Два года на северной земле

ГЛАВА V

На станции все оказалось в полном порядке. Никаких происшествий не было. Прижатые перед нашим отъездом льды так и не отогнало. Теперь они, конечно, основательно смерзлись, несомненно, окончательно до будущего года. Всюду до горизонта на юг и запад море покрыто сильно торошенными льдами. Только кое-где видны ровные участки — результат замерзания бывших многочисленных полыней.

У острова два последовательных высоких вала загроможденных льдов как следствие напора при нажимных юго-западных ветрах.

Дни убывают с неимоверной быстротой. На улице из-за постоянной пасмурной погоды даже в полдень сумерки, а в доме приходится зажигать огонь уже с 15 часов. Впрочем, обилие электричества в доме делает отсутствие естественного света мало заметным. Ветросиловая установка работает сейчас вполне исправно. Ранее в наше отсутствие, по словам Ходова, замечалась неровность напряжения подаваемого тока, особенно при порывистых ветрах. Осмотр обнаружил, что натяжная пружина регулятора оборотов пропеллера ослабела. После соответствующего исправления установка заработала нормально. Уже при ветре в 4 м в секунду двигатель начинает вращаться, а при 6 м дает энергию не только на освещение, но и на зарядку аккумуляторов. Преимущество такой ветросиловой установки перед моторной в полярных условиях бесспорно. Она требует очень мало ухода, необычайно проста в обращении и при наличии достаточно мощной буферной аккумуляторной батареи может полностью снабдить энергией и светом без затраты столь ценного на севере жидкого горючего. К сожалению, наша установка слабовата, вместо 1 киловатта нужно было бы иметь 2–2,5. Кроме того, из-за недостатка аккумуляторов буферная батарея имеет очень небольшой резерв мощности, всего на 30–40 часов нашей потребности. Впрочем, ветра пока хватает даже с избытком и пропеллер почти никогда не стоит праздным.

Пользуясь остатками светлого времени, торопимся закончить работы на улице, связанные с дневным светом, Я начал строить магнитный павильон в 80 м от станции, где нет уже помех и возмущающих воздействий от железных масс дома и электрических токов радиостанции.

Домик будет состоять из деревянного каркасного брусчатого остова с обшивкой внутри и снаружи фанерой и забивкой промежутка каким-либо теплоизоляционным материалом. В качестве последнего можно употребить оберточную бумагу, сено, стружки и прочий укупорочный материал, которого после вскрытия ящиков у нас осталось в изобилии.

Журавлев с Ушаковым решили построить собачник, для чего хотят использовать ящики из-под собачьего пеммикана. Пространство между собачником, складом и домом затем затянется колючей проволокой, образуя загородку, из которой нельзя будет удрать. А то сейчас наши собаки бродят везде вокруг станции, лезут в незакрытые, по забывчивости, кем-либо сени, воруют там мясо и продукты. Убегают километра за два-три, отпугивая своим лаем проходящих медведей, а между тем мяса у нас немного и постоянно приходится заботиться о его пополнении. Кроме того, Журавлев намерен в ближайшее время разбросать в радиусе 10–15 км от станции привады из тюленьего мяса и расставить клапаны на песцов, чтобы выяснить возможности пушного промысла. Собаки могут туда найти дорогу и попасть в капканы.

По вечерам слушаем музыкальные радиопередачи. Вполне чисто и громко даже на репродуктор слышны Харьков, Москва, Ленинград и некоторые немецкие станции. Ленинград, впрочем, из-за фединга нередко замирает и даже временно совсем глохнет.

В конце октября после продолжительной пасмурной погоды установилась штилевая и ясная, позволив полюбоваться последние дни солнцем. 21-го числа оно поднялось над горизонтом не более как на ½ градуса, а 22-го мы с ним распростились до февраля месяца. Впрочем, в ясные дни пока света еще хватает часа ка 4–5, но при пасмурной погоде даже в полдень уже основательно темно.

Мой магнитный домик закончен. Построен он исключительно на деревянных и медных гвоздях и шурупах, В середине поставлен и врыт столб для магнитных приборов. Сейчас он лишь обложен кирпичом и затрамбован, а летом, когда станет выше 0°, его еще зацементирую. В качестве знака «миры» для фиксации положения астрономического и магнитного меридианов при определении истинного и магнитного азимутов на острове Среднем выложен знак-пирамида из камней — «гурий» и, кроме того, поставлен контрольный столб у нас на острове.

Пользуясь ясной погодой последних дней, веду по вечерам астрономические наблюдения для точного определения географического местоположения нашей станции. Так как эта точка послужит отправной для всех наших маршрутов по Северной Земле, естественно, необходимо эти определения сделать с наивысшей доступной точностью. В моем распоряжении имеется походный универсальный прибор Гильдебранта с точностью вертикального круга в 30". Согласно имеющимся данным, этот прибор позволяет при тщательной работе получать географические координаты с точностью до 2"—3" в градусной мере^[13], что дает в линейной мере погрешность в пределах 60–90 метров. Это значит, что наблюденная точка на земной поверхности может быть указана не больше как в пределах круга диаметром в 60–90 метров. Такая степень точности для нас более чем достаточна, если вспомнить, что обычные судовые наблюдения для определения нахождения судна в море ведутся с точностью 1" — 0,5′, то есть погрешность колеблется в пределах 0,9–1,8 километра.

