Дверной проем для бабочки

Глава четырнадцатая

Билли как будто завис между небом и землей, почти не ощущая привычного надёжного притяжения. И вдруг как-то не ко времени понял, что представление о том, где верх и где низ, действительно самое важное для его самоощущения в этом мире. Вот как всё, оказывается, просто! Где-то он читал, что за прямохождение, а следовательно, и за определение понятия «верх-низ» у человека отвечает сложный вестибулярный аппарат. И даже не сам аппарат, а маленький серый сгусток у основания мозга — мозжечок. У животных, кажется, этого мозжечка нет. Прямоходящие ходят себе, соответственно, прямо, нацеливаясь головой в «верх» и попирая ногами «низ». Внизу остается дьявол с его преисподней, а сверху, понятно, Бог. Отсюда вытекает еще одно условное понятие — «лево-право». Левое плечо тянет вниз, правое — наверх, категорически перекраивая изначальное человеческое стремление к прямоте и равновесию. О чём там говорит мистер Монтелли? О том, что гениталии не могут и не должны быть приравнены к голове, вот как! Они у нас, оказывается, находятся в разных областях бытия, как будто в разных атмосферных потоках. А у животных — подумать только! — голова находится практически на одной линии с задницей. Хорошо быть кискою, хорошо собакою… Прямоходящего человека холодит сверху, припекает снизу, а зона умеренного климата приходится на район пупка. A-а, вот теперь всё ясно: именно перепад температур, разница потенциалов и вызывает грозы, бури и прочий идиотизм человеческой жизни. Говорит ли это нам о чём-то? Безусловно, о многом. Перед человеком встает выбор — либо вернуться в покойное животное состояние и встать на четвереньки, либо добровольно лишить себя одной из полярных точек. Ну не головы, понятно…

Венчание, или как там это у них называется, между тем продолжалось довольно занятным образом. Появление полуголого мексиканца прервало церемонию всего лишь на несколько мгновений. Дон Монтелли только кивнул головой, и двое из сопровождающих тут же, не давая мексиканцу подняться, прижали его животом к холодному полу. Один сел ошеломленному мексу на голову, второй на ноги. Билли заметил только, что тот не дергался, лежал тихо и только сопел. Но появление тётушки Эллен потрясло всех. По крайней мере, именно так показалось оторопевшему Билли. Пыльная и какая-то помятая тётушка выбралась из ниши, оглядела собравшихся, громко ойкнула и скорбно замерла, глядя на Билли и раскрывшую от изумления рот Изабеллу.

— Мадам, — произнес мистер Монтелли довольно сухо, — в любое другое время ваше присутствие здесь чрезвычайно бы нам польстило. Но, увы, в настоящий момент вы совершенно неподобающим образом нарушаете традиции нашего клана. К сожалению, эти традиции предполагают участие в церемонии только одной женщины — невесты.

— Билли, — жалобно произнесла тётушка Эллен и оглянулась на нишу, где ещё не до конца осела поднятая ею пыль, — мальчик мой, пойдем отсюда!

— Мадам, — теперь голос дона Монтелли прозвучал гораздо мягче и приветливей, — мне очень жаль, но мистер МоцЦарт — мой гость и потому в настоящий момент покинуть это торжество никак не может… Впрочем, я готов пойти на некоторое нарушение традиций и позволить вам поприсутствовать на церемонии. Мы — джентльмены, и с нашей стороны было бы просто невежливо выпроваживать за дверь столь близкую родственницу почётного гостя. Ну что ж, продолжим.

Дон Монтелли снова кивнул, и, как будто повинуясь этому движению, замершие было гости с облегчением зашевелились. И вот тогда дон Монтелли вышел вперёд, отодвинул онемевшего священника, встал рядом с Изабеллой и заговорил о прямохождении. Нимало не смущаясь, он, говоря о верхе и низе, указывал пальцем на соответствующие места на теле невесты. А Билли неожиданно почувствовал острую жалость к тётушке. Такие приключения были ей явно не по плечу. Она стояла как провинившаяся школьница и что-то шептала серыми от пыли губами. Билли хотелось подойти к ней, обнять, но почему-то не двинулся с места: вероятно, к жалости примешивалась изрядная доля неловкости. Вдобавок от неё пахло какой-то дрянью… Билли все время чувствовал на себе её испуганный взгляд.

