Два вида истины

1

Босх находился в третьей камере старой тюрьмы Сан-Фернандо, просматривая файлы из одного из ящиков Эсме Таварес, когда пришло сообщение от Беллы Лурдес из детективного бюро.

Полиция Лос-Анджелеса и окружной прокурор направляются к тебе. Тревино сказал им, где ты находишься.

Босх был там же, где и в начале большинства недель: сидел за своим импровизированным столом — деревянной дверью, которую он позаимствовал во дворе отдела общественных работ и поставил на две стопки коробок с документами. Отправив Лурдес благодарственное сообщение, он открыл приложение "Заметки" на своем телефоне и включил диктофон. Он положил телефон на стол экраном вниз и частично прикрыл его папкой из коробки Таварес. Это был ход на всякий случай. Он понятия не имел, почему люди из окружной прокуратуры и его бывшего полицейского управления идут к нему утром в понедельник. Он не получал звонка с предупреждением о визите, хотя, если честно, сотовая связь внутри стальных прутьев камеры практически отсутствовала. Тем не менее, он знал, что неожиданный визит часто был тактическим ходом. Отношения Босха с департаментом полиции Лос-Анджелеса после его вынужденной отставки три года назад были в лучшем случае натянутыми, и адвокат настоятельно рекомендовал ему защитить себя, документируя все взаимодействия с департаментом.

Ожидая их, он вернулся к рассматриваемому делу. Он просматривал заявления, сделанные в течение нескольких недель после исчезновения Таварес. Он читал их и раньше, но считал, что в материалах дела часто содержится секрет раскрытия "глухаря". Там было все, если только вы могли это найти. Логическое несоответствие, скрытая улика, противоречивые показания, рукописная заметка следователя на полях отчета — все это помогало Босху раскрывать дела на протяжении четырех десятилетий его карьеры.

В деле Таварес было три коробки с документами. Официально это было дело о пропавшей без вести, но за пятнадцать лет оно вобрало в себя три фута сложенных в стопку папок, потому что классифицировалось как таковое только потому, что тело так и не было найдено.

Когда Босх пришел в полицейское управление Сан-Фернандо, чтобы на добровольных началах изучить материалы нераскрытых дел, он спросил шефа Энтони Вальдеса, с чего начать. Шеф, проработавший в управлении двадцать пять лет, посоветовал ему начать с Эсмеральды Таварес. Это было дело, которое преследовало Вальдеса как следователя, но как начальник полиции он не мог уделять ему достаточно времени.

За два года, работая в Сан-Фернандо неполный рабочий день, Босх возобновил несколько дел и закрыл почти дюжину — среди них были многочисленные изнасилования и убийства. Но, всякий раз, когда у него выдавался часок, он возвращался к делу Эсме Таварес чтобы просмотреть коробки с документами. Оно тоже начало преследовать его. Молодая мать, которая исчезла, оставив спящего ребенка в кроватке. Это дело можно было бы классифицировать как дело о пропаже человека, но Босху не нужно было читать даже первый ящик, чтобы понять, что шеф и все следователи до него знали об этом. Скорее всего, здесь замешана нечестная игра. Эсме Таварес не просто пропала. Она была мертва.

Босх услышал, как открылась металлическая дверь в тюремное отделение, а затем шаги по бетонному полу перед тремя групповыми камерами. Он посмотрел вверх сквозь железные прутья и был удивлен тем, кого увидел.

— Привет, Гарри.

Это была его бывшая напарница, Люсия Сото, вместе с двумя мужчинами в костюмах, которых Босх не узнал. Тот факт, что Сото, очевидно, не предупредила его об их приезде, заставил Босха насторожиться. От штаб-квартиры полиции Лос-Анджелеса и офиса окружного прокурора в центре города до Сан-Фернандо было сорок минут езды. Это оставляло достаточно времени, чтобы напечатать сообщение и отправить: "Гарри, мы едем к тебе". Но этого не произошло, поэтому он предположил, что двое незнакомых ему мужчин прижали Сото.

— Люсия, давно не виделись, — сказал Босх. — Как дела, партнер?

Похоже, никто из троих не хотел заходить в камеру к Босху, даже если она была переоборудована для других целей. Он встал, ловко выхватил телефон из-под папок на столе и переложил его в карман рубашки, приложив экран к груди. Он подошел к решетке и просунул руку. Хотя за последние пару лет он периодически общался с Сото по телефону и смс, он не видел ее. Ее внешность изменилась. Она похудела и выглядела осунувшейся и усталой, в ее темных глазах было беспокойство. Вместо того чтобы пожать ему руку, она сжала ее. Ее хватка была крепкой, и он воспринял это как сигнал: "Будь осторожен".

Босх без труда разобрался, кто есть кто среди этих двух мужчин. Обоим было около сорока лет, они были одеты в костюмы, которые, скорее всего, были куплены готовыми в магазине мужской одежды. Но у мужчины слева под пиджаком были видны полоски. Босх знал, что это означает, что под пиджаком у него надета наплечная кобура, и твердый край затвора его оружия протер ткань. Босх догадался, что шелковая подкладка уже вся изжевана. Через шесть месяцев костюм превратится в рвань.

— Боб Тапскотт, — сказал он. — Счастливый напарник Люси.

Тапскотт был чернокожим, и Босх подумал, не является ли тот родственником Горацио Тапскотта, покойного музыканта из Южного Лос-Анджелеса, который сыграл важную роль в сохранении джазовой самобытности района.

— А я — Алекс Кеннеди, заместитель окружного прокурора, — сказал второй мужчина. — Мы хотели бы поговорить с вами, если у вас есть несколько минут.

— Конечно, — сказал Босх. — Проходите в мой кабинет.

Он жестом указал в сторону бывшей камеры, теперь заставленной стальными полками с материалами дел. Тут стояла длинная общая скамья, оставшаяся от прежнего использования камеры в качестве вытрезвителя. На скамье у Босха были разложены папки с разными делами для просмотра. Он начал складывать их в стопку, чтобы освободить место для посетителей, хотя был уверен, что они на неё не сядут.

— Вообще-то, мы поговорили с вашим капитаном, Тревино, и он сказал, что мы можем использовать штабную комнату в детективном бюро, — сказал Тапскотт. — Там будет удобнее. Вы не возражаете?

— Я не возражаю, если капитан не возражает, — ответил Босх. — О чем вообще идет речь?

— Престон Бордерс, — сказала Сото.

Босх шел к открытой двери камеры. Это имя слегка задержало его.

— Давайте подождем, пока мы не окажемся в штабной комнате, — быстро сказал Кеннеди. — Тогда мы сможем поговорить.

Сото бросила на Босха взгляд, который, казалось, давал понять, что в этом деле она находится под полным контролем окружного прокурора. Босх взял со стола свои ключи и навесной замок, вышел из камеры и с тяжелым лязгом захлопнул металлическую дверь. Ключ от камеры давно исчез, и Босх обмотал велосипедную цепь вокруг прутьев и запер дверь на висячий замок.

Они покинули старую тюрьму и прошли через двор с оборудованием для общественных работ на Первую улицу. Ожидая, пока проедет транспорт, Босх небрежно достал из кармана телефон и проверил сообщения. Он не получил ничего ни от Сото, ни от кого-либо еще до прибытия группы из центра города. Он продолжил запись и положил телефон обратно в карман.

Сото заговорила, но не о деле, которое привело ее в Сан-Фернандо.

— Это действительно твой офис, Гарри? — спросила она. — Я имею в виду, они что, посадили тебя в тюремную камеру?

— Да, — сказал Босх. — Раньше это был вытрезвитель, и иногда мне кажется, что я все еще чувствую запах рвоты, когда открываю её утром. Предположительно, пять или шесть парней повесились там за эти годы. Предполагается, что там водятся привидения. Но там хранятся материалы по глухарям, так что я работаю именно там. В двух других камерах хранятся старые коробки с уликами, так что доступ к ним свободный. И обычно меня никто не беспокоит.

Он надеялся, что подтекст последней фразы был понятен его посетителям.

— Значит, у них нет тюрьмы? — спросила Сото. — Им приходится "сбрасывать тела" в Ван Найс?

Босх указал через дорогу на полицейский участок, к которому они направлялись.

— Только женщины отправляются в Ван Найс, — сказал Босх. — Для мужчин у нас здесь есть тюрьма. В участке. Самые современные одиночные камеры. Я даже ночевал там несколько раз. Они даже лучше, чем нары в комнате отдыха копов, где все храпят.

Она бросила на него взгляд, как бы говоря, что он изменился, если готов спать в тюремной камере. Он подмигнул ей.

— Я могу работать где угодно, — сказал Босх. — И могу спать где угодно.

Когда движение рассосалось, они перешли дорогу к полицейскому участку и вошли через главный вестибюль. Детективное бюро имело прямой вход справа. Босх открыл его ключом-картой и придержал дверь, пока остальные входили.

Офис бюро был размером не больше гаража на одну машину. В его центре находились три рабочих места, плотно расположенные в едином модуле. Они принадлежали трем штатным детективам подразделения: Дэнни Систо, недавно получившему повышение детективу по имени Оскар Лузон и Белле Лурдес, всего два месяца назад вернувшейся из длительного отпуска по ранению при исполнении служебных обязанностей. Стены отдела были заставлены шкафами с документами, зарядными устройствами для раций, кофейным аппаратом и принтером под досками объявлений с расписанием работы и объявлениями отдела. Здесь же висели многочисленные плакаты с объявлениями о розыске и пропаже, в том числе множество фотографий Эсме Таварес, выпущенных за пятнадцать лет розысков.

На одной стене высоко висел плакат с изображением культовых диснеевских утят Хьюи, Дьюи и Луи, которые были гордыми прозвищами трех детективов, работавших в модуле. Кабинет капитана Тревино находился справа, а штабная комната — слева. Третья комната сдавалась в субаренду Управлению судмедэкспертизы и использовалась двумя следователями коронера, область ответственности которых охватывала всю долину Сан-Фернандо и северные районы.

Все трое детективов находились за своими рабочими столами. Недавно они раскрыли крупную сеть автоугонщиков, действовавшую в городе, и адвокат одного из подозреваемых насмешливо назвал их Хьюи, Дьюи и Луи. Они приняли это прозвище как почетный знак.

Босх увидел Лурдес, выглядывающую из-за перегородки своего стола. Он кивнул ей в знак благодарности за предупреждение. Это был также знак ей, что пока все в порядке.

Босх провел посетителей в штабную комнату. Это было звуконепроницаемое помещение со стенами, увешанными досками и мониторами с плоским экраном. В центре стоял стол в стиле зала заседаний с восемью кожаными креслами вокруг него. Комната была спроектирована как командный пункт для расследования крупных преступлений, работы оперативных групп и координации действий в чрезвычайных ситуациях, таких как землетрясения и беспорядки. В реальности такие происшествия случались редко, и комната использовалась в основном как обеденный зал: широкий стол и удобные стулья идеально подходили для групповых обедов. В помещении стоял отчетливый запах мексиканской кухни. Владелец ресторана "Magaly's Tamales" на Маклай-авеню регулярно привозил бесплатную еду для полицейских, и она обычно поглощалась в штабной комнате.

— Присаживайтесь, — предложил Босх.

Тапскотт и Сото сели по одну сторону стола, а Кеннеди обошел его и сел напротив. Босх занял стул в торце стола, чтобы иметь возможность видеть всех трех посетителей.

— Итак, что происходит? — спросил он.

— Ну, давайте представимся как следует, — начал Кеннеди. — Вы, конечно, знаете детектива Сото по совместной работе в отделе раскрытия преступлений. А теперь вы познакомились с детективом Тапскоттом. Они работали со мной над пересмотром дела об убийстве, которое вы вели почти тридцать лет назад.

— Престон Бордерс, — сказал Босх. — Как поживает Престон? Все еще в камере смертников в Кью[2], когда я проверял?

— Он все еще там.

— Так почему вы пересматриваете это дело?

Кеннеди придвинул свой стул поближе, сложил руки и положил локти на стол. Он барабанил пальцами левой руки, словно решая, как ответить на вопрос Босха, хотя было ясно, что все, что касается этого неожиданного визита, было отрепетировано.

— Я работаю в Отделе по обеспечению доказательности обвинения, — сказал Кеннеди. — Уверен, вы о нем слышали. Я использовал детективов Тапскотта и Сото в некоторых делах, которые я вел, благодаря их умению работать с нераскрытыми делами.

Босх знал, что ООДО[3] был новым подразделением, созданным после его ухода из полиции Лос-Анджелеса. Его создание стало выполнением обещания, данного во время жаркой предвыборной кампании, в ходе которой вопрос о работе полиции являлся одним из самых горячих. Вновь избранный окружной прокурор Так Кобаяши пообещал создать подразделение, которое отреагирует на предполагаемую волну дел, в которых новые судебно-медицинские технологии привели к сотням оправданий людей, заключенных в тюрьмы по всей стране. Новая наука не только прокладывала себе путь, но и развенчивала старую, некогда считавшуюся основанием для неопровержимых доказательств, и распахивала двери тюрем для невиновных.

Как только Кеннеди упомянул о своем задании, Босх собрал все воедино и понял, что происходит. Бордерс, человек, которого считали убийцей трех женщин, но осудили только за одно убийство, делал последний рывок к свободе после почти тридцати лет в камере смертников.

— Вы, наверное, шутите, да? — спросил Босх. — Бордерс? Серьезно? Вы серьезно пересматриваете это дело?

Он перевел взгляд с Кеннеди на свою старую напарницу Сото.

Он чувствовал себя полностью преданным.

— Люсия? — спросил он.

— Гарри, — сказала она. — Ты должен выслушать.

2

Босху казалось, что стены штабной комнаты смыкаются над ним. В мыслях и наяву он навсегда засадил Бордерса за решетку. Он не рассчитывал на то, что сексуальный садист и убийца когда-нибудь получит смертельную инъекцию, но камера смертников все равно была своим особым адом, более суровым, чем любой приговор, по которому человек оказывался в общей камере. Изоляция была тем, что Бордерс заслужил. Он попал в Сан-Квентин двадцатишестилетним мужчиной. Для Босха это означало пятьдесят с лишним лет одиночного заключения. Меньше — только если повезет. В камере смертников в Калифорнии от самоубийства умерло больше заключенных, чем от иглы.

— Все не так просто, как вы думаете, — сказал Кеннеди.

— Правда? — сказал Босх. — Скажите мне почему.

— Обязанность Отдела по обеспечению доказательности обвинения — рассматривать все законные ходатайства, которые к нему поступают. Наш процесс рассмотрения является первым этапом, и это происходит внутри организации до того, как дела попадают в полицию Лос-Анджелеса или другие правоохранительные органы. Если дело соответствует определенному порогу озабоченности, мы переходим к следующему этапу и вызываем правоохранительные органы для проведения тщательного расследования.

— И, конечно, в этот момент все дают клятву о неразглашении.

Босх посмотрел на Сото, когда говорил это. Она отвела взгляд.

— Абсолютно так, — сказал Кеннеди.

— Я не знаю, какие доказательства привел вам Бордерс или его адвокат, но это полная чушь, — сказал Босх. — Он убил Даниэль Скайлер, а все остальное — какая-то афера.

Кеннеди ничего не ответил, но по его взгляду Босх понял, что тот удивлен тем, что он все еще помнит имя жертвы.

— Да, тридцать лет спустя я помню ее имя, — сказал Босх. — Я также помню Донну Тиммонс и Вики Новотны, двух жертв, о которых ваш офис заявил, что у нас не было достаточно доказательств для возбуждения дел. Были ли они частью той проверки, которую вы проводили?

— Гарри, — сказала Сото, пытаясь успокоить его.

— Бордерс не предоставил никаких новых доказательств, — сказал Кеннеди. — Они уже были там.

Это поразило Босха как удар. Он понял, что Кеннеди говорит о вещественных доказательствах по делу. Подразумевалось, что на месте преступления или в другом месте уже были улики, которые освобождают Бордерса от подозрений в совершении им преступления. Более серьезным следствием этого было признание некомпетентности или, что еще хуже, злоупотребления служебным положением — Босх упустил улики или намеренно скрыл их.

— О чем мы здесь говорим? — спросил он.

— ДНК, — ответил Кеннеди. — Это не было частью первоначального дела в восемьдесят восьмом году. Дело было возбуждено до того, как ДНК разрешили использовать в уголовных делах в Калифорнии. Она была представлена и принята судом в Вентуре только через год. В округе Лос-Анджелес это произошло год спустя.

— Нам не нужна была ДНК, — сказал Босх. — Мы нашли вещи жертвы, спрятанные в квартире Бордерса.

Кеннеди кивнул Сото.

— Мы отправились на склад вещдоков и вытащили коробку, — сказала она. — Ты знаешь порядок действий. Мы отвезли одежду, собранную с жертвы, в лабораторию, и они подвергли ее анализу по серологическому протоколу.

— Они составили протокол тридцать лет назад, — сказал Босх. — Но тогда они искали генетические маркеры группы крови, а не ДНК. И они ничего не нашли. Вы собираетесь сказать мне, что…

— Они нашли сперму, — сказал Кеннеди. — Это было незначительное количество, но на этот раз они нашли ее. Процесс анализа, очевидно, стал более изощренным после этого убийства. И то, что они нашли, не Бордерса.

Босх покачал головой.

— Ладно, я клюну, — сказал он. — Чья она была?

— Насильника по имени Лукас Джон Олмер, — сказала Сото.

Босх никогда не слышал об Олмере. Его ум заработал, и он стал искать, как могла быть подстроена афера, чтобы исправить ситуацию, но не думал о том, что он ошибся, когда застегивал наручники на запястьях Бордерса.

— Олмер в Сан-Квентине, верно? — сказал он. — Все это…

— Нет, это не так, — сказал Тапскотт. — Он мертв.

— Отдай нам должное, Гарри, — добавила Сото. — Не то, чтобы мы искали, чтобы все было именно так. Олмер никогда не был в Сан-Квентине. Он умер в Коркоране еще в две тысячи пятнадцатом, и он никогда не знал Бордерса.

— Мы проверили его шестью способами, начиная с воскресенья, — сказал Тапскотт. — Тюрьмы находятся в трехстах милях друг от друга, и они не знали и не общались друг с другом. Этого не было.

В том, как говорил Тапскотт, было какое-то самодовольство. У Босха возникло желание ударить его по лицу. Сото знала, как может среагировать ее старый партнер, и потянулась, чтобы положить свою руку на руку Босха.

— Гарри, это не твоя вина, — сказала она. — Это дело лаборатории. Отчеты все там. Ты прав — они ничего не нашли. Они упустили это тогда.

Босх посмотрел на нее и отдернул руку.

— Ты действительно в это веришь? — спросил он. — Потому что я — не верю. Это — Бордерс. Он стоит за всем этим — каким-то образом. Я знаю это.

— Как, Гарри? Мы искали, кто за этим стоит.

— Кто лазил в коробку с вещдоками после суда?

— Никто. На самом деле, последним, кто это делал, был ты сам. Оригинальные печати были нетронуты, с твоей подписью и датой прямо сверху. Покажите ему видео.

Она кивнула Тапскотту, который достал свой телефон и открыл видео. Он повернул экран к Босху.

— Это в "Пайпер Тек", — сказал он.

"Пайпер Тек" — это огромный комплекс в центре города, где располагался отдел контроля за имуществом полиции Лос-Анджелеса, а также дактилоскопический отдел и авиационная эскадрилья — крыша размером с футбольное поле использовалась в качестве вертолетной площадки. Босх знал, что в архивном подразделении действовал высокий уровень секретности. Офицеры должны были предоставить служебное удостоверение и отпечатки пальцев, чтобы извлечь улики из любого дела. Коробки вскрывались в зоне досмотра под круглосуточным видеонаблюдением. Но это было собственное видео Тапскотта, записанное на его телефон.

— Это была не первая наша работа с ООДО, поэтому у нас есть свой собственный протокол, — сказал Тапскотт. — Один из нас открывает коробку, а другой записывает все на видео. Неважно, что у них там есть свои камеры. И как ты можешь видеть, ни одна пломба не нарушена, никакого вмешательства.

На видео Сото показала коробку на камеру, перевернув ее так, чтобы были видны все стороны и швы. Швы были заклеены старыми этикетками, которые использовались еще в восьмидесятых годах. По крайней мере, последние несколько десятилетий департамент использовал красную ленту для улик, которая трескалась и отслаивалась, если ее переклеивали. В 1988 году для опечатывания коробок с уликами использовались белые прямоугольные наклейки с надписью "ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ДПЛА[4]", подписью и датой. Сото скучающе манипулировала коробкой, и Босх счел, что она думала, что они зря тратят время на это дело. По крайней мере, до этого момента Босх все еще был при своем мнении.

Тапскотт вплотную снял пломбы, использованные на верхнем шве коробки. Босх мог видеть свою подпись на верхней центральной наклейке вместе с датой — 9 сентября 1988 года. Он знал, что по дате, опечатывание коробки пришлось бы на конец судебного процесса. Босх вернул улики, опечатал коробку, а затем хранил ее в отделе контроля за имуществом на случай, если апелляция отменит вердикт и им придется снова идти в суд. С Бордерсом этого не произошло, и коробка, чтобы избежать периодических чисток, предположительно, осталась на полке в отделе старых улик, потому что на коробке была четкая пометка "187" — калифорнийский уголовный шифр убийства, что в комнате хранения улик означало — "Не выбрасывать".

Пока Тапскотт двигал камеру, Босх узнал свою собственный почерк — использование пломб для улик на всех швах коробки, включая дно. Он всегда так делал, пока они не перешли на красную ленту для улик.

— Вернитесь назад, — сказал Босх. — Дай мне еще раз взглянуть на подпись.

Тапскотт отодвинул телефон, поработал с видео, а затем "заморозил" изображение на крупном плане печати с подписью Босха. Он протянул экран Босху, который наклонился, чтобы изучить его. Подпись была выцветшей и трудночитаемой, но все выглядело подлинным.

— Хорошо, — сказал Босх.

Тапскотт перезапустил видео. На экране Сото использовала нож для разрезания коробок, прикрепленный проволокой к смотровому столу, чтобы разрезать этикетки и открыть коробку. Когда она начала извлекать из коробки предметы, включая одежду жертвы и конверт с обрезками ногтей, она называла каждый предмет, чтобы он был должным образом зафиксирован. Среди упомянутых ею предметов был кулон в виде морского конька, который был ключевой уликой против Бордерса.

Не дождавшись окончания видеозаписи, Тапскотт нетерпеливо отодвинул телефон и остановил воспроизведение. Затем он убрал телефон.

— И так далее, и так далее, — сказал он. — Никто не возился с коробкой, Гарри. То, что в ней было, лежало там с того дня, когда ты опечатал ее после суда.

Босх был раздосадован тем, что не успел просмотреть видео полностью. Что-то в том, что Тапскотт — незнакомец — использовал его имя, также беспокоило Босха. Он отбросил это чувство досады и надолго замолчал, впервые задумавшись о том, что его тридцатилетняя уверенность в том, что он навсегда упрятал убийцу-садиста за решетку, оказалась ложной.

— Где они её нашли? — спросил он наконец.

— Что нашли? — спросил Кеннеди.

— ДНК, — сказал Босх.

— Одну микроточку на пижаме жертвы, — сказал Кеннеди.

— Её легко было пропустить в восемьдесят седьмом году, — сказала Сото. — Вероятно, тогда они просто использовали ультрафиолет в темноте.

Босх кивнул.

— Так что же происходит сейчас? — спросил он.

Сото посмотрела на Кеннеди. На этот вопрос должен был ответить он.

— Через неделю, в среду, в отделе один-один-семь назначено слушание по ходатайству "хабеас", — сказал прокурор. — Мы присоединимся к адвокатам Бордерcа и попросим судью Хоутона отменить приговор и освободить его из камеры смертников.

— Господи Иисусе, — сказал Босх.

— Его адвокат также уведомил город, что он будет подавать иск, — продолжил Кеннеди. — Мы поддерживаем контакт с городской прокуратурой, и они надеются договориться об урегулировании. Вероятно, речь идет о семизначной сумме.

Босх опустил взгляд на стол. Он не мог выдержать ничьего взгляда.

— И я должен предупредить вас, — сказал Кеннеди. — Если урегулирование не будет достигнуто и он подаст иск в федеральный суд, он может пойти против вас лично.

Босх кивнул. Он уже знал об этом. Иск о нарушении гражданских прав, поданный Бордерсом, заставит Босха лично отвечать за ущерб, если город решит не покрывать его. Поскольку два года назад Босх подал в суд на город, чтобы восстановить свою полную пенсию, маловероятно, что в городской прокуратуре найдется хоть одна душа, заинтересованная в возмещении ущерба, взысканного Бордерсом. Единственная мысль, которая пробивалась сквозь эту реальность, была о его дочери. Он мог остаться ни с чем, кроме страхового полиса, переходящего к ней после его смерти.

— Мне очень жаль, — сказала Сото. — Если бы были какие-то другие…

Она не закончила, и он медленно поднял глаза на нее.

— Девять дней, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Слушание через девять дней. У меня есть время, чтобы выяснить, как он это сделал.

— Гарри, мы работаем над этим уже пять недель. Ничего нет. Это было до того, как Олмер попал в поле зрения кого бы то ни было. Мы знаем только, что он не сидел в тюрьме в то время и был в Лос-Анджелесе — мы нашли записи о его работе. Но ДНК есть ДНК. На пижаме жертвы ДНК мужчины, позже осужденного за многочисленные похищения и изнасилования. Все случаи проникновения в дом — очень похожи на дело Скайлер. Но без смерти. Я имею в виду, посмотри на факты. Ни один окружной прокурор в мире не прикоснулся бы к этому делу и не пошел бы по другому пути.

Кеннеди прочистил горло.

— Мы пришли сюда сегодня из уважения к вам, детектив, и ко всем делам, которые вы раскрыли за прошедшее время. Мы не хотим вступать в противоборство по этому вопросу. Это не пойдет вам на пользу.

— И вы не думаете, что каждое из тех дел, которые я расследовал, не будет затронуто этим? — сказал Босх. — Если вы откроете дверь этому парню, вы с таким же успехом откроете ее для каждого из тех, кого я отправил подальше. Если вы наведете его на лабораторию — то же самое. Это запятнает всё.

Босх откинулся назад и уставился на свою бывшую напарницу. Когда-то он был ее наставником. Она должна была знать, что это с ним сделает.

— Это то, что есть, — сказал Кеннеди. — У нас есть обязательства. Лучше пусть сто виновных выйдут на свободу, чем один невиновный окажется в тюрьме.

— Избавьте меня от ублюдочного бреда Бена Франклина, — сказал Босх. — Мы нашли доказательства, связывающие Бордерса с исчезновением всех трех женщин, а ваш офис отказался от двух из них, какой-то сопливый прокурор сказал, что их, видите ли, недостаточно. Это, блядь, бессмысленно. Я хочу получить девять дней на собственное расследование и хочу получить доступ ко всему, что у вас есть, и ко всему, что вы сделали.

Он посмотрел на Сото, когда говорил это, но Кеннеди ответил.

— Этого не случится, детектив, — сказал он. — Как я уже сказал, мы здесь из вежливости. Но вы больше не занимаетесь этим делом.

Прежде чем Босх успел возразить, раздался резкий стук в дверь, и она распахнулась. Там стояла Белла Лурдес. Она помахала ему рукой.

— Гарри, — сказала она. — Нам нужно поговорить прямо сейчас.

В ее голосе прозвучала настоятельная просьба, которую Босх не мог проигнорировать. Он оглянулся на остальных сидящих за столом и начал вставать.

— Подождите секунду, — сказал он. — Мы еще не закончили.

Он встал и пошел к двери. Лурдес посигналила ему пальцами. Она закрыла за ним дверь. Он заметил, что офис отдела пуст — в модуле никого не было, дверь капитана была открыта, а его кресло за столом пустовало.

А Лурдес была явно взволнована. Обеими руками она заправляла за уши свои короткие темные волосы — привычка, отражающая её крайнее беспокойство, которую Босх заметил у миниатюрной женщины-детектива с момента возвращения на работу.

— В чем дело?

— У нас два трупа при ограблении аптеки в торговом центре.

— Трупов кого? Офицеров?

— Нет, других людей. За прилавком. Два "один восемьдесят семь"[5]. Шеф хочет, чтобы все были наготове. Ты готов? Хочешь поехать со мной?

Босх оглянулся на закрытую дверь штабной комнаты и задумался о том, что там было сказано. Что он собирался с этим делать? Как он собирался с этим справиться?

— Гарри, давай, мне пора. Ты с нами или нет?

Босх посмотрел на нее.

— Ладно, пошли.

Они быстро двинулись к выходу, который вывел их прямо на боковую стоянку, где парковались детективы и командный состав. Он достал телефон из кармана рубашки и выключил приложение для записи.

— А что с ними? — спросила Лурдес.

— Пошли они нахер, — сказал Босх. — Сами разберутся.

3

Сан-Фернандо — муниципалитет, площадью всего два с половиной квадратных километра, со всех сторон окруженный городом Лос-Анджелес. Для Гарри Босха это была пресловутая иголка в стоге сена, крошечное место и работа, которую он нашел, когда его служба в полиции Лос-Анджелеса закончилась, и он все еще верил, что может еще многое дать, что его миссия не выполнена, но, похоже, ему некуда было идти. В годы, последовавшие за рецессией 2008 года, испытывая нехватку бюджетных средств и уволив четверть из сорока сотрудников, департамент полиции активно пытался создать добровольный корпус отставных офицеров для работы в каждом отделе департамента, от патруля до связи и детективов.

Когда шеф Вальдес связался с Босхом и сказал, что у него есть старая тюремная камера, полная нераскрытых дел, и некому ими заниматься, это было похоже на спасательный круг, брошенный утопающему. Босх был одинок и, без церемоний покинув отдел, в котором проработал почти сорок лет, в то самое время, когда его дочь уехала из дома в колледж, конечно, бесцельно дрейфовал. Более того, предложение поступило в тот момент, когда он чувствовал, что его дела не закончены. После стольких лет работы он никак не ожидал, что однажды выйдет за дверь в полиции Лос-Анджелеса и ему не разрешат вернуться.

В тот период жизни, когда большинство мужчин на пенсии занимались гольфом или покупали лодку, Босх чувствовал, что еще не завершил свою миссию. Ему она была близка. Ему нужно было работать над делами, а работа частного детектива или следователя по делам защиты не устраивала его в долгосрочной перспективе. Он принял предложение шефа и вскоре уже доказал, что является полноценным сотрудником полиции Сан-Фернандо. Он быстро перешел от работы на неполный рабочий день, работая над "глухарями", к наставничеству над всем детективным бюро. Хьюи, Дьюи и Луи были преданными и хорошими следователями, но вместе они имели в общей сложности менее десяти лет опыта работы в качестве детективов. Капитан Тревино сам работал в отделе лишь неполный рабочий день, поскольку он еще и отвечал за руководство отделом связи и тюрьмой. Босху предстояло обучить Лурдес, Систо и Лузона выполнению расследований.

Торговый центр представлял собой двухквартальный участок Сан-Фернандо Роуд, который проходил через центр города и был усеян небольшими магазинами, предприятиями, барами и ресторанами. Он находился в исторической части города и с одной его стороны располагался большой универмаг, который был закрыт и пустовал в течение нескольких лет, а на переднем фасаде все еще висела вывеска "JC Penney"[6]. Большинство других вывесок были на испанском языке, а предприятия были ориентированы на латиноамериканское большинство города, в основном это были свадебные салоны и салоны для новобрачных, магазины секонд-хенд и магазины, где продавались товары из Мексики.

От полицейского участка до места стрельбы было три минуты езды. Лурдес вела свою городскую машину без опознавательных знаков. Босх изо всех сил старался забыть о деле Бордерса и о том, что обсуждалось в штабной комнате, чтобы сосредоточиться на текущей задаче.

— Итак, что мы знаем? — спросил он.

— Двое убитых в "La Farmacia Familia"[7], — сказала Лурдес. — Позвонил клиент, который вошел в аптеку и увидел одну из жертв. Патруль нашел второго в подсобке. Оба работники. Похоже, отец и сын.

— Сын взрослый?

— Да.

— Принадлежность к банде?

— Нет сведений.

— Что еще?

— Все. Гуден и Сандерс выехали, когда мы получили звонок. Вызвали криминалистов шерифа.

Гуден и Сандерс были двумя следователями коронера, которые работали в арендованном офисе детективного бюро. То, что они находились так близко, было удачей. Босх помнил, как иногда по часу и больше ждал следователей коронера, когда работал над делами в полиции Лос-Анджелеса.

Хотя с момента прихода в полицию Сан-Фернандо Босх раскрыл три убийства по нераскрытым делам, это было первое, так сказать, "живое" расследование убийства с момента его прихода. Это означало, что будет свежее место преступления, с жертвами на полу, а не просто фотографии из папки для наблюдения. Протокол и темп работы будут совершенно другими, и это придало ему бодрости, несмотря на расстройство, вызванное встречей, с которой он только что сбежал.

Когда Лурдес свернула к торговому центру, Босх посмотрел вперед и увидел, что расследование уже началось не так. Три патрульные машины были припаркованы прямо напротив "Фармасии", и это было слишком близко. Движение по двухполосной дороге у торгового центра не было остановлено, и водители медленно проезжали мимо аптеки, надеясь мельком увидеть то, что вызвало активность полиции.

— Притормози здесь, — сказал он. — Эти машины стоят слишком близко, я собираюсь отодвинуть их назад и перекрыть улицу.

Лурдес выполнила его указание и припарковала машину перед баром "Трес Рейес"[8], далеко позади растущей толпы зрителей, собравшихся возле аптеки.

Вскоре, Босх и Лурдес вышли из машины и пробрались сквозь толпу. Между патрульными машинами была натянута желтая лента с обозначением места преступления, и два офицера стояли и совещались у багажника одной машины, в то время как третий стоял, положив руки на пряжку ремня — обычная поза патрульных — наблюдая за входной дверью аптеки.

Босх увидел, что входная дверь магазина, где находилось место преступления, была подперта мешком с песком, который, вероятно, был взят из багажника патрульной машины. Не было видно ни шефа Вальдеса, ни других следователей, и Босх знал, что это означает, что все они внутри.

— Черт, — сказал он, подходя к двери.

— Что? — спросила Лурдес.

— Слишком много "поваров"… — сказал Босх. — Подожди здесь минутку.

Босх вошел в аптеку, оставив Лурдес снаружи. Это было небольшое предприятие с несколькими торговыми проходами, ведущими к задней стойке, где находилась собственно аптека. Он увидел Вальдеса, стоявшего вместе с Систо и Лузоном за прилавком. Они смотрели вниз на то, что, по мнению Босха, было одним из тел. Тревино не было видно.

Босх дал короткий, низкий свисток, который привлек их внимание, а затем дал им сигнал подойти к входу в магазин. Затем он повернулся и вышел обратно за дверь.

Снаружи он ждал у двери вместе с Лурдес, и когда трое мужчин вышли, он ногой отодвинул мешок с песком с дороги и позволил двери закрыться.

— Шеф, могу я начать? — спросил он.

Босх посмотрел на Вальдеса и подождал, пока шеф кивнет ему. Он просил взять расследование в свои руки и хотел, чтобы это было ясно всем сторонам.

— Начинай, Гарри, — сказал Вальдес.

Босх привлек внимание патрульных офицеров, сгрудившихся вместе, и подал сигнал и им.

— Так, слушайте все, — сказал Босх. — Наш главный приоритет здесь — охрана места преступления, а мы этого не делаем. Патруль, я хочу, чтобы вы, ребята, вывели свои машины и перекрыли этот квартал с обеих сторон. Заклейте его лентой. Никто не войдет без разрешения. Я хочу, чтобы с обеих сторон были доски со списками, и вы записывали имя каждого полицейского или лабораторной крысы, которые приходят на место преступления. Вы также записываете номера машин, которую впускаете или выпускаете.

Никто не пошевелился.

— Вы его слышали, — сказал Вальдес. — Давайте пошевеливайтесь, люди. У нас там два убитых гражданина на полу. Мы должны поступить правильно по отношению к ним и департаменту.

Патрульные быстро вернулись к своим машинам, чтобы выполнить приказ Босха. Затем он и другие детективы разделились и начали отводить собравшихся зрителей обратно на улицу. Некоторые выкрикивали вопросы на испанском языке, но Босх не отвечал. Он сканировал лица тех, кого оттесняли назад. Он знал, что убийца может быть среди них. Такое было не один раз.

После того как место преступления было огорожено с двух сторон, Босх, шеф и три детектива вновь собрались у двери аптеки. Босх еще раз взглянул на Вальдеса в поисках подтверждения своих полномочий, поскольку не ожидал, что его дальнейшие действия будут восприняты положительно.

— Дело всё еще у меня, шеф? — спросил он.

— В твоем распоряжении, Гарри, — ответил Вальдес. — Как ты хочешь это сделать?

— Хорошо, мы хотим ограничить присутствие людей на месте преступления, — сказал Босх. — Если мы передадим это дело в суд, и адвокат защиты увидит, что все здесь теснились и слонялись без дела, то это даст ему больше мишеней, больше путаницы для присяжных. Так что внутри будет только два человека, это Лурдес и я. Систо и Лузон, у вас внешняя часть места преступления. Я хочу, чтобы вы прошли по улице в обоих направлениях. Ищите свидетелей и камеры. Мы…

— Мы пришли первыми, — сказал Лузон, указывая на себя и Систо. — Это должно быть наше дело, и мы внутри.

В возрасте около сорока лет Лузон был самым старшим из трех штатных следователей, но у него было меньше всего опыта работы детективом. Он был переведен в отдел шестью месяцами ранее, проведя двенадцать лет в патруле. Он получил повышение, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся в результате отпуска по ранению Лурдес, а затем Вальдес нашел деньги в бюджете, чтобы оставить его на службе в то время, когда произошел всплеск преступлений против собственности, приписываемых местной банде под названием "СанФерс". Босх наблюдал за ним после повышения и пришел к выводу, что он будет хорошим и тщательным детективом — и что это хороший выбор Вальдеса. Но Босх еще не работал с ним над одним делом, а у него был опыт работы с Лурдес. Он хотел, чтобы она возглавила это дело.