В результате сегодняшних наблюдений последовательно целого ряда звезд предварительные вычисления дали для широты 79°30′ и долготы 91 °8′, что во времени соответствуете часам 4 минутам 32 секундам по отношению Гриничского меридиана. От московского времени наше истинное время отличается на 4 часа 4 минуты 32 секунды, или почти в точности (с разницей на 4½ минуты) совпадает с временем шестого пояса международного счета времени. По этому поясу мы и поставили свои часы.

Для точного определения времени у нас имеются три портативных — «карманных» хронометра и два более крупных и массивных — «столовых». В определенное время, обычно дважды в сутки, наиболее крупные радиостанции мира (Регби, Бордо, Науэн, Детское Село, Москва и др.) дают особого типа звуковые, так называемые «ритмические» сигналы времени, автоматически подаваемые главными часами обсерваторий Пулкова, Гринича, Потсдама, Парижа и других.

Сличая свои хронометры по звуку с этими сигналами, можно определить разницу во времени между данным хронометром и часами обсерватории, — «поправку хронометра» с точностью до сотых долей секунды.

Для приемки сигналов времени у нас взят специальный походный длинноволновый радиоприемник, который пойдет и в весенние маршруты. Чтобы проверить его действие, а также для получения регулярно точного времени, я поставил этот приемник у себя на столе, натянув антенну от окна к невысокому шесту, как это будет и в санных походах, Таким образом в течение зимы можно будет проверить всесторонне действие приемника, установить точность и характер ходов наших хронометров, а вместе с тем иметь всегда самое точное время.

Собачник готов, так же как и загородка, теперь всех собак водворили туда и около базы наступила тишина и спокойствие. Теперь можно ждать, что начнут подходить медведи. Впрочем, наши псы стали ухитряться вылезать даже через густую колючую решетку ограды. Первым удрал Варнак, Этого чорта ничем удержать нельзя. Цепи он рвет, ошейники снимает, а теперь через ограду просто перепрыгивает одним махом, хотя высота ее превосходит 2 метра. Мы наблюдали из сеней, как это он проделывает. Разбежавшись от противоположной стены, собака молнией подлетала к ограде и огромным прыжком без всякого усилия перемахивала через, даже не задев верхнего ряда проволоки. Пришлось с этим помириться. «Пусть ходит на улице, он не вредный», решил Журавлев. И верно, Варнак — пес смирный, все его уважают и в драку с ним не лезут. Он тоже не задира, домосед, далеко не уходит, так что нет опасности поймать его в капкан вместо песца. Другие собаки пробовали следовать поданному Варнаком примеру, но ни одной этот номер не удался. Только позднее, когда зимними пургами в загородку нанесло много снега и ограда стала ниже, прыгать начали и другие. Сейчас же они усиленно стараются пробраться между рядами проволоки, мужественно оставляя на колючках часть своей шубы. Но ряды очень густы, и проникнуть через них удается лишь весьма немногим счастливцам, которых вскоре опять ловят и водворяют обратно на место.

Покончив с загородкой, Журавлев снова вернулся к своей профессии — охотничье-промысловому делу. На нем он вырос, его одно знает и «считает единственно заслуживающим уважения. Прочее «все нестоящее». Особенно презрительно относится он к моим занятиям сейчас — астрономическим наблюдениям и постройке магнитного павильона. Все это «бирюльки», по его мнению, не более, и когда нужно мне помочь, это делается с большой неохотой только под прямым нажимом со стороны Ушакова.

К началу темного времени Журавлев разбросал в северной части островов Голомянного и Среднего несколько нерпичьих туш, расставил около них ряд капканов и теперь, как только погода это позволяет, ездит их осматривать. Собачью упряжку он себе подобрал в конце-концов отличную, укомплектовав ее лучшими собаками. В качестве передового выбрал, наконец, себе по вкусу черного, очень лохматого, довольно флегматичного, но живого в работе пса Беркута.

Выездил он его, как и всю упряжку, отлично, изломав на этом деле о собачьи бока и спины по меньшей мере три хорея. Зато упряжка теперь ходит у него по струнке, повинуясь малейшему движению вожжи своего владыки, понимая, что за малейшую провинность в работе виновная покараете я немедленно и беспощадно.

У северной оконечности Голомянного попрежнему держится открытая вода. Лишь изредка пригоняет льды, которые имеющимся здесь сильным приливо-отливным течением вскоре снова уносит прочь. Около припая, достигающего здесь не более 1 км ширины, держатся нерпы, вылезая по временам на лед отдохнуть, а в поисках их бродят тут же медведи. Место для промысла, невидимому, хорошее. Жаль, что «Седов» не прошел осенью немного дальше сюда. Вода здесь без сомнения в то время подходила к берегу вплоть, и место для выгрузки было удобное.

