Двое из будущего. 1904 -…

Глава 4

Из продажи совсем попало мясо. Его не стало совсем никакого. Даже дохлую курицу стало невозможно купить. Лизка, сходившая на рынок, вернулась с пустой корзиной и, подойдя ко мне, сказала:

— Плохо совсем стало. Мясо сильно подорожало, да и того купить нельзя. Придется мне вас консервами кормить.

— Что ж, макарошки с тушенкой разве это плохо? — меланхолично заметил я. — А что, даже костей на бульон купить нельзя?

— Нет, пусто на рынке. Все что появляется, разбирают сразу, да и то в рестораны уходят, да господа себе забирают. Как дальше жить будем?

— Проживем как-нибудь. Еды у нас полно, так что с голоду точно не помрем.

— Но ведь нельзя все время сидеть на консервах! — возмущенно воскликнула она, — Нужно ведь свежее мясо! И рыба свежая нужна. Смешно ведь, живем у моря, а рыбы не видим. Где эта рыба, куда она пропала?

М-да, это был вопрос. И если ситуация с мясом была понятна, то вот про рыбу оставалось лишь догадываться. Обычно ее ловом занимались китайцы и они же ее продавали. Они и сейчас ее ловят, но, опасаясь японцев, делают это с оглядкой и потому выходят в море через раз. И из-за этого рыба на рынке вдруг и исчезла. Сами китайцы приезжают сюда из соседних деревень, но делают это редко, чаще всего наскоком и рыбы с собою привозят немного. Так что — беда нынче с продовольствием. И если служивые пока еще вполне себе обеспечены и набивают себе брюхо сытно, то вот простым гражданским лицам такое положение вещей весьма чувствительно стало бить и по карману и по животу.

— Сутки назад военным пригнали восемь сотен голов скота, — с прищуром сказал я, на что Лизка лишь возмущенно взмахнула руками:

— И что? Нам-то от этого какой прок?

— Ну да, ну да… Только через интендантов, получается, можно будет мясо добывать.

— Сделайте что-нибудь, Василий Иванович! Вы же можете, — вдруг отчаянно запросила Лизка.

— Что же я сделаю? Траулер что ли построю им?

— А постройте, — поддакнула она и только лишь затем спросила: — А что такое траулер?

Про это судно я лишь ляпнул, но вот моя служанка за него зацепилась. Сначала упрашивала меня, а когда я отмахнулся от ее затеи, куда-то вдруг убежала на целый день. Вернулась уже под вечер с чувством выполненного долга. Я в недоумении смотрел на нее, гадал чего же она вся такая загадочная, хитро на меня улыбается, а через пару суток вдруг все понял. Лизка стала распространять про меня слухи, мол, я, изобретатель всего самого интересного на свете, придумал такую штуку, которая сможет накормить все население Артура свежей рыбой. Оставалось дело лишь за малым — эту самую штуку построить. Да вот незадача — я, оказывается, ленился этим заниматься. Оказавшись в городе я уже от нескольких горожан выслушал их горячие просьбы. А на следующий день еще от нескольких, а потом уж и от простых моряков я услышал обидное: «Чего ж вы кобенитесь, ваше благородие? Помочь не хотите?». Лизке в тот же вечер перепало на орехи, орал я на нее так, что она покраснела, глаза опустила долу, но все равно осталась при своем мнении. Для нее-то все просто — раз я сказал, что подобное можно сделать, значит сделать это можно и точка. А то, что я понятия не имел как это делается ее не особо волновало. Вот и ходил я теперь по городу, выслушивая просьбы помочь с пропитанием. А когда я людям пытался объяснить, что все не так-то просто, они мне не верили и обвиняли во всех грехах. Мол, не забочусь я о народе и мне лишь бы карманы набить звонкой монетой. Блин, как же быстро люди забывают все то хорошее, что они без особых усилий получают. Ведь привез же я в Артур десятки тонн консервов и что? Кто теперь об этом помнит?

Наступил май. Погода окончательно повернула на тепло и солнце по утрам стало хорошо поджаривать каменный город. Почва прогрелась и народ, в окончательной мере осознав, что находится в полной осаде, выполз на землю. Тут и там стали разбиваться грядки, тут и там застучали по каменистой почве мотыги. Садили везде, где это было возможно, где позволяла земля. И даже на некоторых батареях, там где начальство пошло на встречу своим солдатам, неожиданно появились небольшие поля. Садили и капусту, и картошку, и свеклу и лук. В общем, садили все то, к чему народ привык. И даже на Электрическом утесе, куда время от времени поднимался мой управляющий, оказался разбит небольшой огородец, куда солдаты высадили капусту.