— Я рассказываю это вам, мой дорогой Билли, не только потому, что к этому меня обязывает традиция, но также и для того, чтобы прояснить для вас вашу собственную роль.

Мистер Монтелли оставил невесту, подошел к Билли и опустил руку ему на плечо. Лёгкий вскрик тётушки Эллен заставил мистера Монтелли поморщиться. Но ещё через секунду, справившись с собой, он перекроил недовольную гримасу в любезнейшую из улыбок. Потом подтолкнул Билли к Изабелле и кивнул священнику. Тот с опаской покосился на недоумевающую тётушку и что-то быстро-быстро забормотал. Его испуг и растерянность явно бросались в глаза.

— Но где же жених? — рассеянно спросил Билли.

— Вот именно, дорогой мой, — мистер Монтелли плотоядно хихикнул. — В этом-то всё и дело. Вы и только вы замещаете жениха. Это большая честь! Собственно, и посещение церкви, и присутствие священника — это всё так, просто дань моде. Вы же видите, мы даже к алтарю не подошли. Говоря по-простому, между своими, главное — это то, что вам предстоит провести с невестой брачную ночь. Вернее не совсем ночь, а… Ну да сами увидите. Потому что мой сын — вполне в традициях нашего клана — сам этого сделать не может. Не удивляйтесь, Билли, не надо. Чужие истины всегда кажутся невероятно странными. Впрочем, я вижу, что вы не особенно и удивлены. Ну да, это, конечно же, Клавдий… Он у нас большой шутник: почему-то он полагает, что вас следует держать в постоянном напряжении и рассказывать всякие ужасы. Или вместо официального приглашения, например, разыграть похищение. Это совершенно в его стиле! Я же видел, как он садился в вашу машину. Догадываюсь даже, что он вам наплел с три короба про смертельную опасность, которой он якобы подвергается. И наверняка всучил вам пистолет. Что ж, каждый развлекается как может… Вынужден извиниться перед вами за сына. А сейчас нам необходимо завершить церемонию венчания.

Мистер Монтелли ткнул священника пальцем в грудь так, что тот закашлялся и отступил на шаг. Тётушка Эллен снова вскрикнула, но на этот раз как-то очень тихо и безнадёжно. Шестеро безликих мужчин, появившихся откуда-то сбоку, поднесли к окну с витражом огромный прямоугольный ящик, аккуратно придерживая его за блестящие скобы. Ящик был похож на гроб, только значительно выше и шире. На крышке можно было разглядеть рельефное изображение какого-то насекомого. Тётушка Эллен подошла к ящику, потрогала его рукой, а потом шагнула к мистеру Монтелли.

— Послушайте, может быть, можно сделать по-другому? — голос тётушки казался отчаянным и просительным одновременно. — Я привела вам вот этого парня. Он согласен помочь. То есть, я хочу сказать, он вполне заменит вам Билли. Пегги мне всё объяснила. Я всё знаю. Вам ни в коем случае нельзя трогать Билли, поверьте мне! Вы даже не представляете себе, что может случиться, если… Вы не поняли: если вы сейчас это сделаете, он больше никогда ничего не сможет… Он просто перестанет быть… ну тем, кто он есть. Хотите, я могу заплатить? Мы готовы на выкуп. И потом, вот этот… он не хуже Билли со всем справится, честное слово!

Лицо мистера Монтелли не выразило ни удивления, ни возмущения. Он как будто раздумывал над тётушкиным предложением. А Билли, у которого при виде этого большого чёрного ящика почему-то пересохло в горле, инстинктивно притронулся к тяжелому жёсткому пистолету за поясом. Но его тут же ухватили за руки и вывернули их так, что закололо в напряженно выгнутом позвоночнике. Ящик, похожий на гроб, заполнив собой весь мрачный придел, казался теперь огромным, а игра ярких витражных бликов на черной деревянной поверхности — такой легкомысленной, такой ненужной… Билли вспомнил рассуждения мистера Монтелли и вдруг почувствовал, что словно бы висит на бесконечно огромном обнаженном теле, цепляясь руками за углубление пупка. Кожа этого, казалось бы, бесполого тела волнуется и дрожит как при землетрясении, а внутри, в животе, что-то грозно бурчит и ухает. Холодные далёкие глаза наблюдают за ним сверху по-живодёрски спокойно и бесстрастно. А внизу… Туда лучше было не смотреть. Наваждение было столь сильным, что голоса окружающих зазвучали сдвоенно и высоко, как у близнецов-лилипутов, искажая смысл обращённых к Билли слов. К Билли, одновременно стоящему в церкви и висящему над бездной. Эти бездушные лилипутские голоса толкали его вниз, а спасительный пупок лоснился и мелел, мелел на глазах, уходя из-под пальцев… Нет, дон Монтелли не соглашался поменять Билли на кого-то другого. Он требовал, чтобы Билли отпустил руки и… то ли упал вниз, в пропасть, то ли залез в ящик. Только на одну ночь, Билли, всего на одну ночь!..

