ГЛАВА 3

Проснулись поздно. Будивший меня Аркадий, крепко приложившийся своей не маленькой пятернёй к моей исхудавшей, левой щеке, так и заявил:

— Вставай. Гений. Хватит валяться. День на дворе.

Я приподнял голову и заметив, что на ногах только он, Виктор и ещё один из местных, чьё имя мне вчера так и не назвали, промямлил в ответ:

— Ну и что? Все же ещё спят.

— Им можно — возразил мужчина. — А тебе пора. Не идти же нам, старым воякам, за водой, когда у нас под руками, такое крепкое, молодое тело прохлаждается.

Поднялся. Поискал глазами чего нибудь съестное. Не обнаружил. Взял в руки пустой, бело матовый, пластиковый бочонок, с оранжевой крышкой наверху. Повертел его, примеряясь к возможным вариантам переноски и тяжело вздохнув отправился к единственному, известному мне, источнику пресной воды. Далеко, а надо.

Вчера или даже сегодня, играли до рассвета, расположившись в ярко жёлтых лучах трёх красивых фонарей, с огромной рабочей поверхностью, расставленных хозяевами по углам импровизированного треугольника, образованного группами игроков. Приняли меня в свою компанию, трое местных: Дмитрий Львович, Жора, сам предложивший так его называть и Алексей Сергеевич — имевший в лагере туристов, непререкаемый авторитет. Я не просился в их команду, а от приглашения не отказался, здесь обещали меня быстро обучить. Как новичок один раз сыграл без денег, а во второй прилично проиграл, хотя платил в два раза меньше остальных. Быстро признав моё обучение законченным, коллеги выпили, закусили, а затем, на радостях, перевели меня в разряд профессионалов, приравняв мою материальную ответственность к общему показателю. Жора расчертил новый листок и старшие товарищи продолжили повышать мою квалификацию.

Окончательный подсчёт финансов, мной не проведён до сих пор. Нет, я успешно разложил рубли, трояки, пятёрки и десятки, по отдельным кучкам, но вот к какой категории отнести четвертаки и выигранные полтинники, не знаю. О мелочи и заикаться не буду, её тут за деньги никто не считает. Так и лежит всё моё богатство горкой, под одеялом, выданным мне во временное пользование Жориком — основным моим спонсором. Что делать с цифрами, ума не приложу. От одного до десяти различаю в лёгкую, а дальше сплошные пробелы. Видел ещё пятнадцать, двадцать, двадцать пять, пятьдесят, в двух вариантах, но что, за чем следует и около чего стоит, не в курсе. Денег у меня, судя по нервным взглядам Жоры и скептическим, Алексея Сергеевича, много, но сколько это много и чего на него можно купить, вопрос. Поделиться своей проблемой не с кем. Смысл слова гений мне хорошо известен и получил я это звание не с бухты барахты, люди рядом находятся не глупые, и совсем не простые. Представляю, каково будет их удивление, если я подойду к одному из них и спрошу:

— Не будите ли вы столь любезны рассказать мне, какие цифры находятся между десятью и пятьюдесятью рублями.

Вот хохма будет и это в лучшем случае. Как бы за такие вопросы выигрыш не отобрали. Эти могут, причём запросто и глазом не моргнут.

После вялого, позднего завтрака, исключавшего из своего меню любые спиртные напитки, компания, приведшая меня сюда, засобиралась обратно. Посчитав и себя членом этого маленького коллектива, сложил чудесным образом появившиеся у меня дензнаки в газетку, аккуратно завернул их и приняв выжидательную стойку, приготовился к выходу.

— Собираетесь? — заметив наметившуюся тенденцию, спросил Аркадия, Алексей Сергеевич.

— Да, засиделись. Пора и честь знать — ответил тот, уже стоя допивая горячий чай.

— Антон, а ты что, тоже уходишь? — обратил на меня внимание, компаньон по карточной игре.

— Наверное — ответил я нерешительно, переводя взгляд с него, на Аркашу.

Если честно уходить не хотелось. Кормят здесь солидно, да и заработать возможность дают. Заметив мою нерешительность Алексей Сергеевич, надавил на меня сильнее:

— А то бы остался. Мы через пару дней уезжаем, а продуктов у нас в запасе вагон. Ты, я смотрю, парень здоровый, помог бы толстым дядькам ещё больше не растолстеть.

Я снова посмотрел на Аркадия, потом на Петра Сергеевича.

— Чего смотришь? — улыбнувшись, сказал последний. — Хочешь, оставайся. Мы тебе не отец и мать.

— А, как же шахматы? — встрял в разговор Виктор Иванович. — Антон. Мы же собирались с тобой партии Корчного разобрать.

— Витя, не дави на парня — прижал его Жора. — Никуда он от тебя не денется. Тоже мне шахматист. Мужик чуть ли насквозь не светится, а он всё туда же, пошли учиться. Дай студенту отдохнуть и отожраться.

Участь мою решили, не ускользнувшие от меня, переглядки Алексея Сергеевича и Петра Сергеевича. Последний еле заметно кивнул здешнему голове и на этом все обсуждения быстро закончились. Меня оставили.

— Антоха, а ты, где учишься? — спросил Жора, когда гости ушли и мне предстояло понять, чем я буду тут заниматься.

— В университете — ответил скромно, почувствовав, как всё холодеет внутри.

— Понятно, что не на шофёра в ДОСААФе. Поконкретнее, не можешь сказать?

— Могу — надеясь, что меня не расслышат, сквозь зубы процедил я. — Учусь в Московском университете.

— Хороший выбор — одобрил Алексей Сергеевич и попытался ещё о чём то спросить.

Разговор постепенно переходил в опасную, для меня, плоскость и чтобы не допустить провала, взял мысли этого собеседника под свой полный контроль. Расспросы про факультет, специальность и прочую ерунду, задавил на корню, предложив новую тему для разговора.

— А может искупаться сходим? Чего сидеть на одном месте? Сами говорите, что вес сбрасывать давно пора — выстрелил наугад и похоже попал.

— А что, действительно, сидим рядом с морем и не помним, когда ходили к нему — в нужном направлении заговорил Алексей Сергеевич, по сравнению с остальными, выглядевший просто худышкой. — Жора, а ну ка подымай народ. Застоялись кони в стойле.


Продемонстрировав, обременённым излишней жировой прослойкой, товарищам всё, на что способен в воде, улёгся на камни. Мои универсальные штаны, на фоне изысканных плавок остальных членов коллектива, смотрелись словно чёрная ворона среди разноцветных попугаев, но почему то меня это совсем не смущало и я завалился рядом с ними, как равный, среди своих.

— Хорошо плаваешь — похвалил меня Жора. — Занимаешься где?

— Да, нет. Так, для себя развлекаюсь, от скуки — скромно ответил я.

— А ты в шахматы действительно пару дней назад играть научился или просто с Витей позабавиться решил? — щурясь на солнце, вновь спросил меня белый словно молоко, мужчина.

— Действительно. С какой стати мне его обманывать? — не понимая в чём подвох, настороженно проговорил я.

— А родители у тебя кто? — не унимался Георгий Дмитреевич, с сочувствием посмотрев на мои штаны.

Удар был нанесён ниже пояса и мне потребовалось время, чтобы отдышаться, и прийти в себя. Сказал бы я тебе дядя, кто мои родители, только сначала самого бы кто нибудь просветил, на их счёт.

— Нет у меня родителей — словно кинувшись в омут с головой, с вызовом бросил я. — Один живу.

— Да, не кипятись ты так — пошёл на попятную Жора. — Я же не хотел тебя обидеть. Спросил, можно сказать, из лучших побуждений. А ты сразу в бутылку полез.

— Ну, чего пристал к парню — осадил его Алексей Сергеевич, как мне показалось, всё это время внимательно прислушивавшийся к нашему разговору. — Иди вон лучше сам, в воду прыгни. Сгоришь. А ты Антоша не обижайся. Жора действительно не по злобе поинтересовался. Уж больно вид у тебя непрезентабельный. Другой одежды то что, с собой не привёз?

— Почему не привёз? — заёрзал я. — Есть. Но мы же на море, а не на занятиях, в аудитории.

— Понятно — утвердительно покивал он головой и затем обратился ко всем остальным: — Ну что, пять минут на сборы и домой.


Вечером, первый раз проиграл в шахматы, правда бесплатно. Алексей Сергеевич с таким напором рвался в бой, так подзадоривал меня, так внутренне собирался и переживал, что после недолгих размышлений я пришёл к выводу: так будет правильно. Сделал всё красиво. Подставился пару раз, как бы невзначай, под рентген, а затем бесславно сдал напряжённый эндшпиль. Странных словечек я нахватался у Виктора Ивановича и иногда пользуюсь ими, про себя, конечно. Восторгу публики не было предела. Она восхваляла нового чемпиона, крепко жала ему руку, снисходительно похлопывала меня по плечу и наперебой давала советы, как надо было ходить в том или ином случае. И только победитель похоже не купился на мои уловки. Он вёл себя скромно и с достоинством. А чуть позже и вовсе отвёл меня в сторонку, и хитро сказал:

— Молодец. Правильно поступил.

— Вы о чём, Алексей Сергеевич? — изобразив наивысшую степень недоумения, спросил я.