Японец нас окончательно отрезал от материка. С момента их высадки прошла неделя и почти сразу же в городе пропала телеграфная связь. Наши подумали, что ее обрезали японцы и Стессель, желая ее восстановить, отправил людей на разведку. Она вернулась и выяснилось, что к прерванной связи японцы никак не причастны. А постарались в этом наша пограничная стража, которая испортила не только пути железной дороги, отчего поезда встали почти на двое суток, но и само телеграфное сообщение. По какой-то неведомой причине они просто-напросто вырубили на десяток верст столбы с протянутыми проводами и ушли. А китайцы, которые любят подбирать все то, что плохо лежит, растащили ценный строительный материал. И вот после всего того, что я узнал, как я мог относиться к нашим военным? Как у них была налажена связь? Они же друг с другом договориться не могут, не в состоянии скоординировать свои действия! Чувствую, прав был Сталин, наводя в стране жесткие порядки и железную иерархию, ой как прав.

И еще одна новость потрясла меня до глубины души. В город пришла новость, что Куропаткин своим приказом информировал всех, что никто не должен препятствовать высадке японцев на берег! И железную дорогу и телеграфное сообщение восстанавливать никто не должен! Я не понимаю, как так можно? Чем он руководствовался, когда отдавал этот приказ, о чем он думал?

Стессель активно готовился к обороне. Укреплял свою крепость, рубил горы руками солдат и китайцев, перетаскивал с позиции на позицию пушки. Витгефт, который занял место Макарова, выделил часть орудий с кораблей, передав их крепости. И вот наши солдатики и таскали их на своем горбу с сопки на сопку. Тяжелая эта была работа, неблагодарная. Но крайне необходимая.

Китайцы, кстати, ушлые ребята. Перед самым началом войны, получив грозное предупреждение, что всех их в Артуре японцы будут резать, значительная их часть сбежала. Кто-то бросил свои дома, кто-то просто снялся со снимаемой жилплощади. Но прошло какое-то время, народ подуспокоился и понял, что обещанные кары хоть и страшны, да только очень уж далеки. И какая-то часть китайского населения в Артур вернулась. Вернулась за длинным рублем, что здесь стали платить за работу на укреплениях. Они работали наравне с русскими солдатами, но в отличие от них, получали свою плату наполовину живыми деньгами, наполовину расписками и стабильной плошкой риса. Но при этом они четко отслеживали, где находится японец, что он делает и когда настанет необходимость убегать, спасая свою шкуру. Вот так и жила крепость, в тяжелых трудах, бесчисленных заботах и при многих лишениях. Деньги, я уже говорил, в банках закончились, какие-то из служащих уехали, кое-какие только собирались. У простого населения наличка подходила к концу и было непонятно как они в будущем станут кормиться. У военных деньги были, но расплачиваться они предпочитали теми же расписками, что людям совсем не добавляла оптимизма. У меня наличка была, в этом плане мне было намного легче и мне нужно было ее потратить с толком. И лучший вариант из всех возможных это был купить продовольствие на китайской стороне. А на китайскую сторону путь был один — по морю в Чифу, в город где находилось российское посольство. Китайские джонки порою курсировали между Артуром и Чифу, кое-что привозили. Но это была капля в море. И вот с этим предложением я и обратился к Стесселю.

Как всегда, нашел его в своем штабе, где он вместе с Тахателовым, Кондратенко и Белым корпел над картами города Дальний. Дождался, когда адъютант меня пригласит и вошел. Поздоровался со всеми.

— Что вас к нам привело? — после церемониальных обменов любезностями, спросил Стессель. — Опять у вас какие-то интересные идеи?

— На этот раз нет, интересных идей не будет. Я лишь хочу сходить в Чифу и прикупить там продовольствия.

— Продовольствие — это хорошо. Но только почему вы пришли с этим вопросом ко мне? Вам к Витгефту надо, у него лохань выпрашивать.

— К Витгефту я еще схожу, не думаю, что откажет помочь. Тут дело в другом.

— В чем же?