Показалось ли это Билли или же действительно полуголого мексиканца поставили на четвереньки и, накинув ему на шею, как поводок, брючный ремень, поволокли в сторону? А мексиканец не то рычал от злости, не то хрипел от удушья. Тётушка Эллен расплылась облачком и проплыла вслед за несчастным мексом.

— Вот так, — продолжали лилипуты, — а теперь твоя очередь, Изабелла. Вперёд, девочка, сделай это! Твоя награда у тебя в руках!

Билли держался только на упрямстве, а сил уже не было совсем. Это оно, упрямство, заставляло его впиваться в кожу огромного существа изо всех сил. Билли чувствовал, что делает этому колышущемуся телу больно, может быть, даже очень больно, хотя глаза наверху по-прежнему были бесстрастны. Он смутно видел, как приподняли тяжёлую крышку, как Изабелла торопливо с готовностью перебросила ногу через высокую стенку ящика-гроба и скрылась внутри. Теперь Билли видел где-то внизу её глаза — такие же далёкие, как и те, наверху. Только не бесстрастные, а, наоборот, горячие, зовущие и глубокие. Странно — наверху глаза, внизу глаза… Смысла держаться больше не было никакого. Билли облегченно разжал занемевшие пальцы и плавно заскользил по гладкой бархатной коже вниз…

Карлос сразу понял, что попался, что ловушка, которой он так опасался, действительно существует, что они с Маленькой женщиной попали в настоящую беду. А потом, когда увидел здоровенный чёрный гроб, куда сначала запрыгнула красивая девушка в белом платье, а за нею и Очкарик, то подумал, что вот и Очкарик попался, а он, Карлос, ничем не может ему помочь. Ну да, обреченно сказал себе Карлос, не зря мы с ним тут рядышком на крестах висели… Знак это был, вот что! И Карлос приготовился к самому худшему. Тем более что успел разглядеть на крышке этого гроба вместо положенного креста какую-то дрянь — то ли паука, то ли скорпиона. А Маленькая женщина всё старалась что-то объяснить столпившимся вокруг гроба мрачным мужикам. Она даже попыталась приподнять крышку, но ей, конечно же, этого сделать не позволили. Тогда она опустилась на колени перед невысоким сухощавым стариком с гордым лицом. Но тот вскинул руку, как будто заслоняясь от её голоса, и что-то коротко сказал, словно выругался. Тогда Маленькая женщина затравленно огляделась по сторонам, всхлипнула и подскочила к Карлосу. Он вздрогнул. Даже там, в подземелье, она не казалась такой затравленной и несчастной. Она посмотрела на него внимательно, скрипнула зубами и вдруг стала поднимать Карлоса с колен и срывать с его бедер грязную вонючую тряпку.

— Ну же, — кричала она в лицо Карлосу, — ну давай, покажи им! Ты же можешь! Ну, ну, попробуй, вот я тебе… видишь как…

Вокруг стояли хмурые и выжидающие мужчины в чёрном: полумрак делал их лица еще мрачней, а в глазах полыхала скопившаяся ярость. Их взгляды были как беззастенчивые руки, которые словно ощупывали Карлоса и Маленькую женщину. Но сейчас ему было всё равно, он был где-то далеко…

Он чувствовал, что Маленькая женщина делает это не для него — не так, как тогда, когда прижималась к нему в туннеле. Она делала это для той страшной и безжалостной силы, которая их окружала. И это должно было оттолкнуть Карлоса — ведь они оба были теперь лишь жалкими игрушками в этих жёстких и опасных руках-взглядах. Как старая деревянная Богоматерь в судорожных материнских ладонях…

Маленькая женщина вдруг обернулась к старику — единственному, кто безмятежно улыбался, — и указала рукой на Карлоса.