Мужчина не ответил. Он молча развернулся, подошёл к, пытавшимся тут же сразиться со мной, друзьям, один из которых уже расставлял на ещё не остывшей доске фигуры и предложил всем прекратить заниматься ерундой. Настало время ужина. Обстановка за богатым столом была почти домашней, на сколько я могу судить, по обрывкам собственной памяти, о доме. Говорили много, обо всём и ни о чём. Рассуждали о колбасе, один из сортов которой, кому то показался чересчур перчённым, о качестве зарубежных консервов, не говоривших мне, своими яркими этикетками, абсолютно ни о чём, о скудном ассортименте местного торга, о предстоящей поездке в Сочи, о море, о спорте, о шахматах, о спортсменах и ещё чёрт знает о чём. Алексей Сергеевич сидел рядом и время от времени, отпуская нить общего разговора, спрашивал меня о, казалось бы, малозначительных вещах. Мой возраст, обожравшийся желудок и отличное настроение, сыграли бы со мной дурную шутку, находись я в теле человека, с обычными, среднестатистическими способностями. Но на беду ли, или на радость моего собеседника, имелась у меня пара качеств, которым я и неприминул воспользоваться. Читая мысли мужчины, наверняка, кое чего повидавшего на жизненном пути, в них же находил и правильные ответы, на поставленные им, не простые вопросы. А потом смело выдавал их за свои, удовлетворяя ими его, почти полностью. Что то ему не нравилось, ни без этого, но как раз мои промахи и делали ответы правдивыми, а мой образ, который Алексей Сергеевич постепенно выстраивал в своей голове, нравился ему всё больше и больше. Ближе к концу ужина, он даже произнёс сам себе:

— Хороший парень. Сирота, голова на месте, не болтун, умеет расставлять приоритеты и возраст такой, что слепить из него можно всё, что угодно. Надо будет прицепить его к себе.

Что это значило я понимал, но чисто механически. Реально же оценить, возможные перспективы, у меня не получалось. Знаю об этом человеке очень мало, а обо всём остальном так и вовсе, почти ничего.

Мой основной собеседник закончил ужин резко, одной ёмкой фразой:

— Жора, закрывай лавочку, хорош работать животом, пора и голове дать возможность отличится.


Последующие два дня прошли словно под копирку. Поздний подъём, лёгкий завтрак, солнечные и морские процедуры, обед, игра в карты, плотный ужин, долгие беседы про жизнь, снова карты и так по кругу. Мне нравилось, тем более удалось познакомиться с ещё одной цифрой. Теперь я знаю, как выглядит сотня. Кормили от пуза, с расспросами почти не лезли, давали возможность заработать и относились, как к сыну полка. Но рано или поздно всё кончается. Пришёл конец и моему раю на земле.

— Завтра за нами катер приедет — обратился ко мне Алексей Сергеевич, после очередной пульки. — Проводишь?

— Конечно — с готовностью ответил я. — А куда?

— В город со мной прокатишься. Дело там есть у меня, посодействуешь?

— Да. А, чего делать надо будет?

— На место придём, увидишь — ответил Алексей Иванович и обратился к остальным: — Всё, закругляемся. Завтра рано вставать. Всем отбой.


Ни свет ни заря, а мы уже на ногах. Хозяева временного пристанища собирают вещи, мне же досталась роль мальчика, «принеси-подай». Надо отнести к морю сумки. Пожалуйста — Антон. Потребовалось вымыть посуду, снова я. Закопать костёр — опять моя задача, итак почти до самого отъезда. Перед выходом к месту посадки на транспорт, уже стучавший своим левым бортом о мелкие камни на берегу, Жора заставил меня оттащить в кусты три тяжеленных картонных коробки, наломать веток и спрятать под ними, неизвестный мне, груз.

— Это тебе от нас — сказал он добродушно, проверив, что работа выполнена на совесть.

— А, чего там? — заинтриговано спросил я.

— Потом разберёшься, некогда рассказывать — ответил Жора и бросил на ходу. — Пора отплывать.

Посеменил за ним и я, крепко сжимая в руках подарок — красивый, полиэтиленовый пакет, с выигранными деньгами.

Плыли медленно и почти, молча. Я разглядывал, сменявшие друг друга, горные пейзажи, а все остальные дремали, не обращая внимания на них. Мне всё было в диковинку: и оставшийся позади нас маяк, построенный на крохотном острове и озеро, со странным, змеиным, названием, и пионерский лагерь, открытый в посёлке, с ещё более экзотическим именем, Сукко, и красивые берега «Варваровской щели» и многое другое, способное наповал поразить человека, вновь широко открывшего глаза, всего несколько дней назад. Спасибо владельцу катера, не оставил в неведении любопытного гражданина. На все мои дурацкие вопросы он охотно отвечал и не просто отвечал, а со знанием истории края, где проживал. К примеру, кто бы мог подумать, что огромные белые шары, на Лысой горе, это не постройки вредных инопланетян, а неизвестные науке глушилки, запрещающие вещать на родную страну чужим голосам. Хотя в моей памяти, что одно, что другое — обычное, тёмное, размытое пятно. Крохотные домики, на плоском «Высоком берегу», очередной маяк, стоявший там же, да то же кладбище, с железными крестами по краям, для головы знакомы, а вот о круглых шариках в ней, почему то нет ничего.

В порт прибыли, согласно расписания, как заявил всем нам, глазастый рулевой. Он первый распознал в двух чёрных «Волгах», въезжавших медленно на пирс, своих. За ним и остальные разглядели: легковой транспорт, появившийся в крохотной гавани, именно тот, что уже имел счастье принимать в своих внутренностях столичных гостей.

— За нами — со вздохом облегчения, сказал Жора.

— Да, приехали — не менее радостно поддержал его, кто то на корме.

На берег я вышел последним. До этого подавал престарелому служителю порта чемоданы, сумки и скатки цветастых палаток. На роль грузчика вызвался сам. Подумал, что негоже будет моим спутникам, путём простого переодевания превратившимся из друзей по преферансу в солидных мужчин, таскать баулы, когда рядом стоит человек в замызганной майке и штанах, закатанных по колено.

— Вот тебе номер моего домашнего телефона — протягивая бумажку, вырванную из карманного блокнота, сказал Алексей Сергеевич. — Приедешь в Москву, сразу позвони. Поговорим. И ещё. С Аркашкой и Петром будь осторожнее, не болтай в их присутствии ничего. При такой работе, как у них, не захочешь, а сделаешь какую нибудь гадость соседу.

— Хорошо, позвоню — поблагодарил я за предложение и немного тушуясь, спросил: — А, Аркаша и Пётр Сергеевич, где работают?

— Вот тебе и раз. Они что, не представились, кем трудятся на благо Родины? — удивился, преобразившийся несколько часов назад, серьёзный гражданин.

— Нет — утвердительно ответил я, на его своевременный вопрос.

— В конторе ребята служат — подумав о чём то своём, поставил меня в известность Алексей Сергеевич. — Не чета нам, простым, советским труженикам.

— В какой? — тут же попросил я, чтобы внесли ясность.

— Ну, что за поколение растёт, а. Нельзя же быть таким беспечным, Антон — покачав головой, возмутился мужчина. — Ты чего ж, про КГБ никогда не слышал?

— Почему? Слышал. Только не знал, что его ещё и конторой называют — решительно ответил я, понимая, что второй оплошности мне не простят. Хотя на самом деле и понятия не имел, что такое КГБ, маскирующаяся под более длинным словом «контора».

— Ладно, не бери в голову. Может и нет у них к тебе никакого интереса. Тем более Виктор на твоей стороне.

Сели в машину, в которой ждали только нас. Водитель нажал на педаль, дёрнул рукоятку, ещё чего то придавил и она, резко набирая скорость, понеслась по узкой дороге, обрушивая на меня все прелести маленького, приморского городка.

— В торг заверни — попросил шофёра Алексей Сергеевич, сидевший справа от него.

— Опоздаем! — запаниковал наш общий знакомый, по имени Жора, нечаянно пнув меня, обутой в тяжёлые туфли, ногой.

— Успеем. Я быстро — парировал властным голосом, его авторитетный друг.

Обе «Волги», лихо промчав по городским улочкам, притормозили у неказистого домика, на одной из них. Алексей Сергеевич, привычным движением дёрнул ручку и резко открыв дверь автомобиля, по-молодецки выскочил из него, бросив мне на ходу:

— Антон, не спи. Идёшь со мной.

Прижимая голубой пакет к чужой, потёртой майке, я кое как выбрался из салона, абсолютно не подходящего по габаритам мне и быстро нагнал, лишь казавшегося тучным, мужчину. Вошли в здание, поднялись на второй этаж. Без разрешения строгой секретарши ворвались в кабинет директора и с порога получили от него испуганный вопрос.

— Алексей Сергеевич? Случилось что? — вскочив со стула, поинтересовался у моего знакомого не молодой мужчина, заприметив нас у самых дверей.

— Ничего не решаемого, Василий Кузьмич — ответил, моментально ставший для меня чужим, партнёр по картам и шахматам. — Маленькая, дорожная неприятность. Надо бы привести вот этого молодого человека, в более менее нормальный вид. Сможешь?

— В каком объёме? — задал директор, предельно короткий вопрос.

— Сейчас у нас лето? — не понятно кого, спросил Алексей Сергеевич. — Вот по сезону, его и одень.

Ничего не понимая, я переводил свой заторможенный взгляд с одного говорившего, на другого. Стоявший рядом со мной, видимо, заметив моё странное состояние, дёрнул меня за обнажённую руку, привлекая внимание к себе.

— Анто-он — словно выводя из транса, протянул он. — Остаёшься. Я ухожу. А ты, не забудь позвонить.

Я лишь успел кивнуть головой, а Алексей Сергеевич уже испарился, словно и не было его здесь никогда. Оставшись наедине со мной, глава городской торговли успокоился, сел на стул и не глядя в мою сторону, принялся кому то звонить, лихо накручивая диск красного телефона. Интересно, а почему я уверен, что это очень устаревшая модель?

— Виктор, зайди — сбив меня с мысли, проговорил директор в трубку и положив её на место, обратился уже ко мне: — Садись, Антон.

— Спасибо — поблагодарил я за предложение и отодвинув один из стульев, стоящих в ряд у длинного стола, присел.

Владелец кабинета снова занялся своими делами, а у меня появилась возможность осмыслить, что же сейчас произошло. Один хороший, ограниченный сегодня во времени, человек, вытащил мало знакомого оборванца непонятно откуда, притащил его к не менее занятому ответственному лицу и используя, какие то, мне пока не известные, рычаги, попросил того, привести внешний вид парня в порядок. Что это? Внутренняя потребность делать людям добро? Оказание услуги, за которую придётся расплачиваться тем же? Или желание показать молодому поколению собственную важность? А может просто… Дверь кабинета вдруг резко открылась, заставив мой внутренний голос срочно замолчать.