— В деньгах. Ваша крепость купит у меня это продовольствие или нет?

— Купит в любом количестве, — кивнул он. — По ранее установленным расценкам.

— Позвольте, но в связи с тем, что в городе наблюдается острая нехватка обычного продовольствия, а цены на рынке существенно выросли, не будет ли справедливым изменить закупочные цены? Увеличить их хотя бы на треть?

— С какой стати?

— С такой стати, что при подобных ценах мне будет выгоднее продать продовольствие не крепости, а на рынке. Служанка моя на днях жаловалась, что синяя курица сейчас на базаре продается по три рубля, а дюжина яиц по два. Простого мяса днем с огнем не сыскать.

— Ну и что? — удивился Стессель. — Хотите продавать населению, продавайте, не вижу для вас никаких препятствий. А крепость будет у вас закупать по уже установленным ценам.

Было видно, что по этому вопросу с ним не договориться. Да и чуть позже мне сказали, что Стессель на подобное действие ни за что бы не пошел, ведь это как никак растрата казенных средств. То, что людьми воруется и совершаются налево и направо подлоги, это одно, а вот то, что с какого-то непонятного перепугу крепость вдруг станет тратить лишние деньги, которые будут подтверждены документально…, так вот, за это могут и спросить. Так что, с этой стороны меня ждала неудача. Военные согласны были покупать продукты в любых количествах. Острая нехватка предвиделась у них буквально по всем позициям — гречки было мало, скот, что не так давно пригнали, с каждым днем уменьшался на сорок голов и через месяц-другой солдаты опять подсядут на консервы, мука, что пшеничная, что ржаная, так же имелась в ограниченных количествах. В общем, ушел я от Стесселя ни с чем, но, тем не менее, мое желание прикупить на китайской стороне продукты никуда не ушло. И я, попрощавшись, собрался было уйти из штаба, да только вот почти возле самой двери меня вдруг окликнул Кондратенко.

— Василий Иванович, а скажите, вот вы на Высокой бетон заливали поверх рельс. Зачем вы это делали? С какой целью?

— Чтобы крепче было, — кратко ответил я. — Рельсы, конечно, не самый лучший материал для этого дела, здесь бы более подошел бы прут миллиметров на двенадцать. Но за неимением такового пришлось использовать списанные рельсы, которые бы просто пошли на переплавку.

— Понятно, а на сколько крепче? Откуда вы это взяли?

Я уклончиво пожал плечами и нагло соврал:

— Железобетон уже давно используется. Он прекрасно подходит для силовых конструкций, а уж для бетонированных укреплений его использовать сам Бог велел.

Кондратенко нахмурил брови, задумался. Потом отвернул голову от меня и бросил Стесселю:

— В Дальнем сложено огромное количество неиспользованных рельс. Раз уж теперь нет возможности использовать их по прямому назначению, то я бы рекомендовал их вывезти в Артур и пустить на укрепления. Я ничего не знаю про железобетон, не слышал об этом, но здравый смысл в словах господина Рыбалко присутствует. Снарядам будет гораздо сложнее расковырять подобную преграду. А как вывезем их, так и можно будет взрывать.

Что там они собирались взрывать я не понял. Но если судить по разложенной перед ними картой города Дальний и по сделанным на ним отметкам, выходило, что Стессель, готовясь к обороне, сжигал за собою мосты, с той целью, чтобы действующая инфраструктура не досталась противнику.

После этого я ушел из штаба. Договориться, конечно, мне с ними не удалось, но это ничего для меня не значило. Мне все равно надо было сходить к китайцам. А путь туда был только один — по морю. И после встречи со Стесселем дорога мне выпала к нашему порту. И вот какая удача, там я узнал, что буквально завтра в Инкоу будет прорываться «Лейтенант Бураков», наш самый быстрый миноносец. И он туда обязательно пройдет, а значит и мне следовало быть на этом корабле. Инкоу еще не был взят японцами и находился он гораздо ближе чем Чифу и морская дорожка к нему лежала вдоль западного берега Ляодунского полуострова и кораблю не было нужды пересекать открытый всем наблюдателям пролив.

