Два жениха, одна невеста

Глава вторая

Эмма мерила шагами коридор перед палатой, то и дело поглядывая на часы и ругая себя за то, что пообещала остаться. Она ведь не член семьи. Да к тому же не могла не испытывать некоторой неловкости из-за того, что когда-то связывало их с Гарретом.

Но тут он вышел из палаты, и у нее перехватило дыхание.

Он оставался таким же высоким и стройным, как раньше, те же черные волосы и магнетические глаза. Даже усталый и измученный, каким был сейчас, он излучал уверенность в себе, а в глазах читалась сила.

Внезапно воспоминания нахлынули на нее. Когда-то Гаррет всеми силами стремился уехать из Иствика в первую очередь потому, что не мог больше выносить своих властных родителей.

Она хотела значить для него больше, но не значила. Он никогда не искал легкой жизни, не ожидал поблажек. Он хотел пробиться сам, не избегая никаких сложностей и риска.

Эмма слышала, что он шел к своей цели с решимостью и честолюбием и ни разу не оглянулся назад. Он добился в жизни всего, чего хотел, но при том не выглядел ни надменным, ни самодовольным.

— Спасибо, что подождала, — произнес Гаррет.

— Полагаю, Каролина еще спит?

— Да. Мне не хотелось оставлять ее, но сидеть там, пока она спит, не имеет смысла. Врачи сказали, ей нужен отдых.

Эмма кивнула.

— Ты ведь примчался из Нью-Йорка, да? Наверное, не обедал?

Он покачал головой.

— Нет, но мне не хотелось бы покидать здание. Если ты не против, я бы просто поговорил с тобой пару минут.

— Конечно. Выбор в больничном кафетерии довольно скудный, но что-нибудь съедобное вроде бутерброда там можно найти.

Еда, как она и обещала, оказалась отвратительной. Лучшее, что он смог найти, — это подсохший бутерброд с индейкой и чашка черного кофе. Эмма уговорила его выйти со всем этим на улицу, подальше от больничных запахов и видов. Через несколько минут они оказались в небольшом ухоженном садике с деревянными скамейками.

— Как хорошо, — сказал он, садясь на одну из скамеек. Они оба вдохнули свежего воздуха. Эмма заметила, что Гаррет слегка расслабился. Или ей только показалось?

— Я не перестаю винить себя в случившемся, — признался он. — Каролина дважды звонила мне на этой неделе. Я был страшно занят и планировал перезвонить ей, когда выдастся свободная минутка. Она не сказала, что это важно или срочно, но когда позвонили из больницы, у меня чуть сердце не остановилось. — Он резко втянул воздух в легкие, повернулся и взглянул на нее. — Ты расскажешь мне, что знаешь?

Хотела бы Эмма знать больше.

— Я вижу ее довольно часто в городе и на различных вечеринках. Мы не слишком близки, но я уже много лет считаю ее своей подругой, Гаррет. Я надеялась, она знает, что в любой момент может обратиться ко мне. Но единственная неприятность, о которой я слышала, это их размолвка с Грифом, которая случилась довольно давно.

Он кивнул, развернул бутерброд и откусил кусочек.

— У меня сложилось впечатление, что их отношения наладились. Каролина не раз говорила мне, что она сейчас счастливее, чем когда-либо раньше.

— Все так думали. На людях они вели себя как молодожены. Думаю, тебе уже сказали, что Гриф сейчас в отъезде. Трех- или четырехнедельная командировка в Китай, если не ошибаюсь. Но Каролина никогда не упоминала ни о каких неприятностях с тех пор, как они помирились.

— В данный момент единственный вопрос, который имеет значение, это почему она это сделала? Что такого могло произойти, что она решила лишить себя жизни? — Гаррет вытер губы салфеткой. — Если кто-то обидел ее, я выясню, поверь. Но сейчас я не имею ни малейшего представления о ее мотивах.