— Слушаю, Василий Кузьмич — с порога заговорил сухопарый мужчина, глядя на директора и полностью игнорируя меня.

— Вот что, Витя. Сейчас берёшь Антона. Сажаешь его в свою машину и едешь с ним на базу.

— Понял — с готовностью сказал Виктор и задал неестественно короткий вопрос: — Как?

— На лето — ответил директор, не выпуская бумаги и ручку из рук.

Оперативность мужчин меня поразила, а метод общения так и вовсе убил наповал. Посторонних мыслей, способных дополнить короткие фразы, у говоривших людей в головах не имелось, я проверял, так что читать их, друг у друга, они не могли, нечего было. Но, как чётко и быстро закончился их разговор. Это же сколько надо работать вместе, чтобы так понимать руководство, а тому, в свою очередь, безоглядно верить в свой непререкаемый авторитет.

Всю дорогу Виктор молчал, мне с ним тоже разговаривать было не о чем. Вопросы у меня имелись, но тот человек, кому их хотелось задать, находится далеко, а пробовать прозондировать ситуацию у простого исполнителя, значит не уважать ни его ни себя. Глядел в открытое окно, выхватывая из общего ряда симпатичные домики, читал название улиц, где это можно было сделать, разглядывал встречный транспорт, кажущийся примитивным и допотопным.

Тяжёлые, железные ворота, окрашенные тёмно зелёной краской, открыл охранник, в домашних тапочках на босую ногу, в широченных бесцветных брюках, подпоясанных узким, поношенным ремнём и рубахе, три верхних пуговицы которой, обнажали его могучую, волосатую грудь.

— Здравствуй Витя — поздоровался колоритный мужчина, с посланцем директора.

— Привет Семёныч — выказал и он ему, своё неподдельное уважение. — Девчонки с промтоваров на месте?

— А, где ж им ещё быть? У себя сидят — утвердительно пожав плечами, ответил сторож.

Виктор выжал сцепление, кое что полезное я успел выудить из его головы, врубил передачу и мы медленно потянулись мимо приземистых строений, расположившихся вдоль плохо заасфальтированной, узкой дороги. Возле четвёртого по счёту он становился и отдав мне короткое указание: — «Идём», вышел из машины.

Названые при въезде девочками, оказались тремя дородными, грудастыми женщинами, облачёнными в синие, безразмерные халаты. Сопровождающий меня молодой человек, если говорить по аналогии с предыдущим комплиментом, весело поприветствовал их и бросив несколько слов, в своей обычной манере, уселся за старенький письменный стол, читать журнал с многозначительным названием «Экран». Тётки нехотя повставали со своих мест и окружили меня с трёх сторон.

— Низ: сорок восемь — пять — оглядев мои ноги, от пупа до пят, сказала та, что стояла справа.

— Есть — ответила ей, расположившаяся напротив и чиркнула, что то в тонкой, зелёной тетрадке.

— Верх: пятьдесят — четыре — буркнула женщина справа.

— Записала — снова приняла информацию та, что была с карандашом.

Затем они дружно посмотрели на позаимствованные мной, у незнакомого человека, тряпичные кроссовки, покивали друг другу головами и та, что была за старшую, выдала общий вердикт:

— Сорок три.

— Обувь не моя — выпалил я с отчаяньем, догадавшись, что речь шла именно о ней.

— Снимай — голосом не терпящим возражений сказала женщина, что уже занесла показания в тетрадь.

— Сорок два — обрадовала всех левая красотка, погрозив мне своим толстым, указательным пальцем.

Она же, огромной, но мягкой и ласковой пятернёй, погладила мой подрастающий ежик, вызвав на моём лице искреннее умиление и удаляясь в темноту склада, кинула остальным:

— Пятьдесят шесть.

Заметив, что женщины разошлись, Виктор бросил беглый взгляд в мою сторону и приказным тоном сказал:

— Садись.

Подчинился. Сел на один из свободных стульев и подражая старшему товарищу, взял в руки газету.

— «Правда» — громко прочитал я заглавие и посмотрел на Виктора.

Он молчал, продолжая пялиться в свои весёлые картинки. Я перевёл взгляд на следующую строчку и начал мысленно рассказывать себе всё, что увидел там. Цифра семь, июня, цифра один, цифра девять, цифра восемь и снова цифра один.

— Справился — тяжело выдохнув, произнёс я про себя и опустил глаза ещё ниже, на слова написанные крупными, чёрными буквами.

— Старая — по своему расценив мой выдох, коротко высказался Виктор.

— Ага — для поддержания разговора ответил я, обратив внимание на два огромных жирных пятна, заполнивших большую часть текста.

Оторвавшись от газеты посмотрел в сторону, чем то шуршащих в тусклой глубине склада, женщин. Видно их небыло, но по звуку определил — работа ещё кипит. Вновь вернулся на газетную страницу и громко, с чувством собственного достоинства, которое может быть только у человека, пять дней назад научившегося заново читать, выдал:

— Решения съезда в жизнь!

Наверное, перестарался. Виктор прекратил читать журнал и заострил своё внимание на мне. Я улыбнулся. Мужчина, напротив, был очень серьёзен. Не знаю, чем бы закончилось наше с ним противостояние, но тут раздался громкий возглас одной из сотрудниц:

— Плавки давать?

— Двое — переведя взор в сторону прохода, спокойно сказал Виктор и вновь уткнулся в журнал.

Чего это он так посмотрел на меня? Неужели сказанные мной вслух слова, имеют какой то сакраментальный смысл? Попробовал выяснить ход мыслей мужчины с помощью своих, незаурядных способностей. Странно, но обо мне, в его голове, ничего не обнаружилось, да и про решения неизвестного мне съезда, тоже было пусто. Он монотонно осваивает текст из яркого журнала, изредка отвлекаясь на фото, как ему кажется, неописуемо красивой женщины.

— Получите — прервал мои копания в чужой голове, женский голос, возникший словно из ниоткуда.

На стол легли три плотно утрамбованных пакета, один в один похожие на мой, служивший, в отличии от этих, хранилищем для денег.

— Сумку дай — потребовал Виктор внести изменения в упаковку, укоризненно посмотрев на кладовщицу.

— Красную? — удивлённо спросила его, она.

— Красную — бесстрастно ответил мужчина.

Я встал, подошёл к пакетам и попробовал поковыряться в одном из них, до упора заполоненном одеждой в добротной, фабричной упаковке.

— Всё фирменное — не отрывая глаз от журнала, заявил Виктор.

Короткая фраза была сказана таким тоном, что мне тут же расхотелось изучать содержимое. Сел на место, вновь взял в руки газету, но не прочитав и двух строк, отложил её. Перед моими глазами появилась сумка. Кожаная, с множеством замков и карманов по периметру, но не красная, а тёмно вишнёвая, с мощной ручкой вверху и регулируемой лямкой, для ношения на плече. Поначалу она показалась мне неказистой, но когда в неё попали пакеты, вещь словно преобразилась, приняв вид респектабельной, очень дорогой, а главное безразмерной. Мечта раздолбая, не больше и не меньше.

По приезду в здание дирекции, Виктор завёл меня в бухгалтерию, а сам вышел, не предупредив куда и зачем. Вернулся быстро и с порога объявил о причине своего отсутствия:

— Подписал, оформляйте.

Одна из пяти женщин, коротавших пару мгновений в моём обществе, приняла от него безупречно гладкую бумажку и принялась изучать её содержимое, отвлекаясь лишь для того, чтобы поиграть с деревянным механизмом, стоявшим на поверхности стола. Вдоволь нарезвившись, затейница взяла простенькую шариковую ручку, ядовито жёлтого цвета, чего то написала на бумаге и взглянув в мои пытливые, любознательные глаза, мягким голосом произнесла:

— С вас триста сорок три рубля, сорок семь копеек.

Сомнений в том, что речь идёт о деньгах и требовании передать их женщине, нет никаких, но каким образом можно осуществить это, понятия не имею. Задёргался. Суетливо развернул пакет с наличностью, засунул в него руки, развернул газету, просыпав мелочь внутрь и вытащил наружу купюры, самого большого достоинства, имеющиеся в моём распоряжении.

— Ещё сорок три рубля и сорок семь копеек — повертев в руках деньги и взглянув в них на просвет, отчеканила работница специального подразделения, с лаконичной надписью на входных дверях.

Занервничал ещё больше, но быстро взял себя в руки и с достоинством предъявил миру пятьдесят рублей, имевших на белом поле неразборчивую надпись красным карандашом. Большего номинала у меня всё равно не было. Прокатило. Женщина резво смела изрядно помятую бумажку со стола, чем то пошуршала в своём ящике и вытащила оттуда две трёхрублёвые купюры, разбавленные мелочью разных цветов. Расстались довольные от общения друг с другом.

— Ты, сейчас куда? — спросил меня сопровождающий, уже за дверью женского кабинета.

— Хотел бы поблагодарить Василия Кузьмича — поправив лямку забитой почти до упора сумки и крепко прижимая к ней свой старый пакет, скромно ответил я.

— Тогда прощай — протянув мне крепкую, жилистую руку, улыбнулся Виктор уголками глаз.

— До свидания — неуверенно пожав её, произнёс в ответ, а чуть позже, когда мужчина уже шагал по коридору, бросил ему в спину: — Спасибо, за всё.


Директор был на месте, но сразу к его телу меня не допустили. Зоркая секретарша, явно запомнившая мой недавний визит, строго сказала:

— Занят. Ожидайте.

Я покорно отступил от двери, сел на один из стульев, плотно прижатых к стене, поставил сумку на колени и открыв ближайшее отделение, спрятал в самый его низ, свои накопления. Нечего маячить пакетом с деньгами всем подряд. Большая стрелка настенных часов не спеша передвинулась с цифры два на цифру шесть и только после этого меня запустили в директорский кабинет, хотя шустрый мужчина, в помятом сером пиджаке, убыл оттуда на много раньше.

— Проходите — выходя от начальника предложила мне секретарь, медленно освобождая проход.

На её столе громко зазвонил телефон и она ускорилась, оставив меня один на один с дверью, ведущей к первому лицу торга.