С начала ноября установились преимущественно штилевые морозные погоды. Ветряк бездействует иногда по 3, по 4 дня. Пришлось перейти на керосиновое освещение, иначе энергии аккумуляторов нехватит на работу нашей радиостанции, и ежедневные сводки метеорологических наблюдений, ведущихся преимущественно Ходовым, останутся не переданными.

Я приступил к систематическим магнитным наблюдениям. Домик согревается примусом, с которого сняты все железные части. Температура в будке держится около +4° — +8°, что вполне позволяет спокойно работать в течение целого дня. Освещение электрическое.

Днем уже почти совсем темно, только в полдень чуть брезжит рассвет, но скоро и его не будет.

Нарднях Журавлев торжественно привез с Голомянного первого добытого им песца. Зверь молодой, возможно помета нынешнего года, и еще не вполне вылинял; среди белой шерсти кое-где попадаются еще летние темные волосы, придающие меху синеватый оттенок, почему он и носит у пушников название «синяка».

7 ноября, годовщину Октябрьской революции, отметили прогулкой к радиомачте на высокой части острова, где сожгли несколько магниевых факелов и пустили пару ракет. Темнота и вынужденное сидение на базе особенно обостряют чувство оторванности и одиночества сейчас, при воспоминании о шумных толпах на ярко освещенных улицах больших городов. Невидимому то же испытывали и остальные, но никто не хотел показать этого. Только молчали и были сосредоточены.

Утром, несмотря на начинающуюся пургу, повидимому чтобы развеяться, Ушаков с Журавлевым поехали на охоту на Голомянный. Пурга усилилась, и путники вернулись только поздно вечером, лица их были покрыты сплошной ледяной корой, так как обратно пришлось ехать на ветер.

На другой день шторм еще усилился. Снежный вихрь так силен, что в 10 м от дома уже не видно света в окошках, а против ветра еле можно двигаться.

Пурга в Арктике — весьма своеобразное явление, Выпадающий здесь снег имеет вид не хлопьев, а весьма тонкой, легко переносимой ветром пыли. Уже при скоростях в 5–6 м «в секунду начинаются признаки ее перемещения в виде отдельных струй но гребням сугробов. Струи прихотливо тянутся, изгибаются и переливаются, как рябь на воде. Вся земная поверхность, особенно вершины холмов и гор, подергивается дымкой и как бы курится. Так начинается пурга поземка, или, по-тузе иному, «падера». При 5–7 м в секунду уже вся почва покрыта сплошной снежной туманной пеленой до высоты 10–20 сантиметров. По мере усиления ветра пелена поднимается все выше и выше; примерно при 10 м/сек. достигает роста человека и закрывает весь видимый горизонт. При ветре в 12–13 м/сек, уже едва различимы абрисы таких крупных предметов, как скалы на расстоянии не более 100 м, а при ветре в 15–16 м/сек, упряжка или идущий человек скрывается в снежной мгле через 5—10 метров. При этом неро может оставаться чистым и безоблачным, но, конечно, солнце, если оно находится над горизонтом, может только еле просвечивать багровым шаром сквозь густую снежную мглу, наполняющую воздух до высоты 50–75 м над уровнем земли.

Такая пурга при ясном солнечном небе называется «светлой», Значительно хуже «темная» пурга, когда небо заволакивается густой темной пеленой низких слоистых облаков, из которых сеются снежные иглы, примешиваясь к тому хаосу, который взвихрен с земли. Тогда, даже при ветре в 12–15 м/сек., уже в нескольких шагах все скрывается в несущемся вихре, и бывают случаи, что дом увидишь только тогда, когда ткнешься в него лбом или коснешься руками. В такую погоду двигаться против ветра почти невозможно. Снежные иглы колют и секут лицо, залепляют глаза. Воздухом распирает легкие, перебивает дыхание и сбивает с ног. Невольно приходится поворачиваться спиною к ветру или ложиться на землю и добираться к цели, если она недалеко, ползком.

Переметенный пургою снег скопляется в пониженных частях рельефа, нивеллируя поверхность земли и торосистых льдов. К весне, обычно, все неглубокие впадины, лощины и невысокие — до 1–1½ м — торосы заносятся почти целиком, а более крупные перемещаются так, что сверху обрывов образуются мощные надувы в виде нависающих снежных козырьков до 1–2 и толщины. С другой стороны с возвышенных частей — вершин, холмов, сопок и водоразделов — снег сдувает почти нацело. Здесь всюду видны торчащие щебень и галька, если почва камениста, и комья земли да кочки, если она рыхлая.

Все выдающиеся, даже небольшие препятствия — камень, кочка, торосинка на льду — служат уже источником накопления снега, образующего гряды, вытянутые по направлению дувшего ветра. Обычно таких препятствий везде — на суше ли, или на море — сколько угодно, и потому снежная поверхность в Арктике никогда не бывает ровной. Всегда она изрыта, бугриста, с многочисленными грядами и «застругами», вытянутыми в направлении господствующих ветров. Эта волнистая поверхность как бы застывшего снежного моря хорошо знакома каждому полярнику. Заструги и забои отнюдь не рыхлы. Ветер настолько сильно утрамбовывает снежную пыль, отлагающуюся около препятствий, что она приобретает плотность слежавшейся глины. Такой снег приходится подчас резать одноручной пилой-ножовкой, так как даже, железной лопатой здесь трудно что-либо сделать. С другой стороны в глубоких впадинах, лощинах, с подветренной стороны склонов, в тальвегах речек и ручьев — словом, всюду, где ветер не может проявить свою деятельность, снег лежит довольно рыхлым, подчас весьма толстым слоем, в котором тонут собаки и проваливаются даже легко груженые сани.

