Двадцать отражений лжи

Отражение четвертое

Мерная вибрация, больше чем за двадцать часов успевшая пропитать тело и сознание насквозь, внезапно дала резкий сбой, и сразу же возобновилась вновь. Я распахнула сонно закрывающиеся глаза и приподнялась в кресле. Темнота окутала со всех сторон, разрываемая только тусклыми огоньками консолей управления.

— Спите дальше, леди… — тихий голос мягко опустил меня обратно, будто погладив по голове.

Он сидел на месте первого пилота, и, опираясь локтем на консоль, касался пальцами губ. Я даже видела, как эти губы шевелятся, шепча: «Все в порядке…», но голова его ни разу не повернулась ко мне, невидящий взгляд ни на гран не оторвался от обзорной панели.

Глаза закрывались, послушные его воле, подбородок клонился к груди. Я положила голову на подлокотник, благо габариты кресла это позволяли, и позволила взгляду лениво бродить по маленькому помещению. Лениво и — бездумно. Не могу я думать о работе. Не могу думать об этом деле. Ни о чем думать не могу. Не могу и не хочу.

Ленивый, бездумный взгляд уперся в темноту, глубокую и пустую космическую темноту обзорной панели. В темноте же проступило нечто, чему там быть не полагалось. Более того, то, о чем мне думать категорически не следовало.

Загадочная вещь — женская душа… Вот и теперь — не о том я думала, вовсе не о том… Но светлая улыбка и мягкие гармоничные черты стояли перед глазами, заслоняя собой тьму. Длинные волосы, совсем как тогда, уже бесконечно, бесконечно давно, ярко искрятся на солнце, и что с того, что солнце это — только в моем воображении?… И что с того, что только в этом выдуманном мире я смогу услышать твой смех? И что с того… Что…

Хуже всего — я прекрасно понимала, что делаю, и зачем. Но рядом с такими, как он, даже бескрылая душа стряхивает с себя камни и расправляет крылья кристальной белизны. И начинает сиять.

И потому я не закрывала глаза, не запирала на ключ воспоминания, не старалась выбросить их прочь. Не должно так быть в жизни, как есть в моей — только надо-надо-надо.

А моей душе отчаянно, до дрожи, хочется летать. Когда-то ее сковали крепчайшими оковами, заперли и выбросили ключ. Тому, кто это сделал, уже не отомстишь, время сделало это за меня. Но… Впервые в жизни я поверила, что снова смогу летать. Рядом с ним. И только с ним.

Алан, Алан, как же ты далеко от меня…

Наверное, я сказала это вслух. Эрик едва заметно вздрогнул и повторил: «Спите…». Я вздрогнула следом, и зыбкие видения солнца померкли и растаяли, растворяясь во тьме. Тьма… Салэн. Первая часть твоего имени, Неизвестный. Часть, так легко опущенная мной. И Эриком назвала тебя тоже я. Из каких подвалов памяти выползло это проклятое имя, имя, которое с некоторых пор я упорно искала во всем? И — нашла. С натяжкой, но — нашла. Что ж, леди, вот она — персонификация твоей злобы. И пусть этот сол, клейменный тобой этим именем, которым ты называешь его даже в мыслях, расплачивается за того, другого, умершего много лет назад…

Скоро и я сама поверю в то, что имя и личность — одно.

Я зажмурилась, стиснула зубы. Что, насмотрелась на себя? Насмотрелась… Ничем ты не лучше того, настоящего, Эрика. Только у него даже имя было крылатым, что уж говорить о душе…

Ненавижу!..

— Вы с поразительным упорством доводите себя до истерики. Леди.

Я криво улыбнулась одними губами. Леди — леди — леди… Это уже превратилось в игру. Боюсь, нам одним понятную. До Аллеры лететь не одну неделю, агенты Корпуса окажутся там еще позже, если окажутся вообще, — пожалуй, не стоит накалять обстановку.