— Ещё раз добрый день — закрывая её изнутри, поприветствовал я хозяина кабинета и мгновенно настроился на него.

— Чего ещё ему надо? Виктор сказал, что выдали всё по высшему разряду? — забурлила голова мужчины вопросами, но в слух он сказал другое:

— Проходи Антон. Присаживайся.

— Спасибо Василий Кузьмич, но я буквально на минуту. Зашёл поблагодарить вас за помощь и высказать своё восхищение оперативностью, с которой вы решили мой вопрос — понесло меня, от несоответствия мыслей и высказывания, сидевшего за столом человека. Хотел же просто сказать «спасибо» и по быстрому свалить.

— Ну, это наша работа. Решать все вопросы без промедления. На том, как говориться и стоим. Не зря же третий год, переходящее красное знамя держим — продолжая думать об одном, а говорить совсем другое, выдал директор.

— Знамя? Какое ещё знамя? — мысленно недоумеваю я, а в ответ произношу, как и положено, чёрт знает что: — Если держите, то значит есть за что.

Не научился ещё, одновременно читать чужие мысли и тут же разговаривать с владельцем их. После моих хвалебных слов, в кабинете наступило временное молчание. Я пытаюсь осмыслить нечаянно вырвавшуюся фразу и разобраться, в каком контексте воспринимает её, притихший человек. А ему было всё глубоко безразлично, он хотел лишь одного — избавиться от назойливого посетителя, чьим бы протеже тот не был.

— Ну я пойду, пожалуй — промямлил я, хило улыбнувшись, посчитав, что пришло время нам расстаться.

— Всего доброго — обрадованно ответил Василий Кузьмич, облегчённо заёрзав на стуле, а чуть позже, когда дверная ручка уже холодила мою ладонь, добавил: — Будешь отцу звонить, от меня привет передавай. И если ещё, что то понадобиться, заходи без стеснения.

— Ладно — прикрывая массивную дверь, радостно ответил я.

Уже на улице, подставив ветру раскрасневшееся лицо и вытирая выступившую на лбу испарину, вспомнил про «отца».

— Какому отцу привет передавать? При чём здесь мой отец? Он что, знает его? — внесло, ставшее вдруг магическим, обычное слово, сумятицу в мою отсыревшую голову. — Да, быть такого не может.

Хотел было уже вернуться и с пристрастием расспросить малознакомого мужчину, но здравый смысл, и природная смекалка, взяли верх.

— Это Василий Кузьмич, Алексея Сергеевича так назвал — широко улыбаясь, прошептал я и с сожалением подумал: — Надо было сразу ясность внести, а теперь то уж что, поздно чего то доказывать.

Посмеялся над комизмом ситуации. Поразмыслил, какие дивиденды из неё можно извлечь, но не найдя ничего заманчивого, ещё раз прочитал мемориальную доску, висевшую на здании Анапского торга и пошёл направо. Кажется, с этой стороны мы сюда подъезжали. Город с таким названием мне известен, но бывать в нём, до этого дня, никогда не приходилось. Я бы запомнил такое убожество. Память услужливо выставляла на показ картинки с широкими улицами, высокими домами, красивыми машинами. А здесь, что? Нет, зелено, демократично, дышится легко, но всё остальное. Крохотные домишки, за облупившимися заборами, дороги с двумя машинами на обочине, собаки, бегающие сами по себе и без причины лающие на прохожих. Нет, не таким должен быть населённый пункт, носящий гордое имя — город.

Добрался до перекрёстка, повертел головой. Определить название, смог только у одной улицы, той по которой иду, но и оно ничем не может мне помочь. Заприметил шагающего на встречу мужчину, перешёл на его сторону, а поравнявшись с ним, спросил:

— Извините. Не подскажите, где здесь ближайший книжный магазин?

Пешеход остановился, недоверчиво посмотрел на меня, смешно сощурив правый глаз и задорно поинтересовался:

— Книжный?!

— Да — удивляюсь его, непонятно на чём возникшему, восторгу.

Гражданин, не имевший особых примет, сделал два средних шага назад. Внимательно осмотрел меня, по ходу дела коротко ухмыльнулся и снова вежливо спросил:

— Парень, тебе точно книжный магазин нужен? Ты не ошибся?

— Книжный — не понимая причину его, ничем неприкрытого недоумения, произнёс я. — А что, у вас нет такого?

— Дела — чему то удивился прохожий и небрежно махнул рукой себе за спину. — В центр топай, ближайший там стоит. Прямо иди, никуда не сворачивай. Не заблудишься.

— Спасибо — поблагодарил я его и зашагал в указанном направлении, но через пару шагов был вынужден вновь остановиться.

— Слышь, книголюб! — крикнул мне, так и продолжавший стоять на месте нашей встречи, мужчина. — Если передумаешь, то через два квартала поверни налево. Там, метров через пятьдесят, будет тот, куда тебе действительно надо зайти.

— А чего там? — спросил я его, так и недотумкав, куда он клонит.

— Зайди, зайди. Не пожалеешь. Точно тебе говорю — бросил он и повернувшись ко мне спиной, быстрым шагом начал удаляться.

Через два квартала и семь раз по десять шагов, я наткнулся на вывеску «Вино» и задумался. Неужели выгляжу так плохо, что люди сначала предлагают мне зайти в винный, а только после этого допускают возможность моего посещения магазина с литературой. Может переодеться и отношение окружающих ко мне тут же изменится? Не зря же говорят, что встречают по одёжке. Оглядел себя с ног до пояса. Нормально. Всё, как и прежде. Никаких дополнительных изъянов не имеется. Повертел головой по сторонам. Люди ходят. Их много, но никто из них на меня не смотрит, как на чудо заморское. Признаю, одеты они лучше, но не настолько, чтобы тыкать в меня пальцем или того хуже, как давешний, пытаться мордой в грязь толкнуть.

— Да, пошёл ты на хрен! Баламут хренов! — зло выругался я и двинулся на поиски, действительно необходимой мне, торговой точки. — Тоже мне эстет. На себя бы лучше посмотрел. Сам сходи опохмелиться, а потом советы давай.

Центр мало отличался, от уже пройденных мной кварталов. Нет, пятиэтажные дома начали появляться, но это всё, на что можно было рассчитывать по высоте. Возможно дальше, что то изменится, но пока так, как есть. Не густо. Нужный мне магазин нашёлся, как раз в отдельно стоящей пятиэтажке. Зашёл внутрь. Огромным его назвать, язык не поворачивается, но и привокзальным закутком здесь тоже не пахнет. Всего в меру. Книги расставлены ровными рядами, стеллажи в человеческий рост, разбивка по отделам имеется, потенциальные покупатели также в наличии. Отыскал учебную литературу, пробежал глазами по корешкам. О, а вот и она — «Математика». Это, как раз то, за чем сюда и пришёл. Свободный доступ к книгам отсутствовал, пришлось ждать продавца.

— Простите. Можно математику посмотреть? — стараясь выглядеть предельно вежливым, спросил я оказавшегося рядом, одного из работников магазина.

— Высшую — коротко поинтересовалась она, у меня.

— Нет. Обычную — не переварив сказанного ей, уклончиво ответил я.

— Покажите, что вас конкретно интересует — предложила мне продавец.

— Вон ту, покажите — попросил я её, — где цифра один стоит и написано класс.

Приподняв крупногабаритную оправу очков, женщина недоверчиво посмотрела на меня. Потом окатила холодом мой, самый заурядный, внешний вид и, что то решив для себя, уточнила:

— Вас интересует за первый класс?

— Да — уверенно ответил я, сообразив, что до этого выразился не совсем удачно.

Полистав, ещё пахнущее типографской краской издание и обнаружив в нём много интересного для себя, уверенно заявил, с сомнением поглядывающему на меня продавцу:

— Это как раз то, что мне надо. Возьму. А ещё давайте два класс, три класс, четыре класс и пять класс.

Женщина криво усмехнулась, но просьбу мою выполнила, положив на прилавок ещё четыре книжки.

— Ещё что то? — сложив их стопкой, спросила она.

— А, что у вас ещё есть? — пытливо стреляя глазами по стеллажу, спросил я.

— По школьной программе? — тут же спросили у меня.

— Ну, да — с некоторым сомнением в голосе, ответил я.

— Есть «Алгебра». Сборник за шестой восьмой классы. «Геометрия», такая же. За девятый и десятый — «Алгебра и начала анализа». «Геометрия», за эти же. Пособие для поступающих в вузы, по тому и другому предметам — начала перечислять продавец.

— Всё давайте! — не выдержав выпалил я, пока она не забыла, чего тут мне наговорила.

— Всё?

— Да, всё — категорично сказа я. — Все алгебры и геометрии. И пособия, тоже все.

Женщина пожала плечами и повернулась ко мне спиной. Она неторопливо опустошила стеллаж, разложила снятые оттуда книги на прилавке, точно также, как и бухгалтер торга, поиграла на деревянном инструменте, затем написала несколько цифр на бумажке с надписью «товарный чек» и предложила мне пройти с ней в кассу. Прошёл. У зелёного агрегата, с кнопками и рукояткой на боку, очередь. Спросил: — «Кто последний?». Мне ответили. Достоял до конца и протянув зажатую в руке бумажку, миловидной девушке, с раскосыми, бледно карими глазами, спросил:

— Сколько с меня?

Девушка почти так же, как и умудрённая опытом продавец, повела правой бровью, но ответила не задавая ненужных вопросов:

— Пять рублей восемнадцать копеек.

На что то похожее я и рассчитывал. Цифра пять, стоящая первой в товарном чеке, мне о многом рассказала. Положил на металлический лоток зажатую в левой руке, за ранее приготовленную пятирублёвку, затем порылся в сумке, вынул оттуда бумажку в один рубль и небрежно бросил её рядом.

— А мелочи у вас нет? — спросила девушка, с каким то детским сожалением взглянув на мои деньги.

— Нет — в категоричной форме ответил я. Хотя, куда девать эту мелочь, заполнившую большую часть моего, немного похудевшего, пакета, ума не приложу.

