

Б е л ы й. Ни одного политзанятия в колонии не пропустил. (Прохаживается по комнате.) А народ, я тебе скажу, Мухин, беспечно живет, не остерегается. Как же это так можно — столько добра без присмотра оставлять?! Вот, скажем, мы с тобой, ежели бы что задумали… подгоняй машину и вывози!

М у х и н (настороженно). Ты это к чему?

Б е л ы й. Да так просто… Не бойся, Мухин, я, брат, понял, что так жить, как мы с тобой раньше жили, нельзя.

М у х и н. Чем же ты решил заняться?

Б е л ы й (задумчиво). Меня педагогическая деятельность привлекает, страсть, как учить люблю.

М у х и н. Учить все любят.

Б е л ы й. Это я так, к слову. Какой из меня учитель! Мне для честной жизни хорошая зарплата нужна. Без хорошей зарплаты я обратно споткнусь.

М у х и н. Грузчики неплохо зарабатывают.

Б е л ы й. Нет, это мне не подходит. Мне тяжести поднимать нельзя.

М у х и н. Боюсь, Белый, ничего у тебя не выйдет.

Б е л ы й. У меня не выйдет, а у тебя выйдет? Так, что ли?

М у х и н. И у меня не выйдет. Это, Белый, не от нас с тобой зависит. Ты про хромосомы что-нибудь слышал?

Б е л ы й. Читал. В журнале «Здоровье».

М у х и н. Так вот. Что у тебя в генах намешано, то и сказывается. Неизбежно.

Б е л ы й. Это ты брось. Изо всего нашего семейства… я первый.

М у х и н. Наследственная информация передается сложными путями. Не исключена вероятность, что какой-нибудь твой предок разбойничал на больших дорогах.

Б е л ы й. Выходит, мне на роду написано всю жизнь из-за решетки выглядывать?

М у х и н. Не попадайся.

Б е л ы й. Хромосомы? Нет, Мухин. Разбаловали мы себя — и все тут. Силу воли не проявляем. Скажи: «Баста! Умирать буду — куска не возьму!» — и все. Гляди на меня, Мухин, гляди: я, можно сказать, у тебя на глазах в другого человека превращаюсь. На веки вечные кончаю с преступной жизнью.

Мухин смеется.

Убью я тебя, Мухин, честное слово, убью. Как же ты, сукин сын, в такую минуту надо мной насмехаешься, в святую, можно сказать, минуту?

М у х и н. Извини. Мне показалось, что в эту святую минуту глаза твои вещички ощупывали.

Б е л ы й (торопливо). Вот-те крест, в мыслях не было. Эх, ты, Мухин… Заместо того, чтобы поддержать человека, руку помощи протянуть согласно моральному кодексу, ножку мне подставляешь. Такие, как ты, Мухин, всю нашу жизнь отравляют. (Достал из серванта графинчик с водкой, налил рюмку, выпил.)

М у х и н (разглядывая фотографию Эйнштейна). Пойдем, Белый, пойдем отсюда.

Б е л ы й. Не узнал? Альберт Эйнштейн, знаменитый физик. Нательным бельем не пользовался, свитер на голое тело надевал.

М у х и н. Откуда такие потрясающие сведения?

Б е л ы й. Книгу такую читал, «Жизнь замечательных людей», когда под следствием находился.

М у х и н. А хозяин этой дачи кто? Тоже физик?

Б е л ы й. Да нет, в поселке одни медики живут. И хозяин медик. Знаменитый профессор. Принимает исключительно заслуженных людей. Пошли, Мухин. Я только свой майданчик прихвачу.

М у х и н (подозрительно). Какой еще майданчик?

Б е л ы й. Вещички мои у Тонечки оставались.

Белый уходит и возвращается с большим клетчатым чемоданом.

М у х и н (разглядывая наклейки). Когда же это ты в Париже успел побывать?

Б е л ы й. В каком Париже?

М у х и н. Это не твой чемодан.

Б е л ы й. Мой. Вот те крест. Я его запрошлым летом в Москве, в Шереметьеве, у одного черненького взял.

Белый уходит и возвращается, держа в руках два костюма на вешалках и стопку белоснежных рубашек.

М у х и н (взял брюки, прикинул длину). Ты их что, закатываешь?

Б е л ы й (засмеялся). Он, знаешь, какой здоровый был.

М у х и н (зло). Кто? Хозяин дачи?

Б е л ы й. Да нет, черномазый. У которого я чемодан взял. Во, гляди. Тут так и написано: маде ин уса.

Белый бросил вещи на чемодан, ушел.

М у х и н. Ты куда, Белый?

Белый возвращается с двумя куртками и демисезонным пальто.

И это твое?

Б е л ы й. Мое.

М у х и н. Все?

Б е л ы й. Нет, еще не все.

Белый снова уходит и возвращается с несколькими женскими платьями и стопкой белья.

М у х и н. И это тоже твое?

Б е л ы й. Тоже мое.

М у х и н. В чемодане было у негра?

Б е л ы й. А он с женой ехал, я тебе разве не говорил?!

М у х и н. Положи все обратно!

Б е л ы й (пытаясь обернуть все в шутку). Помог бы… лучше.

М у х и н. Слыхал?! Неси все обратно!

Б е л ы й (положил вещи на стол). Заткнись.

Мухин бросился на Белого. Белый неожиданным ударом сбил его с ног.

Вот тебе и самбо! Сдрейфил, котенок!

М у х и н. Глупо в первый день засыпаться на каких-то паршивых тряпках…

Б е л ы й. Не засыпемся. Тут сейчас ни души, — на весь поселок один сторож, да и тот глухой. Дача крайняя, до асфальту метров двести.

М у х и н. Заметут нас с этими чемоданами.

Б е л ы й. Не бойсь, Мухин. Все будет как в кино.

М у х и н. Не будет как в кино. Сволочь ты, Белый. А я дурак, поверил, что здесь твоя Антонина живет.

Б е л ы й. Живет. Вот-те крест. Откуда бы я знал, где хозяева ключ прячут?

М у х и н. Я — пас. Я в эту игру не играю.

Б е л ы й. А в какую играешь? Сберкассы чистить, сейфы вскрывать?

М у х и н. А хотя бы и так!

Б е л ы й. На что замахиваешься, Мухин? На государственную собственность? Или хочешь, чтобы старушка кассирша за тебя своей трудовой копейкой всю жизнь расплачивалась?

М у х и н. Я из-за этого барахла новый срок получать не собираюсь.

Б е л ы й. А что собираешься? По адресочку потопаешь? Думаешь, не знаю, кто тебе его дал? Глотов Юрка!

М у х и н (после паузы). Ладно. Собирай вещички, а я сбегаю, поймаю машину.

Б е л ы й (смеется). По-твоему, Белый дурак, да? Ты, Мухин, голова, а я, Белый, вчера родился? Сбежать задумал?! Не выйдет. Наверху еще один чемоданчик пылится. Тащи его сюда! (Угрожающе.) Ну!..

М у х и н (растерянно). Где он, твой чемодан?

Б е л ы й. На шкафу.

Мухин уходит и возвращается с чемоданом. Белый укладывает носильные вещи в чемодан.

Участкового здешнего я знаю. Вареник ему фамилия. Он все больше на станции пасется, в буфете за порядком наблюдает… Люди, сам знаешь, какие, выпьют, и повело… Так что опасаться его не приходится.

М у х и н. Я-то хорош… Чуть не поверил, что ты и вправду решил завязать…

Б е л ы й. Новую жизнь завтрева начнем, а случай такой упустить грех… Гляди, сколько добра! (Закрыл чемодан.) Сегодня у нас какое число?

М у х и н. Двенадцатое вроде.

Б е л ы й. Четверг?

М у х и н. Четверг.

Б е л ы й. Это хорошо. Сели на дорожку.

Оба уселись на чемоданах. С улицы доносится шум, хлопают двери, кто-то вытирает ноги. Белый и Мухин вскочили.

(Тихо.) Мы с тобой водопроводчики.

М у х и н. А где же наши инструменты?

Б е л ы й. Профилактический осмотр.

М у х и н (испуганно). Чемоданы!

Белый и Мухин схватили чемоданы и бросились к лестнице, ведущей наверх.

Входит Р е г и н а. Она тоже с чемоданом.

Р е г и н а. Здравствуйте, я — Р е г и н а.

Б е л ы й. Здоровеньки булы.

Р е г и н а. А вы, мужики, куда чемоданчики тащите?

Б е л ы й. Эти, что ли? В город. На квартиру хозяину.

Р е г и н а. Забавно. Что же он меня-то не предупредил?

Б е л ы й (настороженно). А ты когда его видела?

Р е г и н а. По телефону утром говорила.

Б е л ы й (облегченно). Утром?! Зря людей пугаешь. (Мухину.) Когда мы от него вышли? Часу вроде не прошло…

М у х и н. Нет, пожалуй, часа два будет.

Р е г и н а. А ну-ка, быстро: как зовут хозяина?

Б е л ы й. Проверяешь? Правильно делаешь, потому как не зря говорится — доверяй, но проверяй. Ивана Игнатьевича я, красавица, хорошо знаю.

Р е г и н а. Давно?

Б е л ы й. Года два, чтобы не соврать. Сам-то я шофер, у него в больнице работаю.

Р е г и н а. Значит, люди свои. А то я испугалась: вхожу — двери не заперты, да еще вы тут с чемоданами.

Белый засмеялся, неуверенно захихикал Мухин, смеется Регина. Белый взял чемодан, кивнул Мухину.

Б е л ы й. Пошли. Нам с тобой некогда разговоры разговаривать. (Регине.) Прощевай, красавица.

Р е г и н а. Вы мне вот что скажите: как он себя чувствует? Что-то по телефону мне его голос не понравился.

Б е л ы й (настороженно). Держится старик… Сердце у него, конечно, но виду не подает. Молодец! (Мухину.) А ты как скажешь?

М у х и н. Для своего возраста держится вполне прилично.

Б е л ы й. Прилично?! Герой, можно сказать. Водку пьет не хуже молодого. А сама кто ему приходишься? Тоже, извини, имеем право спросить.

Р е г и н а. Родственница.

Б е л ы й. Родственница? Погостить приехала? Ну ладно, располагайся, живи. Мы побежали.

Белый и Мухин снова взяли в руки чемоданы.

Р е г и н а (Мухину). А ты кто? Тоже шофер?

М у х и н. Нет, не шофер.

Р е г и н а. А кто же?

М у х и н. Я водопроводчик.

Р е г и н а. Водопроводчик?

Б е л ы й. А что ты удивляешься? Водопроводчика, что ли, не видела? Я его с собой прихватил подмогнуть. Видишь, вещей-то сколько. Одному никак не управиться.

Р е г и н а. Ну, вот что, ребята… Вещей я вам не отдам. Мне Иван Игнатьевич о них ничего не говорил.

Б е л ы й. Тебе не говорил, нам говорил! Зря мы, что ли, на дорогу тратились?.. Нет, красавица, так не пойдет. Мы свое дело до конца доведем.

М у х и н (Белому). Пожалуй, она права… Ее не предупредили. В этом есть свой резон.

Б е л ы й. То есть как так права?