Глаза без всякого интереса начали открываться, а потом изумленно распахнулись, обнаружив, что смотрят прямо в чужие.

А еще я внезапно поняла, что у Эрика голубые глаза. Не у маски — у него самого. Эрик неслышно опустился у подлокотника кресла на корточки и теперь был настолько близко, что было видно, как истончился слой иллюзии, проецируемой стремительно разряжающимся амулетом. Я не успела достаточно быстро принять равнодушный вид — теперь он тоже заметил это и отвернулся, заслонив видную мне часть лица ладонью.

Но шепот, глубокий, как и его голос, остался точно таким же.

— По ночам вам следует спать. Вы слишком впечатлительны, чтобы сидеть в темноте. Спите, — шепот эхом разошелся в темноте, покружил и медленно растворился.

— Не могу, — сама того не замечая, я перешла на шепот, подстраиваясь под него.

— Дайте, я угадаю… — в его тихим голосе послышалась слабая улыбка. Я ощущала ее на языке, могла даже сказать, какова она на вкус. — Это я виноват, не так ли?…

«Не так ли?»… «Так ли»… Фраза вдруг взорвалась в ушах, фраза, сказанная голосом с соланским «эхом». И эхо множилось, становясь громче, окружая со всех сторон, всверливаясь в мозг.

Я зажмурилась, зажала уши руками.

— Молчите! — крик вырвался раньше, чем я поняла, что могу закричать.

— Да что с вами?! — его пальцы жестко, до синяков, вцепились мне в плечо, встряхнули так, что голова мотнулась в сторону. — Что с вами, черт побери, такое постоянно происходит?! Кисейных барышень, в конце концов, не держат на таких должностях в… — он осекся, в запале опять повернувшись ко мне лицом. Я посмотрела ему в глаза и нахмурилась. — В лабораториях военного блока.

Последнюю фразу Эрик будто проглотил, резко вставая.

— Нужно принимать меры, — пробормотал он себе под нос и быстро вышел, бросив напоследок:

— Ждите здесь.

Я оперлась на подлокотник локтем и потерла пальцами виски. Кто бы мне еще сказал, что же, бесы подери, со мной происходит. Хотя нет, неправильно выразилась. Кто бы мне сказал, когда я приду в норму. Так будет правильней. Что со мной происходит и по какой причине, я уже поняла, как, впрочем, и переборола первоначальную бешеную злобу. Да, переборола. Она определенно перестала быть бешеной.

Она стала просто злобой. Очень, очень сильной злобой.

Появился Эрик, уже привычно бесшумно, и сунул мне в руки стаканчик.

— Что это? — я подняла на него глаза.

— Успокоительное.

В стаканчике? Я недоуменно выгнула бровь.

— Если хотите, чтобы от лекарств у вас перестало затуманиваться сознание, прекратите пользоваться инъекциями.

— То есть вы хотите сказать, что разбираетесь в этом лучше меня?

— Да, — просто ответил он. — Пейте.

Я задумчиво посмотрела на стаканчик и разом опрокинула в рот его содержимое. На мне, в конце концов, поставлено уже столько экспериментов, что еще один ничего не изменит в расстановке сил.

Прислушиваясь к своим ощущениям, я на всякий случай приняла прежнее положение в кресле, положив голову на подлокотник, хотя и не верила в сколько-нибудь положительный эффект.

Перед полуопущенными веками замелькало что-то темное. Я бросила быстрый взгляд в сторону, но потом успокоилась — Эрик перебирался в соседнее кресло техника, видимо, желая лично проследить результаты опыта. Я не возражала, да и что для него значили бы мои возражения?…

Результаты, однако, заставляли себя ждать, и я понимала, почему — пока вещества, растворенные в жидкости, попадут в кровь, пока начнут действовать… Может, именно это он и имел в виду, говоря о том, что при таком способе лекарственный туман перестанет бить мне в голову?

