К тому моменту, как Пандер и Коффи прибыли на место убийства, оно уже было скомпрометировано, как старая шлюха. Бендт испустил последний вздох в грузовике по дороге в больницу, так и не придя в сознание. Освободив территорию вокруг строения, Коффи распорядился, чтобы никто не покидал Кор, а затем послал полицейского привести какого-то типа по имени Молчаливый Сэм.
Молчаливый Сэм прибыл на рассвете и оказался долговязым колченогим бладхаундом, с выразительными, полными скорби глазами и мордой, невероятно мрачной даже для бладхаунда. По словам Берта Рейбаха — владельца, который был одновременно и инструктором, такого же высокого и колченогого, но не настолько мрачного мужчины, в желтовато-коричневой шляпе стетсон, в куртке на молнии из габардина того же цвета и широких брюках, вроде тех, что носил на ранчо его земляк, техасец Линдон Джонсон,[8] — Сэм обладал на редкость тонким нюхом, с лихвой компенсировавшим его дефект — пес был глухонемым.
Они приехали на рассвете. Поднимаясь к крапауду, Коффи поздравил Рейбаха с раскрытием дела о пропавшей девочке из Пуэрто-Рико, найденной несколько недель назад.
— Их полицейские собаки хорошо ищут наркотики и бомбы, но не могут выследить и скунса, перебежавшего через железнодорожный путь, — проворчал Рейбах, отмахиваясь от комплимента. — Для Сэма это сущая безделица.
— Но данный случай может оказаться сложным даже для Сэма, — предупредил Джулиан, когда они добрались до строения. — На месте преступления сильно наследили.
— Трудно найти след там, где прошло стадо коров, — согласился Рейбах, когда Джулиан повел его к стене здания, где, по их предположениям, было совершено нападение.
— Видишь ту сетку под карнизом? — спросил Джулиан. — Прямо над душевыми кабинами внутри дома. Женщина принимала душ, а жертва или убийца стоял на бревне и подглядывал за ней. — Он указал на толстое бревно, лежавшее около стены. Его подтащили сюда — на земле остались отметины, — и было нетрудно догадаться, как и почему оно оказалось здесь. — Возможно, жертва наткнулась на убийцу, возможно, наоборот. Здесь повсюду кровь. — Он кивнул в сторону коричневатых брызг на стене на высоте трех футов от бревна. — Это говорит о том, что жертва уже лежала на земле, когда ей был нанесен удар, предположительно мачете.
Через некоторое время после удара жертва пришла в сознание и доползла до двери. Об этом свидетельствуют кровавые следы. Сэм должен выяснить, куда направился убийца.
— Посмотрим. Сначала узнаем, кто стоял на бревне и подглядывал. — Рейбах спустил Сэма с поводка, указал на бревно, затем подал псу сигнал рукой. Сэм понюхал бревно, потом медленно опустил нос, стал нюхать землю, громко засопел и пошел вдоль стены к двери, где обернулся и сердито глянул на хозяина, словно хотел сказать: «А теперь дайте мне настоящую работу».
— Значит, так: жертва стояла здесь, потом вошла вовнутрь. Но мы сможем найти следы убийцы среди всех остальных только в том случае, если он лежал какое-то время в засаде. Я велю Сэму обнюхать здесь все и показать нам место, где он найдет самый сильный запах, — там, где кто-то находился долгое время.
Еще один сигнал рукой — и собака забегала по дороге взад-вперед, а затем шмыгнула под кустарник, росший на возвышении. Мужчины последовали за ней и обнаружили Молчаливого Сэма, стоявшего на краю вытоптанного участка земли. Он задрал морду, его нижняя челюсть, шея и грудь подрагивали — создавалось впечатление, что он пытается удержать на кончике носа невидимый шарик, одновременно переживая эпилептический припадок.
— Он пытается лаять, — объяснил Рейбах. — Кто-то лежал здесь, и достаточно долго. Посмотрим, куда он пошел.
Снова сигнал рукой. Сэм побежал вприпрыжку по дороге прямо к бревну, затем опять поднял голову, понюхал воздух и повернул назад, к расчищенному от леса участку. Он подождал остальных и побежал зигзагами через поляну к окутанному туманом серому лесу.
— Почему он двигается зигзагами? — поинтересовался детектив Гамильтон, присоединяясь к группе, когда Коффи и Пандер последовали за Рейбахом через лес.
— Бладхаунды, когда они идут по следу, улавливают запахи на молекулярном уровне, — объяснил Рейбах, не оборачиваясь. — Ветер разносит молекулы в разные стороны, поэтому Сэм следует за ними.
Они догнали Рейбаха, только когда Молчаливый Сэм, опустив голову, нырнул в подлесок слева от них. Мгновение спустя он выскочил обратно, яростно мотая из стороны в сторону тяжелой головой. Его щеки тряслись, слюна летела в разные стороны. Он вел себя так, словно наткнулся на скунса или на колючки дикобраза. Только на Сент-Люке не было ни скунсов, ни дикобразов.
