Двойное убийство

Глава седьмая Берт

Вскрикнув, Трент припал к земле, увлекая меня за собой. Да я и не возражала – более того, готова была пролежать за высоким кустарником ну, скажем, до зимы. Пускай сгребут меня с последними опавшими листьями.

Распластавшись на животе, с рвущимся из груди сердцем, я поискала глазами Нэн. Слава богу, сестра лежала рядом, – наверное, Трент и ее тоже повалил. Или она сама бросилась на землю, едва раздался выстрел.

Выстрел?!

О господи…

Я ведь отродясь не слышала выстрелов – боевики по телевизору не в счет, – но ни на секунду не усомнилась в природе этого громкого хлопка. Я прямо-таки вжалась в землю. По соседству Нэн с Трентом, приподнявшись на локтях, пристально вглядывались в кустарник.

– В н-нас кто-то стрелял? – пролепетала я. Да знаю, знаю. Патентованный дурацкий вопрос в стиле Джейка. Но я ничего не могла с собой поделать – так перепугалась, что выпалила первое, что пришло в голову.

Очевидно, вопрос был настолько глупым, что ни Трент, ни сестра не сочли нужным отвечать. Наверное, решили, что, раз мне ни о чем не говорит наше лежание за раскидистыми кустами – стало быть, объяснять без толку.

Я продолжала вжиматься в землю, хоть и сгорала от стыда. Ведь меня могли принять за трусиху! Справа от меня Нэн уже привстала на колени и настороженно осматривалась. Слева Трент делал то же самое.

Я набрала в легкие побольше воздуха, приподнялась на локтях и, осторожно раздвинув ветви тиса – а может, и не тиса, – оглядела близлежащие дома и кусты.

Затем покосилась на Трента. В правой руке у него был пистолет. Неудивительно, что он такой смелый! В случае чего мог по крайней мере отреагировать. А что бы сделала я? Бросила в злодея камень? Дали б мне оружие, я бы тоже отважно вскочила на ноги и оглядывалась по сторонам… Возможно. Правда, где-то я слышала, что в этом деле важно иметь твердую руку, а в данный момент обе мои руки тряслись, как при болезни Паркинсона…

Нет, совершенно непонятно, с какой стати Нэн суетится. Разве что эта ее извечная жажда приключений… А ведь если разобраться, это очень смахивает на невроз.

Раздвинув ветки чуть пошире, я посмотрела на дома напротив. В основном наш район застроен старыми двух– и трехэтажными домиками, которые местами перемежаются свежими кирпичными коттеджами, как у Нэн. Причем застройка настолько тесна, что соседи могут обменяться рукопожатием через окно, не выходя из дома. Только сейчас я сообразила, что скученность зданий предоставляет «человеку с ружьем» множество мест для укрытия, как-то: аллейки, лабиринты мусорных баков, ну и, разумеется, бесчисленные кусты.

– Видишь что-нибудь? – прохрипела Нэн.

Едва она заговорила, в кустах перед угловым домиком в викторианском стиле послышался шорох. Я снова вжалась в землю, а Трент метнулся вперед. Нэн вскочила, намереваясь последовать за ним. Как ненормальная, честное слово. Впрочем, почему как? Я успела схватить ее за руку и рывком притянула к себе.

– Ты что, рехнулась? – прошипела я. – Пусть он идет!

– Да выпусти ты меня, черт побери! – Нэн пыталась высвободить руку.

– Нэн, у него же пистолет! А ты что станешь делать, даже если поймаешь этого бандита? Потребуешь извинений?

На это даже у Нэн не нашлось что возразить. Она прекратила трепыхаться, плюхнулась обратно на траву и перевела дух.

– Ты как? – наконец поинтересовалась она.

– Лучше не бывает. А ты?

– Класс! Ничто не сравнится с хорошей перестрелкой.

Я тускло улыбнулась.

– Кому понадобилось в нас стрелять? Думаешь, мы его знаем?

Нэн медленно повернулась и смерила меня пытливым взглядом:

– А ты думаешь, мы его не знаем? Я затрясла головой.

– Ну да… то есть, надеюсь, что так. Может, это какая-нибудь перестрелка с преследованием, а мы тут ни при чем. Знаешь, по телевизору часто рассказывают про такие случаи… Шальная пуля…

– Ага, значит, шальная пуля, – с готовностью подхватила Нэн. – Хм.

