Иллюзия так же нужна для нашего счастья, как действительность.
Я снова лежал между прелестными, стройными и почти совершенными ногами женщины, которая, якобы, была Натальей, но таковой на самом деле вроде бы не являлась и её, возможно, вообще не существовало в действительности. Странная, однако, крайне парадоксальная ситуация. Очень сильно запутанная и тёмная история.
— Ты как? — лениво задал я совершенно глупый и неуместный вопрос, находясь в состоянии сильного душевного спокойствия после умопомрачительного и бешенного секса.
— Мне очень хорошо. Полный кайф! Секс был великолепен. Вернее, ты был великолепен.
— Наташа, я нахожусь на распутье бытия, — вдруг чуть не расплакался я. — Прости меня за всё, в чём я виноват. Но я ничего не пойму. Я пребываю в полной растерянности и чувствую чёрную обречённость и безысходность. Пожалуйста, не покидай меня! Не оставляй меня гнить и мучиться в одиночестве! Наташа! Я тебя безумно люблю! Больше никто в жизни тебя не будет так любить! Наташа, не бросай меня! Не исчезай бесследно из моей жизни, даже если ты на самом деле не существуешь!
— Ну что за бред ты несёшь! Ну что за пессимизм! Что за обречённость?! С чего это ты!? — женщина нежно поцеловала меня. — Не собираюсь я тебя бросать! Успокойся. Как можно бросить такого умопомрачительного и страстного любовника?! И вообще-то я существую в действительности, работаю, дышу, ем, пью, сплю, в том числе и с тобой.
— Ну и хорошо.
Наступила тишина. Наталья совсем недавно испытала сильнейший и всё испепеляющий оргазм вследствие безудержного и отточенного орального секса с моей стороны, чуть было не свернула мне шею своими стройными, филигранно-выточенными, нежными, но довольно упругими и неожиданно сильными ножками, а сейчас мурлыкала о чём-то о своём, ну, как умеет делать только она, кошечка моя ненаглядная и ни с кем на свете не сравнимая.
Обожаю эту женщину! Хрен с ним, существует ли она на самом деле или нет. В конце концов, мы все постоянно живём в плену каких-то иллюзий. Пусть Наташа будет очередной иллюзией. Довольно приятной, красивой и чувственной иллюзией. Единственно, что меня беспокоит, — существую ли я на самом деле? Вроде бы, да. А возможно и нет!? Тогда кто я такой? Фантом какой-нибудь? Я вроде бы двигаюсь, думаю, сомневаюсь, мучаюсь, маюсь, любуюсь природой, болею, пишу, как мне кажется, довольно неплохие романы. Вроде бы… Ну, не может же человек жить в отрыве от внешнего мира. А может быть и может!? А вдруг он является сумасшедшим, и просто выдумал этот мир, и погружён в иллюзии? Чёрт его знает! А, может быть, я всё-таки не существую на этом свете? Но возникает закономерный вопрос: «А как я могу ощущать и чувствовать себя и этот мир, и думать, не существуя? Для того, чтобы что-то обдумать и выдумать, всё-таки следует быть мыслящим и живым человеком».
— Александр!
— Да? Что?
— Я хочу задать тебе очень важный и крайне сложный вопрос, — тягуче произнесла Наташа.
— Ну, задавай. Ради Бога! Но я хочу задать перед этим вопрос тебе.
— Какой? — напряглась Наталья.
— Скажи мне пожалуйста, милая моя… — нахмурился я, а потом тяжело вздохнул. — Ладно, чуть отсрочим самый первый вопрос. Задам вопрос второй. Имеется ли у тебя выпивка?
— Она имеется у меня всегда, — с облегчением вздохнула Наталья. — С тех пор, как ты появился в моей жизни, бутылка водки всё время покоится в холодильнике, а ещё три ждут своей очереди вон в том шкафу. А ещё пять затаились под кроватью. На всякий случай. Чем чёрт не шутит…
— Ну, ты и извращенка! — рассмеялся я.
— Лучше быть конченной извращенкой, чем иметь подле себя скучающего, задумчивого, хандрящего, мрачного и довольно понурого мужчину без блеска в глазах. У меня уже не тот возраст, чтобы встречаться с мужиком, у которого нет блеска в глазах! Нет куража, как ты любишь говорить. Ненавижу таких пожухлых типов! Они, как истребители без ракет, как танки без снарядов, как авианосцы без самолётов, как воздушные десантники без тельняшек и обязательного купания в фонтанах! Понимаешь?!
