Была ли какая-нибудь особенность в однообразном ландшафте Голландии, так взволновавшая адмирала Канариса? Он предупредил своих друзей — участников заговора против Гитлера, чтобы они не появлялись на голландской земле. «Кажется, мне удалось проникнуть в английскую секретную службу, — сказал адмирал. — Возможно, я получу серьезное донесение оттуда».
«Только не Голландия», — заявили в 1938 году друзья Канариса, когда мы обсуждали вопрос о месте встречи. Однако они не могли привести мне какие-либо определенные причины своего беспокойства. Прошли годы, и все выяснилось. В Голландии работало немало агентов. И одному из них в конце тридцатых годов удалось занять такое положение, что он смог наблюдать за деятельностью многих других агентов. Им был голландец Вольбах.
В один из летних вечеров неизвестный человек бродил по тихой улице на окраине Гааги, внимательно наблюдая за красивой виллой, стоящей несколько в стороне от дороги. Вчера он тоже был здесь и так же старался укрыться в тени, чтобы не быть заметным. Двое мужчин следили за ним из окна виллы. На третий день один из них вышел из дома и прямо направился к незнакомцу.
— Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я позову полицию и обвиню вас в бродяжничестве.
— У меня нет никакого желания болтаться здесь, — ответил голландец Вольбах, угрюмо взглянув на немецкого агента. — Деньги, которые мне платит Шверт, совершенно не стоят этого. Но я должен содержать семью.
— Тогда пойдемте со мной.
Так Вольбах оказался в обществе невысокого коренастого, человека с седой головой и проницательными глазами. Это был начальник немецкой контрразведки в Голландии Рихард Протце. Он протянул голландцу для рукопожатия один палец.
— Не суйте носа в наши дела, мой милый! Вряд ли это окончится хорошо для вас. Сколько вам платят?
— Семьсот гульденов в месяц.
— Служите нам, и вы получите восемьсот гульденов, а может быть, и больше, если будете работать хорошо. Вы должны продолжать сообщать сведения английской секретной службе и обо всем информировать нас.
Так, под видом бродяги, Вольбах по-прежнему слонялся по Гааге, имея достаточно сведений, чтобы служить приманкой для более крупной рыбы, чем был он сам. Его деятельность в Голландии в предвоенные годы и в первые месяцы войны стала настоящим кошмаром для союзников. Благодаря ему многие их агенты не вернулись из Германии; задуманные операции срывались одна за другой; секретные сведения то и дело попадали к противнику. А Вольбах оставался все таким же старательным, лицемерным и неуловимым, в то время как его жертвы сидели в тюрьмах или были казнены.
В первые военные месяцы 1939 года внешне на Западе все казалось мирным и спокойным. Действовали лишь разведки. Французские и английские войска спокойно отсиживались за линией Мажино. Снаряды не разрушали городов, воздушные налеты совершались очень редко. Только в море рыскали немецкие подводные лодки и крейсера, нанося удары по английским судам. Американские корреспонденты, наблюдавшие за действиями обеих сторон, назвали эту войну «странной».
Действительно, для постороннего наблюдателя трудно было найти объяснение такому ходу военных действий. Англичане не решались использовать свои силы, которые были еще недостаточно подготовлены[42]. Напряженная деятельность отмечалась этой зимой только в кругах немецкого верховного командования. Гитлер непрерывно требовал прогноза погоды и астрологических предсказаний, всячески стремясь ускорить подготовку к генеральному наступлению на западе. Генералитет же пытался убедить фюрера в необходимости отложить это наступление хотя бы до весны.
Гейдриху так и не удалось до конца разобраться в интриге, которую вели немецкие генералы в Лондоне в 1938 году. Ему стало известно, что противники нового режима в военных кругах предостерегали англичан об опасности прихода Гитлера к власти. Секретная служба Гейдриха усилила свое наблюдение за границей, но им не удалось обнаружить каких-либо определенных следов заговора против германского правительства. Тогда его помощник Шелленберг предложил следующее: поскольку заговор, по-видимому, все же существует, но его трудно раскрыть, нужно попытаться убедить Гитлера в этом, раскрыв вымышленный заговор. Таким образом, почти одновременно на Принц Албрехтштрассе[43] были задуманы две операции, как будто не связанные между собой. Первая — инсценировка попытки покушения на жизнь фюрера, которая была осуществлена 8 ноября 1938 года в одном из пивных погребков Мюнхена во время собрания основателей партии. Вторая — похищение двух главных английских агентов в Западной Европе.