Это «хм» прозвучало с явным сарказмом.

– Ну ладно, – пошла я на попятную, – если ты так убеждена, что мы его знаем, кто он, по-твоему, такой?

– Сейчас я скажу вам, за кого бы отдал свой голос, – раздался позади нас баритон Трента. Мы аж подскочили. Я даже не слышала, как он подошел, но тем не менее Трент стоял по другую сторону кустов и смотрел на нас. – Джейк, вот кто это такой.

– Джейк? – хором повторили мы с Нэн. Кивнув, Трент протянул руки, чтобы помочь нам подняться, и продолжал:

– Именно так. Джейк убрался отсюда в слепой ярости, а мне доводилось видеть, как куда менее обозленные «бывшенькие» выкидывают номера и похлеще.

Во рту у меня пересохло. Если бы Трент не высказал подозрений насчет Джейка, мне бы такое вряд ли пришло в голову. Но сейчас я невольно задумалась… Пистолет у Джейка имелся – приобрел в своей страховой компании после серии ограблений на нашей улице.

Я обернулась к Нэн:

– Господи, неужели Джейк стал бы в нас стрелять, только чтобы меня напугать? И все потому, что я не захотела позвонить в полицию?

– Ага! – язвительно отозвалась сестрица. – Решил припугнуть тебя боевыми патронами, чтобы ты вызвала полицию. А уж они бы его наверняка замели. Блеск!

Да, действительно, не совсем логично. Но возможно, Джейк пытался запугать Трента? Ведь сыщик ему явно не понравился.

– Кто бы это ни был, – подытожил Трент, – теперь его и след простыл. – И, оглядевшись, убрал пистолет в кобуру.

Тут я и заметила мокрое темное пятно на правом рукаве его синей куртки.

– О господи, да вы ранены!

Трент недоуменно посмотрел на меня, затем глянул на свое плечо. Бурое пятно расплывалось на глазах. Трент коснулся его ладонью – та вмиг сделалась красной.

– Боже мой… – прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

Трент снял куртку – рукав рубашки был весь в крови. Он закатал его. Я отвела глаза: это было выше моих сил.

– Да ерунда, царапина.

Я готова была поверить ему на слово, но сестра – нет.

– Вам надо срочно показаться врачу. Трент энергично замотал головой:

– Перевязать – и дело с концом. – И в упор посмотрел на меня.

Я поняла намек.

– Пойдемте, – позвала я, стараясь говорить небрежно, будто только и делаю, что врачую огнестрельные ранения. На самом деле меня занимало одно: как бы не облевать, извиняюсь за выражение, все эти чудесные заросли гортензии – или как там ее, – прежде, чем я успею отвести Трента в ванную.

Нэн последовала за нами.

Присев на край ванны, Трент стянул рубашку. Если бы не кровь, я бы, наверное, получила от этого зрелища удовольствие: плечи его были мускулистыми, руки загорелыми, а грудь покрыта милой порослью.

К несчастью, вид крови по-прежнему вызывал у меня тошноту.

Стиснув зубы, я принялась промывать рану – это и вправду оказалась пустяковая царапина.

– Итак, – произнесла Нэн, с трудом отрывая взгляд от мужественной груди Трента, – вы видели нашего стрелка?

– Нет, даже мельком не удалось, – вздохнул Трент. – Только топот услышал.

– Все-таки вам стоит сходить к врачу, – повторила Нэн.

Я молчала, накладывая на рану антисептическую мазь. Очень мило – самое сложное я уже сделала: промыла рану от крови. А теперь она, значит, решила спровадить его к врачу?

Но Трент решительно тряхнул головой:

– Сами видите, это всего лишь царапина. А врачи обязаны сообщать об огнестрельных ранениях в полицию. Так что не надо мне такого счастья, забот потом не оберешься. – Он подмигнул мне. – И кроме того, учитывая ваш опыт общения с копами, я лучше воздержусь, если не возражаете.

Меня ему не надо было убеждать. Я без труда представила, как Гецманн обвиняет нас с Нэн: мало показалось погрома в собственном доме, так организовали пальбу. И всему виной, дескать, погоня сестры за дешевой популярностью.