С середины ноября окончательно наступило темное время. В полдень даже в безоблачные дни на юге не видно и отблесков зари; небо там так же черно, как и на севере. Звезды видны все вплоть до шестой величины. Все сидят дома, даже Журавлев не ездит на осмотр капканов, — слишком темно. Ходов большею частью проводит время в радиорубке, работая или на ключе на передаче, или на приеме, или возится со схемами. Ушаков, преимущественно, читает, я читаю, вычисляю астро и магнитные наблюдения, которые произвожу периодически через 5–6 дней. Всего труднее приходится Журавлеву, так как он не привык к сидячей жизни. На Новой Земле темная пора менее продолжительна чем здесь, и даже в декабре есть все же заря, позволяющая ездить и охотиться.

Здесь совсем не то. Тут «полверсты до ада» по его выражению. Кроме того цели и задачи наших работ, особенно стационарных, Журавлеву во многом непонятны и потому чужды. Принимать в них участие он не может, да и интересоваться этими «бирюльками» считает, невидимому, ниже своего охотничьего достоинства.

Вынужденный бездельничать, Журавлев скучает, лениво что-то читает и отчаянно непрерывно курит, разбрасывая окурки направо и налево. За обедом выпивает разведенный на треть водою стакан¹ спирта, а то и два, заваливаясь затем, как есть в обуви и одежде, спать. Спит до вечера, а потом всю ночь бродит, стучит, гремит, не давая никому покоя. Особенно тяжело это отзывается на мне, так как сплю я очень чутко.

Повидимому и Ушакову тоже начало приходиться туго от такого беспорядка. Как-то вечером он заявил во всеуслышание, что с завтрашнего дня устанавливается твердый распорядок дня, которому все обязаны подчиняться. Дежурный по дому встает в 8 часов. В 9 подается чай, в 16 обед и в 21 час вечерний ужин и чай. Огонь на ночь гасится в 1 час. Днем, кроме случаев болезни, никому спать или даже лежать на кровати не разрешено. Ложась на ночь, все должны раздеваться, чаще мыться, менять белье и через 9 дней взвешиваться. Все это совершенно правильно и необходимо, особенно теперь, когда на площади в 20 кв. м в одной маленькой комнате почти безвыходно вынуждены находиться 4 человека, весьма различные по характеру, привычкам и общему развитию. Пока же порядком мы похвастаться не можем.

Пурга, бушевавшая несколько дней, наконец кончилась. Можно хоть выйти на улицу. Ветер уронил треноги электропроводки в магнитную будку и порвал провода. Пришлось при свете фонаря ее восстанавливать, а ноги стоек вкопать в грунт и затем вморозить, чтобы подобные случаи не повторялись. Иначе может получиться короткое замыкание, так как провода не изолированы.

Установленный режим уже нарушен. Выпив за обедом, по обычаю, чайный стакан спирта, Журавлев, как ни в чем не бывало, завалился спать, и все пошло по-старому. Георгий Алексеевич по мягкосердечию и деликатности не сделал ему даже замечания.

После пурги резко потеплело, сегодня, 13 ноября, температура почти ноль градусов при юго-западном ветре. А ранее в полосу ясной и штилевой погоды морозы доходили до —30°.

Окончательное вычисление многократных астрономических наблюдений дало для широты станции 79°30′8″ и для долготы 91°7′8″ или б часов 4 минуты 31 секунда. Склонение магнитной стрелки 34°17′5″ к востоку.

Воспользовавшись тихой погодой, Журавлев поехал на осмотр капканов, несмотря на кромешную тьму. Нужно иметь его способность ориентироваться и буквально собачье чутье, чтобы разыскать места, где капканы расставлены.

Привез живого молодого песца, несомненно помета нынешнего года. Таким образом здесь, на Северной Земле, песцы не только живут, но и гнездуют. Зверек попал тремя пальцами задней ноги и теперь лишь слегка прихрамывает. В комнате очень быстро привык к людям, спокойно ест из рук, дается гладить и только слегка ворчит, когда дразнишь. Однако вскоре от него в помещении появился сильный запах, так как гадит он всюду. И как он ни был симпатичен, пришлось его убрать. Ходов сделал клетку, и теперь песец живет на чердаке в углу.

Веду круглосуточные наблюдения магнитных элементов для выяснения их характера и колебаний через каждый час. Выявились сразу же сильные колебания величины склонения, иногда меняющегося до ½° в течение нескольких минут.