— Вот видите, он тоже это может. И даже лучше, чем Билли, поверьте! Ну, где он должен это сделать? Он готов! Ну, видите?

Карлос вяло кивнул, непонятно с чем соглашаясь, но догадываясь, что сейчас Маленькая женщина подло его предаёт. Он вспомнил её родство с Большой и светлой женщиной и подумал, что это несправедливо, что он попал сюда из-за неё — той, которую сам он ни за что бы не предал… Маленькая женщина дрожала всем телом и смотрела на старика. «Ну что за суки, — вдруг подумал Карлос, — они-то между собой разберутся, а мне вечно достается самое худшее!» К счастью или несчастью, но старик презрительно скривил рот и отрицательно помотал головой. Тогда Маленькая женщина, оставив Карлоса, кинулась к гробу. Карлос думал, что её сейчас снова остановят, грубо заломают руки, но никто не сдвинулся с места, и только старик громко рассмеялся. И в ту же минуту дрогнул огромный собор — дрогнул так, что задребезжали разноцветные стекла в окнах, а пол под ногами дёрнулся и поплыл. Послышался странный звук, словно кто-то разворачивал гигантскую целлофановую обертку — разворачивал, разрывая её на части нетерпеливой рукой…

Удавка на шее у Карлоса ослабла: держащему ремень было явно не до него. Карлос вдохнул поглубже и вдруг увидел, что все вокруг рухнули на колени. На ногах остались только старик, сам Карлос да ещё Маленькая женщина, так и застывшая перед закрытым гробом.

— Поздно, милая, — сказал старик, как будто улыбаясь, но Карлос видел, что на самом деле ему тоже страшно. — Вы ничего не поняли. Только лишившись этих отвратительных гениталий, он обретет то, над чем вы так долго бились… Теперь он может всё! Абсолютно всё! Понимаете? Ведь только этого шага и недоставало! Вы ещё благодарить меня будете, право. Да что же это я? Нет больше никакого Билли… То есть он, конечно, есть, но… Этот ящик — ему больше трёхсот лет — называется у нас «Клетка богомола». Видите, вот тут, на крышке, изображение этого насекомого. Знаете почему? Мудрая самка богомола поедает своего похотливого партнера сразу же после совокупления. Но мы — люди. Мы поступаем иначе. Там внутри есть такое устройство… хитрое устройство! Невеста в нужный момент нажимает кнопку, ну и… Вот так легко и безболезненно устраняется последняя преграда, столь долго мешавшая нашему дорогому Билли стать тем, кем он стать должен!

На Маленькую женщину было больно смотреть. А Карлос, сообразив, что они там, в ящике, сотворили с Очкариком, задохнулся от ужаса. Острое холодное отчаяние стиснуло голову: ведь если они, суки позорные, даже Очкарика не пожалели, так его, Карлоса, и вовсе в пыль сотрут! Лучше бы убили, сволочи! Карлос попытался вздохнуть, но петля на шее снова натянулась, и вместо вздоха у него получился всхлип. Карлос стал сползать на колени, стараясь съёжиться, показаться ещё меньше и незаметнее, чем он был на самом деле. И соседская поблядушка, и материнская статуэтка, и прохладная лёгкая женщина в Техасе, и тяжёлая Большая женщина в Центральном парке, и этот Голос из Пустоты — всё перепуталось, завязалось в один большой узел. Если сейчас хоть кто-нибудь вспомнит о нём, то всё закончится очень быстро и очень болезненно. Эх, жаль, что он не остался дома и, войдя в возраст, не женился… да хотя бы на той же поблядушке! Плодил бы детей, пил бы текилу, ходил бы к грязным потным блядям в соседнем городке. Пусть бы лучше его обоссали там, пьяного, сведённого сладкой последней судорогой… Карлос заплакал. Какой он, к чёрту, мачо! Через пару минут не станет больше мачо Карлоса! И даже дурачок Хозе будет по сравнению с ним мужчиной. Просто потому, что сам Карлос им быть перестанет! И пришедшая в Пустоте мудрость окажется уже недоступна ему. Да и зачем она нужна жалкому выродку с отрезанными яйцами?! О Иисус!..