– Посудите сами, никто всерьез не пострадал, – рассуждал Трент, пока я бинтовала его рану. – А при моей работе, хочешь не хочешь, наживаешь врагов. Может, этот выстрел не имел к вам никакого отношения.

– Как это? – удивилась Нэн. – Ведь это наш дом, а стреляли явно в нашу сторону.

– Но целились не в вас, – возразил Трент. – Ранили-то меня. И выстрел был только один, а не два. Вполне возможно, он связан с каким-нибудь из других моих дел. Знаете, я ведь частенько занимаюсь, так сказать, надомной работой. Всякое бывает…

Что ж, может, и так.

– Но главное, я в порядке, благодаря вам, – продолжал Трент, пристально поглядев на меня. – Из вас бы вышла чудесная сиделка: у вас такие нежные руки.

Я увидела, как Нэн закатила глаза.

Не знаю, заметил ли это Трент, только он сразу же засобирался. Но перед уходом взял меня за руку и негромко произнес:

– Я с вами свяжусь.

И, глядя в его глаза, я вдруг испытала внизу живота давным-давно забытое ощущение.

Трент ушел, а мы с Нэн продолжили уборку и управились гораздо быстрее, чем я рассчитывала. Впрочем, изрядно напрактиковавшись за последние двадцать четыре часа, мы уже поднаторели в этой области.

В конце концов Нэн уснула на моей софе, не в силах дотащиться до своей квартиры. Мы убеждали друг друга, что слишком хлопотно ей идти домой в такое время, но на самом деле обе боялись ночевать в одиночку.

Знаете, когда в вас кто-то стреляет – и неважно, в вас метили или нет, – это производит впечатление.

И вдобавок, хоть мы и не произносили этого вслух, тем не менее сошлись еще в одном: если нам с сестрой суждено погибнуть от руки злодея во сне, лучше мы сделаем это так же, как и появились на этот свет. Вместе.

На следующее утро, хоть это и было воскресенье, я проснулась в семь. На цыпочках прошла мимо спящей на софе Нэн и отправилась на поиски свежей «Курьер-газеть «. И нашла ее под тем самым кустом, где мы накануне прятались. Не иначе, знамение судьбы.

Признаться, эту вылазку за газетой я совершила в весьма быстром темпе, ежесекундно ожидая услышать свист пуль над головой. А едва заскочила обратно в дом – торопливо захлопнула дверь и привалилась к ней, тяжело дыша.

Стук двери разбудил Нэн, которая молниеносно нырнула на пол и распласталась.

Я недоуменно уставилась на нее. Сестра смущенно поднялась на ноги.

– С этим надо что-то делать, – решительно заявила она.

Верно! Не можем же мы провести остаток жизни, прячась под кроватями и за кустами и постоянно озираясь через плечо. Необходимо выяснить, кто стоит за всем этим, – причем выяснить прежде, чем вчерашний бандит научится стрелять более метко.

Пока я разливала по стаканам колу, сестра шуршала газетой. Кофе мы обе не жалуем, но должны же откуда-то черпать ежеутреннюю дозу кофеина.

Искомая статья обнаружилась на второй странице «Курьера». «Установлена личность погибшего в торговом центре «Галерея», – гласил заголовок. И уже в третьем предложении мы прочли то, что нас интересовало: «По сообщению полиции Луисвиля, у погибшего, некоего Рассела Мурмена, проживавшего в доме 4451 по Тейлорсвиль-роуд, обнаружена тяжелая черепно-мозговая травма, а также глубокий порез в области шеи».

Почему-то при слове «порез» на ум скорее приходят ободранные коленки и локти, нежели перерезанное горло. Я от души понадеялась, что бедняга действительно был без сознания, когда с ним это происходило.

– Итак, – Нэн подняла глаза от газеты, – как насчет приятной прогулки по Тейлорсвиль-роуд? Я поставлю пленку.

Я поняла, что она имеет в виду. Поскольку ни одному здравомыслящему человеку не улыбается работать по субботам, все ди-джеи на станции Нэн разбились на две команды и чередуются – выходят в эфир через выходные, отрабатывая каждый свою шестичасовую смену. И сегодня как раз была рабочая суббота Нэн.

– По дороге заскочим на студию, и я попрошу диктора последних известий поставить мою пленку, – сказала Нэн, вставая из-за стола.