Луны нет, нет сегодня и северного сияния. Темно поэтому так, что ходить без фонаря совершенно невозможно, иначе то-и-дело запинаешься за невидимые препятствия в виде снежных заструг и бугров. При ясном небе и сиянии все же хоть немного светлее, но, впрочем, очень мало. Вот, когда появится луна, которую ждем с нетерпением, и если будет ясно, света станет достаточно, чтобы ходить и ездить без особых затруднений. Георгий Алексеевич предполагает тогда отправиться на базу Серпа и Молота, чтобы забросить туда партию продовольствия и пеммикана для собак, которого для весенних маршрутов потребуется порядочно.

Пасмурно по прежнему. С утра начал очень резко падать барометр и к вечеру понизился более чем на 10 миллиметров. Началась пурга, пока еще слабая, К утру она бушевала уже во-всю. На улицу выйти совершенно невозможно. Даже дышать трудно из-за мельчайшей снежной пыли, наполняющей воздух, а чтобы пройти 20 м до склада, надо приложить героические усилия. Барометр все падает, дойдя уже до 728 миллиметров. Вечером пурга резко оборвалась, прекратившись буквально в несколько минут, но барометр на это явление никак не реагировал. Стало вдруг тихо и ясно. На небе видны звезды. Вся эта мирная картина так необычайно контрастна по сравнению с вакханалией бури, которая творилась еще полчаса назад. Вообще колебания погоды зимою в Арктике бывают изумительны, причем нередко барометр на них совсем не реагирует. Бывает, что перед пургою и во время ее давление стоит высоко и продолжает повышаться, что по общепринятым воззрениям должно указывать на хорошую погоду. Здесь же наоборот.

Сегодня утром (23 ноября) около шести часов все были разбужены страшным шумом и гомоном собак под окнами. Журавлев, крикнув, что это наверное подошел медведь, сунул наспех ноги в валенки, — накинул малицу, схватил тут же висевшую винтовку и выскочил пулей на улицу. За ним последовали и мы. Было очень темно. На фоне черного беззвездного неба около будок метеорологической станции метрах в десяти от нас белел огромный силуэт медведя, окруженного собаками, ухитрившимися вырваться за ночь из загородки. Журавлев открыл огонь, зверь зарычал и упал, одновременно послышался и собачий визг. Подошли и, увы, рядом с медведем обнаружили убитой одну из наилучших собак — Полюса, а рядом тяжело раненого Рябчика. Зверь оказался крупной, довольно тощей медведицей с пустым желудком и нестертым мехом на подошвах лап, а это, по славам Журавлева, свидетельствует, что она все время лежала в берлоге и только недавно вышла, чем-то потревоженная. Из выпущенных пуль в нее попала только одна. Рябчик из упряжки Ушакова, очень похожий по масти и нраву на Варнака, но лишь немногим слабее и меньше его, получил пулю по лопаткам. Вся задняя часть тела парализована, и, без сомнения, часы его сочтены. Это будет уже третья жертва. Осенью еще пропал Худой, погнавшийся по льду за медведем и так и не вернувшийся.

Темно попрежнему, хотя молодая луна уже должна появиться. Впрочем восходит она пока еще поздно, да и свету дает недостаточно. Журавлев ездил на Голомянный по капканам. Привез сразу трех песцов. У одного лапки выпачканы в красной глине, невидимому он только что прибежал прямо с материка Северной Земли. На одной из привад был медведь, но успел удрать. Журавлев видел лишь, как мелькнула его тень. Мясо, конечно, оказалось съеденным, капканы спущенными и разбросанными.

Снегу пургами всюду нанесло порядочно. Особенно много его около дома, где кругом разбросаны еще с осени пустые ящики, оставшиеся от постройки материалы и, главное, с южной стороны, откуда чаще всего дует, сложена поленница дров. Из-за нее вытянулась огромная заструга, доходящая до саней вплоть. К весне нас, пожалуй, занесет до крыши.

Сегодня, 30-го, Журавлев с Ушаковым вновь отправились на Голомянный. Очищая на улице от снега вход в сени я вдруг услышал около метеобудок упорный лай нашей дряхлой суки Диски, которая одна в этот момент была на свободе. Подойдя на лай, увидел белый силуэт медведя, спокойно шагающего к дому. Заскочить в дом, схватить карабин и крикнуть Ходову, что подошел зверь, было делом одной минуты. Несмотря на электрический фонарь на мачте флюгера на крыше и огни в окнах, медведь продолжал итти все так же размеренно и был уже метрах в десяти. Я выстрелил в силуэт два раза, медведь рявкнул и бросился наутек. Выскочивший в этот момент Ходов, не долго думая, кинулся за ним. Я задержался, выпуская из загородки нашего медвежатника Мишку, иначе раненый зверь уйдет далеко. Пес сразу сообразил, в чем дело, и вихрем помчался вдаль, где уже был слышен лай Диски, неотвязно следовавшей за медведем, несмотря на свою старость. Торопясь в темноте, то-и-дело запинаясь за невидимые торосы, проваливаясь по пояс в какие-то забитые снегом ямы, скатываясь кувырком с незамеченных заструг и торосистых нагромождений, спешу туда, где слышен гомон собак и по временам выстрелы. Пока успел прибежать, все уже было кончено. На убитом медведе сидел торжествующий Ходов, а рядом с ним тяжело дышащие, то-и-дело хватающие снег собаки, Раненого зверя Василий Васильевич преследовал по пятам, один раз, свалившись с торошенной гряды, упал чуть не на него, несколько раз стрелял, но, конечно, сразу попасть по убойному месту в темноте на бегу дело мудреное. Вернувшись за санями на базу, чтобы притащить тушу, застали там вернувшихся наших, На Голомянном они ничего не видели. Совместно сходили и приволокли добычу, при вскрытии оказавшуюся довольно тощей холостой самкой. Итак, это уже второй зверь, так смело подходящий к дому.