— Понимаю!
— Ах, какие ребята! Красавцы, сорви головы! «Кто, кроме нас!? Кто, если не мы!». Обожаю их! — Наташа снова прилегла на кровать, и я с готовностью положил голову на её животик.
— Ну, ты и завернула! — расхохотался я.
— А то как?!
— Ну, что же, неплохо. Очень неплохо! — я неохотно и лениво сполз с довольно аппетитного и упругого животика женщины и стал целовать её нежные и миниатюрные пальчики на стройных ножках.
Понятно, что ей не двадцать и даже не тридцать лет. И даже не тридцать семь. Но, выглядит этот животик, а тем более пальчики, довольно неплохо. Животик достаточно упруг, в меру округл и накачен, а кроме этого, и самое главное! Это мой любимый животик! Вот в чём заключается вся суть! Ах, какие пальчики, какие бёдра! А какие губки и сверху и снизу?! Эх, как с недавних пор стал жалеть я всяких придурков, ползающих бессмысленно, бесцельно и мрачно по этой земле, не имея любимых женщин!
Идиоты! Маразматики! Шизофреники! Встречайтесь со всевозможными и даже с весьма непредсказуемыми дамами, смело знакомьтесь с ними, испытывайте трепет и наплыв самых невероятных чувств и страстей, любите друг друга до остервенения и ослепления, ничего и никого не бойтесь, даже бедности и отсутствия здоровья, рожайте детишек и будьте счастливы, дуры и придурки! Так нет! Вам же более важна проблема ипотеки или покупки очередного гаджета, смартфона, или как они там ещё называются, эти множащиеся с каждым днём приборы и устройства?!
Вот у меня, допустим, имеется ноутбук, который я купил семь лет назад, и на котором только печатаю. Ничего более! Не имею даже выхода в Интернет. И есть у меня самый обычный мобильный телефон, раскладушка, который я приобрёл пять лет назад. Посредством его я просто общаюсь с людьми вживую, звоня и отвечая на звонки. Даже сообщения там всякие не желаю принимать и отсылать. Только живое общение!
— Дорогой…
— Да.
— Ты как?
— Задумался…
— Понятно. Ты о чём-то меня пытался спросить, ну помимо наличия водки? — очень осторожно произнесла Наталья и снова напряглась.
— Да, пытался.
— И о чём?
— Ты кто такая на самом деле?
— Я!?
— Ещё имеется целая серия вопросов, последующая за твоим, надеюсь, искренним ответом.
— И?
— Ты не ответила на первый вопрос.
— Я — женщина по имени Наталья, которая тебя любит, — улыбнулась моя хитрая кошечка.
— Ладно… Кто такой Аристарх, или Иван? Кто такая Анна, которая, якобы, была выброшена с двадцатого этажа? Вернее, которая сбросилась в отчаянии с этого треклятого этажа. Кстати, а где он находится? Где тот дом и улица? Назови конкретный адрес. Я хочу прийти к тебе и к Аристарху-Ивану в гости, посидеть, пообщаться, выпить чая или кофе, а может быть и пива. В тот раз, когда я поднимал тебя с асфальта и заносил на седьмой этаж в твою квартиру, что-то странное и нехорошее впоследствии со мной произошло.
— В смысле?
— Я совершенно забыл, где находится твой дом и твоя квартира!
— Это всё?
— Почти всё! Самый главный вопрос остался: «Кто же всё-таки ты такая на самом деле!?».
— Ну, я же тебе недавно сообщила, что я врач. Психиатр. Имею довольно неплохую практику.
— Так, примерно и вообще-то вроде понятно. Но, остались другие вопросы, — поморщился я.
— Почему примерно?
— Когда человек говорит — «примерно», то это слово означает только одно. Примерно, оно и есть примерно, и ничего более. Истина не может быть примерной или не примерной! Она на то и истина, чтобы быть единой, конкретной, абсолютной, нерушимой и не делимой! — изучающее посмотрел я на женщину. — Кто ты всё-таки такая!? Хочу услышать исчерпывающие объяснения. Недавно ты мне сообщила, что работаешь в «Газпроме». Так ты на самом деле психиатр или кто?
— Я работаю, так сказать, на два фронта. Днём я чиновник, а вечером — психиатр и психоаналитик.
— Чувствую я какой-то подвох, — прорычал я. — Что-то не то и не так в моей жизни происходит! Кто ты всё-таки такая и кто я такой в действительности и на самом деле?!
— Дорогой, успокойся!