Пленка, о которой говорила Нэн, была ее палочкой-выручалочкой на случай непредвиденных обстоятельств. Это заранее смонтированная запись, которая звучит совсем как живое выступление. За одним исключением: если слушать внимательно, можно заметить, что Нэн не говорит ни о времени суток, ни о погоде – и вообще ничего конкретного. Что-то вроде безразмерного радиошоу.

У всех ди-джеев заготовлены такие пленки – причем по настоянию управляющего, представляете? По словам Нэн, у них такая нехватка кадров, что, когда ведущие заняты записью репортажей с мест, или болеют, или уходят в отпуск, станция нанимает временных служащих, чтобы те крутили эти самые «аварийные» пленки, и таким образом экономят на зарплате.

Нэн сбегала к себе переодеться – ясное дело, в очередные джинсы и майку, – и через несколько минут мы уже были в пути. Нэн настояла, чтобы мы поехали в ее «неоне», а не в моей «фестиве». Я не удивилась: сестрица часто называет мою юркую машинку роликовой доской.

Дом номер 4451 по Тейлорсвиль-роуд оказался длинным строением в стиле ранчо, с венецианским окном и кирпичным фасадом; только вот скотоводческой фермы рядом не наблюдалось. Перед домом красовались лишь клочок пожухлой желтовато-коричневой травы, голубой трехколесный велосипед да красный игрушечный вагончик. Ошметки белой краски, которой некогда были выкрашены стены дома, густой перхотью обсыпали чахлые кусты.

Когда мы с Нэн приблизились к дому, оттуда вышла какая-то женщина; не поднимая глаз, повозилась с ключами и заперла дверь. Все это она проделала, не выпуская ладошки ребенка лет трех, который рванулся в сторону, не успела женщина поставить его на землю. Резким движением она притянула дитя обратно, и тут мальчик увидел нас. И истошно завопил.

Женщина вздрогнула и обернулась. На вид ей было лет двадцать пять; миниатюрная, с длинными белокурыми волосами, перехваченными черной лентой, – в тон платью, колготкам и туфлям.

– Миссис Рассел Мурмен? – сразу сообразила Нэн.

– Да… Я Элис Мурмен, – ответила молодая мать. Глаза ее перескакивали с меня на сестру и обратно. – А вы… вы близнецы?

Нэн кивнула:

– Нам бы хотелось с вами поговорить.

– Господи, и как только ваша матушка управлялась? – вылетело у Элис.

Нэн, судя по ее озадаченному виду, не сразу поняла, что бы это значило. Но я-то сообразила. Особенно когда увидела, как малыш устремился к красному вагончику, дернув мать за руку с такой силой, словно хотел вырвать с корнем. И при этом издавал громкие звуки, напоминавшие хрюканье. Да уж, с таким непоседой Элис наверняка считает, что справиться с двумя детьми можно, только держа наготове пистолет с доброй дозой транквилизатора.

Перекрывая хрюканье мальчишки, я прокричала:

– До чего же миленький! – Малыш и правда был недурен, а уж одет как настоящий джентльмен: в костюмчик цвета морской волны с ярко-красной бабочкой. Вот только вел себя отнюдь не по-джентльменски. Сейчас он рвался в сторону кустов, с каждой минутой хрюкая все громче. – И сколько же этому крошке?

– Год и месяц, – ответила Элис. – Он крупноват для своего возраста.

Крупноват для своего возраста?! Может, Элис шутит?

– Его отец в детстве тоже был крупным, – добавила Элис, и ее голубые глаза наполнились слезами.

– Мы здесь как раз из-за Рассела, – заявила Нэн, взмахнув журналистским удостоверением, которое одолжила у диктора на радио. Взмахнула она более чем небрежно, но я-то знала: надо было не дать Элис возможности как следует рассмотреть удостоверение. Главным образом потому, что на фото был изображен мужчина с длинными, свисающими как у моржа усами. Нэн быстро убрала документ в карман.

– Дело в том, что я готовлю репортаж, собираю дополнительные сведения об этом происшествии, – скороговоркой произнесла она, – для радиостанции, и…

Элис судорожно глотнула.

– А я… я как раз собралась в похоронное бюро.