Кассир, если судить о месте работы молодой женщины, быстро нажала несколько клавиш, на своей допотопной машинке. Та, о чём то подумав, защёлкала и вскоре выплюнула на свет, кусок тонкой бумажки, обладателем которой, в скором времени, я и оказался.

— Всё — спросил девушку, держа в одной руке крохотный листок, а другой толкая выданную мелочь в сумку.

— Да, чек продавцу отдайте — торопливо бросила она, приступая к обслуживанию следующего клиента.

Книги дожидались меня на прилавке, а продавец исчезла. Поискал её глазами, опасаясь брать в руки оплаченный товар. Женщина обнаружилась в другом конце зала. Она строго разговаривала с мужчиной в чёрном костюме и с белой соломенной шляпой в левой руке. Бедняга, по всей видимости, пытался самостоятельно стащить книжку со стеллажа, но был застукан на месте преступления и теперь огребал, за свой необдуманный поступок, по полной. Убрал руки с прилавка, не желая спровоцировать подобные действия и в отношении себя, а когда продавец посмотрела в мою сторону, приветливо помахал ей бумажкой, полученной на кассе. В ответ получил одобрительный кивок, мотнул сам головой и чтобы не терять времени даром расстегнул сумку, и приступил к опустошению одного из пакетов, находившихся в ней. Книг много, а складывать их некуда. На момент моей полной готовности к затариванию, появилась и женщина.

— Оплатили? — строго спросила она меня, всё ещё оставаясь под впечатлением от разборок с нерадивым покупателем.

— Да — с готовность ответил я и протянул ей бумажку, выданную взамен денег.

— Прекрасно — метнув на неё натренированный взгляд, мелодично пропела хозяйка кладезя знаний и дешёвых душевных развлечений. — Можете забирать.

Положил на прилавок приготовленный ранее пакет, теперь наверняка можно. Попробовал засунуть в него пару верхних книг и тут же получил гневный окрик.

— Молодой человек! Что вы делаете?! — моментально изменившись в лице, воскликнула женщина. — Он же у вас порвётся.

— Да? — не понимая в чём дело, то ли сказал, то ли спросил я.

Возмущение, с которым мне сообщили о моей безалаберности, было сродни тому, при котором берут насильника, прямо на жертве преступления. Ну, во всяком случае, мне именно так показалось.

— Он же у вас абсолютно новый. Что же вы, так не аккуратно? — запричитала продавщица, ставшая похожей на старшую сестру или подругу детства. Это уж кому, как угодно.

— Ну да. Мне его только сегодня дали — проговорил я, словно оправдываясь.

— Вот же люди. Пакеты им раздают, а они суют в них, что попало — подумала одомашненная работница прилавка, на чью волну я почти нечаянно настроился. — Мне бы кто нибудь, хоть один подарил. Так нет, всё наровят стащить чего нибудь. Бесплатно.

— А хотите, я его вам подарю? — почувствовав к чужому человеку небывалый прилив теплоты и нежности, предложил я женщине.

— Вот ещё — возмутилась она. — Если он вам не нужен, то я могу купить его у вас. А одолжение мне делать не надо.

— Ну, как хотите — согласился я с ней, почему то подразумевая, что стоить предмет нашего спора должен сущие копейки. — Можете и купить.

— Вот, возьмите — протянула она мне три рубля, вытянув их из кармана своей форменной одежды.

— Зачем же так много? — искренне недоумевая, смутился я, но деньги всё же взял.

— Ничего не много. На барахолке такие пять рублей стоят — перевязывая мою внушительную пачку книг серой верёвкой, вытянутой из недр прилавка, сказала, вновь ставшая строгой, продавец. — Но на пятёрку у меня рука не подымется. Трояка будет достаточно. Или я не права?

Она закончила манипулировать с книгами и подтолкнула их ко мне.

— Правы. Вполне достаточно — ответил я, пытаясь разобраться, что же это за богатство такое, «синий пакет».

С объёмной поклажей в руках и с распухшей, от небрежно скинутых в неё вещей, сумкой на плече, вышел на улицу. Солнце светит. Ветерок освежает. Народ, огромными толпами, куда то спешит, весело щебеча от переизбытка чувств. Красота, неописуемая. Один я стою на обочине, как неприкаянный, с туманными мыслями о будущем, в голове.

— Куда податься? — продолжая радовать глаз разнообразными картинками из жизни населения, крепко задумался я. — Обратно в лес? Не хочется. Здесь остаться? Но день заканчивается быстро, а за ним неизменно приходит тёмная ночь и надо будет где то устраиваться на ночлег. А где? Снова на природе? Так мы в городе и тут просто так, под кустик, не приляжешь. Чревато. Полицейского уже видел и не беда, что выглядел он не сильно устрашающе. Придёт время и слуга закона проявит себя, во всей красе. А оно мне надо?

— В гостиницу двину. Денег должно хватить — строго сказал я себе и бодро зашагал по тротуару, толком не соображая куда.

Протопал не далеко. Где расположена ближайшая гостиница, мне неизвестно, точно также, как неизвестно и месторасположения любой другой.

— Простите — обратился я к неторопливо фланирующему мужчине, вызвавшем во мне симпатию, своей незамысловатой формой одежды. — Не подскажите, как добраться до гостиницы?

— Извините. Я не местный — стесняясь своего происхождения, ответил он, почти не останавливаясь.

Обратился к девушке, торопливо пробегающей мимо, затем побеспокоил мать двоих детей, семейную пару в шортах, рослого парня, моих лет — получив в ответ одно и то же: — «Не знаем».

— Ау, местные! Вы где? — не обращая внимания на прохожих, громко спросил я в слух.

И они отозвались. Давно бы надо было, так вот поступить.

— Дядь. Тебе чего? — спросил меня пацан лет десяти. — Я местный.

— Не врёшь? — с сомнением взглянув на него, поинтересовался я.

— Не а — твёрдо заявил он.

— Гостиница мне нужна. Лучше, самая ближайшая.

— Это тебе вон туда надо идти — выдав направление тонкой, но не по-детски жилистой рукой, сказал малец. — Сначала пройдёшь между домами. Потом у летней эстрады. Там повернёшь налево и идёшь через парк, на набережную. А уж там иди всё время прямо и увидишь гостиницу.

— Спасибо. Выручил — протягивая ему свою руку, попытался я отблагодарить благодетеля.

— За спасибо только попугаи работают — ответил он, не моргнув глазом и не двигаясь с места, выжидательно поглядывая мне в глаза.

— Твоя правда. Прости — согласился я и вытащив из кармана сумки сдачу за книги, высыпал её в подставленную ладонь.

Парень отыскал в куче мелочи двадцать копеек, сунул их в карман линялых шорт, а остальное протянул мне, обратно.

— Этого хватит. Лишнего не надо. Я же понимаю, отдыхающие тоже люди, им деньги даром не достаются.


Двадцать копеек потратил не зря. Гостиница «Анапа» и впрямь никуда от меня не делась. Неукоснительно следовал по указанному маршруту и вышел прямо на неё. Не сразу, много времени ушло на разглядывание пляжа. Количество, почти голых людей на нём и в прогулочной зоне, меня шокировало. Да до такой степени, что в последствии был вынужден ознакомится с невиданным ранее автоматом по производству газированной воды. Отстоял не маленькую очередь к его жерлу, прежде чем влил в себя два стакана сладкой и один простой.

Гостиница стояла в ста метрах от моря, ну может чуть дальше и это обстоятельство мне сразу понравилось. Удобно. Бегать далеко не надо. Поплавал и в номер. Зашёл в неё с твёрдым намерением поселиться, ну хотя бы на несколько дней. Приму ванну, высплюсь на мягкой кровати, закушу в ресторане, поплаваю, позагораю на песочке, среди многочисленных отдыхающих, где попадаются вполне достойные экземпляры противоположного пола, а там видно будет. Всё зависит от того, во что мне все эти удовольствия обойдутся.

— Здравствуйте — облокотившись на стойку ресепшн, поприветствовал я сидевшую за ней даму средних лет, плотной, но симпатичной наружности.

— И тебе не хворать — ответила она мне, по-простецки.

— Мне бы номерок получить. В вашей замечательной гостинице — перейдя на игривый тон, высказал я свои пожелания и сделал комплимент помещению, стилизованному под стиль ретро, впрочем, как и всё остальное, в этом приморском городке.

— А паспорт у тебя имеется? — чему то ухмыляясь, спросила у меня женщина.

— Паспорт? — автоматом переспросил я и понял, что круто попал.

Как же я мог забыть про паспорт? Да и про остальные документы, которых у человека моего возраста, пускай я толком и не помню, сколько мне лет, должно быть предостаточно.

— Паспорт имеется — стараясь не выхлёстывать наружу охватившую меня панику, сказал я и принялся искать его в объёмной сумке.

— Да ладно, не парься — успокоила меня женщина. — Мест всё равно нет.

— Спасибо — облегчённо выдохнув, поблагодарил её я и поставил все замки сумки обратно, в положение «закрыто».

— Не за что — чему то удивляясь ответила она и более ласково добавила: — Тебе спасибо. За отказ меня ещё никто не благодарил.

Свежий воздух и морской ветер, восстановили моё моральное состояние почти до прежнего уровня. Я перестал нервничать, а лишь время от времени озирался по сторонам в поисках всевидящего ока полиции. Сморщившаяся до неузнаваемости память не сулила от этой организации ничего хорошего, хотя в чём выражается это нехорошее, не помню. Соваться на набережную и пробовать не стал. Быстрым шагом проследовал вдоль здания, с лёгкостью кошки пролез сквозь парковые кусты и в неподвижной стойке затаился возле них. На асфальтированных дорожках стояло пару пустых скамеек, тёмно зелёного цвета, но им меня не обмануть. Одиночный пикет сейчас, мне категорически противопоказан. Кто его знает, что там за мной может числиться, в их ментовской базе. Не просто же так очнулся в чём мать родила, на берегу самого синего моря.

Вдруг, как то сразу, ощутил внутри себя нестерпимое чувство голода. Встряска в гостинице даром не прошла. Раздвинул кустики и непринуждённой походкой направился к ближайшей скамейке, где по моим прикидкам могут сидеть люди владеющие информацией, важной для меня.