В это время пол под ногами дрогнул ещё сильнее, стёкла в высоком окне треснули и полетели вниз, осыпая гроб и стоящих вокруг него людей прохладными секущими брызгами. Улёгшаяся было пыль из ниши снова взметнулась вверх и превратилась в большое серое облако, накрывшее охваченную ужасом толпу. Мужчины вскочили на ноги и беспорядочно заметались. Только старик не сдвинулся с места.

— Идиоты! — закричал он и закашлялся. — Суеверные идиоты! Вам-то чего бояться?!

Карлосу так хотелось, чтобы все эти люди, забыв о нём, убежали из церкви, что он даже не испугался. И Маленькая женщина тоже не испугалась. Она стояла перед гробом, раскинув руки и чуть наклонясь, и не замечала ни растерянной толпы, ни падающих осколков. Только когда крышка гроба неожиданно откинулась, Маленькая женщина отскочила в сторону. В этот момент — именно так, Карлос не мог ошибиться! — из перечеркнутого острыми зигзагами окна в душноватый придел вместе с привычными городскими звуками проник прохладный воздух. А из гроба поднялся Очкарик. Карлос увидел его лицо и плечи (все остальное скрывали высокие стенки) и сразу вспомнил глупый трюк, который когда-то показывали в бродячем цирке: в ящик засовывают одного клоуна, а вытаскивают совсем другого. Потому что Очкарик был совершенно не похож на самого себя. Очки куда-то запропастились, губы дрожали, а глаза смотрели твёрдо и мёртво. Карлос заметил, как вздрогнул старик, как попятилась Маленькая женщина. А вот его, Карлоса, страх совсем пропал. До такой степени, что он неспеша поднялся на ноги, сбросил с шеи унизительный ремень-удавку и подошел к гробу.

— А, — сказал ему, прищурившись, новый, незнакомый Очкарик, — это ты… Хорошо. Помоги мне выбраться отсюда. А то ноги совсем свело…

Билли огляделся по сторонам, привыкая к неожиданно яркому свету. Тело стало лёгким, только чуть кружилась голова. Билли потер рукой глаза и вдруг заметил на пальцах кровь. Он вытер их о фартук и понял, что кровь не его. Билли сморгнул, покачал головой, вспомнил о валяющихся на дне ящика очках и тут только заметил белую вытянутую физиономию мистера Монтелли.

— Дорогой мой Билли, — с некоторым усилием произнес старик, наблюдая, как маленький мексиканец помогает Билли выбраться из ящика, — поздравляю, вы теперь…

Но его перебила Изабелла. Билли странным образом успел забыть про неё, и сейчас с удивлением смотрел в её беззаботные сияющие глазки. Она казалась такой живой, гибкой, лёгкой и словно светящейся изнутри каким-то тёплым невидимым светом. Ну вот… теперь он наконец может свободно смотреть в глаза женщине!

— Не сработала ваша машинка, дон Монтелли! — звонко сказала Изабелла. — Вот и славно, что не сработала! Заржавела, наверное. А вы, дон Монтелли… ничего-то вы не поняли! На самом деле всё наоборот: Билли нужна была настоящая баба. Такая, как я. Вот и всё!

Тут Билли отвлекся от изучения глаз Изабеллы и взглянул на мистера Монтелли. Но предполагаемого взрыва не последовало. Повисла пауза. Потом Мистер Монтелли бросил косой взгляд на Изабеллу, скривил губы и, обращаясь к Билли, сказал:

— А вот это мы сейчас и проверим. Ну-ка, чего бы вам хотелось, дорогой мой? Подумайте внимательно и ответьте.

Странный вопрос! Сейчас Билли совсем ничего не хотелось. Он посмотрел на тётушку Эллен, казавшуюся жалкой и смешной одновременно. Бедная, она ведь так переживала из-за него…

— Тётя, — сказал Билли, — а пойдёмте-ка отсюда. Всё закончилось, не волнуйтесь. Правда, всё закончилось. Только вот «железка» мне теперь ни к чему… Мы и Изабеллу с собой возьмем. Пойдёмте, а то надоело мне тут…

— Да что же это я? — пробормотала тётушка Эллен. — Это всё была шутка, что ли? Вы меня разыграли, да?