— Так не пойдет, — сказал Босх. — Лурдес будет вести дело. Мне нужно, чтобы вы с Систо прошли два квартала в обоих направлениях. Мы ищем машину, на которой скрылись преступники. Мы также ищем видео, и мне нужно, чтобы вы, ребята, нашли его. Это очень важно.

Босх видел, как Лузон боролся с желанием снова оспорить приказ Босха. Но он посмотрел на шефа, который стоял со сложенными перед грудью руками, и не увидел никаких признаков того, что его начальник, в конечном счете, не согласен с Босхом.

— Понял, — сказал он.

Он пошел в одну сторону, а Систо — в другую. Систо не потрудился пожаловаться на задание, но на его лице появилось затравленное выражение.

— Эй, ребята? — сказал Босх.

Лусон и Систо оглянулись. Босх жестом показал Лурдес и шефу, чтобы они присоединились к ним.

— Послушайте, я не пытаюсь быть высокомерным ослом, — сказал он. — Мой опыт сопровождался множеством промахов. Мы учимся на своих ошибках, а за тридцать с лишним лет работы над убийствами я совершил их немало. Я просто пытаюсь использовать то, чему научился трудным путем. Хорошо?

Лузон и Систо неохотно кивнули, и направились выполнять свои задания.

— Запишите номера и телефоны, — крикнул им Босх, сразу же поняв, что это было лишнее указание.

Когда они ушли, шеф вышел из группы полицейских.

— Гарри, — сказал Вальдес. — Давай поговорим секундочку.

Босх последовал за ним, неловко оставив Лурдес одну на тротуаре. Шеф заговорил спокойно.

— Слушай, я понимаю, что ты делаешь с этими двумя, и то, что ты сказал о трудном пути. Но я хочу, чтобы ты был на подхвате. Белла хороша, но она только вернулась в отдел и восстанавливается. Это — расследование убийства — то, чем ты занимался тридцать лет. Вот почему ты здесь.

— Я понимаю, шеф. Но ты не захочешь, чтобы я был на подхвате. Мы должны думать о том времени, когда дело попадет в суд. Все дело в том, как построить дело для суда, и ты не захочешь, чтобы его вел временщик. Тебе нужна Белла. Защита попытается уничтожить её, а она съест их на обед, особенно после того, что случилось в прошлом году, через что она прошла, а потом вернулась на работу. Она — герой, и именно ее ты захочешь видеть на свидетельском месте. К тому же, она хороша и готова. И кроме того, у меня скоро могут возникнуть проблемы в центре города. Проблемы, которые могут сильно отвлечь меня. Так что ты не захочешь, чтобы я был на подхвате.

Вальдес посмотрел на него. Он знал, что "из центра города" означало "из-за пределов компетенции ДПСФ[9]", из прошлого Босха.

— Я слышал, что сегодня утром у тебя были посетители, — сказал он. — Мы поговорим об этом позже. Где я тебе нужен?

— На связи со СМИ, — сказал Босх. — Они скоро узнают об этом и начнут появляться. О "Двух мертвецах на главной улице" напишут целую историю. Тебе нужно создать командный пункт и отлавливать их, когда они начнут сюда приходить. Мы должны контролировать, какая информация туда попадет.

— Понятно. Что еще? Вам нужно больше людей для опросов. Я могу привлечь людей из патруля, взять по одному офицеру из каждой машины и провести одиночное патрулирование, пока мы не разберемся с этим.

— Это было бы хорошо. Во всех этих магазинах были люди. Кто-то что-то видел.

— Понял тебя. Что если я смогу открыть старый "Пенни", и мы используем его как КП[командный пункт] ? Я знаю парня, который владеет зданием.

Босх посмотрел через дорогу и вниз на полквартала на фасад давно закрытого универмага.

— Мы будем здесь допоздна. Если сможешь включить там свет – действуй. Что насчет капитана Тревино? Он здесь?

— Он "в лавке", пока я здесь. Он тебе нужен?

— Нет, я могу ввести его в курс дела позже.

— Тогда я оставлю вас. Нам действительно нужно быстро закончить это дело, Гарри. Если оно есть.

— Я понял.

Шеф ушел, а Лурдес подошла к Босху.

— Дай угадаю, он не хотел, чтобы я была ведущим детективом, — сказала она.

— Он хотел меня, — ответил Босх. — Но это не отразилось на тебе. Я сказал "нет". Я сказал, что это твоё дело.

— Это как-то связано с тремя посетителями, которые были у тебя сегодня утром?

— Возможно. И это имеет отношение к тому, что ты сможешь справиться со всем этим. Почему бы тебе не пойти и не присмотреть за Гуденом и Сандерсом? Я позвоню в Лабораторию шерифа и узнаю время их прибытия. Первое, что нам нужно, это фотографии. Не позволяй этим парням перемещать тела, пока мы не получим полный набор фотографий.

— Поняла.

— Тела "принадлежат" коронеру. Но место преступления — наше. Помни об этом.

Лурдес направилась к двери аптеки, а Босх достал свой телефон. Полиция Сан-Фернандо была настолько мала, что у нее не было собственной команды криминалистов. Она полагалась на отдел криминалистики Департамента шерифа, и это часто ставило ее на второе место по уровню обслуживания. Босх позвонил в Лабораторию и получил ответ, что в момент их разговора команда уже выехала в Сан-Фернандо. Босх напомнил дежурному, что они работают над двойным убийством, и попросил вторую бригаду, но ему отказали и сказали, что второй бригады нет. Они получили двух техников и фотографа/видеографа, и это всё.

Повесив трубку, Босх заметил, что один из патрульных, которому он ранее отдавал приказы, стоит у нового периметра места преступления в конце квартала. Желтая лента была натянута поперек, полностью закрывая дорогу через торговый центр. Патрульный держал руки на пряжке ремня и наблюдал за Босхом.

Босх убрал телефон и пошел вверх по улице к желтой ленте и стоящему у нее офицеру.

— Не смотри внутрь, — сказал Босх. — Гляди наружу.

— Что? — спросил офицер.

— Ты следишь за детективами. Ты должен следить за улицей.

Босх положил руку на плечо офицера и повернул его к ленте.

— Посмотри по сторонам. Ищи людей, которые наблюдают, людей, которые не подходят близко. Ты удивишься тому, как часто преступник возвращается на место, чтобы посмотреть, как идет расследование. В любом случае, ты защищаешь место преступления, а не наблюдаешь за ним.

— Понял.

— Хорошо.

Вскоре после этого прибыла команда судмедэкспертов шерифа, и Босх приказал всем выйти из аптеки, чтобы фотограф мог войти и сделать предварительную фото- и видеосъемку места преступления, оставив на виду только трупы.

Ожидая снаружи, Босх надел перчатки и пару бумажных бахил. Как только фотограф дал добро, вся команда вошла в здание, пройдя через пластиковый занавес для защиты места преступления, который техники повесили над дверью.

Гуден и Сандерс отделились и продолжили обрабатывать тела. Лурдес и Босх сначала прошли за аптечный прилавок, где Гуден и один из техников с места преступления осматривали первое тело. Лурдес достала блокнот и стала описывать то, что видела. Босх наклонился к уху своей напарницы и прошептал.

— Найди время, чтобы просто понаблюдать. Заметки — это хорошо, но четкие визуальные образы лучше держать в голове.

— Хорошо. Я так и сделаю.

Когда Босх был молодым детективом из отдела убийств, он работал с напарником по имени Фрэнки Шихан, который всегда держал в багажнике их машины без опознавательных знаков старый ящик из-под молока. Он брал его с собой на каждое место преступления, находил хорошую точку обзора и ставил ящик на пол. Затем садился на него и просто наблюдал за местом преступления, изучая нюансы и пытаясь понять меру и мотив произошедшего там акта насилия. Шихан работал над делом Даниэль Скайлер вместе с Босхом и сидел на своем ящике в углу комнаты, а обнаженное тело жертвы лежало на полу со следами жестокого изнасилования. Но Шихан был уже давно мертв, и ему не грозило то свободное падение, которое ожидало Босха в том деле.

4

"La Farmacia Familia" была небольшим предприятием, которое, как показалось Босху, в основном занималось продажей лекарств по рецептам. В передней части магазина было три коротких прохода с полками с товарами, относящимися к средствам по уходу за домом, почти все они были в коробках на испанском языке, привезенных из Мексики. Здесь не было ни стоек с поздравительными открытками, ни витрин с конфетами, ни холодильных витрин с газировкой и водой. Эта аптека был совсем не похожа на сетевые аптеки, разбросанные по всему городу.

Вся задняя стена магазина представляла собой собственно аптеку, где находился прилавок для хранения лекарств и рабочая зона для реализации по рецептам. Передняя часть магазина казалась совершенно нетронутой произошедшим здесь преступлением.

Босх двинулся по проходу налево, что привело его к полуоткрытой двери, ведущей в заднюю часть аптечного прилавка. Он увидел Гудена, присевшего на корточки за прилавком рядом с первым трупом — мужчиной, которому на вид было около пятидесяти лет. Он лежал на спине прямо за прилавком, его руки были подняты вверх и лежали ладонями наружу возле плеч. На нем была одета белая фирменная куртка фармацевта с вышитым на ней именем.

— Гарри, познакомься с Хосе, — сказал Гуден. — Пока он — Хосе, пока мы не подтвердим это отпечатками пальцев. Сквозной выстрел в грудь.

Он сформировал пистолет из большого и безымянного пальцев, когда отдавал рапорт, и направил ствол себе в грудь.

— В упор? — спросил Босх.

— Почти, — ответил Гуден. — С расстояния от шести до двенадцати дюймов. Парень, вероятно, поднял руки, но его всё равно застрелили.

Босх ничего не сказал. Он находился в "режиме наблюдения". Он должен был составить собственное впечатление о месте происшествия и определить, были ли руки жертвы подняты или опущены, когда в него стреляли. Ему не нужна была эта информация от Гудена.

Босх присел на корточки, осмотрел пол вокруг тела и наклонился еще ниже, чтобы заглянуть под прилавок.

— Что ищешь? — спросила Лурдес.

— Латуни нет, — сказал Босх.

Отсутствие выброшенных гильз означало для Босха одно из двух. Либо убийца потратил время на их подбор, либо он использовал револьвер, из которого гильзы не выбрасываются. В любом случае, для Босха это было примечательно. Сбор важнейших улик показал хладнокровный расчет при совершении преступления. Использование револьвера могло указывать на это — оружие было выбрано потому, что оно не оставляло важных улик.

Они с Лурдес вышли в коридор слева от аптечного прилавка. Двадцатифутовый проход вел в рабочие и складские помещения, а также в уборную. В конце коридора была дверь с двойными замками и табличкой "Выход", а также глазок. Предположительно, она вела в глухой переулок, куда доставляли груз.

Недалеко от двери, Сандерс, второй техник коронера, стоял на коленях рядом с другим телом, тоже мужчиной в халате фармацевта. Тело лежало грудью вниз, одна рука тянулась к двери. На полу виднелись следы крови, ведущие к телу. Лурдес прошла по боковому краю коридора, стараясь не наступать на кровь.

— А здесь у нас Хосе-младший, — сказал Сандерс. — Три выстрела: в спину, в ректум [прямую кишку – прим. пер.], в голову — скорее всего, именно в таком порядке.

Босх отошел от Лурдес и перешел, не наступая на лужицы и следы крови на другую сторону коридора, чтобы иметь возможность беспрепятственно рассмотреть тело. Хосе-младший лежал, прижавшись правой щекой к полу, глаза были частично открыты. На вид ему было около двадцати лет, на подбородке росли скудные усики.

Кровь и пулевые ранения говорили о произошедшем. При первых признаках опасности Хосе-младший бросился к задней двери и побежал по коридору, спасая свою жизнь. Он был сбит с ног первым же выстрелом в верхнюю часть спины. Упав на пол, он повернулся, чтобы оглянуться, и его кровь пролилась на кафель. Он увидел приближающегося стрелка и повернулся, пытаясь ползти к двери, его колени скользили и размазывали кровь. Стрелок подошел и снова выстрелил в него, на этот раз в ректум, затем сделал шаг вперед и добил выстрелом в затылок.

Босх уже видел выстрел в анус в предыдущих случаях, и это привлекло его внимание.

— Выстрел в задний проход — насколько точно? — спросил он.

Сандерс подошел и одной рукой в перчатке оттянул брюки жертвы, чтобы пулевое отверстие стало хорошо видно. Другой рукой он указал на место, где ткань была прожжена.

— Он попал туда, — сказал Сандерс. — В упор.

Босх кивнул. Его глаза проследили за ранами на спине и голове. Ему показалось, что две входные раны, которые он мог видеть, были аккуратнее и меньше, чем рана в груди Хосе-старшего.

— Думаешь, это было два разных оружия? — спросил он.

Сандерс кивнул.

— Если бы я на это ставил, — сказал он.

— И никакой латуни?

— Не видно. Посмотрим, когда будем переворачивать тело, но это будет чудо, если три гильзы окажутся под ним.

Босх кивнул в ответ.

— Хорошо, делайте то, что должны, — сказал он.

Осторожно ступая, он вернулся в коридор и вошел в рабочую зону аптеки, где хранились лекарства. Для начала он поднял голову и сразу же увидел камеру, установленную в углу потолка над дверью.

Лурдес вошла в комнату следом за ним. Он указал вверх, и она увидела камеру.

— Нужна запись, — сказал он. — Надеюсь, она за пределами аптеки или на веб-сайте.

— Я могу это проверить, — сказала она.

Босх осмотрел комнату. Несколько пластиковых ящиков, в которых хранились запасы лекарств, были выдвинуты и упали на пол, по нему были разбросаны рассыпанные таблетки. Он знал, что ему предстоит нелегкая задача инвентаризации того, что было в аптеке и что было взято. Некоторые ящики на полу были больше других, и он догадался, что в них хранились наиболее часто назначаемые лекарства.

На рабочем столе стоял компьютер. Здесь же были инструменты для отмеривания и упаковки таблеток в пластиковые флаконы, а также принтер для печати этикеток.

— Ты можешь выйти и поговорить с фотографом? — спросил он Лурдес. — Убедись, что он зафиксировал всё это сейчас, прежде чем мы начнем наступать на таблетки и хрустеть ими. Скажи ему, что он может начать снимать на видео обработку места преступления.

— Сделаю, — сказал Лурдес.

После того как Лурдес вышла, Босх снова двинулся по коридору. Он знал, что им придется собрать и задокументировать каждую таблетку и улику в этом месте. Дело об убийстве всегда медленно продвигалось от центра наружу.

В прежние времена он выходил в этот момент, чтобы выкурить сигарету и поразмыслить. На этот раз он вышел через пластиковую занавеску, чтобы просто подумать. Почти сразу же в его кармане завибрировал телефон. Определитель номера был заблокирован.

— Это было не круто, Гарри, — сказала Люсия Сото, когда он ответил.

— Извини, у нас возникла срочная необходимость, — сказал он. — Пришлось уйти.

— Ты мог бы сказать нам. Я не твой враг в этом деле. Я пытаюсь помешать им, сделать так, чтобы это не попало в поле зрения прессы. Если ты все сделаешь правильно, вина ляжет на лабораторию или на твоего бывшего партнера — того, который мертв.

— Кеннеди и Тапскотт сейчас с тобой?

— Нет, конечно, нет. Только ты и я.

— Ты можете дать мне копию отчета, который вы сдали Кеннеди?

— Гарри…

— Я так и думал. Люсия, не говори, что ты на моей стороне, что ты мешаешь сделать меня козлом отпущения, если это не так. Ты понимаешь, о чем я?

— Я не могу просто поделиться активными файлами с…

— Слушай, я тут в центре событий. Перезвони мне, если передумаешь. Я помню, однажды было дело, которое много значило для тебя. Мы были напарниками, и я был рядом с тобой. Думаю, теперь всё по-другому.

— Это несправедливо, и ты это знаешь.

— И еще кое-что. Я бы никогда не продал партнера. Даже мертвого.

Он отключился. Он почувствовал укол вины. Он был слишком строг с Сото, но чувствовал, что должен подтолкнуть ее к тому, чтобы она дала ему то, что ему нужно.

С того времени, как он закончил свою карьеру в полиции Лос-Анджелеса и стал работать над нераскрытыми делами, прошло много лет с тех пор, как он вживую работал на месте убийства. С возвращением инстинктов работы на месте преступления его начали тянуть старые привычки. Он почувствовал острую потребность в сигарете. Босх огляделся, чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь, у кого можно было бы её одолжить, и увидел Лурдес, приближающуюся со стороны короткого конца квартала. У нее было обеспокоенное выражение лица.

— Что случилось?

— Я вышла, чтобы поговорить с фотографом, и услышала вой. Миссис Эскивель, жена и мать наших жертв, остановилась у ограничительной пленки, и у нее началась истерика. Я только что посадила ее в машину, и ее везут в участок.

Босх кивнул. Держать ее подальше от места преступления было правильным решением.

— Ты готова с ней поговорить? — спросил он. — Мы не можем оставлять ее там надолго.

— Я не знаю, — сказала Лурдес. — Я только что разрушила ее жизнь. Все, что для нее было важно, внезапно пропало. Муж и ее единственный ребенок.

— Я знаю, но ты должна установить с ней контакт. Кто знает, это дело может затянуться на годы. Ей нужно будет доверять человеку, который его ведет. У тебя — испанский и много лет впереди. А у меня нет.

— Хорошо, я могу это сделать.

— Сосредоточься на сыне. Его друзья, чем он занимался, когда не работал, враги, все это. Узнай, где он жил, была ли у него девушка. И спроси мать, не было ли у Хосе-старшего проблем с ним на работе. Сын будет ключом к разгадке.

— И всё это ты понял после выстрела ему в задницу?

Босх кивнул.

— Я видел это раньше. В деле, где мы использовали профайлера[10]. Этот выстрел — месть. На нем словно написано — "расплата".

— Он знал стрелявших?

— Без сомнения. Либо он знал их, либо они знали его. Либо оба варианта.

5

Босх добрался до своего дома только после полуночи. Он был вымотан долгим днем работы на месте преступления и координации усилий других детективов, а также патрульного отдела. Он также должен был проинформировать шефа Вальдеса о ходе расследования, прежде чем тот предстанет перед камерами и репортерами, собравшимися в торговом центре. Информация была краткой: подозреваемых нет, арестов нет.

Оценка для СМИ была точной, но следователи по делу об убийствах в "Фармасии" не были лишены зацепок. Убийства и последующее разграбление запасов рецептурных препаратов в магазине действительно были зафиксированы тремя камерами внутри аптеки, и полноцветные видеозаписи дали представление о преступлении, совершенном с холодным расчетом. Стреляли двое, в черных лыжных масках и с револьверами. Они убили Хосе Эскивеля-старшего и его сына с хладнокровием, которое подразумевало планирование, точность и намерение. Первой мыслью Босха после просмотра видеозаписей было то, что это были киллеры, приехавшие для выполнения задания. Кража таблеток была лишь прикрытием истинного мотива преступления. К сожалению, первый просмотр видеозаписей выявил мало пригодных для идентификации стрелков. Когда один из мужчин вытянул руку, чтобы выстрелить в Хосе-старшего, его рукав оттянулся, обнажив белую кожу. Но больше ничего не выделялось.

Припарковавшись на парковке, Босх пропустил боковой вход в дом и вышел на улицу, чтобы проверить почтовый ящик. Он увидел, что в верхней части прикрепленного к дому ящика лежит толстый манильский конверт. Он вытащил его и подержал под фонарем на крыльце, чтобы посмотреть, откуда он взялся.

На конверте не было ни обратного адреса, ни почтовой надписи. Даже его собственный адрес отсутствовал. На конверте было написано только его имя. Босх отпер дверь и занес его внутрь. Он положил конверт и полученную почту на кухонную стойку, а сам открыл холодильник, чтобы взять пиво.

После первого глотка янтарного пива он вскрыл конверт. Вытащил пачку документов толщиной в один дюйм. И сразу же узнал верхний отчет. Это была копия первоначального отчета о происшествии, связанном с убийством Даниэль Скайлер в 1987 году. Босх пролистал стопку документов и быстро определил, что у него есть копия текущего следственного дела.

Люсия Сото справилась.

Босх смертельно устал, но знал, что быстро не уснет. Он вылил остатки пива в раковину, затем сварил чашку кофе в кофеварке "Keurig", которую дочь подарила ему на Рождество. Взял стопку документов и принялся за работу.

После того как его дочь уехала в колледж, а семейные ужины стали редким явлением, Босх превратил столовую небольшого дома в рабочее место. Стол стал достаточно широким, чтобы на нем можно было разложить отчеты о расследованиях — отчеты по делам, которые он вытаскивал из тюремной камеры в Сан-Фернандо или которые он вел в частном порядке. Он также установил стеллажи по двум стенам алькова, на которых разместились папки и книги по судопроизводству и уголовному кодексу Калифорнии, а также стопки компакт-дисков и CD-проигрыватель "Bose" для использования, когда его коллекция винила и фонограф не удовлетворяли его музыкальные потребности.

Босх вставил в "Bose" диск под названием "Химия" и поставил повышенную громкость на средние частоты. Это был альбом дуэтов между Хьюстоном Персоном на тенор-саксофоне и Роном Картером на контрабасе. Это была часть их продолжающегося музыкального разговора, их пятое и самое последнее сотрудничество, и у Босха были предыдущие записи на виниле. Это было идеально для полуночной работы. Он занял свое обычное место за столом, спиной к полкам и музыке, и начал просматривать тайную папку с документами.

Вначале он разделил документы на старые и новые. Отчеты о первоначальном расследовании убийства Даниэль Скайлер — многие из которых он написал сам тридцать лет назад — легли в одну стопку, а более новые отчеты, подготовленные в ходе текущего повторного расследования, — во вторую.

Хотя он отчетливо помнил первоначальное расследование, он знал, что многие мелкие детали дела отложились в его памяти и что было бы разумно начать со старого, прежде чем изучать новое. Сначала его внимание привлекли хронологические записи, которые всегда были отправной точкой для изучения дела. По сути, это был дневник дела — строка кратких датированных и хронологических записей, описывающих следственные действия, предпринятые Босхом и его напарником Фрэнки Шиханом. Многие из этих записей будут расширены в кратких отчетах, но хронология дела была тем, с чего нужно было начинать, чтобы получить пошаговый обзор расследования.

В 1987 году в отделе убийств и грабежей не было ни одного компьютера. Отчеты писались от руки или набирались на печатной машинке "IBM Selectrics". В большинстве случаев хроники были написаны от руки. Они писались на линованной бумаге в разделе 1 Книги убийства. Каждый следователь, включая тех, кто заполнял журнал или выполнял вспомогательные задачи по делу, сопровождал свои записи в журнале своими инициалами, несмотря на то, что разные стили почерка в большинстве случаев делали личность автора очевидной.

Босх просматривал фотокопии оригиналов хронологии дела и узнал свой почерк, а также почерк Шихана. Он также узнал два разных стиля написания отчетов, которые использовали он и Шихан. Шихан, который был более опытным в их команде, использовал меньше слов и часто писал неполными предложениями. Босх был более многословен, и эта черта его стиля написания отчетов изменилась со временем, когда он узнал то, что уже знал Шихан: чем меньше, тем больше, то есть чем меньше времени вы тратите на бумажную работу, тем больше времени у вас остается на то, чтобы вести собственно дело. А меньше слов на странице означало также меньше слов для адвоката защиты, который в суде мог извратить их в своей собственной интерпретации.

Босх получил значок детектива в 1977 году и провел пять лет, работая в различных отделах и криминальных подразделениях, прежде чем его повысили до детектива отдела убийств и направили сначала в Голливудский отдел, а затем в элитный отдел убийств и грабежей [ОУГ] , работающий в Паркер-центре в центре города. В ОУГ он работал в паре с Шиханом, и дело Скайлер было одним из первых убийств, которые они расследовали в качестве ведущих детективов.

История Даниэль Скайлер была универсальной историей Лос-Анджелеса с дополнительной иронией её происхождения. Воспитанная матерью-одиночкой, работавшей горничной в мотеле в Голливуде, штат Флорида, она заполнила пустоты в своей жизни аплодисментами, которые пришли с успехом на конкурсах красоты и на сцене средней школы. Вооружившись своей красотой и хрупкой уверенностью, она в двадцать лет преодолела три тысячи миль от одного Голливуда до другого. Как и многие другие, она обнаружила, что в каждом маленьком городке Америки есть такая же, как она. Оплачиваемой работы было мало, и ею часто пользовались пиявки, которые были частью индустрии развлечений. Но она упорствовала. Она работала за стойкой в мотеле, брала уроки актерского мастерства и ходила на бесконечные прослушивания на роли, которые обычно не имели ни имен, ни реплик.

Она также создала сообщество — молодых мужчин и женщин, участвующих в той же борьбе за успех и славу. Она видела многих из них на одних и тех же прослушиваниях и в кастингах. Они обменивались советами о работе как в сфере развлечений, так и в гостиничном, то есть ресторанном бизнесе. К пяти годам своей борьбы она успела сыграть несколько ролей в кино и на телевидении, где играла в основном роль "конфетки для глаз". Она также дала множество показательных выступлений в небольших театрах по всей Долине и, наконец, перешла из ресторанного бизнеса с неполным рабочим днем на работу в качестве администратора в агентство по внештатному кастингу.

Пять лет в Лос-Анджелесе также ознаменовались несколькими переездами, сменой соседей по квартире и несколькими отношениями с разными мужчинами в возрасте от пяти лет моложе ее до двадцати двух лет старше. Когда ее нашли изнасилованной и задушенной в пустой второй спальне ее квартиры в Толука-Лейк, Босх и Шихан столкнулись с необходимостью составить историю жертвы, на что ушло несколько недель.

Когда Босх читал хронологию дела, ему вспомнились некоторые детали о деле Скайлер и те шаги, которые они с Шиханом предприняли, и дело показалось ему таким же свежим, как убийства в "La Farmacia Familia" тем утром. Он вспомнил лица друзей и коллег, опрошенных и занесенных в хронограф. Он вспомнил, как уверенно они с напарником вышли на Престона Бордерса.

Бордерс тоже был актером, который пытался закрепиться в Голливуде. Но он делал это не без помощи сети. В отличие от Даниэль Скайлер и тысяч других потенциальных артистов, которые ежегодно приезжают в Лос-Анджелес с уверенностью прилива на Венис-Бич, Бордерсу не пришлось работать ни в сфере гостеприимства, ни в телефонных продажах, ни где-либо еще. Бордерс был родом из пригорода Бостона, и родители сделали ставку на его стремление стать кинозвездой. Его аренда и машина были оплачены, а счета по кредитным картам отправлялись в Бостон. Это позволяло ему проводить дни на прослушиваниях для ролей в кино и на телевидении, а ночи — в бесконечной ротации клубов, где всегда было множество женщин, таких как Скайлер, которые надеялись, что кто-то оплатит их счет в баре в обмен на улыбку и разговор, а может быть, и что-то более интимное, если чувство было правильным.

Согласно хронологии, Босх и Шихан связали Бордерса со Скайлер 1 ноября 1987 года, на девятый день расследования. Именно тогда они постучали в дверь знакомой Скайлер по имени Аманда Марго. В то время Марго была еще начинающей актрисой. Тридцать лет спустя она могла причислить себя к счастливицам. Она сделала солидную карьеру в кино и на телевидении, снявшись в небольших ролях в нескольких фильмах и в главной роли в долгоиграющем сериале, где она играла бескомпромиссного детектива из отдела убийств. Босх читал интервью с ней, в которых она говорила, что сочувствие к жертвам своего телевизионного персонажа она черпает из реального убийства близкой подруги.

Босх помнил первую беседу с Марго, как будто это было вчера. В то время у молодой актрисы не было ни одного из атрибутов успеха в ее маленькой квартире в Студио-Сити. Босх и Шихан сидели на потрепанном диване из магазина секонд-хенд, а Марго — на стуле, который она притащила в гостиную из кухни.

Два детектива опрашивали по четыре-пять друзей и знакомых жертвы в день, и Марго была в их списке на первом месте, но она получила недельную работу на автосалоне в Детройте, где представляла автомобили, и уехала из города вскоре после убийства. Встреча была назначена на время ее возвращения.

Марго оказалась ценным источником информации о Скайлер. Они были близки, хотя никогда не жили вместе. На момент убийства соседка Скайлер по комнате только что переехала и отказалась от мечты о звездной славе. Она вернулась домой в Техас, и Скайлер искала новую соседку. У Марго были последние месяцы оплаченной аренды, и она планировала переехать к подруге сразу после Нового года. До этого времени Скайлер жила одна, хотя ее семья сообщила следователям, что ее младшая сестра, путешествующая в течение года после окончания школы, планировала приехать на День благодарения и использовать свободную спальню, пока обе сестры не вернутся во Флориду на рождественские праздники.

Марго и Даниэль познакомились три года назад в приемной кастингового агентства, где они проходили прослушивание на одну и ту же роль. Вместо того чтобы стать соперницами, они нашли общий язык. Ни одна из них роль не получила, но после кастинга они выпили кофе, и между ними завязалась дружба. Они двигались в схожих кругах как в профессиональном, так и в социальном плане. Они старались присматривать друг за другом, сообщая друг другу о потенциальных вакансиях и о том, какие кастинг-директора или тренеры по актерскому мастерству распускают руки.

Со временем они даже встречались с одними и теми же мужчинами, и именно на этом остановились детективы. Улики и результаты вскрытия показали, что Даниэль Скайлер подверглась жестокому насилию в течение ночи. Ее насиловали вагинально и анально и неоднократно душили. На ее шее было множество тонких борозд, некоторые из которых прорезали кожу, что указывает на то, что убийца, скорее всего, душил ее до потери сознания, а затем приводил ее в себя для повторного насилия, по крайней мере, шесть раз. Возможно, что ожерелье, которое носила жертва, было своеобразной гарротой[11].

Тело также было изуродовано ножом, профиль которого совпадал с другими ножами из кухни, но при вскрытии было установлено, что порезы были уже посмертными.

Также оказалось, что в квартире было создана обстановка, чтобы создать впечатление, что в нее проник посторонний. Раздвижная дверь на балконе второго этажа, выходящая в пустую спальню, была оставлена приоткрытой, но снаружи не было никаких признаков того, что кто-то забрался на балкон, чтобы открыть дверь и войти внутрь. На металлических перилах балкона лежал толстый слой пыли от смога, который не был нарушен ни в одном месте по всей длине. Это означало, что злоумышленнику пришлось бы перелезть через перила, не касаясь их, чтобы добраться до раздвижной двери. Это был невероятный сценарий, который заставил следователей рассмотреть противоположную версию — что убийца Скайлер проник в дом через парадную дверь и без борьбы. Это означало, что он был знаком с ней на каком-то уровне и хотел скрыть этот факт от следователей.

Аманда Марго рассказала во время беседы, что однажды вечером за две недели до смерти Скайлер две молодые женщины собрались вместе в квартире Марго, чтобы выпить дешевого вина и заказать еду на вынос. К ним присоединилась третья актриса по имени Джейми Хендерсон, которую они также знали по прослушиванию. В какой-то момент вечера они заговорили о мужчинах и узнали, что встречались с несколькими одними и теми же парнями, познакомившись с ними в актерских школах, кастинговых агентствах и на выставках талантов. Женщины начали составлять список мужчин — "Единственный и неповторимый", т.е., тех, с которыми, по их мнению, никогда больше не следует встречаться.

В списке причин было то, что каждый из упомянутых мужчин был слишком требовательным, а в некоторых случаях и физически угрожающим, когда речь шла о желании секса. Марго объяснила, что многие мужчины, с которыми они встречались, рассчитывали на секс после одного-двух свиданий. Именно те мужчины, которые плохо справлялись с отказом, попадали в список "Единственный".

Именно здесь стремление Босха и Шихан рассмотреть эту тему принесло свои плоды. Хотя список "Единственный" мог появиться после сплетен на девичнике в алкогольном опьянении, у Марго до сих пор хранился листок бумаги, вырванный из блокнота и прикрепленный магнитом с открывалкой к дверце холодильника. Она предоставила его детективам и смогла указать на четыре имени, которые Даниэль Скайлер внесла в список. Это были не полные имена, а некоторые, как например, "Боб Сквернослов", были просто прозвищами.

Но номером один в ее списке было единственное имя — Престон. Марго сказала, что это имя мужчины, с которым встречалась только Скайлер, и она не могла вспомнить, было ли это имя или фамилия, но она помнила историю, связанную с ним. Даниэль сказала, что Престон был актером со стипендией, то есть у него была какая-то финансовая поддержка и ему не приходилось подрабатывать, и что он чувствовал себя вправе рассчитывать на секс после первого свидания, на котором он заплатил за ужин и напитки. Даниэль рассказала, что он очень разозлился, когда она отказала ему, когда он подвез ее к ее квартире, и что позже он вернулся, чтобы постучать в дверь и потребовать, чтобы его впустили. Она отказалась открыть дверь, но он не уходил, пока она не пригрозила вызвать полицию.

Марго сообщила, что свидание с Престоном произошло за две недели до той ночи, когда три женщины собрались вместе, то есть примерно за четыре недели до убийства Скайлер. Когда Марго попросили рассказать подробнее о Престоне и о том, где он и Скайлер могли впервые встретиться, она сказала, что это могло произойти только через какую-то связь в индустрии, поскольку и Даниэль, и Престон были актерами.

Хронология показала, что поиск Престона стал приоритетом в расследовании. Босх и Шихан повторили уже пройденный путь, возвращаясь к ранее опрошенным людям и спрашивая о человеке по имени Престон. Им ничего не удалось, пока они не запросили журналы прослушивания за предыдущие три месяца кастингов, проводимых компанией, в которой Скайлер работала секретаршей. В течение нескольких недель, предшествовавших кастингу, компания проводила кастинг на второстепенные роли для телевизионного шоу о людях, работающих в приемном покое больницы.

В списке кандидатов на прослушивание, состоявшееся 14 сентября 1987 года, значилось имя Престона Бордерса. Этот список хранился в планшете на столе администратора агентства, Даниэль Скайлер.

Босх и Шихан нашли своего "единственного и неповторимого" мужчину.

6

Детективы провели проверку и опросили Джейми Хендерсон, третью женщину, участвовавшую в составлении списка "Единственный и неповторимый". Она подтвердила рассказ Аманды Марго о вечере и о вкладе Даниэль Скайлер в этот список. Затем они установили личности и опросили всех мужчин, о которых говорила Скайлер, даже Боба Сквернослова. Но Босх и Шихан приберегли Престона Бордерса напоследок, потому что интуиция подсказывала им, что он может подняться с уровня лица, вызвавшего интерес, до подозреваемого. Парень, который возвращался в квартиру отвергнувшей его женщины, стучал в дверь и требовал впустить его для секса, показался обоим детективам человеком с поведением, свидетельствующим о психозе, характерном для сексуальных хищников.

Через неделю после допроса Аманды Марго детективы установили наблюдение за квартирой Бордерса в Шерман Оукс и ждали, когда он выйдет из дома. Они хотели подойти к нему вдали от квартиры на случай, если он раскроет что-то в ходе допроса, что послужит веским основанием для обыска его дома. Они не хотели стучать в дверь и давать ему возможность спрятать или уничтожить улики.

Они также работали по наитию. С помощью матери и друзей Даниэль Скайлер они провели инвентаризацию ее квартиры и обнаружили пропажу только одного личного предмета. Это был кулон в виде синего морского конька, который был прикреплен к ожерелью из плетеной бечевки. Мама подарила ей его в тот день, когда она уезжала из дома в Калифорнию. Даниэль училась в школе, талисманом которой был морской конек, и кулон напоминал Даниэль о том Голливуде, откуда она была родом и о котором её мать не хотела, чтобы она забывала. Мать прикрепила кулон к ожерелью, которое сделала сама. Это украшение, хотя внешне и не было ценным, было самым дорогим для молодой женщины.

Несмотря на три различных обыска в квартире Скайлер, Босх и Шихан не нашли ни морского конька, ни ожерелья. Они были уверены, что Скайлер не потеряла его, поскольку оно было на видном месте на её фотопортретах, сделанных за несколько недель до ее смерти. Детективы полагали, что убийца забрал ожерелье и кулон в качестве сувенира после убийства. Если бы они были найдены у подозреваемого, любые следы крови на бечевке можно было бы сопоставить с Даниэль и получить ценную улику.

Поздно утром в день наблюдения Бордерс вышел из своей квартиры на Веспер и прошел квартал на юг до бульвара Вентура. Босх и Шихан дали ему пойти, а затем последовали за ним пешком. Сначала Бордерс зашел в магазин "Tower Records" на углу Седроса и Вентуры и более получаса просматривал видео в отделе. Наблюдавшие за ним детективы обсуждали, стоит ли им подойти и попросить о беседе, но решили держаться в стороне и перехватить его, только если он начнет возвращаться в свою квартиру.

Выйдя из музыкального магазина, Бордерс пошел обратно через Вентуру и зашел в ресторан "Le Café", где пообедал в одиночестве за барной стойкой, общаясь со знакомым барменом. Босх бывал в "Le Café" несколько раз, потому что над рестораном и баром находился джаз-клуб под названием "Room Upstairs", который был открыт допоздна и в котором выступали исполнители мирового класса. Всего несколько месяцев назад он видел там выступления Хьюстона Персона и Рона Картера.

Когда обед был закончен, Бордерс оставил на стойке двадцатку и ушел. Босх и Шихан быстро подошли к трехсторонней барной стойке, и Босх привлек бармена к одной стороне стойки вопросом о том, какие бурбоны у него есть в наличии, а Шихан пошел к другой стороне и положил пустой пивной бокал, из которого пил Бордерс, в бумажный пакет. Он направился к выходу и стал ждать Босха на тротуаре. Когда Босх присоединился к нему, Бордерса поначалу нигде не было видно, но они проверили аптеку через два магазина и обнаружили его внутри с пластиковой корзиной.

