Двенадцать неотправленных писем

Письмо девятое. БЫВШЕЙ СУПРУГЕ

Приветствую Вас, Ирина Максимовна!

Попробуйте угадать, от кого письмецо. Умышленно не указал обратный адрес, чтобы Вы раньше времени не занервничали. Надеюсь, письмо это прежде будет прочитано, а уж после исчезнет в мусоропроводе…

Видит бог, я не из тех мужей, которые не дают покоя бывшим женам. Молчал я много лет и буду молчать дальше. Так что не думай, что я ищу сближения или собираюсь постоянно напоминать о себе. Случайно узнал, что ты недавно защитила диссертацию (с чем тебя и поздравляю), вспомнилось былое, и как-то само собой вышло, что я сел за письмо.

По слухам, которые изредка до меня доходят, живешь ты со своим главным инженером вполне счастливо, чему я искренне рад (хотя слово «искренне» здесь выглядит нелепо). Думаю, письмо мое будет для тебя неприятным сюрпризом. Все равно, что воскрес давно забытый, нелюбимый покойник. С моей стороны акт, безусловно, жестокий. Чего ради, спрашивается, ворошить неудачное прошлое, когда удалось построить благополучное настоящее? Вразумительно ответить на этот вопрос не могу, но думаю, что изредка (хотя бы в снах) ты тоже возвращаешься к прошлому. Ибо все, «что случается с человеком, остается в нем до конца его дней» (Кажется, Гюго, но точно не помню).

К тому же, согласись, было бы несправедливо считать семь лет нашей совместной жизни сплошным несчастьем. По крайней мере, первые два года лично для меня остались светлой порой в биографии. Не исключено, что в смертный час я вспомню именно этот период.

Пытаясь понять, как и почему возникла трещина, превратившаяся затем в пропасть, прихожу к выводу, что разрыв наш был неизбежен. Рано или поздно мы должны были расстаться, чтобы не влачить жалкое существование формальных супругов. И дело тут не в отсутствии «глубоких чувств», на которое проще всего сослаться. Ты требовала от меня того, чего я не мог тебе дать. Так называемое пламя любви — всего лишь гипербола человечества, тоскующего по вечному, идеальному. Ты не хотела с этим мириться, не хотела признать, что жизнь состоит из будней и редких праздников. Думаешь, случайно Шекспир умертвил в финале Ромео и Джульетту? Стоит нам представить их в браке, и сразу же возникает вопрос: «А что же дальше?» А дальше мельница повседневности начала бы перемалывать их восторги и «сердечный жар»…

Знаю, ты сочтешь мои рассуждения циничными. Гы ведь уверена, что я живу рассудком, постоянно приструнивая душевные порывы. Возможно, так и есть. Да, я человек сдержанный, контролирующий свои поступки. И к ореолу, который искусственно создан вокруг слова «любовь», отношусь весьма скептически. Есть влечение — только этот биологический фактор для меня бесспорен. Что ж поделать, коль я так устроен. Но обвинять меня в бесчувственности было бы несправедливо.

Не в обиду тебе будет сказано: при всей моей внешней сдержанности, чувства мои были, если гак можно выразиться, потоньше твоих. Ты натура непосредственная, тебе весело — ты смеешься, грустно — плачешь. Этому можно лишь завидовать. Я же был неизменно ровен, что бы ни происходило вокруг. Мое правило — не показывать окружающим, что творится в моей душе. А творилось в ней много такого, о чем ты даже не догадывалась…

Я старался оградить тебя от своих забот и тревог, изображал из себя довольного мужа. И ты поверила, что я всем доволен. Мое спокойствие начало тебя раздражать, а сдерживать раздражение ты не умела. Тебе казалось, что я ничего не делаю, чтобы расти по службе, что я ленив и пассивен. Будучи честолюбивой, ты хотела видеть меня среди «победителей», а я в этом смысле действительно не проявлял активности. Ибо мой принцип: ни у кого и ничего не просить. Пусть начальство само оценит меня по достоинству, А если не оценит — тем хуже для него! Понять этого ты не хотела…

Надо ли говорить, как тяжело мне было слышать твои упреки? И все же я не позволял себе сорваться, отвечал тебе с мягкой иронией. Я надеялся, что ты, наконец, оценишь мою выдержку и внутреннее благородство. Увы, выше истерик и скандалов ты не поднималась. Потом мы, разумеется, мирились, по традиции я первый протягивал руку. Ты засыпала с легкостью ребенка, а я часами лежал в темноте, глядя в потолок, и не мог избавиться от горечи.