Первую из этих операций было легко осуществить с помощью какого-нибудь заключенного. Агенты СС обещали освободить уголовного преступника Георга Елсера, осужденного на длительное заключение в Дахау, если он согласится незаметно заложить в стенных панелях пивного погребка адскую машину.
Елсер выполнил эту работу. Офицер английской разведки капитан Пэйн Бест, позднее оказавшийся вместе с ним в концентрационном лагере, подробно осветил эту историю в книге «Инцидент в Венло»[44].
Елсера снабдили большой суммой денег в иностранной валюте и предоставили возможность бежать. Заложенная в погребке бомба взорвалась через десять минут после того, как Гитлер покинул собрание. Взрывом было убито несколько старых членов нацистской партии. Это придало определенную окраску событию и сделало его более правдивым. Елсера схватили на следующий день у швейцарской границы, которую он пытался перейти без документов.
Дело с организацией похищения английских агентов оказалось более трудным. Гейдрих полагал, что главный центр английской секретной службы, ведущий наблюдение за Германией, находится в Гааге. Вольбах, который к этому времени прочно закрепился в английской разведке, заявил, что начальником этого центра является майор Стивенс, официально прикомандированный к английскому консульству в Гааге. Гейдрих считал, что именно Стивенс и есть начальник отдела, ведущего разведку в Северной Германии.
Офицер контрразведки СС Шелленберг решил использовать для этой операции агента под кличкой «Франц», часто совершавшего поездки из Германии в Гаагу. Ему было приказано сообщить майору Стивенсу и его помощнику капитану Пэйну Бесту, что группа немецких армейских офицеров готовит заговор против Гитлера и хотела бы установить контакт с английской секретной службой. К этому сообщению в высших кругах министерства иностранных дел в Лондоне отнеслись с большим интересом.
Стивенсу и Бесту было приказано заняться этим вопросом. В одной из пограничных голландских деревень, расположенной между Арнемом и Венло, началась игра в кошки-мышки. Английские агенты становились все более нетерпеливыми и менее осторожными. Шелленберга, который выступал в этой игре под именем некоего Шеммеля, действовавшего якобы от имени генерала фон Рундштедта, они снабдили радиостанцией и передали ему шифр для связи.
Лорда Галифакса постоянно информировали о ходе этого дела. Английские агенты получили приказ из Лондона не компрометировать себя и не делать каких-либо предложений в письменной форме. Они должны были только выслушать немцев. Но два немецких «эмиссара» проявили странные опасения, заявив, что не желают далеко удаляться от границы, хотя обычно немецкие коммерсанты ежедневно бывали в Гааге и Амстердаме.
9 ноября 1938 года этот дьявольский замысел был осуществлен. Немцы, прибыв для переговоров в Венло, сказали, что их генерал направляется сейчас в одно из пограничных кафе «Бахус», расположенное неподалеку от Венло. Этим сообщением они так заинтриговали англичан, что Стивенс и Бест, не дождавшись голландского пограничного патруля, который должен был охранять их, одни отправились на эту встречу. Однако там не оказалось никакого генерала. Ожидавшая англичан машина, в которой находились одетые в гражданское платье немцы, быстро пересекла нейтральную зону. Они схватили ничего не подозревавших англичан. При этом был убит голландский офицер, капитан Дирк Клоп, пытавшийся помешать этому похищению. Через несколько секунд Стивенс и Бест были уже на территории рейха.
— Вы знали об этом деле? Где находится сейчас майор Стивенс? — такими словами встретил Канарис Рихарда Протце, которому в связи с происшедшими событиями было приказано лично явиться к адмиралу в Дюссельдорф.
— Стивенс находится в Голландии, — ответил Протце.
— Вовсе нет. Он сейчас в Германии, — закричал адмирал, — и если вы замешаны в этом, то вы здорово поплатитесь.