Бордерс купил в аптеке коробку презервативов и другие туалетные принадлежности, после чего вернулся в свою квартиру. Когда он отпирал дверь, Босх и Шихан подошли к нему с разных сторон. У них был план, как уговорить его согласиться на добровольный допрос. Его поведение со Скайлер наводило на мысль о нарциссической личности, двумя отличительными чертами которой были раздутое чувство собственной важности и чувство превосходства. Детективы сыграли на этих чертах, представившись Бордеру и сказав, что им нужна его помощь в раскрытии убийства Даниэль Скайлер. Шихан сказал, что они хватаются за соломинку и надеются, что, поскольку Бордерс встречался с ней, он сможет дать представление о ее личности и образе жизни. Бордерс без колебаний согласился на интервью. Босх и Шихан расценили это как то, что Бордерс считал, что если он пойдет с детективами, то узнает от них больше, чем они от него. Это было похоже на психику, часто приводящую убийцу добровольно присоединиться к поискам пропавшего человека, которого он на самом деле убил и похоронил. Убийцам нужно подобраться к расследованию, чтобы узнать, что происходит, а прятки на виду у всех также приносили им и психологическое удовлетворение.

Они отвезли Бордерса в соседний участок Ван Найс, где заранее зарезервировали комнату для допроса с руководителем детективов. Комната была оборудована звуковой аппаратурой, и допрос записывался на пленку.

Босх сбросил показания хроножурнала и сменил диск, когда "Химия" подошла к концу. На этот раз он поставил "Mood Indigo" Фрэнка Моргана и вскоре услышал "Колыбельную", одну из своих любимых записей. Затем он просмотрел стопку старых отчетов в поисках расшифровки допроса, взятого тридцать лет назад у Бордерса. Это был самый толстый отчет в стопке, весом в сорок шесть страниц. Он быстро пролистал ее, чтобы найти момент, когда Бордерс был пойман на лжи, которая в конечном итоге привела к его аресту и предъявлению обвинения. Это случилось после двух третей тридцатиминутного допроса, во время которого Босх задавал вопросы. Также, это было после того, как Бордерс подписал форму, подтверждающую его понимание прав Миранды и согласие говорить с детективами.

ГБ (Гарри Босх): Значит, у вас с Даниэль не было секса? Вы просто высадили ее у ее дома и уехали?

ПБ (Престон Бордерс): Именно так.

ГБ: Ну, а вы были джентльменом? Вы проводили ее до двери?

ПБ: Нет, она как бы выскочила и ушла еще до того, как я успел стать джентльменом.

ГБ: Вы имеете в виду, что она была зла на вас?

ПБ: Вроде того. Ей не понравилось то, что я сказал.

ГБ: Что именно?

ПБ: Что между нами нет никакой химии. Знаете, хорошее свидание, но которое ни к чему не ведет. Я думал, она поняла и подумала то же самое, но потом она резко выскочила из машины и ушла, даже не попрощавшись. Это было грубо, но я думаю, она была разочарована. Я нравился ей больше, чем она мне. Никому не нравится, когда их отвергают.

ГБ: И вы сказали, что ранее не заезжали за ней домой?

ПБ: Да. Она взяла такси, и мы встретились в ресторане, потому что она приехала из Вестсайда, и мне пришлось бы ехать за ней через весь холм. Девушка мне нравилась, или, по крайней мере, я думал, что нравилась, но не настолько, понимаете, о чем я?

ГБ: Да, я понимаю.

ПБ: Я имею в виду, что я не работаю в службе такси. Некоторые из этих девушек думают, что ты их шофер или [неразборчиво]. Это не я.

ГБ: Хорошо, то есть вы хотите сказать, что не заезжали за ней, а потом просто высадили ее на обочине и уехали.

ПБ: Вот и все. Даже поцелуя на прощание не было.

ГБ: И вы никогда не были в ее квартире?

ПБ: Нет.

ГБ: Даже не подходили к ее двери?

ПБ: Никогда.

ГБ: А после того вечера? Вы же теперь знали, где она живет. Вы когда-нибудь возвращались туда?

ПБ: Нет, мужик, говорю тебе. Мне было неинтересно.

ГБ: Ну, тогда у нас есть проблема, которую нам нужно решить.

ПБ: Какая проблема?

ГБ: Как вы думаете, почему мы обратились к вам сегодня, Престон?

ПБ: Я не знаю. Вы сказали, что вам нужна моя помощь. Я подумал, может, кто-то из ее друзей сказал вам, что мы со Скайлер встречались.

ГБ: Вообще-то, это потому, что мы нашли ваши отпечатки пальцев на входной двери ее квартиры. Проблема в том, что вы только что сказали мне, что никогда не были у этой двери.

ПБ: Я не понимаю. Откуда у вас мои отпечатки?

ГБ: Знаете, это даже забавно. Я говорю вам, что ваши отпечатки были найдены на месте убийства, а вы спрашиваете, откуда у меня ваши отпечатки. Думаю, большинство парней спросили бы что-то другое, особенно если они раньше говорили, что никогда не были на месте преступления. Вы хотите нам что-то сказать, Престон?

ПБ: Да, я хочу сказать, что это все чушь.

ГБ: Вы придерживаетесь версии, что вас там никогда не было?

ПБ: Верно, все остальное — чушь. У вас нет никаких отпечатков.

ГБ: А если я скажу вам, что она рассказала двум разным подругам о том, что вы пытались выломать ее дверь после того, как она отвергла ваши сексуальные ухаживания в ночь свидания?

ПБ: О, чувак, теперь я понял. Я понял. Эти сучки настроились против меня. Позвольте мне сказать вам, она не отвергала меня. Никто меня не отвергает. Я отверг ее.

ГБ: Ответьте на мой вопрос, вы подходили к ее двери в ночь вашего свидания с Даниэль? Да или нет?

ПБ: Нет, не подходил, и там нет никаких гребаных отпечатков пальцев, и я закончил с вами разговаривать. Позовите мне адвоката, если хотите задать еще какие-нибудь вопросы.

ГБ: Хорошо, кого вы хотите?

ПБ: Я не знаю. Я не знаю никаких адвокатов.

ГБ: Тогда я дам вам "Желтые страницы".

Босх солгал об отпечатках пальцев. На двери и в квартире были обнаружены многочисленные отпечатки пальцев, но отпечатков Бордерса в картотеке не было. Отпечатки, снятые впоследствии с забранного пивного бокала, не совпали ни с одним отпечатком из квартиры Скайлер. Но Босх стоял на твердой юридической почве. Суды по всей стране уже давно одобрили использование полицией обмана и хитрости на допросе подозреваемого, считая, что невиновный человек поймет обман и не станет ложно признаваться в преступлении.

Интервью с Бордерсом было единственным случаем, когда он разговаривал с кем-либо из сотрудников правоохранительных органов. На основании противоречия между тем, что Марго и Хендерсон сообщили о рассказе Скайлер о злополучном свидании, и тем, что Бордерс отрицал, что вернулся в квартиру, он был арестован в комнате для допросов по подозрению в убийстве и помещен двумя этажами выше, в тюрьму Ван Найс. Дело на тот момент было крайне слабым, и Босх и Шихан это знали. Поймать Бордера на лжи о том, что он не подходил к двери жертвы, помогло их убеждение, что он был убийцей, но оно было основано на слухах. Он опирался на воспоминания двух подруг жертвы, а история Даниэль была рассказана, когда все три женщины были пьяны. В итоге их слова были против слов подозреваемого. Адвокаты процветали, а разумные сомнения жили в серых зонах между ними.

Детективы знали, что им необходимо найти подтверждающие доказательства, иначе Бордерса отпустят на свободу по истечении сорока восьми часов ареста. Используя свидетельские показания Марго и Хендерсона, связывающие жертву и подозреваемого, они добились от доброжелательного судьи выдачи ордера на обыск на основании достаточных оснований. Это дало им двадцать четыре часа на обыск машины и дома Престона Бордера.

Им повезло. Через три часа после начала обыска в квартире Веспера Босх заметил, что набор деревянных полок был собран без двух винтов, которые удерживали нижнюю полку на основании блока. Босх решил, что если кто-то и собирался "срезать углы" при сборке полок, то сделал бы это в верхней части, а не в основании.

Убрав книги и другие предметы с полки, он смог легко поднять ламинированную доску, открыв тайник в основании стеллажа. Там он нашел кулон в виде морского конька, завернутый в ткань. Ожерелье из плетеной бечевки исчезло. Он также нашел несколько других женских украшений и коллекцию порнографических журналов, специализирующихся на садомазохизме и бондаже.

После обнаружения кулона с морским коньком дело против Бордерса перешло из разряда слабых в разряд сильных. Мать Скайлер все еще находилась в городе, договорившись, чтобы тело ее дочери вернули во Флориду для погребения. Босх и Шихан встретились с ней в отеле, и она опознала кулон как тот самый, который подарила дочери.

Детективы были вне себя от радости и почувствовали, что вырвали победу практически из пасти поражения. В тот вечер, после того как дело было передано в окружную прокуратуру, они пошли звенеть бокалами с мартини в "Шорт Стоп" в Эхо Парке.

Тридцать лет спустя Босх вспоминал, как он был взволнован, когда нашел ключевую улику. Он наслаждался моментом, когда складывал в стопку свободные страницы стенограммы допроса. Он оставался непоколебим в своей уверенности в деле, которое они с Шиханом построили, и в своей вере в то, что Бордерс убил Даниэль Скайлер.

В преддверии суда Босх и Шихан пытались связать другие украшения, найденные в тайнике, с другими делами. Они подтянули все нераскрытые убийства и исчезновения молодых женщин за те четыре года, что Бордерс жил в Лос-Анджелесе. Они считали, что он подходит как минимум для двух других сексуальных убийств. Обе жертвы были женщинами, имевшими косвенные связи с индустрией развлечений и посещавшими те же бары на бульваре Вентура, что и Бордерс. Они нашли фотографии женщин в украшениях, которые, по их мнению, соответствовали изделиям из тайника в его квартире, но экспертиза не смогла подтвердить связь, и окружной прокурор решил судить Бордерса только за убийство Скайлер. Босх и Шихан возражали против этого решения, но последнее слово всегда оставалось за прокурором.

На суде Бордерсу и его адвокату пришлось из кожи вон лезть, чтобы объяснить подвеску с морским коньком. Но усилия казались отчаянными. Адвокат Дэвид Сигел, известный в судебных кругах как "Законник" Сигел за его проницательное понимание и использование закона, попытался оспорить подлинность украшения, принадлежащего Скайлер.

Обвинение представило мать жертвы, которая опознала изделие и со слезами на глазах рассказала его историю, а также фотографии Скайлер, сделанные всего за несколько недель до убийства, на которых кулон висел у нее на шее. Сигел представил представителя производителя ювелирного изделия, который показал, что несколько тысяч подвесок в виде морского конька точно такого же цвета и стиля были изготовлены и распространены по всей стране, в том числе сотни в розничных магазинах Лос-Анджелеса.

Бордерс дал показания в свою защиту и заявил, что купил найденный в его квартире кулон в магазине на пирсе Санта-Моники. Он объяснил, что вспомнил, что видел похожий кулон на Скайлер во время их свидания и он ему понравился. Он купил себе такой же, чтобы в какой-то момент подарить, и поэтому спрятал его, а также другие женские украшения на стеллаже. Он хранил украшения как потенциальные подарки для женщин, с которыми встречался, и не хотел, чтобы тайник обокрали в случае взлома его квартиры.

Сигел подкрепил показания своего клиента статистикой краж со взломом в округе Ван Найс, но натянутые объяснения о хранении кулона с морским коньком не произвели впечатления на присяжных, особенно в сопоставлении с воспроизведением аудиозаписи допроса Бордерса. Присяжные совещались в течение шести часов, прежде чем вынести обвинительный вердикт. После отдельного слушания тем же присяжным потребовалось всего два часа для обсуждения ужасов, которым подверглась Скайлер, чтобы рекомендовать смертную казнь. Судья выполнил приговор и назначил Бордерсу высшую меру наказания.

Босх закончил изучение результатов первоначального расследования в четыре часа утра. Музыка затихла незаметно для него. Он устал и знал, что в семь тридцать у него запланировано совещание всех сотрудников в штабном зале полиции Сан-Фернандо, на котором будет обсуждаться ход расследования убийства в Фармации. Он решил поспать пару часов и приступить к новому расследованию, проводимому Сото и Тапскоттом, как только в текущем деле наступит очередной перерыв.

Он направился по коридору в свою спальню, вспоминая тот момент, когда нашел морского конька, и в глубине души понимая, что Бордерс — убийца и что он заплатит за свое преступление.

7

Потягивая кофе, сваренный в домашних условиях, Босх выехал на дорогу в семь утра, съезжая с бульвара Бархэм на северное шоссе 101. Было прохладное, хрустящее утро, и горы, окольцовывающие Долину и обычно задерживающие смог под перекрестными потоками, четко вырисовывались на северном горизонте. Перейдя на шоссе 170, второе из трех шоссе, которое должно было привести его в Сан-Фернандо, он достал телефон и позвонил по номеру, который был у него для отдела следственных служб в тюрьме Сан-Квентин.

На звонок ответил человеческий голос, и Босх попросил позвать детектива по имени Гейб Менендес. В тюрьме был свой собственный отдел детективов, которые занимались преступлениями между заключенными, а также собирали информацию о деятельности преступников, содержащихся в тюрьме. Босх работал с Менендесом в прошлом и знал его как честного человека.

После небольшой задержки на линии раздался новый голос.

— Это лейтенант Менендес. Чем я могу вам помочь?

С тех пор как Босх разговаривал с ним в последний раз, Менендес получил повышение.

— Это Гарри Босх из Лос-Анджелеса. Похоже, вы продвигаетесь по службе.

Босх старался не говорить, что якобы звонит из полиции Лос-Анджелеса. Он уклонялся от реальной ситуации, потому что считал, что добьется лучшего сотрудничества, если Менендес поверит, что имеет дело с полицией Лос-Анджелеса, а не с крошечной полицией Сан-Фернандо.

— Давно не разговаривали, детектив Босх, — сказал Менендес. — Что я могу для вас сделать?

— Один из ваших парней в камере смертников, — сказал Босх. — Зовут Престон Бордерс. Я посадил его туда.

— Я его знаю. Сидит здесь дольше меня.

— Ну да, тогда вы, возможно, слышали. Он пытается это изменить.

— Возможно, я что-то слышал об этом, да. Мы только что получили для него приказ о командировке. Он отправляется к вам на следующей неделе. Я думал, что такой парень, как он, находится здесь так долго, что его апелляции должны были закончиться.

— Да, но это новый угол зрения, который он использует. Мне нужно знать историю его посещений и кто есть в его списке.

— Не думаю, что это будет проблемой. Как далеко назад вы хотите вернуться?

Босх подумал о том, когда умер Лукас Джон Олмер.

— Как насчет того, чтобы вернуться на два года назад? — спросил он.

— Не проблема, — сказал Менендес. — Я поручу это кому-нибудь и свяжусь с вами. Что-нибудь еще?

— Да, я хотел спросить, есть ли у Бордерса доступ к телефонам и компьютерам в камере смертников?

— Не напрямую, нет. Ни телефона, ни компьютера, но у него есть доступ к обычной почте. Есть несколько сайтов, которые облегчают общение между заключенными в камере смертников, друзья по переписке и тому подобное. Он связывается с ними через почту.

Босх на мгновение задумался, прежде чем продолжить.

— За этим следят? — спросил он. — За почтой, я имею в виду.

— Да, все проходит через считывающие устройства, — сказал Менендес. — Кто-то в этом подразделении. По ротации. Никто не может заниматься этим слишком долго.

— Какие-нибудь записи об этом ведутся?

— Только если требуются последующие действия. Если в письме нет ничего подозрительного, оно передается дальше.

— Вы не знаете, много ли писем получает Бордерс?

— Они все получают. Помните Скотта Питерсона? Объем его почты зашкаливает. Там много чертовых женщин, Босх. Они влюбляются в плохих парней. Только это безопасно для них, потому что эти плохие парни отсюда не вылезают. Обычно.

— Верно. А как насчет исходящих писем?

— То же самое. Они проходят проверку перед отправкой. Если с ним возникают проблемы, мы возвращаем его заключенному. Обычно, когда мы так делаем, это потому, что у парня в голове крутятся какие-то больные сексуальные фантазии или что-то в этом роде. Например, что он сделает с девушкой, если они когда-нибудь встретятся, и тому подобное. Мы этого не допускаем.

— Понял.

— В любом случае, у меня есть ваш номер в моей картотеке. Я последний парень здесь, который все еще пользуется ей. Давайте я найду кого-нибудь, чтобы записать его, и мы с вами свяжемся.

— Тогда позвольте мне дать вам мой сотовый. Я сейчас занят другим делом — вчера было двойное убийство — и сотовый лучше всего. Можете занести его в свой "Ролодекс".

Босх дал ему номер и поблагодарил, после чего отключился. После звонка он понял, что нужная ему информация, возможно, уже есть в отчетах, которые ему подсунула Сото. Новое расследование должно было охватить тех, с кем встречался или общался Бордерс, но Менендес не дал никаких указаний на то, что он уже получал подобный запрос. Это навело Босха на мысль, что либо Сото и Тапскотт что-то упустили, либо Менендес просто играл с ним.

В любом случае Босх скоро все узнает.

Затем Босх позвонил своему адвокату Микки Холлеру, который также приходился ему сводным братом. Холлер занимался его юридическими вопросами, которые возникли, когда Босх уволился из полиции Лос-Анджелеса, и в итоге подал в суд на департамент с требованием выплатить ему полную пенсию. Департамент уступил, и Босх получил еще 180 000 долларов, которые осели на счете, который он надеялся однажды оставить своей дочери.

Холлер ответил то, что Босх описал бы как неохотное ворчание.

— Это Босх. Я тебя разбудил?

— Нет, старик, я не сплю. Обычно я не отвечаю на заблокированные звонки так рано. Обычно это один из моих клиентов: "Мик, копы стучат в мою дверь с ордером, что мне делать?". И всё в таком духе.

— Ну, у меня есть проблема, но немного другая.

— Мой брат из другой муты, что случилось? ВОЖДЕНИЕ В НЕТРЕЗВОМ ВИДЕ?

Холлеру нравилась эта фраза, и он произносил ее каждый раз, всегда напоминая техасца Мэттью Макконахи, актера, сыгравшего его самого в фильме шесть лет назад.

— Нет, никакого нетрезвого вождения. Хуже.

Босх рассказал Холлеру о визите Сото, Тапскотта и Кеннеди накануне.

— Итак, мой вопрос в том, должен ли я сейчас перевести свою пенсию, дом и все остальное на имя Мэдди? То есть, всё это предназначено для нее, а не для Бордерса.

— Во-первых, к черту. Ты не заплатишь этому парню ни цента. Позволь мне задать пару вопросов. Эти люди, которые приходили к тебе, говорили или подразумевали, что с твоей стороны были какие-то злоупотребления? Например, что ты подбросил улики или скрыл от защиты оправдательные доказательства во время суда? Что-нибудь в этом роде?

— Пока нет. Они вели себя так, будто это была ошибка лаборатории, если она вообще была. Тогда у них не было тех методов, которые используются сегодня. Никаких ДНК или чего-то подобного.

— Вот и я о том же. Так что если что-то было упущено во время проверки и ты просто добросовестно выполнял свою работу, то город должен прикрыть тебя в любом случае, если по делу Бордерса против тебя будут предприняты какие-либо действия. Все просто, и мы подадим в суд на город, если он этого не сделает. Подожди, пока профсоюз узнает об этом и поймет, что город не прикрывает парней, просто выполняющих свою работу.

Босх подумал о том, что Сото сказала о возложении вины на Шихана. На встрече с Кеннеди этот вопрос не поднимался. Может быть, она пыталась навести его на другой вопрос, поднятый в ходе повторного расследования? Он решил не поднимать этот вопрос, пока не ознакомится со всем досье.

— Хорошо, — сказал он.

Он почувствовал некоторое облегчение от разговора с Холлером. Возможно, в скором времени ему придется столкнуться с унижением, покончившим с карьерой, но, похоже, по крайней мере, его финансы и наследство дочери будут защищены.

— Как зовут прокурора из ООДО, который приходил к тебе? — сказал Холлер. — Я имел дело с этими людьми несколько раз.

— Кеннеди, — сказал Босх. — Я не могу вспомнить его имя.

— Алекс Кеннеди. Настоящий мешок с дерьмом. Может, он и разыграл с тобой карту уважения, но этот парень подойдет с ножом за спиной и попытается снять с тебя скальп.

Вот и все облегчение, которое почувствовал Босх. Теперь он ехал по автостраде 5 и приближался к выезду на Сан-Фернандо.

— Хорошая новость в том, что и хрен с ним, — сказал Холлер. — Если все это основано на новых доказательствах, а не на недобросовестном исполнении обязанностей, то, как я уже сказал, городу придется тебя прикрыть. Ты хочешь, чтобы я в это ввязался?

— Пока нет, — сказал Босх. — Я изучаю это. Я пересмотрел собственное расследование и не думаю, что был тогда неправ. Это дело рук Бордерса, и я собираюсь найти искажения дела. Но слушание назначено на следующую среду. Какие у меня там варианты?

— В зависимости от того, что ты узнаешь за это время, я всегда могу подать ходатайство, оспаривающее все решение суда и требующее заслушать меня по этому вопросу. Это может отложить решение, дать судье повод подумать неделю или около того. Но в конце концов нам придется либо смириться, либо замолчать.

Босх задумался над этим. Если ему понадобится больше времени для расследования дела, это может быть вариантом.

— Но это было бы странно, — сказал Холлер.

— Что? — спросил Босх.

— Я пойду в суд, чтобы попросить судью не освобождать заключенного, приговоренного к смертной казни. Это было бы впервые, вообще-то. Возможно, мне придется поручить это дело своему помощнику. Быть не на той стороне в этом деле может плохо сказаться на моём бизнесе, брат. Просто говорю.

— Ты не будешь не на той стороне.

— Я лишь хочу сказать, что ДНК — великий уравнитель. Как часто, по-твоему, копы ошибаются и отправляют невинных людей в тюрьму?

— Не очень часто.

— Один процент? Я имею в виду, никто не идеален, верно?

— Не знаю, может быть.

— В этой стране два миллиона человек сидят в тюрьме. Два миллиона. Если система ошибается в одном проценте случаев, это двадцать тысяч невинных людей в тюрьме. Если снизить этот показатель на полпроцента, то останется десять тысяч человек. Вот что не дает мне спать по ночам. Почему я всегда говорю, что самый страшный клиент — это невиновный человек. Потому что на карту поставлено так много.

— Может быть, ты не тот парень для этого дела?

— Послушай, я просто говорю, что система несовершенна. Есть невиновные люди в тюрьме, невиновные люди в камере смертников, невиновные люди казнены. Это факты, и ты должен подумать об этом, прежде чем браться за дело. Несмотря ни на что, ты лично — защищен. Просто помни об этом.

— Буду. Но мне пора идти. У меня встреча.

— Хорошо, брат. Позвони мне, когда я тебе понадоблюсь.

Босх отключил звонок, чувствуя себя еще хуже, чем утром, когда вышел из дома.

8

Босх вошел в штабную комнату незадолго до семи тридцати, но Лурдес уже вывешивала на одной из досок детали дела и списки задач.

— Доброе утро, Белла.

— Привет, Гарри. В офисе свежезаваренный кофе.

— Я пока в порядке. Ты выспалась?

— Немного. Трудно заснуть, когда у нас тут первое живое дело об убийстве за последние четыре года.

Босх выдвинул стул во главе стола и сел, чтобы изучить то, что она выкладывала. Слева она завела две колонки с вертикальной линией между ними. Одна была помечена "Хосе", другая — "Джуниор". Основные факты о каждой из жертв были перечислены под их именами. Он знал, что после убийства она провела большую часть дня с женой и матерью двух жертв и собрала много информации о семейной динамике. Хосе-младший, только что окончивший фармацевтическую школу, жил дома, но у него были разногласия с родителями по поводу условий проживания и работы.

Сейчас Лурдес писала на второй доске и перечисляла следственные версии и задания, которые нужно было поручить и выполнить. Некоторые она писала черными чернилами, некоторые — красными. Нужно было провести вскрытие и баллистическую экспертизу. Видео с камер аптеки за тридцать дней до убийства было доступно, и его просмотр занял бы несколько часов. За последние годы в Лос-Анджелесе были совершены другие ограбления аптек, которые необходимо было проверить на предмет сходства деталей.

— Почему красный? — спросил Босх.

— Высокий приоритет, — ответила Лурдес.

— Что такое МСК?

Она написала и подчеркнула буквы красным цветом, а затем нарисовала стрелку к своим инициалам. Это была зацепка, которой она собиралась заняться.

— Медицинский совет Калифорнии, — сказала Лурдес. — Я была вчера в комнате Джуниора и нашла письмо от МСК, в котором говорилось, что они получили его жалобу и свяжутся с ним после того, как ее рассмотрит следователь.

— Хорошо, — сказал Босх. — Что делает это дело приоритетным?

— Пара вещей. Первая — это то, что письмо было у него в комнате в ящике, как будто он его прятал.

— От кого? От родителей?

— Я пока не знаю. Второе — мать выдала, что Джуниор и его отец в последнее время ссорились. Она не знала, из-за чего, но это было как-то связано с работой. Дома они не разговаривали. Я думаю, что это как-то связано с жалобой, которую он подал в Медицинский совет. Похоже, это стоит проверить.

— Согласен. Дай мне знать, что ты получишь.

Дверь открылась, и вошли Систо и Лузон, а за ними капитан Тревино. У всех были кружки с дымящимся кофе.

Тревино было около пятидесяти лет, с усами цвета соли и перца и бритой головой. Он был в форме, что было для него обычным делом, но всегда казалось Босху странным, поскольку он возглавлял детективное бюро, где никто никогда не носил форму. В отделе было известно, что он является преемником шефа полиции, но не было никаких признаков того, что шеф, пожизненно назначенный, собирается куда-то уходить. По мнению Босха, это расстраивало Тревино, и он направил это раздражение в русло приверженности правилам и дисциплине.

— Я собираюсь посидеть и проинформировать шефа после, — сказал Тревино. — У него завтрак для бизнес-лидеров, и он должен быть там.

В таком маленьком городке, как Сан-Фернандо, шеф должен быть в равной степени полицейским администратором, политиком и лидером с общественной поддержкой. Двойное убийство на одной из главных деловых улиц и улиц, где собирается община, стало бы горячей темой, и Вальдесу нужно было успокоить нервы и вселить уверенность в ход расследования. В некотором смысле это было так же важно, как и само расследование.

— Нет проблем, — сказал Босх.

Когда Босх только пришел в отдел, у них с Тревино начались терки в отношениях. Основываясь на истории работы Босха в полиции Лос-Анджелеса, капитан считал Босха вольным стрелком, за которым нужно тщательно следить. Это не помогло Босху, но ситуация немного выровнялась год спустя, когда расследование, проведенное Босхом и Лурдес, выявило и привело к аресту серийного насильника, который нападал на женщин в маленьком городе более четырех лет. Последующая огласка вызвала всплеск общественной поддержки департамента, причем львиная доля заслуг досталась Тревино как человеку, возглавляющему детективный отдел. С тех пор Тревино предоставил Босху свободу действий, дав работать с материалами нераскрытых дел и ящиками с уликами в старой городской тюрьме. Но Босх чувствовал, что подозрения у того остаются, и знал, что как только Тревино узнает о ситуации с Бордерсом, он начнет шептать шефу на ухо, что Босх должен уйти.

— Почему бы нам не начать с просмотра видеозаписи из аптеки? — сказал Босх. — Не все из нас его видели. Затем мы можем обойти комнату и подвести итоги вчерашней работы, чтобы капитан Тревино мог ввести шефа в курс дела. Белла?

Лурдес взяла пульт и включила один из экранов на стене напротив досок. Видео из аптеки уже было включено, потому что Босх и Лурдес просмотрели его несколько раз накануне вечером — это была их последняя работа перед отъездом домой.

В "Фармасии" было три камеры, и потолочная камера над стойкой с рецептами давала наиболее полную запись убийств. Пять человек в штабной комнате молча наблюдали за замедленной съемкой.

На экране было видно, как Хосе Эскивель и его сын стояли за прилавком в аптеке. Они готовились к работе, так как аптека открывалась в десять часов каждый день, кроме воскресенья. Хосе-старший стоял у прилавка, перебирая пластиковую корзину с несколькими маленькими белыми пакетами — упакованными рецептурными лекарствами, ожидающими получения. Хосе-младший стоял у компьютера в конце прилавка, очевидно, проверяя новые рецепты, присланные медицинскими учреждениями. Других сотрудников в магазине не было. В результате опроса, проведенного накануне, выяснилось, что отец и сын были единственными штатными сотрудниками. Была еще сотрудница на неполный рабочий день, которая работала в самые загруженные дни недели или когда один из Эскивелей не работал, но она не была фармацевтом и выполняла в основном функции кассира.

В 10:14, согласно таймеру на видеозаписи, входная дверь аптеки открылась, и вошли двое мужчин, уже в лыжных масках, в перчатках и с оружием наготове. Они не бежали, а быстро шли, разделившись у двух торговых проходов и направляясь к прилавку в задней части магазина.

Хосе-старший первым поднял голову и увидел человека в проходе, ведущем прямо к его месту. По ракурсу камеры невозможно определить, понял ли он, что мужчин было двое. Но он тут же переместился вправо и толкнул предплечьем в бок своего сына, оттолкнув его от компьютера и предупредив о приближающейся опасности.

Хотя видеозапись была без звука, было ясно, что Хосе-старший что-то крикнул своему сыну. Затем Хосе-младший повернулся направо в сторону полуоткрытой двери, которая вела в коридор и к заднему выходу. Похоже, он не понял, что таким образом оказался на пути человека, двигавшегося по другому проходу. Хосе-младший начал выбегать в коридор. Стрелок вышел из прохода и последовал за ним, оба они исчезли за кадром в задней части аптеки.

Второй стрелок без колебаний направился к прилавку и поднял оружие. Хосе-старший поднял руки ладонями вперед в знак сдачи. Стрелок просунул пистолет между поднятыми руками Эскивеля и выстрелил ему в грудь, почти в упор, сквозным выстрелом, который разнес шкафы позади него. Хосе-старший сделал шаг назад и натолкнулся на шкафы, затем рухнул на пол, его руки все еще были вытянуты вверх.

— Черт возьми, как хладнокровно, — сказал Систо, который раньше не видел видео.

Никто не отреагировал. Они смотрели в ошеломленном молчании.

Через несколько мгновений после того, как Эскивель упал, в дверях появился второй стрелок, который пришел из заднего коридора, предположительно после того, как застрелил Хосе-младшего. Он подошел к прилавку и потянулся к белому пластиковому мусорному ведру. Он высыпал его содержимое на пол, а затем начал перемещаться среди шкафов с лекарствами, открывая ящики и бросая в корзину упаковки таблеток и капсул. Другой стрелок не сводил глаз с входной двери, держа оружие двумя руками наготове. Босх снова понял, как повезло, что не было больше жертв — покупателей, забредших в аптеку, не зная о подстерегающей их опасности. Эти убийцы явно не собирались оставлять свидетелей.

Это могло бы стать массовой резней.

Через девяносто секунд после того, как преступники вошли через парадную дверь, они ушли через задний коридор и исчезли навсегда, выйдя через черный ход.

— Мы думаем, что в переулке у них должна была быть машина с водителем, — сказала Лурдес. — Кто-нибудь хочет посмотреть еще раз?

— Нет, спасибо, — сказал Тревино. — Есть видео с того места, где застрелили сына?

— Нет, в заднем коридоре нет камер, — сказал Лурдес.

— А что насчет улицы? — настаивал Тревино. — У нас есть что-нибудь, что показывает этих двух ублюдков без масок?

— Ничего, — сказал Лузон. — Там есть камеры на обоих концах торгового центра, но они ни хрена не зафиксировали.

— Мы думаем, что их высадили в переулке, и они вошли в заднюю дверь "Трех королей", — сказал Систо, используя английское название бара, расположенного через две двери от аптеки.

— Они прошли через бар и вышли через переднюю дверь, — сказал Лузон. — Затем спустились в "La Familia" и сняли маски, прежде чем войти внутрь.

— Они знали, что делали, — добавил Систо. — И где были камеры.

— Мы получили их описания от "Королей"? — спросил Тревино.

— Там не очень сговорчивый персонал, капитан, — сказал Лузон. — У нас нет ничего, кроме того, что бармен сказал, что видел двух парней, которые быстро прошли мимо. Он сказал, что они были белыми, и это все.

Тревино нахмурился. Он прекрасно знал, что "Трес Рейес" был источником частых вызовов патруля из-за драк, азартных игр, пьянства, нарушений правил и других проблем, связанных с нарушением общественного порядка. Это заведение было больным местом торгового центра, и департамент в течение многих лет находился под давлением общественности, требующей что-то с этим сделать. Шеф Вальдес регулярно проводил совещания в участке и выделял это заведение для активного правоприменения, что означало, что он хотел, чтобы патрульные проходили через бар несколько раз за смену, что не приветствовалось никем в баре. Впоследствии отношения между полицией, руководством и клиентами бара стали не очень хорошими. В этом деле от "Трес Рейес" не будет большой помощи.

— Хорошо, что еще? — спросил Тревино. — Это совпадает с какими-нибудь недавними делами в городе?

Он имел в виду Лос-Анджелес. Большинство жителей Сан-Фернандо называли его городком, а Лос-Анджелес — городом.

— У нас есть два похожих случая, — сказал Систо. — Оба в городе. Сегодня я узнаю подробности и получу видео. Но суть одна и та же — двое белых мужчин в лыжных масках, водитель ждет на улице. Разница лишь в том, что никто не пострадал. Это были ограбления — одно в Энсино, другое в Вест-Хиллз.

Босх непроизвольно покачал головой, и Тревино заметил это.

— Не наши подозреваемые? — спросил капитан.

— Я так не думаю, — сказал Босх. — Я думаю, наши подозреваемые хотели, чтобы мы так думали. Но здесь была цель - убийство.

— Хорошо, — сказал Тревино. — Тогда на чем мы сосредоточимся?

— На сыне, — сказала Лурдес.

— Как это? — спросил капитан.

— Ну, насколько мы можем судить, парень был чистым. В прошлом году он окончил фармацевтическую школу в Калифорнийском государственном университете в Нортридже. Ни одного ареста, ни одной известной принадлежности к банде. Он был "наиболее способным к успеху" в своем школьном классе. Но миссис Эскивель сказала, что он переживал трудные времена, связанные с семейным бизнесом и жизнью дома.

— Знаем ли мы что-нибудь еще, кроме этого, и как это может быть связано?

— На данный момент нет, но мы работаем над этим. Мне нужно еще раз взглянуть на миссис Эскивель. Прошлой ночью было неподходящее время.

— Тогда почему мы думаем, что это связано с парнем?

Босх указал на экран, где изображение замерло на кадре, показывающем Хосе-старшего, распростертого мертвым на полу своего бизнеса.

— Видео, — сказал он. — Похоже, что отец понял, что сейчас произойдет, и попытался вытащить сына оттуда. А потом — перебор: в отца выстрелили один раз, в сына — три.

— К тому же ничто так не говорит о настоящей цели, как выстрел жертве в задницу, — добавил Систо.

Тревино просчитал все это и кивнул.

— Хорошо, что насчет дальнейших действий? — спросил он.

Дела были разделены, Лузону поручили вскрытия и баллистическую экспертизу, в срочном порядке выяснить, какое оружие использовалось в убийствах и совпадает ли оно с другими делами в базах данных, содержащих баллистические профили. Систо получил задание по видеозаписям и с инструкциями просмотреть видеозаписи из аптеки в поисках признаков того, что оба стрелка побывали там ранее в этом месяце, а также изучить отношения между отцом и сыном. Систо также должен был выяснить в полиции Лос-Анджелеса всё о двух похожих ограблениях аптек и попросить просмотреть видеозаписи этих преступлений.

Лурдес сказала, что займется выяснением биографии сына и проверкой жалобы, поданной им в Медицинский совет штата. Босх будет выполнять функции координатора дела и помогать Лурдес, когда ее запросы будут отвлекать ее от работы в участке.

Поняв всё это, Тревино дал всем последние наставления.

— Это расследование убийства, поэтому ставки выше, — сказал он. — Это касается всех, включая наших стрелков. Я знаю, что у нас небольшой отдел, но никто не должен выходить на улицу по этому делу без напарника. Никогда не знаешь, на что можешь нарваться. Поняли?

В ответ он получил хор подтверждений.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте найдем этих парней.

9

После совещания в штабной комнате Босх покинул участок, а Лурдес попыталась дозвониться до кого-нибудь из отдела расследований Медицинского совета штата. Он прошел два квартала до торговой площади на Трумэна и зашел в винный погребок, где продавали одноразовые телефоны новым иммигрантам, которые не могли предоставить адреса и кредитные истории, требуемые крупными операторами связи. Он купил телефон с возможностью отправки текстовых сообщений и полным зарядом. Затем он вышел из магазина и отправил Люсии Сото сообщение из двух слов.

Спасибо.

Менее чем через минуту он получил ответ:

Кто это?

Он набрал:

Иди в укромное место. 5 минут.

Он сверился с часами и начал идти обратно к участку. Через пять минут он стоял на боковой парковке и звонил. Сото приняла звонок, но ничего не сказала.

— Люсия, это я.

— Гарри? Что ты делаешь? Где твой телефон?

— Это одноразовый. Я подумал, что ты не захочешь иметь никаких записей разговора со мной.

— Не глупи. Что происходит? За что ты меня благодаришь?

— За досье.

— Какое досье?