Договориться о том, чтобы на этом корабле прихватили и меня не составило никакого труда и ранним утром следующего дня, взяв с собою Мурзина, Данила и всех своих химиков, у которых закончилась вся работа, я выдвинулся на китайскую сторону. И через несколько часов «Лейтенант Бураков» безо всяких происшествий пришвартовывался в грязном порту Инкоу. Сойдя на берег, я рассчитал работников, выплатил все долги и, выдав дорожные деньги, отправил до дома. Те, надо сказать, прощались со мною с явным облегчением — перспектива застрять в осажденном Артуре на долгие месяца их совершенно не радовала.

— Ну, что, Егорыч, ты здесь уже бывал? — спросил я оглядывающегося Мурзина.

— Нет, не приходилось. Впервые здесь. Но знакомые морды уже вижу. Вон тот толстяк у нас в Дальнем приторговывает. Пойдемте-ка к нему все выспросим.

Мы стояли неподалеку от небольшого порта, на рейде которого находилось с десяток китайских суденышек. Наш «Лейтенант Бураков» над всеми этими лоханками, по-другому я их назвать не мог, возвышался могучей и неприступной скалой. У командира миноносца я узнал — он собирался возвращаться только завтрашним днем и он готов был взять кое-что из нашего груза. Так что, нам следовало поторопиться.

На китайский базар мы не пошли — делать там нечего, розница нам не подходила. Пришлось искать тех, кто готов был торговать оптом. Тот самый толстяк подсказал к кому лучше обратиться, чтобы получить опт по приемлемым ценам. И такие нашлись тут же в порту. Несколько деревянных бараков, построенных в китайском стиле, занимали как раз такие торговцы. У них было почти все. И мясо, и консервы, и крупы и овощи долгого хранения. А того, чего не было, они обещали быстро достать. Как обычно в таких делах, китайцы ломили цены. И чтобы торговаться с ними нужно быть таким же пройдохой. Мурзин таким был и торговлю он вел со знанием дела. Цену на гречку он сбил до самого минимума, и мы купили у вечно потеющего плотно сбитого китайца триста пудов. Вечером же загрузили мешки на борт «Буракова» и отправили Данила до Артура в качестве сопровождающего.

Но миноносец, уйдя ранним утром, через пару часов вернулся — японцы блокировали путь до Артура. И на следующий день он задержался в Инкоу, а смог уйти лишь третьим днем. Ну а следом и мы за ним, на тихоходной китайской шаланде, что тащила на себе с десяток тонн американских консервов и с десяток бочек с засоленным мясом. Свежее мясо взять было практически невозможно, да и бессмысленно. Единственно, что я себе позволил, так это три десятка кур, да горлопанистого петуха. Взял их не для продажи, для себя, так что свежим яйцом наша компания была обеспечена на все время осады.

Дошли до Артура без проблем, так же без проблем разгрузились. Все продукты, что мы привезли, сгрузили себе на склад, а что-то частью выкинули на рынок. Цену загибать не стал, но и от прибыли отказываться не подумал. Продавал втрое от того за что купил. И даже при этом мои отпускные цены были существенно ниже того, что предлагали на рынке. Все купленное расхватали за пять дней и снова я задумался о поездке в Инкоу. И опять спас «Лейтенант Бураков». Он, более или менее регулярно курсируя между Артуром и этим китайским городом, выполнял своего рода роль связного. Перевозил почту, полученные телеграммы, приказы. Кое-что таскал из продуктов. Его высокая скорость позволяла легко оторваться от японской эскадры или же обойти их стороной. Японцы видели подобное непотребство и заметно нервничали. Все чаще и чаще они стали курсировать вдоль западного побережья полуострова. И все чаще у них получалось отсекать «Буракова» от Инкоу. Но в тот раз ему повезло и миноносец смог прорваться с первого же раза. Но вот выбраться оттуда он не мог в течение нескольких дней, а вместе с ним и Мурзин, которого я отправил на закупку, застрял в китайском провинциальном городке. Лишь через неделю он смог вернуться, зафрахтовав китайскую шаланду. И сказал, что и эту суденышко он нанял с большим трудом, потому как китайцы теперь побаиваются бегать у японцев под носом. Те, конечно, суда под иностранными флагами не трогают и на дно не пускают, но досмотр все же учиняют. И вроде бы, установив какой на борту был груз и куда он направлялся, они ничего не делали и просто разворачивали судно обратно, но нервы трепали так знатно, что китайцы десять раз думали, прежде чем соглашаться. А когда соглашались, то цену за доставку заламывали втрое. Их понять было можно, ведь плюсом к изрядной нервотрепке у китайцев был высок шанс нарваться на подводную мину, которые обильно расставили по морю и наши моряки и японские. Так вот и выходило, что вокруг Артура все сильнее и сильнее сжималось кольцо блокады.