— Сукин сын! — крикнул Рейбах. Он подхватил большую собаку на руки и встал, качаясь под тяжестью своей ноши. — Скорее, помогите мне отнести его в душ!
— Что случилось? — спросил Пандер.
— Этот сукин сын привел его к манцинелловому дереву.
Первое убийство, как и первый брак, приносит немало сюрпризов. Самой большой для Льюиса Апгарда неожиданностью стало то, что, проснувшись наутро после убийства, он почувствовал, насколько сильно изменился. Лежа в кустах и наблюдая за жителями Кора, которые появлялись и исчезали из его поля зрения, он понимал, что за ним остается решение, кто будет жить, а кто умрет. И одно это круто изменило его. Убийство лишь усугубило этот процесс.
Вторым сюрпризом для него стала легкость, с которой все получилось. Сначала обстоятельства складывались не особенно удачно: никто из людей не ходил в одиночку. Парад потенциальных жертв двигался к крапауду и от него, но все шли по двое или по трое. «Черт побери, — подумал Льюис, — неужели эти люди не могут ходить в туалет в одиночестве?» Складывалось впечатление, что их кто-то предупредил.
Однако опыт вуайериста научил Льюиса быть терпеливым. Ожидание — не самое приятное занятие, но в большинстве случаев, если хочешь что-то получить, нужно уметь ждать. Ты должен быть совершенно неподвижным, ввести себя в состояние, подобное трансу, когда теряется чувство времени. И вот проходит минута, потом другая, потом еще одна, но ты не ощущаешь этого, пока наконец не наступает тот самый решающий момент.
Прошлой ночью это случилось около двух часов пополуночи. Льюис уже был готов все бросить и уйти, когда увидел Холли Голд. Она шла по дороге с фонариком в руках. На ней был банный халат, и самое главное — она была совсем одна. Ноги Льюиса задеревенели от сидения на мокром плюще; Холли прошла мимо прежде, чем он успел встать. Но она пойдет назад, сказал себе Льюис, и он должен быть готов.
Сидя на корточках в кустах и тренируясь в использовании дубинки, он чувствовал, как нарастает его волнение. Он ждал возвращения Холли. Льюис не мог не отметить, что это напоминало вуайеризм, но было намного лучше, потому что он становился не только наблюдателем, но и непосредственным участником событий. И вдруг он услышал еще чьи-то шаги. Он плотнее прижался к земле и сквозь кустарник с огорчением и скептицизмом наблюдал, как Фрэн Бендт прокрался мимо, привычным движением взял лежавшее под кустами бревно и подтащил его к стене здания. Затем взобрался на него и стал смотреть в окно.
Льюис понял, что такой случай нельзя упускать. Это была редкостная удача. Фрэн являлся единственным человеком, который мог установить связь между Льюисом и Человеком с мачете, и вот теперь он сам подставлял себя под удар. «Повернись спиной… вот так!» Льюис вытащил из-за пояса мачете, подкрался сзади к Бендту, который стоял на бревне, держась правой рукой за карниз, а левой — за ширинку, и со всего маху ударил его дубинкой по затылку.
Бендт согнулся пополам, как складной нож, больно ударился копчиком о землю, а затем повалился на бок. Его правая рука оказалась удачно вытянутой. Опуская мачете, Льюис закрыл глаза. Когда он снова открыл их, кисть Бендта лежала на траве ладонью вверх, пальцы были согнуты. Он не смог найти в себе силы подобрать ее, как велели ему Эппы.
Вместо этого, повинуясь какому-то шестому чувству, о существовании которого он до этого момента даже не догадывался — вот это и было настоящим везением, — Льюис бросился бежать. Он пересек расчищенный участок леса и направился к джунглям. Через мгновение он услышал свисток, такой пронзительный, что мог бы разбудить мертвеца. Задержись Льюис хоть на минуту, его поймали бы.
То же самое шестое чувство подсказало ему найти манцинелловое дерево и вытереть подметки об опавшие с него листья (беглые рабы знали о манцинелловых деревьях и о том, что после этого ни одна собака не сможет их выследить). Он также тщательно вытер мачете, дубинку и каску, прежде чем вернуть их в дом надсмотрщика, а затем закопал одежду в хорошо утоптанную землю пустующего загона для овец.
«Так что, возможно, Эппы были правы, — думал Льюис, проснувшись субботним утром и вспоминая события прошедшей ночи. — Возможно, это действительно было знаком судьбы, что наши пути пересеклись именно в этот момент жизни».
Когда полиция начала обыскивать Кор, проснулся даже Марли. Дети перебрались в кровать Холли. Было довольно тесно, но тем утром это было даже хорошо.
В начале восьмого утра кто-то тихо постучал в дверь. Холли отодвинула москитную сетку и осторожно выбралась из кровати, стараясь не разбудить детей. Она стала искать халат, но потом вспомнила, что замочила его в раковине крапауда. Она надела футболку и спортивные брюки на трусы и майку, в которых пыталась уснуть, и босиком пошла к двери.