— Ладно, если ты так хочешь играть, то хорошо. Я понял. Я должен сказать тебе, что просмотрел старое дело — и мою роль в нем — и оно всё там же, Люсия. Это было надежное дело. По косвенным уликам, да, но надежное до самого вердикта. Ты должна прекратить все это и не выпускать этого ублюдка обратно на улицу.

— Гарри…

Она не закончила.

— Что, Люсия? Послушай, неужели ты не понимаешь? Я пытаюсь спасти тебя от того, чтобы ты не оказалась в центре большой проблемы. Так или иначе, это какое-то мошенничество. Можешь достать мне копию видеозаписи, которую Тапскотт показал мне, где вы оба открываете коробку?

Последовала еще одна долгая пауза, прежде чем Сото ответила.

— Думаю, единственным, у кого здесь большие проблемы, являешься ты, Гарри.

Босху нечего было на это сказать. Он почувствовал, что в ее взгляде на него что-то изменилось. Он упал в ее глазах, и она испытывала к нему симпатию, но не уважение, как раньше. Он что-то упустил. Ему нужно было вернуться к материалам расследования, которые, как он знал, она засунула в его почтовый ящик, независимо от того, признавала она это или нет. Теперь он должен был подумать о том, что она сделала это не для того, чтобы помочь ему, а чтобы предупредить его о том, что ждет его впереди.

— Послушай меня, — сказала Сото. — Я подставляю свою шею ради тебя, потому что… потому что мы были партнерами. Ты должен дать этому закончиться, не устраивая пожара. Если ты этого не сделаешь, ты сильно пострадаешь.

— Ты не думаешь, что будет очень больно видеть, как этот парень, этот убийца, выходит из Сан-Квентина свободным человеком?

— Мне нужно идти. Я советую тебе прочитать все досье.

Она отключилась, и Босх остался с телефоном, на который только что потратил сорок долларов и которым, вероятно, никогда больше не воспользуется.

Он направился к своей машине. Он взял с собой из дома досье по делу Скайлер и оставил его на заднем сиденье. Сото, очевидно, просто направила его обратно к досье. Было что-то в новом расследовании, к чему она подталкивала его, и что, по крайней мере, по мнению Алекса Кеннеди, делало недействительным старое расследование. Босх подозревал, что это нечто большее, чем сторонняя ДНК.

Не успел он дойти до машины, как боковая дверь участка открылась и оттуда вышла Лурдес.

— Гарри, я шла за тобой. Куда ты идешь?

— Просто беру кое-что из машины. Что случилось?

— Давай прокатимся. Я разговаривала со следователем Медсовета штата.

Босх сунул телефон в карман и последовал за ней к ее машине. Он сел на пассажирское сиденье, и она начала сдавать назад. Он увидел, что она положила на центральную консоль листок бумаги с надписью "С.Ф. и Терра Белла", что, как он знал, было перекрестком в близлежащем районе Пакойма в Лос-Анджелесе. Он находился к югу от Сан-Фернандо.

— Пакойма? — спросил он.

— Хосе-младший отправил электронное письмо в Медицинский совет, жалуясь на то, что в клинике в Пакойме слишком часто выписывают оксикодон, — сказала она. — Я просто хочу проехать туда и проверить это место.

— Понятно. Когда Джуниор отправил письмо?

— Два месяца назад. Он отправил его в Центральный отдел по рассмотрению жалоб в Сакраменто, где оно пролежало некоторое время, прежде чем его передали в отдел по расследованиям в Лос-Анджелесе. Я разыскала парня, который поймал его там. Он сказал, что у него всё это было на ранних стадиях. Он еще не говорил с Хосе-младшим и собирал данные, прежде чем предпринимать какие-либо действия.

— Собирал данные? Ты имеешь в виду, например, сколько клиника выписывала лекарств?

— Да, идентификация клиники, какие врачи там работают, лицензирование, количество рецептов, все в таком духе. Ранние стадии, что, как я думаю, было его способом сказать, что еще ничего не произошло. Он сказал, что эта клиника не была на их радаре и что она похожа на ночную фабрику по производству таблеток. Сегодня она здесь, а как только власти обратят на неё внимание, сразу же исчезает. Дело в том, сказал он, что в большинстве случаев они не используют легальные аптеки. Обычно аптеки в сговоре, или, по крайней мере, готовы смотреть сквозь пальцы и отоваривать рецепты без вопросов.

— Итак, допустим, Хосе-старший "смотрел в другую сторону". Сын оканчивает фармацевтическую школу с широко раскрытыми глазами и наивностью и думает, что делает доброе дело, указывая пальцем на сомнительную клинику.

Лурдес кивнула.

— Точно, — сказала она. — Я говорила тебе, что он был честным парнем. Он увидел, что происходит, и подал жалобу в совет.

— Так вот из-за чего у отца и сына были проблемы — из-за чего они ссорились, — добавил Босх. — Либо Хосе-старшему нравились деньги, которые приносили фиктивные рецепты, либо он боялся опасности, которую могла принести жалоба.

— Мало того, Джуниор сообщил в своем электронном письме, что собирается прекратить отоваривать рецепты из клиники. Это могло быть самым опасным шагом из всех.

Босх почувствовал тупую боль в груди. Это были вина и смущение. Он недооценил Хосе Эскивеля-младшего. Сначала он спросил о принадлежности к банде и сделал поспешный вывод, что какие-то сомнительные делишки Джуниора будут мотивирующим фактором в убийствах. Возможно, в каком-то смысле он был прав, но в отношении этого молодого человека он был далеко не прав. Правда показала, что он был идеалистом, который видел что-то неправильное и слепо пытался поступить правильно. И это стоило ему жизни.

— Черт, — сказал он. — Он не знал, что делает, если перестал отпускать по этим рецептам.

— Что делает это дело таким печальным, — добавила Лурдес.

После этого Босх замолчал, размышляя о своей ошибке. Она глубоко беспокоила его, потому что между жертвой и детективом, которому поручено раскрыть преступление, всегда устанавливались "отношения". Босх усомнился в добродетели своей жертвы и подвел его. Тем самым он подвел и себя. Это заставило его удвоить усилия по поиску двух мужчин, которые так стремительно и неся смерть, прошли через аптеку накануне утром.

Босх подумал об ужасе, который, должно быть, испытывал Хосе-младший, пытаясь пробраться по коридору к выходной двери. Ужас от осознания того, что он бросил отца.

Босх не мог быть уверен, поскольку на видеозаписи не было звука, а выстрел в Хосе-младшего не попал на камеру, но он догадался, что сначала выстрелили в отца, а в коридоре это услышал сын, который пытался убежать. Как раз перед этим его тоже подстрелили, и убийца подошел к нему, чтобы совершить последнее глумление и закончить работу.

Они поехали по Трумэн на юг, где она сливалась с Сан-Фернандо Роуд, и вскоре пересекли черту городка и въехали в Пакойму. Здесь не было знака "Добро пожаловать в Лос-Анджелес", но разница между двумя населенными пунктами была разительной. Здесь улицы были замусорены, стены исписаны граффити. Газоны между полосами были коричневыми и заросшими сорняками. Пластиковые пакеты зацепились за забор, ограждавший пути метро, которые шли параллельно дороге. Для Босха это было удручающе. Хотя Пакойма имела тот же этнический состав, что и Сан-Фернандо, было заметно различие в экономическом уровне соседних общин.

Вскоре они ехали по южному периметру аэропорта Уайтмен, небольшого аэропорта для авиации общего назначения, названного так по иронии судьбы, учитывая, что его окружала община, в которой преобладали коричневые и черные. Лурдес притормозила машину, когда они подъехали к Терра-Белле. Босх увидел белое одноэтажное здание на углу. Оно выделялось тем, что его краска была свежей и блестела на солнце, а также тем, что на нем не было ни двери, ни вывески, сообщающей о том, что это клиника или что-то еще.

Лурдес свернула на Терра-Белла, чтобы они могли осмотреть боковую сторону здания. Они заметили двухдверный вход сбоку, но не было никаких признаков того, что клиника работает. Новая краска и отсутствие вывески создавали впечатление, что клиника еще не открыта.

Лурдес продолжала ехать на юг.

— Что ты думаешь? — спросила она.

— Не знаю, — ответил Босх. — Может, понаблюдаем немного, посмотрим, сможем ли мы определить, открыта ли она вообще? Или ты можешь просто остановиться, а я пойду попробую открыть дверь.

Лурдес размышляла, что делать, пока машина ехала по улице.

— Мне не нравится врываться туда, когда мы не знаем, что у нас там, — наконец сказала она.

Она повернула к подъезду компании, производящей спринклерные системы пожаротушения, затем сдала назад, чтобы развернуть машину.

— Давайте понаблюдаем некоторое время, — сказала она. — Посмотрим, что произойдет.

— Звучит как план, — сказал Босх.

Она проехала полквартала назад по Терра Белла и припарковалась у обочины за седаном. Это дало им возможность не светиться, но при этом самим не спускать глаз с двери клиники. Они сидели в комфортной тишине почти пятнадцать минут, прежде чем Лурдес заговорила.

— Ты все еще общаешься с Люси Сото? — спросила она.

Босх забыл, что Лурдес и Сото были знакомы, хотя бы случайно, через латиноамериканскую диаспору в правоохранительных органах.

— Мы время от времени общаемся, но, по-моему, вчера я впервые увидел ее за последние пару лет, — сказал Босх.

Он знал, что Лурдес хочет выяснить, с чем был связан визит из центра города накануне, но ему не хотелось об этом говорить. Он сменил тему.

— Твой сын в восторге от "Доджерс" в этом году? — спросил он.

— О, да, — ответила Лурдес. — Он выбрал игры, и мне нужно достать на них билеты. Он думает, что они выиграют всё в этом году.

— Как раз вовремя.

— Да.

— Ты знаешь, что Сото никогда не была на игре "Доджерс"? Ее бабушку, дедушку и отца выгнали из Чавес Равайн еще в пятидесятых, и она никогда не пойдет туда. Ей даже не нравилось ходить в Академию.

Босх говорил о принудительном переселении целого латиноамериканского района, чтобы освободить место для бейсбольного стадиона недалеко от центра города. Горечь этого переезда — включая множество слез и насильственных выселений, запечатленных на камеры новостей, — до сих пор омрачает историю любимой команды. Академия полиции Лос-Анджелеса находилась на краю одной из обширных парковок стадиона.

— Наверное, я все это понимаю, — сказала Лурдес. — Но это было очень давно. Бейсбол есть бейсбол. Как будто я собираюсь отказать маленькому мальчику в любви к бейсболу из-за того, что произошло еще до рождения его матери?

— Его мать тоже любит бейсбол, — сказал Босх.

Он улыбнулся. Прежде чем Лурдес успела сформулировать ответ, они оба увидели фургон, поворачивающий с Сан-Фернандо на Терра-Белла. Босх сначала подумал, что он направляется к производителю спринклеров, но он остановился прямо перед дверью в клинику. Босх и Лурдес молча наблюдали, как боковая дверь фургона открылась и люди стали вылезать из него и направляться к двери клиники.

Босх насчитал одиннадцать человек, не считая водителя, который остался в фургоне. Все они исчезли в клинике.

— Так что это было? — спросила Лурдес.

— Понял, — сказал Босх. — Может, они забирали людей из дома престарелых или еще откуда-то.

— Они не все были старыми.

— В основном старые.

— И выглядели они скорее как бездомные, чем как люди из дома престарелых.

Босх кивнул, и они снова погрузились в молчание, продолжая наблюдать. Водитель фургона оставался на месте за рулем, а боковая дверь оставалась открытой.

Примерно через двадцать минут после того, как они высадились из фургона, пассажиры начали выходить из клиники и выстраиваться в очередь, чтобы вернуться в фургон. На этот раз Босх присмотрелся внимательнее. Они были разного пола и расы, но их объединяла грязная одежда, которая свободно болталась на их костлявых телах. Босху показалось, что это очередь в столовую для бездомных на 5-й улице в центре города.

— Что ты думаешь? — спросила Лурдес.

— Не знаю, — сказал Босх. — Что это за клиника, у которой нет вывески перед входом?

— Нелегальная.

— И это её пациенты?

— Может быть, это шныри[12]. Джерри, следователь медицинского совета, так их назвал. Они приходят в так называемую клинику, получают рецепт, а потом идут за таблетками в аптеку. Им платят по доллару за таблетку. Думаю, это неплохо, если ты забираешь по шестьдесят таблеток за раз.

— Но тогда за сколько продаются таблетки на улице?

— Он сказал, что это зависит от дозировки и от того, что ты покупаешь. Обычно по доллару за миллиграмм. Оксикодон обычно продаётся в тридцатимиллиграммовых таблетках. Но он сказал, что святой грааль деревенского героина в наши дни — это доза в восемьдесят грамм. Также есть что-то под названием оксиморфон. Это следующая большая новинка. Кайф якобы в десять раз сильнее, чем от оксикодона.

Босх достал свой телефон и открыл приложение камеры. Положив телефон на приборную панель, он начал фотографировать клинику и фургон. Он использовал зум, чтобы поближе рассмотреть людей, ожидающих, когда они залезут внутрь, но их черты размывались.

— Думаешь, теперь фургон начнет развозить их по аптекам? — спросил он.

— Может быть, — сказала Лурдес. — Джерри сказал, что из стариков получаются лучшие шныри. Они ценятся.

— Почему?

— Потому что им нужны люди, которые выглядят достаточно старыми, чтобы быть в программе "Medicare"[13]. Они выдают им поддельные карточки "Medicare D" — покупают имена законных владельцев карточек — и тогда им не приходится платить полную стоимость за рецепты, которые они отваривают.

Босх покачал головой в недоумении.

— Значит, "Medicare" возвращает аптеке деньги за лекарства, — сказал он. — Другими словами, федеральное правительство финансирует всю эту операцию.

— В значительной степени, — сказала Лурдес. — По словам Джерри.

Последний мужчина вышел из дверей клиники и направился к фургону. По подсчетам Босха, двенадцать мужчин и женщин были набиты в кузов. Они были белыми, черными и коричневыми, но их объединяло то, что все они выглядели так, будто прошлись по грунтовым дорогам. У них были исхудалые лица и побитый вид, что, несомненно, являлось следствием их тяжелой жизни. Водитель в солнцезащитных очках и черной рубашке-поло вышел из машины и обошел фургон спереди, чтобы захлопнуть дверь. К тому времени, когда Босх навел зум на свою камеру, было уже слишком поздно, чтобы сделать снимок. Водитель был уже в фургоне и был скрыт за бликами на лобовом стекле.

Фургон отъехал от клиники и направился по улице Терра-Белла в сторону двух детективов. Босх опустил телефон под приборную панель.

— Черт, — сказала Лурдес.

Невозможно было скрыть, что Босх и Лурдес находились в полицейской машине без опознавательных знаков. Она была черной, официального вида, с мигалками, установленными за решеткой радиатора.

Но фургон проехал мимо, не снижая скорости, водитель был занят разговором по мобильному телефону. Босх заметил, что у него козлиная бородка и золотое кольцо на руке, в которой он держал телефон.

Лурдес наблюдала в боковое зеркало, пока фургон не проехал два квартала до Эль-Дорадо и не повернул направо.

— Нам стоит…? — спросила она.

— Может повезет, — ответил Босх.

Она отогнала машину от бордюра и сделала трехточечный поворот. Вырулила на Эль-Дорадо и сделала тот же поворот, что и фургон. Они догнали его, когда он повернул направо на Пирс, а затем поехал на север, пересекая Сан-Фернандо и пути метрополитена, прежде чем въехать на территорию аэропорта "Уайтман".

— Не ожидала такого, — сказала Лурдес.

— Да, странно, — добавил Босх.

Фургон подъехал к воротам напротив входа в частный ангар, и водительское окно опустилось. Из окна выдвинулась рука и поднесла ключ-карту к считывающему устройству. Ворота поднялись, и фургон проехал. Лурдес и Босх не могли проехать, но по периметру, параллельно внутренней дороге, шла другая дорога, по которой можно было следить за фургоном, находясь за пределами запретной зоны. Они увидели, как он въехал в открытый ангар, а затем потеряли его из виду.

Они припарковались на обочине дороги-периметра и стали ждать.

— О чем ты думаешь? — спросила Лурдес.

— Понятия не имею, — ответил Босх. — Давай просто посмотрим, что произойдет.

Они молча наблюдали за происходящим, и через несколько минут из ангара выехал одномоторный самолет с вращающимся пропеллером и начал двигаться к взлетной полосе. После того как он проехал ворота ангара, фургон отъехал и направился обратно к воротам.

— Фургон или самолет? — спросила Лурдес.

— Давайте останемся и посмотрим за самолетом, — сказал Босх. — У меня есть номер фургона.

Босх насчитал семь окон, расположенных по бокам самолета за кабиной пилота. Внутри каждого окна были опущены шторы. Он достал из кармана ручку и блокнот и записал бортовой номер. Также записал время. Затем, снова подняв телефон, он начал фотографировать самолет, выруливающий на взлетную полосу.

— На что, черт возьми, мы здесь смотрим? — спросила Лурдес.

— Я не знаю, — ответил Босх. — Но у меня есть номер с хвоста. Если они подали план полета, мы можем его получить.

Босх осмотрел ангар и увидел, что большая, широкая дверь медленно опускается. На гофрированном металле выцветшей краской было написано объявление.

СДЕЛАЙ ПРЫЖОК! КЛУБ ПАРАШЮТИСТОВ "SFV"

ПОЗВОНИТЕ СЕГОДНЯ! ПРЫГАЙТЕ СЕГОДНЯ!

Босх вернул свое внимание к взлетной полосе и молча наблюдал, как самолет движется по асфальту. Он был белого цвета с жгуче-оранжевой полосой по бокам. У него было надфюзеляжное крыло и площадка для прыжков под контуром широкой пассажирской двери.

Босх переключил камеру на видеосъемку и заснял, как самолет набирает скорость, а затем поднимается в воздух. Он полетел на восток, а затем повернул на юг под солнцем.

Босх и Лурдес наблюдали за ним, пока он не исчез.

10

На вышку УВД[14] в "Уайтмане" можно было подняться по лестнице, ведущей из небольшого административного здания. Между приемной и лестницей находилось место секретаря, где сидела женщина, и она подняла руки при виде полицейских значков. Босх и Лурдес поднялись по лестнице и постучали в дверь с табличкой:

У.В.Д. — НЕТ ДОПУСКА

Мужчина открыл дверь и начал поднимать руку, чтобы указать на слова "Нет допуска", когда тоже увидел значки.

— Офицеры… — сказал он. — Вы из-за гонщиков?

Босх и Лурдес посмотрели друг на друга, не ожидая такого вопроса.

— Нет, — сказала Лурдес. — Мы хотим спросить о том самолете, который только что взлетел.

Мужчина повернулся и посмотрел назад в комнату позади себя и в окно на аэродром, как бы подтверждая для себя, что он находится в аэропорту и что самолет только что взлетел. Затем он снова посмотрел на Лурдес.

— Вы говорите о "Сессне"? — спросил он.

— Прыжковый самолет, — сказал Босх.

— Да, "Гранд Караван". Также известный как "Минивэн". Больше я вам ничего не могу сказать.

— У вас там есть место, чтобы мы могли зайти и поговорить? Это расследование убийства.

— Конечно. Будьте моими гостями.

Он протянул руку, приглашая их войти. Босх определил, что ему около шестидесяти, с военным прошлым, что-то такое было в его осанке и в том, как он протянул руку, словно отдавая честь.

Башня УВД представляла собой небольшое помещение с понорамными окнами, из которых открывался полный вид на аэродром. Перед радарно-коммуникационной консолью стояли два кресла. Босх подал знак Лурдес занять одно из кресел, а сам прислонился к четырехъярусному шкафу для документов рядом с дверью.

— Мы можем начать с вашего имени, сэр? — спросила Лурдес.

Мужчина занял оставшееся место, повернув его лицом к двум детективам.

— Тед О'Коннор, — сказал он.

— Как долго вы здесь работаете, мистер О'Коннор? — спросила она.

— О, давайте посмотрим… около двадцати лет в течение двух разных периодов. Пришел сюда после службы в ВВС — двадцать пять лет там, сбрасывал напалм и прочее дерьмо на чужие земли. Потом я приехал сюда, отработал десять лет, вышел на пенсию, потом решил, что мне не нравится быть на пенсии, и вернулся через год. Это было двенадцать лет назад. Вы можете подумать, что сидеть здесь весь день скучно, но попробуйте провести лето в двухсекционном трейлере с односекционним кондиционером, вам захочется жары и скуки. В любом случае, кому какое дело, правда? Вы хотите знать о той "Сессне".

— Вы знаете, как давно она здесь?

— Навскидку могу сказать, что этот самолет здесь дольше, чем я, и за эти годы несколько раз переходил из рук в руки. Последние пару лет владельцем была компания из Калексико. По крайней мере, именно туда, по словам Бетти, сидящей внизу, уходят счета за ангар и топливо.

— Как называется компания?

— Бетти должна вам это сказать. Она говорила мне, но я не запомнил. "Cielo", что-то вроде того. Испанское название, а я не очень хорошо знаю испанский.

— Его все еще используют для прыжков с парашютом?

— Надеюсь, что нет. Люди, которых я вижу садящимися в этот самолет, не доберутся до земли живыми.

Босх наклонился вперед и посмотрел в окно. Он увидел, что у О'Коннора ангар был в прямой видимости. Бинокль на консоли давал ему возможность видеть все внутри крупным планом, когда большая дверь была открыта.

— Итак, что вы видите в этом ангаре, мистер О'Коннор? — спросил Босх.

— Я вижу много людей, которые входят и выходят, — ответил О'Коннор. — Много людей, таких же старых, как… ну, как я.

— Каждый день?

— Почти. Я здесь всего четыре дня в неделю, но каждый день, когда я здесь, я вижу, как этот самолет либо садится, либо взлетает, а иногда и то, и другое.

— Вы не знаете, этот самолет все еще приспособлен внутри для прыжков с парашютом?

— Насколько я знаю, да.

— Длинные скамейки с обеих сторон?

— Именно так.

— И сколько человек они могут поместить туда одновременно?

— Этот самолет — растянутая модель с большой хвостовой частью. Если понадобится, можно посадить пятнадцать… может быть, двадцать человек.

Босх кивнул.

— Вы когда-нибудь сообщали кому-нибудь о том, что видели? — спросила Лурдес.

— О чем? — спросил О'Коннор. — В чем преступление, если вы сели в самолет?

— Они подали план полета сегодня?

— Они никогда не подают план полета. Им это не нужно. Им даже не нужно регистрироваться на вышке, пока они летят по ПВП.

— ПВП, что это такое?

— Правила визуального полета. Видите ли, я здесь для того, чтобы предоставлять радар тем, кто его запрашивает, и направлять полет по приборам, если они в этом нуждаются. Проблема в том, что, как вы заметили, мы находимся в Калифорнии, и если на улице солнечно, вы будете лететь по ПВП, и нет никаких правил ФУГА[15], требующих от пилота вступать в контакт с вышкой на аэродроме авиации общего назначения. Парень, который сегодня летел на "Караване"? Он сказал мне одну вещь, и это было всё.

— Что он сказал?

— Что он позиционируется для взлета с восточного направления. И я сказал ему, что полоса принадлежит ему.

— И все?

— Так и есть, только он сказал это с русским акцентом. Я думаю, поскольку у нас сегодня западный ветер, он дал мне знать, что спустится на другом конце, на тот случай, если ко мне кто-то зайдет на посадку.

— Откуда вы знаете, что это был русский акцент?

— Потому что я просто знаю.

— Хорошо, значит, отсутствие плана полета означает отсутствие документов о том, куда он направляется и когда должен вернуться?

— Этого не требуется на таком аэродроме и для такого самолета.

О'Коннор указал в окно, как будто самолет, о котором шла речь, находился там. Лурдес посмотрела на Босха. Она была явно удивлена отсутствием охраны и контроля за тем, кто прилетает и улетает из аэропорта.

— Если вы думаете, что здесь все открыто, вам стоит проверить это место ночью, — сказал О'Коннор. — Мы закрываем вышку в восемь часов. После этого это неконтролируемое поле. Люди могут прилетать и улетать, когда им заблагорассудится, и они это делают.

— Вы просто оставляете огни на взлетно-посадочной полосе включенными? — спросил Босх.

— Нет, огни управляются по радио. Любой человек в самолете может включать и выключать их. Единственное, о чем вам стоит беспокоиться, это о гонщиках.

— Драгрейсерах?

— Они пробираются ночью на полосу и устраивают свои гонки. Примерно месяц назад к нам прилетел парень, включил огни на посадочной и чуть не свалился на один из этих хот-родов.

Их прервал вызов по радио, и О'Коннор повернулся к пульту, чтобы разобраться с ним. Босху показалось, что с запада приближается самолет. О'Коннор сказал пилоту, что аэродром "принадлежит ему". Гарри посмотрел на Лурдес. Она подняла брови, и Босх кивнул. Было предельно ясно. Они не знали, имеет ли то, о чем они спрашивали, какое-то отношение к их расследованию, но то, что они только что видели — несколько мужчин и женщин, которых из клиники перевезли прямо в самолет, а затем улетели без всякого контроля — было крайне необычно, а легкость, с которой это было сделано, вызывала удивление.

О'Коннор встал и наклонился над пультом, чтобы посмотреть в иллюминатор. Он поднял бинокль и поднес его к глазам, глядя в небо.

— К нам приближается один, — сказал он.

Босх и Лурдес молчали. Босх не был уверен, стоит ли ему прерывать наблюдение О'Коннора за посадкой. Вскоре небольшой одномоторный самолет пронесся над аэродромом с запада и благополучно приземлился. О'Коннор записал бортовой номер самолета на листке журнала в планшете, а затем повесил его на крючок на стене справа от себя. Затем он снова повернулся к детективам.

— Что еще я могу вам сказать? — спросил он.

Босх указал на планшет.

— Вы документируете каждый взлет и посадку, которые происходят в рабочее время? — спросил он.

— Мы не обязаны, — сказал О'Коннор. — Но мы документируем, да. Если мы здесь.

— Не возражаете, если я посмотрю?

— Нет, не возражаю.

О'Коннор снял со стены планшет и передал его Босху. Там было несколько страниц, на которых документировались прилеты и вылеты в аэропорту. Один самолет, совершивший больше всего взлетов и посадок, имел бортовой номер, который Босх записал ранее, — тот самый прыжковый самолет.

Он вернул планшет обратно. Его план состоял в том, чтобы официально вернуться за ним с ордером на обыск.

— Есть ли камеры на взлетно-посадочных полосах и в ангарах? — спросил он.

— Да, у нас есть камеры, — ответил О'Коннор.

— Как долго хранится видео?

— Точно не знаю. Думаю, месяц. Полиция Лос-Анджелеса была здесь, чтобы просмотреть видео с драгрейсинга, и, как я слышал, они просмотрели несколько недель.

Босх кивнул. Приятно было знать, что в случае необходимости они могут вернуться, чтобы просмотреть видео.

— Итак, подведем итоги, — сказала Лурдес. — Этот аэропорт, по сути, имеет неограниченный доступ внутрь и наружу. Не требуются полетные планы, пассажирские или грузовые декларации, ничего подобного.

— Примерно так, — сказал О'Коннор.

— И нет никакого способа определить, куда направляется этот самолет — "Гранд Караван"?

— Ну, это зависит от обстоятельств. Вы должны летать с включенным транспондером. Если он следует правилам, то у него включен транспондер, и это будет регистрироваться, когда самолет будет перемещаться через воздушное пространство из одного района УВД в другой.

— Вы можете получить это в реальном времени? Например, прямо сейчас?

— Нет, нам нужно получить уникальный код транспондера от самолета и сделать запрос. Это может занять день. А может, и дольше.

Лурдес посмотрела на Босха. Тот кивнул. Ему больше не о чем было спрашивать.

— Спасибо, мистер О'Коннор, — сказала она. — Мы ценим ваше сотрудничество. Мы также будем признательны, если вы не будете распространяться об этом разговоре.

— Без проблем, — сказал О'Коннор.

Босх и Лурдес подождали, пока вернутся в машину, чтобы обсудить то, что они узнали за последний час.

— Ни хрена себе, Гарри, — сказала Лурдес. — Я имею в виду, где, блядь, АТБ[16], когда они нужны? Кто-то может просто сесть в самолет здесь, загрузить его всем, чем захочет, и полететь на нем в центр города или к водохранилищу, или куда угодно, и сделать черт знает что.

— Это страшно, — сказал Босх.

— Несмотря ни на что, мы должны кому-то об этом рассказать. Сольём в СМИ или что-то в этом роде.

— Давай посмотрим, как это впишется в наше дело, прежде чем мы заставим СМИ заняться этим.

— Поняла. Но если говорить о нашем деле, то куда дальше?

Босх на мгновение задумался.

— В центр, в Рейган. Давай поговорим с твоим парнем из медкомиссии.

Лурдес кивнула и завела двигатель.

— Джерри Эдгар. Он сказал мне, что в свое время работал в полиции Лос-Анджелеса.

Босх удивленно покачал головой.

— Что, ты его знаешь? — спросила Лурдес.

— Да, я его знаю, — сказал Босх. — Мы работали вместе в Голливудском участке. Еще в те времена. Я знал, что он ушел на пенсию, но думал, что он продает дома в Лас-Вегасе.

— Ну, теперь он вернулся сюда, — сказала Лурдес.

11

Офисы Медицинского совета Калифорнии находились в государственном здании им. Рональда Рейгана на Спринг-стрит, в трех кварталах от штаб-квартиры Департамента полиции Лос-Анджелеса. В плотном потоке машин дорога из Пакоймы заняла сорок пять минут. По дороге Лурдес позвонила Джерри Эдгару и сказала, что она и ее напарник едут к нему. Когда Эдгар замялся, сказав, что у него уже назначено и он хочет перенести их встречу, она назвала своего напарника — Гарри Босх, и Эдгар не смог отказать. Он сказал, что освободит место в своем расписании.

Они припарковались на платной стоянке, и Эдгар ждал их в вестибюле государственного здания. Он тепло, но неловко обнял Босха. Прошло несколько лет с тех пор, как они общались друг с другом, профессионально или как-то иначе. Последнее сообщение от Эдгара, которое Босх мог вспомнить, было соболезнование по поводу бывшей жены Босха несколько лет назад. Босх слышал, что после этого его бывший партнер ушел на пенсию, но не получил приглашения на вечеринку по случаю выхода на пенсию, хотя и не знал, была ли она на самом деле. Тем не менее, они вместе расследовали несколько дел, пока работали в отделе убийств в Голливуде. Теперь в Голливуде не было даже отдела убийств. Всеми убийствами занимались детективы Западного бюро или ОГУ[17] департамента. Все меняется.

Среди полицейских бытовало мнение, что истинная проверка партнерских отношений происходит, когда поступает звонок о необходимости помощи. Реакция — бросить все и ехать, прижав педаль газа к полу и прорываясь через светофоры с сиреной, чтобы добраться до нуждающегося в помощи копа. Настоящие напарники отслеживают одну сторону каждого перекрестка, проезжая его на скорости. Водитель смотрит влево, пассажир — вправо, каждый кричит "Чисто!" — когда машина проносится через перекрестки под красный свет. Требуется огромное доверие, чтобы не обмануться и не проверить другую сторону, даже когда ваш партнер говорит, что все чисто. С настоящим партнером вам не нужно проверять другую сторону. Вы знаете. Вы верите. Но когда Босх и Эдгар были напарниками, Босх постоянно перепроверял другую сторону улицы. Посторонний человек мог бы расценить это как дистанцию, выкованную расовым различием между ними. Эдгар был черным, а Босх — белым. Но для каждого из них это было что-то другое, что-то не имевшее отношения к цвету кожи. Это была разница между тем, как каждый из них относился к своей работе. Это была разница между тем, как коп работает над делом и как дело работает над копом.

Но ничего из этого не проявилось, когда двое мужчин улыбнулись друг другу и неуверенно обнялись. Голова Эдгара была выбрита, и Босх подумал, узнал бы он его, если бы не знал, что это его бывший напарник.

— Последнее, что я слышал, — сказал Босх, — ты завязал с этим делом, переехал в Вегас и продавал недвижимость.

— Ну… — ответил Эдгар. — Это продолжалось около двух лет, и потом я вернулся сюда. Но посмотри на себя. Я знал, что ты никогда не сможешь отказаться от этого, но я думал, что ты попадешь в прокуратуру или еще куда-нибудь. Д-П-С-Ф[18]. Они называют себя "Город Миссий"[19], верно? Это идеально подходит для Гарри Босха.

Лурдес улыбнулась, и Эдгар указал на нее.

— Ты знаешь, о чем я говорю, — сказал он, улыбаясь. — Гарри — всегда человек на миссии.

Эдгар перестал улыбаться и сменил тему, прочитав в застывшем взгляде Босха намек на то, что он слишком далеко зашел в определении главного различия между ними. Он подал знак следовать за ним в нишу лифта, и они вошли в переполненную кабину. Эдгар нажал кнопку четвертого этажа.

— Как поживает твоя дочь? — спросил он.

— Учится в колледже, — ответил Босх. — Второй год.

— Ого, — сказал Эдгар. — С ума сойти.

Босх просто кивнул. Он терпеть не мог вести разговоры в переполненных лифтах. Кроме того, Эдгар никогда не встречался с Мэдди, так что было ясно, что они перешли к пустой болтовне. Он больше ничего не говорил, пока они ехали вверх. Вышли на четвертом этаже, и Эдгар с помощью карточки-ключа вошел в офисные помещения с большой правительственной печатью на стене, на которой была изображена семиконечная звезда, окруженная надписью Калифорнийский департамент по делам потребителей.

— Моё лежбище здесь, — сказал Эдгар.

— Вы из департамента по делам потребителей? — спросила Лурдес.

— Правильно, отдел расследований качества здравоохранения. Мы занимаемся правоприменением для Медицинского Совета.

Он провел их в небольшой личный кабинет с переполненным бумагами столом и стульями для двух посетителей. Усевшись, они приступили к делу.

— Итак, это дело, над которым вы работаете, — сказал Эдгар. — Вы думаете, оно связано с жалобой, которую прислала нам одна из ваших жертв?

Эдгар посмотрел на Лурдес, когда говорил, но Босх и Лурдес еще по дороге договорились, что Гарри будет вести встречу, хотя Белла первой вступила в контакт с Эдгаром. У Босха был опыт общения с Эдгаром, и он лучше всех знал, как выстроить разговор в их пользу.

— Мы еще не на сто процентов в этом уверены, — сказал Босх. — Но все идет к этому. Все было снято на видео, и мы считаем, что это было убийство, замаскированное под ограбление. Два стрелка, маски, перчатки, вошли и вышли, никаких следов. Мы рассматриваем парня как цель, и это подводит нас к жалобе, которую он отправил. Он был хорошим парнем — без судимостей, не из банды, из тех, кто, скорее всего, добьется успеха, только что из фармацевтической школы. Он и его отец были в чем-то не согласны, и это могло быть обслуживание рецептов из этой клиники.

— Печальная ирония заключается в том, что парень, вероятно, поступил в фармацевтическую школу на деньги, которые старик откладывал от работы сомнительными рецептами, — сказал Эдгар.

— Это печально, — сказал Босх. — Так что случилось с жалобой парня?

— Хорошо, — сказал Эдгар. — Ну, как я уже сказал детективу Лурдес, жалоба попала ко мне на стол, но я еще не принял по ней мер. Я поднял ее, когда мы разговаривали, и, судя по дате отправки и получения, она пылилась в Сакраменто около пяти или шести недель, прежде чем ее рассмотрели и переслали мне. Бюрократия — ты ведь знаешь об этом, Гарри?

— Верно.

— Срок давности по этим преступлениям составляет три года. Я бы занялся ей, и скорее раньше, чем позже, но суровая реальность такова, что пройдет пара месяцев, прежде чем я начну действовать. У меня больше открытых дел, чем я могу обработать.

Он жестом указал на стопки папок на своем столе и полку справа от себя.

— Как и все остальные в этом здании, мы испытываем острую нехватку кадров. В этом подразделении должно быть шесть следователей и две единицы канцелярской поддержки, чтобы охватить весь округ, но у нас только четыре и одна, а в прошлом году к нашей территории добавили половину округа Ориндж. Только на то, чтобы съездить и вернуться из Оринджа по одному делу, уходит полдня.

Эдгар, казалось, из кожи вон лез, чтобы объяснить, почему жалоба до сих пор не рассмотрена, и Босх понял, что это связано с их предыдущей историей. Босх был настолько требовательным партнером, что Эдгар всегда чувствовал себя под давлением, и после стольких лет он все еще оправдывался и пытался оправдать себя перед Босхом. Это вызывало у Босха сожаление и нетерпение одновременно.

— Мы все это понимаем, — сказал Босх. — Ни у кого не хватает патронов — такова система. Мы просто пытаемся запустить кое-какие дела, потому что у нас тут двойное убийство. Что ты можешь рассказать нам об этой клинике в Пакойме, на которую жаловался аптекарь?

Эдгар кивнул и открыл тонкую папку на своем столе. В ней была одна страница записей, и у Босха возникло ощущение, что Эдгар мало что с ней делал, пока не позвонила Лурдес и не упомянула о Босхе и о том, что они едут в центр города.

— Я все проверил, — сказал Эдгар. — Клиника имеет лицензию и ведет бизнес под названием "Пакоймская неотложная помощь". Врач, которому она принадлежит, — Эфрам Эррера, но потом я проверил его номер от УБН, и он…

— Что такое номер от УБН? — спросил Босх.

— Каждому врачу нужен номер от УБН[20], чтобы выписывать рецепты. Каждая аптека должна проверять его наличие на рецепте, прежде чем положить таблетки в пузырек. Существует много видов злоупотреблений с поддельными и украденными номерами. Я проверил номер доктора Эрреры, и он вообще не выписывал рецептов в течение двух лет, а затем вернулся и в прошлом году уже выписывал их как сумасшедший. Я говорю о сотнях в неделю.

— Сотни таблеток или сотни рецептов?

— Рецептов. Рецептов. Что касается таблеток, то речь идет о тысячах.