В дни, когда мы в первый раз мотались за продуктами, наши военные, впервые столкнулись с противником на суше. Генерал-майор Фок, выдвинувшись к Бицзево, где как всем было известно, располагались японцы, наткнулся на марширующую колонну. В спешном порядке Фок развернул свои орудия и как на учениях открыл по ней огонь. Японцы упали штабелем, но быстро сориентировались и, развернувшись, пошли в наступление. Уже после горячки боя, те раненные солдаты, что лежали в госпиталях, говорили, что наша артиллерия выкашивала противника словно гигантская коса. Словно в былинных сказаниях про богатыря — махнул налево — улочка, направо — переулочек. Вот и сейчас так было. Японец рядами шел в атаку и так же рядами ложился, пораженный шрапнелью и пулей. Но противника все же было очень много, да и их артиллерия чуть позже подключилась и после часового боя, Фок отвел войска, потеряв что-то около тридцати человек и около полутора сотен раненных. Японцев же полегло гораздо больше. Это была первая серьезная схватка защитников Артура.

После этого случая, в момент, когда Мурзин укатил в Инкоу, я озаботился проверкой пластин для бронежилетов. Они до сих пор лежали на складе не отстрелянные и до сих пор не было понятно годны ли он на что или нет. Мишка в письме указывал, что вроде бы пулю от мосинки они держать должны, но вот будут ли держать на самом деле?

У Стесселя я выпросил несколько солдат с винтовками, да какого-нибудь офицера для контроля и на следующий день, не отходя далеко от города, мы расстреляли эти несколько пластин. Что ж, результат оказался вполне удовлетворительным. На дистанции свыше пятидесяти метров пластина вполне держала пулю от трехлинейки. В упор она пробивалась. Капитан, что наблюдал за стрельбой, тщательно задокументировал результат и забрал прострелянные листы металла с собой. Ну а я помчался к знакомой портнихе. Разработать сам жилет оказалось делом не сложным. В тот же день мы с нею на манекене прикинули что да как. Пластин у нас было мало, так что защищать они должны были только грудь, спина же должна была остаться голой. И вот когда портниха на скорую руку сметала жилетку и повесила ее на шею манекена, я, вложив пластину в нагрудный карман, с разочарованием понял, что подобный вариант не очень хорош. Пластина сильно перевешивала и стягивала жилет вниз, так, что верхняя часть груди оказывалась беззащитной. А это было не очень хорошо. Решение поставить вторую пластину на спину в качестве противовеса я отклонил — пластин очень мало, да и вес их велик. Около шести фунтов одна штука — не всякий солдат согласится таскать дополнительный вес. Так что пришлось искать решение. Полдня мы убили на эту проблему, пока вдруг портниха не догадалась привязать жилет со стороны спины к армейскому ремню. Срочно были пришиты две лямки и жилет сел на манекен как влитой. Вроде бы получилось не плохо — защита вниз не сползает и нигде ничего не давит. Но это манекен, а мне предстояло вручить эти штуки живым людям. Потому-то на следующий день, когда портниха качественно прошила жилет, я напялил его на себя, привязал лямки к ремню на пояснице и вложил тяжелую пластину в карман. Походил туда-сюда, поделал различные упражнения, попрыгал… Нет, все-таки неудобно. Ремень теперь наоборот тянет вверх и сильно врезается в тело. Теперь, чтобы все это сидело как надо, требовалось как можно плотнее затянуть сам жилет со сторон. И опять портниха переделывала, пришивая ремни и пряжки. И вот только после этого изделие получилось более или менее. Не то, что будет в будущем, но все же близко к тому. Да, защита только с груди, но ведь большего здесь и не требуется.