М у х и н. Если бы она не появилась, другое дело. А сейчас… Все-таки надо учитывать… Обстоятельства некоторым образом изменились, и теперь, естественно…

Б е л ы й. Что же, мы даром работали?

Р е г и н а. Я заплачу. Сколько?

Б е л ы й (торопливо). Четвертак.

Р е г и н а. За что четвертак?!

Б е л ы й. Игнатьич обещал четвертак.

Р е г и н а. Пятерку. И ни копейки больше.

Б е л ы й. Десятку!

М у х и н. Денег мы не возьмем.

Б е л ы й. Тебе не надо — не бери.

М у х и н. И ты не возьмешь!

Б е л ы й (Регине). Давай на бутылку, и будем в расчете.

Р е г и н а. Чемоданы поставьте на место.

Белый взял чемодан, пошел наверх.

Б е л ы й (ворчливо). Один говорит — вези, другой — не надо. Развелось хозяев… (Уходит.)

Р е г и н а. А ты что стоишь?

Мухин взял чемодан.

Первый раз вижу живых грабителей.

М у х и н (остановился). Кого?

Р е г и н а. Грабителей, говорю, первый раз вижу.

М у х и н. Но-но! Поосторожнее! Это кто грабители?!

Регина подходит к Мухину, снимает с него кепку, открывая коротко остриженные волосы.

Р е г и н а. Не смущайся, малыш. Когда из колонии?

М у х и н. Сегодня утром.

Р е г и н а. А ты мне нравишься. Я думала, будешь врать. Так вот, малыш, на всякий случай, чтобы ты знал. Хозяин этой дачи никакой не Иван Игнатьевич, а вовсе Сергей Петрович. Мой отец.

М у х и н. Сергей Петрович!.. Отец…

Сверху спускается Б е л ы й.

Скажи мне, Белый, кто хозяин этой дачи?

Б е л ы й. Снова здорово. Теперь этот меня экзаменовать будет! Профессор Кривошипов Иван Игнатьич. Доктор наук.

М у х и н. Врешь ты все. Все выдумал. И Ивана Игнатьевича выдумал. И Тоньку свою… У нее спроси, чья это дача!

Б е л ы й. Чья?

Р е г и н а. Моего отца, Сергея Петровича Полозова.

Б е л ы й. Вы меня на пушку не берите. (Показывая на портрет Эйнштейна.) Я этого Эйнштейна знаю!

Р е г и н а. Это дача моего отца. Он тоже профессор-медик.

Б е л ы й. Неужто я перепутал? А как же ключ… под половицей? Там и лежал, на месте. И замок знакомый — три раза проворачивается… Неужто обмишулился? Нынче что дома, что дачи — все друг на дружку похожи. Стоят сто домов, и все на одно лицо — и внутри, и снаружи! Так что, может, я и обмишулился.

Р е г и н а. Обмишулился. (Мухину.) Неси чемодан. Неси.

Мухин поднял чемодан, понес наверх.

Повезло вам, мужики, что на меня напоролись. Другая бы вас сдала в милицию!

Б е л ы й. А это, красавица, лишнее. Зачем же такой грубый разговор? Мы чемоданчики исключительно аккуратно на место поставили. Какие у тебя могут быть претензии?

Возвращается М у х и н.

Р е г и н а. Эх, вы! В первый же день… не успели из колонии выйти и сразу чуть не засыпались.

Б е л ы й (Мухину). Ты, что ли, стукнул?

Р е г и н а. Я и сама не слепая. Сними кепку, поглядись в зеркало.

Б е л ы й. Смелая. А тебя, красавица, случайно ножичком ни разу не трогали?

Р е г и н а. Резали. Полтора месяца в больнице лежала.

Б е л ы й. Значит, не утихла? Имей в виду — еще раз нарваться можешь. Скажи спасибо, что у меня принципы есть. Членовредительство не уважаю. (Мухину.) Пошли. А тебе, красавица, вот что я скажу: от тюрьмы да от сумы не зарекайся. И прежде, чем человека оскорблять, ты его спроси: за что он наказание несет?

Р е г и н а. По какой же статье сидел?

Б е л ы й. Статья? Разве в статье дело? Что статья о человеке сказать может? Статья — она вроде ярлыка, а что за товар под ярлыком, это еще распробовать надо.

Р е г и н а. Ну, и что там, под твоим ярлыком? Попал в дурную компанию?

Б е л ы й. А вот и не угадала. Из-за любви все случилось. Тонечкой ее звали.

М у х и н. Тонечкой?

Б е л ы й. Тонечкой. Учти, Мухин, мне на это имя исключительно везет. Фигурка — тростиночка. Талия вот-вот переломится… Десятилетку заканчивала. И полюбил я ее, верите ли, первой большой любовью. А тут как раз выпускной вечер. Моя Тонечка в слезы. Подружки в щелку да в шифоне, а ей, извините, надеть нечего. Ну, думаю, я не я, а платье достану. Ночь не спал, все думал, как Тонечке помочь. Словом, нашел я ей платье. В салоне для новобрачных. С манекена снял. Надела она его, стала перед зеркалом — верите, нет, слезы на глаза навернулись от счастья. И красивее ее никого не было. Только на том же вечере с нее это платье сняли. Милиция, ОБХСС… Так я споткнулся в первый раз на своем жизненном пути.

Р е г и н а. И что же было после?

Б е л ы й. С тех пор я к социалистической собственности не касаюсь. С тебя, красавица, трешка. Не забыла?

М у х и н. Не мелочись, Белый.

Р е г и н а. Вот тебе десятка. Сбегай в магазин, разменяй. Или лучше купи что-нибудь, я с утра ничего не ела. Только не перепутай дачи, они здесь все одинаковые.

Б е л ы й. Мухин, ты понял? Ловит меня. Ловит, понимаешь? Думает, смоюсь. Десятки не пожалела. Ну, погоди! (Уходит.)

М у х и н. На доверие работаешь, как Макаренко? Плакали твои денежки.

Р е г и н а. Вернется. Он тебя, малыш, так легко из своих лап не выпустит.

М у х и н. Мне тут тоже делать нечего, я пойду.

Р е г и н а. А вдруг он вернется, а тебя нет?

М у х и н (пожал плечами). Он сам по себе, я сам по себе.

Р е г и н а. Знаешь, я его боюсь.

М у х и н. А меня не боишься?

Р е г и н а. А чего тебя бояться?

М у х и н. По внешности судишь? Внешность бывает обманчива. Меня все с детства безвредным считали. У меня и кличка такая — Тихоня.

Р е г и н а. А вообще-то ты — ой-ой-ой?! (Смеется.) Водопроводчик… За что сидел?

М у х и н. По семьдесят седьмой. Вооруженное ограбление. Хорошо еще, вовремя пушку в водосточный люк успел скинуть, а то бы десятку схлопотал.

Р е г и н а. Сколько же ты отсидел?

М у х и н. Сколько ни отсидел, все мои.

Р е г и н а. Да ты, пожалуй, прав, внешность обманчива. Вот у нас на теплоходе старпом был — зверь зверем, зубы все наружу, клыки, как у волка, а на самом деле добрейшее существо.

М у х и н. Мне пора. Пока.

Р е г и н а. Жутковато здесь. Дачи стоят пустые. Ни души. А я хоть и не самая трусливая, но побаиваюсь. Да еще с вами… страху набралась.

М у х и н. Поезжай ночевать в город, к отцу.

Р е г и н а. А вы с Белым… опять за чемоданчики? Да и нельзя мне туда. Я с его женой даже не знакома. У нас — война. Потому сюда, на дачу, и приехала.

М у х и н. И давно воюете?

Р е г и н а. Двадцать лет.

М у х и н. А кто с кем?

Р е г и н а. Мать с отцом. Отец, правда, делает вид, что никакой войны нет, но мать настроена агрессивно.

М у х и н. А ты за кого?

Р е г и н а. За мать, конечно.

М у х и н. Чего ты мне зубы заговариваешь?

Р е г и н а. Скучно одной. Я человек компанейский, плохо переношу одиночество. Ты сегодня завтракал?

М у х и н. Завтракал.

Р е г и н а. Еще там?

М у х и н. Там.

Р е г и н а. А я только стакан чаю в поезде…

М у х и н. Погляди в холодильнике…

Р е г и н а. Откуда? На даче никто не живет.

М у х и н. А ты погляди.

Регина открывает холодильник. Мухин нерешительно переминается, затем направляется к двери. Регина достает колбасу.

Р е г и н а. Куда?! Сказала — никуда не уйдешь. На, ешь. (Дает Мухину ломоть колбасы.)

М у х и н. Колбаска, свежая.

Р е г и н а. Скучно жевать всухомятку. Будь другом, поставь чайник!

Мухин неодобрительно посмотрел на Регину, но пошел на кухню.

(Вслед Мухину.) Не смущайся, малыш, меня все слушаются.

М у х и н (вернулся). Иди сама.

Р е г и н а. Ты как ребенок — лишь бы наоборот. Иди, золотко, иди.

М у х и н. Иду. Но не потому, что ты распорядилась, а потому что мне самому пить захотелось. (Уходит.)

Р е г и н а (открыла чемодан, достала полотенце и мыло). Неужели ты способен бросить человека на произвол судьбы? Я тут умру со страха.

Входит М у х и н.

М у х и н. Ты дурочка или вообще с приветом? Вдумайся, с кем имеешь дело.

Р е г и н а. Вдумалась. Пойду помою руки. (Уходит.)

М у х и н (кричит вслед Регине). Я ухожу. Ты слышишь? Я ухожу. Ухожу. Слышишь? Ты чего не отвечаешь?

Г о л о с Р е г и н ы. Уходи.

М у х и н. А я и уйду.

Г о л о с Р е г и н ы. Ну и уходи.

М у х и н. Ухожу. Думаешь, не уйду?

Г о л о с Р е г и н ы. Уходи, уходи!

М у х и н (пошел к двери, вернулся). И уйду. Все ее слушаются… А почему это я должен тебя слушаться? Ты кто такая? Начальничек, ключик-чайничек… Все ее слушаются. А я вот возьму, да и не послушаюсь. Вот чаю выпью и уйду!

Входит Р е г и н а в мужском халате. На голове купальная шапочка с помпонами.

Р е г и н а (подражая клоуну). Здравствуй, Кукушкин! Как хорошо, что ты не ушел, Кукушкин. Со мной произошла невероятная история! Два страшных бандита забрались на дачу и хотели меня прихлопнуть, Кукушкин!

М у х и н. Ты и вправду с приветом.

Р е г и н а (своим голосом). Я работала в цирке, ходила за медведями, так у нас там клоунская пара была — Пушкин и Кукушкин.

А потом зрители жалобу в газету написали, что они позорят имя великого поэта… А Пушкин — его настоящая фамилия. Ну, и стали они Иванов и Сидоров.

М у х и н (засмеялся). Откуда ты взялась, такая?

Р е г и н а (обрадованно). Засмеялся наконец! Видишь, я все-таки не зря работала в цирке. Тебя как зовут, малыш?

М у х и н. Я не малыш. Меня зовут Геннадий. Геннадий Мухин.