— И что это вам говорит?

— Это подтверждает, что это место — "фабрика таблеток", и, без сомнения, жалоба парня-фармацевта попала в цель.

— Я знаю, что ты уже рассказал Белле кое-что из этого, но не мог бы ты меня немного просветить? Как устроена "фабрика таблеток", как все это работает?

Эдгар энергично кивнул, когда Босх задал этот вопрос, радуясь возможности продемонстрировать свои знания человеку, который всегда сомневался в нем.

— Людей, занятых в фабрике таблеток называют "капперами", — сказал он. — Они управляют всем шоу, а чтобы все это работало, нужны недобросовестные врачи и аптеки.

— Капперы — это не врачи или фармацевты? — спросил Босх.

— Нет, это боссы. Все начинается с того, что они либо открывают клинику, либо приходят в уже существующую клинику в маргинальном районе. Они идут к врачу-отморозку, который находится на грани отзыва лицензии. Многие врачи, работавшие с медицинской марихуаной, — идеальные кандидаты. Каппер приходит и говорит: "Док, как вы смотрите на то, чтобы заработать пять тысяч в неделю за пару утренних часов в моей клинике?" Это хорошие деньги для такого человека, и он подписывается.

— И они начинают выписывать рецепты.

— Именно, капперы выстраивают шнырей в очередь по утрам, и они получают свои рецепты от врача — никакого добросовестного физического осмотра, ничего законного в этом нет — и затем они выходят, садятся в фургон, и каппер везет их в аптеки за таблетками. Обычно это несколько аптек в сговоре, так что они могут все разложить по полочкам и постараться как можно дольше оставаться незамеченными. У многих из них несколько удостоверений личности, так что они посещают две, три аптеки в день, и это не попадает в компьютер. И неважно, что поддельные удостоверения личности — это дерьмо, потому что фармацевт в курсе. Он ни на что не смотрит слишком пристально.

— А потом таблетки попадают к капперу?

— Совершенно верно. Большинство из этих шнырей, они сами наркоманы. Этот каппер — босс низкого пошиба, он подчиняется кому-то вышестоящему, и он должен следить за тем, чтобы никто из шнырей не проглотил эти таблетки. Поэтому он держит всех в фургоне, и они объезжают аптеки, может быть, по две за раз, и сразу же сдают таблетки, когда возвращаются в фургон. Каппер выдает им то, что им нужно из дневного улова, чтобы поддерживать их зависимость и продолжать работать. Он держит их под кайфом и заставляет двигаться. Это ловушка. Они попадают в нее и не могут выбраться.

Босх подумал о мужчине в солнцезащитных очках и с козлиной бородкой, который вел фургон со стариками, за которым они с Лурдес следили.

— Что происходит дальше? — спросил Босх.

— Таблетки распространяются, — сказал Эдгар. — Они попадают на улицы, к наркоманам. С тех пор как все это началось, погибло пятьдесят пять тысяч человек. Почти столько же, сколько мы потеряли во время войны во Вьетнаме. Это, к сожалению, поддается подсчету, но деньги — забудьте о них. Суммы просто зашкаливают. Так много людей делают деньги на этом кризисе — это индустрия роста для этой страны. Помните, что раньше говорили о том, что банки и Уолл-стрит слишком велики, чтобы обанкротиться? Эти предприятия похоже на те. И тоже слишком велики, чтобы закрыться.

— Давид и Голиаф, — сказал Босх.

— Хуже того, — сказал Эдгар. — Позвольте мне рассказать вам одну историю, которая, на мой взгляд, говорит обо всем. Опиатная зависимость, если вы не знаете, засоряет трубы. Она засоряет желудочно-кишечный тракт. В итоге ты не можешь срать. И вот одна из крупных фармацевтических компаний придумывает рецептурное слабительное, которое делает свое дело и стоит примерно в двадцать раз дороже, чем ваше безрецептурное слабительное. В следующий момент акции фармацевтической компании взлетают до небес. Они продают так много этого препарата, что рекламируют его по национальному телевидению. Конечно, они ничего не говорят о зависимости или чем-то подобном. Они просто показывают какого-то парня, стригущего газон, и, "О! Он не может нормально срать!", так что пусть твой врач выпишет это препарат. Так что теперь у вас есть инвестиции на Уолл-стрит и национальные СМИ, продающие рекламу. Все делают деньги, Гарри, и когда это происходит, это уже невозможно остановить.

— Я думала, они, в Вашингтоне, пытаются что-то изменить— предложила Лурдес. — Знаете, новые законы, уделяющие этому большое внимание.

— Вряд ли, — сказал Эдгар. — Фармацевты являются крупными спонсорами избирательных кампаний. Никто не собирается кусать руку, которая их кормит.

Эдгар, похоже, использовал национальный уровень проблем, чтобы оправдать собственную местную инертность. Босх всегда хотел, чтобы фокус решения проблем оставался близким. Всегда надо начинать с малого и достигать большого.

— Возвращаясь к этому конкретному случаю в Пакойме, я дошел до доктора Эрреры. Он прошел путь от нуля выписанных рецептов до сотен.

— Верно, и это рецепты на большое количество таблеток. Шестьдесят, иногда девяносто. В этом нет ничего хитрого. Я просмотрел его записи, ему семьдесят три года. Похоже, он вышел на пенсию, его привезли, открыли клинику и положили перед ним блокнот с рецептами. Насколько нам известно, парень может быть совсем дряхлым. Мы видели такое. Они вытаскивают какого-нибудь старикана с пенсии, потому что у него все еще есть номер УБН и лицензия на практику. "Хочешь заработать еще двадцать тысяч в месяц?" — и так далее.

Босх молчал, пытаясь переварить всю информацию. Эдгар продолжил без подсказки.

— Еще одна вещь, которую они делают с этими старыми врачами, — они просматривают все их старые записи и берут имена их пациентов, чтобы подделать удостоверения личности и карточки "Medicare". Они используют реальных людей, которые даже не подозревают, что их имена используются во всем этом незаконном обороте лекарств. Правительство думает, что все запросы от людей на пособии — законны.

— Это безумие, — сказала Лурдес.

— И что же вы тогда с этим делаете? — спросил Босх.

— Когда мы сможем его идентифицировать, мы сможем закрыть доктора, — сказал Эдгар. — Мы работаем с УБН, чтобы добиться аннулирования номера, а затем лишаем его лицензии на практику. Но это долгий административный процесс, и в большинстве случаев эти капперы переходят к следующему человеку. Такой парень, как Эфрам Эррера, остается с пустым мешком в руках. Не то чтобы я сочувствовал врачам, но настоящие злодеи здесь неуловимы. Мне не нужно говорить вам, как это расстраивает.

— Я могу это понять. Шныри, ты слышал, чтобы их перевозили на самолетах?

Босх задал вопрос непринужденно, но он прозвучал неожиданно и заставил Эдгара задуматься. Босх уловил в этой нерешительности, что они могут столкнуться с чем-то необычным в деле Эскивеля.

— Это то, что вы имеете сейчас? — спросил Эдгар.

— Похоже на то, — сказал Босх. — Мы проследили за фургоном из клиники до аэропорта Уайтман, и несколько человек погрузили в старый прыжковый самолет. Он взлетел и направился на юг. Они не подали план полета. Мы проверили на вышке. Парень сказал, что самолет прилетает и улетает каждый день. Клиника находится прямо через дорогу от аэропорта.

— Счета за топливо из Уайтмана приходят в компанию в Калексико, — добавила Лурдес.

Босх заметил, как изменился Эдгар: в его глазах и глубоких бровях появилось беспокойство. Он наклонился вперед и положил локти на стол.

— Теперь все стало немного понятнее, — сказал он.

— Как это? — спросил Босх.

— Я имею в виду, что касается убийства парня. Один из самых крупных операторов таблеточного бизнеса в стране — русско-армянский синдикат. Большая часть таблеток, которые выходят из этих небольших предприятий, попадает к ним, и они кормят Чикаго, Лас-Вегас, все злачные места.

Босх бросил косой взгляд на Лурдес. О'Коннор с вышки Уайтмана сказал, что пилот говорил с русским акцентом. Лурдес обменялась с ним взглядом, а затем вернула внимание к Эдгару, который продолжал говорить.

— Предположительно, они используют самолеты для того, чтобы держать людей в движении, налетая на несколько клиник и аптек в день, — сказал он. — Самолеты помогают держать в обороте шнырей, меняя рецепты на таблетки. Как я уже говорил, у них несколько удостоверений личности, и они проходят через три, четыре аптеки в день. Речь идет о больших деньгах, а с большими деньгами приходит большая опасность. Этот парень понятия не имел, на что он идет, когда решил встать в позу.

— Они убили его только для того, чтобы послать сообщение? — спросил Босх.

— Вполне возможно. «Если ты не выполняешь мои требования, то не выполняешь ничьи требования». Вот так.

— Где базируется этот синдикат? Здесь?

— Тебе нужно поговорить с УБН, Гарри. Это совсем другой уровень…

— Я говорю с тобой, Джерри. Скажи мне, что ты знаешь.

— Не так много, Гарри. Мы занимаемся правоприменением для медицинской комиссии. Это не подразделение по борьбе с организованной преступностью. Я слышал от своего знакомого из отдела по борьбе с наркотиками, что они где-то в пустыне.

— В какой пустыне? Лас-Вегас?

— Нет, вниз к границе и Калексико. Около Слэб-Сити, Бомбей-Бич — эта ничейная земля, которую они называют "южной стороной Ничего". Там есть всевозможные взлетно-посадочные полосы, брошенные картелями и даже американскими военными, и именно их они используют, когда летают с людьми. В глуши это похоже на цыганский караван или что-то вроде того. Они остаются мобильными. Если они чувствуют неприятности, они перемещаются как гребаные кочевники.

— А как насчет имен? Кто руководит синдикатом?

— Какой-то армянин, который использует русских силовиков и пилотов. Он называет себя Сантосом, потому что похож на мексиканца, но это не так. И это все, что у меня есть на этот счет.

— Если они знают, где находятся эти люди и что они делают, почему они не приедут и не уничтожат их?

— Это вопрос к УБН, мужик. Я задаюсь тем же вопросом. Я думаю, это Сантос. Он им нужен, а он как дым.

— Назови мне имя в УБН.

— Чарли Хован. Он их эксперт по армянским наркодилерам. Он сказал мне, что его семья американизировала фамилию от Хованян или что-то в этом роде.

— Чарли Хован. Спасибо, Джерри.

Босх посмотрел на Лурдес, чтобы узнать, не хочет ли она еще что-нибудь спросить. Она покачала головой. Она была готова идти. Босх оглянулся на своего старого партнера.

— Значит, мы оставим тебя, — сказал он. — Спасибо за сотрудничество.

Босх встал, и Лурдес последовала за ним.

— Гарри, есть одна история о Сантосе, — сказал Эдгар. — Не знаю, правда ли это, но ты должен знать.

— Давай.

— Управление по борьбе с наркотикам завербовало одного из его подручных. Парень был оксикоманом, и они использовали его. Он должен был продолжать работать и передавать информацию УБН.

— Что случилось?

— Каким-то образом Сантос догадался или узнал об этом. Однажды информатор сел в самолет вместе с кучей других шнырей и улетел на работу. Но когда самолет приземлился, его в нем уже не было.

— Его выкинули.

Эдгар кивнул.

— Там внизу есть озеро Солтон-Си[21], — сказал он. — Предположительно, высокое содержание соли в воде быстро разрушает тело.

Босх кивнул.

— Приятно знать, с кем мы имеем дело, — сказал он.

— Да, вы оба берегите себя, — добавил Эдгар.

12

После встречи в здании Рейгана Босх и Лурдес отправились в закусочную "Никель" на Мэйн-стрит, чтобы пообедать в позднее время. Босх был завсегдатаем этого ресторана, когда работал в центре города в полиции Лос-Анджелеса, но с тех пор, как ушел из департамента, туда не возвращался. Моника, одна из владелиц ресторана, радушно встретила его и до сих пор помнила его обычный заказ — сэндвич BLT.

Босх и Лурдес обсудили информацию, полученную от Эдгара, и поспорили, стоит ли связываться с агентом УБН, на которого они вышли. В конце концов, они решили подождать, пока не разберутся в деле и не узнают больше о деятельности, связанной с «La Farmacia Familia» и клиникой в Пакойме. У них все еще не было ничего, связывающего эти два предприятия, кроме жалобы Хосе Эскивеля-младшего на клинику.

По дороге обратно в Долину Лурдес позвонил Систо и сказал, что во время просмотра видео с камер аптеки он обнаружил несколько вещей, которые он хочет, чтобы увидели все члены команды. Лурдес сказала ему, чтобы он показал видео в штабной комнате, они вернутся к четырем часам.

Усталость начала овладевать Босхом, пока машина медленно двигалась в пробках раннего часа пик. Он совершил ошибку, прислонившись головой к окну пассажирской двери, и вскоре отключился. Через полчаса его разбудило жужжание телефона в кармане.

— Черт, — сказал он, доставая телефон. — Я храпел?

— Немного, — ответила Лурдес.

Он ответил на звонок до того, как тот перешел в Сообщения. Он все еще был дезориентирован со сна, когда пробормотал свое имя в трубку.

— Да, сэр, это офицер Джерико из полиции Сан-Квентина. Вы сказали, что вы детектив Босх?

— Да, Босх. Это я.

— Лейтенант Менендес попросил меня обработать запрос на исследование заключенного и связаться с вами. Заключенный — Престон Ульрих Бордерс.

— Да, что у вас?

Босх потянулся в карман за блокнотом и ручкой. Он наклонил голову, чтобы держать телефон между ухом и плечом, и приготовился писать.

— Не очень много, сэр, — сказал Джерико. — У него только один разрешенный посетитель, и это его адвокат. Его зовут Лэнс Кронин.

— Хорошо, — сказал Босх. — У вас есть какие-нибудь вычеркивания? Люди, которые раньше были одобрены?

— Это компьютер, сэр. У нас нет вычеркиваний.

— Хорошо, есть ли у вас история посещений адвоката?

— Да, сэр. Она показывает, что он получил статус утвержденного посетителя в январе прошлого года. С тех пор он регулярно посещает заключенного в первый четверг каждого месяца. За исключением декабря прошлого года.

— Это много посещений, не так ли? Я имею в виду, что на сегодняшний день это четырнадцать или пятнадцать посещений.

— Я не знаю, что считать большим количеством посещений, сэр. Эти парни в камере смертников получают много юридического внимания.

— Хорошо, а что насчет почты? Лейтенант просил вас посмотреть, что происходит с почтой, которая поступает на имя Бордерса?

— Да, просил. Я проверил это, сэр, и заключенный Бордерс получает около трех почтовых отправлений в день, и они проходят через процесс проверки. У него была почта, которую отклонили, потому что письма были порнографического характера или содержали порнографию. Больше ничего необычного.

— Ведете ли вы какой-нибудь журнал регистрации, чтобы знать, кто отправляет ему почту?

— Нет, сэр, мы этого не делаем.

Босх на мгновение задумался. Результаты его запроса к Менендесу были скудными. Он посмотрел через лобовое стекло на указатель автострады и понял, что проспал почти всю дорогу обратно в Сан-Фернандо. Через пять минут они будут на Маклае.

Он сделал попытку уточнить последний запрос у Джерико.

— Вы сказали, что всё в компьютере, так? — спросил он.

— Да, сэр, — ответил Джерико.

— Вы можете найти заключенных в любом месте системы исполнения наказаний или только в Сан-Квентине?

— Это общесистемная база данных.

— Хорошо. Не могли бы вы найти для меня еще одного заключенного? Его зовут…

— Лейтенант Менендес не просил меня проверять нескольких заключенных.

— Ничего страшного, я могу подождать, пока вы спросите его.

Возникла пауза, пока Джерико решал, действительно ли он хочет спросить у лейтенанта, можно ли проверить еще одно имя.

— Как его зовут? — спросил он наконец.

— Лукас Джон Олмер. Вероятно, он числится как покойный.

Джерико попросил произнести полное имя по буквам и Босх услышал, как тот набирает текст.

— Да, покойный, — сказал Джерико. — Умер девятого ноября две тысячи пятнадцатого года.

— Хорошо, — сказал Босх. — В деле все еще есть список разрешенных посетителей?

— Э-э, одну минутку.

Босх подождал.

— Да, — наконец сказал Джерико. — У него было пять утвержденных посетителей.

— Дайте их мне, — сказал Босх.

Он записал имена, которые назвал Джерико, в свой блокнот.

Каролин Олмер

Пейтон Форнье

Вилма Ломбард

Лэнс Кронин

Виктория Ремпл

Босх уставился на список. Одна из него, очевидно, была членом семьи, а остальные женщины, вероятно, были тюремными фанатками — женщинами, которых привлекает опасный мужчина до тех пор, пока этот опасный мужчина находится в тюрьме. Важным было только имя Кронина. Адвокат, который в настоящее время представляет интересы Престона Бордерса, ранее представлял интересы ныне покойного заключенного, который предположительно совершил убийство, за которое Бордерса приговорили к смертной казни.

— Как вы узнали? — спросил Джерико.

— Что узнал? — сказал Босх.

— Что адвокат был в обоих списках посетителей.

— Я не знал до этого момента.

Но это было очевидной вещью, которую следовало проверить, и Босх знал, что Сото и Тапскотт тоже должны были установить связь. И все же это не помешало им сделать вывод, что Бордерс невиновен в убийстве Даниэль Скайлер.

Босх знал, что ему нужно добраться до дела и просмотреть вторую половину — недавнее расследование. Он поблагодарил Джерико за уделенное ему время и попросил передать его благодарность лейтенанту Менендесу. Затем он убрал телефон и блокнот.

— Гарри, что происходит? — спросила Лурдес.

— Это личное дело, — сказал Босх. — Это не имеет отношения к нашему делу.

— Имеет, если оно не дает тебе спать по ночам, а потом ты засыпаешь в моей машине.

— Я старый человек. Старики всегда дремлют.

— Я не шучу. Для этого дела ты должен быть на высоте.

— Не волнуйся. Этого больше не случится. Я в своей тарелке.

Остаток пути до полицейского участка они проехали в молчании. Они вошли в детективное бюро через боковую дверь и сразу же прошли в штабную комнату, где их ждали Систо, Лузон и Тревино.

— Что у тебя? — спросила Лурдес.

— Взгляните, — сказал Систо.

Он держал в руках пульт управления одним из экранов. Там было застывшее изображение с камеры над стойкой обслуживания рецептов в "Ла Фармация Фамилиа". Систо нажал кнопку воспроизведения. Босх первым делом обратил внимание на дату и время. Видео было записано за тринадцать дней до убийств.

Все встали перед экраном полукругом и стали смотреть. На экране Хосе Эскивель-старший стоял за прилавком, его пальцы лежали на клавиатуре компьютера. По другую сторону прилавка стояла клиентка, молодая женщина с ребенком на руках. На прилавке лежал белый пакет с рецептом.

Пока происходила операция с покупателем, в магазин через входную дверь вошел мужчина. Он был одет в черную рубашку для гольфа и солнцезащитные очки, у него была козлиная бородка. Босх сразу же узнал в нем человека, которого они с Лурдес видели утром за рулем фургона из клиники в аэропорт Уайтман. Каппер. Он прошел вдоль двух проходов и праздно осмотрел полки, словно что-то искал.

Но было ясно, что он ждет.

Эскивель закончил работу на компьютере и передал женщине, державшей ребенка, то, что, судя по всему, было страховой картой. Затем он передал ей пакет с рецептами и кивнул в знак завершения операции. Женщина повернулась и вышла из магазина, после чего мужчина в черной рубашке подошел к прилавку.

Хосе-младшего в магазине не было видно. Видео было без звука, но по языку тела и жестам рук было понятно, что мужчина в черном был зол и начал скандалить с Эскивелем. Фармацевт сделал шаг назад от прилавка, чтобы создать пространство между собой и разъяренным посетителем. Посетитель сначала поднял палец вверх, как будто хотел сказать что-то еще или в последний раз. Затем он направил его на грудь Эскивеля и наклонился через прилавок, чтобы доказать свою точку зрения.

В этот момент Эскивель, очевидно, совершил ошибку. Он сделал защитный жест руками и начал что-то говорить. Казалось, что он участвует в споре, словесно отбиваясь. Вдруг рука посетителя вытянулась и схватила Эскивеля за отворот его лабораторного халата. Он дернул фармацевта вперед и наполовину перегнул через прилавок. Затем он оказался прямо перед его лицом, их носы были в сантиметрах друг от друга. Эскивель приподнялся на цыпочки, упершись бедрами в край прилавка. Он инстинктивно поднял руки в знак раскаяния и того, что не сопротивляется.

Посетитель удерживал его в неудобном положении и продолжал говорить, его голова дергалась в пароксизме гнева.

И тут наступил момент, который Систо хотел, чтобы все увидели. Посетитель поднял левую руку и изобразил пистолет: указательный палец направлен вперед, а большой палец вверх. Он приставил палец к виску Эскивеля и пантомимой выстрелил ему в голову, его рука даже дернулась назад, чтобы показать отдачу. Затем он толкнул фармацевта обратно за прилавок и отпустил его. Не говоря ни слова, он повернулся, прошел через аптеку и вышел через парадную дверь. Хосе остался растрепанным и пытался взять себя в руки.

Систо поднял пульт, чтобы остановить воспроизведение.

— Подожди, — сказал Босх. — Давай посмотрим на него.

На экране фармацевт на мгновение застыл за прилавком. Он потер лицо обеими руками, а затем поднял голову вверх, словно прося небеса о наставлении. Его лицо было хорошо видно в ракурсе верхней камеры, и Хосе Эскивель-старший казался человеком, несущим огромную ношу. Затем он положил руки на край стойки и наклонился вниз.

Все в его лице и языке тела говорило: «Что мне делать?»

Наконец, выпрямившись, он открыл ящик стола. Достал пачку сигарет и выброшенную зажигалку. Прошел через полуоткрытую дверь в задний коридор и скрылся из виду, предположительно отправившись на заднюю аллею, чтобы покурить и успокоить нервы.

— Хорошо, — сказал Систо. — Тогда ещё вот это.

Он перемотал видео на двадцать секунд вперед, а затем вернулся к нормальному воспроизведению. Пока Систо рассказывал, Босх проверял время записи.

— Это два часа спустя в тот же день, — сказал молодой детектив. — Смотрите, когда войдет сын.

На экране Хосе-старший стоял за аптечным прилавком и смотрел на экран компьютера. Его сын вошел в аптеку через парадную дверь и прошел за аптечный прилавок. Когда он снимал с крючка свой халат фармацевта, Хосе-старший поднял глаза от экрана и ждал, пока его сын повернется.

Между отцом и сыном завязался спор, причем отец делал умоляющие жесты — руки сцеплены вместе, как в молитве, — а сын смотрел в сторону, даже качал головой. Все закончилось тем, что сын снял халат, которое только что надел — и в котором несколько дней спустя был убит, — и бросил его, выбегая из магазина. Отец снова остался стоять у прилавка, опираясь на обе руки и в ужасе качая головой.

— Он все предвидел, — сказал Лузон.

Они все сели за большой стол, чтобы обсудить увиденное и его значение. Лурдес посмотрела на Гарри, и они обменялись кивками, молчаливо давая понять, что они на одной волне.

— Мы думаем, что знаем, кто этот парень в черной рубашке и очках, — начала она.

— Кто? — спросил Тревино.

— Он тот, кого они называют каппером. Он работает в клинике, которая работает как фабрика по производству таблеток. Мы видели, как он сегодня возил людей. Людей, которые отвозили незаконные рецепты в такие же аптеки, как у семьи Эскивель. Мы думаем, что отец был по уши в этом деле, а сын, вероятно, пытался вытащить его оттуда.

Тревино издал низкий свистящий звук и велел Лурдес дополнить рассказ. С помощью Босха, который вклинивался то тут, то там, она продолжила рассказывать команде о том, что произошло за день, включая посещение аэропорта Уайтман и визит к Эдгару в центре города в здании Рейгана. Тревино, Систо и Лузон задавали мало вопросов и, казалось, были впечатлены прогрессом, которого Лурдес и Босх добились в деле.

В середине заседания в штабную комнату вошел шеф Вальдес, выдвинул стул и сел в конце стола. Тревино спросил, не хочет ли он, чтобы Босх и Лурдес начали с самого начала, но Вальдес отказался, сказав, что просто пытается уловить некоторые новости.

Когда Лурдес закончила свой доклад, Босх спросил Систо, может ли он вывести на экран стоп-кадр каппера рядом со стоп-кадром убийц в аптеке. Систо потребовалось несколько минут, чтобы сделать это, а затем все встали перед экранами, чтобы сравнить человека, угрожавшего Хосе Эскивелю-старшему, с теми, кто убил его и его сына. Вывод, основанный на размерах тела, был единогласным: ни один из убийц не был тем человеком, который угрожал Хосе-старшему. Кроме того, отметила Лурдес, каппер использовал левую руку, чтобы пантомимой изобразить выстрел в Хосе-старшего, в то время как оба стрелка держали оружие в правых руках.

— Итак, — сказал Тревино. — Следующие действия?

Босх сдержался, позволив Лурдес взять инициативу на себя, но она замешкалась.

— Ордер, — сказал Босх.

— Для чего? — спросил Тревино.

Босх указал на человека в черном на видеоэкране.

— Мое прочтение увиденного – он угрожал убить Эскивеля, а потом этих двух парней привлекли для выполнения работы, — сказал он, указывая на второй экран. — Мы слышали, что эта организация действует к югу отсюда и использует самолеты для переброски людей. Мы получаем ордер, чтобы посмотреть видеозапись в Уайтмене, снятую примерно через двадцать четыре часа после нашей съемки. Посмотрим, доставили ли они стрелков сюда.

Шеф полиции кивнул, и это заставило Тревино последовать его примеру.

— Я выпишу ордер, — сказала Лурдес. — Мы можем отнести его туда сегодня вечером, пока О'Коннор не уехал.

— Хорошо, — сказал Босх. — Тем временем я попробую связаться с человеком Эдгара в УБН. Возможно, у них уже есть информация о наших стрелках.

— Можем ли мы доверить это УБН? — спросил Вальдес.

— Парень из медкомиссии оказался моим старым партнером, — сказал Босх. — Он поручился за этого парня, так что, думаю, все в порядке.

— Хорошо, — сказал шеф. — Тогда давайте сделаем это.

После окончания совещания Босх вышел на парковку и направился к своему столу в старой тюрьме. Он забрал из машины копию дела Скайлер и понес ее с собой через дорогу. Пора было вернуться к работе над ним.

13

Как и ожидалось, звонок Босха агенту УБН Чарли Ховану не был принят. На протяжении многих лет Босх был уверен, что агенты УБН — это другая порода сотрудников федеральных правоохранительных органов. Из-за характера их работы другие правоохранители часто относились к ним с подозрением — как это ранее продемонстрировал шеф Вальдес. Это было странно и необоснованно; все служители закона имеют дело с преступниками. Но на агентах УБН висело клеймо, как будто бич конкретного преступления, с которым они боролись, мог на них отразиться. Ложишься с собаками, встаешь с блохами. Это явление, скорее всего, коренилось в необходимости проникновения и работы под прикрытием во многих расследованиях, связанных с наркотиками. Это клеймо оставляло агентов параноиками, изолированными, не желающими разговаривать по телефону с незнакомцами, даже если они были представителями других правоохранительных органов и можно было утверждать, что все они являются частью одной команды, защищающей общество.

Босх подозревал, что Хован ему не перезвонит, если только не возникнет острая необходимость со стороны самого агента. Гарри попытался дать ему такую возможность одним предложением, оставленным на голосовой почте агента.

— Это детектив Босх из департамента полиции Сан-Фернандо, и я ищу информацию о парне, который называет себя Сантосом и летает на самолёте в аэропорт недалеко от места, где только что было совершено двойное убийство в аптеке, которая реализовывала для него опиоиды по рецептам.

Босх оставил свой номер телефона и отключился. Он по-прежнему считал, что через день-два ему, возможно, придется позвонить Джерри Эдгару и попросить его поручиться за него перед агентом Хованом, чтобы просто завязать разговор.

Босх знал, что Лурдес, вероятно, потребуется пара часов, чтобы составить ордер на видеоархив Уайтмена, а затем получить по телефону разрешение от судьи Высшего суда. Это займет больше времени, если она не сможет найти судью — здания суда уже закрываются, и большинство судей скоро будут сидеть в своих машинах, отправляясь домой. Босх планировал использовать все свободное время, чтобы углубиться в расследование дела Скайлер. Несмотря на то, что двойное убийство было приоритетным в данный момент, Босх не мог перестать думать о деле Скайлер и об угрозе, которую оно представляло для его репутации и личной самооценки. За свою карьеру он выследил сотни убийц и посадил их в тюрьму. Если бы он ошибся в одном из них, это поставило бы под сомнение все остальное.

Это отбрасывало его назад.

Сначала ему пришлось отодвинуть в сторону коробки с документами по делу Эсмеральды Таварес. Когда он поднял одну коробку, чтобы поставить ее на другую, на его импровизированный стол упала фотография. Она проскользнула сквозь щель в нижнем шве коробки и выпала. Босх поднял ее и изучил. Он понял, что не видел ее раньше. На фотографии была изображена маленькая дочь, которую оставили в кроватке, когда ее мать пропала. Босх знал, что сейчас ей было бы пятнадцать или шестнадцать лет. Он должен был узнать ее точный день рождения и произвести расчеты.

Через год после исчезновения матери ее отец решил, что не может ее воспитывать. Он передал ее в окружную программу патронатного воспитания, и она выросла в семье, которая удочерила ее и в конце концов переехала из Лос-Анджелеса в Морро-Бей. Фотография напомнила ему, что он давно собирался поехать туда, чтобы найти ее и поговорить с ней о ее матери. Ему было интересно, сохранились ли у нее хоть какие-то отдаленные воспоминания о родных матери и отце. Но это была долгая перспектива, и он так и не решился на эту поездку. Он положил фотографию поверх содержимого коробки, чтобы она служила напоминанием в следующий раз, когда он будет проверять это дело.

Босх разделил документы Скайлер пополам и отложил в сторону стопку копий из первоначального расследования. Затем он начал просматривать хронологические записи, которые Сото и Тапскотт начали вести, как только им поручили повторное расследование дела.

Быстро выяснилось, что новый взгляд на дело Скайлер начался с письма, отправленного семью месяцами ранее в ООДО от человека, который был связующим звеном между обоими сексуальными хищниками. Адвоката Лэнса Кронина. Босх отложил хронологический журнал в сторону и просмотрел стопку, пока не нашел документ. Он был на фирменном бланке Кронина, на котором был указан адрес его офиса на Виктори бульваре в Ван-Найсе. Письмо было адресовано начальнику Кеннеди и главе ООДО, помощнику окружного прокурора Абелю Корнблуму.

Мистер Корнблум,

Я пишу вам сегодня в надежде, что вы выполните свой долг и исправите ужасную несправедливость и судебную ошибку, от которой страдает наш город и наш штат уже три десятилетия. Это ошибка, которую в некотором смысле я помог распространить и расширить. Теперь мне нужна ваша помощь, чтобы исправить это.

В настоящее время я представляю Престона Бордерса, который находится в камере смертников в тюрьме Сан-Квентин с 1988 года. Я взялся представлять его интересы совсем недавно и, откровенно говоря, сам напросился к нему в клиенты. Адвокатская тайна по другому делу не позволила мне рассказать об ошибке до этого момента. Видите ли, до его смерти в 2015 году я представлял Лукаса Джона Олмера, который был осужден за многочисленные эпизоды сексуального насилия и похищения в 2006 году и приговорен к более чем 100 годам лишения свободы. Он отбывал этот срок до своей смерти от рака в тюрьме штата Калифорния "Коркоран".

12 июля 2013 года я имел возможность встретиться с г-ном Олмером в "Коркоране", чтобы обсудить возможные основания для окончательной апелляции на его приговор. В ходе этой конфиденциальной беседы г-н Олмер рассказал мне, что он несет ответственность за убийство молодой женщины в 1987 году и что другой человек был ложно осужден за это преступление и приговорен к смерти. Он не назвал имя жертвы, но сказал, что преступление произошло в ее доме в Толука-Лейк.

Как вы понимаете, это был конфиденциальный разговор между адвокатом и клиентом. Я не мог разглашать эту информацию, потому что это означало бы подвергнуть своего клиента риску осуждения, ведущего к смертной казни.

Привилегия "адвокат-клиент" сохраняется и после смерти. Однако из правила конфиденциальности есть исключения — если раскрытие защищенной привилегией информации поможет исправить продолжающуюся ошибку или предотвратить серьезную травму или смерть невиновного человека. И это именно то, что я пытаюсь сделать сейчас. Чарльз Гастон, частный следователь, работающий со мной, принял факты, сообщенные мне Олмером, и расследовал это дело. Он установил, что молодая женщина по имени Даниэль Скайлер подверглась сексуальному насилию и была убита в своем доме в Толука-Лейк 22 октября 1987 года, и что Престон Бордерс был позже осужден за это преступление и приговорен к смертной казни по приговору Высшего суда Лос-Анджелеса.

Впоследствии я ездил в "Сан-Квентин", чтобы допросить Бордерса, и он назначил меня своим адвокатом. В этом качестве я искренне прошу, чтобы дело об убийстве Даниэль Скайлер было рассмотрено Отделом по обеспечению доказательности обвинения и чтобы окружная прокуратура исправила эту ошибку. Престон Бордерс фактически невиновен и провел более половины своей жизни в тюрьме под угрозой смерти, санкционированной государством. Эта судебная ошибка должна быть исправлена.

Этот запрос — первый из многих вариантов защиты, доступных мистеру Бордерсу. Я намерен изучить все пути исправления ситуации, но начну с вас. Я с нетерпением жду вашего скорейшего ответа.

Искренне ваш,

Лэнс Кронин, эсквайр

Босх прочитал письмо во второй раз, а затем быстро отсканировал письмо с уведомлением о получении от Корнблума на имя Кронина, в котором сообщалось, что его просьбе будет уделено первостепенное внимание, и содержался настоятельный призыв не предпринимать никаких других действий, пока у ООДО не будет возможности рассмотреть и расследовать этот вопрос. Было ясно, что Корнблум не хотел, чтобы это дело попало в СМИ или было передано в "Проект "Невиновность", финансируемую частным образом юридическую группу, имеющую национальный опыт отмены несправедливых приговоров. Это было бы политическим просчетом, если бы работа сторонней организации вместо широко разрекламированного подразделения окружного прокурора привела к установлению невиновности осужденного по делу.

Босх вернулся к хроножурналу. Письмо Кронина явно послужило толчком. Сото и Тапскотт достали файлы и отправились в Управление имуществом, где был найден и вскрыт на камеру ящик с уликами. Пока криминалисты изучали содержимое на предмет новых или упущенных улик, два детектива занялись изучением и повторным расследованием дела — на этот раз с другим лицом в качестве главного подозреваемого.

Босх знал, что так работать с делом об убийстве нельзя. Вместо того чтобы искать подозреваемого по материалам дела, они начали с уже имеющегося подозреваемого, на которого им указали. Это сужало круг возможных вариантов. В данном случае они начали с имени Лукаса Джона Олмера и придерживались его. Их попытки подтвердить, что он был в Лос-Анджелесе во время убийства Скайлер, оказались не столь убедительными. Они нашли записи о трудоустройстве в компании по установке рекламных щитов, где он работал монтажником, которые, по-видимому, указывали на его местонахождение в Лос-Анджелесе, но мало что еще в плане записей о жилье или живых свидетелях, которые могли бы подтвердить его местонахождение. Этого было недостаточно для дальнейшего рассмотрения дела, но затем лаборатория сообщила об обнаружении небольшого количества спермы на одежде жертвы. Этот материал не хранился в соответствии с современными протоколами исследования ДНК, но поскольку одежда находилась в запечатанном бумажном пакете, она была в очень хорошем состоянии и могла быть протестирована на образцах ДНК Олмера и Бордерса.

ДНК Олмера уже была в банке данных преступников штата. Она была использована в суде, чтобы связать его с изнасилованиями семи разных женщин. Но генетический материал Бордерса никогда не собирался, поскольку он был осужден и приговорен к смертной казни за год до того, как анализ ДНК был одобрен для использования в Калифорнии в судах и правоохранительных органах. Тапскотт прилетел в Сан-Франциско, чтобы отправиться в "Сан-Квентин" и взять образец у Бордерса. Затем он был проанализирован независимой лабораторией, и было проведено сравнение между уликами, взятыми с пижамы Даниэль Скайлер, и образцами от Олмера и Бордерса.

Через три недели лаборатория наконец сообщила, что ДНК на одежде жертвы совпадает с образцом от Олмера, а не от Бордерса.

От одного только прочтения этого сообщения в хроножурнале Босха бросило в холодный пот. Он был так же уверен в виновности Бордерса, как и любого другого убийцы, которого он привлек к суду и посадил в тюрьму. А теперь наука говорила, что он ошибался.

Затем он вспомнил о "морском коньке". Он поставил точку во всем этом деле. Любимое украшение Даниэль Скайлер было найдено в потайном месте в квартире, где жил Бордерс. Анализ ДНК не мог объяснить это. Возможно, Бордерс и Олмер знали друг друга и совершили преступление вместе, но обладание "морским коньком" в значительной степени делало Бордерса виновным. На суде Бордерс дал показания, что купил точную копию украшения Даниэль Скайлер на пирсе в Санта-Монике, потому что хотел приобрести его для себя. Присяжные не купились на это тогда, а Сото и Тапскотт не должны были купиться на это сейчас.

Босх снова переключился на хроножурнал и вскоре выяснил, почему они это сделали. После получения результатов анализа ДНК пара следователей вернулись в "Сан-Квентин", чтобы допросить Бордерса. Вся стенограмма допроса была доступна в документах, но хроножурнал ссылался на конкретные страницы, где шла речь о "морском коньке".

Тапскотт: Расскажите нам о "морском коньке".