Это был агент ФБР Пандер.
— Убирайтесь, — прошипела она ему, гневно сверкая глазами.
— За что вы на меня сердитесь? — спросил Пандер.
Хотя она стояла в дверном проеме, а он — двумя ступеньками ниже, они практически смотрели друг другу в глаза.
— Интересно, когда же вы собирались предупредить нас о том, что здесь появился серийный убийца?
— Мне очень жаль, — сказал Пандер. — Весьма проблематично сохранить равновесие между…
— Проблематично? Жизнь моих детей для вас тоже проблематична? — Холли постаралась хлопнуть дверью как можно сильнее, но при этом не разбудить детей.
— Тук-тук, — проговорил Пандер через закрытую дверь.
Холли не удержалась и спросила:
— Кто там?
— Анита.
— Какая еще Анита?
— Анита, которая хочет поговорить с вами о прошлой ночи. Я думал, что мы сможем пообщаться в неформальной обстановке за чашкой кофе…
Пандер сделал короткую паузу, прежде чем добавить «но если хотите, мы можем поговорить обо всем в участке». Он ненавидел клише еще больше, чем угрозы, к которым приходилось иногда прибегать, чтобы вынудить свидетелей к сотрудничеству. Эта технология далеко не всегда оказывалась эффективной, к тому же противоречила принципам аффективного допроса.
Беседа началась на ступеньках лестницы. Пандер и Холли сидели рядом и пили растворимый кофе из коричневых кружек «Юбан».
— Вы знали о том, что мистер Бендт был вуайеристом? — спросил Пандер.
— Конечно… Поэтому его и прозвали Любопытным Фрэном. Полтора года назад Дэйв Сэмпл поймал его, когда тот шпионил за Мэри Энн, принимавшей душ, и избил до полусмерти. Фрэн клялся, что усвоил урок, и мы проголосовали за то, чтобы не изгонять его и оставить здесь, если он будет вести себя хорошо. И он не нарушал своего обещания… то есть мы так думали.
— Значит, вы не знали, что он подсматривал за вами прошлой ночью?
— Нет, конечно. Я не эксгибиционистка, мистер Пандер.
— Не хотел вас…
— Я ничего не знала, пока не услышала, как он открыл дверь, — сказала Холли. Одно воспоминание об этом происшествии вызывало у нее содрогание, и она сжала кружку с кофе обеими руками, чтобы согреться, хотя утром на улице было жарко и температура поднималась. — Вы можете не отвечать мне, но все же… Хоки Апгард была убита точно так же?
Пандер задумался. Было очевидно, что все население Кора теперь в курсе событий и дальнейшее сокрытие известной только убийце и полицейским информации, которую следователи могли использовать, чтобы отделить настоящего убийцу от имитаторов, психов и желающих снискать себе известность — а они почти всегда появляются в подобных случаях, — было бессмысленным. Он уже хотел кивнуть, когда услышал позади себя шорох. Пандер посмотрел через плечо и увидел голову, прислонившуюся к пластиковой заслонке под навесом жестяной крыши, покрытой пятнами ржавчины.
— Кажется, нас подслушивают, — прошептал он. Они взяли кружки с кофе, поднялись на холм и снова сели рядом на то же самое расколотое бревно, на котором они наблюдали закат в четверг.
— Так на чем мы остановились? — Пандер, конечно, все помнил, однако надеялся, что Холли забудет.
Но она не забыла.
— Хоки Апгард… ей тоже отрезали руку?
— К сожалению, да. А теперь я должен задать вам один очень неприятный, но важный вопрос.
— Что вы хотите знать?
— Я хочу, чтобы вы вспомнили прошлую ночь. Все, что видели или слышали.
— А это необходимо?
— Это может помочь.
Но это не помогло. Холли очень хотела оказать полиции помощь, у нее была отличная память, намного лучше, чем у большинства свидетелей. Но, как выяснилось, она не видела и не слышала ничего необычного с того момента, как проехала через ворота Кора, и до той минуты, как умирающий Фрэн открыл дверь душа.
Ожидания Пандера не оправдались: никаких последних слов жертвы, никаких предсмертных признаний. Это разочаровало, но не удивило его — Холли уже допросил детектив Гамильтон, и этот вопрос он задал ей в первую очередь. К тому же, учитывая огромную потерю крови, было удивительно, как Бендт вообще дошел до двери.
На самом деле Пандер чувствовал, что терпит неудачу. По привычке он приступил к расследованию с легкой самоуверенностью, которая, он надеялся, будет оправдана, но при этом его не покидало предчувствие, что это будет тот самый случай, когда преступнику удастся выйти сухим из воды. В истории существовало немало маньяков, которые так и остались известны лишь по своим кличкам, поскольку никогда не были пойманы. Неужели Человек с мачете встанет в один ряд с Зодиаком, Джеком Потрошителем и остальными?
К счастью; единственный способ избавиться от неуверенности в себе, а заодно поймать маньяка — упорная работа, полное погружение в детали и желание идти до победного конца.