— Не надо меня успокаивать! Лучше налей водки! Для подлинно славянской, а вернее русской души, существует только одно успокоение!
— Хорошо, хорошо… Сей момент.
— Мне так не нравится.
— Почему, милый?
— «Сей момент»… Так говорили в дешёвых и вонючих кабаках в позапрошлом веке.
— А как тебе нравится?
— Примерно так. «Сударь, извольте подождать некоторое время, крайне незначительное, и Ваш основной заказ в виде осетра под хреном и с лимоном будет исполнен. А пока имею честь предложить Вам изысканную водку в качестве прелюдии к тому божественному блюду, которое последует чуть погодя. Желаю приятно провести время с вашей прекрасной дамой в нашем скромном, но изысканном ресторане».
— Ничего себе, надо же! — изумилась Наталья. — Ну, ты и завернул!
— А то!
— Так! Тебе следует немедленно стать официантом или метрдотелем! Какой талант пропадает!
— Талант истинный и дарованный мне Господом нашим заключается у меня совершенно в другом, — досадливо поморщился я.
— Ах, ну да! Ты же у нас самый великий писатель современности! — усмехнулась Наташа.
— Я не говорил тебе о том, что я великий писатель! Откуда ты об этом знаешь? Жду немедленного ответа!
— Ой, ой!!!
— Кто ты такая?! — снова напрягся я. — Только не неси всякую очередную белиберду по поводу психиатрии.
— Слушай, — быстро отошла от темы Наталья. — Если ты всё-таки писатель, то должен обладать определённым интеллектом и…
— Да, я умён, начитан, просвещён и освящён!
— В каком смысле ты освящён?
— Я освящён луной, солнцем и в церкви.
— Вообще-то, в церкви вроде бы крестят.
— Нет, я был именно освящён!
— Ну, и славно, ну и хорошо, — вкрадчиво улыбнулась Наталья. — Любимый мой, а не прочитаешь ли ты мне что-либо из классики, дабы подкрепить мой дух, почти потерявшийся и страшно заплутавший в изгибах и перепадах сложной дороги бытия, мироздания и сознания, по которым мы с тобой безнадёжно блуждаем?
— На этот раз завернула ты. Я понимаю… Уходишь от главных вопросов и ответов на них. Эх! Ну, какой у бабы может быть дух? Ладно, — мрачно ухмыльнулся я. — Чёрт с тобой. Уходи, не уходи, а возвращаться всегда приходится, как не пыжься.
— О, как тонко и умно подмечено!
— Издевайся, изгаляйся, сколько влезет, а корабль всё-таки всегда возвращается на пристань или в родную гавань, бухту, иначе теряется весь смысл его плавания.
— Как образно, как гениально, ёмко и крайне отточено сказано! — восхитилась Наташа.
— Ты меня сегодня не разозлишь, как не старайся и не пыжься, — снова ухмыльнулся я. — Сегодня я благостен, тих и невесом. И очень сильно просветлён.
— Великолепно!
— Хочу рассказать тебе одну историю.
— Интересно, очень интересно.
— Так вот… Построил я когда-то, давным-давно и в другой жизни большой и светлый дом.
— Ты способен построить дом?! — изумилась Наталья. — Вот это да!
— Вообще-то, за свою жизнь я построил пять домов.
— Ничего себе! И где они?!
— В жопе!
— Как?!
— Вот так… — печально усмехнулся я. — Именно в этом сакральном месте. У придурков, идиотов и неудачников всё так и заканчивается. Я считаю, что в большинстве своём мы, — фантазёры, поэты, писатели, снобы, философы, эстеты и, так называемые всякие там интеллектуалы, обречены на очень плохой конец. В жизни всегда выигрывают простые, предприимчивые, наглые, хитрые, расчетливые, холодные и продуманные парни без лишних фантазий, эмоций и вывихов сознания. Увы, увы…
— Ну, что ты так расстроился, дорогой, — засуетилась женщина. — Ну, всё будет хорошо! Достигнешь ты ещё таких высот, о которых всяким там хитрым парням и не снилось! Не волнуйся так, мой милый. Ну, успокойся! А вдруг ты получишь Нобелевскую Премию по литературе и купишь мне огромный бриллиант?
— Два бриллианта у меня уже имеются.
— Ну, один обитает в кольце, которое ты мне подарил. А другой?
— Первый бриллиант — это ты!
— Ах, ты мой зайчик! — Наталья прильнула ко мне. — Ты, кстати, хотел мне поведать какую-то историю из твоей прежней жизни?