С сегодняшнего дня началось мое очередное дежурство по дому. Прежде всего, воспользовавшись хорошей погодой, заготовляю на всю неделю дров, угля и льда. Дрова, в целях экономии, употребляются только для растопки короткими поленцами, для чего их нужно предварительно напилить, исколоть и сложить в сени. Затем накапывается в ящик, тоже на неделю, уголь. Последний лежит в куче: у наружной стены оклада, глубоко занесен снегом, и добывать его оттуда ежедневно было бы делом нелегким. Остается еще третья забота: запасти для воды льда. Торосы находятся от дома метрах ста, все они прошлогоднего происхождения, почему соль из них уже успела за теплое время вытечь. Для питья этот материал вполне пригоден. Наколов нужное количество пешней, на легкой карточке вручную перетаскиваю глыбы и складываю у сеней на специально сделанный настил. Теперь можно взирать на будущее спокойно. Без этого, если ударит пурга, придется чуть не ползком добывать нужное и затрачивать на это массу энергии с риском поморозить лицо и руки. Да, еще не нужно забывать запасти в бидоны керосин. Откапывать и накачивать его из бочки в пургу тоже занятие не из приятных.

Первый день вообще работы по дежурству много. Нужно еще выпечь на неделю хлеб. Наша маленькая духовка вмешает всего четыре формы, поэтому печь приходится в два приема. Обычно в первый день выпекается черный хлеб, на другой белый.

Ранее хлебопечение мне казалось весьма сложной и тонкой операцией, постичь которую дело не легкое. За свои многолетние работы на севере мне приходилось делать многое: быть и слесарем и портным, и сапожником и кузнецом, но хлебопеком еще не доводилось. Оказалось, что и это довольно просто. Перед отъездом еще в Ленинграде я подверг подробному интервью на эту тему свою жену. Все сообщенное записал и теперь на основе имеющихся инструкций, которые еще упростил, действую безошибочно и быстро. Вечером накануне в обыкновенном ведре разводится на теплой воде мучная болтушка опара, консистенции густой сметаны. Сюда же добавляются ложки две соли. В качестве бродильного начала служит оставшаяся на дне от прошлого раза старая закваска. Дрожжевые грибки в ней живы, так как посуда на мороз не выносится. Затем ведро ставится на стол около теплой плиты на ночь, чтобы болтушка забродила. Весь секрет успеха зависит именно от того, чтобы она была помещена в условия температуры, наиболее благоприятной брожению: не очень близко от плиты, но и не очень далеко. Иначе опара или вспенится от брожения, очень сильно перекиснет и частью из ведра уйдет, или, наоборот, не поднимется — и хлеб выйдет пресным.

Утром, пока растапливается плита, тесто выкладывается на фанерный лист, где уже насыпана мука, перемешивается с нею вручную, выкатывается и раскладывается по формам, предварительно смазанным маслом, чтобы хлеб не пригорел и не пристал к стенкам. Затем формы ставятся часа на два к плите, чтобы тесто поднялось вновь. После этого хлеб ставится в духовку, где и печется «до готовности», как говорится в кулинарных книгах всякого рода. Выпечка белого хлеба на другой день ничем нe отличается от черного. Только за брожением опары нужно следить более внимательно, иначе хлеб выйдет кислым.

К утреннему чаю подаются хлеб, масло, сыр — правда, сейчас перемерзший — и огромная сковорода яичницы. Яиц у нас много, несколько тысяч, и истребляются они всеми весьма охотно.

Обед весьма прост. В кастрюле варится суп из мяса, кусок которого отрубается от расходной туши, лежащей в сенях. Суп заправляется или сушеной зеленью, или рисом, или лапше й, что вздумается дежурному. К концу зимы и на следующий год, когда быки кончились, супы ликвидировали и перешли исключительно на медвежье мясо. Его жарим куском, в форме отбивных и рубленых котлет и кусочками, как «беф Строганов». У каждого дежурного было свое, так сказать, коронное блюдо. Я, например, предпочитал готовить медвежий ростбиф куском, Ушаков преимущественно медвежьи отбивные, а Журавлев гигантские рубленые котлеты, разве только чуть поменьше медвежьей ступни. К мясу подавался отварной рис или макароны. На второе готовился компот из сушеных фруктов, которых у нас было достаточно. Обычно для упрощения он варился в полведерной кастрюле, сразу на несколько дней. После обеда подавался чай. Вечером к ужину шло то, что оставалось от обеда, и снова чай.