Р е г и н а. Так вот, Генка, ты будешь представителем.

М у х и н. Каким представителем? Чего ты еще выдумала?

Р е г и н а. Я тебе все объясню. Мой отец нейрохирург. Он должен спасти одного хорошего человека. Нужно, чтобы он поехал на Алтай. Потому что этот человек сам приехать не может, у него потеряны все двигательные функции. Если я с отцом сама говорить буду, он откажет, а если представитель… Представь себе, специальный представитель приехал к Морозову за помощью — совсем другое дело.

М у х и н. А если он документы спросит?

Р е г и н а. Ему и в голову не придет.

М у х и н. Знаешь, во мне ничего… этого… актерского нету. И вообще — с какой стати?

Р е г и н а. Это святое дело — помочь человеку в беде.

М у х и н. А ты что, комбинат добрых услуг?

Р е г и н а. Если могу чем-нибудь помочь человеку, почему не помочь?

М у х и н. Баптистка?

Р е г и н а. Что же, по-твоему, только сектанты и способны на добрые дела?

М у х и н. На меня не рассчитывай. Я благотворительности терпеть не могу. Меня тошнит от нее. Видел я этих сердобольных. Ханжи. Ненавижу. Гестаповцы тоже… над мертвым воробушком слезы проливали.

Р е г и н а. Не пойдешь со мной к отцу?

М у х и н. Не пойду.

Р е г и н а. По-твоему, человек не может быть просто добрым?

М у х и н. Если даже и может, то и это ни о чем не говорит. С таким же успехом он тут же сделает какую-нибудь гнусность.

Р е г и н а. Кукушкин, ты заблуждаешься.

М у х и н. Я не Кукушкин!

Р е г и н а. Извини, забыла. Ты заблуждаешься, Сидоров. Я должна заставить отца отправиться на Алтай и спасти Мишу Кильчакова. И, представь себе, никакой корысти в этом нет.

М у х и н. Есть.

Р е г и н а. Какая?

М у х и н. Он кто тебе? Муж? Жених?

Р е г и н а. Никто. Совершенно чужой человек. Не угадал, Кукушкин. У меня это врожденное. Я еще в детском саду хотела стать Дедом Морозом. Или клоуном. Люблю, когда люди радуются, улыбаются, смеются.

М у х и н (с издевкой). Оптимизм — это нравственное здоровье.

Р е г и н а. Ты вроде моей мамы. Она во всем видит чьи-то козни, ей кажется, что весь мир только и думает, как бы ей чем-нибудь досадить. И отец-то ушел от нее, только чтобы доставить ей неприятность. И в институт я поступать не стала ей назло. Скучный ты человек, Кукушкин.

М у х и н. Перестань называть меня Кукушкиным. На твою мать я не похож. И никого ни в чем не виню.

Р е г и н а. А в чем ты кого-нибудь можешь винить?! Залез на чужую дачу, набил чемоданы, чуть не ограбил… Он, видите ли, никого ни в чем не винит!

М у х и н. Да, залез в чужую дачу, набил чемоданы и хотел ограбить. И готов за все отвечать. Иди на станцию, приводи этого Вареника. Я не убегу, не бойся. Буду сидеть и ждать.

Р е г и н а. Какого Вареника?

М у х и н. Милиционера здешнего. Иди в буфет на станцию, он там бухариков растаскивает. Иди, иди! Если не веришь, можешь меня запереть. А хочешь… вот, на! (Вытаскивает из кармана какую-то справку, протягивает ей.)

Р е г и н а. Что это?

М у х и н. Документ, удостоверяющий мою личность. Справка об освобождении. Возьми. Мне без нее деваться некуда. Держи, держи!

Р е г и н а. На что она мне?

М у х и н. Чтобы я не исчез, пока ты ходишь за милицией.

Слышен пронзительный свист.

(Испуганно.) Что это?

Р е г и н а. Чайник вскипел.

Мухин бежит на кухню. Регина разглядывает справку.

М у х и н возвращается с чайником.

Возьми свою бумажку.

М у х и н. Не пойдешь за Вареником? Пожалела? Веришь в победу доброго начала? Парень молодой, образумится, свое место в жизни отыщет, а если снова в колонию — кто знает, глядишь, и вовсе свихнется? Так, что ли?

Р е г и н а. Ну, а если и так?

М у х и н. Ахинея это все. Если человек способен совершить преступление, он его совершит рано или поздно. Если бы мне кто-нибудь накануне сказал, что меня завтра посадят… Когда мой директор узнал, что я сделал, его чуть кондрашка не хватил. Генка Мухин — на скамье подсудимых! Этого никто себе представить не мог. А мама?! Смешно — пошла к следователю и сказала: «Рубите мне руку, мой мальчик не мог это сделать». А мальчик сделал. Украл! Я, Генка Мухин, оказался вором! Обыкновенным вором.

Р е г и н а. Что было — прошло. Ты свое отсидел. Чего ты волнуешься? Кричишь?

М у х и н. Это ты меня вывела из равновесия своими дурацкими рассуждениями. Вот слушай, слушай. Тебе полезно послушать. В один прекрасный день… Нет, я лучше протокол допроса перескажу, я его слово в слово помню. Очень красочный документ. Лейтенант Голубев с моих слов записал. «Вечером 14 сентября я, Мухин Гэ Эс, вместе со своим двоюродным братом Мурзиковым Эл И и гражданкой Ковалевой Вэ Эн пошли посидеть в ресторан «Поплавок» без определенного повода. Всего было выпито: бутылка коньяка, бутылка водки и бутылка портвейна. Проводив гражданку Ковалеву до дому, мы зашли к ней на квартиру, где ее сосед Усманов Же Ка предложил выпить. Я пить не стал, а мой двоюродный брат Мурзиков Эл И выпил стакан зубровки. Выйдя из дома гражданки Ковалевой примерно в двадцать три часа, мы направились к метро. По дороге я заметил автомобиль «Волга» МОА пятнадцать-шестнадцать и предложил двоюродному брату Мурзикову Эл И довезти его до дома. Мурзиков ничего не ответил и сел на край тротуара, а я открыл ключом от служебной машины дверцу и залез в салон автомобиля «Волга». Открыв багажник, я взял оттуда электрический фонарик, снял плафон верхнего освещения салона и вынул прикуриватель. Фонарик и плафон сунул в карман, а прикуриватель оставил на сиденье. Почему оставил прикуриватель, объяснить не могу».

Р е г и н а. А правда, почему оставил?

М у х и н. А зачем я фонарик взял? Старый, помятый, с разбитым стеклом… Вот, перебила… Как же там дальше? Забыл. В общем, вылез я из машины, запер ее, представляешь себе, запер, — все чин чином, смотрю — братец лежит на тротуаре, одна нога в луже, и спит. Я его растолкал, поднял, пошли дальше. Опять вижу — стоят машины. И что же я делаю? Опять сажаю Левку на тротуар, а сам иду к машине «Москвич-четыреста восемь». А у меня три ключа. В гараже у нас у всех так. Сегодня на «Волге», завтра на «Москвиче». Залезаю в машину, на сиденье шерстяной плед в клеточку, а под пледом транзистор японский — роскошная «Соня», на три сотни ее потом оценили. Беру транзистор, запираю машину, поднимаю с асфальта Левку, идем к метро. У самого метро догоняет меня какой-то тип. «Где вы взяли приемник?» «Мой», — говорю. «А документы у вас есть?» — «Есть, пожалуйста». Даю паспорт. «Прошу, говорит, пройдите со мной в милицию». — «Не могу. У меня на руках брат, плохо себя чувствует, мне его домой надо доставить». Толпа образовалась, шум, милиционеры на мотоцикле прикатили. Погрузили нас в коляску — и в отделение. Левка сразу протрезвел с испугу: «Я ничего не знаю, ничего не видел…» А он и верно не видел. Потом следствие, суд, отягчающие вину обстоятельства.

Р е г и н а. Какие?

М у х и н. Сопротивлялся при аресте. Потом подфарник у меня нашли, изобразили, как вроде я казенное имущество взял на продажу. А я их хотел отхромировать, приятель попросил… На суде я произвел самое неблагоприятное впечатление — вроде хитрю, изворачиваюсь. Зачем сопротивлялся? Не знаю. Почему сказал — мой транзистор? Не знаю. Зачем его взял? Продать? Нет. А зачем? Не знаю. Почему прикуриватель не взял? Не знаю. Ну, сама посуди: кто этому поверит? Выпил лишнего, перебрал крепко. Но ведь, с другой стороны, я все помню. Не знаю только — зачем мне все это было нужно? Зачем мне этот фонарик китайский? На черта он мне?

Р е г и н а. Ничего удивительного. Пьяный человек не отдает отчета в своих поступках.

М у х и н. Ты так это понимаешь? А я по-другому. Опьянение не оправдание. Если я в состоянии опьянения мог украсть, это означает, что я мог украсть и в трезвом виде. Водка сыграла роль катализатора, придала мне смелости, стала стимулирующим средством и выявила то, что во мне заложено где-то глубоко, в подсознании. Совершенно ясно, что в моих генах есть какие-то затемненные участки, которые наконец обнаружили себя. Дожил до двадцати лет и даже не подозревал, на что я способен.

Р е г и н а. Обидно, конечно. Но унывать тебе нечего. Пойдешь работать. Через два года снимут судимость. И снова ты чистенький.

М у х и н. Розовый оптимизм. Полное незнание жизни. Пойми. Все люди, все, кто меня окружал в прежней жизни, не могут ко мне относиться, как раньше. Я ставлю себя на их место, и, честно тебе скажу, придет такой Мухин ко мне, я ценные вещи постараюсь припрятать. Да и не хочу их никого видеть — не хочу их сочувствия, подозрений, косых взглядов.

Р е г и н а. Поезжай в другой город, где тебя не знают.

М у х и н. Начать новую жизнь, да? Привет от Белого. Ну, допустим. Приезжаю. Иду в милицию, получаю паспорт. Устраиваюсь на работу. В отделе кадров заглядывают в паспорт, а там черным по белому: «Выдан на основании справки об освобождении». Сдаю тот же паспорт на прописку, управдом обнимает меня, лобызает: «В нашем доме только вас и не хватало». А на другой день все жильцы врезают новые замки и обходят меня за версту.

Р е г и н а. Глупости говоришь, Мухин. Люди становятся на ноги и после более серьезной травмы.

М у х и н. А у меня травмы нет. У меня трезвое понимание того, что произошло. Если я, Генка Мухин, смог однажды украсть, значит, в принципе я способен на это, значит, могу украсть еще раз и еще. Следовательно, я не властен над собой. И люди, которые снова в меня поверят, люди, которые ко мне, может быть, даже привяжутся, будут оскорблены в своих лучших чувствах. Зачем все это нужно?! Я потерял всех. Я не могу прийти к маме. Не могу. Она готова была за меня отдать руку… Да что руку, она жизнь бы за меня отдала. А папа? Я боюсь о нем даже думать. А Вика… эта самая гражданка Ковалева, из-за которой все это произошло… Вика… Как бы тебе объяснить?.. Она как натянутая струна, которая звенит от самого легкого прикосновения… Даже не от прикосновения, а от колебания воздуха. Мне всегда было за нее страшно. Она воспринимает мир обнаженными нервами. Да что там говорить! Рядом с ней должен быть человек, на которого она сможет опереться, который сможет ее защитить… Первое время она мне писала. (Достает из кармана пачку писем.) Вот, видишь, целая пачка! Могу я к ней прийти?