А еще Пандер решил, что ему не мешает держаться поближе к месту событий. Он нашел Джулиана у входа в крапауд, когда тот помогал Лайле собирать образцы крови с растений на случай, если Фрэн вдруг оказал сопротивление и Человек с мачете получил ранение во время борьбы. Пандер рассказал ему о своих планах.
— Ты уверен? В этих домах даже нет водопровода.
— Переживу как-нибудь.
— Как хочешь, — пожал плечами Джулиан. — Я поговорю с Зигги.
— Она не будет возражать, — ответил Пандер. — Кому нужны нахлебники?
— Доброе утро, агент Пандер. — Апгард, с взъерошенными после сна волосами, в измятой рубашке и шортах, встретил Пандера у дверей и проводил в гостиную.
— Доброе утро, мистер Апгард, извините за беспокойство.
Джулиан настоял на том, чтобы Пандер воспользовался автомобилем вместо «Веспы». Пандер связался с Апгардом по рации, когда выезжал из Кора, и сообщил о предстоящем визите.
— Все в порядке. Интересно, зачем я вам понадобился?
Пандер ответил вопросом на вопрос:
— Когда вы в последний раз видели вашего жильца Фрэна Бендта?
— Дайте подумать… В четверг? Нет, в среду. Я вспомнил. Это было второго числа, на следующий день после того, как истек крайний срок платежа. Мы выпили в баре «Закат», и он попытался разжалобить меня, но я ответил, что ему придется или заплатить, или выметаться. И он заплатил. А в чем дело?
— Прошлой ночью его убили.
— О Боже, нет!
— Мы думаем, что это мог сделать тот же самый человек, который убил вашу жену. И еще один ваш жилец, Арина, пропал без вести.
На этот раз Льюис был буквально сражен наповал. Он даже и не предполагал, что за исчезновением Арина тоже могли стоять Эппы.
— Черт возьми, это многое объясняет…
— Что именно?
— Арина также не заплатил в этом месяце. У него это было в первый раз… я… не могу… Простите. — Он пересек комнату, открыл стеклянную дверцу шкафа, где хранились спиртные напитки, и налил себе рому. — Не хотите, агент Пандер?
— Я пас.
Льюис выпил первую рюмку за день, затем еще одну вдогонку.
— На этот раз вы нашли какие-нибудь улики? У вас есть подозреваемые?
— Есть кое-какие любопытные версии, — ответил Пандер, использовав типичную для ФБР отговорку. — Я пришел сюда потому, что переживаю за безопасность остальных жильцов в поместье Тамаринд… и, разумеется, это основное место, где мы будем искать подозреваемого. А поскольку обстоятельства складываются так, что я буду вынужден провести там больше времени, чем планировал, мне нужно жилье, где я смог бы остановиться…
— Я вас понял. Почему бы вам не поселиться в пустующем доме в конце аллеи? В том, что слева? Электричество, мансарда, отличный вид.
На вопрос Пандера, сколько ему это будет стоить, Апгард ответил, что и не думал брать с него деньги. Если он поймает убийцу, это будет лучшей платой за все. В сарае за кухней находится мебель, конфискованная у должников, не плативших арендную плату, так что Пандер может использовать ее по своему усмотрению. Пандер поблагодарил его и попросил ключ от дома.
— Ключ вам не понадобится, — ответил Апгард. — Какой смысл вешать замок на дверь дома, стены которого сделаны из пластмассовых щитков?
Это последнее замечание крутилось в голове у Пандера после того, как он покинул Большой дом и направился в магазин, чтобы купить кое-какие вещи для своего нового жилья. Пластиковые стены, двери без замков. Возможно, ему следует принять предложение Джулиана носить с собой оружие — ведь согласился же он ездить на полицейской машине. Какой-нибудь автоматический пистолет с минимальным интервалом между выстрелами. И помощнее. Не меньше сорок пятого калибра. «Магнум» пятьдесят седьмого калибра — самое то, решил Пандер. Когда маньяк будет размахивать перед его носом мачете, нужно не просто свалить его с ног выстрелом. Хорошо, чтобы он при этом отлетел назад. Особенно если есть желание сохранить свою правую руку.
Вряд ли возможно успешно скрываться от полиции в течение тридцати лет, если находиться рядом с местом преступления. Прошлой ночью Доусон надела на плечи рюкзак и отправилась в лес прежде, чем прибыли полицейские. Она оставалась там до тех пор, пока они не покинули Кор.
По крайней мере она так решила. Ей показалось, что жизнь в Коре возвращалась в привычное русло, так как по холмам больше не бродили полицейские. Но едва она вошла в кухню, чтобы забрать из общественного холодильника приготовленный ею йогурт, как увидела бело-зеленую полицейскую машину, припаркованную среди знакомой свалки металлолома под царским делониксом в конце аллеи.
Ее сердце бешено забилось. Драться или бежать. Скорее бежать. Она достала из сушилки чашку для каши, положила туда две большие ложки йогурта, посыпала их сверху проросшими зернами пшеницы и поспешила назад в лес. Но не успела. Доусон услышала, как кто-то окликнул ее по имени, повернулась и увидела Пандера, идущего вслед за ней по покрытой галькой дороге.