Эрик раскрыл на коленях портативку, развернув ее так, чтобы я не могла видеть экрана, и, не глядя на меня, погрузился в какие-то расчеты, тем самым подтверждая мои предположения.

Итак, снова — тьма и тишина. Но видения солнца не приходили, как я ни пыталась их вызвать. Мешало тихое постукивание чужих пальцев о подлокотник.

Голова отяжелела, невыразимая лень вновь прочно поселилась в мыслях. Это все успокоительное. Надо же, он оказался прав. Он… Ленивый взгляд прогулялся по темной фигуре в соседнем кресле. Голубые глаза, надо же… Не знала, что такое встречается у солов. А он сол, сол-полукровка, без всяких сомнений. И волосы… Иллюзия держалась уже настолько слабо, что прикрывала только лицо, да и то… Наверное, Эрик думал, что в темноте я ничего не различу, но мое ночное зрение ничем не уступает соланскому. Только незачем ему об этом знать.

Как и то, сколько я успела рассмотреть. Волосы, темные до антрацитовой черноты, зачесанные назад, были, безусловно, его собственными. Непривычно короткие для сола — они едва доходили до воротника, но длинные узкие бакенбарды, заканчивающиеся чуть ниже ушей, были настолько типичным украшением кошачьего народа, что сомневаться в его расовой принадлежности не приходилось.

Взгляд скользнул ниже, по плавной линии подбородка и нижней челюсти, открытой распахнутым воротником шее… Теплый, чуть смуглый тон кожи, но не настолько, чтобы дотягивать до сола. Да и сама кожа… Гладкая, молодая, пальцы гибкие, но… в уголках глаз и у губ едва заметные морщины. Да и выражение этих глаз отнюдь не мальчишеское.

Старше, чем тот же Алан. Хорошо старше. Пожалуй, немного не дотягивает до средних лет. Для сола — это порядка ста двадцати, ста пятидесяти. Быть может, лет на тридцать младше, но не более. Только…

Только… Я вскинула глаза и поняла, что он смотрит на меня. Слишком пристально. Слишком…

Сердце вдруг забилось редко-редко, глухим эхом отдаваясь в ушах, с каждым разом все медленнее и медленнее, будто желая остановиться совсем. Зрачки расширились, щеки налились восковой бледностью, а в сознание хлынула свинцовая тяжесть. О боги, как же тяжело… Голова упала на подлокотник, густеющая кровь бежала в жилах все медленнее и медленнее, тягучими, слабыми толчками выбрасываемая застывающим сердцем.

Последнее, что зацепило стремительно уходящее сознание — мужская рука, тяжело легшая на затылок.

— О боги, ну чем вы меня опять напоили? — уныло поинтересовалась я, выкапываясь из-под пледа. Плед же явно не желал выпускать меня из своих шерстяных объятий, перекрутившись самым замысловатым образом. Стоп. Шерсть?! — Вы что — соланский Император инкогнито?

— Может, вы определитесь, что в вас перевешивает — пиетет перед своим здоровьем или натуральными волокнами? — глубокий грудной голос мягким пришептывающим эхом разнесся по рубке, в который уже раз заставив меня вздрогнуть. Но улыбка в этом голосе была. Уже хорошо.

— Предполагаю, эти явления взаимосвязаны. Может, все же ответите? — я не без удовольствия зарылась обратно в это богатство, свернувшись в кресле клубочком и поджав под себя ноги. Дело делом, а так побаловать себя мне навряд ли еще раз придется.

Эрик усмехнулся, наблюдая за мной прищуренными глазами. Свежий маскировочный амулет занял свое место в широко распахнутом вороте рубашки, давая мне возможность любоваться как на очередную невыразительную физиономию, так и на ее источник.

По-моему, он меня дразнит.

— Леди, вы необычайно проницательны.