Всевозможные сладости, как-то: мед, конфекты, печенье, которых у нас на складе было достаточно, совершенно не пользовались популярностью и почти целиком остались следующей смене. Лишь я один увлекался иногда сухими финиками и успел съесть их за все время целый ящик. Остались нетронутыми также и разные вкусовые специи: пикули, маринованная вишня, уксус, горчица, хрен сухой и в кореньях и т. д. Всевозможные консервы, которых тоже было очень много, не трогал никто._в Даже лимоны, которых имелось больше сотни, в значительной степени оказались не использованы. Лишь изредка кто-либо в свое дежурство вспоминал о них, для «вкуса» крошил в компот, и только.

Зато любимым блюдом было мороженное медвежье мясо, Ш которого в сыром виде за ужином иногда съедали более — килограмма.

Таким образом, на примере нашей зимовки, где за два года никто не болел, еще раз подтвердилось старое полярное правило, что достаточное количество свежего мяса, как в жареном, вареном виде, так и особенно сырое, служит полной гарантией от авитаминозных болезней и в частности от цынги. Во время зимовки антарктической экспедиции Шеклтона на судне «Discovery» 1902–1904 годов в первый год участники питались преимущественно консервами и получали лимонный сок. Все же к весне были случаи заболевания цынгой. Во второй год питались исключительно свежим мясом: тюленями, чайками, пингвинами, — и цынготных случаев не было ни одного, хотя лимонный сок отсутствовал.^[14]

Местное население Таймыра не знает никаких овощей, да и не ест их. «Какой это еда, — это заяц еда», говорили мне мои друзья самоди, когда я их угощал присланной из города капустой, огурцами и картофелем. Между тем цынгою там заболевают лишь приезжие городские русские. Местное население этой болезни не знает и, несомненно, только потому, что много ест сырой рыбы, как мерзлой, — «строганины», так и свежей «сугуданины» и сырого мяса.

Обычно, не считая первого дня, когда дежурный был загружен доотказа, работы имелось не так много, особенно если ее распределить правильно. Утром подмести пол, затопить плиту, подать чай, убрать его, поставить вариться мясо и приправку к нему — вот и все. Лед таял в баке на плите одновременно с варкой пищи. Оставалось лишь своевременно, не давая засохнуть остаткам еды, вымыть посуду после обеда, для чего нужно только запасти заранее кастрюлю горячей воды.

В конце недели необходимо было еще выстирать свое белье, вымыть пол и вымыться самому. За отсутствием бани — это был большой недостаток — стирать и мыть приходилось на кухне, почему каждый это проделывал в свое дежурство. Стирка белья являлась, повидимому, наиболее тяжелой хозяйственной обязанностью для всех, тем более что работа требовала довольно много воды. А вода у нас была дефицитным товаром. Я обычно кипятил белье с мылом в специальном баке, предварительно замочив его на сутки в холодной воде. Далее следовала стирка в корыте и полосканье. Сушка происходила или на чердаке, или у плиты в течение ночи. Глаженье считалось излишней роскошью, да и утюга не имелось.

Пол был покрыт линолеумом, поэтому мытье его не составляло труда и производилось горячей водой с мылом, так как за неделю из мясного амбара и сеней натаскивалось довольно порядочно грязи и сала. Обеденный стол покрывался клеенкой, его мыли ежедневно, как и кухонный.

Мытье людей происходило на кухне у плиты, для чего заранее согревался бак горячей воды, которая затем наливалась в рукомойник. Чтобы не плескать на пол, моющийся становился ногами в корыто для стирки белья. В общем мы приспособились к такой импровизированной бане довольно удовлетворительно. Лишь Журавлев иногда с сокрушением вспоминал о полке и венике.

Плиты с обогревателем оказалось совершенно достаточно для согревания всего помещения, и не было никакой необходимости в постановке дополнительного камелька, как это предполагалось сначала. Вообще дом вышел очень теплым, чему способствовали двойные полы и потолки с засыпкой между ними опилок в смеси с алебастром. Шпунтовые брусчатые стены, обшитые внутри фанерой по кошме, оказались почти абсолютно непродуваемыми при всяких пургах. Оконные рамы, как внутренние, так и внешние, имели двойное застекление, благодаря чему никогда не обмерзали и даже не запотевали.

Вечером, когда горели лампы, температура в помещении поднималась до + 20°, а после усиленной топки для хлебопечения, стирки или мытья она доходила до + 25° и даже + 30°. Приходилось отворять форточку в кухонном окне и даже дверь в сени, чтобы хоть немного прохладиться. В целях вентиляции и во избежание угара задвижка печной трубы никогда, даже на ночь, не затворялась, и все же даже в самые сильные морозы и пурги температура утром никогда не падала ниже + 8°. Оконная форточка в здешних условиях оказалась мало пригодной, так как сильно обледеневала, плохо из-за этого затворялась, а в щель пургою наносило снег. Поэтому мы продолбили в стене под потолком для вентиляции круглую дыру, закрываемую деревянной пробкой. Все это способствовало тому, что воздух в помещении был всегда сух и чист, несмотря на целых 5 керосиновых ламп и отчаянное курение, в чем особенно состязались Журавлев с Ушаковым, — кажется, и спавшие с трубками.