Вскоре пришли новости, что японцы вплотную подошли к китайскому городку Цзинь Чжоу. Он как раз стоял на западной стороне Ляодунского полуострова на самом узком месте полуострова Квантунского. Через него проходила и железная дорога и телеграфная линия. От него было что-то около пятидесяти верст до Порт-Артура и около двадцати до Дальнего. Так что выходило, что враг стоял у самых наших ворот. Наши, получив эту информацию, выдвинули войска и первыми заняли город, заняли близлежащие высоты. А вскоре состоялась битва, злая, ожесточенная. Артиллерия что с нашей стороны, что с японской, устроили настоящий фейерверк — перекидывались снарядами почти что с пулеметной скоростью. Со стороны западного берега, воспользовавшись приливом, подошли японские корабли и так же включились в борьбу, да так удачно, что сильно придавила наших солдат, заставила их замолчать. А потом и японская пехота пошла в наступление. Драка была жесткая, беспощадная, продолжалась она почти целый день и под самый конец противник овладел городом, с большими потерями вытеснив наши войска. Их было существенно больше и артиллерия их имела численное превосходство. Наши войска так же понесли тяжелые потери, оказалось разбито несколько полков, потеряно немало имущества. Много после я узнал, что в этом бою наше командование списало в «без вести пропавших» почти полторы тысячи человек. Сколько убитых было и раненных, я так и не узнал, но, судя по той толчее на вокзале, куда на поезде привозили людей, их было много. Очень много. Госпитали оказались переполнены и над Артуром в гражданской среде в полной мере повис страх и неуверенность.

Что интересно, готовясь к отражению, занимая уже подготовленные позиции, наши в полной мере использовали колючую проволоку. Что собственную, привезенную своими силами из центральной России, что мою, сделанную во Владивостоке. Ее натягивали перед позициями и японец, идя в атаку, повисал на ней не в силах преодолеть, где наши их и расстреливали. Понятно, что это первая их встреча с подобным заграждением и впоследствии они не будут так грубо ошибаться, но все же… Какой-то солдат потом рассказывал, что эта проволока им очень сильно помогла, и он сравнивал обе эти системы. И в восхитительных тонах отзывался именно о нашей «егозе». Та, правильно размотанная и закрепленная, мертвой хваткой вгрызалась в одежду японцев и уже не отпускала, все больше и больше заматываясь вокруг тела. И сколько бы японец не дергался, сколько бы не трепыхался, все становилось только хуже. «Егоза» цеплялась за одежду, резала тело и пускала кровь. На бедолагу попавшего в эти сети не надо было даже тратить пулю. Выбраться самостоятельно тот уже не мог. Этот эффект заметило и командование и через несколько дней мои склады оказались опустошены — они выкупили всю «егозу». И это было отрадно.

Но плохо было то, что наши войска так и не применили ни мои минометы, ни мою моточайку, ни второй воздушный шар. Лишь одни гранаты, что случайно захватил с собой какой-то радетельный капитан, были опробованы в деле. Три ящика оказались раскиданы за какие-то полчаса боя и они принесли какой-то эффект, но за малостью их использования понять какой именно эффект они принесли было затруднительно. Положили с пару десятков японцев, прижали их на короткое время к земле, да и только. И потому командование крепостью даже не обратило на них внимания.

Ну а следом за сдачей Цзинь Чжоу нашим пришлось оставить и Талиенвань и Дальний. Все произошло слишком быстро. Народ, прознав о проигранной битве, сложил в уме два и два, и дал из обоих городов деру. И снова в Артуре стало не протолкнуться — вокруг повозки, лошади, люди, нехитрый скарб. Везде крик, гам, бабий рев, детский плач и злой мужской матер. Потрепанные войска частью снова зашли в город зализывать раны, да пополняться, а частью, из тех, кто остался цел, засели на подготовленных позициях. Защищать ни Дальний ни Талиенвань никто не собирался. Пятый полк, сильно потрепанный в боях занял Угловые горы. Там ощущался сильный недокомплект в личном составе, более тысячи человек оказались или убиты, или пропавшими без вести. Но сам полк стяжал в рядах артурцев славу и многие добровольцы, что решили встать под ружье, высказали желание служить именно в этом героическом отряде.

Потом пришли слухи, что прежде японца в эти города зашли хунхузы. Зашли с целью пограбить. Сколько они успели унести, никто не знает, говорят, что не очень много. Японцы, зашедшие следом, установили свои жесткие порядки и на корню пресекли все попытки мародерства. Тех, кого смогли поймать с чужим добром, тут же и расстреляли. А затем, чтобы оберегать чужое имущество, они поставили почти на каждом перекрестке патрули и грабежи исчезли. Как исчезли и китайцы.