— Вы о чем? — я вдохновенно теребила мягчайшую ткань, пытаясь хоть приблизительно вычислить, сколько она может стоить. — И отцепитесь вы от этого несчастного «леди».

— Я, леди, обо всем, — нет, он точно меня дразнит. — Давайте оставим за скобками ваш очередной, к слову сказать, обморок, а так же причины, его вызвавшие. А что же до «леди»… Это, цитирую: «общепринятая форма обращения к особе женского пола старше двенадцати лет средних и высших слоев общества.» Конец цитаты. Вы хотите, чтобы к вам обращались как-то иначе?

— Гм… — какой-то он сегодня… Слишком благодушный. Я помолчала, не в силах понять этого странного мужчину, которого постоянно носит на каких-то загадочных волнах. И совсем не уверена, что невинные подколки и хитрый прищур — самая безобидная из них. Равнодушие и грубость куда безопаснее. Это чувства прямые и бесхитростные, много за ними не спрячешь. Сейчас же… Лотерея. «Леди»… Манипулятор хренов. — Хорошо. Я вам даю официальное разрешение опускать эту «официальную форму обращения».

Ладно, ладно. Признаю. И официально расписываюсь в своем поражении. Он-таки умудрился достать меня этим словом по самое не могу. Ради чего и затевалось, могу поспорить на миллион старых галош.

— И как мне вас, в таком случае, называть? — невинно поинтересовался Эрик.

Я не выдержала и улыбнулась. Браво. Браво, Эрик. И хоть я и начинаю понимать, почему сегодня сама настолько благодушна, совершенно нерабоче благодушна, почему постоянно падаю в обмороки… Все равно — хочется сказать вам «браво».

Тем более, что мне, кажется стало ясно, как именно Эрик сбежал и почему об этом так долго не знали. Банальное баю-баюшки-баю. И патрульный гравилет с сопровождением наверняка находится в тех же краях, где и моя охрана, которую должны были усилить при первых же признаках опасности — в тщательно увязанном виде почивает в укромном уголке. Настолько укромном, чтобы его не смогли найти и за несколько часов. Блестяще, просто блестяще. Но вот милейшего полковника, попадись он мне еще когда-нибудь, я придушу собственными руками — особенно если он мне не позвонил, «дабы не подвергать совершенно ненужному стрессу» и ограничился лишь внушением подчиненным и усилением охраны. Был у нас уже такой инцидент. Жаль, в тот раз я продемонстрировала свое несогласие с такой политикой недостаточно наглядно.

Чтоб он в Бездну провалился, ременский шовинист! Может, и не была бы я теперь в такой…

— Это такой сложный вопрос? — поинтересовался наконец Эрик, наблюдая за сменой выражений на моем лице, сопровождавшей мыслительный процесс.

— А вам не кажется он бестактным? — я пожала плечами. — Особенно если учесть, что вы-то знаете, как меня зовут.

— Вы уверены? — произнес он с такой странной интонацией, что я всерьез задумалась, к какому из моих высказываний относится этот вопрос. Я помолчала и решила свернуть с опасных рельс.

— Как хотите, так и называйте. В конце-то концов, я вам имя придумала, так что не обижусь, если вы сделаете то же.

Он посмотрел на меня. Долго. Изучающее. И, могу поспорить, не поверил мне ни на грош. От этого взгляда мне захотелось закрыться руками. Он не мог ничего узнать, ничего и никогда, но сейчас у меня было ощущение, что все мои блоки стали прозрачнее тумана, и он знает, лучше меня знает, как именно я это имя придумала.

— Не искушайте меня. То, что могу придумать я, вам не понравится, — он посмотрел мне в глаза. В груди пробежал неизвестно откуда взявшийся холодок, от мгновенного испуга замерло сердце. — Поэтому ограничимся тем, что придумали вы, Шалли.