Сейчас уже можно признаться, что в браке я прежде всего искал тихую бухту, куда можно скрыться от бурь и штормов. И женился я не бездумно, не в ослеплении, а с убеждением, что ты — именно тог оптимальный вариант, который мне нужен. В целом, Ирина, я вычислил тебя верно. Но одного важного момента я не учел, а именно: твоей фантастической веры в вечный праздник семейной жизни. Вместо того, чтобы вовремя объяснить тебе пагубность завышенных ожиданий, я старался поддерживать этот миф. Тут, пожалуй, я допустил крупную ошибку.

Со временем ты начала обнаруживать крах своих иллюзий и, не желая смириться с реальностью, требовала от меня все новых и новых доказательств «нёугасающих чувств», Я ждал, что, взрослея, ты постепенно расстанешься с романтизмом юности. В конце концов так и случилось, но разочарование, испытанное при этом, изменило тебя в худшую сторону. Ты решила, что тебе просто не повезло и что во всем виноват только я…

Почувствовав, что нашу семейную лодку несет к скалам, я пробовал сохранить ее. Я старался вернуть отношения в нормальное русло, но все мои попытки еще более раздражали тебя. Ты упрямо вела дело к разрыву. Впрочем, обвиняя тебя в распаде семьи, я не снимаю ответственности и с себя. Как человек более старший и здравомыслящий, я должен был еще до нашей свадьбы насторожиться, разглядеть твою повышенную впечатлительность и склонность к истерии.

Теперь-то ясно, что тебе нужен был другой муж, более властный, более бесцеремонный. Не обижайся, но натуры твоего типа нуждаются в сильном и решительном «хозяине». Я же в силу своего характера и воспитания не могу обращаться с женщиной, как средневековый деспот. Я считал и считаю, что взаимное уважение супругов — вот основа нормальной семьи. По-видимому, это не всегда верно… Подозреваю, что твой новый супруг — человек властный, привыкший командовать (все же главный инженер крупного завода), следовательно, тебе с ним живется неплохо…

Что же касается меня, заводить семью второй раз не рискую. Отчасти потому, что не вижу вокруг достойных внимания кандидатур. Но главная причина в другом. Брак требует выполнения многочисленных обязанностей, приходится постоянно помнить об «интересах семьи», и человек перестает принадлежать самому себе. Большинство людей, по-моему, женятся из-за боязни одиночества. Я же его не только не страшусь, наоборот — я им дорожу. Мне необходимо ощущение, что есть часть жизни, в которой я никому не подотчетен. Признаюсь, Ирина, пришел я к этой потребности не сразу. Долгое время после развода состояние было препакостное. Но, к счастью, подтвердилась мудрая мысль о том, что, проигрывая, мы нередко выигрываем…

Сейчас я смотрю на своих семейных коллег с некоторой жалостью. Разумеется, иногда бывают моменты минутной слабости, когда хочется иметь рядом близкую душу. Но как подумаю, какую цену надо платить за ее присутствие, тотчас успокаиваюсь. Одним словом, считаю, что развод принес пользу нам обоим.

Единственное, чего не могу тебе простить — это сына. Ты специально переехала в другой город, чтобы я не виделся с Валерием. Боялась, что он попадет под мое влияние? Если не ошибаюсь, в этом году он заканчивает десятый класс. Знает ли он обо мне? Подозреваю, что с твоей помощью «папа погиб в автокатастрофе» или что-нибудь в этом роде…

Не обманывай сына, Ирина. Все равно когда-нибудь мне удастся встретиться с Валерием. Уверен, он меня поймет! Отца с сыном связывают прочные нити, гораздо прочнее, чем тебе кажется. На этом разреши откланяться. Хоть ты и причинила мне много боли, зла на тебя не держу.

Желаю процветания и счастья со своим главным инженером.

Твой бывший супруг,

всего лишь старший инженер

А. Снегирев

P. S. Может, все-таки отправить? Нет, ни в коем случае!