Двое из будущего. 1903 -…

Глава 16

Через четыре дня после этого разговора, я вместе со своим помощником, вместе с Мурзиным, встречал поезд из Владивостока. Тот, придя поздно вечером, притащил в крепость несколько арендованных вагонов. А вместе с поездом прибыл и Данил, в сопровождении переводчика. Привез с собою все то, что докупил в Америке.

Паровоз стоял на приколе, лениво пыхтел парами, а расцепщики, деловито орудовали, отцепляя наши грузовые вагоны.

Данил, усталый, но довольный, наблюдал за процессом, сверял пломбы на задвижных дверях.

— Как добрались до Владика, Андрей Прохорыч? — поинтересовался я у переводчика.

— В целом нормально, — ответил он, хмурясь. — Едва успели в город зайти.

— А чего так?

— Следующим днем там морозы сильные ударили, и море стало замерзать. Мы разгрузились за сутки и немец, даже толком не загрузившись, убежал. Боялся до весны там застрять.

— Понятно. А в море как было? Тоже шторма?

— Да нет, относительно спокойно было. Дошли до Владивостока ходко. Не знаю даже, что было бы, если бы мы не успели. Куда было деваться?

— В Чифу бы разгрузились, какие варианты еще есть? Японцы судно под немецким флагом пропустили бы без проблем. Правда потом у нас тут проблема бы возникла, как потом свой же груз оттуда выцарапывать… Хорошо, что успели, мне меньше забот.

Подошел Данил:

— Все хорошо, Василь Иваныч, — доложил он, — все пломбы на месте. Груз в сохранности. Открывать сейчас будем?

— Гм, пожалуй, нет. Темнеет уже, да и выгружать нам пока не с руки. Рук не хватает — китайцы все разбежались.

Он удивленно обернулся и только сейчас заметил эту странность. Китайцев, которых было по обычаю полным-полно на железной дороге, теперь и вправду не имелось. Разве что пара человек, особо жадных до денег, уже что-то скидывала с другого вагона. Но это все, больше дешевых работников в городе не осталось.

— Завтра с грузом определимся. Я к Стесселю сгоняю, продам ему все консервы. Вот его солдаты и разгрузят вагоны. Нечего нам лишнюю работу делать.

— Как скажете. Только охрану надо бы все равно поставить.

— Это конечно, — согласился я. И Мурзин, что молчаливо стоял подле, принял информацию к сведению и ушел договариваться об охране. Так что за целостность груза можно было не переживать.

Егорыча Микеладзе выпустил два дня назад. Продержал его под арестом почти больше суток, без видимых причин, а потом выпустил. Устроил в его квартире качественный шмон. Перевернул все вверх дном, пропустил через собственные пальцы каждую бумажку, но, как я и ожидал, ничего криминального не обнаружил. Но допрос с пристрастием, тем не менее, учинил, так что теперь мой помощник предпочитал особо не разговаривать — припухшие от жестких кулаков жандармов губы у него до сих пор болели. И тут, допрос проходил, скорее всего не с целью найти запрещенную литературу и выявить распространителей. Жандармы, отрабатывая боксерские приемчики, искренне говорили, что они, таким образом, прописывали лекарство от содомии. Так что, эти двое суток под арестом для Мурзина оказались очень тяжелыми. Я потом его самолично забирал из отделения охранки и видел, как он страдал, как мучился. Предлагал ему отлежаться, но он, узнав, что должен прибыть поезд из Владивостока, отказался.

Наш конфликт с Микеладзе завершился самым неожиданным для князя способом. После нашего разговора все произошло с точностью, как он и предсказывал. Я пошел к Алексееву жаловаться, попал к нему на прием, где и расписал «произвол» князя. Пришлось ему рассказать о своих грехах, о своих задумках о том, чтобы начистить морду Куропаткину. Понятно, что в его лице я не нашел понимания, но в свете последних событий, и он и остальные люди стали более внимательно относиться к моим словам. А когда я сообщил, что Куропаткин просрет всю военную компанию, он мне вдруг поверил. А поверив, понял мои настоящие устремления и горечь от предстоящей неудачи. И вот, вызвав к себе князя, он сначала дал тому прочесть часть письма от вдовствующей императрицы относительно моей персоны, а потом, видя его замешательство, потребовал оставить меня и моих людей в покое. И князь был вынужден подчиниться и освободить Мурзина к вящему своему неудовольствию. Алексеев вскоре после разрешения этого вопроса навсегда уехал из Артура, отправившись в Мукден, а мы с князем остались в крепости, при случайных встречах усердно делая вид, что друг с другом не знакомы.