– Мы вам глубоко соболезнуем, – вставила я. В глазах Нэн, впившихся в меня, я прочла, как по писаному: «Ага, значит, мы уже добрые друзья семьи, наносим светский визит безутешной вдове?» Я с вызовом сложила руки на груди. А почему, собственно, мы не можем проявить элементарную вежливость?

– Спасибо вам, мисс… э-э… – Голос Элис прервался, а глаза устремились на малыша. Деточка набрал полную пригоршню грязи. – Нет, не смей это есть! – крикнула Элис, дергая ребенка за руку. – Брось! Слышишь, брось!

Малыш проворно размазал грязь по своему пиджачку и счастливо улыбнулся маме. Элис обреченно вздохнула.

– Теперь придется снова его переодевать, – сказала она со слезами в голосе.

Я вдруг ощутила прилив симпатии к ней.

– Давайте я вам помогу, – предложила я, сгребая в охапку маленького хулигана.

Тот лягнул меня и попытался вывернуться, затем попробовал укусить, но я не обращала внимания на его усилия. Элли и Брайан не были такими крупными в этом возрасте, но порой вели себя столь же буйно. Я без труда скрутила мальчишку по рукам и ногам, так что рыпаться ему было некуда.

Нэн потрясенно наблюдала за нашей схваткой. Она-то наверняка предложила бы запереть ребенка в его комнате до совершеннолетия.

Переступив порог, я поначалу решила, что жилище Мурменов тоже подверглось налету, как наши с сестрой квартиры. Но потом до меня дошло, что раскиданное по полу барахло – это сплошь детские игрушки, детские одежки, а также детские бутылочки и резиновые кольца для зубов. Аккурат от стены до стены.

Следом вошла Элис и принялась прокладывать себе путь в детскую. Вскоре она вернулась с новым нарядом для малыша. На сей раз это был коричневый костюмчик, который, скорее всего, пробудет чистым минуты две после того, как она натянет его на сына. Хорошо хоть, коричневый – грязь будет не так заметна.

Мы с Нэн пригвоздили младенца к кушетке, удерживая за пухлые ножки, а Элис начала его раздевать. Как ни странно, малыш вдруг успокоился и довольно загукал, посасывая пустышку, которую Элис подобрала с пола и сунула ему в рот, как пробку. Я не верила своим глазам. Карапуз явно получал удовольствие. Эдак из него вырастет любитель сигар, балдеющий от грубого обращения.

Стаскивая с сынишки пиджак, Элис неожиданно произнесла:

– Знаете, я даже не удивилась, когда полицейские сказали мне насчет Рассела. Ну насчет того, что его… его… – Она никак не могла выговорить слово «убили».

– Не удивились? – переспросила Нэн. Элис кивнула, с каким-то затравленным видом.

– Ну да. Я… я понимала, что должно случиться что-то ужасное. С тех пор как появился тот тип, Рассел страшно изменился.

«А уж теперь тем более», – подумала я, прежде чем успела себя одернуть, и, откашлявшись, спросила:

– Какой тип?

– Да я толком не знаю, – вздохнула Элис, натягивая брючки на упакованную в памперс попку. – Рассел мне не говорил, кто он такой. И что вообще происходит. Сказал только, что они вместе занимаются каким-то крупным делом и что скоро мы разбогатеем. Вот и все. Мол, наконец-то заживем в достатке, без забот.

Мы с Нэн переглянулись. Я знала: она думает о том же, о чем и я. Что, возможно, все эти деньги, на которые так уповал Рассел, были страховкой, которую Элис должна была получить, после того как Рассел успешно организует собственное убийство. Что и говорить, сто тысяч долларов – неплохое подспорье в хозяйстве.

Однако посулы Рассела жене вроде бы подразумевали, что он и сам планировал поживиться. Что не так-то просто сделать, если рассчитываешь на собственную страховку.

– Ваш муж упоминал, что это за дело? – осторожно спросила Нэн.

Элис уже запихнула одну ручку малыша в рукав рубашки и теперь трудилась над второй.

– Нет. Ничего не говорил, – ответила она, не поднимая глаз.

Я усомнилась в ее искренности, но не успела и рта раскрыть, как Элис поспешила добавить:

– Да-да, я понимаю, о чем вы думаете. Что он занимался чем-то противозаконным – наркотиками, а то и похуже. Но я Рассела спрашивала. И он поклялся, что дело чистое.