Р е г и н а. Если ты ее любишь — должен!

М у х и н. Любит, не любит… Разве в этом дело? Я научился смотреть в глаза правде. Человек отнюдь не такое совершенное создание, как бы ему хотелось о себе думать. Может быть, просто надо понять себя, свои предрасположенности и не сопротивляться своей природе.

Р е г и н а. Так любит или не любит тебя эта самая… дрожащая струна?

М у х и н. Я запрещаю о ней так говорить.

Р е г и н а. Ладно, дело прошлое… ты свой год отсидел. Скажи, зачем ты все-таки взял эту проклятую «Соню»?

М у х и н (помолчав). Не знаю.

Р е г и н а. А я знаю. Ты хотел подарить эту роскошную «Соню» даме своего сердца. (Смеется.)

М у х и н. Что тут смешного?

Р е г и н а. Ты смешной. Это в тебе-то предрасположенность к преступлению? Да ты самый безобидный человек, которого я когда-либо встречала.

М у х и н. Я — безобидный агнец? И ты поверила всей этой трепотне?! Про автомобили, про гражданку Ковалеву… (Смеется.) Ты поверила? Тем лучше. Верь! Я — безобидный. Сейчас ты увидишь, какой я безобидный.

Мухин убегает, возвращается с двумя чемоданами.

Р е г и н а. Прекрати этот цирк.

М у х и н. Ты же любишь цирк. «Как дела, Пушкин?» — «Хорошо, Кукушкин!» Только это не цирк, Региночка. Совсем не цирк, девочка. Это жизнь. Се ля ви.

Р е г и н а. Отнеси чемоданы назад.

М у х и н. Бегу.

Мухин поставил чемоданы, взял Регину за руку.

Р е г и н а. Куда ты меня тянешь? Перестань!

М у х и н. Не сопротивляйся!

Мухин уводит Регину.

Г о л о с Р е г и н ы. Пусти! Что ты делаешь? Куда ты меня толкаешь?.. Тут какие-то ведра.

Слышен грохот, шум драки, звук запираемой двери.

Г о л о с Р е г и н ы. Мухин, открой! Не делай глупостей.

Возвращается М у х и н, растерянно смотрит на чемоданы. Входит Б е л ы й со множеством пакетиков и свертков.

Б е л ы й. А вот и я!

М у х и н. Живо, бери чемоданы!

Г о л о с Р е г и н ы. Мухин… дурачок… Открой!

Слышно, как Регина бьет кулаками по двери.

Б е л ы й. Где она?

М у х и н. Я ее запер в кладовке. Бери чемоданы.

Б е л ы й. Опасно, Мухин. Меня Вареник на станции вроде как заметил…

М у х и н. Сдрейфил?

Б е л ы й. Двум смертям не бывать. (Уходит наверх.)

Г о л о с Р е г и н ы. Мне наплевать на чемоданы, мне тебя жалко, дурак несчастный. Открой, слышишь?

М у х и н. Нечего меня жалеть. На этот раз я знаю, что делаю!

Возвращается Б е л ы й с чемоданами.

Б е л ы й. Боюсь, что Вареник меня все-таки узнал. В гастрономе нос к носу столкнулись.

М у х и н. Как хочешь. (Поднимает чемоданы, идет к выходу, останавливается, ставит чемоданы, стоит задумчиво.)

Б е л ы й. Хозяйка! Я тут на столе сдачу оставляю.

Г о л о с Р е г и н ы. Да откройте же, наконец!

Из-за двери доносятся женские голоса.

П е р в ы й г о л о с. Там кто-то есть.

В т о р о й г о л о с. Неужели они приехали?

Мухин бросает чемоданы, убегает наверх. Входят В и к а и Л ю д а.

В и к а (певучим голоском). Вы уже приехали?

Б е л ы й (растерянно). Приехали.

Л ю д а (подозрительно). Погоди, Вика. (Белому.) Вы кто?

Б е л ы й. Мы-то известно кто. А вы кто?

Л ю д а. Мы кто? Она хозяйка этой дачи.

Б е л ы й. Хозяйка? Здравствуйте-пожалуйста, еще одна хозяйка. Сколько же вас тут, хозяев?

Из кладовой доносится грохот падающего корыта, слышен треск. Вбегает Р е г и н а в халате, в купальной шапочке.

Р е г и н а (стряхивая пыль). Фу, пылища какая! (Чихает.)

Л ю д а. Это еще что за чуперадло?

Б е л ы й. Хозяйка!..

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Р е г и н а (чихает). Где он? Где этот балбес? Сейчас он получит по шее. (Чихает.) Девочки… Вам кого надо, девочки?

В и к а. Мы… Я, собственно говоря…

Л ю д а. Как это кого нам надо?! (Показывает на Вику.) Она пришла на свою дачу, а вы спрашиваете, кого нам надо. Несусветная наглость! Забрались на чужую дачу, нацепили ее халат, напялили мою шапочку. (Закуривает сигарету.) Что вы там делали, в кладовке?

Р е г и н а. Простите, но вы ошиблись адресом. (Вике.) Это не ваша дача. Это дача моего отца.

Л ю д а. У него нет дочери.

Р е г и н а. У моего отца… нет дочери?!

Л ю д а. У твоего отца, может быть, и есть, а у ее мужа нету. (Белому.) Поставьте чемоданы. Поставьте. Куда вы их тащите?

Б е л ы й. Вы сначала промеж себя разберитесь, кто у вас тут хозяйка, а потом уж решим, что делать с чемоданами.

Л ю д а. Поставьте. Я вам сказала — поставьте!

В и к а (певуче). Мамочка, а может быть, это и есть… Жора? (Белому.) Вы — Жора?

Б е л ы й. Я? Жора.

В и к а. Вот видишь. Вы один? Где же Иван Игнатьевич?

Б е л ы й. Иван Игнатьевич?!

Л ю д а. Чего вы удивляетесь? Иван Игнатьевич, профессор Кривошипов. Ее муж.

Б е л ы й (Регине). Я же тебе говорил, объяснял, можно сказать: Кривошипова дача, Ивана Игнатьевича! Я этого Эйнштейна сразу признал!

Л ю д а (Регине). Ну, а ты-то кто? Кто твой отец?

Р е г и н а. Мой отец профессор Полозов. Сергей Петрович Полозов.

В и к а. Друзья мои, это недоразумение. (Регине.) Все путают наши дачи. Из-за нашей нерадивости мы не можем исправить номер. Наша дача девятнадцатая, а ваша девятая… Но единичка у нас стерлась…

Р е г и н а. Но ведь папина дача… крайняя?

Л ю д а. Когда она была крайняя?

Р е г и н а. Я была здесь семь лет назад.

Л ю д а. Семь лет назад, может, и была крайняя. Ваша дача, деточка, дальше, по этой же стороне. Ну, с тобой разобрались. (Белому.) Теперь с вами. Куда вы тащите наши чемоданы?

Б е л ы й. Ваши?

Л ю д а. Наши.

Б е л ы й (Люде). С вами потом. (Вике.) Вы меня, конечно, извините, красавица, ей (показывая на Регину) вы можете баки заливать, а мне без пользы. Я супругу Ивана Игнатьевича исключительно хорошо знаю, Варвара Даниловна по имени-отчеству. По годочкам раза в три постарше вас будет.

Л ю д а. Была Варвара Даниловна, а теперь Виктория Павловна!

В и к а. Понимаю, Жора… Вы знали Варвару Даниловну… Но она покинула Ивана Игнатьевича почти два года назад… (Открывает сумочку, достает паспорт.) Чтобы вы не сомневались, вот мой паспорт, взгляните, пожалуйста. Там есть штамп. (Отдает паспорт Белому.)

Л ю д а (берет паспорт у Белого, отдает Вике). Спрячь!

В и к а (снова дает паспорт Белому). Жора не верит… пусть убедится.

Б е л ы й. Все в аккурате.

Р е г и н а. Вечно я влипаю, как кур в ощип. (Вике.) Вы меня извините, я переоденусь и уйду. (Уходит.)

В и к а. А где же Иван Игнатьевич?.. Он должен был приехать с вами?

Б е л ы й. Иван Игнатьевич?.. Хотел приехать. А потом раздумал. «Езжай, говорит, у меня еще тут кой-какие дела».

В и к а. Какие дела? Он собирался приехать с вами.

Б е л ы й. Так и есть. Мы уж в машину сели. Он — рядом с шофером, я — сзади.

Л ю д а (подозрительно). Вы разве на легковой?

Б е л ы й. Зачем на легковой? На грузовой. Игнатьич с шофером, а я в кузове… Только сели, а тут секретарша выбегает.

В и к а. Эрна Генриховна?

Б е л ы й. Она самая. «Вас, говорит, директор вызывает».

В и к а. Какой директор? Вы что-то путаете, Жора. Иван Игнатьевич, как главный врач, сам является директором клиники.

Б е л ы й. Ах, да, не директор… это… из министерства какой-то тип приехал. Ну, он и остался. «Езжай, говорит, Жора, один, там супруга тебя встретит».

Л ю д а. Вы шкаф к перевозке подготовили?

Б е л ы й. Шкаф? А как же! Подготовили. От вещей освободили. Пустой стоит. А вещички вот… в чемоданы сложили. Чин чинарем.

Л ю д а (все еще недоверчиво). А где ваша машина?

Б е л ы й. Машина? Бензин кончился. Я шофера отпустил… заправиться. А мы пока со шкафом занимались, вещички складывали.

Л ю д а. Вы разве не один?

Б е л ы й. Нас двое.

В и к а. Двое? Где же второй?

Сверху спускается М у х и н.

М у х и н. Это я второй, Вика.

Л ю д а. Генка?!

В и к а. Генка? Ты?.. Что ты тут делаешь?

М у х и н. Принимаю участие в ограблении вашей дачи. Дай закурить.

Б е л ы й. Ты чего представляешься, чего мелешь? Они поверить могут. Мы только-только разобрались, а ты снова здорово.

В и к а. Я думала… ты еще… там.

М у х и н. Как видишь, я уже здесь.

Входит Р е г и н а.

В и к а. Что ты тут делаешь? Ты разыскивал меня?

М у х и н. Если я не заслуживаю твоего доверия, спроси у нее. (Показывает на Регину.) Она подтвердит: мы грабили твою дачу.

Р е г и н а. Не верьте ему! Мы с ним поспорили, вот он теперь доказывает. Дурачок…

Л ю д а. Что он доказывает?

Р е г и н а. Теорию свою доказывает… дурацкую.

М у х и н (Регине). Ладно, иди! Иди!

Р е г и н а. Никуда я отсюда не пойду. Я — свидетель.

М у х и н. Какой ты свидетель! Что ты обо мне знаешь? Я хотел ограбить эту дачу!

Б е л ы й. Неуравновешенный какой-то, просто псих. Да не слушайте его, шкаф-то неподъемный, одному не управиться, я и прихватил его подмогнуть.