Следующим днем после прибытия поезда, я, как и обещал, пошел в штаб к Стесселю и продал ему все привезенные консервы. И уже после обеда началась быстрая разгрузка. Интендант крепости капитан Достовалов пригнал несколько взводов солдат, с десяток подвод и весь проданный груз был перемещен на воинские склады. Надо отдать должное — работа была сделана до того как село солнце.

Ну а после вояк и мы выгрузили остатки — плотно упакованный шар с корзиной и массивный ящик сигар, который с великим трудом поднимали двое человек. Шар временно отправился на наш склад, а вот сигары…

— А это зачем купил?

— Так не я это, Василь Иваныч. Это Прохорыч себе приобрел. Говорит, что табак очень уж ароматен и ему весьма понравился. Вот и купил он со своих денег. Говорит, что попробует их здесь продать.

— Кстати, а сам он где?

— В Дальний убежал. Как во Владивостоке узнал, что японцы напали, так чуть волосы на себе рвать не стал. Вот и убежал туда, магазин свой закрывать, да родню вывозить. Вчера же и уехал на извозчике, не стал дожидаться.

— И оплату не стал дожидаться? — удивился я.

— Он сказал, что как там все организует, так и вернется за ней, да за своими сигарами.

— А чего же он вчера мне ничего не сказал? Виделись же.

Данил на мое замечание пожал плечами:

— Не знаю. Видимо домой так сильно спешил, что обо всем позабыл. Он, если вы не заметили, после вашего разговора, сразу же и пропал.

— Ладно, я понял. Значит, эти сигары тоже на склад определите. Только в сухое место там поставьте… А хотя, давай-ка ты его ко мне домой тащи. Пускай там стоит. У меня там намного суше и сохранится товар лучше. А появится Прохорыч — будет у него лишняя причина меня встретить. У меня к нему еще разговор будет.

Мои распоряжения выполнили без разговоров. И вот когда уже все вагоны оказались пусты, я спросил я у скучающего Данила:

— Ну а движок где?

— Нету движка.

— Почему?

— Не было никакой возможности его купить.

— Как так?

— Ну, Василь Иваныч, просто не продаются они, вот и все. Автомобили, если хочешь — пожалуйста, а двигателей нет. Я спрашивал — продавцы говорили, что только по заказу, а это ждать больше месяца. А мы хотели отплыть как можно скорее.

— Плохо…, — только и ответил я на его монолог. — Признаться, у меня были большие ожидания на этот двигатель.

— Для чайки? — уточнил он на всякий случай.

— Да.

— Тогда и переживать не стоит, Василь Иваныч. Совсем неподходящий он для этого дела. Слишком уж тяжел и массивен.

— Ты-то откуда знаешь?

— Дык, щупал я его. Мне продавец позволил посмотреть автомобиль, мотор показал. Я даже прокатился на нем.

— Да ну? И как, справился?

— Ну, так, — качнул он головой, — не очень. Сложно управляться. На ваших «Уралах» с коляской намного легче.

Я вздохнул. Что ж, похоже, придется все-таки летать на наших слабосильных мотоциклетных моторах. Но это тоже не являлось особой бедой. Наши движки, хоть и выдавали смешные лошадиные силы, но все же имели свое немалое достоинство — они были малогабаритны. Так что, на моточайку при необходимости можно было воткнуть не только два, а даже и три двигателя. Оставалось только решить как все это дело заставить работать вместе, как их соединить через редуктор. Хотя и думать-то тут особо было нечего — ременная передача через шкивы спасала положение. Вариант с тремя винтами в данном случае отпадал — слишком уже широкую пришлось бы делать раму, что сильно увеличивало сопротивление воздуха.