О Боже, подумала она, кто одевает этого мужчину? Желто-зеленая гавайская рубашка, бермуды в бело-синюю клетку и оранжевые с белым шлепанцы. Ноги его были почти такими же белыми, как панама.
— Привет, Эд.
Он поравнялся с ней.
— Знаете, мы теперь соседи. Я только что переехал в дом в конце аллеи.
— Добро пожаловать в Кор.
— Спасибо. А где ваш дом?
— Вон тот сборный домик на вершине горы, — показала она.
— Выглядит милым и уютным.
— Да уж, очень уютный! Диаметр пола в этой круглой лачуге меньше двадцати футов.
— Знаете, мне хотелось бы попросить вас кое о чем.
— Слушаю.
— Просто я здесь почти никого не знаю. И потом я обязан вам за то, что вы спасли мою задницу. Надеюсь, вы не откажетесь пообедать со мной этим вечером?
— Это вовсе не обязательно.
— Знаю… но это хороший предлог, чтобы пригласить вас на свидание, — признался Пандер. — Вы же не заставите меня придумывать другой? Но если понадобится, то я его обязательно придумаю.
Подобная откровенность удивила Доусон. «И правда, — подумала она, — отличная идея».
Пандеру хотелось попробовать местную кухню. Доусон предложила «Дождевое дерево» неподалеку от Фредериксхавна — всего в четверти мили от Кора по дороге Данду. «Данду» на местном наречии означает «темная», объяснила она, поскольку кроны деревьев полностью заслоняли небо над дорогой.
Дорога Данду… Гетти Дженканс.
— Здесь нет поблизости кладбища? — спросил Пандер. Они ехали в полицейской машине, но он отключил рацию.
— Кладбище рабов.
— Мне хотелось бы взглянуть на него.
— Поезжай дальше. Там будет поворот направо, после того как мы проедем общественный лес.
«Губернатор Клиффорд Б. Апгард, общественный лес» — было написано на памятной доске, установленной Обществом охраны исторических памятников Сент-Люка. Несколько акров искривленных деревьев мелкоплодного лайма.
И никаких указателей на поворот в сторону кладбища рабов, только изрытая колеями дорога, которая сужалась все больше и больше, пока Пандеру не пришлось остановить машину. «Значит, Человек с мачете заранее знал о существовании этого места, — подумал Пандер. — Он не просто случайно наткнулся на него. Получается, что он либо местный житель, либо хорошо осведомлен об истории острова».
Доусон также многое знала об этих местах. Пандер прошел за ней по вытоптанной дороге к поляне, посреди которой рос огромный баобаб.
— Говорят, в прежние времена здесь проводили ритуал «Обеа», — сказала она ему. — Знаешь, все эти факелы, барабаны, танцы, возможно, жертвоприношения цыплят под мешком Иуды.
— Под чем?
— Под мешком Иуды. Так называют баобаб, вот из-за этого. — Она указала на овальные плоды не меньше фута длиной, свисающие с ветвей дерева и похожие на мешки. — Считается, что в каждом из них по тридцать семян, ну, знаешь, как тридцать сребреников, которые Иуда получил за то, что предал Иисуса. Это одно из самых старых деревьев в лесу и одно из самых полезных. Его ствол полый, поэтому из него можно получать воду, а еще из коры делают бумагу, одежду и нитки. Говорят, его плоды даже можно есть, хотя я никогда их не пробовала.
Временная могила Гетти заросла травой, как и старые могилы рабов. Лишь на некоторых из них уцелели камни или деревянные кресты. «Замечательное место, чтобы спрятать тело, — подумал Пандер. — Старый фокус с иголкой в стоге сена. Кости на кладбище костей. Отлично».
Исходя из всего, что рассказала Доусон во время прошлой встречи, камни и рифы у подножия холмов Кариб тоже были своего рода кладбищем костей. Возможно, тела положили туда специально и они вовсе не были выброшены приливом.
«Если бы я знал наверняка», — думал Пандер. Он снова почувствовал, что удача отворачивается от него.
Прежде чем покинуть Большой дом в субботу вечером, Джонни достал черный костюм Льюиса для похорон Хоки, которые были назначены на воскресенье, повесил брюки на вешалку, а пиджак накинул на круглые плечики из махагони. Льюис принимал душ, смывая дневное похмелье. После ухода Пандера он продолжал пить, а затем успокаивал нервы трубкой с марихуаной. Возможно, он выкурил больше, чем следовало, и в результате проспал до ужина.
Затем он выпил очередную порцию спиртного, запил им пригоршню аспирина, принял горячий душ, надев шапочку для душа Хоки, чтобы закрыть свою перевязанную голову, и после этого снова почувствовал себя самим собой. Выходя из ванной, он открыл окно для проветривания — в подобном климате быстро появляется плесень.