Я закрыла глаза и отвернулась. Ты оправдываешь свое имя, Эрик. Он тоже умел заставлять себя бояться. Но вот у тебя это получается лучше. Лучше играешь словами. Вот и сейчас… Случайная фраза, наугад заброшенный крючок или многозначительный намек?

Я широко улыбнулась. «Хмурятся лишь проигравшие»…

— Как долго нам еще лететь?

— Достаточно.

— В таком случае можно взять этот симпатичный пледик до конца путешествия в личное пользование?…

Я невинно приподняла брови. Сыграем?

Эрик улыбнулся в ответ, прищурившись.

— Безусловно. Более того, можете взять его в свое личное пользование насовсем. Вы мне нужны живой и по возможности здоровой, так что утепляйтесь.

И это значит — да?

— Нужна для чего?

— Вы уверены, что хотите знать ответ? Исходя из того, что вы женщина, я могу с большой долей уверенности сказать, что вам он не понравиться. Так что цените время, пока пребываете в неведении о моей цели. Потом я вам о ней забыть не дам.

— И от каких, позвольте спросить, факторов будет зависеть количество того счастливого времени, во время которого я буду находится «в неведении»?

— От моих запасов. В некотором роде, — его рука непроизвольно дернулась к груди, но так же быстро он ее одернул. Я же одернула себя, по привычке собираясь вскинуть бровь. Еще больше хотелось потереть лоб. Женщина? При чем здесь моя половая принадлежность? По-моему, мы уже договорились, что он не сексуальный маньяк. Или нет?

Хотя нет. Поняла. Очередные соланские тараканы. Женщины значительно щепетильнее мужчин, и за дело, противоречащие их понятиям о чести, возьмутся только под пыткой. По крайней мере, о соланках я слышала именно это.

Ну что ж… Солан в моей родословной также не было.

Внезапно Эрик встал, открыл рот для какой-то фразы… И вдруг закрыл. Несколько секунд он стоял, явно колеблясь между желанием что-то сказать и промолчать. Я мгновенно сделала охотничью стойку. У нас обнаружилась слабинка?…

— Вы будете завтракать?

Эрро тупо уставился на груду усеивающих рабочий стол информационных пластин. Нет, так больше нельзя. Он зажмурился, потер виски и мысленно послал все к Филину. Нет, не зря Корпус первоначально был закрыт для женщин. И прежде, чем это ограничение отменять, следовало подумать о некоторых особенностях их организма.

Хотя бы о том, что у Командора Корпуса уже второй секретарь уходит в декрет. Что в этом месте такого особенного, что ни одна женщина не может продержаться на нем дольше декады?… Все, больше никаких поблажек. Пусть даже профессиональные качества претендентки будут превышать его собственные, но секретарем будет мужчина.

Причем назначать необходимо немедленно, иначе груда документации похоронит его под собой, несмотря на многочисленные бюрократические фильтры, стоящие между отчетностью и его кабинетом. Взгляд Эрро остановился на верхней пластине. Вместо того, чтобы взять в руки очередной считыватель, помеченный «степень срочности А» или такой же степенью важности, он сделал-таки звонок в кадровый и с огромным наслаждением наорал на координатора отдела. Координатор, знакомый с нравом шефа, в свою очередь помянул основателя Корпуса, и с головой нырнул в базу данных.

Эрро же без особых колебаний покинул кабинет, справедливо полагая, что к его приходу у информационного комплекса будет сидеть новый секретарь, а россыпь «степеней» перекочует с пластин на экран его компьютера, рассортированная в идеальном порядке. Рабочий же день еще отнюдь не закончен.