Где-то в середине февраля я с сильным запозданием узнал, что адмирал Старк отстранен от командования эскадры Тихого Океана и на его место назначен адмирал Макаров. При этой новости, признаюсь, мне так и хотелось по-театральному грохнуть оземь ногой, широко развести руки и воскликнуть громко «Та-дам!» — предсказания сбывались. А еще и Куропаткина поставили во главу Манчжурской армии. Вот и осталось мне криво усмехаться всем тем, кто не верил в мои разглагольствования — все ведь получалось так, как я и говорил.

Старк по слухам был сильно обижен на Алексеева. Наместник, как человек вышедший из флотской братии, подмял под себя Старка и фактически стал ему указывать, что и как делать, распоряжался его эскадрой. И прямо говорил ему, что японцы не нападут, а значит надо действовать смелее и нахальнее, не боятся ответных действий. Да что там говорить, ведь перед самым нападением это именно он приказал не ставить противоминные сети, тем самым позволив разбить наш флот на внешнем рейде. И теперь, когда чирей вскрылся, он, Алексеев, бодро подставил Старка, прямо указав на его просчеты и при этом не забыв самому свалить в Мукден, туда, где было безопасно. Вот потому-то вице-адмирал и подал прошение на отставку по состоянию здоровья, а на его место из Кронштадта отправили Макарова, о котором, кстати, тут почти ничего не знают. Сам адмирал Макаров уже в пути к нашим местам и вскорости обещался прибыть. Вот Старк и просиживал штаны в кабинетах, в злобе и в негодовании строча докладные записки против наместника, отсылая оправдательные телеграммы. Хотя все уже решено и ничего не изменится.

Еще до приезда в Артур Макарова мы закончили постройку нашей двухместной чайки и стали готовы продемонстрировать ее флотским. Не желая терять время, я сунулся к ним, но командиры кораблей отфутболили меня к Старку, а тот, впав в апатию, отмахнулся от меня, порекомендовав дождаться приезда его замены. Ждать еще непонятно сколько времени мне не хотелось и потому я побежал искать самого вменяемого по слухам командира «Новика» капитана второго ранга Эссена Николая Оттовича.

Нашел его в штабе у Стесселя, дождался его выхода и, перехватив на выходе, обратился:

— Николай Оттович, здравствуйте. Можно вас отвлечь на минутку?

— Да, что такое?

Мы с ним раньше нигде не пересекались, представлены друг другу не были и светские беседы не вели. Но друг о друге знали, и он сразу понял, кто его отвлек. Потому и откликнулся на мою просьбу, оставив своих коллег в стороне:

— Господин Рыбалко, я полагаю?

— Да, это именно я. Дело у меня к вам одно есть, очень важное. Нам бы переговорить спокойно минут на десять.

— Гм, секреты какие-то? Нет? Тогда давайте здесь и поговорим.

— Хорошо, — кивнул я, осматриваясь. Нет, за нами никто не подглядывал и нас не подслушивали. Говорить можно было спокойно, и потому я продолжил: — Николай Оттович, мне нужна ваша поддержка и ваша решительность.

— Так-так, интересное начало…

— М-да, так уж получилось, что Старк, который должен был мне помочь в наших договоренностях, перестал проявлять интерес и всячески отклоняет наш проект. Даже не так…, он просто игнорирует мои просьбы, рекомендуя мне дождаться Макарова. А ждать я его не могу — наш проект надо как можно быстрее освоить, от этого будет зависеть жизни многих наших людей и сохранность многих кораблей.

— Так-так…, — снова повторил он. — Ну, Старка понять можно, не каждый бы на его месте так держался… А что за проект был у вас с ним?

— Не знаю, слышали вы об этом или нет… Я предлагал прицепить буксиром нашу чайку на один из ваших катеров и таскать ее по морю в качестве воздушного разведчика. Сами понимаете, какие это сулит выгоды для вашего флота.

— Да, что-то похожее я слышал от других командиров. Многие находят вашу идею интересной, да и я по правде думаю, что затея имеет неплохие шансы на реализацию. Жаль, что Старк самоустранился и вам, похоже, действительно придется дожидаться Макарова. Он, говорят, большой новатор в сфере применения новых идей и вы с ним быстро найдете общий язык.