М у х и н. Ложь! Ни слова правды! Ты привел меня сюда, к мифической Антонине. Где она, твоя Антонина? Тоня-Тонечка?! Ее и на свете не существует.

В и к а. Гена, ты заблуждаешься. Жора, очевидно, имеет в виду нашу домработницу Тоню.

Б е л ы й (торжествующе). А то кого же! Тоньку Клягину! Ее! А ты не верил!

М у х и н. Жора? Какой он Жора? Он Митя.

Б е л ы й. Ну и что, что Митя? В паспорте Митя, а все зовут Жорой!

М у х и н. Митя… Жора… Тоня… Я, кажется, сойду с ума.

Л ю д а. Слава богу, разобрались — и ладно. Как вы считаете, Жора, можно ли вынести шкаф или придется разбирать?

Б е л ы й (почесав в затылке). Да это как сказать… Поглядеть надо, примериться.

Л ю д а. Пойдемте посмотрим.

Б е л ы й. Пойдемте. (Неуверенно покосился на Мухина.) Я сейчас.

Белый и Люда уходят наверх.

Р е г и н а. Ну что, Кукушкин, утих?

М у х и н. Слушай, ты, карета «скорой помощи», что ты ко мне привязалась?! Кто я тебе?! Кто ты мне?! Я тебя первый раз вижу!

Р е г и н а. Кукушкин, ты обнаглел!

М у х и н. Запомни раз и навсегда — я тебе не Кукушкин. (Вике.) Скажи ей, чтобы она исчезла, испарилась, аннигилировалась.

Р е г и н а. Я понимаю, тебе необходимо объясниться с гражданкой Ковалевой. (Берет свой чемодан.) Хорошо, я исчезаю. Но ненадолго. (Уходит.)

В и к а. Скажи правду, Гена… ты здесь потому, что разыскивал меня?

М у х и н. Нет, не потому.

В и к а. Ты действительно приехал с этим… Жорой?

М у х и н. Да, с Жорой. А ты? За шкафом приехала?

В и к а (скорбно). Гена… Геночка… Неужели прошел только год?

М у х и н. Это много или мало?

В и к а. Целая вечность.

М у х и н. Вышла замуж?

В и к а. Да, Гена. (Вздохнула.)

М у х и н. За профессора?

В и к а. Да, Гена. (Снова вздохнула.)

М у х и н. А как же Мурзиков?

В и к а. Он иногда заходит. А ты, Гена… как ты провел этот год?

М у х и н. Прекрасно жил. Простой, здоровой жизнью. Колония, в сущности, мало чем отличается от обыкновенной жизни. Так же ходят на работу, в кино, на политзанятия. Кружки есть. Художественная самодеятельность: хочешь — пой, хочешь — рисуй. Трехразовое питание. Зарплату на сберкнижку переводят. Все как у людей, разве что воли нет… Нельзя за ворота выйти. Профессию новую освоил — шлифовальщик.

В и к а (сочувственно). Но тебя окружали настоящие преступники?

М у х и н. Разные люди окружали. Как, впрочем, и всюду. А Мурзиков все никак от тебя не отстанет? Ты замуж вышла, а он все ходит. (Беззлобно.) Фальшивый он человек.

В и к а. Почему фальшивый?

Мух ин. На предварительном следствии правду говорил, а на суде такое понес… сама слышала. Будто я сказал: «Транзистор загоним». Да если б и сказал, что он мог слышать? Лежал в грязной луже, пузыри пускал.

В и к а. Он до сих пор переживает. Он испугался.

М у х и н. Пусть живет. Мне он неинтересен.

В и к а. Почему ты не отвечал на мои письма?

М у х и н. А что было отвечать? Жаловаться на несправедливость? Не было оснований. Сетовать на судьбу? Бессмысленно.

Входит Б е л ы й с сантиметром в руках.

Б е л ы й. Восемьдесят пять сантиметров… По ширине вроде проходит. (Уходит.)

В и к а. Ты не отвечал на мои письма… и я поняла, что ты меня разлюбил.

М у х и н. Правильно поняла. Только я-то думал, что ты выберешь Мурзикова.

В и к а. Мурзиков? Мы ходили на каток, танцевали… Но ведь это все… детство.

М у х и н. А твой профессор — уже не детство?

В и к а. Да, мой профессор — это не детство. Ты правильно сказал: все, что было до этого… было детство…

М у х и н. Почему ты не пришла на свидание… после приговора?

В и к а. Мне сказали, что ты свидание отменил.

М у х и н (кивнул). Боялся, что будешь… жалеть меня.

В и к а. На суде ты не смотрел в мою сторону.

М у х и н. Видел я тебя. Боковым зрением.

В и к а. Ты не думай, пожалуйста, что я вышла замуж потому, что тебя не было рядом… или потому, что я… разочаровалась в тебе. Просто я почувствовала к этому человеку такое, чего не испытывала никогда. Высокий, в белом халате, он приходил в аудиторию и читал свои лекции. А я не могла ничего записывать. Я только смотрела на него и слушала. Смотрела и слушала. И не понимала, о чем он говорит, я просто слушала его голос.

М у х и н (насмешливо). У него лирический тенор или драматическое сопрано?

В и к а. Как ты нехороши говоришь, Гена! (Обиженно отвернулась.)

Входит Б е л ы й.

Б е л ы й. Высота… без малого два метра. По высоте… тоже проходит. (Вике.) Шкаф, красавица, разбирать не будем, так вынесем. (Мухину, тихо.) Пора рвать когти.

М у х и н (так же тихо). Рви сам.

Белый уходит наверх.

В и к а. Что он тебе сказал? Он торопится?

М у х и н. Да, спешит. Нет, Вика, я не искал тебя. И в мыслях не было. Я для себя решил — из прежней жизни никого видеть не хочу. И тебя не хотел видеть… и маму. Даже подумывал, если можно, имя сменить… и фамилию. А ты, выходит, теперь замужняя женщина. Жена профессора Кривошипова. Су-пру-га…

В и к а. Мне и самой не верится. Все произошло так внезапно… Он остановил меня после занятий и спросил: «Ковалева, почему вы не записываете мои лекции? У вас феноменальная память?» А я стою, не могу произнести ни единого слова. А он… все сразу понял. Я почувствовала, что он все понял, потому что он покраснел. Представляешь себе, покраснел, смутился.

М у х и н. Да нет, нет, все нормально. Какие у меня могут быть к тебе претензии? Было бы смешно. Люди живут бок о бок, сходятся-расходятся, а тут целый год… ждать какого-то уголовника.

В и к а. Зачем ты так говоришь?

М у х и н. А так оно и есть. Если бы ты меня ждала, это было бы противоестественно. Слава богу, не на фронт уехал, сражаться за родину. Несколько иная ситуация, я бы сказал. Ну, допустим, ты бы меня ждала. И вот я явился. Мы решили пожениться. Приходим в загс. Берут наши паспорта. Шлепают штампики. Директор этих бракосочетаний произносит речь: надеюсь, дорогой товарищ жених, в дальнейшем с вами никаких эксцессов происходить не будет, дескать, надеемся, что вы завязали и больше воровать не станете.

В и к а. Ой, Генка, Генка… Ну зачем тебе понадобился этот злополучный транзистор?

М у х и н. А ты не догадываешься?.. Да нет, дело не в транзисторе. Дело в том, что ты просто меня совсем не любила.

В и к а (обиженно). А ты сам? На суде — ни одного взгляда в мою сторону! Я бегу сломя голову на свидание — мне говорят: «Он вас не хочет видеть». Я, как дурочка, чуть не каждый день пишу письма… Ни строчки в ответ! Может быть, если бы ты написал мне хоть строчку… я бы ждала тебя не год, а два… пять… не знаю, сколько.

М у х и н. Зачем я взял с собой Мурзикова в тот вечер? Если бы мы были вдвоем, все было бы по-другому… Нет, конечно, я тебя не разыскивал… я ведь ничего не знал, что ты замуж вышла и что на твоей даче окажусь… Но повидать тебя хотел… тебя и больше никого, потому что мне не с кем больше посоветоваться.

В и к а. О чем?

М у х и н. У меня настроение, Вика… хуже, чем на скамье подсудимых. Там была ясность: посадят — буду сидеть. А сейчас… Смешно сказать — целый год думал, не мог придумать, куда мне из колонии податься. А когда спросили, на какой город выписывать документы, назвал Лодейное поле. А почему Лодейное поле — сам не знаю. С детства название запомнилось. А в общем, если без вранья, я все-таки хотел, чтобы ты меня дождалась.

Сверху спускается Б е л ы й, за ним Л ю д а.

Б е л ы й (возбужденно). Ну и дела! Ну и дела! Слушай, Мухин, вот Людочка говорит…

Л ю д а. Не называйте меня Людочкой.

Б е л ы й. Извините. Вот Людмила Васильевна… Слушай, она не врет?!

М у х и н. Что… не врет?

Б е л ы й. Ну, что эта вот… хозяйка, дочь ейная, твоя баба?

Л ю д а. Ничего подобного я вам не говорила. Сказала только, что они вместе учились. (Закуривает.)

Б е л ы й. А что у них была любовь, не говорила?

Л ю д а. Во всяком случае, я вам не говорила, что она его «баба».

Б е л ы й. За грубое слово, конечно, извините, только это дела не меняет. Ну, Мухин, не ожидал от тебя. Прямо тебе скажу — удивил. Ты сам парень из себя ничего, не так, чтобы уж очень видный, но ничего… А Виктория Павловна, прямо скажу, артистка, ей только в кино сниматься, королеву Шантеклера исполнять. Как же ты, Мухин, такую бабу упустил?

М у х и н. Уходи, Белый, убирайся отсюда!

Б е л ы й. Уйду. И тебе советую.

М у х и н. Иди сам. Нам с тобой, Белый, все равно не по пути.

Б е л ы й. Со мной не по пути? А с кем тебе по пути? (Показывая на Вику.) С ней, что ли?! Учти, Мухин, ты для нее теперь — тьфу, ты ей теперь, как рыбе зонтик…

В и к а. Как вы смеете… Кто вам позволил разговаривать в таком тоне… с моим другом?

Б е л ы й. Друг?.. Понял, Мухин, кто ты есть? Понял, на какую роль тебя поставили?! Другом у них будешь.

М у х и н (сдерживая себя). Ты торопился, Белый. Иди. Не задерживайся. Не испытывай судьбу.

Б е л ы й. За меня не переживай, за себя побеспокойся. Эх, Мухин, Мухин… Жаль мне тебя. Увидел свою кралю и раскис. Она тебя продала, а ты…

Л ю д а. Перестаньте его дразнить, Жора! Хватит…

Б е л ы й. Нет, Людмила Васильевна, я его не дразню. Он еще зеленый, жизни не знает, надо ему глаза открыть.

Л ю д а. На что вы хотите ему открыть глаза?!

Б е л ы й. Я, Людмила Васильевна, такой человек… исключительно правду люблю. Всю жизнь за нее страдаю. У меня, можно сказать, чувство справедливости особенно развито. (Вике.) Вот скажи мне, красавица… только по совести. Как на суде. Перед тем, как его замели, была у вас любовь?