Бордерс: Морской конек был моей большой гребаной ошибкой. Я здесь из-за этого гребаного морского конька.

Тапскотт: Что вы имеете в виду под словом "ошибка"?

Бордерс: У меня был не самый лучший адвокат, ясно? И ему не понравилось мое объяснение насчет морского конька. Он сказал, что оно не продастся присяжным. Так что мы пошли в суд и попытались продать дерьмовую историю, в которую все равно никто из присяжных не поверил.

Тапскотт: То есть история о том, что вы купили подходящий кулон с морским коньком на пирсе Санта-Моники, потому что он вам понравился, — это была ложь, которую вы сказали присяжным?

Бордерс: Верно, я солгал присяжным. Это мое преступление. Что вы собираетесь делать, отправить меня за это в камеру смертников? [смех].

Тапскотт: Что это была за история, которую, по словам вашего адвоката, он не смог бы продать присяжным?

Бордерс: Правду. Что копы подбросили его, когда обыскивали мою квартиру.

Тапскотт: Вы говорите, что ключевая улика против вас была подброшена?

Бордерс: Именно так. Этого парня звали Босх. Детектив. Он хотел быть и судьей, и присяжными, поэтому он подбросил мне улику. Он и его напарник были хорошо подкованы. Босх подбросил улику, а другой с ней согласился.

Сото: Подождите секунду. Вы говорите, что за несколько недель до того, как вы попали в поле его зрения как подозреваемый, Босх снял морского конька с тела или унес с места убийства и носил его с собой, чтобы в нужный момент и с нужным подозреваемым подбросить его в качестве улики? Вы ожидаете, что мы в это поверим?

Бордерс: Парень был действительно одержим этим делом. Вы можете это проверить. Позже я узнал, что его мать была убита, когда он был маленьким ребенком. В этом была целая психология, он был таким одержимым ангелом-мстителем. Но к тому времени было уже слишком поздно, я был здесь.

Сото: У вас были апелляции, у вас были адвокаты, почему же за тридцать лет вы ни разу не заговорили о том, что Босх подбросил вам морского конька?

Бордерс: Я не думал, что кому-то есть до этого дело или что кто-то мне поверит. По правде говоря, я и сейчас не верю. Мистер Кронин убедил меня рассказать то, что я знаю, и именно это я и делаю.

Сото: Почему ваш адвокат еще на суде сказал, что утверждать, что улики были подброшены, было неправильным шагом?

Бордерс: Вспомните, это было в восьмидесятые годы. Тогда у копов была свобода действий. Они могли делать все что угодно, и это сходило им с рук. И какие у меня были доказательства? Босх был похож на героя-полицейского, который раскрывал большие дела. У меня не было шансов против него. Все, что я знаю, это то, что они якобы нашли морского конька и кучу драгоценностей, спрятанных в моем доме, и я был единственным, кто знал, что морского конька у меня не было. Вот как я понял, что это было подстроено против меня.

Босх еще раз прочитал короткую часть стенограммы, а затем перешел к двум приложенным к ней поправкам. Первая представляла собой некролог из Журнала Калифорнийской коллегии адвокатов о первоначальном адвокате Бордерса — Дэвиде Сигеле, который ушел из юридической практики через десять лет после суда над Бордерсом и вскоре скончался. Вторая поправка была фактически временной шкалой, построенной Сото, которая показывала, когда именно в ходе расследования Босх написал первоначальный отчет о том, что пропало ценное ожерелье Даниэль Скайлер с украшением в виде морского конька. Хронология показывала все прошедшие дни и события, произошедшие в деле, в течение которых он должен был держать "морского конька", прежде чем подбросить его в тайник в квартире Бордерса. Доклад был явно попыткой Сото обрисовать несостоятельность утверждения о том, что Босх подбросил улики в дело.

Босх оценил усилия Люсии в его интересах и полагал, что это могло быть причиной того, что она достала ему копию досье. Она хотела, чтобы он знал, что происходящее не было предательством с ее стороны, что она присматривает за своим бывшим наставником, но позволяет уликам попадать туда, куда они могут попасть.

Не говоря уже об этом, утверждение о том, что Босх подбросил улики в дело тридцать лет назад, теперь стало частью материалов дела и могло взорваться публично в любой момент. Очевидно, это был тот рычаг, который прокурор Кеннеди надеялся использовать, чтобы подавить любой протест Босха по поводу отмены приговора. Если бы Босх возразил, он был бы размазан.

Чего не могли знать Кеннеди, Сото и Тапскотт, так это того, что Босх знал в самой глубокой, самой темной части своего сердца. Что он не подбрасывал улики против Бордерса. Он никогда в жизни не подбрасывал улики ни против одного подозреваемого или противника. Это знание придало Босху заряд адреналина и целеустремленности. Он знал, что в этом мире есть два вида истины. Правда, которая является неизменным фундаментом жизни и миссии человека. И другая, податливая правда политиков, шарлатанов, продажных адвокатов и их клиентов, которые гнутся и лепятся, чтобы служить любой цели.

Бордерс, с ведома или без ведома своего адвоката, солгал Сото и Тапскотту в "Сан-Квентине". Тем самым он с самого начала испортил их расследование. Это было подтверждение для Босха, что это афера и что именно он должен найти и искоренить тех, кто замышляет против него, где бы они ни находились. Теперь он шел за ними. Тяжесть и чувство вины за то, что, возможно, очень давно он совершил ужасную ошибку, были сняты.

Босх почувствовал себя человеком, доказавшим свою невиновность и освобожденным из клетки.

14

Убийцы Хосе Эскивеля и его сына действовали в аптеке с уверенностью людей, которые уже выполняли подобную работу. Они использовали револьверы как для того, чтобы предотвратить заклинивание оружия, так и для того, чтобы не оставлять критических улик. Они не проявляли ни колебаний, ни раскаяния. Босх знал, что в каждом крупном преступном сообществе нужны такие люди — исполнители, готовые сделать все, что нужно, чтобы обеспечить выживание и успех организации. В действительности такие люди были редкостью. Именно это привело его к подозрению, что убийцы были привезены издалека в Сан-Фернандо, чтобы решить проблему, созданную идеалистичным, но наивным Хосе Эскивелем-младшим.

Это подозрение, казалось, подтвердилось, когда Босх, Лурдес и Систо вернулись в аэропорт Уайтман рано вечером того же дня с ордером на просмотр записей с камер наблюдения на взлетно-посадочной полосе. Начав просмотр видеозаписей в полдень воскресенья, они перематывали время вперед, снижая скорость до реального времени только тогда, когда садился или взлетал случайный самолет или когда к ряду ангаров, расположенных вдоль края аэродрома, подъезжал автомобиль. Они находились в тесном подсобном помещении аэропорта под вышкой. Оно также служило офисом службы безопасности. Пространство было настолько тесным, что Босх чувствовал запах никотиновой жвачки Систо.

В 9:10 утра, как видно на видеозаписи, их бдение увенчалось успехом, когда тот же самый фургон, который они видели, как забирал группу покупателей таблеток в клинике, подъехал к ангару, широко открыл две двери с помощью дистанционного управления и стал ждать, а его водитель вышел и лишь ненадолго зашел внутрь, после чего вернулся.

Через четырнадцать минут приземлился прыжковый самолет и подрулил к ангару, а затем въехал в него. Из самолета вышли только двое мужчин — белые мужчины в темной одежде, очень похожей на ту, что носили стрелки из "Фармасии". Они прошли прямо к фургону и забрались внутрь через боковую дверь. Фургон уехал еще до того, как пропеллер самолета перестал вращаться.

— Это они, — сказал Систо. — Ублюдки сейчас пойдут в торговый центр и убьют наших жертв.

Он сказал это тоном, в котором Босху понравился гнев, но он знал, что эмоциональное убеждение и доказательства — две разные вещи.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— Да ладно, — сказал Систо. — Так и должно быть. Время идеально подходит. Они прилетают, делают работу, и, вот, увидиш – они собираются снова улететь после того, как все закончится.

Босх кивнул.

— Я тоже так думаю, но то, что мы знаем, и то, что мы можем доказать, — две разные вещи, — сказал он. — Люди в аптеке были в масках.

Он указал на видеомонитор.

— Мы можем доказать, что это они? — спросил он.

— Мы можем попросить лабораторию шерифа попытаться улучшить изображение, — сказал Лурдес. — Сделать его более четким.

— Может быть, — сказал Босх. — Ускорься.

Систо управлял пультом. Он увеличил скорость воспроизведения до четырехкратной, и они стали ждать. Босх смотрел, как идут минуты на видеотаймере. В 10:15 утра он сказал Систо, чтобы тот вернул воспроизведение на реальное время. По видеозаписи аптеки, запечатлевшей убийства, время убийства было 10:14 утра, а аптека находилась примерно в двух милях от Уайтмана.

В 10:21 фургон вернулся в аэропорт. Он двигался в пределах допустимой скорости, не спеша, когда проезжал через ворота и приближался к ангару. Как только он оказался на месте, боковая дверь открылась, двое мужчин вышли и прошли прямо к прыжковому самолету. Его винт уже вращался, и он вырулил на взлетную полосу.

— Вот так вот, прилетели-улетели, и два человека погибли, — сказала Лурдес.

— Мы должны поймать этих парней, — сказал Систо.

— Мы поймаем, — сказал Босх. — Но мне нужен тот, кто их вызвал. Человек, который посадил этих двух киллеров на самолет.

— Сантос, — сказала Лурдес.

Босх кивнул. Это был момент твердой решимости для трех детективов.

Наконец Систо нарушил молчание.

— Итак, каков наш следующий шаг, Гарри? — спросил он.

— Фургон, — сказал Босх. — Завтра мы привезем водителя и посмотрим, что он скажет.

— Мы идем вверх по лестнице, — сказал Систо. — Мне это нравится.

— Легче сказать, чем сделать, — сказал Босх. — Мы должны исходить из того, что любой, кто работает на Сантоса, работает на него, потому что он надежный солдат. Он не будет бояться тюремного срока, и это сделает его трудноуловимым.

— Тогда, что нам делать?

— Мы вселим в него страх Божий. Мы заставим его бояться Сантоса, если он не боится нас.

Перед тем как покинуть аэропорт, Босх отправил Лурдес на вышку поговорить с О'Коннором и воспользоваться вторым ордером, чтобы забрать журнал, в котором фиксировались прилеты и вылеты самолета, в частности посадка в понедельник утром перед стрельбой в аптеке. Он будет приобщен к делу в качестве улики вместе с видеозаписью. Затем детективы закончили работу, договорившись встретиться в штабной комнате в восемь утра следующего дня, чтобы спланировать захват водителя фургона. После этого Систо и Лурдес отправились в ресторан "Магали" на поздний ужин, а Босх решил отправиться домой. Он хотел поработать над делом Бордерса, прежде чем недосыпание настигнет его и свалит с ног.

Было время, когда Босх мог легко провести два дня за делом без сна. Но это время давно прошло.

Было уже достаточно поздно, чтобы шоссе рассвободилось, и он легко влился в поток транспорта. Он позвонил дочери, с которой не разговаривал уже несколько дней, кроме обычных сообщений на ночь. Она удивила его тем, что ответила. Обычно вечером она была слишком занята, чтобы разговаривать.

— Привет, папа.

— Как ты, Мадс?

— Напряженно. На этой неделе у меня экзамены. Я собираюсь пойти в библиотеку.

Это была больная тема для Босха. Его дочь любила заниматься в библиотеке колледжа, потому что это место помогало ей сосредоточиться. Но часто она оставалась там до полуночи или позже, и тогда ей приходилось одной идти к своей машине, припаркованной в подземном гараже. Они неоднократно обсуждали это, но она уперлась и не желала мириться с комендантским часом в десять вечера, который пытался навязать Босх.

Когда он ничего не ответил, это сделала его дочь.

— Пожалуйста, не усугубляй мой стресс, читая мне лекции о библиотеке. Она совершенно безопасна, и я буду там с большим количеством людей.

— Я не беспокоюсь о библиотеке. Я беспокоюсь о гараже.

— Папа, мы это уже проходили. Это безопасный кампус. Со мной все будет в порядке.

В полицейской работе есть поговорка, что места безопасны, пока они не перестают быть такими. Достаточно было одного момента, одного плохого человека, одной случайной встречи хищника и жертвы, чтобы все изменилось. Но он уже поделился с ней всем этим и не хотел превращать разговор в спор.

— Если у тебя экзамены, значит ли это, что ты приедешь в Эл-Эй[22] после них?

— Нет, извини, пап. Мы с соседями по комнате поедем в Ай-Би[23], как только освободимся. Я приеду в следующий раз, когда смогу.

Босх знал, что одна из трех её соседок по комнате была из Империал-Бич, расположенного у границы.

— Только не переходи границу, ладно?

— Пааап…

Она произнесла это слово так, словно это был пожизненный приговор.

— Ладно, ладно. А как же весенние каникулы? Я думал, мы собирались поехать на Гавайи или еще куда-нибудь.

— Это весенние каникулы. Я поеду в Ай-Би на четыре дня, а потом вернусь сюда, потому что весенние каникулы — это не совсем каникулы. Мне нужно сделать два психологических проекта.

Босху стало не по себе. Он провалил идею с Гавайями, упомянув о ней несколько месяцев назад, но так ничего и не сделав. Теперь у нее были планы. Он знал, что его время с ней и участие в ее жизни скоротечны, и это было напоминанием.

— Хорошо, послушай, оставь один вечер для меня, ладно? Назови вечер, я приеду, и мы сможем поесть где-нибудь в своем кругу. Я просто хочу тебя увидеть.

— Хорошо, я так и сделаю. Но вообще-то здесь, в Ньюпорте, есть "Mozza". Мы можем пойти туда?

Это была ее любимая пиццерия в Лос-Анджелесе.

— Куда хочешь.

— Отлично, папа. Но мне нужно идти.

— Хорошо, люблю тебя. Береги себя.

— И ты тоже.

Потом она положила трубку.

Босх почувствовал волну горя. Мир его дочери расширялся. Она куда-то стремилась, и это было естественным ходом вещей. Он любил наблюдать за этим и ненавидел жить этим. Она была повседневной частью его жизни всего несколько лет, прежде чем пришло время ей уйти. Босх сожалел обо всех потерянных годах.

Когда он подъехал к своему дому, у входа стояла машина с фигурой, скорчившейся на переднем сиденье. Было девять вечера, и Босх не ждал гостей. Он припарковался в гараже и вышел на улицу, подойдя к машине, загораживающей проход к дому. Подойдя, он включил свет на своем телефоне и посветил в открытое окно водителя.

Джерри Эдгар спал за рулем.

Босх легонько постучал по его плечу, пока Эдгар не вздрогнул и не поднял на него глаза. Поскольку над ним и позади него горел уличный фонарь, Босх оказался в силуэте света.

— Гарри?

— Привет, напарник.

— Черт, я заснул. Который час?

— Около девяти.

— Черт, мужик. Я был в отключке.

— Что случилось?

— Я заехал поговорить с тобой. Проверил почту в ящике и увидел, что ты все еще живешь в том же доме.

— Тогда давай зайдем.

Босх открыл перед ним дверь машины. Они вошли в парадную дверь после того, как Босх собрал почту, которую проверил Эдгар.

— Дорогая, я дома, — крикнул Босх.

Эдгар посмотрел на него как на шута. Он всегда знал, что Босх — одиночка. Босх улыбнулся и покачал головой.

— Шучу, — сказал он. — Хочешь выпить? У меня закончилось пиво. У меня есть бутылка бурбона, и это все.

— Бурбон — это хорошо, — сказал Эдгар. — Может быть, с кубиком или двумя льда.

Босх подал ему знак пройти в гостиную, а сам направился на кухню. Он достал из шкафа два стакана и положил в них немного льда. Он услышал, как Эдгар вытащил ручку метлы из направляющей раздвижной двери и открыл задвижку. Босх схватил бутылку бурбона с крышки холодильника и вышел на веранду. Эдгар стоял у перил, глядя вниз на перевал Кауэнга.

— Место выглядит все так же, — сказал Эдгар.

— Ты имеешь в виду дом или каньон? — спросил Босх.

— Думаю, и то, и другое.

— Твоё здоровье.

Босх передал ему оба стакана, чтобы он мог взломать печать на бутылке и налить.

— Подожди-ка, — сказал Эдгар, увидев этикетку. — Ты что, шутишь?

— Над чем? — спросил Босх.

— Гарри, ты знаешь, что это за штука?

— Это?

Теперь Босх посмотрел на этикетку. Эдгар повернулся и высыпал лед на перила. Затем он протянул Босху пустые стаканы.

— Не кладут лед в "Pappy Van Winkle".

— Не кладут?

— Это все равно что класть кетчуп в хот-дог.

Босх покачал головой. Он не понял сравнения, которое привел Эдгар.

— Люди постоянно намазывают кетчуп на хот-доги, — сказал он.

Эдгар протянул стаканы, и Босх начал наливать.

— Полегче, — сказал Эдгар. — Где ты это взял?

— Это подарок от человека, на которого я работал, — сказал Босх.

— Наверное, у него все хорошо. Поищи это на "eBay", и ты пожалеешь, что открыл бутылку. Ты мог бы купить своей дочери машину.

— Это от одной женщины. От той, для которой я делал работу.

Босх снова посмотрел на этикетку на бутылке. Он поднес отверстие к носу и уловил глубокий, дымный привкус.

— Машина, да? — сказал он.

— Ну, хотя бы первый взнос, — сказал Эдгар.

— Я чуть не подарил ее шефу в Сан-Фернандо. Думаю, это бы украсило его Рождество.

— Скорее, весь его год.

Босх поставил бутылку на площадку перил размером два на четыре дюйма, и Эдгар тут же запаниковал. Он схватил бутылку, прежде чем землетрясение или ветер Санта-Ана могли отправить её в темный арройо[24] внизу. Он благополучно поставил ее на столик рядом с шезлонгом.

Он вернулся, и они, прислонившись бок о бок к перилам, потягивали и смотрели на перевал. Внизу шоссе 101 все еще оставалось лентой белого света, идущей через Голливуд, и красного света, идущего на юг.

Босх ждал, когда Эдгар перейдет к причине своего визита, но ничего не происходило. Его старый партнер, казалось, довольствовался тем, что потягивал редкий бурбон и любовался огнями.

— Так что же заставило тебя приехать сюда сегодня вечером? — спросил наконец Босх.

— О, я не знаю, — ответил Эдгар. — Что-то в том, что я увидел тебя сегодня. Увидев, что ты все еще в игре, я задумался. Я ненавижу свою работу, Гарри. Мы ничего не делаем. Иногда мне кажется, что государство хочет защитить плохих врачей, а не избавиться от них.

— Ну, ты все еще получаешь зарплату. А я нет — если не считать тех денег, которые они дают мне в месяц на расходы на оборудование.

Эдгар рассмеялся.

— Так много, да? Ты купаешься в "зелени".

Он протянул свой стакан, и Босх стукнул об него своим.

— О, да, — сказал он. — Срываю банк.

— А как насчет гребаного Голливуда? — спросил Эдгар. — У них больше нет убойного отдела.

— Да. Все меняется.

— Все меняется.

Они снова чокнулись стаканами и потягивали из них в течение нескольких тихих мгновений, прежде чем Эдгар наконец перешел к тому, ради чего он поднялся на холм.

— Чарли Хован позвонил мне сегодня, хотел узнать все о тебе.

— Что ты ему сказал?

Эдгар повернулся и посмотрел прямо на Босха. На веранде было так темно, что Босх мог видеть только отблеск отражения в его глазах.

— Я сказал, что ты — хороший человек. Я сказал, что доверяю и доверяюсь тебе.

— Я ценю это, Дж. Эдгар.

— Гарри, что бы это ни было, я хочу участвовать. Я слишком долго сидел в стороне, наблюдая, как происходит это дерьмо. Я прошу тебя привлечь меня.

Босх сделал глоток терпкого бурбона, прежде чем ответить.

— Нам пригодится любая помощь, которую мы можем получить. Сегодня я подумал, что ты просто хочешь выпихнуть нас из своего офиса.

— Да, потому что ты был напоминанием о том, что я должен делать, мать твою.

Босх кивнул. Когда они с Эдгаром были партнерами в Голливуде двадцать пять лет назад, у него никогда не было ощущения, что Эдгар весь в работе. Но он знал, что потребность в искуплении приходит разными путями и в разное время.

— Ты знаешь, где вообще находится Сан-Фернандо? — спросил Босх.

— Конечно, — ответил Эдгар. — Несколько раз был в здании суда в Сан-Фернандо по делам.

— Ну, если хочешь участвовать, приходи завтра в полицию Сан-Фернандо к восьми. У нас совещание по стратегии. Мы собираемся взять каппера и начать ловить рыбу. Возможно, в какой-то момент мы привлечем и доктора Эрреру. Возможно, нам понадобится твоя помощь в этом.

— Тебе нужно сначала обо всем договориться?

— Я думаю, шеф примет любую помощь в этом деле. Я поговорю с ним.

— Я буду там, Гарри.

Он одним глотком выпил последнюю порцию бурбона, смакуя ее, а затем проглотил. Он поставил пустой стакан на перила и показал на него, отступая назад.

— Отлично. Спасибо за бурбон, Гарри.

— Хочешь еще?

— С удовольствием, но завтра рано вставать. Я должен ехать домой.

— Тебя там кто-то ждет, Джерри?

— На самом деле — да. Я снова женился, когда работал в Вегасе. Хорошая девушка.

— Однажды я тоже женился в Вегасе.

Впервые за долгое время Босх подумал об Элеонор Уиш. Эдгар грустно улыбнулся ему.

— До завтра, — сказал он.

Он похлопал Босха по плечу и направился обратно в дом к входной двери. Босх остался на веранде, потягивая дорогой бурбон и размышляя о прошлом. Он услышал, как машина Эдгара завелась и уехала в ночь.

15

Утром Босх позавтракал у стойки в "Безлошадной повозке" — закусочной, расположенной в центре огромного дилерского центра "Ford" в Ван-Найсе. Оттуда до Сан-Фернандо было всего несколько миль, и он уже устал есть бесплатный буррито, который каждое утро приносили в штабную комнату. В "Безлошадной" ощущалась атмосфера пятидесятых годов, и он был вечным напоминанием о буме роста населения и расширения, охватившем Долину после Второй мировой войны. Автомобиль стал королем, и Ван Найс превратился в Мекку для покупателей автомобилей, где дилерские центры выстроились бок о бок и предлагали кофейни и рестораны, чтобы привлечь своих клиентов.

Босх заказал французский тост и посмотрел видео, которое ему прислали накануне вечером на одноразовый телефон, купленный для связи с Люсией Сото. Видео пришло с незнакомого номера, который, как он предположил, принадлежал такому же одноразовому самой Сото.

На видео была запись Тапскотта о вскрытии коробки с уликами по делу Даниэль Скайлер. Босх неоднократно просматривал ее накануне вечером, пока не устал и не смог держать глаза открытыми, но, сколько бы раз он ни смотрел, он не мог понять, каким образом коробка с уликами была подделана. Старые и пожелтевшие этикетки с вещественными доказательствами были явно нетронуты, когда коробка была представлена на камеру, а затем вскрыта Сото.

Это постоянно беспокоило Босха, потому что он знал, что где-то между Управлением имуществом и лабораторным столом, где на одежде Скайлер была обнаружена ДНК Лукаса Джона Олмера, есть разрыв. Если бы он начал с базовых предположений о том, что ДНК Олмера была подброшена, то ему пришлось бы выяснить две вещи. Во-первых, как вообще была получена ДНК человека, умершего два года назад, а во-вторых, как она была подброшена на одежду, находившуюся в опечатанном ящике для улик.

Ответ на первый вопрос, по крайней мере, к удовлетворению Босха, был получен накануне вечером, после того как Эдгар уехал и он наконец получил возможность во второй раз просмотреть следственное дело Бордерса. На этот раз он обратил пристальное внимание на досье внутри досье — записи о судебном преследовании Олмера и его осуждении по обвинению в многочисленных изнасилованиях в 1998 году. В первый раз Босх уделил больше внимания следственной стороне дела, проявив детективное предубеждение, что дело было собрано во время расследования, а обвинение было лишь стратегическим раскрытием накопленных фактов и доказательств перед присяжными. Поэтому, по его мнению, все, что есть в материалах обвинения, уже было освещено в материалах следствия.

Босх понял, насколько он ошибался в своем предположении, когда ознакомился с пачкой ходатайств и встречных ходатайств, поданных как стороной обвинения, так и стороной защиты. Большинство из них представляли собой шаблонные юридические аргументы: ходатайства о отводе доказательств или свидетельских показаний, поданных стороной обвинения или защиты. Затем Босх наткнулся на ходатайство защиты, в котором говорилось, что Олмер намеревался в ходе судебного разбирательства оспорить доказательства по ДНК по делу. В ходатайстве судью просили обязать штат предоставить защите часть генетического материала, являющегося уликами, собранными в ходе расследования, чтобы можно было провести независимый анализ. Ходатайство не было оспорено штатом, и судья Ричард Питтман приказал окружной прокуратуре разделить генетический материал с защитой.

Ходатайство защиты было написано адвокатом Олмера, Лэнсом Кронином. Это был обычный досудебный ход, но внимание Босха привлек список свидетелей, представленный защитой в начале процесса. В списке было всего пять свидетелей, и после каждого имени было краткое описание того, кто этот человек и что он будет свидетельствовать. Никто из пяти не был химиком или судебным экспертом. Это говорило Босху о том, что во время судебного процесса Кронин не представил альтернативные результаты анализа ДНК, как предполагалось в поданном ранее ходатайстве. Он пошел в другом направлении, что могло быть чем угодно: от утверждения, что секс был по обоюдному согласию, до нападок на собственно протокол сбора и анализа ДНК. Что бы это ни было, это не сработало. Олмера признали виновным по всем пунктам и отправили в тюрьму. В деле нет никаких записей о том, что случилось с генетическим материалом, переданным судьей его адвокату.

Босх знал, что прокуратура должна была потребовать вернуть материал после суда, но в документах не было ничего, что указывало бы на то, что это было сделано. Олмер был осужден и отправлен в тюрьму строгого режима, которую он не смог пережить. Реальность, как знал Босх, такова, что институциональная энтропия, вероятно, взяла верх. Прокуроры и следователи перешли к другим делам и процессам. Пропавшая ДНК осталась неучтенной, и поэтому она могла быть источником генетического материала, найденного на пижаме Даниэль Скайлер. Однако доказать это было совсем другое дело, особенно когда Босх не мог понять, как эта микроскопический материал с ДНК попал туда.

Тем не менее, на данный момент у него была трещина в фасаде, казалось бы, надежного дела о несправедливом осуждении. Там была неучтенная ДНК, а адвокат защиты, который переходил от одного клиента к другому, возможно, имел к ней доступ.

Он отодвинул тарелку и посмотрел на часы. Было семь сорок, и пора было направляться в штабную комнату. Он встал, оставил на стойке двадцатку и направился к своей машине. Он ехал по наземным улицам, свернув с Роско на Лорел Каньон, а затем направился вверх. По дороге он принял звонок от Микки Холлера.

— Забавно, я собирался тебе позвонить, — сказал Босх.

— О, да? — сказал Холлер. — По поводу?

— Я решил, что определенно хочу воспользоваться твоими услугами. Я хочу выступить в качестве третьей стороны на слушаниях на следующей неделе и выступить против освобождения Престона Бордерса. Что бы это ни означало с юридической точки зрения.

— Хорошо. Мы можем это сделать. Тебе нужны какие-нибудь СМИ? Это будет необычное слушание с детективом в отставке против окружного прокурора. Это хорошая история.

— Пока нет. Это будет ужасно, когда выяснится, что Бордерс утверждает, что я подбросил улики, и окружной прокурор, очевидно, согласен с этим.

— Какого хрена?

— Да, я просмотрел все досье. Бордерс утверждает, что я подбросил ключевую улику — подвеску в виде морского конька — в его квартиру. Обвинить меня — единственный способ продать это.

— Он предложил какие-нибудь доказательства?

— Нет, но ему и не нужно. Если ДНК указывает на осужденного насильника, то единственное правдоподобное доказательство того, что кулон оказался у Бордерса, это то, что его подбросили.

— Хорошо, понял. Ты прав, дело будет грязным, и я понимаю, почему ты хочешь по возможности не вмешивать в него СМИ. Но теперь главный вопрос: Что у тебя есть такого, что разрушит этот карточный домик?

— Я только на полпути. Я знаю, где и как они могли получить ДНК Олмера. Мне просто нужно выяснить, как они потом смогли подбросить её в улики.

— По мне, так ты уже сделал самую легкую часть.

— Я работаю над трудной частью. Поэтому ты позвонил? Чтобы подбодрить меня?

— Нет, вообще-то у меня есть для тебя небольшой подарок.

— Что это?

Босх уже выехал из Лорел Каньона и ехал по бульвару Бранд, проезжая мимо знака "Добро пожаловать в Сан-Фернандо".

— Когда ты впервые рассказал мне об этом, имя Престона Бордерса мне показалось очень знакомым. Я вспомнил его, но не мог определить, где я его слышал. Я учился на юридическом факультете Юго-Западного университета и, конечно, тогда еще не знал о тебе. Так или иначе, я ходил в здание уголовных судов между занятиями и сидел в залах, наблюдая за работой адвокатов защиты.

— Никогда не интересовался тем, как работают прокуроры?

— Не особо. Не с учетом того, что мой отец — наш отец — был адвокатом защиты. Дело в том, что теперь я уверен, что был на части процесса по делу Бордерса, и это могло привести к тому, что тридцать лет назад мы с тобой оказались бы в одном зале, не зная друг друга. Я подумал, что это было бы здорово.

— Да, действительно. Так вот почему ты позвонил? Это и есть подарок?

— Нет, подарок заключается в следующем: Наш отец умер молодым — фактически, я никогда не видел его в зале суда — но у него был молодой партнер, который продолжил дело, и это тот парень, за которым я ходил наблюдать в CCB.

— Ты говоришь о Дэвиде Сигеле? Он был партнером?

— Верно. И он защищал Престона Бордерса на том процессе в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом. Я вырос и называл его дядей Дэвидом. Он был отличным адвокатом, и в здании суда его называли "Законник" Сигел. Именно он отправил меня в юридическую школу.

— Что случилось с его практикой? Как ты думаешь, сохранились ли какие-нибудь записи с судебного процесса? Они могут быть полезны.

— Видишь ли, это и есть мой подарок тебе, брат. Тебе не нужны записи, у тебя есть "Законник" Сигел.

— О чем ты говоришь? Он умер. В деле есть некролог — я читал его вчера вечером.

Босху пришлось подождать на переходе в квартале от станции, пока поезд метро с шумом пронесется мимо. Холлер услышал это по телефону и подождал тишины, прежде чем ответить.

— Позволь мне рассказать тебе одну историю, — сказал он. — Когда он отошел от юридической практики, "Законник" Сигел не хотел, чтобы его нашли какие-либо, скажем так, неблагонадежные клиенты, которых он представлял на протяжении многих лет, особенно те, кто мог быть недоволен результатом их взаимодействия.

— Он не хотел, чтобы парни, выйдя из тюрьмы, искали его, — сказал Босх. — Боже, интересно, почему.

— У меня у самого был такой опыт, и он не из приятных. Поэтому "Законник" Сигел продал свою практику и скрылся. Он даже попросил одного из своих сыновей послать некролог собственного сочинения в информационный бюллетень калифорнийской коллегии адвокатов. Я помню, как читал его. Там его называли юридическим гением.

— Это то, что я читал. Сото и Тапскотт положили его в дело, потому что сказали, что Сигел умер. Ты хочешь сказать, что он еще жив?

— Ему скоро восемьдесят шесть лет, и я стараюсь навещать его каждые несколько недель или около того.

Босх заехал на парковку на боковой стоянке полиции Сан-Фернандо. Он посмотрел на часы на приборной панели и увидел, что опаздывает. Личные машины всех остальных детективов уже были там.

— Мне нужно поговорить с ним, — сказал он. — В новых файлах Бордерс бросает его под автобус. Ему это не понравится.

— Уверен, что не понравится, — сказал Холлер. — Но для тебя это хорошая передышка. Если вы порочите репутацию адвоката, он имеет право дать отпор. Я организую интервью, и мы его запишем. Когда ты будешь готов?

— Чем раньше, тем лучше. Ты сказал, что ему восемьдесят шесть. Он в своем уме?

— Абсолютно. Умственно остер, как шпилька. Физически — не очень. Прикован к постели. Его возят в инвалидном кресле. Принеси ему сэндвич от "Лангера" или "Филиппа", и он начнет ностальгировать по старым делам. Это то, что делаю я. Мне нравится слушать, как он говорит о делах.

— Хорошо, организуй это и дай мне знать.

— Я этим займусь.

Босх заглушил двигатель и открыл дверцу джипа. Быстро попытался вспомнить, не нужно ли еще что-нибудь спросить у Холлера.

— О, и еще кое-что, — сказал он. — Помнишь, на Рождество мы получили по бутылке бурбона от Вибианы из фонда "Fruit Box"?

Вибиана Веракруз была художником, с которой Холлер и Босх столкнулись в ходе частного дела, над которым они работали годом ранее.

— Хэппи[25] Пэппи, да, я помню, — сказал Холлер.

— Я помню, ты предлагал мне сто баксов за мою, — сказал Босх. — Я почти согласился.

— Предложение в силе. Если только ты не прикончил её.

— Нет, я даже не открывал её до вчерашнего вечера. И тогда я узнал, что мог бы получить в двадцать раз больше, чем ты предложил.

— Правда?

— Да, правда. Ты — хорек, Холлер. Просто хотел, чтобы ты знал, что я тебя раскусил.

Босх услышал, как Холлер хихикает на другом конце линии.

— Смейся, — сказал Босх. — Но я оставлю её себе.

— Эй, мораль и этика умирают, когда речь идет о выборе бурбона из Кентукки, — сказал Холлер. — Особенно, если это "Pappy Van Winkle".

— Я собираюсь запомнить это.

— Так и сделай. Поговорим позже.

Звонок закончился, и Босх вошел в боковую дверь участка. Он прошел через пустое бюро детективов и открыл дверь в штабную комнату. На него сразу же обрушился свежий запах буррито на завтрак.

Здесь были все. За столом сидели и ели Лурдес, Систо, Лузон, капитан Тревино и шеф Вальдес. Джерри Эдгар тоже присутствовал вместе с человеком, которого Босх никогда раньше не видел. Ему было около тридцати с темными волосами и глубоким загаром. Он был одет в рубашку для гольфа с рукавами, обтягивающими его накаченные бицепсы.

— Извините, я опоздал, — сказал Босх. — Я не знал, что все будут в сборе.

— Мы поели, пока ждали тебя, — сказала Лурдес. — Гарри, это агент Хован из УБН.

16

Мужчина с туго натянутыми рукавами встал и потянулся через стол, чтобы пожать руку Босху. При этом он оценивал Босха так, как искусствовед может в первый раз посмотреть на скульптуру или футбольный тренер колледжа на школьного защитника.

Освободив руку от хватки Хована, Босх выдвинул стул в конце стола и сел. Лурдес подняла поднос с буррито и предложила передать его, но Босх поднял руку и покачал головой.

— Итак, — сказал он. — Агент Хован, что привело вас сюда сегодня утром?

— Вы звонили, я захотел ответить, — сказал Хован. — Поскольку именно Джерри направил меня к вам, я поговорил с ним вчера о вас и об этом деле и решил, что будет лучше, если мы все встретимся лично.

— Чтобы проинформировать всех нас о Сантосе? — спросил Босх.

Прежде чем Хован ответил, заговорил шеф.

— Агент Хован первым делом пришел ко мне сегодня утром, — сказал он. — Он собирается проинформировать нас всех, но у него также есть пара идей по поводу нашего расследования.

— Нашего расследования, — подчеркнул Босх.

— Гарри, не нервничай, — сказал Вальдес. — Это не то, что ты думаешь. Просто выслушай его.

— Я думаю, Гарри прав, — сказал Систо. — Когда федералы приходят, они приходят, чтобы взять все под контроль. Это наше дело.

— Мы можем просто дать ему шанс сказать? — настаивал шеф.

Босх сделал жест, предлагая Ховану высказаться, но он восхитился тем, что Систо встал за их дело.

— Ладно, думаю, я получил всю информацию от вашего шефа и Джерри, — сказал Хован. — У вас есть два жмурика, и вы вышли на клинику в Пакойме. Сегодня вы, вероятно, собирались прийти сюда, покумекать и решить, что нужно начать с маленькой рыбешки, чтобы зайти на крупную рыбу. Я прав?

— Что это значит? — спросила Лурдес.

— Вы собирались сцапать шныря или каппера и начать торговаться, так? — сказал Хован. — Так это обычно и происходит.

— И это проблема? — спросила Лурдес. — Обычно это работает, потому что это то, что работает.

Она посмотрела на Босха, чтобы тот поддержал ее.

— Да, таков был план, — сказал Босх. — Но я полагаю, что у УБН есть альтернативное предложение.

— Верно, — сказал Хован. — Если вы хотите поймать человека, который заказал нападение на аптеку, то речь идет о Сантосе, а никто в мире не знает Сантоса и его операции так, как я. И я могу сказать вам, что ловля мелкой рыбы для того, чтобы поймать крупную, не сработает.

— Почему? — спросила Лурдес.

— Потому что крупная рыба слишком изолирована, — сказал Хован. — Основываясь на том, что мне рассказали об этом деле, я бы сказал, что вы все правильно поняли. Этих двух киллеров послал Сантос, но вы никогда не установите эту связь. Насколько нам известно, эти двое уже мертвы и похоронены в пустыне. Сантос не рискует.

— Тогда как же нам его достать? — спросила Лурдес.

По тону ее голоса было видно, что ей не нравится идея о том, что крупный федерал заглянет к ним, чтобы научить их разбираться в их собственном деле.

— Вам нужен кто-то внутри, — сказал Хован.

— Это ваша идея? — спросила Лурдес.