Она взглянула на мексиканца, рассеянно потерла пальцем висок и покачала головой. Изабелла выскочила из ящика и подхватила Билли под руку, отодвинув стоявшего столбом мексиканца. На её просветлённом лице читались нежность и весёлая решимость. Билли уже шагнул было вперед, но натолкнулся на мистера Монтелли. Лицо старика съёжилось, обмякло и могло бы показаться совсем бесформенным, если бы не жёсткие полоски побелевших сжатых губ.

— Да погодите же вы! — прошипел мистер Монтелли. — Билли, не валяйте дурака! Ну зачем вам эта глупая девчонка? Даже если она сейчас права… Вы только попробуйте пожелать хоть что-нибудь, и, если это сбудется… Тогда любая женщина в мире будет у ваших ног! Зачем вам Изабелла?! Ну же!.. Попробуйте! Ну хоть что-нибудь, хотя бы самое простое пожелание!

Билли медленно покачал головой. Тогда старик напружинился, оглядел опустевший придел и быстрым движением выхватил из-за пояса маленький чёрный пистолет. Тётушка Эллен покачнулась и выбросила в стороны руки, как тонкие белые флаги. Изабелла не двинулась с места, только с интересом перевела взгляд с Билли на мистера Монтелли. А мексиканец улыбнулся, почесал голую грудь и шагнул вперёд, загораживая Билли.

— Ладно, — примирительно сказал Билли, почему-то совсем не испугавшись, — давайте, я вам пожелаю. Или, знаете, не вам, а вот этому человеку. Он пришел сюда, чтобы помочь мне. И он, кажется, влюблен в мою кузину Матильду. Если и он ей нравится, то пусть всё будет так, как хочет она! Я желаю этого!

Билли говорил уверенно и властно — так, как никогда раньше, но совсем этому не удивился. Да, в ящике с ним определённо что-то произошло — что-то непонятное и необъяснимое. Что-то, чего не следовало бояться. Если этот старый дурак, мистер Монтелли, считает, что теперь Билли обрел какое-то подобие могущества, то что ж…

— Нет, — проскрипел мистер Монтелли, — так не годится. Пожелайте что-то такое, исполнение чего можно увидеть прямо здесь и сейчас. Пожелайте… Ну прикажите, например, чтобы разбитые стёкла вернулись на свое место, в окна.

Несмотря на охватившее его безразличие, Билли слегка растерялся. Неужели этот старый человек, бандит, не верящий по-настоящему ни в Бога, ни в чёрта, всерьёз думает, что Билли способен творить настоящие чудеса? Но если у него ничего не получится, то… этот мафиози их всех перестреляет!

— Пожелай ему убираться в задницу, ко всем чертям! — Изабелла, похоже, развеселилась. — Он что, болван, не понимает, что его жалкий пистолет против твоей силы ничего не значит? Он не может приказывать тебе, что делать, пойми же это! В задницу его, жалкого кастрированного шута, в задницу! Вот прямо сейчас! Прикажи, Билли! Ну прикажи! Я хочу на это взглянуть! Умираю как хочу!

Голос Изабеллы дрожал, крепко сжатые кулаки прижимались к груди. Она смотрела на Билли с надеждой, с яростной требовательной верой, и от её голоса — Билли видел это — менялись выражения лиц окружавших его людей. Тётушка Эллен, в точности повторив жест Изабеллы, прижала руки к груди и смотрела так, как будто собиралась то ли чихнуть, то ли счастливо расплакаться. Мексиканец обернулся к нему и кивал головой, как будто подталкивал.

— А что, неплохая идея, дорогой Билли! — мистер Монтелли шагнул в сторону и повыше поднял руку с пистолетом. — Что ж, попробуйте избавиться от меня. Только должен предупредить: если это у вас почему-либо не получится, то… Ваше рабство, вероятно, будет не очень тяжёлым. Но зато долгим. У меня нет никаких проблем с желаниями: я всегда точно знаю, чего хочу. А вы не джин, и исполнением трёх желаний вам не отделаться. Правда, обещаю, что не буду держать вас в старой лампе. Я устрою вас более комфортабельно. Вот только с Изабеллой придется, увы, расстаться. Не люблю дур и предательниц… Ну а тётушку вашу, вместе с мексом, придется отдать моим ребятам. Ну так что, мой милый? Рискнёте?