— Она никому из нас не доверилась, — с грустью произнесла Эмма. — Мы все спрашивали друг друга. Все хотят помочь и чувствуют себя ужасно. Но, возможно, теперь, когда ты здесь, она начнет говорить. — Молодая женщина помолчала. — Не хочу сказать ничего плохого о твоих родителях, но совершенно ясно, что она не желает видеть их или говорить с ними.

— В этом нет ничего удивительного.

Он больше ничего не добавил на эту тему, но ему и не нужно было. Эмма знала его родителей. Они во многом походили на ее собственных. Обе семьи ворочали большими деньгами. И те и другие пытались втянуть своих отпрысков в династические игры.

Но Эмма оставалась незамужней, постоянно сопротивляясь попыткам родителей «отдать ее в хорошую семью». Порой ей казалось, что Иствик живет по средневековым правилам. Толстосумы, среди которых она выросла, были убеждены, что сексуальность — это товар, и что умная женщина должна сделать выгодную партию, используя все имеющиеся средства.

Возможно, это и есть настоящий мир, по крайней мере, все вокруг твердили ей об этом. Так много людей, похоже, думают, что женщина приукрашивает отношения, называя их «любовью», когда в действительности это не что иное, как сожительство. Секс — мощное средство, которое женщина использует, чтобы поймать лучшего парня. Друзья считают, что Эмма наивна, если думает иначе. Она никогда не спорит с ними, она просто не желает ломать себя. Возможно, сказок не бывает, но она предпочитает оставаться одна, чем жить так, как живет большинство окружающих ее людей.

Эмма мысленно отругала себя. Бог знает, отчего ее мысли вдруг потекли в этом направлении. Видимо, присутствие Гаррета вызвало воспоминания о том безумном, трепетном возбуждении, которое она испытывала к нему тогда и которое не имело ничего общего с сексом ради выгоды. Она безумно хотела его всем своим молодым семнадцатилетним телом.

— Где ты собираешься остановиться? — поинтересовалась она, чтобы отвлечься от опасных мыслей.

— С родителями. — Он вздохнул. — Честно говоря, это последнее место, где бы я хотел быть, но для начала мне нужно получить более ясную картину происходящего с моей сестрой. Возможно, они не близки с Каролиной в эмоциональном плане, но я надеюсь, они хоть что-то знают.

Гаррет повернулся и, казалось, на время позабыл о семейных неприятностях. Какое-то мгновение он смотрел на ее лицо, обрамленное лунным светом, на ее спокойную улыбку. Словно они были одни во всей вселенной.

— Я рад, что встретил тебя.

Так откровенно. Так похоже на него.

— Я тоже. Приятно снова повидать тебя. Жаль, что при таких обстоятельствах, но…

— Я думал о тебе. Много раз. — Он не опускал глаза. — Я знаю, что обидел тебя, Эмма.

— Да, обидел. Но с тех пор много воды утекло. Мы оба были слишком юными.

— Ты была мне небезразлична. По сути, я любил тебя. — И снова его взгляд заскользил по ее лицу, волосам, губам. — Правда любил. Я никогда не хотел оставлять тебя, причинять тебе боль. Просто я был ужасно зол на то, что меня здесь заставляют жить жизнью, которой я не желаю жить, постоянно был на ножах с отцом. Я не мог остаться в городе.

— Я понимала это тогда, понимаю и сейчас, Гаррет. Обида давно прошла, честно. — Эмма улыбнулась. — Сказать по правде, я тоже иногда думаю о тебе. Когда рана затянулась… остались только хорошие воспоминания.

Он усмехнулся.

— Что я помню, так это накал возбуждения, такой чертовски сильный и болезненный, что я боялся, как бы он не убил меня. Все эти вечера, которые мы проводили на одеяле в парке, помнишь? Остаток ночи я обычно проводил под холодным душем.

Эмма уже давно не была застенчивой девчонкой, которая краснеет, когда парень пытается заигрывать с ней. Но что-то в его глазах, электризующая энергия его близости заставляла ее пульс биться быстрее. Слишком отчетливо она ощущала его присутствие. Эмма призвала на помощь все свое благоразумие и перевела разговор на более нейтральные темы.