— Именно так, — сказал он. — У вас есть возможность проникнуть внутрь.

— Я, — сказал Систо. — Я буду работать под прикрытием.

Все повернулись, чтобы посмотреть на Систо. Его желание взять на себя ключевую роль в этом деле перевешивало его неопытность и опасность работы под прикрытием.

— Нет, не ты, — сказал Хован.

Он указал через стол на Босха.

— Он, — сказал он.

— О чем вы говорите? — спросила Лурдес.

— Сколько вам лет, детектив Босх? — спросил Хован. — Больше шестидесяти пяти, я полагаю?

— Да, — сказал Босх.

Хован жестом представил Босха остальным за столом.

— Мы берем детектива Босха, делаем его еще немного старше, немного более потрепанным и немного более голодным. Мы даем ему новое удостоверение личности и карточку "Medicare". Меняем ему одежду, отбираем на несколько дней бритву и мыло. Следим за фургоном клиники и арестовываем несколько человек в аптеке, чтобы все выглядело как случайная операция. Джерри и я позаботимся об этом. Затем, когда каппер возвращается в клинику и ему не хватает нескольких шнырей, а к концу месяца может не хватить нескольких тысяч таблеток, тут появляется идеальный рекрут.

Хован снова использовал свои руки, чтобы предложить Босха группе.

— Идеальный рекрут? — сказал Лузон.

— Он подходящего возраста и как раз то, что они будут искать, — сказал Хован. — Вы когда-нибудь работали под прикрытием, детектив?

Все взгляды обратились к Босху.

— Практически нет, — сказал он. — Несколько раз, то тут, то там, по разным делам. Ничего серьезного. Насколько близко я смогу подобраться к Сантосу, если меня весь день будут гонять по аптекам штата?

— Скажу так: ближе, чем кто-либо другой в правоохранительных органах, — сказал Хован. — Сантос — это фантом. Он — Говард Хьюз деревенского героина. Никто не видел его почти год. Фотографии, сделанные нашими разведчиками, еще более старые. Но вот в чем дело…

Хован открыл тонкую манильскую папку, лежавшую перед ним на столе. В ней лежал скрепленный степлером документ на двух страницах. Он протянул его всем на обозрение.

— Это ордер на арест человека, который известен как Сантос. Это дело по RICO[26] и оно весьма солидное, и этот ордер был выдан более года назад. Мы не исполнили его, потому что не можем идентифицировать или найти этого парня. Но вы можете это сделать. Вас завербуют, и вы сможете подобраться достаточно близко, чтобы подать нам сигнал. Мы обеспечим вас всем необходимым. Вы увидите Сантоса, вызовете нас, и мы его возьмем. Вы возьмете человека, который заказал убийство в аптеке. Возможно, мы даже возьмем стрелков.

Хован изложил свой план с настоятельной интонацией в голосе. Когда он закончил наступило долгое молчание. Босх протянул руку за папкой с ордером, и Хован передал ее. Гарри бросил на дело быстрый взгляд, чтобы убедиться, что это не подделка. Все выглядело законно. Джон Доу[27], он же "Сантос", обвинялся по федеральному закону о рэкете и коррупционных организациях. Это был общий закон, который федералы использовали для преследования мафиози на протяжении почти пятидесяти лет.

Первой тишину нарушила Лурдес.

— Мы слышали, что ваш последний человек внутри улетел на самолете и не вернулся, — сказала она.

— Да, но он не был копом, — сказал Хован. — Он был любителем и совершил любительскую ошибку. С Босхом такого бы не случилось. Он был бы приодет и прихорошен — так мы называем полную готовность к работе. Я хочу сказать, что это прекрасная возможность.

Хован посмотрел прямо на Босха, чтобы сделать свое последнее предложение.

— Должен признаться, когда я проверил вас через Джерри и услышал, что вы пожилой парень, мой мозг начал работать сверхурочно. У нас не бывает парней вашего возраста, выполняющих работу под прикрытием. Я имею в виду — ни одного. Вы — идеальный вариант.

Босх начал ерзать на стуле.

— Да, хватит о "стариках", — сказал он. — Я вас понял.

Шеф Вальдес прочистил горло и вмешался в разговор, прежде чем кто-то еще успел ответить.

— Если Гарри сядет в самолет, он может оказаться где угодно, — сказал он. — Мне это не нравится.

— Скорее всего, его доставят в Слэб-Сити, — сказал Хован.

— А что такое Слэб-Сити?

— Отставленная военная база на юге Солтон-Си. Когда базу закрыли, оттуда вывезли все, кроме твердых поверхностей. Это посадочные полосы и плиты, на которых они строили "Квонсеты"[28]. Пришли сквоттеры и заняли эти места, построили свои собственные дома. Потом пришел Сантос, использовал взлетно-посадочные полосы и построил палаточный городок для своей операции.

— Почему бы вам просто не пойти и не накрыть все это? — спросила Лурдес.

— Потому что нам нужен Сантос, — сказал Хован. — Нам плевать на наркоманов, которых он использует в качестве прикрытия. Их там навалом. Нам нужна голова змеи, и поэтому нам нужен кто-то внутри, чтобы подать сигнал, когда он будет там.

— Хорошо, нам нужно подумать об этом, — сказал Вальдес. — Детектив Босх также должен решить, будет ли он вообще готов этим заниматься. Он резервный офицер в департаменте, и я не собираюсь приказывать ему делать что-либо с таким фактором риска, как вы здесь говорите. Так что дайте нам день или два, и мы вернемся к вам с ответом.

Хован поднял ладони в извиняющейся манере.

— Эй, не обращайте внимания, — сказал Хован. — Я просто хотел прийти сюда и сделать свое предложение. Я позволю вам вернуться к работе. Вы позвоните мне со своим решением.

Он встал, чтобы уйти, но Босх остановил его тремя словами.

— Я сделаю это, — сказал он.

Хован посмотрел на него, и улыбка начала расползаться по его лицу.

— Гарри, подожди минутку, — сказал Вальдес. — Я думаю, нам не стоит торопиться и рассмотреть другие варианты.

— Гарри, ты уверен? — добавила Лурдес. — Это опасно…

— Дайте мне пару дней, чтобы подготовиться, — сказал Босх. — Я попробую.

— Ладно, ладно, — сказал Хован. — Не брейтесь и не мойтесь. Запах тела — это сигнал. Если от тебя не воняет, ты не нарик.

— Приятно слышать, — сказал Босх.

— Я могу свести вас с нариком, если вы хотите подготовиться, — предложил агент.

— Нет, — сказал Босх. — Думаю, я знаю, с кем можно поговорить. Когда мы это сделаем?

Босх посмотрел на лица, окружавшие стол. Выражение озабоченности значительно превосходило выражение возбуждения на лице Хована.

— Как насчет того, чтобы сделать это в пятницу? — сказал Хован. — Это даст нам время проработать логистику и запросить теневую команду. Возможно, у вас будет время пообщаться с нашими тренерами по работе под прикрытием.

— Я хочу, чтобы его полностью прикрыли, — сказал Вальдес. — У меня нет людей, чтобы сделать это, но я не хочу, чтобы Гарри был там с голой задницей.

— Не будет, — сказал Хован. — Мы его прикроем.

— А как насчет того, когда он будет в самолете? — спросила Лурдес.

— У нас будет поддержка с воздуха, — сказал Хован. — Мы его не потеряем. Мы будем так высоко над самолетом, что они даже не узнают о нашем присутствии.

— А когда он приземлится? — спросил Эдгар.

— Я не собираюсь приукрашивать. Когда он прилетит в Слэб-Сити, он будет сам по себе. Но мы будем поблизости и готовы к сигналу.

На этом вопросы Лурдес закончились. Хован посмотрел на шефа.

— У вас есть фотография Босха, которую мы можем использовать для изготовления поддельных прав?

Вальдес кивнул.

— У нас есть снимок, по которому мы сделали его полицейское удостоверение, — сказал он. — Капитан Тревино может отвести вас в оперативный центр, чтобы получить его.

Тревино встал, чтобы вывести Хована. Агент УБН сказал, что будет на связи и вернется в пятницу утром, готовый к операции под прикрытием.

Когда он ушел, все взгляды вернулись к Босху.

— Что? — сказал он.

— Я все еще хочу, чтобы ты подумал об этом, — сказал Вальдес. — Если возникнут какие-то сомнения, мы отступим.

Босх подумал о Хосе-младшем и его наивной храбрости.

— Нет, — сказал он. — Давай сделаем это.

— Почему, Гарри? — спросила Лурдес. — Ты делал свою часть работы годами и годами. Зачем ты это делаешь?

Босх пожал плечами. Ему не нравилось все внимание к нему.

— Я думаю о том, что парень пошел в колледж, чтобы научиться делать то, что делал его отец, — сказал он. — Потом он заканчивает колледж, вникает в бизнес и находит в нем коррупцию. Он проходит через все это и — большой сюрприз — поступает правильно, и из-за этого его убивают. Люди могут называть его глупым или наивным. Я называю его героем, и именно поэтому я в деле. Я хочу взять Сантоса больше, чем агент Хован.

Теперь их внимание было приковано к нему.

— То, что они сделали с Хосе Эскивелем, не должно пройти без последствий, — добавил Босх. — Если это лучший шанс заполучить Сантоса, то я хочу им воспользоваться.

Вальдес кивнул.

— Хорошо, Гарри, мы поняли, — сказал он. — И мы с тобой на сто процентов.

Босх кивнул в знак благодарности и посмотрел через стол на своего старого партнера Эдгара. Тот тоже кивнул. Он был в деле.

17

Холлер назначил интервью с "Законником" Сигелом на вторую половину дня. Бывший адвокат, которого многие считали мертвым, включая Лэнса Кронина и его клиента Престона Бордерса, жил в доме престарелых в районе Фэрфакса. Босх встретил Холлера на парковке в два часа дня. Это был один из редких случаев, когда Босх видел, как Холлер выходил из водительской двери своего "Линкольна", и адвокат объяснил, что в данный момент он без водителя. Они прошли внутрь. Холлер держал в руках портфель, который, как он сказал Босху, использовал для переноски видеокамеры и контрабанды сэндвича с французским соусом из ресторана "Cole's" в центре города.

— Это кошерное заведение, — объяснил Холлер. — Снаружи сюда нельзя вносить никакую еду.

— А что будет, если тебя поймают? — спросил Босх.

— Не знаю. Может, мне запретят сюда приходить на всю жизнь.

— Значит, он не против дать интервью?

— Сказал, что да. Как только он поест, он захочет поговорить.

В вестибюле они зарегистрировались как адвокат и его следователь и они идут к Дэвиду Сигелу. Затем они поднялись на лифте на третий этаж. Регистрация в качестве следователя Холлера напомнила Босху кое о ком.

— Как дела у Циско? — спросил он.

Деннис "Циско" Войцеховски был давним следователем Холлера. Двумя годами ранее он и его "Харлей" были сбиты на бульваре Вентура в результате умышленного наезда. Он перенес три операции на левом колене и вышел из нее с зависимостью от викодина, которую он осознал только через шесть месяцев, после чего начал лечиться "холодным способом".

—С ним всё хорошо, — сказал Холлер. — Очень хорошо. Он вернулся и очень занят.

— Мне нужно поговорить с ним.

— Не проблема. Могу я сказать ему, в чем дело?

— У меня есть друг, который, как я думаю, пристрастился к деревенскому героину. Я хочу спросить у него, что искать и что делать.

— Тогда он твой человек. Я позвоню ему, как только мы выйдем отсюда.

Они вышли из лифта на третьем этаже, и Холлер сообщил женщине на посту медсестры, что он навещает своего клиента Дэвида Сигела и его не следует беспокоить. Они прошли по коридору в отдельную комнату Сигела. Холлер достал из внутреннего кармана своего костюма навесную табличку для дверной ручки. На ней было написано "Юридическая конференция. Не беспокоить". Он подмигнул Босху, повесив ее на ручку, и закрыл дверь.

Вмонтированный в стену телевизор показывал репортаж CNN о расследовании Конгресса по поводу вмешательства России в президентские выборы в прошлом году. Его смотрел пожилой мужчина, сидящий на больничной койке. На вид он весил не более сорока килограммов, а его седые волосы окружали голову на подушке, словно нимб. На нем была старая рубашка для гольфа с гербом Уилширского загородного клуба. Руки были худыми, кожа морщинистой и испещренной старческими пятнами. Они выглядели безжизненными и были сложены поверх одеяла, которое было аккуратно подоткнуто под его руки и на грудь.

Холлер обошел кровать и помахал рукой, чтобы привлечь внимание прикованного к постели человека.

— Дядя Дэвид, — громко сказал Холлер. — Привет. Я сделаю потише.

Холлер взял с приставного столика пульт от телевизора и выключил звук.

— Чертовы русские, — пробормотал Сигел. — Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы увидеть импичмент этого парня.

— Говоришь как истинный левак, — сказал Холлер. — Но я сомневаюсь, что это произойдет.

Он снова повернулся к человеку на кровати.

— Ну, как дела? — сказал Холлер. — Это Гарри Босх, мой сводный брат. Я уже рассказывал тебе о нем.

Сигел перевел свои водянистые глаза на Босха и изучал его.

— Ты тот самый, — сказал он. — Микки рассказал мне о тебе. Он сказал, что ты как-то раз приходил к нам в дом.

Босх понял, что сейчас он говорит о Майкле Холлере-старшем, его отце. Босх встречался с ним всего один раз, в его особняке в Беверли-Хиллз. Он был уже болен и вскоре должен был умереть. Босх только что вернулся с войны в Юго-Восточной Азии. Когда он вошел в дом, то увидел мальчика лет пяти-шести, стоявшего с домработницей. Тогда он понял, что у него есть сводный брат. Месяц спустя он стоял на склоне холма и смотрел, как их отца зарывают в землю.

— Да, — сказал Босх. — Это было очень давно.

— Ну, — сказал Сигел. — Для меня все было давно. Чем дольше живешь, тем больше не можешь поверить, как все меняется.

Он слабым жестом указал на безмолвный экран телевизора.

— Я принес тебе кое-что, что не изменилось за сто лет, — сказал Холлер. — По пути заскочил к Коулу и купил тебе французский дип[29].

— У Коула он хорош, — сказал Сигел. — Я не ел за обедом, потому что знал, что ты придешь. Поднимите меня.

Холлер взял со стола еще один пульт и бросил его Босху. Пока Холлер открывал свой портфель, чтобы достать сэндвич, Босх поднял верхнюю часть кровати, пока Сигел не оказался в почти сидячем положении.

— Мы уже встречались раньше, — сказал Босх. — Вроде как встречались. Вы подвергли меня перекрестному допросу в суде по делу, о котором мы сегодня будем говорить.

— Конечно, — сказал Сигел. — Я помню. Ты был очень компетентный. Хороший свидетель обвинения.

Босх кивнул в знак благодарности, пока Холлер заправлял салфетку в открытый воротник рубашки старика. Затем он передвинул столик над кроватью через колени и развернул перед собой сэндвич. Он открыл пенопластовый бокал с соусом и тоже поставил его на столик. Сигел сразу же взял одну половину бутерброда, обмакнул край в соус и начал есть, делая маленькие укусы и смакуя каждый из них.

Пока Сигел ел сэндвич и думал о старых временах, Холлер достал из портфеля мини-камеру и установил ее на мини-штатив на столике над кроватью. Он отрегулировал стол, присматриваясь к кадру, и вот они готовы.

"Законнику" Сигелу потребовалось тридцать пять минут, чтобы съесть свой французский дип-сэндвич.

Босх терпеливо ждал, пока Холлер задавал старику вопросы о прошедших днях, подготавливая его к интервью. Наконец, Сигел свернул обертку сэндвича в трубочку и закончил есть. Он швырнул её в мусорный бак в углу и не попал. Холлер подобрал обертку и положил её обратно в портфель.

— Ты готов, дядя Дэйв? — спросил он.

— Всегда готов, — ответил Сигел.

Холлер вытащил салфетку из воротника рубашки Сигела и еще раз настроил камеру, прежде чем положить палец на кнопку записи.

— Хорошо, начинаем, — сказал он. — Смотри на меня, а не на камеру.

— Не волнуйся, у нас были видеокамеры, когда я практиковал, — сказал Сигел. — Я не такой уж реликт.

— Я просто подумал, что, возможно, ты забыл, как с ней работать.

— Никогда.

— Хорошо, тогда мы начнем. Три, два, один, запись.

Холлер представил Сигела и назвал дату, время и место проведения интервью. Хотя камера была направлена только на Сигела, он назвал себя и Босха. Затем он начал.

— Мистер Сигел, как долго вы занимались юридической практикой в округе Лос-Анджелес?

— Почти пятьдесят лет.

— Вы специализировались на уголовной защите?

— Специализировался? Это была вся моя практика, да.

— Вы представляли интересы человека по имени Престон Бордерс?

— Престон Бордерс воспользовался моими услугами для защиты в суде от обвинения в убийстве в конце тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Суд состоялся в следующем году.

Холлер расспросил о деле, сначала о предварительном слушании, чтобы определить, было ли обвинение обоснованным, а затем о суде присяжных. Холлер старался избегать любых вопросов, касающихся внутреннего обсуждения дела, поскольку это была конфиденциальная информация, передаваемая клиентом адвокату. Как только дело было подытожено до вынесения обвинительного вердикта и последующего смертного приговора, Холлер перешел к современности.

— Мистер Сигел, знаете ли вы о новых юридических усилиях, предпринимаемых от имени вашего бывшего клиента, чтобы отменить его приговор спустя почти тридцать лет?

— Я знаю об этом. Вы поставили меня в известность.

— И знаете ли вы, что в судебных документах мистер Бордерс утверждает, что вы подстрекали его к лжесвидетельству во время судебного процесса, говоря ему, чтобы он дал показания о вещах, которые, как вы оба знали, не соответствуют действительности?

— Я знаю об этом, да. Он "бросил меня под автобус", если использовать сегодняшнюю терминологию.

Голос Сигела напрягся от сдерживаемого гнева.

— В частности, Бордерс утверждает, что вы заставили его дать показания под присягой относительно покупки им кулона в виде морского конька на пирсе Санта-Моники. Вы предложили мистеру Бордерсу солгать при даче этих показания?

— Конечно, нет. Если он солгал, то сделал это сам или с помощью своего адвоката. Собственно говоря, я не хотел, чтобы он давал показания во время суда, но он настаивал. Я чувствовал, что у меня нет выбора, поэтому я позволил ему, и он сам себя приговорил к смертной казни. Присяжные не поверили ни единому его слову. Я разговаривал с несколькими присяжными после вынесения вердикта, и они подтвердили это.

— Вы когда-нибудь думали о том, чтобы использовать защиту, включающую утверждение, что ведущий детектив по делу подбросил кулон с морским коньком в дом вашего клиента, чтобы подставить его?

— Нет, никогда не думал. Мы проверили обоих детективов по этому делу, и оспаривать их честность было нецелесообразно. Мы и не пытались.

— Вы позволили мне взять у вас сегодня интервью свободно и без давления со стороны?

— Я сам вызвался. Я старый человек, но никто не смеет поносить меня и подвергать сомнению мою честность в течении сорокадевятилетней карьеры в юриспруденции без единого моего слова об этом. Пошли они на хер.

Холлер отвернулся от камеры, не ожидая нецензурной лексики. Он постарался не включить свой смех в звуковую дорожку.

— Последний вопрос, — наконец сумел сказать он. — Понимаете ли вы, что сегодняшнее интервью может привести к расследованию и санкциям против вас со стороны Калифорнийской коллегии адвокатов?

— Они могут прийти и взять меня, если захотят. Я никогда не боялся драки. Они были достаточно глупы, чтобы поверить и напечатать некролог, который я им послал. Пусть приходят за мной.

Холлер потянулся и выключил диктофон.

— Это было хорошо, дядя Дэвид, — сказал он. — Я думаю, это поможет.

— Спасибо, — сказал Босх. — Я знаю, что это поможет.

— Как я уже сказал, пошли они на хер, — сказал Сигел. — Они хотят драки, они ее получат.

Холлер начал упаковывать камеру.

Сигел слегка повернул голову и посмотрел на Босха.

— Я помню тебя на том суде, — сказал он. — Я знал, что ты говорил правду и Бордерсу конец. Знаешь, за сорок девять лет он был единственным из моих подзащитных, кто оказался в камере смертников. И я никогда не чувствовал себя плохо из-за этого. Он был там, где и должен был быть.

— Что ж, — сказал Босх, — если повезет, он там и останется.

Двадцать минут спустя Босх и Холлер стояли у своих машин на парковке.

— Так что ты думаешь? — спросил Босх.

— Я думаю, что они выбрали не того адвоката, чтобы с ним связываться, — сказал Холлер. — Мне понравилась эта фраза "пошли они на хер".

— Да. Но они думали, что он мертв.

— Они будут срать кирпичами в следующую среду, это точно. Просто нужно держать все это в секрете, если сможем.

— Почему мы не сможем?

— Речь идет о процедуре. Я подам за тебя ходатайство как на вступающую в дело сторону. Окружной прокурор, вероятно, будет возражать, говоря, что это они представляют тебя в деле. Если я проиграю эту битву, то, возможно, мне придется подать от имени "Законника" Сигела, чтобы получить доступ к делу. Это все, чего мы хотим, — войти в дверь, чтобы заявить о себе.

— Ты думаешь, судья разрешит показать интервью?

— Он посмотрит хотя бы часть из него. Я специально начал с базового материала. Чтобы убаюкать Кронина и Кеннеди и заставить их думать, что это пустяки. Потом — бум — я задаю вопрос о лжесвидетельстве. Это переходит грань адвокатских привилегий, так что посмотрим. Я надеюсь, что судья к тому времени немного заинтересуется и скажет, что хочет все посмотреть. Я проверил его. Нам повезло. Судья Хоутон работает в суде двадцать лет, а до этого двадцать лет занимался юридической практикой. Это значит, что он был рядом, когда "Законник" практиковал. Я надеюсь, что он даст старику высказаться и выслушает его.

— За годы работы у меня было несколько дел, которые рассматривал Хоутон. Он любит получать полную информацию о делах. Думаю, он захочет услышать, что скажет "Законник". А что насчет Бордерса? Будет ли он давать показания по этому делу?

— Сомневаюсь. Это было бы ошибкой. Но он будет там, и я хочу увидеть его лицо, когда мы покажем "Законника" Сигела на видеоэкране.

Босх кивнул. Он подумал о том, что спустя столько лет сам снова столкнется с Бордерсом. Он понял, что даже не уверен, что помнит, как выглядит этот человек. В его сознании и памяти Бордерс был темной фигурой с пронзительными глазами. В воображении он приобрел размеры чудовища.

— Тебе нужно активизироваться, — сказал Холлер.

— Как это? — спросил Босх.

— То, что у нас есть, хорошо, но этого недостаточно. У нас есть ты, у нас есть "Законник", и у нас есть ДНК, о которой идет речь, в возможном владении Кронина. Но нам нужно больше. Нам нужна вся картина. Вот что это такое. Они подставляют тебя, чтобы повесить это на невиновного человека.

— Я работаю над этим.

— Тогда работай усерднее, брат.

Холлер открыл дверь машины, готовый к поездке.

— Я попрошу Циско позвонить тебе, — сказал он.

— Ценю это, — сказал Босх. — И, возможно, ты не услышишь обо мне в течение нескольких дней. Мне нужно кое-что сделать по делу в Сан-Фернандо. Возможно, я буду недоступен.

— По какому еще делу? Это дело должно быть твоим единственным. Самым приоритетным.

— Я знаю, но это другое дело не может ждать. У меня все схвачено. Я выясню кое-что, и тогда мы будем свободны.

— Знаменитые последние слова — мы будем свободны. — Не задерживайся слишком надолго.

Холлер сел в машину и закрыл дверь. Босх посмотрел, как он уезжает, сел в свою машину и уехал.

18

Босх заключил сделку с Беллой Лурдес по делу Сан-Фернандо. Он должен был заняться личными делами и подготовиться к заданию под прикрытием, пока она и остальные члены команды детективов продолжат расследование и подготовятся к пятничной операции. Таким образом, у Босха оставалось полтора дня, чтобы продолжить работу над "рамкой Бордерса", как ее назвал Холлер, а также принять участие во встрече, назначенной Хованом, с группой по подготовке сотрудников УБН, работающих под прикрытием.

После разговора с Холлером Босх понял, что, возможно, он с самого начала неправильно сфокусировался на Бордерсе. Поскольку он знал, что Бордерс виновен в преступлении, за которое его приговорили к смертной казни, Босх поставил его в центр внимания. Он был злодеем, монстром, и поэтому все это было его хитроумной инсценировкой, последней манипуляцией системой и попыткой избежать тюрьмы законным путем.

Но теперь он понимал, что это было неправильно. Отправной точкой был Лэнс Кронин. Адвокат был в центре всех этапов этого дела. Хотя он изображал из себя совестливого адвоката, который просто доводит до сведения сильных мира сего судебную ошибку, теперь было ясно, что именно он дергает за ниточки окружного прокурора, полицию Лос-Анджелеса и, скорее всего, самого Бордерса.

Все еще сидя в машине возле дома престарелых юристов, в котором находился Сигел, Босх положил запястье на руль и барабанил пальцами по приборной панели, обдумывая дальнейшие действия. Он должен был быть осторожен. Если Кронин узнает о каком-либо расследовании, направленном Босхом против него, то он побежит к судье и окружному прокурору и заявит о запугивании. Босх пока не знал, каким будет первый шаг, но он всегда использовал философию таранного удара, когда застревал на логике дела. Он отступал назад, а затем быстро шел вперед, надеясь, что импульс того, что он знает, пронесет его через блок.

Он вернулся к началу того, как Кронин мог спроектировать рамку, а затем осуществить её. Он решил, что все должно было начаться со смерти Лукаса Джона Олмера. Отсюда Босх начал свободно ассоциировать, используя известные факты дела как путевые точки между неизвестными.

Он решил, что все началось, когда Кронин получил известие о том, что его клиент Олмер умер в тюрьме. Что он сделал? Освободил место в папках, отправил все собранное за эти годы об Олмере в архив? Посмотрел ли он в последний раз на старые времена? По какой-то причине Кронин просмотрел файлы и вспомнил о не принятой стратегии защиты: сперма, идентифицированная как сперма Олмера, взятая в качестве улики по делам об изнасилованиях. Судья приказал полицейской лаборатории передать генетический материал в частную лабораторию по выбору Кронина. Он был отправлен туда и либо проверен, либо нет, и это последняя запись о местонахождении материала.

Босх продолжал работать с этим делом, собирая части воедино. После смерти своего клиента Кронин мог связаться с лабораторией и попросить вернуть материал. Подозреваемый был мертв, дело было закрыто, и адвокат закручивал все концы. В итоге материал оказался у Кронина, и ему нужно было придумать, как его использовать.

Какова была его цель? Заработать деньги? Так считал Босх. Речь всегда шла о деньгах. В данном случае Бордерс мог заработать миллионы на выплате городом компенсации за неправомерное осуждение. Адвокат, выступивший посредником в этой сделке, мог получить третью часть этой суммы.

Возвращаясь к своей развивающейся теории дела, Босх знал, что Кронин был давним адвокатом Олмера и поэтому должен был знать о насильнике и его деятельности больше, чем кто-либо другой. Кронин отправляется в прошлое в Лос-Анджелес, просматривает газетные архивы в поисках дела, которое подойдет для этого. Дело до появления доказательств по ДНК. Дело, в котором он мог бы использовать ДНК как выход.

Он натыкается на Престона Бордерса. Он был осужден за убийство по, в основном, косвенным уликам, за исключением кулона с морским коньком, который был единственной веской уликой против него. Кронин знает, что подбросить в дело ДНК серийного насильника — все равно что взорвать бомбу. Исключите кулон с морским коньком, и ДНК станет для него как золотой ключик, отпирающий дверь в камеру смертников.

Босху это нравилось. Пока все работало. Но Кронин не сделал бы ни шагу дальше, если бы сначала не привлек Бордерса в качестве добровольного компонента плана. Конечно, это было бы несложно. Бордерс находился в камере смертников, апелляции закончились, а время поджимало, учитывая недавнее голосование на уровне штата за меру по ускорению рассмотрения дел о смертной казни. Появляется Кронин и предлагает потенциальную карту выхода из тюрьмы с семи- или, может быть, восьмизначной суммой – выйти из тюрьмы и камеры смертников, и город Лос-Анджелес заплатит вам за ваши проблемы. Что собирался сказать Бордерс: "Я пас"?

Босх понял, что у него есть способ частично подтвердить свою теорию. Он потянулся через сиденье к тому месту, куда положил папки с делом Бордерса. Он выдвинул вперед верхнюю половину стопки, перевязанную резинкой, и быстро перешел к письму, которое Кронин отправил в ООДО.

Это была официальная точка отсчета. Босха интересовала только дата на нем. Письмо было отправлено Кронином в августе прошлого года. Он понял, что у него все это время было небольшое доказательство существования рамки. Офицер Джерико сказал, что Кронин посещал Бордерса в первый четверг каждого месяца с января прошлого года.

Кронин ездил в Сан-Квентин и провел несколько встреч с Бордерсом, прежде чем отправить письмо в прокуратуру. Если это не свидетельствовало о создании заговора и плане подставы, то он не знал, что тогда свидетельствовало.

Воодушевленный тем, что ему удалось установить связь, которую можно было документально подтвердить на слушаниях на следующей неделе, Босх с большой скоростью пустил в ход таран. Блок по-прежнему заключался в применении плана. Он связал Кронина и Бордерса. У него была ДНК Олмера в руках Кронина. Ему нужен был только третий шаг. Выполнение плана.

Босх решил разбить возможности на две части, разделителем между которыми стала видеозапись, сделанная Тапскоттом, на которой Люсия Сото открывает коробку с уликами, предположительно после того, как она много лет пролежала нетронутой на полке в отделе управления имуществом полиции Лос-Анджелеса.

Если подброшенные улики уже были на месте, когда Сото открыла коробку, значит, все было сделано раньше — скорее всего, в период между поездкой Кронина в Сан-Квентин для встречи с Бордерсом в январе и августом, когда он отправил письмо в прокуратуру, предположительно достигнув с Бордерсом определенного соглашения о плане. Это было много времени, и Босх знал, что в реальности ему понадобится помощь Сото, чтобы определить, кто мог иметь доступ к ящику.

В помещении размером с футбольное поле архивы строго контролировались, а доступ к ним документировался на нескольких уровнях. Штат архива состоял из наемных гражданских сотрудников, которые работали под руководством капитана полиции. Доступ к уликам был ограничен сотрудниками правоохранительных органов, которые должны были предоставить соответствующее удостоверение личности и отпечаток большого пальца для всех запросов, а также камеры, которые круглосуточно следили за зонами просмотра улик.

Если генетические улики были подброшены после того, как Тапскотт и Сото забрали коробку из отдела по контролю за имуществом, то в цепочке хранения было несколько мест, где это могло произойти. Детективы должны были доставить содержимое коробки с уликами в лабораторию Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе для изучения и анализа в серологическом отделении. В этом случае в игру вступают несколько лаборантов, которые могли иметь доступ к исследуемой одежде. Но это было много "могло бы быть". Босх знал, что эти дела случайным образом распределяются между техниками и что в протоколы и персонал отдела ДНК встроено несколько проверок на честность, чтобы защитить от коррупции, перекрестного загрязнения и фальсификации улик, намеренной или нет. В первые дни использования ДНК в уголовном процессе наука и протоколы оспаривались со всех сторон и так часто, что со временем брандмауэр честности сделал лабораторию почти непроницаемой. Босх знал, что эта сторона уравнения была маловероятной.

Чем больше Босх рассматривал эти две возможности, тем больше убеждался, что подстава в лаборатории маловероятна. Одно только случайное назначение техника для каждого случая, казалось, подрывало эту возможность. Даже в том маловероятном случае, если Кронин держал в руках коррумпированного техника, он не мог быть уверен, что его техник вообще получит дело, не говоря уже о доступ к подбрасыванию ДНК на пижаму Даниэль Скайлер.

Босх все время возвращался к ящику с уликами и возможности его подделки, пока Сото не прорвала пломбы и не открыла его под камерой Тапскотта. Он достал телефон, на котором была записана видеозапись, и снова наблюдал за вскрытием коробки. Пломбы были целы, когда Сото разрезала их и открыла створки коробки. Босх не видел ничего плохого, и это снова привело его в замешательство.

Он подумал о том, чтобы написать Сото и спросить, есть ли у нее доступ к камерам наблюдения в архиве и просила ли она их просмотреть. Но он знал, что такой вопрос, скорее всего, вызовет у нее подозрения относительно деятельности Босха. Это также могло ее разозлить. В конце концов, Тапскотт снимал, как Сото открывает коробку, потому что оба детектива хотели получить видеоподтверждение того, что пломбы на коробке не нарушены. Они сами снимали этот процесс, чтобы избежать необходимости запрашивать видеозапись с подвесных камер. Вряд ли теперь они захотят сделать это для Босха. Они были удовлетворены тем, что вскрытия не было и что ДНК Олмера находилась в коробке на пижаме с первого дня.

Босх снова просмотрел видеозапись, на этот раз отключив комментарии Тапскотта, чтобы сосредоточиться на изображении того, как Сото с помощью ножа для резки коробок разрезает пломбы. На полпути его настоящий телефон зажужжал в кармане, он приостановил воспроизведение и поставил одноразовый телефон в подстаканник на центральной консоли. Он достал телефон и увидел незнакомый номер, но все равно ответил на звонок.

— Алло.

— Гарри Босх?

— Да.

— Циско. Микки сказал, что ты хочешь поговорить со мной.

— Да, как дела?

— Хорошо. Что случилось?

— Я бы хотел встретиться и поговорить с тобой кое о чем. Это конфиденциально. Я бы предпочел сделать это лично.

— Что ты сейчас делаешь?

— Сижу на парковке возле школы Фэрфакс.

— Я не слишком далеко. Наверху у "Гринблатта" будет довольно тихо в это время дня. Встретимся там?

— Да, я могу отправиться туда.

— Ты не хочешь дать хотя бы намек на то, что это такое?

Босх всегда чувствовал слабое трение со стороны Циско за те несколько раз, когда они находились в обществе друг друга. Босх списал это на стандартную враждебность между теми, кто работает на защиту, и теми, кто работает на обвинение. К этому добавлялся тот факт, что еще до того, как Холлер нанял его, Циско был связан с "Святыми дороги" — бандой байкеров, по мнению полиции, и клубом, по мнению самих членов. Кроме того, в дело вмешалась ревность. Босха и босса Циско связывала кровная связь, что придавало им уникальную близость, которой не было у Циско. Босх думал, что Циско может беспокоиться о том, что однажды Босх заменит его в качестве следователя защиты у Холлера. По мнению Гарри, это было маловероятно.

Босх решил дать ему не просто намек.

— Я хочу, чтобы ты помог мне работать под прикрытием в качестве действующего оксикодонового наркомана, — сказал он.

Наступила пауза, прежде чем Циско ответил.

— Да, — наконец сказал он. — Я могу это сделать.

19

Пятнадцать минут спустя Босх сидел в кабинке в обеденном зале наверху ресторана "Гринблатт" на Сансет, попивая кофе и снова просматривая приглушенное видео на своем одноразовом. Место было пустым, за исключением еще одного столика на другом конце зала.

Босх услышал медленный, методичный звук тяжелых шагов, поднимающихся по деревянной лестнице. Он поставил видео на паузу, и вскоре появился Циско. Это был крупный мужчина, который тренировался как фанатик, и, как обычно, был одет в черную футболку "Harley", обтягивающую его мускулистую грудь и бицепсы. Седые волосы были завязаны в хвост, на глазах темные солнцезащитные очки "Wayfarer". В руках он нес черную трость с нарисованными на ней языками пламени и то, что выглядело как обхватывающий коленный бандаж.

— Привет, Босх, — сказал он, проскальзывая в кабинку.

Они столкнулись кулаками за столом.

— Циско, — сказал Босх. — Мы могли бы встретиться внизу, чтобы тебе не пришлось подниматься.

— Нет, здесь наверху тихо, а лестница полезна для колена.

— Как дела?

— Все хорошо. Снова на байке, снова в работе. Единственное время, когда я жалуюсь, это по утрам, когда встаю с постели. Тогда колено все еще болит как ублюдочное.

Босх кивнул и жестом указал на вещи, принесенные Циско.

— Что это?

— Это твой реквизит. Это все, что тебе нужно.

— Расскажи мне.

— Ты хочешь заниматься аптечным делом, верно? Реализовывать рецепты? Так делают наркоманы.

— Да.

— Я делал это в течение года. Мне ни разу не отказали. Ты идешь в эти места, они хотят делать деньги, как и все остальные. Они не хотят отказать тебе, они хотят убедить тебя сделать. Надеваешь коленный бандаж — обязательно поверх штанов — и пользуешься тростью, и у тебя не будет никаких проблем.

— И это все?

Циско пожал плечами.

— Мне помогло. Я купил блокнот с рецептами у одного продажного доктора в Ла-Хабре за пять штук. Заставил его расписаться на каждом листке. Остальное делал я. Заполнял их и ходил по всем аптекам в восточной части Лос-Анджелеса. За шесть недель я набрал более тысячи таблеток. Тогда я заключил сделку с самим собой. Когда эти таблетки закончатся, я поднимусь и победю это. И я это сделал.

— Я рад, что ты это сделал, Циско.

— Чертовски верно. Я тоже.

— Так что, никакой помощи от В.А.[30]?

— Да пошли они на хрен, врачи из В.А. были теми, кто подсадил меня на викодин после операций. Потом они меня отпустили, и я оказался на улице, под кайфом, пытаясь сохранить работу, пытаясь сохранить жену. К черту В.А. Я никогда к ним не вернусь.

Эта история не удивила Босха. Это была история эпидемии. Люди начинают с боли и просто хотят заглушить ее и поправиться. Потом они подсаживаются и нуждаются в большем, чем позволяют рецепты. Такие люди, как Сантос, заполняют пространство, и пути назад уже нет.