Когда Льюис вернулся в спальню, костюм на вешалке привел его в замешательство. Это было все равно что увидеть портрет барона Саймеди, который используют в ритуалах вуду. Льюис не носил черное с похорон Губа. Однажды он прочитал, что то ли в Китае, то ли в Африке носят траурные одежды белого цвета. Какой бы переполох поднялся завтра в лютеранской церкви, явись он туда в белом!
Но сначала ему нужно было пережить эту ночь. «И желательно особо не налегать на выпивку», — сказал он себе, переодеваясь в бермуды и малиново-синюю рубашку. Самое худшее было позади, и, пока он принимал душ, у него созрел план. Он может воспользоваться отсутствием Эппов, чтобы проникнуть в дом надсмотрщика и найти там что-нибудь такое, что сможет рассказать ему о его новых… как бы их назвать? Подельниках? Заговорщиках? Партнерах?
Теперь, когда все дела были улажены, Льюис много думал, не столько об их сделке, сколько о самих Эппах. Он не мог избавиться от своих мыслей. Три дня назад все это не имело значения. Он искал то, что уже почти отчаялся найти, — способ избавиться от Хоки, а затем неожиданно он сам приплыл ему в руки. Как известно, дареному коню в зубы не смотрят.
Но теперь, связавшись с Эппами, Льюис вдруг понял, что почти ничего не знает о них. За исключением того, что они убили как минимум — он начал загибать пальцы: девочка с Сент-Люка, два человека, чьи тела найдены у холмов, Хоки, возможно, Арина… итого пять человек.
Льюис надел поношенные кожаные мокасины и отправился в дом надсмотрщика. Он хотел обыскать весь дом, но так и не дошел до входной двери, потому что, едва он ступил на лестничную площадку, где каменная лестница поворачивала налево, его внимание привлекла арка, ведущая в старую датскую кухню. Он осветил лучом фонаря похожее на подвал помещение. Низкий потолок, каменные стены, земляной пол. Три больших квадратных чемодана, закрытые на замки. Несколько незапертых шкафов. Они оказались пустыми.
Но похоже, здесь уже кто-то побывал. Прямоугольное углубление в каменной кладке стены, которое некогда использовали как печь, все еще закрывала металлическая пластина. Льюис закрепил ее гвоздями много лет назад, чтобы крысы не устроили здесь жилище. Однако нигде не было видно паутины, пол у стены покрылся слоем пыли, упавшей с каменной кладки, а старые гвозди так часто вытаскивали и снова заколачивали, что теперь их без труда можно было извлечь руками.
Он снял пластину, прислонил ее к стене, затем посветил в отверстие. Оно было четыре фута высотой, широкое и глубокое, и располагалось на высоте трех футов от пола. Сначала Льюису показалось, что оно было пустым, но по отсутствию пыли можно было судить о том, что решетку на его дне поднимали совсем недавно.
Льюис опять поставил фонарь на землю. Обеими руками он поднял решетку, положил ее на пол, затем просунул голову в проем, держа фонарик на уровне щеки, и посветил им прямо в углубление для огня, находившееся под жаровней. Когда-то оно было в три фута глубиной, а на дне его лежали пепел и обуглившиеся бревна, но теперь его заполняла земля, поднимавшаяся небольшой горкой.
Свет фонаря стал мигать и тускнеть. Льюис выключил фонарь и убрал его, чтобы сохранить батарейки. Осторожно, кончиками пальцев, он начал изучать и просеивать землю, которую наверняка принесли сюда из сада. Похоже, у его жильцов были серьезные неприятности, раз перед отъездом они спрятали что-то в духовке. Но что там было? Сокровища? Их сбережения? Какие-нибудь индонезийские артефакты, слишком ценные, чтобы оставлять их в доме?..
Его пальцы наткнулись на что-то металлическое. Так-так. И что там у нас? Дальнейшие раскопки при дрожащем, меркнущем свете фонарика обнаружили белую с позолотой жестяную коробку размером с кофейную банку. Она была закопана на глубине нескольких дюймов. «Ирландская овсянка Джона Маккены», — прочитал Льюис на этикетке, прежде чем его фонарик окончательно погас.
Работая в темноте, он достал банку и стряхнул с нее землю. Содержимое глухо застучало — судя по всему, это были легкие, явно неметаллические предметы. Льюис отодрал ногтями крышку. Наружу вырвалось облако несвежего воздуха. Запах пыли и какой-то органики, не вызывавший, однако, отвращения.
Льюис пошарил в карманах своих бермудов и достал оттуда бутановую зажигалку. Пламя было сильным, но узким и синим, и явно не предназначалось для освещения. Льюис наклонил банку, включил зажигалку, и синий огонь с шипением заплясал в дюйме от его лица. Он опустил голову и заглянул внутрь.
Когда его глаза привыкли к свету, то предметы, которые сначала показались ему палками и камнями цвета слоновой кости, на самом деле оказались расчлененными костями. Одни были похожи на прутья, длинные и короткие, но тонкие и аккуратно расширяющиеся на концах. Другие, круглые, напоминали камни неправильной формы. Были здесь и совсем короткие кости конусообразной формы.