— Простите, — поравнявшись с лавкой, шёпотом спросил я женщину в годах, ласково поглаживающей голову спящего внука, лежавшего на её коленях.

— Я не сплю, дядя — открыв глаза, тихонько промяукал ребёнок. — Я просто на солнце перегрелся, вот меня бабушка и уложила отдохнуть. Можете громко говорить.

— Угу — промычал я, ему в ответ и обычным голосом вновь обратился к бабушке: — Вы не подскажите, где здесь ближайшая столовая?

— Ближайшая у родины, но кормят там отвратительно. Вам лучше дальше пройти, по прямой вниз, а потом направо. Если сами не найдёте где, спросите кого нибудь.

Оба ответа показались слишком туманными, но с чего то надо было начинать и я потребовал более ясной трактовки слова «уродины».

— А «уродины» — это что? — спросил бабушку, так и продолжавшую работать натруженными, за долгую жизнь, руками.

— Это кинотеатр такой. Родина называется. Сейчас на первом перекрёстке налево, потом прямо, метров двести пройдёте, повернёте направо и снова прямо. Найдёте. Вот там, рядом с ним, эта стекляшка и стоит. Но я вам настойчиво рекомендую не ходить туда. Идите, как я рассказывала — прямо, потом…

— Я помню, помню — перебил я старушку. — Спасибо. Найду.


Желающих отравиться в стекляшке было столько, что мне пришлось потолкаться и на улице, и в душном зале, и место за столом занимать наперегонки.

Должен заметить, что бабушка видно забыла, что ели во время Второй мировой войны, о которой даже я, кое что помню. Салат из капусты, великолепный борщ со сметаной, о котором в лагере у Коли, только мечтать можно было, заливные биточки с пюре, компот с ягодами и пирожки с повидлом. И это называется отвратительно? Да вы, как я погляжу, зажрались тут, в городе вашем.

Заправившись, выбрался на улицу. Было у меня желание повторить обед, за восемьдесят семь копеек, но не уменьшающаяся очередь и не очень радужные воспоминания от стояния в ней, заставили отказаться от перспективной мысли. Отыскал на половину свободную лавочку, придавил её, своим костлявым задом и наплевав на полное отсутствие документов расслабился. Сытый желудок, тёплый климат и общее благостное настроение, вывели меня на новую орбиту повседневных потребностей. Я начал присматриваться к многочисленным прохожим, бесконечно снующим из стороны в сторону, особо выделяя среди них просто писанных красавиц, которых вдруг стало так много, что остановить свой выбор, на одной из них, не представлялось возможным. Словно мартовский кот провожал я глазами низких и высоких, худых и полных, тёмных и светлых, весёлых и грустных, и таких чертовски красивых, что вот хоть прямо сейчас бери любую и приглашай в гости или на променад. Так бы и витал в облаках, но воскресшая тревога о паспорте, беглый взгляд на обувь, отсутствие приличных штанов, привели мои мысли в порядок и вернули на грешную землю.

— В магазин надо идти — твёрдо решил я. — Пора запечатлеть свою рожу в забуксовавшей памяти. Может там и смотреть то не на что, а я всё туда же — по бабам.

Вернулся на просторную площадь, почти наполовину занятую праздношатающимися людьми и побрёл в сторону пятиэтажек. Если где и может быть магазин, так только в них. Прошёл мимо, незамеченного ранее, киоска с крупной надписью «Союзпечать», обогнул жужжащую очередь в стекляшку, на ходу читая крупные буквы афиш с названиями фильмов, абсолютно ничего не говорящих мне: «Москва слезам не верит», «Петровка 38», «Пираты 20 века». Оставив позади Родину и переведя взгляд на одно из жилых зданий, увидел вожделенную надпись — «Универмаг», на первом его этаже. Точно помню — мне туда, уж здесь то зеркало наверняка отыщется.

Не знаю почему, но прямо от входа у меня появилось стойкое ощущение, что в таком магазине я никогда не бывал. За ним родилось щемящее чувство ущербности, не покидающее меня до сих пор. Неужели я жил в городе, ещё хуже, чем этот? Универмаг был длинный, словно кишка, как только зашёл в его внутренности, так это сравнение мне и пришло в голову. С одной стороны магазина были стеклянные окна, с другой прилавки, стелажи, вешалки и так на всём протяжении дома. Отданное под торговлю пространство, незатейливо разбито на отделы. Пройдя от входа до выхода, обнаружил целых четыре таких. Цифры, висевшие под потолком, разделяли зоны торговли по ассортименту товаров. Первую забрал себе отдел посуды и различных хозяйственных товаров, включая мыло и пасту с зубными щётками, которые я тут же и прикупил, с огромным запасом. Спросил про туалетную бумагу, но надо мной отчего то только посмеялись, так и не дав никакого ответа. Почему? Под цифрой два числилась разнообразная одежда, где я также отоварился, получив в руки свёрток со спортивными штанами, как гласила надпись под ними и пятью парами чёрных носков, надоело шлёпать на босу ногу. Штаны были точь в точь похожи на мои. На этот раз я сначала примерил их на себя и только потом сказал, чтобы выписывали. В этом же отделе купил двое трусов, цветных. Чёрные и синие выглядели ещё хуже. Дальше, под цифрой три, шла обувь. Оттуда вышел с пустыми руками. Нет, обуви много, есть такая, как и на мне, она кеды называется, но покупать её не хотелось. В сумке лежат настоящие кроссовки, со склада, если что, то в них пока похожу. Ну а четвёртый отдел меня затянул на долго. Мелочи в нём, разной, завались. Тут же нашёл и зеркало, но долго в него не любовался. Посмотрел на себя. Увидел в отражении худое, овальное лицо, средних размеров нос, большие серые глаза, с прищуром, выпирающий, больше чем надо, подбородок, в меру пухлые губы, ничего особенного, всё, как у всех. Понял, что не узнаю человека в отражении, увидел, что не урод и на этом закончил собственное изучение. У меня, кроме любования собственной физиономией, дел достаточно. Отсутствие паспорта так и толкает обратно, на дикий берег, а это значит, что перед возвращением туда, надо затарится и по возможности, всем необходимым. Мне много чего надо. Котелок, кружка, миска, ложка, нож, зажигалка. Взял бы и подушку с одеялом, и палатку. Но последней нет в продаже, а остальное много места займёт. Тем более без палатки, подушка никому не нужна. Зато приобрёл пять метров цветастой клеёнки. Мне показалось, что она вполне сможет заменить палатку, в случае дождя, да и места заняла эта полезная вещь меньше, чем тоже одеяло. Ещё купил пластиковую фляжку на два литра, под воду, бритвенные принадлежности, с которыми вышла откровенная неразбериха. Попросил у продавщицы «жилет», она сказала, что они продаются в отделе с одеждой. Вернулся туда, там показали совсем другое. Снова добрался до мелочей, на ходу понимая, что нужного мне товара, у них, не имеется. Выразился более доступно, но всё равно вместо одноразовых лезвий, выдали маленькую коробочку с надписью «Нева» и хитрое устройство, для её крепления. Взял, а куда деваться? Хотел прихватить кастрюлю и умывальник, но оглядел свои приобретения и понял — в автобус, на котором придётся добираться до места, меня могут не пустить. Засобирался на выход, но в самом углу, за отделом под цифрой четыре, обнаружил очередь. А она, просто так собираться не будет, стекляшка это наглядно показала. Подошёл ближе, попробовал протиснуться к прилавку, где всем руководил один человек, но меня тут же строго осадили:

— Куда, без очереди!?

— Да, я только посмотреть — огрызнулся в сторону нагрубившей мне женщины.

— Все вы только посмотреть — парировала она. — А потом мне, снова не хватит. Я уже третий раз попадаю на таких.

— А чем хоть там торгуют? — смирившись с участью аутсайдера, спросил я.

— Пакеты финские выкинули — ответила женщина и замолчав, резко вытянула шею на предостерегающий крик продавца: — Больше не занимайте. Пакеты кончились.

— Твою мать! — вихрем пронеслось у неё в голове прежде, чем она развернулась и зашагала на выход.

Я улыбнулся, но увидев её оскал, направленный именно на меня, заткнулся, чуть не подавившись собственной слюной. Очередь быстро рассосалась, предоставив право любопытствующим, вроде меня, добраться до прилавка.

— И снова пакеты — оглядывая витрину, подумалось мне. — Что же в них такого замечательного? Отчего они пользуются таким спросом у населения?

Насколько помню, раньше такого за ними не замечалось. Я ясно вижу картинку, как пакеты висят у прилавка, в магазине и никто к ним не бежит. Может они и не такие красивые, как те, что лежат в моей сумке, но в чём разница то. Пакет, он на то и пакет, чтобы в нём покупки переносили, и всё.

— Интересует что то? — спросил меня продавец, близкий мне по возрасту и если верить моему отражению в зеркале, по духу.

— Да так — неопределённо ответил я и обратил внимание на джинсы, висящие прямо на стене.

Они, в отличии от остальных товаров, не имели ценника. Мне может быть его наличие и не очень важно, большая часть цифр для меня ещё табу, но всё же. Правило на то и правило, чтобы быть единым для всех. Или я не прав?

— А джинсы сколько стоят? Не вижу что то ценника на них — спросил я больше для создания микроклимата, нежели из какого то практического интереса.

— Двести сорок — бросил продавец в ответ. — Ценник есть. Расписка прикреплена к штанам. Я же комиссионный отдел. Показать?

— Расписку? — уточнил я.

— Да, при чём тут расписка — возмущаясь, сказал парень. — Я про штаны говорю. Будешь смотреть?

— Не, дороговато — ответил я, хотя представления не имею сколько это, двести сорок.

Парень явно обиделся. Мне не хотелось покидать его оригинальный отдел, в котором, кстати, углядел массу вещей понравившихся мне внешне и я спросил его:

— А комиссионный — это, что значит?

— Ты сам откуда будешь? — спросил он, проигнорировав мой вопрос.