— Когда таблетки закончились, что ты сделал?

— Я купил консервный нож.

— Что?

— Консервный нож и на тридцать дней консервов. Затем я попросил друга поместить меня в комнату без окон с туалетом и заколотить дверь. Он вернулся через тридцать дней, и я был чист. Я больше никогда не буду принимать таблетки. Я удалю нерв из гребаного корневой канал, но все равно не приму таблетку.

Босх мог только кивнуть в конце этой истории. Подошла официантка, и Циско попросил чай со льдом и один из их чесночных огурцов, нарезанных на четвертинки.

— Хочешь больше? — спросил Босх. — Я куплю тебе обед.

— Нет, мне хватит. Мне нравятся здешние огурцы. Чесночный рассол. И еще одна вещь — никакого зрительного контакта. В аптеке. Держи голову опущенной, передай им бумажку и удостоверение, и не смотри в глаза.

— Понял. Люди, с которыми я имею дело, тоже дают мне карточку Medicare.

— Конечно, это сэкономит тебе кучу денег. Забиваешь на правительство.

Босх кивнул.

— Ты не против, если я спрошу, зачем ты это делаешь? — спросил Циско.

— Я работаю над делом, — сказал Босх. — Два фармацевта убиты в Сан-Фернандо. Отец и сын.

— Да, я читал об этом. Похоже, опасные люди. У тебя есть подкрепление? Я сейчас свободен.

— Есть. Но я ценю предложение.

— Я был в черной дыре, парень. Я знаю, каково это. Чем могу, тем помогу.

Босх кивнул. Ему было известно, что "Святые дороги", мотоциклетный "клуб" Циско, когда-то подозревали в том, что он был основным производителем и перевозчиком кристаллического метамфетамина — наркотика с такими же разрушительными последствиями для наркоманов. Официантка принесла чай со льдом и нарезанный соленый огурец, избавив Босха от необходимости говорить об иронии предложения Циско.

Циско взял пальцами ломтик огурца с блюда и в два укуса отправил его в рот. Когда официантка принесла тарелку, Босх отодвинул телефон и случайно включил его экран. Циско показал на него мокрым пальцем.

— Что это? — спросил он.

На экране застыло изображение Сото, использующей резак на коробке с уликами. Босх поднял трубку.

— Ничего, — сказал он. — Это другое дело. Я пытался кое-что выяснить, пока ждал тебя.

— Это то, над чем вы работаете с Микки? — спросил Циско.

— Э-э, да. Но я должен разобраться в этом деле, прежде чем мы сможем пойти в суд.

— Могу я посмотреть?

— Нет, это вроде как должно быть конфиденциально. Я не могу показать… Хотя знаешь, почему бы и нет?

Босх понял, что хватается за соломинку, когда речь зашла о запечатанной коробке. Может быть, свежий взгляд принесет свежую идею.

— Это видео, где детектив вскрывает старый ящик для улик, и они сняли его, чтобы доказать, что его не подделывали. Чтобы доказать, что никто в него не залезал.

Босх запустил воспроизведение с начала видео, а затем положил телефон на стол и повернул его к Циско. Он также отключил звук, надеясь, что пара, обедающая на другом конце комнаты, не будет это видеть.

Циско наклонился и стал смотреть на экран, поедая очередной ломтик огурца. Когда все закончилось, он снова выпрямился.

— По-моему, все выглядело законно, — сказал он.

— Как будто его не подделывали? — спросил Босх.

— Точно.

— Да, я тоже так думаю.

Босх взял телефон со стола и спрятал его в карман.

— Кто этот парень? — спросил Циско.

— Ее партнер, — сказал Босх. — Он снял это на телефон и описал. Он слишком много говорит.

— Нет, другой парень. Тот, который следил.

— Какой парень следил?

— Дай мне телефон.

Босх снова достал телефон, настроил воспроизведение видео и передал его через стол. На этот раз Циско взял его в руки и навел один из своих огурцовых пальцев на кнопку воспроизведения. Босх ждал. В конце концов Циско несколько раз ткнул пальцем в экран.

— Ну же, остановись. Черт. Я должен вернуться.

Он манипулировал экраном телефона, пока видео не заиграло снова, и снова нажал на кнопку воспроизведения/остановки.

— Этот парень.

Он передал телефон Босху, который быстро взглянул на экран. Он находился почти на том же месте, где он приостановил воспроизведение, когда появился Циско. Сото разрезала пломбы по продольному шву на верхней части коробки. Босх уже собирался спросить, о чем говорит Циско, когда увидел лицо на заднем плане. Оно поразило его, потому что раньше он его не замечал. Но кто-то наблюдал за Сото из комнаты наблюдения. Кто-то из соседней комнаты перегнулся через стойку и заглянул внутрь.

Во время всех предыдущих просмотров видеозаписи Босх был настолько поглощен проверкой целостности пломб на коробке с уликами, что его взгляд не обращался к границам кадра. И вот теперь он увидел это. Человека, который был достаточно заинтересован тем, что делали Сото и Тапскотт, чтобы наклониться и понаблюдать за ними.

Босх узнал этого человека, но не смог сразу вспомнить его имя. Последние несколько лет работы в полиции Лос-Анджелеса Босх занимался нераскрытыми делами и часто заходил в отдел контроля за имуществом, чтобы посмотреть на старые улики в поисках новых подсказок. Человек на экране неоднократно доставал для него ящики, но это было одно из тех быстрых бюрократических отношений, которые никогда не проходили дальше стадии "Как дела?". Он думал, что его зовут Барри или Гэри, или что-то в этом роде.

Босх поднял глаза от телефона и посмотрел на Циско.

— Циско, ты сейчас работаешь над чем-то для Холлера?

— Нет. Просто стою наготове, пока я ему не понадоблюсь. Как я уже сказал, в данный момент я свободен.

— Хорошо. У меня есть для тебя работа. Это то, что я делаю с Холлером, так что проблем не будет.

— Что мне делать?

Босх поднял телефон, чтобы Циско мог видеть экран.

— Видишь этого парня? Я хочу знать о нем все, что только можно.

— Он полицейский?

— Нет, гражданский служащий, называется офицер по имуществу. Он работает в отделе управления имуществом полиции в "Пайпер Тек" в центре города. Он выйдет в пять и пройдет мимо сторожевой будки на Виньес. Если ты расположишься под эстакадой на шоссе, то сможешь увидеть его, когда он опустит стекло своей машины и откроет ключом выездные ворота. Следи за ним оттуда.

— Ты платишь или Мик?

— Неважно. Я плачу тебе или он платит тебе и берет с меня деньги. Это часть одного и того же дела. Я позвоню ему, как только мы закончим здесь.

— Когда ты хочешь, чтобы я начал?

— Прямо сейчас. Я бы сделал это сам, но этот парень знает меня. Если он увидит, что я слежу за ним, все может взорваться.

— Хорошо, как его зовут?

— Не могу вспомнить. Я имел в виду, что он знает меня в лицо — еще с тех времен, когда я работал в полиции Лос-Анджелеса. Если он в этом замешан и видел меня, то кот вылез из мешка.

— Понял. Я займусь этим.

— Позвони мне, когда он будет у себя дома. Но тебе нужно идти. Ты попадешь в пробку по дороге в центр города.

— Разделительная полоса — вот почему я езжу на "Харлее".

— О, точно.

Циско доел последний ломтик огурца и вылез из кабинки.

С парковки за гастрономом Циско уехал на своем "Харлее", а Босх направился домой, чтобы дождаться от него вестей. Первое, что он сделал, приехав домой, — переслал видео со своего одноразового на личный телефон. Затем он отправил его себе по электронной почте и впервые просмотрел видео на тринадцатидюймовом экране своего ноутбука.

Хотя он снова изучал вскрытие коробки, теперь его взгляд был прикован к фигуре, которая на мгновение задержалась, наблюдая, как Сото разрезает этикетки. На большом экране Босх видел более четкое выражение лица мужчины, но не мог понять, наблюдает ли он за происходящим из любопытства или из чего-то большего. Его волнение по поводу находки Циско начало сменяться разочарованием. Они зашли в тупик, и Босх вернулся к вопросу: Как Кронин поместил образец с ДНК в ящик для улик?

Он отошел от компьютера и, взяв трость и коленный бандаж, которые дал ему Циско, пошел по коридору в спальню дочери. Комната казалась такой тихой. Она уже несколько недель не поднималась в Лос-Анджелес. Он сел на кровать и обернул корсет вокруг левого колена и поверх брюк, затем плотно закрепил его с помощью пряжек и ремней. Затем он встал и на негнущихся ногах прошел в центр комнаты, где мог видеть себя в зеркале в полный рост на обратной стороне двери.

Держа трость в правой руке, он подошел к зеркалу, скоба уменьшила подвижность колена. Он надавил на ограничитель и потренировался в ходьбе. Он не хотел представлять себя человеком, который действительно получил травму. Скорее, он хотел быть человеком, использующим реквизит, чтобы казаться раненым. Между ними была разница, и в этой разнице заключался секрет того, как стать идеальным распространителем таблеток.

Вскоре он уже передвигался по дому, приспосабливая скобу и трость к раскачивающейся походке, которая, по его мнению, была бы эффективна в его работе под прикрытием. В какой-то момент, выходя на заднюю площадку, он случайно задел резиновым наконечником трости направляющую раздвижной двери. Трость на мгновение застряла, и он вывернул запястье, чтобы освободить ее. Он почувствовал, как изогнутая рукоятка вывернулась из ствола трости. Подумав, что, возможно, сломал ее, он осмотрел рукоятку и увидел шов чуть ниже ее изгиба. Он ухватился за ствол и потянул, раздвигая две части. К рукоятке было прикреплено четырехдюймовое лезвие с кинжальным острием.

Босх улыбнулся. Это было то, что нужно каждому подпольному торговцу таблетками.

Удовлетворенный своей физической подготовкой, Босх отправился на кухню, чтобы приготовить ранний ужин. Он намазывал арахисовое масло на кусок цельнозернового хлеба, когда зажужжал его сотовый. Это был Циско. Босх ответил на звонок вопросом.

— Эй, почему ты не сказал мне, что трость — это смертоносное оружие?

Наступила пауза, прежде чем Циско ответил.

— Черт возьми, я забыл об этом. Лезвие. Извини, парень, надеюсь, это не доставило тебе неприятностей. Не пытайся пройти через рамку контроля с этой штукой.

— При тех перелетах, которые мне предстоят, никаких рамок не будет. Вообще-то, всё хорошо. Мне нравится иметь что-то в рукаве, если это понадобится в трудную минуту. Что происходит с нашим парнем?

— Я уже уложил его дома. Не уверен, что это на ночь или как.

— Где он живет?

— В Альтадене. У него есть дом.

— Ты уже смог узнать его имя?

— Я получил всю информацию, мужик. Вот чем я занимаюсь. Его зовут Терренс Спенсер.

— Терри, да, я знал, что это что-то вроде этого. Терри Спенсер.

Босх прокрутил это имя в памяти, чтобы проверить, не всплывало ли оно каким-либо другим образом, кроме рутинного общения на стойке контроля за имуществом. Никаких других связей не обнаружилось.

— Что включает в себя весь пакет? — спросил он.

— Ну, отсутствие судимостей, иначе, думаю, он бы там не работал, — сказал Циско. — Я проверил его кредитную историю. Он владеет домом, на который я смотрю, восемнадцать лет и имеет на него ипотечный кредит пять-шестьдесят пять[31]. Я бы сказал, что для этого района это многовато. Вероятно, у него максимальная сумма. Последние несколько лет он вносил платежи нерегулярно, опаздывал на пару месяцев то туда, то сюда, но около семи лет назад у него был очень тяжелый период. На дом было обращено взыскание. Очевидно, он как-то боролся с этим и получил рефинансирование, на котором сейчас находится. Но это и просрочки по платежам изрядно подпортили его кредитную историю.

Босха не очень интересовала кредитная история Спенсера.

— Хорошо, что еще?

— Ездит на шестилетнем "Ниссане", женат, его жена водит более новый "Ягуар". Обе машины были взяты в кредит, но со временем выплачены. Не знаю насчет детей. Этому парню пятьдесят четыре, так что если они у него и были, то, скорее всего, не дома. Я могу постучать в двери в этом районе, если ты хочешь, чтобы я углубился.

— Нет, ничего подобного. Я не хочу его настораживать.

Босх несколько мгновений обдумывал отчет Циско. Ничего особенного не выделялось. Проблемы с ипотекой были на слуху, но после финансового краха десятилетием ранее средний класс был ущемлен, и пропуски платежей и уклонение от лишения права выкупа были не редкостью. Спенсер, однако, был, по сути, клерком, и размер его ипотеки выделялся бы на фоне остальных, если бы не тот факт, что он владел домом восемнадцать лет. За это время стоимость недвижимости, скорее всего, выросла более чем в два раза. Если он воспользовался собственным капиталом, то это может объяснить, почему он застрял с шестизначной суммой долга.

— Есть идеи, чем занимается его жена? — спросил Босх.

— Лорна все еще работает над этим, — ответил Циско.

Босх знал, что Лорна Тейлор была бывшей женой и офис-менеджером Микки Холлера, хотя у него и не было офиса. В настоящее время она была замужем за Циско, завершая кровосмесительный круг, в котором все были как-то счастливы и работали вместе.

— Ты хочешь, чтобы я остался с ним? — спросил Циско.

Босх задумался о том, как сделать ход, который внесет ясность в ситуацию со Спенсером и позволит Босху двигаться дальше или сосредоточиться на нем. Он сверился с часами. Было шесть пятнадцать.

— Вот что я тебе скажу, — наконец произнес он. — Посиди спокойно несколько минут. Мне нужно сделать быстрый звонок, а потом я тебе перезвоню.

— Я буду ждать, — сказал Циско.

Босх отключился и пошел к своему ноутбуку в столовой. Он закрыл видеозапись Тапскотта на ноутбуке и набрал в "Гугле" имя Лэнса Кронина. Он нашел веб-сайт и общий номер юридической фирмы под названием "Кронин и Кронин".

Затем он достал из кармана телефон и позвонил по номеру. Большинство адвокатских контор работали с девяти до пяти, но вызов адвоката мог поступить в любой час, и чаще всего это были ночные часы. У большинства адвокатов, специализирующихся на уголовной защите, были автоответчики или переадресованные номера, чтобы до них можно было быстро дозвониться — особенно платным клиентам.

Как и ожидалось, звонок Босх а в конце концов дозвонился до живого человека.

— Мне нужно срочно поговорить с Лэнсом Кронином, — сказал Босх. — Это срочно.

— Мистер Кронин ушел на целый день, — ответил голос. — Но он скоро проверит наличие сообщений. Могу я узнать ваше имя?

— Терри Спенсер. Мне нужно поговорить с ним сегодня вечером.

— Я понимаю и передам ему сообщение, как только он зарегистрируется. По какому номеру он должен позвонить?

Босх назвал номер одноразового телефона, повторил, что это чрезвычайная ситуация, и отключился. Он знал, что слова о том, что Кронин проверит сообщения, были просто способом дать адвокату отбой, если он не захочет перезванивать. Босх был уверен, что связной сразу же перешлет его сообщение.

Он встал и пошел на кухню, чтобы закончить приготовление бутерброда с арахисовым маслом и желе. Не успел он закончить, как услышал в другой комнате звонок одноразового телефона. Он оставил бутерброд на столе и подошел к телефону. Он не узнал номер на экране, но решил, что это мобильный или домашний телефон Кронина. Он ответил одним словом, произнесенным на ладони, пытаясь замаскировать его.

— Да.

— Почему вы мне звоните? Я не ваш контакт.

Босх замер. Так оно и было. Кронин явно знал, кто такой Спенсер. Раздраженный тон и интимность сказанного без сомнения свидетельствовали о том, что адвокат знал, с кем говорит.

— Алло?

Босх ничего не ответил. Он просто слушал. Звук был такой, словно Кронин находился в машине, за рулем.

— Алло?

Для Босха в этом моменте и молчаливом слушании озадаченного тона Кронина было что-то совершенно захватывающее. Благодаря тому, что Циско просмотрел видео одним глазком, Босх перешел на следующий уровень. Он был ближе к пониманию рамки.

Кронин отключился на своем конце, и линия замолчала.

20

Босх съехал с холмов и встал намертво за длинной линией красных огней на эстакаде Бархэм, когда ему перезвонил Циско.

— Эй, он в движении, и на этот раз, я могу сказать, он ищет хвост.

Босх сразу же предположил, что Кронин установил контакт со Спенсером другим способом, и узнал, что экстренное сообщение оставил не Спенсер. Теперь вопрос заключался в том, решили ли они где-то встретиться или Спенсер просто пытался выяснить, не ведется ли за ним наблюдение.

— Ты можешь остаться с ним? Я не успею вовремя. Пробки.

— Я могу попробовать, но что для тебя важнее — посмотреть, куда он едет, или убедиться, что меня не раскроют? У хвоста на "Харлее" есть свои недостатки, когда цель находится в состоянии повышенной готовности. А именно, это громко.

Это подтвердил фоновый звук. Босх мог слышать ветер, свистящий в наушнике Циско, а также баритональные звуки нелегального глушителя его мотоцикла.

— Черт.

— Да, если бы я знал, что буду это делать, я бы подготовился и поставить маячок на его машину, понимаешь? Зафиксировать его. Но я поехал прямо от "Гринблатта" в центр города, чтобы не упустить его. У меня не было оборудования.

— Да, да, я знаю, я не обвиняю тебя. Я думаю, тебе стоит отпустить его. Думаю, я только что напугал их звонком, который сделал. Это подтверждает, что этот парень — часть этой аферы, так что, возможно, он просто пытается проверить, есть ли у него хвост. Пусть продолжает гадать.

— Он сделал пару прямоугольников.

Босх знал, что прямоугольник — это когда ты делаешь четыре поворота направо вокруг квартала и возвращаешься на прежнее место. Обычно это раскрывало всех преследователей.

— Тогда, может, тебя уже раскрыли.

— Не-а, я не повелся на его чушь. Он дилетант. Сейчас он у меня на четыре квартала впереди на Маренго. Ты уверен, что хочешь, чтобы я его отпустил?

Босх на мгновение задумался и усомнился в своих первых инстинктах. Его терзали сомнения. Возможно, он упускает возможность увидеть Спенсера и Кронина вместе. Одна фотография такой встречи могла бы взорвать все дело. Если он напишет об этом Сото, она все переосмыслит, и, возможно, не будет слушаний об отмене приговора Бордеру. Но неужели Кронин был бы настолько глуп, чтобы назначить встречу после того, как получил жульнический звонок от Босха?

Гарри так не думал. Спенсер задумал что-то еще.

— Я передумал; оставайся с ним, — наконец сказал он. — Очень свободно. Если ты его потеряешь, ты его потеряешь. Только не раскрывайся.

— Понял. Ты уже слышал что-нибудь от Мика?

— Нет. О чем?

— У него есть еще кое-что по ипотеке этого парня. Кое-что хорошее и, возможно, есть возможность сыграть на этом. По крайней мере, он так сказал.

— Я позвоню ему. Дай мне знать о Спенсере. И спасибо, что подключился к этому, Циско.

— Не за что.

— Позвони мне, если выяснишь, что он задумал.

Они разъединились, и следующий звонок Босх сделал Холлеру.

— Я только что разговаривал с Циско. Он сказал, что у тебя есть хорошие материалы.

— Еще бы. Моя девушка Лорна надрала мне задницу. Она смогла поднять записи о лишении прав собственности, и я думаю вскрыть это дело.

— Расскажи мне.

— Сначала мне нужно провести быстрый поиск в компьютере, а потом у меня все будет. Хочешь поужинать и потом поговорить?

— Да. Где?

— Мне хочется жаркого. Ты когда-нибудь был в "Джаре"?

— Да, мне нравится есть там за стойкой.

— Конечно, ты же любишь сидеть за стойкой. Ты как парень, сидящий в одиночестве на картине Хоппера.

— Увидимся в "Джаре". Когда?

— Через полчаса.

Босх отключился. Он задался вопросом, существует ли какая-то психическая связь между ним и его сводным братом. Он часто считал себя похожим на того человека за стойкой в "Ночных ястребах" Хоппера[32].

Он понял, что не двигался по эстакаде почти десять минут. Впереди на Бархэме что-то было не так. Машины выстроились вокруг поворота, где он спускался к Бербанку и парковке "Уорнерс". Он потянулся, открыл бардачок и посмотрел на переносной полицейский фонарь. Поскольку он был всего лишь резервным офицером в ДПСФ, ему не предоставляли служебный транспорт. Вместо этого ему выдали синий стробоскоп, который он мог повесить на крышу своей личной машины, но при этом оговаривалось, что пользоваться им можно только в том случае, если Босх находится в пределах Сан-Фернандо.

— К черту, — сказал он.

Он схватил фонарь и высунул его через окно на крышу, магнит снизу удерживал его на месте. Он подключил провод к прикуривателю и начал видеть мигающий синий свет, отражающийся от заднего стекла машины перед ним. Машина, преграждавшая ему путь, проехала вперед достаточно, чтобы Босх смог сделать разворот и вернуться на бульвар Кауэнга. На перекрестке машины остановились, и он проскочил. Он начал двигаться на юг.

После того как он проскочил мимо Голливудской чаши и выехал на Франклина, движение ослабло настолько, что Босх смог выдернуть вилку из прикуривателя. Он добрался до "Джар" на Беверли, опередив Холлера, и занял один из табуретов у стойки. Он потягивал свой первый мартини, когда через пятнадцать минут в дверь вошел Холлер. Он попросил столик в углу столовой, чтобы уединиться. Босх последовал за ним со своим мартини.

Холлер согласовал заказ Босха и приступил к делу, как только они остались одни.

— Мне нравится, как ты привлек к работе моего следователя, не посоветовавшись со мной, — сказал он.

— Эй, я здесь клиент, — ответил Босх. — Ты работаешь на меня, значит, и он работает на меня.

— Я не уверен, что согласен с такой логикой, но это то, что есть. Тебе понравится то, что у нас есть.

— Циско ввел меня в курс дела.

— Не о том, что действительно хорошо.

— Так расскажи мне.

Холлер ждал, пока перед ним поставят мартини. Официант уже собирался раздать меню, но его прервал взмах руки Холлера.

— Два жарких и жареный рис с уткой, — сказал Холлер.

— Отлично, — сказал официант.

Он ушел.

— Мне нравится, как ты заказываешь для меня, не посоветовавшись со мной, — сказал Босх.

— Должно быть, что-то было в крови нашего отца, — сказал Холлер.

— Вообще-то я уже съел сэндвич.

— Так поешь еще раз — это хорошая вещь. Не знаю, помнишь ли ты, но во время ипотечного кризиса я перевел большую часть своего бизнеса на защиту от взыскания долгов. Я тоже нажился на этом. Помнишь, я нанял Дженнифер Аронсон в качестве помощника, и несколько лет мы неплохо зарабатывали.

— Я помню что-то об этом, да.

— Ну, это мой способ сказать тебе, что я знаю все тонкости и нюансы того выдающегося периода в финансовой истории нашей страны. Я был не единственным, кто делал деньги, и я знаю, как другие тоже делали деньги.

— Хорошо, так какое отношение это имеет к нашему человеку, Спенсеру?

— Его иск о лишении права выкупа является публичной записью. Тебе просто нужно знать, как его найти, и, к счастью для нас, Лорна знает. Я провел с ним последний час и, как я уже сказал, он тебе понравится. Поверь мне. Понравится.

— Так приступай. Что у тебя есть?

— Спенсер влип по уши. Он взял дом в 2000-ом, увидел, как он растет в цене, и через шесть лет взял кредит под покупку дома. Я не знаю, что он сделал с этими деньгами, но он не отложил достаточно, чтобы выплатить две ипотечные ссуды. Затем он сделал первый шаг по дороге отчаяния. Он объединил эти два кредита в один, с одним разумным платежом по регулируемой ставке.

— И позволь мне угадать, это ничего не решило.

— Нет, во многих отношениях это только ухудшило ситуацию. Он не может идти в ногу со временем, а потом случается крах, и он крутится в финансовом плане. Он так сильно залез в ипотеку, что дышит грязью. Он совсем перестает вносить платежи, и банк начинает процедуру взыскания. Он поступает разумно и нанимает адвоката. Но дело в том, что он нанял не того адвоката.

— Он должен был нанять тебя, ты это хочешь сказать?

— Ну, это не повредило бы. Адвокат, которого он нанял, на самом деле не знает, что делать, потому что она, как и все остальные адвокаты в городе, обеими ногами вцепилась в дело о лишении прав.

— Как ты.

— Как я. Я имею в виду, что платная работа по уголовной защите иссякла. Ни у кого не было денег. Я брал направления у общественного защитника и работал за гроши. Я даже не мог вовремя выплачивать алименты. Поэтому я занялся взысканием долгов. Но я сделал свою чертову домашнюю работу и нанял умного молодого юриста из такой юридической школы, которая просто ставит клеймо тебе на плечо и дает тебе возможность что-то самому доказать в этой жизни.

— Ладно, я понял – ты все сделал правильно, а адвокат Спенсера неправильно. Что случилось?

— Ну, единственное, что она сделала правильно, это то, что теперь легальный банк не собирается трогать тупую задницу Спенсера. Поэтому она нашла для него твердые деньги.

— Что такое твердые деньги?

— Они исходят не от банка. Они поступают от пулов инвесторов, и поскольку это не банк, они берут проценты вперед и ставки там выше рыночных — иногда чертовски близкие к ставкам, которые мафиози берут за деньги на улице.

— И поэтому проблемы Спенсера стали только хуже.

— О, да. Этот бедный парень пытается удержать свой дом и внести платежи. В то же время он сидит на большом жирном семилетнем пузыре. И знаешь что? Этот пузырь вот-вот лопнет.

— Отойди назад и говори по-английски. Я выплатил всё за свой дом двенадцать лет назад. Я не знаю, что все это значит. Что это за пузырь?

— Спенсер заключил сделку с пулом инвесторов под названием "Роузбад Файненшл". Я слышал о них тогда, что у них есть деньги для спасения людей. Предположительно, они пришли от кучки парней из Голливуда, а управлял ими другой парень по имени Рон Роджерс, настоящая акула. Он заключал эти сделки, и ему было все равно, сможет ли берущий заплатить или нет. Если у того в распоряжении достаточно дорогая недвижимость, он заключал сделку, потому что знал, что получит два шанса на лишение права собственности: либо когда бедный неряха-домовладелец не сможет вносить ежемесячные платежи, либо в конце срока, когда не будет выплачен остаточный платеж.

— Итак, сделка заключается в том, что ты платишь эти высокие ежемесячные платежи, а потом в конце тебе все равно приходится выплачивать всю задолженность.

— Именно. Эти сделки с твердыми деньгами были в основном краткосрочными. Два года, пять лет. Спенсер получил семилетнюю сделку, что было довольно долго, но семь лет истекают в июле, и он будет должен все деньги.

— А не может ли он сейчас пойти в настоящий банк и снова рефинансироваться? Условия на рынке финансов сейчас довольно хорошие.

— Может, но он в полной заднице. Его кредитный рейтинг — дерьмо, и "Роузбад Файнэншл" его подставил. Они штрафуют его каждый раз, когда он задерживает платежи на неделю. Видишь? Они хотят загнать его в угол. Они знают, что у него нет денег, чтобы заплатить остаточный платеж, и он не может рефинансировать долг из-за своего прошлого. В июле они собираются отобрать у него дом. И вот здесь все становится хорошо. Ты знаешь, что такое "Зиллоу"?

— "Зиллоу"? Нет.

— Это онлайновая база данных по недвижимости. Можно ввести адрес объекта и получить приблизительную оценку, основанную на сравнительных данных соседей и других факторах. Это была та вещь, которую я должен был проверить, прежде чем мы поговорим, и, конечно, собственность Спенсера оценивается в шестизначную сумму — почти миллион баксов.

— Тогда почему он просто не продаст ее, не погасит долг и не уйдет с прибылью?

— Потому что он не может. Сделка, которую он заключил с "Роузбадом", требует одобрения компании перед продажей. И здесь он нанял не того адвоката. Мелкий шрифт в контракте — она либо не читала его, либо не понимала, либо ей было все равно. Она просто хотела вписать его в этот кредит и двигаться дальше, возможно, даже получив откат в процессе.

— "Роузбад" не разрешает ему продавать.

— Это верно.

— Значит, они не дают ему продать. Он не может заплатить остточный. "Роузбад" собирается забрать дом, продать его и разделить прибыль между голливудскими инвесторами.

— У тебя это хорошо получается, Босх.

Босх потягивал последний бокал мартини и обдумывал сценарий. Спенсеру грозила потеря дома, если он не сможет найти более полумиллиона наличными, чтобы расплатиться с банком. Если это не делало его уязвимым для коррупции, то ничто не делало.

Холлер потягивал мартини и кивал, наблюдая за тем, как Босх все это обдумывает. Затем он улыбнулся.

— Я приберег удар напоследок, — сказал он.

— Что? — спросил Босх.

— Адвокат Спенсера? Та тупая адвокатша? Ее звали Кэти Зельден. Я знал ее в те дни. Она была младшим юристом в небольшой фирме, и ее босс посылал ее в здание суда в первый понедельник каждого месяца, потому что именно тогда они публиковали список залоговых прав. Я был там, она была там, Роджер Миллс, куча нас — первый понедельник каждого месяца. Мы покупали копию списка, а потом по почте рассылались листовки. "У вас заложено имущество? Позвоните "Адвокату на Линкольне". Типа того. Все, кто был в списке, получали листовки по почте, звонки, электронные письма, все дела. Так я получил большинство своих клиентов.

— Это и есть твой удар?

— Нет, я говорю о семи-восьми годах назад, когда я знал ее как Кэти Зельден. Она была настоящей красоткой, а через год или два ее босс запустил руку в её сладкую коробочку. Это был мини-скандал. В итоге он развелся со своей женой, с которой прожил двадцать пять лет, и женился на Кэти. Так что последние пять лет Кэти Зельден была известна как Кэти Кронин.

Холлер поднял свой бокал для заслуженного тоста. У Босха он был пуст, но он взял свой бокал и стукнул им достаточно сильно, чтобы привлечь внимание соседних столиков.

— Срань господня, — сказал он. — Мы их поймали.

— Так и есть, блядь, так и есть, — сказал Холлер. — Я собираюсь разнести их дерьмо в пух и прах, когда мы придем на слушания на следующей неделе.

Он осушил свой бокал как раз в тот момент, когда официант принес их блюда с тушеным мясом и жареным рисом с уткой.

— Джентльмены, — сказал официант. — Похоже, вы нуждаетесь в дополнительных и необходимых витаминах.

Холлер поднял свой пустой бокал и предложил его.

— Мы определенно нуждаемся, — сказал он. — Определенно нуждаемся.

21

После жаркого и жареного риса Босх и Холлер попытались собрать все воедино. Они согласились, что вся схема, скорее всего, началась с того, что Спенсер, столкнувшись с предстоящим остаточным платежом без денег и без разрешения на продажу своего дома, обратился к адвокату, который втянул его в сделку с "Роузбад": к Кэти Кронин, урожденная Зельден.

— Она сказала: "Извини, приятель, но в следующем году этот пузырь лопнет, и ты окажешься в полной заднице", — сказал Холлер. — "Но позволь представить тебе моего мужа и партнера по праву. Возможно, у тебя есть способ получить деньги, которые тебе нужны до июля." Она представила его, и Лэнс сказал ему, что все, что ему нужно сделать, это придумать, как положить что-то в один из запечатанных ящиков на большом складе, где он работает. Парни вроде Спенсера, вероятно, сидят в перерывах и обсуждают способы обмануть систему. Сплетни о праздной работе становятся реальным делом и выходом из той передряги, в которой он оказался.

— Нам еще предстоит это выяснить, — сказал Босх.

— Я полагаю, что, когда все это выйдет на поверхность, Спенсер пойдет на сделку и расскажет нам, как именно он это сделал. Если на этот раз он наймет правильного адвоката, то, вероятно, сможет выйти из этого дела с видом жертвы. Всем нравится адвокат-злодей. Окружной прокурор в мгновение ока обменяет Спенсера на Кронина и Кронин.

— Спенсер не жертва. Он часть подставы. Он пытается вымазать меня в грязи.

— Я знаю это. Я просто рассказываю тебе о реальном положении дел. Как это будет происходить. Спенсер — парень, который влез не в свое дело и был использован этими людьми.

— Тогда мы должны заняться им сейчас. Противостоять ему, показать ему видео. Привлечь его на нашу сторону до следующей недели.

— Может быть, стоит попробовать, но если он не расколется, то мы дадим Лэнсу Кронину фору в среду. Я бы предпочел, чтобы вся их кучка была в зале суда.

Босх кивнул. Возможно, это был лучший план. И тут мысли о встрече со Спенсером напомнили ему, что за офицером по недвижимости сейчас ведется наблюдение. Он достал свой телефон.

— Я забыл о Циско, — сказал он. — Он сейчас наблюдает за ним.

Босх позвонил, и Циско ответил шепотом.

— Что происходит? — спросил Босх.

— Он ездил вокруг в течение часа, пока не убедился, что у него нет хвоста, — сказал Циско. — Потом он поехал в Пасадену и встретил какую-то женщину, на парковке магазина "Вроманс".

— Что такое "Вроманс"?

— Это большой книжный магазин с большой парковкой на окраине Старого города. Они припарковались от окна до окна, знаешь, как это делают полицейские.

— Кто эта женщина?

— Я не знаю. У ее машины дилерские номера, так что я не могу пробить номер.

— Она выглядит как новая машина?

— Нет, это поцарапанный "Приус".

— Ты можешь сфотографировать ее незаметно? Я здесь с Холлером, и он может знать, кто она такая.

— Я могу попробовать. Я могу сделать старый добрый обход по звонку и снять видео. Я отправлю его вам обоим.

— Сделай это.

Босх отключился. Он знал, какой маневр предпримет Циско. Он начнет запись в видеоприложении своего телефона, затем поднесет телефон к уху, как при звонке, и пройдет мимо машины объекта, надеясь сфокусироваться на женщине за рулем.

— Спенсер разговаривает с женщиной, — доложил он Холлеру. — Циско идет за видео.

Холлер кивнул, и они стали ждать.

— В какой-то момент я должен рассказать Сото, — сказал Босх, в основном самому себе.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Холлер.

— Она моя бывшая напарница. Мы подставили Кронина, мы подставили ее.

— Мне напомнить тебе, что она — часть машины, которая пытается отнять у тебя все, что у тебя есть?

— Она следует за делом, куда оно идет.

— Ну, она свернула не туда, не так ли?

— Такое бывает.

— Сделай мне одолжение, не разговаривай с ней. Не сейчас, по крайней мере. Подожди, пока мы не подойдем ближе и не подтвердим некоторые из этих теорий как факты. Не дай полиции Лос-Анджелеса шанс перевернуть все на нас.

— Хорошо. Я могу подождать. Но она не перевернет все. Если бы мы изложили ей факты, нам не пришлось бы преследовать Кронина, Спенсера или Бордерса. Она сама это сделала бы.

Прежде чем Холлер успел ответить, их телефоны зажужжали в унисон, когда им обоим пришло сообщение. Это было видео от Циско. Каждый из них посмотрел его на своем телефоне. Босх увидел нестабильный кадр, когда камера двигалась по ряду машин на парковке книжного магазина. Видео сопровождалось звуком фальшивого телефонного разговора Циско, призванного помочь зафиксировать время и место записи.

— Привет, я в книжном магазине "Вроманс" в Пасадене. Сейчас восемь часов, и я пробуду здесь некоторое время. Перезвони мне…

Камера двигалась по ряду припаркованных машин, пока Циско говорил, пока не дошла до одной, припаркованной на месте. Камера переместилась на лобовое стекло и показала женщину за рулем. Она была в профиль, так как была повернута к открытому боковому окну и разговаривала с кем-то в машине, припаркованной рядом. Циско благоразумно остановил свое фальшивое сообщение, когда пересекал дорогу перед машиной. Это позволило тедефону поймать фрагмент диалога, который вели женщина и Спенсер, которого не было видно в другой машине.

— Ты слишком остро реагируешь, — сказала она. — Все будет хорошо.

— Говорю тебе, лучше бы так и было, — сказал он.

Пройдя несколько шагов мимо двух машин, Циско повернул камеру телефона на свое лицо и назвал себя.

— Это Деннис Войцеховски, калифорнийский частный детектив с лицензией о-два-шестьдесят-два, заканчиваю запись. Чао.

Видео закончилось. Босх выжидающе посмотрел на Холлера.

— Вид не очень хороший, и я не видел Кэти Кронин с тех пор, как она была Кэти Зельден, — сказал он.

Он воспроизводил видео и в какой-то момент заморозил воспроизведение, а затем двумя пальцами увеличил изображение. Он сделал долгую паузу, изучая изображение.

— Ну? — спросил Босх.

— Да, — сказал Холлер. — Я почти уверен, что это она. Кэтрин Кронин.

Босх тут же перезвонил Циско. Тот ответил Босху вопросом на вопрос.

— Он опознал ее?

— Опознал. Кэтрин Кронин. Ты молодец, Циско. На сегодня с тобой покончено.

— Просто отпустить его?

— Да, у нас есть то, что нам нужно, и мы не хотим рисковать, чтобы они узнали, что мы знаем.

— Понял. Скажи Мику, что я зайду к нему утром.

— Передам.

Босх отключился и посмотрел на Холлера. Тот сиял.

— Ты можешь работать дальше? — спросил Босх. — Как я тебе и говорил, я собираюсь выбыть на несколько дней. По крайней мере.

— Я могу с этим поработать, но ты уверен, что должен выбыть? — сказал Холлер. — Ты там на полставки. Разве не может кто-нибудь другой взять на себя бразды правления этим делом?

Босх задумался. В его голове возник образ Хосе Эскивеля-младшего, распростертого на полу в дальнем коридоре.

— Нет, — наконец сказал он. — Только я.