Разумеется, это были кости человеческой руки. Если бы Льюис пересчитал, то их оказалось бы двадцать семь: восемь кистевых, пять пястных и четырнадцать фаланг. Сравни он их с костями своей руки, то пришел бы к выводу, что это кости ребенка, девочки, которую звали Гетти Дженканс.
Но Льюис не стал ни считать, ни измерять кости. Вместо этого, оправившись от ужасного шока, он закрыл банку, положил ее назад, поставил на место решетку, прикрепил металлическую пластину и быстрым шагом, стараясь не переходить на бег, поспешил в Большой дом.
Говорили, что ресторан «Дождевое дерево», как и вся мебель в нем, был сделан из ствола одного дождевого дерева. Здесь подавали национальную кухню Сент-Люка: салат с моллюсками на закуску и суп из каллалу, густой, как тушенка. В качестве основного блюда Доусон попросила колючего спинорога, жаренного в сливочном масле. Пандер отказался от закуски и заказал себе свиные отбивные, поджаренные с медом и имбирем. Оба блюда подали с похожими на грибы горками кукурузной крупы, перемешанной с каштаном бамией.
За обедом они рассказывали друг другу о своей жизни. Пандер — о себе, она — о К. Б. Доусон, — к тому времени она знала ее историю так же хорошо, как свою собственную. Впрочем, она упомянула лишь об основных моментах — никаких деталей, а когда он стал расспрашивать ее, то на его вопросы отвечала вопросами. Их у нее был миллион. Как проходит расследование? Продвинулась ли полиция в поисках убийцы? О скольких жертвах на данный момент известно?
В свою очередь, Пандер был волен не отвечать на некоторые из ее вопросов. Он знал, что завтрашний «Сентинел» и так почти обо всем расскажет, заявив о видимой связи между смертями Фрэна Бендта и Хоки Апгард.
Перри Фаартофт сказал Джулиану, а тот, в свою очередь, передал Пандеру, что рано или поздно правда все равно станет известна. Газеты могут скрыть что угодно, только не смерть репортера. Днем на остров приплыли корреспонденты из Пуэрто-Рико и с Сент-Томаса. Бедняга Фрэн, — теперь все хотели нажиться на его смерти.
И после жарких дебатов, в процессе которых была созвана конференция с участием губернатора и главы Торговой палаты Сент-Люка, издатель согласился попридержать историю о двух телах, вынесенных возле холмов Кариб, и не вспоминать историю смерти Гетти Дженканс. С двумя убийствами все еще оставался шанс, что этой историей не заинтересуются газеты Соединенных Штатов.
Но вскоре эти шансы сильно сократились. Когда принесли десерт (ягодный пирог, политый гранатовым сиропом), метрдотель подал Пандеру незаметный знак — его просили к телефону.
Пандер направился к барной стойке. Звонил Джулиан.
— Как ты меня нашел? — спросил Пандер.
— У меня свои источники.
— Что-нибудь стряслось?
— В управление только что пришел факс из Германии. Второй труп, найденный у холмов, был опознан по зубам. Это Фрида Шаллер. — Джулиан сначала назвал имя и лишь потом объяснил, что Шаллер была туристкой из местечка под названием Швабия и что она не вернулась домой после двухнедельного круиза во время прошлого Рождества. Корабль приплыл на остров в разгар Бала трех королей, но ее следы потерялись где-то между Сент-Томасом и Барбадосом.
Коффи и Пандер перешли на принятую в полиции терминологию. Пассажирка круизного лайнера стала скорее всего незапланированной жертвой. Поскольку это было случайное знакомство, кто-нибудь наверняка видел жертву вместе с подозреваемым. Никаких ухищрений, никаких шпионских штучек, как в случае с Тексом Ванджером.
Их дальнейшие действия были очевидны: получить подробное описание внешности и фотографии женщины, поместить их в «Сентинеле», напечатать листовки и расклеить их по острову, особенно в местах, где часто бывают туристы. Выяснить данные по ее кредитной карточке, обойти все магазины, бары и рестораны, которые она посещала. Попросить немецкую полицию поговорить с ее друзьями и родственниками, выяснить, не писала ли она или не звонила ли кому-нибудь из них, возможно, она упоминала о том, что встретила потрясающего мужчину, который пригласил ее искать клады.
— Может, это тот самый шанс, который мы ищем. — В голосе Джулиана слышалась надежда.
— Будем надеяться.
— Передай мои самые лучшие пожелания твоей очаровательной спутнице. Метрдотель сказал, что она просто красавица.
— Обязательно передам.
— Ты пойдешь завтра на похороны Хоки Апгард?
— Ни за что не пропущу это мероприятие, — решительно заявил Пандер. — Многие убийцы имеют привычку показываться на похоронах своих жертв.
— Тогда давай встретимся после этого у меня в кабинете. Ты, я, Гамильтон и Феликс.
— А мне доплатят за работу в воскресенье?