— Да, слушай. Ну, как я уже сказал, был у меня дом. И жила в нём любимая мною и почему-то чрезвычайно меланхоличная кошка. И было невыносимо жаркое лето со знойными днями и чуть менее знойными и чудесными вечерами и ночами. О, эти вечера и ночи! «Как упоительны в России вечера!». И не было в доме никаких кондиционеров. И была открыта форточка на кухне. Ну, или вернее, створка. Фрамуга. Часть окна, или как она там называется…
— Это что? Начало твоего очередного романа?
— Ну, издевайся ты надо мною, не издевайся, а меня сегодня из себя вывести ты не сумеешь.
— Извини. Продолжай.
— И так… Был дом, была открытая форточка и была кошка. Моя, домашняя, очень красивая, даже роскошная, и, повторяю, сильно любимая. Не помню, как её звали. Как же её звали, чёрт возьми, — сильно напрягся я. — А, вспомнил! Ефросинья! Фрося.
— Какое причудливое имя, однако?!
— И повадился ходить на нашу кухню какой-то соседский затрапезный, вечно голодный, страшный, тощий, неудовлетворённый, блохастый и вшивый кот. Представляешь!?
— Ужас!
— И я, и моя кошечка, — чистенькая, ухоженная, упитанная и благообразная девочка, были крайне возмущены таким положением дел и поведением этого засранца. И вот, как-то раз организовали мы на этого прощелыгу и ворюгу самую настоящую охоту, вернее, облаву и засаду.
— Очень интересная история, — усмехнулась женщина. — И что же случилось далее?
— Подловили мы вдвоём этого подлюгу и конченную сволочь в тот момент, когда он пожирал из миски моей Фросечки остатки её корма!
— Боже мой! Ужас какой! Что случилось далее?
— А то! Кошечка моя нежная и ласковая девочка вдруг превратилась в ужасную мегеру, стала рвать кота так, что шерсть его полетела во все стороны и обильно покрыла всю поверхность кухни. Ну, а я поддержал свою цыпочку. Загнал кота в угол и стал его так мочить посредством правой ноги, что несколько переборщил, разбил большой палец и с тех пор он у меня периодически болит и немеет.
— Вот это история!
— Она не закончена.
— И каков был финал? Неужели ты убил неожиданного ночного визитёра?! — ужаснулась Наталья.
— Нет, — усмехнулся я. — Что, я похож на живодёра и садиста? Кот, подгоняемый моей принцессой, по ходу активно жрущей его, и дико стонущий, дополз до форточки, приложив к этому поступку неимоверные усилия, с огромным трудом преодолел подоконник и, якобы, успешно смылся. Но не так всё просто! Слышны были его дикие крики и вопли в ночной тишине некоторое время, а потом они затихли в глубоком отдалении. С тех пор ни один кот в округе, даже самый бесстрашный, крайне возбуждённый и мартовский, не смел приближаться к моему дому более чем на пятьдесят метров!
— Да, эта история меня потрясла!
— Но она не закончена.
— Так, мечтаю выслушать финал.
— С тех пор я почему-то всё время бьюсь обо всё, имеющееся в этом мире, именно большим пальцем правой ноги, и он находится в таком состоянии, что его, видимо, придётся ампутировать. Всё, финал! Финиш! Конец печальной истории!
— Ничего себе! Какая беда! — страшно огорчилась и опечалилась Наталья. — Дорогой, а что, врачи не видят иного, более благоприятного исхода, чем ампутация большого пальца?
— Я к врачам не обращался.
— Как?
— А вот так. И, вообще, что мне какой-то там палец, если существует более серьёзная проблема.
— Какая? — побледнела женщина.
— У меня рак последней стадии или степени, — горестно вздохнул я и бросил в себя рюмку водки.
— Как?! — воскликнула Наталья и упала в обморок.
Я заботливо и мощно похлопал её по щекам, в результате чего дама пришла в себя, некоторое время бессмысленно созерцала потолок, а потом вскочила и стала меня целовать и судорожно обнимать.
— Душа моя! Радость моя! Любовь моя! Как же такое возможно?! Невероятно! Только что обрела любимого мужчину, такого гиганта, изумительного любовника, которого могу вскоре потерять! Почему ты не в клинике?! Что говорят врачи?!
— Дело в том, что я до клиники ещё не дошёл, — грустно улыбнулся я.
— Что?! Как!? Почему!?
— Вот так!