Гаррет, видимо, хотел поскорее вернуться к сестре, но эти несколько минут на свежем воздухе немного разгладили напряженные линии его лица. Эмма коротко познакомила его с последними событиями в городе, рассказала о последнем скандале — смерти Банни Болдуин и исчезновении ее дневников. Заметив, что он украдкой поглядывает на часы, Эмма встала.

— Возвращайся к Каролине, — посоветовала она. — А мне надо домой, немного поспать.

— Да, мне пора возвращаться, но я еще не спросил о тебе. Ты… ты замужем?

— Я помолвлена. — Едва эти слова сорвались с губ, Эмма почувствовала укол вины, потому что за весь вечер ни разу не вспомнила о Риде. Не то чтобы она сделала что-то дурное. Она не прикасалась к Гаррету, не целовала его и вообще не совершила ничего предосудительного. И все же, едва она произнесла «помолвлена», выражение его лица тут же изменилось. Он не перестал улыбаться ей, но… свет в его глазах погас. Эмме даже показалось, что она заметила тень разочарования на его лице.

По пути домой она вынуждена была признать, что обманывает себя. Пусть она не прикасалась к Гаррету, но думала об этом. Пусть она не принимала всерьез слова Гаррета о том, что он чувствовал тогда, но ее сердце колотилось, как у молоденькой девчонки. Возможно, она не сделала ничего дурного, но ее эмоциональная неверность Риду была очевидна.

Когда она, наконец, добралась до дома, то чувствовала себя такой уставшей, что тут же бросилась на постель в надежде заснуть. Но не тут-то было. Мысли о Гаррете и их внезапной встрече не покидали ее.

Это не имело смысла. Он неподходящий мужчина. Рид — подходящий мужчина, и он тот, за которого она собирается замуж. Так почему же она никак не может перестать думать о Гаррете?

Утром, пообещала себе Эмма, она первым делом позвонит Риду. А до тех пор отбросит все мысли о человеке, когда-то разбившем ей сердце.

По крайней мере, попытается.

Гаррет, должно быть, задремал, потому что, когда он открыл глаза, шея и колени затекли от сидения на неудобном больничном стуле. Настенные часы показывали два часа ночи, и… глаза его сестры были открыты.

Мужчина вскочил со стула, позабыв про усталость, и взял Каролину за руку. Он ненавидел больницы. Не знал, что говорить, что делать. Один лишь взгляд на пугающе бледное, печальное лицо сестры — и ему захотелось пристрелить кого-нибудь.

— Гаррет, — невнятно пробормотала она, однако одним этим словом сумела передать облегчение и любовь при виде него.

— Прости, что так и не позвонил тебе, — произнес Гаррет. — Не знаю, почему ты это сделала, сестричка, но я помогу тебе все наладить.

Она слабо покачала головой.

— Ты не можешь. Но… спасибо, что приехал. — Она облизала пересохшие губы. — Люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя и хочу, чтобы ты отдыхала. Мы не станем ни о чем говорить, пока ты не будешь готова. Я пробуду здесь столько, сколько нужно. И не позволю никому давить на тебя, клянусь…

— Гаррет… — Ее пальцы слабо обхватили его запястье. — Я знаю, ты хочешь помочь мне, но ты не можешь. Никто не может. Я совершила нечто… ужасное.

Она уснула прежде, чем успела сказать что-то еще. Мало что могло потрясти Гаррета, но раскаяние и страх в голосе сестры буквально ошеломили его. Взволнованный до крайности, он сидел, пока не пришла медсестра и не выпроводила его в коридор. Он не стал возражать, потому что Каролина явно нуждалась в отдыхе, да и ему самому не помешает немного вздремнуть.

Поместье Китингов располагалось в пяти милях от города. Это был двухэтажный особняк, стоящий на возвышении, с резной террасой и английской лужайкой. Он вырисовывался в лунном свете, словно средневековый готический замок.