В и к а. Я не желаю отвечать вам. Вы наглец!..

Б е л ы й. Была!

Л ю д а. Белый, перестаньте!

Б е л ы й. Была! Да сплыла. Парню шьют срок. Везут в колонию. А ты знаешь, что такое колония?! Это не у тети в гостях. Пирогами не кормят. Работать заставляют. Норму требуют. А не сделаешь норму, пайку срезают. Что не так — в карцер!

М у х и н. Белый!

Б е л ы й. Что — Белый?! Ты сам бедствуешь, все силы производству отдаешь, а она, извини, заместо того, чтобы тебя ждать, замуж выскочила. И не то чтобы за какого-нибудь работягу… на что он ей, работяга… профессора подловила!

В и к а. Вы негодяй, Жора! (Убегает наверх.)

Б е л ы й. Правда, она всегда глаза колет.

М у х и н. Ты ее оскорбил. Она его действительно полюбила.

Б е л ы й. Ты, Мухин, идеализмом страдаешь. В повседневной жизни опыта не имеешь.

М у х и н. Кто ты такой, чтобы меня учить?

Б е л ы й. Я? Я человек простой. (Люде.) Грузчик я, или, попросту говоря, такелажник. Сестра у меня, Наташа, знатная доярка, каждый божий день затемно встает, на ферму спешит, своих холмогорок доить… К чему это я? Ах, да… Я человек простой… Что бы я сказал, если бы меня, скажем, на суде спросили?

М у х и н. Уходи, Белый. (Взорвался.) Да уйди же ты, наконец!

Б е л ы й. Граждане судьи! Посмотрите на этого юношу. Что с ним сделали?! Обокрали его, ободрали как липку. Эта на вид невинная, симпатичная, можно сказать, женщина, украла у него самое дорогое, что может быть у человека, — она похитила у него веру в людей. (Мухину.) Вот ты говоришь, она своего профессора полюбила! Лжа все это, самая что ни на есть вопиющая лжа! Как это может такое быть, чтобы молоденькая красоточка да вдруг старика полюбила?!

Л ю д а. Жора, что вы понимаете в женщинах?

Б е л ы й. Я? Это я не понимаю в бабах?! Да я… Да вы знаете, сколько у меня их было?!

Л ю д а. Сколько бы ни было, все равно ничего не понимаете.

Б е л ы й. А что в вас понимать?! Баба так от века устроена — только свою выгоду извлекать. Вы меня извините, Людмила Васильевна, насчет вас не касаюсь, но доченька ваша… Кто она была, спрашиваю я вас, и кто она теперь есть? Была материально не обеспеченная студентка, а стала профессоршей. (Мухину.) Что на меня глаза вылупил? Ты сам прикинь: что она у той, прежней, у Варвары, изо рта вытащила?! (Люде.) Квартира у них сколько комнат?

Л ю д а. Четыре.

Б е л ы й. Машина есть?

Л ю д а. «Волга».

Б е л ы й. Дачу сам видишь. И жалованье ему государство приличное выплачивает за его полезную для народа деятельность. Вот теперь и гляди сам, что получается. Иван Игнатьевич на свою медицину всю долгую жизнь положил, трудом своим героическим, горбом, можно сказать, все это добро нажил. А твоя краля… приходит на все готовенькое. Я так скажу, граждане судьи: если по совести разобраться, судить ее надо за кражу со взломом. Опутала старика, заманила в свои сети.

М у х и н. Врешь. Все врешь. Я не верю ни единому твоему слову.

Б е л ы й. Не веришь? Ну и не верь. Еще вспомнишь Белого. Еще поймешь, кто тебе друг. Прощевайте, Людмила Васильевна. Не поминайте лихом.

Л ю д а. Нет, Жора, вы не уйдете, пока не погрузите шкаф. Нам без вас не справиться.

Б е л ы й. Вот Мухин остается. Он поможет.

Л ю д а. Вы что, смеетесь? Разве он один поднимет такую тяжесть?

М у х и н. Подниму.

Л ю д а. Надорвешься. (Белому.) Вот что, Жора, лучше вы выпейте коньяку…

Б е л ы й. Коньяку нету, я глядел.

Л ю д а. Есть. (Достает из сумки бутылку коньяку, передает Белому.) Откройте, пожалуйста. А вы, Жора, не боитесь, что я передам Ивану Игнатьевичу ваше мнение о его жене?

Б е л ы й (выпивает). Какое там мнение? Чего я такое сказал? Это ж я ему говорил. А вам я так скажу… Лично я вашу дочь, как говорится, очень даже уважаю… законно, можно сказать, себя на всю жизнь обеспечила. А ты, Мухин, не убивайся. Найдешь другую. Чего-чего, а этого добра хватает.

Люда бьет Белого по щеке.

Ух ты! Рука крепкая, как у моей маменьки.

Л ю д а. Сядьте и сидите. И помолчите, вы мне надоели!

М у х и н. Скажите мне, Люда, Вика вышла за этого… Кривошипова… по любви или…

Л ю д а. Ну что, что «или»?

М у х и н. Вы сами понимаете, о чем я говорю.

Л ю д а. Да, по любви, Геночка… Но ведь, насколько мне известно, у вас с Викой, в сущности, ничего не было.

М у х и н. То есть как… ничего не было?

Л ю д а. Вы даже, извините меня, не целовались…

Б е л ы й. Я пойду погляжу… Вроде машина подошла.

Л ю д а. Сидите, Жора, шофер сам зайдет.

Б е л ы й. Сидите, сидите… Мне каждая минута дорога. (Выпивает еще рюмку.)

М у х и н. Так. Понятно. Выходит, между нами ничего не было…

Л ю д а. Что поделаешь, Гена. Вероятно, в тебе чего-то недоставало.

М у х и н. Чего недоставало?

Л ю д а. Откуда я знаю… И зря ты затеял весь этот маскарад.

М у х и н. Какой маскарад?

Л ю д а. Зачем выдавать себя за грузчика, подкарауливать Вику на даче?!

М у х и н. Я оказался здесь совершенно случайно.

Л ю д а. Вика, может быть, тебе и поверила, но я… Ну, признайся: сколько дней ты ее здесь караулишь?

М у х и н. Говорю вам, я не знал, что это ее дача. Понятия не имел, что она вышла замуж.

Л ю д а. Теперь ты все знаешь. Почему же не уходишь?

М у х и н (растерянно). Не ухожу?

Л ю д а. Вот тебе мой совет, дружочек. Исчезни. Да поживее. Потому что ничего хорошего ты здесь не дождешься.

М у х и н. Вы правы… Как говорится, инцидент исчерпан… (Надел кепку.) Позовите ее, я с ней попрощаюсь… Или нет, не надо. (Идет к двери, останавливается.) Перед тем, как уйти, я хотел бы задать вам вопрос. Кто вам сказал, что между нами… ничего не было? Она сама? Вика?

Л ю д а. Твой двоюродный брат Мурзиков.

М у х и н. Мурзиков?.. Вездесущий, всезнающий, всюду проникающий Мурзиков? Откуда он может знать, что между нами было и чего не было?! Ладно, он мне неинтересен.

Л ю д а. Почему же? Он тебе должен быть интересен. В тот злополучный вечер вы были оба в одинаковом положении. Но, заметь, транзистор украл не он, а ты.

М у х и н. Он был мертвецки пьян, он валялся в луже.

Л ю д а. Иногда лучше пять минут поваляться в луже, чем год сидеть в колонии. А ты знаешь, что его статья «Кризис буржуазного индивидуализма» напечатана в университетском сборнике? Твой Мурзиков, который валялся в луже, даром времени не терял.

М у х и н. Он фальшивый человек.

Л ю д а. Возможно. Но он в полном порядке, дружок, а ты? Ну, хорошо, Вика дождалась бы тебя, что бы ты ей мог предложить?!

Б е л ы й (захмелев). Чего он ей может предложить? У него и хазы-то своей нет. Сирота!

М у х и н. Если люди относятся друг к другу по-человечески, этот вопрос не может даже возникнуть. Почему я должен ей что-то предлагать?! Вика, она же не такая…

Л ю д а. А какая?

М у х и н. Она не хищница.

Л ю д а. Взгляни на меня. Похоже, что у меня взрослая дочь?

Г е н к а (растерянно). Я же знаю, что у вас дочь.

Л ю д а. Знаешь. А люди, которые видят нас с Викой в первый раз, уверены, что мы просто подруги. Мне тридцать восемь лет, а мне не дают больше двадцати пяти. Быть женщиной, настоящей женщиной, — это большое искусство. Если бы я поддавалась первому порыву, жила, доверяясь только чувству, я давно бы была не Людой, а Людмилой Васильевной, не женщиной, а старухой… Вика моя дочь. Она никогда не связала бы себя с таким ребенком, как ты.

Г е н к а. С таким ребенком?..

Б е л ы й (вздохнув). Тоня-Тонечка… Цветик ты мой семицветик… (Засыпает.)

Л ю д а. Красивая женщина, и это вполне естественно, хочет хорошо одеваться. Ей нужен комфорт. Ты можешь предоставить ей комфорт?

М у х и н. Вы хотите сказать, что она элементарно продалась за тряпки?!

Л ю д а. Не груби, Гена!.. Кривошипов человек незаурядный. Личность. Ты можешь о себе сказать, что ты личность? Нет. А он личность. Когда от него ушла жена, все девчонки с Викиного курса влюбились в него. И Вика тоже.

М у х и н. Влюбилась, когда ушла жена?!

Л ю д а. Как раз в это время он начал читать свои лекции. И любая из них пошла бы за него замуж.

М у х и н. За него? Или за его квартиру, машину, дачу?

Л ю д а. За него. С его квартирой, машиной, дачей, с его положением.

М у х и н. Но ведь это отвратительно… это безнравственно!

Л ю д а. Безнравственно, если не любить.

М у х и н. А Вика?

Л ю д а. Чего ты допытываешься, дружок? Кто в этом может разобраться? Где кончается расчет и начинается чувство? Как ты знаешь, я вдова. У меня есть один друг, аспирант. Ухаживает за мной второй год, мечтает жениться. Но когда я смотрю на его обтрепанные брюки, когда я думаю о том, что он никогда не защитит свою диссертацию… не потому, что не хватит ума или таланта, а потому, что он безалаберный, вечно будет помогать другим и презирать личную выгоду… с этим ничего не поделаешь, он такой человек… Скажу тебе откровенно, замуж за него я не пойду.

М у х и н. Собственно, удивляться тут нечему. Если я оказался обыкновенным вором… Я ухожу. Скажите, что я желаю ей счастья… И попросите, чтобы она никому не говорила, что видела меня. Ни Мурзикову, ни моей маме, никому. До свидания, Людмила Васильевна. (Протягивает руку.)

Л ю д а (пожимая руку Мухину). Передам. Счастливо, Гена! (Уходит наверх.)

М у х и н (Белому). И ты уходи. А то появится хозяин, выяснится, что ты никакой не Жора…

Б е л ы й (сонно). Жора? Какой еще Жора?

М у х и н. Проснись, Белый, слышишь, проснись!