— Да-а… — замялся я, пытаясь увильнуть от конкретного ответа.

— Понятно. Из Мухосранска. Ты не обижайся, я не хочу унизить конкретное место на карте нашей великой Родины, откуда ты к нам приехал. Но, если у вас до сих пор не знают, что такое комиссионный отдел, значит дела там обстоят совсем плохо. В твоём городе хотя бы комиссионный магазин имеется?

— Конечно — заступился я за мифический город.

— Ну вот. Это почти, тоже самое. Ты читал последнее постановление правительства, касающееся торговли? — поставил меня в тупик очередным вопросом парень, но заметив выскочившее на моём лице недоумение, продолжил снова говорить: — Нет, я понимаю, что там пишут разный бред, но это, в отличии от остальных, совсем другое. Там есть абзац, дающий право любому гражданину нашей необъятной родины открыть своё дело, если он способен управляться с ним один.

— Как это? — с трудом понимая, чего он несёт, спросил я. По моему, всё такое, уже давно разрешено.

— Ну, без привлечения наёмной силы. Так понятно? — вставил ремарку продавец.

— Да — продолжая удивляться, ответил я.

— Вот. Как только постановление вступило в силу, я пришёл в торговый отдел, написал там заявление о том, что хочу открыть торговую точку. Мне его тут же подписали. С ним пришёл сюда, к директору. Она, естественно, меня пнула. Я домой, к матушке, у неё знакомых полно. Мать выслушала, сначала рукой у виска повертела, но потом всё таки подружке позвонила. Уболтал. Та, ещё кому то звякнула и вот, работаю — откровенно рассказал парень свою историю, скорее всего уверовав, что сегодня я здесь, а завтра не пойми где.

— Круто — видя его состояние, имитировал я восторг.

— Ещё бы. В городе один такой магазин — чуть выпятив грудь вперёд, сказал он и вновь принялся за работу: — Так чего, может показать что?

— А пакеты у тебя, по чём были? — спросил я, на этот раз из практического интереса.

— По пятёрке за штуку. Самый ходовой товар. Но доставать их, та ещё морока.

— Так ты чего же, товар сам достаёшь — поинтересовался я.

— Ну не всё. Что то люди сдают на комиссию, чего то сразу закупаю. Если наличность имеется. Но, в основном, сам верчусь. А что делать? Аренду плати, по налогам каждый месяц отдай, а бензин, а амортизация машины. Да вон хотя бы вывеска — парень ткнул пальцем за голову. — В «Родину» пришёл, говорю: — «Мужики, два слова написать сколько стоить будет?», а они мне: — «Червонец». Спрашиваю: — «Чего ж так дорого?». И знаешь что мне ответили?

Молчу. Узкую надпись, «Комиссионный отдел», уже увидел, но сколько может стоить её изготовление даже ума не приложу, с моим то знанием арифметики.

— Сказали: — «Капиталистам по отдельному прейскуранту». Нормально? — выпалил парень.

— Дерьмово — чувствуя, как именно надо ответить, сказал я.

Продавец протянул мне руку. Пожал крепкую, шершавую ладонь, ощутив, через неё, незлобивый характер парня.

— Отдал. А что оставалось? Сам я рисовать толком не умею, а уж буквы писать, совсем труба.

— Да- а — протянул я.

— А тебя звать то как? — спросил продавец, мельком взглянув на подошедшую к его прилавку парочку.

— Антон — ответил я.

— А меня… — тут его позвали покупатели. — Подожди Тоха. Сейчас с клиентами разберусь, договорим.

Ждать пришлось долго. Мужчина никак не мог выбрать из пяти очков, лежащих в ряд на стеклянной витрене, нужные ему. Но я не уходил. Взял себе за правило — «много знакомых не бывает». В моей ситуации, без него, никуда.

— Зануда — тихо выругался вернувшийся продавец и спросил меня: — Так, на чём мы остановились?

— Я Антон — ещё раз, назвал своё имя.

— Ага. А я Герман — снова протянув мне руку, сказал парень. — Как космонавт Титов.

— Будем знакомы — подтвердил я рукопожатие словами и для углубления отношений добавил: — Да, не простая у тебя работа.

— Не все это понимают. Им кажется, что я тут деньги лопатой гребу?

— Слушай, как раз про деньги хотел спросить — решился я на хитрый манёвр. — У меня тут парочка пакетов имеется, почти новые. Возьмёшь?

— Покажь — заинтересованно потребовал Герман.

Я расстегнул сумку и выволок наружу тот, где так и продолжала лежать полученная на складе одежда. Высыпал её на стекло витрины и придав упаковке, почти безупречный вид, сказал:

— Вот, один из них. Сейчас второй достану.

— Да, погоди ты с пакетами. Это у тебя, откуда? — сыпля молниями из глаз, спросил работник прилавка. — Ты чего, фарцуешь?

Переместив меня к себе, за витрину, любознательный Герман вывернул всё, что заботливые руки красиво упаковали на фабрике. Заодно и мне продемонстрировав, чем меня снабдили на базе городского торга.

— Беру всё — заявил он, налюбовавшись моими вещами. — И сумку тоже возьму. Не купят, себе оставлю.

— Подожди — усмехнувшись его прямолинейности, запротестовал я. — Как минимум брюки, шорты, вот эта футболка и одни плавки, не продаются. А про остальное можем поговорить.

В последнее время я ничего не забываю, хотя в элементарных знаниях имею большой пробел. Сколько и какие бумажки выложил в бухгалтерии, не забыл. Три по сто и одна пятидесятирублёвая, так и стоят перед глазами. Хотелось бы узнать, что мне предлагают в замен, а там будем разбираться. Допустим сумку, отдал бы без сожаления. Таскать её по лесу, всё равно, что выкинуть. Но вот, как определиться с её ценой в отдельности, от другирх предметов, вопрос.

— Хорошо. За сумку двести, футболки по восемьдесят пойдут, рубашки по полтиннику возьму, кепку… — начал сыпать предложениями Герман.

— Не, так дело не пойдёт — перебил его я, понимая, что ничего не понимаю, из сказанного. И взял быка за рога. — Во-первых дёшево, а во-вторых, назови цену сразу за всё. Так проще будет. Ты называешь свою. Я думаю. А потом или соглашаюсь или… Ну ты сам понимаешь.

— Можно и так. Мне без разницы. Сейчас всё прикину, посчитаю и назову — согласился продавец, сидя вместе со мной под прилавком.

Внимательно наблюдаю, как Герман снова и снова перекладывает мои вещи, дёргает замки, полностью опустошённой сумки, пакет с деньгами уже давно перекачивал в котелок, как он примеряет выставленные мной на продажу кроссовки, между прочим настоящий «адидас» и соображаю над методикой расчёта. Уверенно зная цифры от одного до десяти, а дальше с огромными пробелами, не просто придумать устраивающий обе стороны механизм.

Семьсот двадцать — перечиркав целый лист, оповещает меня «новый русский». Откуда появились в моей голове такие слова, не знаю, но твёрдо уверен, они точно отражают сущность моего нового знакомого.

— Буду думать — сообщаю ему в ответ, больше для важности, так как основное требование выскажу прямо сейчас: — А ты пока деньги достань и вот хотя бы сюда, на коробку, положи. Я их ещё проверять буду. И это, желательно чтобы все по сто были, с мелкими возиться не охота.

— Это само собой. А про цену, чего скажешь?

А, чего я ему могу сказать? Пускай сначала деньги на бочку положит, а потом отвечу, согласен или нет. Мне надо видеть, сколько будет бумажек и главное каких. Делаю вид, что прикидываю чего то в уме. Чешу коротко стриженный затылок, царапаю небритое лицо, пальцы для наглядности загибаю, а сам внимательно смотрю, как Герман суёт голову в темноту одной из витрин, слушаю шуршание купюр и не моргая считаю вместе с ним. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь и плюс две красных десятки. Так вот оно, что значит. Семьсот это семь по сто, а в бухгалтерии триста, три по сотне. Оригинально. Получается у меня остаются вельветовые брюки, белая футболка с фирменным «лейблом», как сказал Герман, шорты и плавки в придачу. А кроме всего прочего я получаю сверху четыре сотенных бумажки. Даже мне, человеку только некоторое время назад купившему полный школьный курс математики и алгебры с геометрией, и ни хрена не соображающего в них, расклад кажется не плохим.

— Ещё полтинник сверху и расходимся краями — озвучиваю своё окончательное решение, вновь посоветовавшись с обнаглевшей памятью.

— Замётано — с каким то отчаяньем говорит Герман и вытаскивает из другой коробки, стоящей почти на виду, пятьдесят рублей.

Закончив расчёты собираю остатки вещей, старых и вновь приобретённых, и понимаю, что выгляжу ещё ужаснее, чем прежде.

— Слушай, Герман. У тебя ничего не найдётся, куда бы всё это сложить — говорю я, беспомощно тыкая ладонью в рассыпавшуюся груду шмоток, разного достоинства, объёма и вложенного в них труда.

— Найду — пряча покупки и не глядя на меня, отвечает он, а закончив дело добавляет: — Мешок из под гречки подойдёт?

— Наверное — неуверенно соглашаюсь на обмен. Можно подумать я эти мешки видел когда то.

Как по мне, так очень удобно. Всё влезло, осталось место для захвата, можно на спину закинуть и тащить не тяжело. Не знаю, чего так ржал продавец, увидев окончательный результат моих стараний. Пожал на прощание руку Герману, тот пригласил заходить ещё, когда буду в его городе, дружески похлопал меня по плечу и пожелал в ответ удачи. Бедняга, он даже не подозревает, что я почти местный. Забросив поклажу на спину, сделал шаг на выход, а на втором резко притормозил.

— Братишка — обратился я к новому приятелю, почти на лету поймав обрывок умной мысли. — Не против, если мешок у тебя немного постоит. Мне бы по делу ненадолго смотаться, не таскать же его с собой.

— Да пусть валяется. Присмотрю — ответил он, зорко поглядывая в сторону интересующихся его новым приобретением.