— Но я ничего не знаю, — пробормотал Протце, дрожа от страха.
— Запросите второй отдел абвера, — строго приказал адмирал.
Но никто не мог ничего сообщить об этом странном деле.
Протце немедленно пустил по следу своего агента Вольбаха в Гааге, но получил от англичан сухой ответ: «Немцам лучше знать, где находится Стивенс».
«Канарис не был заранее информирован СД о готовящемся похищении, — уверял меня генерал Лахузен. — Ничего об этом не знало и верховное командование. Адмирал очень боялся, как бы гестапо не выведало что-либо у Стивенса и Беста о существовании оппозиции в Германии».
Канарис попытался узнать у Гейдриха, не замешан ли в этом деле кто-нибудь из офицеров немецкой разведки. Гейдрих заверил его, что ни один офицер абвера не участвовал в операции. Однако адмирал все же был обеспокоен, так как сомневался в преданности некоторых старших офицеров абвера.
Немецкие газеты писали о подробностях покушения на жизнь Гитлера в Мюнхене, а на следующий день появились сообщения и о похищении в Венло.
Шеммель (Шелленберг) использовал переданную ему англичанами рацию, послав им свое «приветствие». Затем он разрешил представителям министерства пропаганды сфотографировать рацию как вещественное доказательство.
Профессору де Кринису, служившему врачом в СС и позднее ставшему директором психиатрической клиники при берлинском госпитале, пришла в голову «блестящая идея» связать инцидент в Венло с заговором в Мюнхене. Он высказал ее Гейдриху. Стивенс и Бест были показаны Елсеру, который немедленно «опознал» их.
Хотя немецкие газеты и писали, что оба английских агента замешаны в покушении на жизнь Гитлера, однако не так-то легко было связать между собой все детали этих инцидентов. В результате идея организации большого государственного процесса была оставлена. Но во всяком случае, Гейдрих добился некоторого успеха. С одной стороны, он внушил фюреру страх за свою жизнь, а с другой — вызвал некоторые симпатии простого народа. Он продемонстрировал им, что в Германии есть «предатели», с которыми хотели бы установить связь англичане. Гейдрих использовал этот случай как доказательство, что СС находится вне подозрения. И с этих пор Гитлер уже никогда не доверял армии охрану собственной персоны.
К этому времени Канарис перенес свою политическую деятельность в более безопасное место — в Ватикан.
Д-р Иозеф Мюллер, друг адмирала, очень скрытный и хитрый человек, был таким же искусным лицемером, как и его начальник. Никто бы не подумал, что этот лейтенант запаса решится вести переговоры, связанные с государственной изменой, в такое опасное время, когда над секретными связями заговорщиков в Англии нависла мрачная тень Гейдриха.
Мюллер числился за мюнхенским отделением абвера и вел работу в Италии. В Ватикане у него был старый друг немец-иезуит отец Лайбер, который был секретарем папы. Сам папа Пий XII, еще будучи кардиналом Пачелли — до своего избрания в марте 1939 года на трон святого Петра, — специально занимался изучением Германии. Он провел много лет в Берлине в качестве папского нунция и ненавидел безбожников-нацистов, которые вели борьбу с его родной церковью. В Берлине он часто встречался с руководителями оппозиции Гитлеру.
Получив у Канариса заграничный паспорт, Мюллер в середине ноября 1939 года отправился в Ватикан, где вскоре добился успеха. Английский священник Францис Д’Арси Осборн был послан за инструкциями в Лондон. Там он получил разрешение вступить в переговоры с Мюллером по вопросу о заключении мира, приемлемого как для Англии, так и Германии при условии, что немцы сами свергнут нацистский режим.
Мюллер заявил Осборну, что его задачей является выработка такого проекта мирного договора, который мог бы убедить немецких генералов в возможности заключения разумного мира с союзниками.
Посланник Канариса верил в успех переговоров и надеялся, что лорд Галифакс прилетит в Рим и посетит его преосвященство в Ватикане. Но Д’Арси Осборн заявил мне позднее, что вопрос о поездке английского министра иностранных дел в Рим не стоял в то время. Однако, как это позднее выяснилось из выступлений лорда Галифакса, он находился в курсе хода этих переговоров.