Чуть позже Стессель издал приказ, требовавший немедленного формирования двенадцати дружин в которые должны были войти все свободные мужчины Артура. Недостатков в добровольцах не было, и в дружины вошли многие из тех, кто был не годен к службе по состоянию здоровья, но имел большое желание послужить на благо Родине. Пришли и ко мне, заявились в жаркий полдень на склад и потребовали разговора. Я вышел к воротам, увидел Зверева, что сопровождал усатого офицера при паре солдат и поприветствовал его.

— Чем могу быть обязан? — поинтересовался я, внимательно разглядывая капитана из инфантерии.

— День добрый, господин Рыбалко, капитан Валеев, — представился военный, не слишком-то усердно приложив ладонь к козырьку фуражки.

— Добрый, добрый. Так что вас привело ко мне, господин капитан?

— Согласно приказу штаба, мы набираем добровольческие дружины, состоящие из всех свободных мужчин в городе. Согласно нашим данным у вас в работниках находятся около десяти крепких мужчин, способных вступить в ряды этих дружин. Я настаиваю, чтобы они немедленно явились к казармам десятого полка и записались. Таково требование штаба крепости.

Я кашлянул, прочистив горло. Для меня эта новость стала неожиданной. Я посмотрел на Зверева, тот бессильно кивнул головой и пояснил:

— Все так и есть, Василий Иванович. Город на военном положении и вся власть теперь в руках Стесселя. И все обязаны подчиняться его приказам.

— А вы здесь зачем?

— На всякий случай, чтобы не возникло случайных недоразумений.

— Гм, — я нахмурился, — а какие могут возникнуть недоразумения?

— Всякие, — уклончиво ответил Зверев. — Василий Иванович, вам не стоит беспокоиться, вас никто не смеет тронуть, но…

— Но десять моих человек вы хотите у меня отобрать, — закончил я его мысль. — Отобрать, не смотря на то, что знаете каким я делом занимаюсь.

— Василий Иванович…

— Не стоит, — повел я рукой, прерывая Зверева. И снова обратился к капитану: — Однако откуда у вас такая цифра? Где вы насчитали у меня столько людей?

— Ну как же, — нисколько не удивившись, хмыкнул тот и, достав листок со списком, стал зачитывать: — Вот, слушайте. Мурзин, Даниил Григорьевич, одна тысяча восемьсот семидесятого года рождения, Васильев, Андрей Дмитриевич, одна тысяча восемьсот семьдесят третьего года рождения, Грязнов, Святослав Андреевич, одна тысяча восемьсот семьдесят девятого года рождения, Агафонов, Владимир Михайлович, одна тысяча восемьсот семьдесят шестого года рождения, Цибуля, Петр Иванович…

Он продиктовал мне весь список. В него вошли все, кто у меня работал, и Петро и Данил и все мои химики, которых я не так давно отправил до дома. Капитан убрал лист и вопросительно на меня уставился.

— Откуда у вас это?

— Любезно предоставил князь Микеладзе, — охотно пояснил капитал.

— Поня-ятно… Роман Григорьевич, отойдем в сторону? — попросил я Зверева.

Углубившись вглубь склада, туда, где нас не могли услышать, я спросил:

— Что это значит? Что за ерунда?

— М-да, неприятность, конечно, — согласился он, — но что поделать? Приказ Стесселя!

— Приказ прямо по моим людям?

— Нет, что вы, конечно же, нет. Приказ общий, обязывающий каждого свободного мужчину явится на формирование добровольческих дружин. Ваши люди также попадают под действие этого приказа.

— Но что за глупость? Разве не известно, чем тут занимаюсь я и мои люди? Оторвать их от дела сейчас просто немыслимо, это принесет только вред крепости, нежели пользу.

— Да, я тоже так считаю, — согласился Зверев. — Но приказ есть приказ. И капитан Валеев человек подневольный, он также исполняет приказ, как и все остальные. Вам на него злиться не следует.

— Я на него не злюсь, я на него удивляюсь… Эх, ладно, понимаю, что опять придется переться к Стесселю, улаживать это недоразумение. Обидно, что время на это придется потратить.

Я своих людей Валееву не отдал. Сказал, что их здесь нет, демонстративно закрыл склад и вместе с ним пошел до штаба крепости. Ходу туда был пять минут.