— Билли, — подала голос тётушка Эллен, — если ты и вправду можешь… Сделай так, чтобы ничего этого не было! Только верни себе тот самый фамильный гений и всё. Если ты только можешь… Ну и ещё: не забудь про Матильду. Она ведь дурочка… Ну да ты знаешь… Пусть всё переменится, Билли! Убери от себя этих страшных людей. А больше ничего не нужно! Ну может, какие-то мелочи. Но это потом, потом…

Говоря это, она как-то незаметно оказалась рядом с ним, и теперь на обеих руках его висели две требовательные женщины, каждая из которых тянула его к себе…

«А что, — подумал Билли, глядя в бездонную черноту направленного на него дула, — если все мы одновременно сошли с ума, и мои желания действительно могут исполняться?» Нет, конечно же, никакого Дара он не получил… А что, если он просто не почувствовал, как это произошло?

— О, — закричал вдруг мексиканец, и мышцы на руке, которой он прикрывал низ живота, вздулись — только верните мне мои яйца, сэр! Вы ведь пожелали мне быть с вашей кузиной… Но мои яйца, сэр! Зачем они вам?! О-о Иисус!

И мексиканец нечленораздельно завопил. Скорчившись, он упал и стал кататься по холодному полу, держа себя обеими руками между ног. Мистер Монтелли опустил руку с пистолетом и не сводил с него глаз. Смотреть на мексиканца было страшно. Словно кто-то невидимый безжалостными щипцами разрывал полуголое тело. Мексиканец взвыл в последний раз и затих, лёжа на боку, почти уткнувшись побелевшим лицом в грязные колени.

— Но ты же знаешь, Билли, — вдруг влажно зашептала тётушка Эллен, — как Матильда относится… ну, к мужчинам. Они ей как… как детишки нужны. А ты не подумал об этом и пожелал, чтобы все получилось так, как хочет Матильда… Понимаешь теперь?

Мексиканец снова зашевелился, медленно встал сначала на четвереньки, а потом и на ноги. Глаза его, подернутые матовой пленкой, смотрели сейчас на Билли с тоской и мукой умирающей птицы и, казалось, печально вопрошали, зачем это с ним сотворили такое… А необычно вытянутая пустая мошонка покачивалась жалким ремешком неровной коричневатой кожи. Горло Билли сдавило от стыда, от боли, от вопроса, который он никак не мог проглотить…

— Ну что ты? — нетерпеливо зашептала в другое ухо Изабелла. — Черт с ним, с этим мексом… В конце-то концов, если жалко, так возьми да и верни ему его яйца. Делов-то! Ты же можешь, сам убедился! Но потом, потом… Ты посмотри на старика. Он же… Скорее, Билли, скорее!

Мистер Монтелли снова поднял пистолет, и Билли почувствовал, что сейчас он выстрелит. Тётушка Эллен, как безумная, продолжала шептать что-то о доме, о Матильде, о самом Моцарте и его незаконченном «Реквиеме». Мистер Монтелли держал оружие в вытянутой руке и криво усмехался, не отрывая от Билли желтоватых старческих глаз. А между этими двумя неожиданно выразительными и живыми глазами качался еще один — глубокий и мёртвый глаз пистолета… Билли отчетливо понимал, что говорят ему эти три глаза. Либо мы приручим тебя, сявку, либо убьем прямо сейчас. И ничего ты нам сделать не сможешь!.. Потому что умения творить чудеса еще недостаточно, настоящая власть — это другое…

— О-о, Вилли! — разнесся под сводами собора новый голос. — Я был искать вас везде, ебёна мать! О-о! Что это с вас здесь имеют делать?!

Сначала герр Вольф лишь слегка приподнял брови, неуловимо напомнив Билли тётушку Эллен, но еще через секунду в нем как будто что-то перещёлкнуло, и добродушно-нахальная физиономия стала другой, гораздо более молодой, жёсткой и уверенной. Герр Вольф как-то весь собрался, подтянулся — показалось даже, что поправил козырёк несуществующей форменной фуражки, — и по-балетному плавно скользнул мистеру Монтелли под руку. Что-то чавкнуло, хрустнуло, и все три страшных глаза мгновенно исчезли. А на их месте уже расплывалось в довольной улыбке лицо дальнего немецкого родственничка, который, смачно шевеля губами, привычно произнес длинное матерное ругательство.