Вынул из тряпичной тары материально потяжелевший пакет и резво метнулся назад, по отделам. Кроссовки проданы, футболка осталась одна, а ходить в чём то надо. Куплю себе хотя бы пару маек и кеды. Старое собираюсь возвращать предыдущему хозяину, да и не подходит мне ничего из его одежды, то мало, то велико, а обувь так и вовсе ноги натирает.

Если бы не очереди справился бы быстро, а так пришлось немного задержаться. Но моё долгое отсутствие Германа мало интересовало, он уже вовсю впаривал, когда то бывшие моими, кроссовки и, кажется, уже даже продал красавицу сумку, совсем недавно висевшую на моём костлявом плече. Шустрый малый. Пожелаю ему удачи, поблагадарю за присмотр и на автовокзал, пора домой ехать, засиделся я в этом городе.

Улицу Горького преодолел на одном дыхании, завистники в спину подталкивали, своими смешками и тупыми репликами. Мешок им мой не понравился. Дурачьё, что тут скажешь. А вот дальше всё застопорилось. Жора перед отъездом предупреждал, что обратно смогу добраться или снова вплавь, по морю или на автобусе, отходящем как раз от автовокзала. На катер не пошёл, справедливо полагая, что морем я уже плавал и будет не лишним оценить виденную с него красоту, так сказать изнутри, с того самого берега, мимо которого мы проходили. И вот теперь стою, и разбираюсь, откуда этот автобус отходит, во сколько отправляется, где на него билеты продают. В расписании, местность под названием Утриш, не просматривается, у кого не спрошу, сами ничего не знают. Попробовал без очереди к кассе подойти, так там чуть майку не порвали. Во народ, даже мешок мой никого не смутил, отволокли. К полицейскому подойти? Спасибо, сам не хочу. Понимаю, чем этот поход для меня может закончиться. Видок ещё тот, да и тара моя нестандартная глаза всем мозолит. Спросил кто крайний и тупо жду, когда добреду до окошка. Двигаемся медленно, все вокруг орут, огрызаются, из крохотной амбразуры чуть ли не матом отвечают. Весело у них тут, на автовокзале.

— Девушка, мне один билет до Утриша — делая правильное ударение и с максимальным уважение к тяжёлому труду, прошу я затюканную очередью женщину, плохо просматриваемую в грязном окне.

— Да что за день сегодня такой!? — на выдохе произносит она. — Сотый раз объясняю: билеты на Утриш в автобусе, у кассира.

— Спасибо — радуюсь я ответу и отрываю лоб от стекла.

— Эй парень! — останавливает меня окрик из окошка. — Последний автобус, как полчаса ушёл. Завтра приходи.

Меня парализовало, а тётка в клетке ржёт, как лошадь.

— Ну наконец то, оторвалась — читаю её мысли, прямо сквозь барьер. — Жалко парня. Но всё равно, смешно.

Приехали. Вот это я хорошо попал. Ладно бы ходил с сумкой, да с кое какими покупками в упаковке. А с мешком то мне, куда сейчас? Полицейский уже поглядывал в мою сторону, но увидев, что я встал в очередь, успокоился и бросил следить. Надо уходить отсюда, пока не загребли в каталажку. Думать можно и в одиночестве. По Горького не пойду, не желаю больше бесплатно клоуном работать. К морю двину, там все немножко на идиотов похожи.

По дороге напился газировки. Купил две бутылки «Буратино», с собой, забрал у тётки, торгующей прямо с лотка, остатки пирожков с картошкой, в «Союзпечати» вытребовал «Труд», «Красную звезду» и «Правду», хотел взять и «Крокодил», но полистав его понял, сегодня мне не до смеха. На пляже отсиделся за барханами. Скинул майку, кеды, залез в кусты, надел новые плавки — загляденье, а не парень. Ох, если бы не мешок. И кто меня дёрнул продать такую замечательную, вишнёвую сумку?

Полегчало с приходом сумерек. Солнце свалилось в море, ему на смену пришла влажная прохлада и время перекусить. Съел всё сразу, а прочитал меньше половины. Пирожки и буратино на загляденье вкусны, а газеты… Пропагандистский мусор, кроме последней страницы, где было немного происшествий и спорт. Про нас, пловцов, ещё статья понравилась. Особенно заглавие — «Гордость нашей страны». Раньше про меня никто так не говорил. Стемнело моментально. Вот только сейчас читал мелкие буквы, а тут вдруг раз и большие не вижу. Собрал пожитки, натянул штаны и майку, присмотрелся к округе. Не нравиться мне этот подозрительный шорох в кустах. У нас, в лесу, такого не было. Выбрался на самый берег, подгрёб под голову, ещё сохранивший дневное тепло, песок и улёгся на спину, привычно разглядывая на безоблачном небе мелкие звёзды и созвездия. Сон не приходил, хотя накопленную за день усталость и впечатления можно было приравнять к тяжёлому физическому труду, от которого засыпаю моментально.

Чужие голоса слышались то с одной стороны пляжа, то с другой. С берега тоже орали не переставая, по поводу и без. Но появление этих парней, мой слух пропустил.

— Гражданин, что вы тут, ночью, делаете? — строго спросил один из них и осветил моё лицо ярким фонариком.

— Отдыхаю — ответил я как есть и, в свою очередь, приподымаясь, спросил незнакомцев: — А вы, кто такие?

— Старший пограничного наряда, младший сержант Крупенин — представился говоривший и перевёл луч фонаря на себя.

Я молчал. Парень в форме, при погонах, с автоматом в руках. Про полицию помню хорошо, а вот о пограничниках смутно. Знаю, что они есть. Уверен, что достойно охраняют нашу границу, но вот права их и обязанности, в памяти не воспроизведу, да и было ли в ней чего про них.

— А, что я такого нарушил? — спрашиваю. — Мы же, вроде, не на границе государства находимся? Да и днём здесь народа было навалом.

— После двадцати двух часов, нахождение на территории пляжа, гражданским лицам, запрещено — отчеканил сержант и продолжил по простецки: — Так что давай друг, мешок в руки и быстренько покидай акваторию. Обратно пойду, попадёшься на глаза, с собой заберу.

— Ладно — ответил я, вставая на ноги. — Не положено, значит уйду.

Пришлось возвращаться за дюны и там обустраиваться. Темно, деревья колючие, шорохи разные, а делать нечего. В парк идти ночевать, на лавку? Ещё смешнее.

На новом месте уснул быстро. Спал крепко, без снов и проснулся точно также, без лишних эмоций. Открыл глаза, одним резким движением встал на ноги, отряхнулся, потянулся, взял в руки, отсыревшую за ночь, безразмерную тару и пошагал в сторону автовокзала. Со временем у меня та же беда, что и с цифрами, а хочется успеть на самый первый автобус. Засиделся я в городе, домой тянет. До посадки успел купить, всё в том же киоске с газетами, тетрадь в клетку и шариковую ручку, пригодятся для изучения курса математики и алгебры. Пытался найти чего нибудь съестного, но был вынужден обойтись двумя стаканами воды из автомата. Еду не продают, рано.

Желающих мчаться по утренней дороге, вместе со мной, насчиталось всего восемь человек. Они топтались у запертых дверей автобуса, с огромной буквой «Л», по фасаду, в ожидании их открытия. Очереди, как таковой, не было, но я, помятую о ней, протиснулся к самому входу и загородил его своей, продолжавшей вызывать насмешки у окружающих, поклажей. Не хочется оказаться в хвосте или того хуже совсем за бортом этого, ничего не навевающего мне, транспортного средства. Водитель и, надо так понимать, женщина-кондуктор, пришли вместе. Первый сходу залез в кабину, открыв маленькую дверку с другой стороны, а женщина, бесцеремонно оттолкнув ногами мой мешок в сторону, встала у двери общего пользования. Шофёр поёрзал на своём сидении, чем то скрипнул, чего то крутанул и, открыв створки узкого входа, еле слышно проговорил: — «Заходи». Подумав, что приглашение распространяется на всех без исключения, подхватил с асфальта свою примечательную сумку, аккуратно оттеснил плечом, стоявшую боком женщину и запрыгнул на первую ступеньку.

— Куда лезешь, деревня? — почти одновременно с этим, услышал колкую фразу у себя за спиной.

Кому она посвящалась мне было понятно, но отступать под натиском обстоятельств не в моих правилах и я смело продолжил движение в верх.

— Наглость — второе счастье — прилетело мне вдогонку ещё одно высказывание кондукторши, никак не сказавшееся на скорости моего продвижения.

Занял самое заднее место, растянувшееся на всю ширину общественного транспорта. Мешок поставил у ног, отыскал в его недрах более симпатичное создание, вынул оттуда рубль и вернув всё в исходное состояние, крепко зажал бумажку в руке.

Продажу билетов кондуктор начала именно с меня. Оторвав два из разных рулонов, закреплённых на проволочке, хитро приделанной к крохотной сумке, висевшей на её массивной шее, она спокойно приняла мой помятый рубль, отсчитала мелочь на сдачу и сунув её вместе с билетами, в мою протянутую ладонь по отечески проговорила: — «Не хулигань». Затем легко развернулась и пошла обилечивать остальных.

Тем временем входная дверка жалобно скрипнула, двигатель гулко заурчал, салон затянуло гарью. Автобус плавно тронулся с места и постепенно разгоняясь, начал набирать скорость. За грязным стеклом замелькали деревья, побежали фонарные столбы, поплыли крохотные домишки, отсюда казавшиеся ещё более убогими, запетляла дорога. Смотреть в окно расхотелось, я закрыл глаза, плотнее прижался к спинке тёплого, мягкого кресла и просто кожей ощутил всю нереальность происходящего со мной. Звуки, запахи, еле слышные голоса, виды за окном, всё казалось чужим и неправильным. Обуреваемая тяжёлыми мыслями голова непроизвольно наклонилась влево, затем, безвольно обмякшая шея, кинула её вниз, очередная колдобина раскачала рессоры, мгновенно поделившиеся своим убаюкивающим ритмом со всем, что находилось у автобуса внутри и я почувствовал, как проваливаюсь во что то вязкое и чужеродное, не в силах больше сопротивляться ему.

Загрузка...