Гаррет воспользовался своим ключом, вошел через кухонную дверь и тут же снял туфли, не желая разбудить родителей или кого-то из обслуги. Едва зайдя в гостиную, он сразу же зацепился ногой за ножку стула и вспомнил, как точно так же, будучи подростком, на цыпочках пробирался по дому по ночам.

— Гаррет! — Его отец включил свет у дверей на лестницу.

Гаррет обнял отца, зная, что тот никогда не обнимет его первым.

— Извини. Я не хотел разбудить вас.

— Ты и не разбудил. — Мерит был в пижаме, его седые волосы аккуратно причесаны, глаза усталые, но настороженные. — Мы с твоей матерью не спим, ждем тебя. Надеемся, тебе удалось что-нибудь вытянуть из Каролины.

Наверху у родителей была небольшая гостиная рядом со спальнями. Мать клюнула его в щеку, затем села, поджав под себя ноги, на кушетку у окна.

— Надеюсь, ты поговорил с ней, — начала она без предисловий.

Гаррет опустился в кресло. Он не собирался повторять слова сестры.

— Я пробыл с ней несколько часов, но она спала.

— Я просто не понимаю, как она могла сделать это с нами!

Гаррет и не ждал, что кто-нибудь из родителей спросит, как он поживает, как его дела. Разговор немедленно пошел о них самих.

— Каролина не сделала ничего с вами. Она сделала это с собой.

Мать потерла виски, словно была на грани нервного срыва.

— О том и речь. Все станут судачить, обсуждать нас. Люди могут подумать, что мы повели себя как-то не так, хотя ты знаешь, что мы дали этой девчонке все возможное. Клянусь, Каролина была эгоисткой с самого рождения…

— Мама. Она в беде. Что-то довело ее до крайней степени отчаяния, иначе она никогда бы этого не сделала.

— Ой, я тебя умоляю. — Барбара встала и махнула рукой. — Она испорченная и хочет внимания. Как всегда. Она не думает ни обо мне, ни о твоем отце, ни о нашей репутации в обществе. Она имеет в жизни все, что только можно пожелать, но подумала ли она хоть раз о нас?

Ну вот, он еще не пробыл в родительском доме и десяти минут, а уже испытывает желание пробить кулаком стенку. Именно поэтому он давно уехал из Иствика и ни разу не пожалел об этом.

Однако позже, лежа в постели, он вспомнил, как тяжело ему далось расставание с сестрой. И как больно было оставлять Эмму.

Но теперь, как бы там ни было, он не может просто взять и уехать. До тех пор, пока ее муж не вернется из Китая, и пока Гаррет не убедится, что с ней все в порядке, он останется здесь. А значит, надо найти способ руководить бизнесом отсюда.

Прежде чем он уснул, лицо Эммы снова всплыло в памяти. Ее густые, блестящие волосы, струящиеся по плечам, мягкие губы, такие же чувственные, как и прежде, незабываемые глаза темно-синего, почти фиалкового цвета. Глаза, в которых можно утонуть.

Его поразил тот факт, что Эмма совсем не выглядит как счастливая обрученная женщина.

С первой секунды, когда их глаза встретились, он внезапно вспомнил, как катался с ней по траве. Как срывал поцелуи после футбольных матчей. Как прижимал ее к шкафчику после школы, чувствуя ее грудь на своей груди, делая вид, будто хочет обсудить домашнее задание. Она смущалась и краснела, но потом поднимала на него томный взгляд из-под густых, черных ресниц. Эмма любила заводить его, любила свою власть над ним. Она горячила его кровь сильнее огня.

Но, разрази его гром, если она помолвлена, то как может смотреть на него так же, как когда-то в юности? Так маняще… словно умирая от желания испытать все те чувства снова.

Ты все это выдумал, сказал он себе, потому что смертельно устал и не можешь ясно мыслить. Главное сейчас — хорошенько выспаться, а потом сосредоточиться на том, как помочь сестре.

И не имеет смысла мечтать о женщине, которая уже почти принадлежит другому.