Входит К р и в о ш и п о в, высокий, элегантно одетый старик.

К р и в о ш и п о в. Добрый вечер, молодой человек. Кто вы, простите?

М у х и н. Я… я здесь случайно…

К р и в о ш и п о в. Так-с… А девочки уже пожаловали?

М у х и н. Девочки?.. (Показывает наверх.) Они там.

К р и в о ш и п о в (потирая руки). Превосходно. Значит, девочки уже здесь. Так-с, так-с. И все-таки, не сочтите за бестактность, я бы хотел знать, кто вы такой, молодой человек!

М у х и н. Я — Мухин. Геннадий Мухин.

К р и в о ш и п о в. Мухин?

М у х и н. Вам ничего не говорит это имя?

К р и в о ш и п о в. Признаться, нет. Мухин? Фамилия известная. А вы, простите… вы не имели родственного отношения к знаменитому виолончелисту Мухину? Он был когда-то моим клиентом…

М у х и н. Это мой дедушка. Двоюродный.

К р и в о ш и п о в. Какой был человечище! В его руках виолончель оживала — дерево пело. Да… подумать только, я всего на два года старше… а его уже давно нет.

М у х и н. А про меня, Геннадия Мухина, вы ничего не знаете?

К р и в о ш и п о в. Каюсь, молодой человек, ничего.

М у х и н. Виктория Павловна вам ничего обо мне не рассказывала?

К р и в о ш и п о в. Викочка?.. Что-то не припомню.

М у х и н. Сколько вам лет?

К р и в о ш и п о в. Для первого знакомства ваш вопрос несколько странен, даже бестактен, но, поскольку вы не женщина, я вам открою эту тайну. Мне стукнуло в июле семьдесят восемь. Но никто не дает мне больше семидесяти.

М у х и н. И в таком возрасте вы решились… жениться?

К р и в о ш и п о в. Викочка вам все рассказала?

М у х и н. Да, Викочка мне все рассказала.

К р и в о ш и п о в. А почему это вас так волнует?

М у х и н. Потому, что в вашем возрасте поздно жениться.

К р и в о ш и п о в. О, молодой человек, вы отстали от жизни! В наше время это не редкость! Один знаменитый артист в преклонном возрасте не только женился, но и сумел стать отцом двух поразительно красивых девочек! Что же касается меня… Я, увы, не молод… И, сами понимаете, нуждаюсь в уходе. Я не могу бегать по столовкам и ресторанам. К тому же мне необходима диета, я люблю домашний стол, хотя дома бываю редко, урывками, — такова моя деятельность. Посудите сами — имею я право на то, чтобы, когда я прихожу домой, меня встретила жена, хозяйка дома?

М у х и н. Короче говоря, вы нашли себе прислугу? Домашнюю работницу?

К р и в о ш и п о в. Нет, молодой человек, моя супруга хозяйка в моем доме! Конечно, квартира требует внимания, ухода… Тем более дача… Забот у нее достаточно… Но она всем этим занимается с удовольствием. Если бы вы посмотрели, как она поливает цветы, с каким терпением пропалывает грядки с клубникой. А почему, молодой человек, вас это так удивляет?

М у х и н. А вы, что ж… считаете свой брак… нормальным?

К р и в о ш и п о в. Да, безусловно! Юность жестока и бескомпромиссна. Вы списываете нас со счета, когда мы еще полны сил. Для вас пятидесятилетний человек глубокий старик, вы отказываете ему в праве одеваться по моде. В шестьдесят… вы считаете, что он зажился на этом свете. В семьдесят… вы удивляетесь, что он еще жив! А что вы скажете о Микеланджело, о Тициане, о Бернарде Шоу, об Уинстоне Черчилле, если хотите? Я уж не говорю о кавказских долгожителях! Да, молодой человек, я женился в семьдесят семь лет, и можете спросить мою жену… жалеет она об этом или нет. Она со мной счастлива, она обрела покой, уверенность в завтрашнем дне.

М у х и н. Хватит! Довольно! Вы нарисовали достаточно яркую картину… И если я еще сомневался, если я думал… мне казалось, что она… то теперь!.. (Расталкивая Белого.) Проснись! Взгляни на этого человека! Ты был прав! А я, как мальчишка, поверил ее глазам… поверил, что она, что они… (Бросается к лестнице, возвращается к Кривошипову.) Вы — Кривошипов?

К р и в о ш и п о в. Да, я Кривошипов… Но вы, вероятно, принимаете меня…

М у х и н. Я ничего не хочу слушать! Где она?! (Убегает наверх.)

Б е л ы й (просыпаясь). Похоже, я вздремнул. Эх, Тоня-Тонечка, где же ты, мой цветик-семицветик? (Разглядывает старика.) Папаша, как насчет коньячку? Тяпнем?

К р и в о ш и п о в (возбужденно). Что здесь, простите, происходит?! Кто этот сумасшедший юноша? Он, вероятно, принимает меня за Ивана. А вы? Кто вы такой?! Что вы здесь делаете?

Сверху слышится шум. Вбегает Л ю д а.

Л ю д а. Жора, скорее сюда! Помогите! (Убегает.)

Б е л ы й. Сейчас, папаша, одну минуточку. (Убегает наверх.)

Кривошипов наливает коньяк, пьет. Входит Р е г и н а.

Р е г и н а. Здравствуйте! (Преувеличенно серьезно.) Мне сказали, что у вас продается старинный шкаф красного дерева.

Сверху доносится шум.

К р и в о ш и п о в (поглядывая наверх). Да, есть такой шкаф. Но он не продается.

Р е г и н а (прислушиваясь к шуму). Простите, я, кажется, неудачно пошутила. Я — Регина. А вы кто?

К р и в о ш и п о в. Кривошипов. Что вы все на меня так смотрите?

Р е г и н а. Вот вы какой, оказывается. Сколько же вам лет?

К р и в о ш и п о в. Почему всех интересует мой возраст? Ну, много мне лет, много, а вам-то что?

Р е г и н а. Как же вам не совестно? Как вам не стыдно?! Знаете, кто вы? Вы… Вы развратный старик!

К р и в о ш и п о в. Почему? Почему я развратный старик?

Сверху сбегают В и к а, Б е л ы й и Л ю д а. Они с трудом сдерживают вырывающегося М у х и н а. В испуге Вика прижимается к Кривошипову.

М у х и н. Отпустите меня! Что вы меня держите? Я знаю, что делать. Я не боюсь никакого наказания! Пусть мне дадут новый срок. Мне терять нечего. Такие, как она, не имеют права жить. Их надо уничтожать. (Демонически смеется.) Взгляните на эту идиллию — она его полюбила! Она его за муки полюбила!

К р и в о ш и п о в (гладя Вику по голове). Викочка… Успокойся, деточка. (Белому.) Свяжите его! Людочка, в кладовой есть веревка для белья!

Люда убегает.

Р е г и н а. Гена, успокойся. Чего ты расстроился? Не стоит она этого!

М у х и н (вырываясь). Пусти!

Б е л ы й. Тебя пусти… Наделаешь беды, потом не расхлебаешь. Гляди-кося, как раздухарился. Подумаешь добра — бабы!

К р и в о ш и п о в. Молодой человек, это недоразумение, я вам сейчас все объясню. Моя фамилия Кривошипов, но это вовсе не означает…

М у х и н. Я не желаю вас слушать! Боже мой, раньше, когда-то, девушку, заливающуюся слезами, насильно вели под венец. Это была трагедия! А она… добровольно, сама кинулась в объятия… (Вырывается.) Пусти, Белый.

В и к а. Гена, милый, послушай… успокойся, я тебе все объясню.

М у х и н. Ты мне уже все объяснила!

Вбегает Л ю д а, помогает Белому связывать Мухина.

Р е г и н а. Зачем вы его связываете?!

Л ю д а. Не вмешивайся. Не видишь, что ли, он не в себе.

Белый усаживает Мухина на стул и привязывает его к спинке.

Р е г и н а. Что вы делаете? Он сейчас успокоится, и я его уведу.

М у х и н. Я не успокоюсь. Не успокоюсь до тех пор, пока…

Р е г и н а. Беда с тобой, Кукушкин.

М у х и н. Ты права, я типичный Кукушкин. Рыжий, клоун. Как говорили в старину — шут гороховый.

Входит в ы с о к и й ч е л о в е к с черным мужским зонтом. Вика бросается к нему.

В и к а. Иван, почему тебя так долго не было?.. Иван… (Плачет.)

К р и в о ш и п о в. Оказывается, Иван, твой отец просто развратный старик? (Регине.) Милая девушка, если я десять лет назад похоронил жену, а теперь женился на женщине, которой уже исполнилось шестьдесят… почему я (Мухину), молодой человек, растолкуйте, почему я старый развратник?

И в а н (оглядываясь). Кто эти люди? (Белому.) Вот вы, например, кто?

Б е л ы й. Мы, знаете ли…

Л ю д а. Иван Игнатьевич, разве это не Жора?

И в а н. Жора? (Подходит к двери, кричит.) Жора!

Входит Ж о р а, здоровенный детина в брезентовом плаще.

Ж о р а. Шофер говорит, бензин на нуле, я его отпущу заправиться.

И в а н. Отпусти.

Жора уходит.

Б е л ы й. Вообще-то я тоже Жора… но зовут меня Митей.

И в а н. Что же ты тут делаешь, Митя?

Л ю д а. Я, кажется, начинаю догадываться.

Б е л ы й. Ну и мерзавец ваш Колька Пупков, ну и негодяй…

И в а н. Пупков? Не тот ли проходимец, который вокруг нашей Антонины кружил? Его ведь посадили.

Б е л ы й. Точно. Пятерик получил. А он-то, Пупков, травил, будто он у вас тут… первый человек в доме. Про Эйнштейна рассказывал, про Антонину, привет вам наказывал передать. (Отступая к двери.) Ну, Пупков, ну, зараза! Вас так описывал… Профессор, то да сё, директор клиники… А вы, оказывается, и не старик вовсе… До свиданьица, желаю дальнейших успехов в личной жизни, а также успешной работы на благо трудящихся. Здоровеньки булы! (Убегает.)

И в а н. Откуда он взялся, этот Митя?

М у х и н. Мы пришли… вместе.

И в а н. А это кто такой? Почему он связав?

В и к а. Это Гена Мухин. Тот самый.

И в а н. Он убежал из заключения?

Р е г и н а. Нет. Его освободили. Досрочно. У него есть справка.

И в а н. Зачем же его связали?

К р и в о ш и п о в. Он хотел убить Викочку.

В и к а. Нет, Иван… Он просто… переживает… И когда он увидел Ивана Игнатьевича, он решил, что это ты… У него произошел стресс… Все-таки надо учитывать, что он целый год провел среди уголовников. При лабильности его нервной системы это не могло не сказаться. Ему надо отдохнуть. Подлечить нервы. А лучше всего… Иван, положи его в свою клинику.

М у х и н. Я совершенно здоров. Развяжите меня.

И в а н. Вот ты какой, Генка Мухин!

Входит Ж о р а.

Ж о р а. Где шкаф?

Л ю д а. Пойдем со мной.

Жора и Люда уходят наверх.