Риск, которому подвергался Мюллер, был действительно очень велик. После того как он провел в Риме довольно продолжительное время, было решено сформулировать основу для переговоров, и Ватикан составил проект.
«У меня были большие трудности с этими переговорами, — говорил мне Мюллер. — Англичане сдержали свое слово и не навязывали нам ничего, что могло бы позднее оказаться неприемлемым».
Проект был составлен на государственной бумаге Ватикана. Один экземпляр послали в Лондон, в министерство иностранных дел, другой, с прикрепленной к нему визитной карточкой секретаря папы — отца Лайбера, Мюллер привез в Берлин.
На визитной карточке было написано:
«Д-р Иозеф Мюллер, податель сего письма, получил полное благословение Его Преосвященства».
Прибыв в Берлин, Мюллер передал письмо полковнику Донании в резиденции Канариса. Сам адмирал не показывал и вида, что знает об этом деле.
Однако он все же бегло познакомился с донесением Мюллера. (Оно известно под названием «донесение X».) Затем этот документ направили начальнику генерального штаба генералу Гальдеру. Основой для мирного договора, как помнит их Мюллер, были следующие условия:
1. Германия сама должна изгнать всех нацистов из правительства и ликвидировать их политическую систему.
2. Новое германское правительство должно подтвердить, что оно способно и намерено выполнить свои обязательства.
3. Необходимо заключить соглашение, по которому Германия оставит за собой Австрию и Судетскую область.
Лорд Галифакс в своей речи 20 января 1940 года, обратил внимание слушателей на эти предложения.
«Единственная причина, почему мир не может быть заключен завтра, — заявил он, — состоит в том, что германское правительство до сих пор еще не проявило своей готовности возместить ущерб, нанесенный соседним странам, а также не доказало всему миру, что любое его обязательство стоит больше, чем бумага, на которой оно написано».
Генерал Гальдер обсудил основные условия мира с генералом Беком, который, хотя и находился в отставке, все же продолжал поддерживать тесный контакт со своим бывшим заместителем. Документ, полученный из Ватикана, был положен в сейф полковника Шредера, надежного офицера в штабе верховного командования сухопутных войск в Цоссене. Генерал Томас, экономический глава вермахта, сопоставив свои предположения, что Германия не выдержит длительной войны, с политической оценкой событий, пришел к выводу о необходимости заключения скорого мира. Когда «донесение X» было показано главнокомандующему сухопутными войсками генералу фон Браухичу, последний заявил, что фюрер опьянен военными успехами в Польше, а молодое офицерство и войска не пойдут на какие-либо действия, направленные против него.
Во время своего пребывания в Риме Мюллер подробно обсудил с Лайбером политическую линию, которой должна придерживаться дипломатия Ватикана в этом вопросе, а также меры предосторожности, необходимые в связи с переговорами. В Риме говорилось и о шифре, который очень беспокоил Канариса. Адмирал находился день и ночь в страхе, ожидая, что его имя будет упомянуто в какой-либо шифровке союзников или нейтральных государств.
«Шифры Ватикана абсолютно надежны», — заверил отец Лайбер.
«Он заявил, что шифры Ватикана надежны, — произнес Канарис, когда Мюллер докладывал ему о результатах переговоров в Риме. — Так покажите ему это». И адмирал вынул копию дешифрованного секретного послания Ватикана своему нунцию в Португалию.
Лайбер побледнел, когда Мюллер при встрече показал ему это расшифрованное сообщение.
Мюллер посещал Ватикан несколько раз в период между 1939 и 1942 годами. Затем он был вынужден прекратить эти поездки. К тому времени англичане уничтожили имевшийся у них экземпляр проекта соглашения, выработанного Мюллером и Осборном.
«Мы сами просили их принять эти меры предосторожности в сороковом году, — объяснил мне Мюллер, — так как мы думали, что скоро произойдет вторжение в Англию и английское министерство иностранных дел не успеет уничтожить свои документы».