— В двойном размере, — великодушно пообещал Джулиан.
Они оба прекрасно знали, что ноль, умноженный на два, все равно остается нулем.
Встречу карибского отделения Ассоциации антропологов и археологов Америки нельзя было назвать шумной. Весь день прошел за выслушиванием докладов, просмотром диафильмов и обменом сплетнями, потом был коктейль со шведским столом и очередной порцией сплетен, затем обед и послеобеденное выступление докладчика, способного усыпить целую ораву малышей детсадовского возраста. Эппы были просто счастливы, когда все закончилось и они отправились в казино.
Бенни уже ждал их там. У него был выходной, и он пропадал в казино целые сутки, играя в покер, неизменно выигрывая и постепенно перемещаясь к столам с более высокими ставками.
Его превосходство над любителями во многом объяснялось маниакальной сосредоточенностью. Почти буддистская способность игнорировать все раздражители была связана с тем, что он не проявлял интереса к большинству явлений западной цивилизации. Этот мир казался ему ненастоящим, никто из принадлежавших к нему людей не имел статуса, который был бы ему понятен. Они ему казались всего лишь тенями, которые можно легко игнорировать. Когда Бенни читал «Моби Дика», он просто читал «Моби Дика»; когда он играл в покер, то просто играл в покер.
Его превосходство над профессионалами заключалось в принадлежности к культуре, где положение человека в обществе формально определяется его богатством. Бенни высоко ценил деньги и старался приумножить свое состояние. В его родной деревне Лолоуа-аси никто никогда не называл деньги корнем всех бед и не говорил, что купить счастье невозможно или что деньги нельзя забрать с собой в могилу. Когда ты расплатишься со всеми земными долгами, ты можешь взять с собой все, что у тебя есть ценного, а также человеческую голову. Позже, когда датчане запретили охоту за головами, голова была заменена на руку — правую руку. Все это надо, чтобы перейти мост, ведущий в загробный мир, где тебя ждут твои предки, готовые принять тебя вместе с дарами.
Более того, согласно ниасианскому мировоззрению, ты не только можешь забрать с собой деньги, но и должен сделать это. Если ты покажешься в загробном мире без головы, без руки или без подношений, твои предки, вместо того чтобы принять тебя с распростертыми объятиями, сбросят с моста в бездонную пропасть.
Поэтому в отличие от профессиональных игроков, которые получали удовольствие от самой игры, Бенни играл ради денег. Когда его младший брат украл ихеха его отца, а затем перед смертью передал его Ина Эмили, цепочка наследования была прервана, а семейное богатство развеяно.
Бенни не мог убить Эмили и забрать назад то, что принадлежало ему по праву. Она была замужней женщиной, и Ама Фил никогда не причинял ему вреда. Если бы Бенни убил ее, то должен был отдать вдовцу все, чем владел, до последней свиньи и последней монеты.
И все же Бенни хотел восстановить свое право наследования. Он объехал с Эппами половину мира, выполняя обязанности, которые сочли бы унизительными даже его бывшие слуги, и стал для них просто незаменимым. Эппы считали, что Бенни руководствуется двумя причинами: во-первых, после бегства с похоронной церемонии своего отца он лишился средств к существованию, а во-вторых, был влюблен в Эмили.
На самом деле все обстояло иначе. Он лишь хотел быть рядом с Ина Эмили в тот момент, когда кто-нибудь наконец убьет ее или она умрет естественной смертью. Если, конечно, Ама Фил не умрет первым, — тогда уже ничто не удержит Бенни от возможности забрать то, что ему причитается.
Потом он вернется в Ниас и проживет там до конца своих дней, а в соответствующий момент передаст наследнику на смертном одре свое ихеха. Он хотел принести с собой как можно больше денег, чтобы восстановить положение своей семьи и снова сделать ее самой богатой в деревне — если, конечно, та деревня все еще существует, — а также оставить себе достаточно денег, чтобы преодолеть мост в другой мир.
Он не обращал внимания на то, что Ама Фил и Ина Эмили обещали оставить ему свое состояние. Для этого пришлось бы оформлять слишком много бумаг. В казино же ты получаешь деньги наличными, и если спрятать их в доме вместе с руками и головами, то духи людей, которым принадлежали эти руки или головы, будут защищать их, а также весь дом, пока у тебя есть такая необходимость.
В отличие от Бенни Эппы не проявляли особого азарта в игре. Эмили час или два играла в слот, а Фил — в рулетку. Вскоре после полуночи они встретились глазами с Бенни и подали ему знак, что уходят, после чего вернулись в номер. Эмили заняла одну из огромных кроватей, Фил — другую. Бенни вернулся в два часа ночи и забрался в постель к Эмили. В полусне она даже не могла сказать, кто из двух ее мужчин прижался к ней сзади — гладкий или волосатый, — пока не почувствовала, куда именно он вошел. Как говорил Бенни, в Лолоуа-аси женщина может впускать в свой дом много мужчин, но лишь муж имеет право входить через переднюю дверь.