Ну разумеется! Наркодельцы спешат поделиться с женами своими секретами! Еще бы! Не говоря уже о том, что я лично могла засвидетельствовать: мужья никогда-никогда не обманывают своих жен.

– Рассел поклялся мне, – повторила Элис, – что ничем противозаконным не занимается.

Слезы тихими ручейками потекли по ее щекам. Все так же увлеченно посасывая пустышку, малыш встревоженно посмотрел на маму.

– Наверное, я и сама понимала, что Рассел все время мне врет, – наконец сказала Элис. – Ведь стоило мне спросить его о делах, и он тотчас приходил в ярость. – Пожав плечами, она машинально поправила выбившийся из-под ленты локон. – Но я все равно продолжала допытываться, снова и снова. Даже спросила, зачем он вообще связался с человеком, с которым едва знаком.

– Ну а он что? – не вытерпела Нэн.

– В конце концов признался, что этот тип доводится ему родственником. Но больше ничего не сказал – мне, мол, больше не надо ничего об этом знать. – Тыльной стороной ладони Элис вытерла глаза. – Вот тогда у меня и возникли сомнения. Потому что я знакома со всеми родственниками Рассела – он ведь единственный ребенок в семье – и ни разу не слышала ни о каком Ледфорде, будь он даже седьмой водой на киселе.

Элис говорила о Расселе в настоящем времени, словно тот был жив. Видимо, она поняла это одновременно со мной, потому что слезы хлынули с новой силой.

– Ледфорд? – переспросила Нэн. – Этого типа звали…

– Глен Ледфорд, – всхлипнула Элис. – Это с ним Рассел встречается.

Снова настоящее время. И новый ручей слез.

Впрочем, я ее не винила. Ничуть. У бедняжки из-под ног выдернули почву, и теперь ей придется растить своего маленького Гаргантюа в одиночку. Я смотрела на молодую женщину и впервые за долгое время почувствовала, как мне повезло. По крайней мере мы с Джейком расстались, когда дети уже выросли.

Усиленно моргая, Элис вытерла слезы.

– Пусть говорят что угодно, мне все равно. Рассел был хорошим, порядочным, замечательным человеком. За всю свою жизнь он не совершил ни единого дурного поступка.

Интересно, говорила бы она так убежденно, если бы знала, что ее муж пытался подцепить меня буквально за несколько минут до своей гибели?

– Рассел самый милый, самый добрый… Ой-ой-ой.

Нэн, очевидно решив, что женщина вот-вот снова разрыдается, торопливо выпалила:

– Элис, а как выглядел тот человек, Глен Ледфорд?

– Ну… лысый. Вроде бы довольно плотный. И низенький. Гораздо ниже Рассела. И толще. И в очках.

Под ложечкой у меня засосало. Неужели этот Ледфорд – тот самый тип, который следил за Нэн? Но зачем? С какой стати?

– Рассел говорил вам, где живет Ледфорд? – спросила Нэн.

– У меня бумажка прикреплена на дверце холодильника. Там есть адрес, где они всегда встречались.

Она передала свежепереодетого карапуза Нэн. Сестрица держала ребенка на вытянутых руках, подальше от себя, будто это было не человеческое дитя, а неведомая и опасная зверушка, и, едва Элис вышла из комнаты, сунула малыша мне. Маленький бунтарь тотчас выплюнул пустышку, пронзительно взвизгнул и принялся выкручиваться. Я усилила хватку, и тут вернулась Элис. Будто и не замечая истошных криков чада, она вручила Нэн клочок бумаги.

– Вот. Вообще-то это не частный дом, а мотель в Джефферсонвиле. Называется «Блуберри-Хилл».

– Спасибо вам огромное, – сказала я, возвращая Элис сына.

Я-то была уверена, что благодарю ее за информацию, но в то же время – не скрою – не менее приятно было сбыть младенца с рук.

Джефферсонвиль, штат Индиана, отделен от Луисвиля, штат Кентукки, одной лишь рекой Огайо. Поскольку Нэн всю дорогу мчалась на предельно допустимой скорости, мы добрались туда за двадцать пять минут. И едва съехали с моста, я сразу увидела вывеску.

– Вот и он, – сообщила я сестре. – Мотель «Блуберри-Хилл». Очень мило, правда?

Оказалось, что нет.