— Я тоже в этом не сомневаюсь. Но, Николай Оттович, кто знает когда Макаров сюда прибудет? А время-то идет.

— Он телеграмму присылал. Двадцать четвертого он уже будет здесь.

— Это еще целая неделя. За это время мы сможем с вами хотя бы подготовить корабль для буксировки нашей чайки.

— Вы, насколько полагаю, хотите сделать это на «Новике»?

— Нет, не обязательно. Это лучше сделать на каком-то быстроходном миноносце, так, чтобы он в случае обнаружения врага с воздуха, смог быстро придти в порт и без промедления доложиться. А ваш крейсер гонять подобным образом я не вижу смысла.

— Да, тут я согласен. Хорошо, я вас понял. Только вы сказали, что вы конкретно хотите от меня?

— Небольшой помощи. Поговорить с командиром какого-нибудь миноносца и, пока едет Макаров, подготовить судно к буксированию нашей чайки. Там надо будет подготовить свободную площадку, поставить лебедку, желательно электрическую и протянуть телефон. Телефон я предоставлю свой.

— Гм, самый быстрый миноносец у нас это «Лейтенант Бураков», — задумавшись, ответил Эссен. — Если вам и пробовать буксировать ваш летательный аппарат, то только на нем. Но понимаете, какое тут дело… У миноносцев корма не пустое место и куда там поставить лебедку я еще могу предположить, а вот где будет располагаться ваша чайка? Я ума не приложу.

— А другие корабли?

— Не знаю, не знаю, — задумался он. — Тут надо по серьезному подойти к делу. Не с наскока. И, похоже, вам действительно, лучше дождаться Макарова и решить этот вопрос с ним. Потому как никто из командиров не позволит вносить изменения в конструкции своих кораблей.

— Но что же делать, Николай Оттович? Время-то идет!

— Идет, — согласно кивнул он, — но тут и вы и я бессильны. Запаситесь, пожалуйста, терпением. Вижу, что вы недовольны, но тут уж ничего не поделаешь. Могу лишь посоветовать вам самому приготовиться к предстоящему монтажу вашей лебедки, да присмотреться к судам. Ну, а если хотите, то я могу попросить чтобы вас пустили на «Буракова», чтобы вы там прикинули что к чему и к Макарову придти уже не с пустыми руками. Думаю, он, увидев ваш план, пойдет вам на встречу. По крайней мере, я бы так и сделал. Это лучшее, что я могу для вас сейчас сделать.

Мы с ним в тот день расстались, а днем следующим я уже вышагивал по самому быстроходному миноносцу в нашей эскадре и прикидывал куда можно будет поставить наше оборудование. Действительно, здесь, на корме этого корабля, было не так уж и много места. И если лебедку с электродвигателем можно было куда-нибудь приткнуть, то вот наша двухместная чайка, которая имела куда больший размах крыла нежели одноместная, здесь просто бы не поместилась. Так что и выходило, что для воздушной разведки на этом корабле надо было что-то придумывать, либо искать другое судно.

Макаров, хоть и ожидали его в назначенный день и готовились к его приезду, а все одно для слишком многих прибыл неожиданно. Слишком многие заочно боялись его гнева, слишком многие ожидали осуждения за неумелые действия на воде. И в то же время, эти же многие ожидали изменения, которые принесет с собою новый адмирал. Слишком уж людям надоело, что ремонт поврежденных кораблей идет черепашьими темпами, а оставшиеся на ходу корабли и носа не кажут из внутреннего рейда, лишь изредка, выскакивая на открытую воду по необходимости. Да и быть под постоянным обстрелом японцев людям тоже надоело. Вот и получилось, что, едва сойдя с поезда, адмирал, едва выслушав приветственные речи, к вящему неудовольствию его новых непосредственных подчиненных, отправился в порт осматривать вверенную ему эскадру. Где с неудовольствием отметил, что «Ретвизан», подбитый почти месяц назад, так и не был снят с мели Тигрового полуострова и не был заведен в доки для полноценного ремонта. Я уж не знаю, что по этому поводу высказывался Макаров, но судя по унылым физиям его подчиненных — ничего хорошего.