Наступил декабрь, самый темный и глухой месяц в Арктике. Впрочем, сейчас, в начале месяца, луна полная и совсем (не сходит за горизонт Дня же как такового нет совершенно, Ночью даже светлее, так как в это время луна находится вблизи верхней кульминации и стоит высоко на небе. В довершение установилась штилевая ясная погода с сравнительно небольшими морозами до — 25° — 30°. Торошенные льды в море, засыпанный анегом остров и почти погребенная под сугробами наша база при лунном освещении кажутся прямо фееричными. Стоя в море среди ледяного хаоса, кажется, что находишься где-то не на земле, а на другой, давно умершей планете, а города с их шумной жизнью, поля с волнующей рожыо и зеленые леса представляются лишь сном, который видел когда-то и уже успел почти позабыть. Кругом абсолютная тишина, и только слышен шум тока крови в собственных пульсирующих артериях.

Воспользовавшись лунным светом, Ушаков с Журавлевым решили съездить на базу Серпа и Молота отвезти пеммикан. Мне ехать не придется, так как собак набирается лишь на две усиленных запряжки. Ехать необходимо быстро, пользуясь хорошей погодой и лунным светом, а это длиться здесь долго не может. Поэтому нужны только сильные молодые собаки, а таковых у нас набирается не более 25 штук.

В путь тронулись 4 декабря в 18 часов, оба на веерных упряжках по 12 собак в каждой. Кроме текущего недельного запаса продовольствия себе и собакам, палатки, спальных мешков и прочего снаряжения, берут 120 банок, то есть 360 кг собачьего пеммикаш, который и оставят на базе. Думают обернуться в три дня.

Погода по прежнему прекрасная, тихая и лунная. Нашим благоприятствует.

7-го в 2 часа вернулись путешественники, сделав таким образом весь путь туда и обратно за 2 суток и 8 часов. Ночевали они всего один раз вчера, недоезжая горы Серп и Молот километров 20. Затем приехали к базе, сложили пеммикан и, напившись чаю, даже не разбивая палатки, повернули обратно и доехали до дома в один прием, то есть сделав без передышки около 90 километров. Упряжка Журавлева дошла хорошо, у Ушакова же некоторые собаки, как мало тренированные, разбили в кровь подушечки лап. Ошкуя, того самого, что осенью съел половину середника, пришлось бросить немного не доезжая Среднего острова, так как он выбился из сил и больше не мог итти даже без лямки.

На другой день встали в 16 часов, легли в 6, как это теперь у нас вошло в обычай. Днем начал задувать довольно сильный северо-восток, а к вечеру пурга раздулась уже вовсю. Хорошо, что путники успели во-время вернуться.

Луна на ущербе, и днем, когда она уже заходит, делается совсем темно. Ночью гораздо светлее. Ушаков с Журавлевым поехали на Голомянный посмотреть капканы и кстати поискать брошенного Ошкуя. Привады оказались поеденными медведем, капканы разбросаны. Ошкуя не нашли. Приехав домой первым, Журавлев начал отпрягать собак. Вдруг выпряженные бросились к лодке на берегу, и оттуда послышался рявк медведя. Схватив винтовку, Журавлев кинулся туда и столкнулся со зверем буквально нос с носом, так как, напуганный собаками, он бросился по направлению к дому. После выстрела в упор зверь повалился прямо к ногам. Судя по его следам, он подошел к дому уже давно. Долго топтался около угольной кучи, на помойке, пока не подъехала упряжка. Остальные собаки были все в загородке и гостя ни одна не почуяла.

В брюхе оказалось сало и шкура нерпы, — вероятно съеденная привада.

После пурги резко потеплело. Всего только —5°. Ошкуй вернулся после 8-дневного отсутствия. Выглядит не очень истощенным. Где был и чем питался, неизвестно.

Распорядок дня у нас теперь сложился навыворот. Ложимся в 8–9 часов, а встаем в 16–17. Это бы еще ничего, если бы все шло регулярно, но этого-то как раз и нет. В результате у меня развилась страшная бессонница. Сплю не более трех-четырех часов в сутки, иногда и вовсе не сплю. Пробовал принимать снотворное: веронал и даже морфий. Лишь оглушает на несколько часов, а пользы никакой. Плюнул, махнув на все рукой. Одна надежда, что здоровья еще хватит, а там наступит день и жизнь сама, естественно, войдет в норму. Увлекаюсь чтением. Уже перечитал всего Шекспира, Толстого, Тургенева и имевшуюся новую, к сожалению, довольно пестро подобранную беллетристику.

На улице почти все время пурга. Лишь немного затихнет, а потом опять возобновляется с удвоенной силой. Выйти никуда нельзя. Все сидят дома угрюмые и молчаливые, уткнув носы в книги.

Перелом 23 декабря «зимний солнцеворот», когда склонение солнца, достигнув наименьшей величины, вновь начинает увеличиваться, был встречен всеми с большим удовлетворением. Хотя ночь попрежнему так же темна, а пурги часты, сознание, что день прибывает, приближается появление солнца, а с ним и возможность поездок и маршрутных работ, вселяет во всех бодрость. Пора приниматься постепенно за подготовку к маршрутам.