В то время как немецкий главнокомандующий сухопутными войсками, потеряв всякую надежду, был уверен, что Гитлер попытается перейти линию Мажино еще до своего свержения, начальник генерального штаба генерал Гальдер, напротив, продолжал верить, что Канарису удастся разработать план убийства фюрера и этим самым разрешить дилемму.
В распоряжении Гальдера имелись для этого силы — полк «Бранденбург», специальная смешанная часть, предназначенная для нападения и захвата объектов, интересовавших разведку. Она находилась непосредственно под командованием Канариса (так же как и в Англии, в распоряжении секретной службы имелись небольшие силы для выполнения специальных задач). Но полк «Бранденбург» политически был еще недостаточно подготовлен к выступлению против Гитлера.
Кроме того, из эфира неслись опасные сообщения. В самом начале войны в одной из радиопередач для Германии Би-Би-Си, выступая против немецких лидеров, заявила: «Единственно честным человеком среди них является адмирал Канарис».
Друзья адмирала вспоминают, как они были потрясены этим. Еще больше их встревожила маленькая заметка, опубликованная в одном американском журнале. В ней, в частности, говорилось, что Канарис «является человеком, который возглавит восстание против Гитлера».
Случайно мне пришлось разговаривать с одним деревенским пастором из Роксхолла. Он рассказал, что ясно помнит, как подобные сообщения обеспокоили его.
«Во время войны… даже я, живя в отдаленной деревушке, по некоторым сообщениям английских газет и радио мог понять, что Канарис ведет работу против Гитлера».
По крайней мере дважды за пять лет войны о Канарисе распространялись подобные слухи. И ему пришлось во время одной из встреч со своими коллегами, рейхсфюрером СС Гиммлером и Гейдрихом, с усмешкой заявить: «Как видно из сообщений иностранной прессы, я собираюсь начать революцию в Германии».
Гиммлер холодно посмотрел на адмирала и обменялся многозначительным взглядом с Гейдрихом. Кто знает, насколько Канарису удалось рассеять их подозрения?!
В последующие шесть месяцев видимого спокойствия, накануне 1940 года, события развивались с такой быстротой, что многие из них могли пройти незамеченными. Эсэсовцы в черном и солдаты, одетые в серую полевую форму, вынуждены были действовать совместно, хотя они подозрительно относились друг к другу. Их внимание всецело поглощала военная обстановка, сложившаяся на Западе. К этому времени для обеих сторон стало ясным возрастающее значение Голландии. 1-й и 2-й отделы абвера получали все больше сведений об усилении активности союзников в этой стране. Гитлер требовал все новых и новых данных. Ряд сведений, добытых абвером, отобрало министерство иностранных дел. Их включили в Белую книгу, в которой министерство иностранных дел обвиняло союзников в нарушении нейтралитета Бельгии и Голландии. Но Кейтель и Канарис решили не подписывать готовую к печати книгу. Их решение еще более окрепло, когда немецкое министерство иностранных дел, заявило, что сообщения Канариса недостаточны, чтобы доказать нарушение союзниками нейтралитета Бельгии и Голландии.
2-й отдел абвера получил указание добыть бельгийскую и голландскую таможенную и жандармскую форму, в которую предполагалось одеть немецкие передовые ударные части. Казалось более логичным послать немецкого портного в Бельгию, который мог бы там на месте изучить покрой этой формы. К тому же тут не требовалось особой точности, так как форма нужна была лишь для неожиданного захвата мостов через Маас и Мозель, прежде чем они могли быть разрушены. Однако портного не послали, а решили нужное обмундирование украсть. И когда эта кража была обнаружена, сообщения о ней тотчас же появились в голландской и бельгийской печати. Одна из голландских газет поместила даже карикатуру на Геринга, где тот был изображен в форме голландского вагоновожатого трамвая.
2-й отдел абвера все шире развертывал сеть своей агентуры, предназначенной для использования ее в день «Д»[45]. Агентура эта сыграла свою роль, когда «странная война» закончилась и немцы вступили в Бельгию и Голландию. Мосты через Маас и Мозель и заграждения на дорогах были захвачены гражданскими лицами или людьми, одетыми в форму союзников, и удерживались до подхода немецких войск. Многочисленные диверсии нарушили всю систему обороны, снабжение, пути сообщения и связь.