Макаров пробился в адмиралы из самых что ни на есть низов. Начинал свою службу с юнги и благодаря своему неусидчивому нраву, резкому характеру и пытливому уму добрался до самого верха. И это безо всяческой поддержки в виде любящих дядь и теть. А это, если учитывать что родственный протекционизм во все времена играл едва ли не решающую роль, много говорило о его пробивных способностях. Так что, приезд его в Артур многим разбередил душу, кого-то вогнал в уныние, а кого-то наоборот сильно приободрил.

Он несколько дней разбирался с делами, вникал в работу. И совсем скоро меня пригласили к нему на встречу, которая проходила на «Новике». Эссен лично проводил меня до собственной каюты, где и находился адмирал.

Я его не сразу узнал. Нет, конечно, по фотографиям в газетах я его прекрасно помнил, но вот вживую он выглядел немного по-другому. Более просто, что ли. Без этой стати в осанке, которая волшебным образом передавала фотография. И он меня узнал, и, казалось, даже не удивился.

— Василий Иванович, рад вас видеть, — с улыбкой приветствовал он меня.

— И я вас очень рад видеть, Ваше Превосходительство.

— Можно просто Степан Осипович, — добро ответил он и показал рукой на стул, что был приставлен к рабочему столу. — Присаживайтесь. И вы Николай Оттович тоже присаживайтесь. В ногах правды нет.

— Конечно, только я сейчас распоряжусь чтобы нам чаю крепкого принесли, — ответил Эссен и вышел из каюты. Бросил за дверью несколько фраз и вернулся, присаживаясь рядом с Макаровым.

— Признаюсь честно, когда мне сообщили, что вы обитаетесь в Порт-Артуре, я подумал что вы опять тут что-то снимаете. Но, оказывается, вы тут работаете в полную силу, помогаете нашим военным, — он с хитрецой улыбнулся, потом через пару секунд продолжил: — Построили укрепления на горе, оружие новое изобрели, шар воздушный из Америки привезли и про продовольствие не забыли. Похвальны ваши труды, нет слов.

— Помогаю чем могу, — ответил я.

— Хорошо, это очень хорошо. Мне сказали, что вы здесь почти целый год и с самого начала своего приезда стали готовиться к этой войне. Так, словно бы наверняка знали о том, что она состоится.

— Ну…, — попробовал я ответить уклончиво, — не знал, а был уверен. Все к этому шло.

— М-да…, — вздохнул он. — А знаете, Василий Иванович, я посмотрел вашу синему, ну ту, где вы бал снимали. И там я и себя увидел и супругу свою. Хорошая работа, нам понравилось. Наш император в восторге, а Эдуард до сих пор пребывает в сильной зависти.

— Я очень старался, — ответил я честно. На том балу присутствовал и сам Макаров и его супруга. И их я тоже снимал и старательно монтировал, желая добиться того, чтобы все личности попали на пленку. Но в тот момент я не знал, что тот дядька на первой части бала в морском мундире и с пышней, разделенной надвое бородой, и был на самом деле вице-адмиралом Макаровым. В том момент он для меня был лишь одним из персонажей, которого обязательно надо было запечатлеть для истории. Он, кстати, насколько я помню, до самого конца костюмированного бала не досидел и ушел раньше времени, так что на общее фотографирование он не попал. По крайней мере, я не помню чтобы видел его на той фотографии. А вот он меня запомнил. Да и трудно забыть того, кто все время лез под ноги и грозно шипел в спины, прося не загораживать виды. И вот через год мы с ним встретились на другом конце страны.

— Вы знаете, уважаемый Василий Иванович, какое странно дело. Перед самым отъездом сюда я имел обстоятельный разговор с Марией Федоровной. И она рассказала мне очень много чего интересного. Вот Николай Оттович еще не знает, но, вы, по утверждениям Ее Императорского Величества, предсказали мне скорую смерть от подрыва на мине. И она очень сильно уговаривала меня послушать вас, ваши предсказания и по возможности не ходить по морю. Последнего я ей пообещать не мог, а вот первую ее просьбу я согласился исполнить. Потому и вызвал вас, — он замолчал, испытующе рассматривая меня. — Ну? Отчего же вы мне такую смерть пророчите? Вы и в самом деле прорицатель?