В и к а. Иван, я очень за него боюсь. У меня такое чувство, что с Геной опять может произойти какая-нибудь скверная история, случится что-нибудь такое… Я себе этого никогда не прощу.

И в а н. Хорошо. Я положу его в отдельную палату. И ты будешь сидеть возле него круглые сутки, чтобы он не выкинул какой-нибудь новый номер.

Р е г и н а. Вы смеетесь над ним?!

И в а н. Не плакать же. (Регине.) А вы кто, девушка?

В и к а. Это дочь Полозова.

И в а н. Регина?

Р е г и н а. Да, Регина.

И в а н. Как же, как же, слыхал. Ваш отец говорил, что вы приехали поступать в цирковое училище. Это правда?

Р е г и н а. А если правда?

И в а н. И кем же вы будете? Наездницей, воздушной гимнасткой или дрессировщицей?

Р е г и н а. Развяжите его.

И в а н. Слушаюсь. (Развязывает Мухина.)

М у х и н. Дайте закурить.

И в а н. Отец, дай ему закурить.

К р и в о ш и п о в. Прошу.

М у х и н. Благодарю вас.

К р и в о ш и п о в. Я на вас не сержусь.

И в а н (Мухину). Завтра в одиннадцать придешь ко мне в клинику.

М у х и н. Не лягу я в вашу клинику. Я здоров.

И в а н. Я не собираюсь тебя лечить. Я тебе дам работу. Пойдешь лаборантом в электронную лабораторию. Никто в клинике не будет знать о твоем «уголовном» прошлом. Если боишься возвращаться к матери, устрою в общежитие.

М у х и н. Играете в благородство, потому что испытываете передо мной неловкость?

И в а н. Почему неловкость?

М у х и н. Ну, если хотите, вину.

И в а н. Что-что?! Никакой неловкости, тем более вины я перед тобой не испытываю. Вика вышла за меня не потому, что ты — как бы это сказать? — отсутствовал по вполне уважительной причине… (Смеется.) Нет, дорогой, то в высшем суждено совете, то воля неба! И, кстати, я ее сто раз предупреждал: у меня несносный характер, и жизнь со мной сплошное мучение, недаром одна жена от меня уже сбежала.

На лестнице появляется Ж о р а с сантиметром в руках.

Ж о р а. Может, и вывернемся. (Уходит.)

И в а н (Мухину). Завтра в одиннадцать я тебя жду. (Вике.) Теперь по поводу шкафа. Мне вся эта затея не нравится. На кой черт нам это старое дерибайло? Он займет половину спальни.

В и к а. Мама считает, что этот шкаф просто… находка. Старинные вещи облагораживают современный быт.

И в а н. Облагораживают? Мама считает? Ну пусть и забирает его к себе.

Л ю д а. Это настоящий Павел. И не просто Павел, а уникальный Павел! Если бы вы показали его Лючии Петровне, она бы ахнула.

К р и в о ш и п о в. Да, милостивые государи, это знаменитый шкаф. Я помню его столько же, сколько помню себя. Его купила моя бабушка в Петербурге по случаю. Говорили, что в этом шкафу графиня Угарова целую неделю прятала своего любовника. Когда я был маленьким, я тоже прятался в нем. Там пахло духами, нафталином и корицей. Потом, когда я открыл свое фотоателье на Петровке… Вы этого, конечно, знать не можете, но моя фотостудия «Сирена» нисколько не уступала самому «Паоло»! И этот шкаф стоял там. Вы думаете, что он, как легендарная птица Феникс, может воскреснуть вновь?

Л ю д а. Сами увидите.

И в а н. Ну, хорошо. Поскольку семейная реликвия… Уговорили. Пойдем, отец, поглядим на твоего Феникса.

Иван и Кривошипов уходят наверх.

В и к а. Иван все для тебя сделает. С виду он может показаться несколько грубым. Но он хирург, и профессия накладывает известный отпечаток… Он все для тебя сделает.

Г о л о с И в а н а. Вика, где ты там?

В и к а. Иду. (Мухину.) Я сейчас. (Убегает наверх.)

М у х и н (с горечью). Ты слышала, он все для меня сделает… Все, что он мог для меня сделать, он уже сделал.

Р е г и н а. Ну что ж, Кукушкин… Завтра в одиннадцать ты пойдешь к нему в клинику, и судьба твоя будет устроена… У тебя даже будет возможность чуть ли не каждый день видеть свою драгоценную Викочку…

М у х и н. А что мне остается? Идти по адресочку, который мне кинул Глотов? Или навсегда поселиться в Лодейном поле и поставить на себе крест?

Р е г и н а. Какое еще поле?

М у х и н. Лодейное поле. Недалеко от Ладожского озера, на реке Свирь, где в 1703 году Петр построил первые русские фрегаты.

Р е г и н а. А сейчас… что там сейчас?

М у х и н. Понятия не имею. А ты правда приехала поступать в цирковое училище? Ты ведь говорила, что должна уговорить отца ехать на Алтай!

Р е г и н а. Да. Но знаешь, Кукушкин, от судьбы не уйдешь! Мне на роду написано быть клоуном.

М у х и н. Клоун — это скорее я.

Р е г и н а. А что ты думаешь — из нас может выйти отличная клоунская пара. (По-клоунски.) Здравствуй, Мухин! Как живешь?

М у х и н (грустно). Здравствуй, Полозова. Я живу очень плохо, Полозова. Со мной произошла ужасная история.

Вбегает Л ю д а.

Л ю д а (сверху). Гена, иди сюда! Помоги вынести шкаф! (Убегает.)

Мухин и Регина поднимаются наверх. Навстречу им из дверей появляется громада старинного шкафа.

Г о л о с Ж о р ы. Игнатьич, слева заходи, слева!

Л ю д а (панически). Дверца, дверца открывается!

Кривошипов снимает дверцу, тащит вниз.

Ж о р а. Ничего. Только бы вниз опустить, а там он сам побежит. Раз-два — взяли! Еще разок!

Мухин поскальзывается, выпускает из рук свой угол, шкаф падает и рассыпается.

Л ю д а. Медведи, а не люди! Я так и знала, что этим кончится.

И в а н (решительно и даже радостно). Жора, тащи эти дрова в сарай.

Л ю д а. Дрова?! У меня есть старичок, который сделает из этих дров конфетку. К вам будут ходить, как в музей.

И в а н. Ладно, Жора, неси это все в машину и отвези Людмиле Васильевне. Мы обойдемся. Поехали, отец?

К р и в о ш и п о в. Нет, Иван, я, пожалуй, приму ванну и переночую здесь. (Уходит.)

И в а н (Мухину). Ты едешь с нами?

В и к а. Поедем, Гена. Поужинаешь у нас.

И в а н. А хочешь — оставайся здесь. Наверху, в кабинете, есть тахта.

Жора, Иван Игнатьевич и Люда собирают доски, выносят их из комнаты.

В и к а. Ну что, Гена, ты едешь?

М у х и н. Нет.

Голос Ивана: «Вика, где ты? Мы ждем».

В и к а. Иду, иду! (Мухину.) Завтра в одиннадцать увидимся в клинике у Ивана. Ты придешь?

М у х и н. Приду.

Вика уходит. Возвращается Ж о р а, забирает оставшиеся доски от шкафа.

Ж о р а. Видать, неплохой был шифоньерчик… Такого дерева нынче не сыщешь. Двести лет сохло! (Уходит.)

Р е г и н а. Спокойной ночи, Кукушкин. А то, может, заглянешь ко мне? (Идет к двери.) По правде сказать, мне там одной страшновато…

М у х и н. Завтра в одиннадцать я к нему не пойду. И ночевать здесь не останусь… Как начинать все заново?.. Не знаю. Обойдусь без их помощи. А ночевать поеду домой, к маме.

Р е г и н а. Помоги мне хотя бы протопить печку.

М у х и н. А ты догадливая. Сколько было разговоров по поводу этой моей истории… И только ты одна… правильно догадалась.

Р е г и н а. О чем ты, Кукушкин?

М у х и н. Я не зря отсидел этот год. Я украл этот транзистор. То есть несознательно, не то, что я заранее решил украсть… Но когда я увидел эту «Соню», у меня мелькнула мысль, что я вернусь, принесу ей, подарю эту «Соню» и она поймет, что я для нее готов на все… понимаешь, даже на преступление. Она так мечтала иметь «Соню», если бы ты знала…

Р е г и н а. Эх, ты, Кукушкин! Ради этой дрожащей струны, которая тут же выскочила замуж, ты совершил преступление.

М у х и н. Да, глупо. Но ты понимаешь, что я не вор?!

Р е г и н а. Понимаю.

М у х и н. Пойдем, помогу тебе протопить печку. (Посмотрел на Регину.) А ты и правда добрая. И как-то вовремя появилась на горизонте.

Р е г и н а. Запомни, Кукушкин: хороший клоун всегда появляется вовремя.

Сверху спускается К р и в о ш и п о в в махровом халате и в резиновой шапочке.

К р и в о ш и п о в. Простите, что я в таком виде… Я думал, все ушли.

Р е г и н а. А мы и уходим. Спокойной ночи.

М у х и н. До свидания.

К р и в о ш и п о в. Кепочку забыли, молодой человек.

М у х и н. Это не моя кепочка.

К р и в о ш и п о в. Чья же это кепочка? Вашего приятеля? Возьмите, отдайте ему.

М у х и н. Я его больше не увижу. Пойдем, Полозова.

К р и в о ш и п о в. Молодые люди, захлопните, пожалуйста, как следует дверь, а то я иду в ванную, как бы ненароком кто-нибудь не заглянул.

Мухин и Регина уходят. Слышен звук захлопываемой двери.

К р и в о ш и п о в. Он так торопился, что даже оставил свою кепочку. «Гарун бежал быстрее лани…» Как же там дальше? (Гасит свет.) «Бежал, как заяц от орла…» (Уходит, насвистывая.)

В окно заглядывает Б е л ы й. Он бесшумно открывает его, залезает в комнату, быстро взбегает по лестнице наверх и тут же возвращается с двумя чемоданами, ставит их на подоконник, возвращается за кепкой, надевает ее, идет к окну. В окне появляется милиционер В а р е н и к.

В а р е н и к. Эх, Белый, Белый… Что же ты не здороваешься? В гастрономе нос к носу встретились, старые знакомые как-никак, а ты будто и не видишь.

Б е л ы й. Не хотел навязываться, гражданин Вареник…

Вареник влезает в комнату, зажигает свет.

(Мрачно.) Какой нынче день?

В а р е н и к. С утра был четверг. (Поглядел на часы.) Да нет, уже пять минут первого.

Б е л ы й. Выходит, уже пятница? Несчастливый для меня день. Только, гражданин Вареник, ничего у вас не выйдет: свидетелей нет!

Входит К р и в о ш и п о в.

В а р е н и к. Вот и свидетель явился, гражданин Белый! Гражданин Белый пытался вас ограбить, товарищ Кривошипов, пришлось помешать.

Б е л ы й. А число-то нонче какое?

К р и в о ш и п о в. Тринадцатое…

Б е л ы й. Все правильно: черная пятница. На пять минут опоздал…

1970