Мысленно прокручивая в голове результаты последнего совещания, Командор хмурился и кусал губы. Его недавнее назначение на эту должность и так вызвало слишком большой резонанс среди членов правления, а тут еще эта чертова ревизия… Корпус к ней не готов. Как, демоны их подери, вообще можно привести организацию такого масштаба и характера до того неестественно-зализанного состояния, которого требуют эти оторванные от жизни бюрократы? Да еще за такое время… Эрро уже в который раз испытал невероятное желание послать все это к Филину, предоставив основателю Корпуса самому разбираться с проблемой, порожденной, между прочим, одним из его начинаний, а самому заняться делом. Может, завернуть все-таки за «благословением» в кабинет «Великого»? Эрро так и не отдал дань этой совершенно бесполезной, но беспрекословно выполняемой всеми его предшественниками традиции. В конце концов, сильные псионы действительно говорят, что дух Филина появляется именно в этой комнате.

Покачав головой, Эрро отогнал от себя малодушный порыв. Если уж на то пошло, этот «дух» видят даже в кладовой. Особенно этим грешат уборщицы без всякого Дара, зато с легко возбудимой нервной системой и кучей предрассудков. Как говориться, было бы желание.

Неторопливо прогуливаясь по центральной площади уровня, он в который уже раз был захвачен в плен координатором силовиков, желающим поднять свой отдел на волне нового руководства, и, чего уж греха таить, подняться самому, то ли забыв, то ли не зная, что Командор начинал свою карьеру именно там, и в курсе чаяний отдела лучше, чем кто-либо другой. А основное чаяние силовиков сводилось к одному — сравняться наконец с оперативниками. К сожалению для первых, ревизия никоим образом не настраивала Эрро на либеральный лад, поскольку соперничество между отделами было именно теми «отдельными проявлениями неуставных отношений», на которые упирали члены правления.

Спустя полчаса, вырвавшись от координатора силовиков, Эрро был настроен убить первого, приставшего к нему с очередным прошением. Ну что ж… Если новый секретарь еще не на месте, он может на нем и не появляться. Эрро решительно развернулся и направился к себе в кабинет.

Результаты работы координатора кадрового отдела его вполне удовлетворили — место у информационного комплекса уже занимал тихий коррелянец средних лет, почтительно вставший при его появлении. Многочисленные депеши и отчеты также оказались рассортированными и помеченными соответствующими маркерами.

Эрро закрыл дверь в «тамбур», оставляя секретаря за ней, и приступил к чтению. Первый десяток посланий носил характер скорее рутины, чем чего-то действительно важного, поэтому был просмотрен по диагонали и отправлен в корзину. Следующее же сообщение заставило его нахмурится. Пропущенный через фильтр дешифровки скелет, оставшийся после опущенной ложной смысловой формы, обещал ему очередную головную боль.

«События пока не отклоняются от плана операции. Наблюдение осуществляется успешно. Объект направляется на Аллеру, что подтверждает прогнозы аналитического отдела. Мои выводы: биологическое оружие — с огромной вероятностью. Считаю целесообразным продолжить наблюдение за объектом до момента окончательного прояснения его целей, поскольку на конструктивный диалог он не пойдет. Степень опасности объекта уточняется, на данном этапе — группа В. Помощь по месту прибытия — по показаниям аналитического отдела.

Оперативный отдел, пол. Шалли.»

Очередной псих, носящийся с идеей мирового господства и смертоносным оружием — последнее, что ему сейчас нужно. Но если для его создания этому психу понадобился не последний специалист Академии по генным мутациям — это уже серьезно. А если учесть специализацию этого специалиста, тогда дело приобретает и вовсе… крайне неприятный оборот. Причем глобального масштаба.

Эрро слабо усмехнулся. Знал бы ты, парень, какой только специализацией не обладают агенты Корпуса. Тщательней нужно выбирать объекты для охоты, тщательней. И маскировать свои намерения чем-то более существенным, чем дурацкие писульки от якобы маньяка.

Командор размял пальцы и начал составлять свои «соображения» по этому поводу в аналитический отдел. Если оперативница подтвердила их прогнозы, пусть сидят над этой проблемой до тех пор, пока не просчитают каждую минуту развития событий.

Накануне ревизии Эрро определенно не хотел рисковать.