Я угрюмо кивнул и, бросив мимолетный взгляд на Эссена, невесело добавил:

— Я прорицатель словно знаменитая Кассандра. Я всем говорю о том, какие катастрофу могут произойти, а мне никто не верит. Вот и вы не настроены на то, чтобы просто и без скепсиса меня выслушать.

— Я не верю в гадалок, — резко ответил он.

— Я тоже, — кивнул я, вызывая у него удивления. — С гадалок взятки гладки, а я, после того, что напророчил Марии Федоровне, могу пойти лишь по двум дорожкам — либо в настоящие пророки, либо в шарлатаны, которых бьют батогами. Она меня, если мои слова не подтвердятся, не простит ни за что. И тогда уж мне останется лишь тут все продать и уехать за границу. Так что, Степан Осипович, сами понимаете… Да и вы, если ко мне не прислушаетесь, погибните и оставите флот на произвол судьбы. А его, между прочим, ждет незавидная судьба. И не только флот, что сейчас заперт на рейде, а и Балтийский. Не знаю, вышел ли он уже из Питера на помощь или же еще нет, да только он до Артура не дойдет.

— И что же с ним случиться?

— Будет битва при Цусиме, где японцы возьмут вверх.

— Цусима это острова? — попробовал уточнить он, но я лишь пожал плечами. Я этого не знал.

С его точки зрения я все-таки был шарлатаном и он мне ни на грош не поверил. Потому и хмыкнул после того, как я пожал плечами.

— Вот я и говорю, что я как древнегреческая Кассандра. Я пророчествую, а мне никто не верит.

— Ну, знаете, ничего такого я ни от вас, ни от кого-либо другого я не услышал. Войну с Японией вы, конечно, предсказали, да только кто ее еще не пророчествовал? Даже скажу больше — отдельные политические личности о ней прямо мечтали. Ладно, а расскажите-ка тогда, как я погибну? И когда?

— Когда не знаю, да и как именно тоже. Только вам стоит опасаться ходить по морю, вы подорветесь на мине. А вместе с вами и Верещагин.

Он испытующе посмотрел на меня. Эссен напряженно переводил взгляд то на адмирала, то на меня. Наконец, Макаров медленно произнес:

— Верещагин мой хороший знакомый и он прибудет в Артур не ранее чем через неделю. Одним поездом вместе с великим князем Кириллом Владимировичем… М-да…, — он задумчиво повернул голову к Эссену, — Николай Оттович, что вы на это скажете?

Эссен ответить не успел. В дверь каюты постучали и матрос на подносе занес три горячих стакана чая в серебряных подстаканниках и фарфоровую сахарницу. Составил все предметы на столик и поспешно вышел, уточнив, не требуется ли чего еще. И лишь после этого капитан ответил:

— Степан Осипович, я, так же как и вы, не особо верил в пророчества господина Рыбалко. Но лишь до того момента как мы не были атакованы японцами. И вот что интересно, Василий Иванович, зная о предстоящем нападении, специально ушел на нашу террасу и до самой ночи ждал первых выстрелов. Конечно, вы и сами говорили, что это возможно и даже доклады писали, но кто еще сделал хоть что-то подобное? Кто на самом деле воспринял все знаки? Увы — никто. И именно поэтому я склонен не отбрасывать с ходу его слова, потому как они вполне могут оказаться правдой. Ну, а если у вас все же есть сомнения, то можно будет попросить приоткрыть нам часть той тайны, что он рассказал вдовствующей императрицы. Ведь он сам говорил, что его слова были слишком уж сильны и разгневали Марию Федоровну.

И они оба выжидательно на меня посмотрели. Макаров, конечно же, не стал просить этого, подобное было просто невозможно. Да и я не имел права раскрыть им всего того ужаса, что проявится вскоре после рождения наследника.