— Ну, может быть не всё уж так и безысходно, и не всё так уж трагично!? Да что же это такое происходит!? — запричитала Наталья и прослезилась.
— Ладно, оставим данную тему. Вернёмся к литературе и философии, — я разлил водку не по рюмкам, а по фужерам, встал и сурово произнёс. — За здравие и за упокой!
Наталья побледнела и снова готова была, очевидно, упасть в обморок, но я её заботливо поддержал, поцеловал почему-то в лоб, а затем одним махом опрокинул фужер в себя. Некоторое время я стоял, благостно смотря в полуденное небо, а потом сел и произнёс сакраментальную фразу:
— Всё проходит…
Наталья снова страшно побледнела и выпила свою водку до дна.
— Ты знаешь, а может все эти беды с твоим пальцем и со всем организмом проистекают из того, что дух невинно избиенного и скорее всего умершего от этого несчастного кота зловеще бродит вокруг тебя и витает над тобой? — спросила она.
— Он был избит вполне справедливо и правильно! Был виновен он полностью! И, вообще, у котов нет души, — возмутился, а потом задумался я. — Или есть? Чёрт его знает…
— Да, уж кто знает, как не чёрт, главный специалист по душам, — рассмеялась Наталья.
— Да, ты права, — в ответ рассмеялся я.
— Выпьем?
— Выпьем. И, так, возвращаясь к теме творчества, — бодро продолжил я. — Как-то Шекспир сказал, что «маленькие люди становятся великими тогда, когда великие люди переводятся».
— Это ты к чему?
— Ну, когда умирают истинные гиганты, то появляется масса всяких живчиков, которые копошатся вокруг, около и внутри них.
— Понятно… — поморщилась Наталья. — Но упустила я смысл, потеряла стезю нашего разговора.
— А смысл заключается в том, что я вроде бы являюсь литератором, писателем, и, якобы, неплохим, ну, как мне кажется. Но всё дело в том, что я пытаюсь писать после Шекспира, Льва Толстого, Достоевского, Кафки, Голсуорси, Стендаля, Пушкина, Свифта, Данте, Петрарки, Сервантеса, Овидия, Уэльса и иже с ними. Глупое и совершенно безнадёжное занятие.
— Не согласна! — возмутилась Наталья.
— Почему?
— О, как ты, однако, смешал в одну огромную кучу всех этих несомненно талантливых и великих людей, — рассмеялась Наташа. — А не задумывался ты о том, что, ну, допустим, Лев наш, Толстой, граф, истинный философ, великий писатель и глубокий мудрец, знал о существовании до него сотен мудрецов и гениев, но рискнул погрузиться в творчество и достиг довольно впечатляющих результатов?
— Да, ты права. Надо рисковать, творить и ничего не опасаться и не бояться, — некоторое время подумав, усмехнулся я.
— Хотя я, честно говоря, Толстого не люблю.
— Почему?
— Тяжёл, затянут, зануден, долог и скучен. Драйва, действия и движения не хватает в его произведениях.
— Интересная точка зрения.
— А что в ней интересного? — усмехнулась Наташа. — Самое обычное и почему-то тщательно скрываемое другими людьми мнение. Я как-то пыталась прочитать «Войну и мир». Заснула на пятнадцатой или двадцатой странице, и более к этой книге не прикасалась.
— Ну, это же при твоём могучем интеллекте самое настоящее достижение! — рассмеялся и восхитился я. — Надо же! Прочитать двадцать страниц!
— Не перебарщивай! Не наглей и не дерзи! — возмутилась Наталья. — Что ты знаешь о моём интеллекте?! И, кстати, о своём?!
— Ну, прости. Действительно я не прав и хохмлю, и хамлю. Но настроение у меня сегодня какое-то странное, туманное и непонятное, — на этот раз я поцеловал Наталью не в лоб, а в её прекрасные уста.
— Так, мне пора идти по делам, — сначала улыбнулась, а потом поморщилась женщина. — Ух, уж эти бесконечные дела! Почему я не миллионерша?! Ненавижу раннее вставание, эти чёртовые пробки, ругань, бесконечное и бессмысленное бегание туда-сюда. Ненавижу постоянное подстраивание и встраивание под кого-то и в кого-то, суету, все эти слащавые улыбки с белоснежными искусственными зубами. Тьфу!
— Ну, зубы-то здесь при чём? — возмутился я. — Красиво, эстетично и гигиенично, однако.
— Всё, я побежала. У меня, кстати, зубы все свои.
— И у меня тоже.
— Вот что нас и объединяет!