Английская секретная служба пыталась обнаружить германскую агентуру еще в период затишья. Она не могла не заметить активизации деятельности абвера и голландских нацистов. Обе разведки работали день и ночь, стремясь уничтожить агентурную сеть, создаваемую другой стороной. Вольбах снова стал появляться в штаб-квартире немецкой разведки в Гааге и Амстердаме, передавая ей секреты английской разведки: «Клеммер — английский агент», «Англичанам известно, что Шрамм — немецкий агент».
А Вольбах все сообщал и сообщал имена агентов союзников. Он говорил Протце и о тех, которые были известны англичанам как немецкие шпионы. Время от времени он сообщал имена офицеров немецкой разведки, которые, как выяснилось, работали на англичан. «Англичанам стало известно, что адмирал Канарис был в Голландии», — докладывал Вольбах. Нервы Протце были напряжены до предела. Он совсем потерял сон. Его мучили кошмары, всюду Протце видел предателей.
«Немецкие агенты во Франции должны были возвращаться в Германию через Голландию. Их имена будто бы также известны англичанам», — докладывал Вольбах, Протце пытался успокоиться и прийти к определенному заключению. «В немецкой разведке сидит агент союзников, занимающий высокий пост», — думал он.
«Англичане следят за хромым, который прибудет завтра вечерним экспрессом из Франции в Гаагу». Вольбах сообщал то об одной, то о другой катастрофе. Наконец бомба взорвалась: Вольбах явился с сообщением, из которого явствовало, что в немецком консульстве в Гааге работает английский агент, занимающий там высокий пост.
Через час Протце был уже в кабинете графа Зеха, немецкого консула в Гааге, и шепотом сообщил ему полученное известие.
— Кого вы подозреваете? — с недоверием спросил Зех. Протце назвал одного из старших дипломатов, секретаря консульства, с которым Зех встречался ежедневно.
— Это невозможно, дорогой мой! — воскликнул консул. — Я его прекрасно знаю! Он из очень хорошей семьи!
Зех вынул из ящика стола список подозрительных лиц.
— Я думаю, среди них есть английские агенты. Посмотрим, может быть, один из них проник в нашу секретную службу.
Но Протце был уверен в своем предположении. Прощаясь с графом Зехом, он попросил его сохранить в секрете их разговор и ушел с намерением поймать свою жертву в ловушку.
Консула вызвали в Амстердам на совещание офицеров разведки. Об этом совещании он упомянул в разговоре с одним из своих секретарей.
— Они заявили, что у меня в консульстве находится английский агент, — сказал Зех. Секретарь, услышав это, вздрогнул, затем улыбнулся и поспешно откланялся.
В последующие двадцать четыре часа консул обнаружил, что его секретарь исчез. Сделали запрос в голландскую полицию и сообщили о случившемся в штаб-квартиру немецкой разведки в Кельне. Но никто ничего не мог сказать. «По-видимому, он уехал в свой полк, — предположил консул. — Он давно просил разрешения на это».
Скоро в кабинете Зеха снова появился Рихард Протце.
— Ваше превосходительство, а птичка-то улетела… Он уже в Лондоне. Вы что-нибудь говорили ему? — спросил Протце.
Адмирал Канарис в присутствии Протце выслушал сообщение об этой истории с удивительным спокойствием. Над графом Зехом нависло обвинение в нарушении установленных правил соблюдения секретности.
Казалось странным, что в данном случае, как и во многих других, Канарис не рассердился ни на графа, из-за которого он упустил свою добычу, ни на крупного государственного изменника, каким оказался скрывшийся секретарь. Протце заметил, что Канарис думал только о том, как бы скорее замять это дело.
Через несколько лет я встретил исчезнувшего секретаря в Лондоне.
— Канарис повесил бы меня, если бы ему удалось меня схватить, — сказал он, натянуто улыбаясь.
Я думаю, он был прав, если учесть, что и Гейдрих поступил бы с ним так же.
Когда 10 мая 1940 года главные силы немцев начали наступление на Западе, об истории с секретарем совсем забыли. Вольбах, все еще находившийся вне подозрения англичан, рискнул покинуть Голландию и вместе с другими беженцами направился в Англию.