— Сожалею, но открыть я вам этой тайны не могу, — ответил я. — В этих пророчествах замешана императорская семья, так что сами понимаете. Но, ежели желаете, то я могу дать вам несколько…, даже не знаю как сказать…, в общем, могу вам рассказать что случиться в Питере меньше чем через год. Событие такое, от которого сотрясется вся Россия.

— Что ж, внимательно вас слушаем, — посмотрев на Эссена, попросил Макаров. И взял со столика стакан с чаем, бросил в него колотый сахар и мерно зашевелил ложечкой. — Только для меня год это слишком долго, я ведь скоро умру. Нет ли у вас пророчества где-нибудь поближе?

— Нет, к сожалению, нет. Если только еще одно — Кондратенко тоже погибнет от прямого попадания снаряда.

Да, про Кондратенко я откуда-то помнил. Помнил, что он станет жертвой обрушения свода укреплений вследствие попадания крупнокалиберного снаряда. Но вот хоть убей, не помню, когда это произойдет, где это случиться и что этому будет предшествовать. Осада порта продлится больше года, так что и спасать его будет делом бесполезным. К тому же он, как личность активная, взвалил на себя все вопросы, касающиеся строительства фортификационных укреплений, при этом фактически оттеснив главного крепостного инженера Григоренко. Потому он и будет весь этот срок мотаться по фортам и укреплениям и понять когда его накроет, будет делом практически невозможным. Так что, смерть Кондратенко, похоже, уже предопределена. Если только история не покатится по другому пути.

— Все мы ходим под Богом и возможная, — акцентировал на этом слове Макаров, — гибель генерал-майора может случиться в любой момент. А может и не случиться. На войне может погибнуть любой.

— Хорошо, вы правы. Пророчество это не слишком удачное, но ничего более близкого у меня для вас нет, — согласился я, также беря горячий чай. — Ну а раз так, то я вам расскажу про первую революцию пятого года…

И я, не спеша и обстоятельно, рассказал ту историю, которую я помнил. И про расстрел рабочих и про стачки и демонстрации и про прямое противостояние властям. И про то, как вспыхнувшие волнения будут гаситься острыми штыками. Ну и про уступки царя, на которые он будет вынужден пойти, чтобы усидеть на троне. Меня слушали молча, нахмурившись, забыв про чай. В конце я закончил свое невеселое повествование словами, обращенными к адмиралу:

— Только, Степан Осипович, вы можете всего этого не увидеть. Потому и не оцените мой дар. А вот у Николая Оттовича будут все шансы встретить треволнения с полной грудью наград. Да, забыл, недовольные отвратительной кормежкой матросы на броненосце «Потемкин» поднимут восстание и убьют многих офицеров. Событие будет такое, что про него снимут фильм.

— Не вы снимете? — почему-то спросил Эссен.

— Нет, не я. Я, если уж и буду снимать собственный фильм, то только про Порт Артур. И кстати, раз уж мы с вами об этом заговорили… Я бы желал снимать на свой аппарат то, как один из ваших кораблей будет испытывать буксировку нашей чайки.

Макаров мрачно кивнул:

— Да-да, я помню. Николай Оттович мне уже рассказал, — и он погрузился в раздумья. Так и не выпустив из рук уже подстывший чай, он сидел и смотрел в одну точку. И лишь желваки под пышной бородой, что бугрились от нервного напряжения, шевелили стриженные бакенбарды. Похоже мой рассказ его сильно задел. Не думаю, что он воспринял его именно как пророчество, скорее он увидел в нем логику накатывающихся событий, что принесет за собой затяжная война.

Он потом встал, подошел к иллюминатору, прислонился горячим лбом к холодному стеклу. Постоял так некоторое время, а затем, глубоко вздохнув, заговорил:

— Ладно, оставим грядущее на будущее. Сейчас нам надо решать насущные проблемы. Итак, ваша чайка. Я бы хотел увидеть ее и услышать, что конкретно вы по ней предлагаете.

Ну вот мы и заговорили о делах настоящих. Все то, что ему наговорил, у него отложилось в памяти, и дай бог он этим багажом воспользуется.