Поздно вечером 13 апреля Ревин позвонил и назначил на следующий день встречу за ленчем. Он попросил, чтобы я встретил его в полдень на парковочной площадке гостиницы, расположенной на другой стороне границы округа Колумбия в городке Силвер Спринг в штате Мэриленд.

В среду 14 апреля выдалась великолепная весенняя погода. Несмотря на соблазны погоды, я все таки сумел прибыть на место встречи раньше назначенного времени.

Как мы и договорились, я ожидал на автомобильной парковке. Поскольку я приехал туда раньше Ревина, я вышел из машины и поглядывал по сторонам, надеясь увидеть кого-нибудь из тех, кто оказался здесь без приглашения. В небольшом красивом парке через улицу я увидел играющих детей и нескольких пожилых людей, кормящих голубей. Гостиница Блэйр Инн добавляла очарования этому парку. Когда-то это был большой белый дом в старом колониальном стиле, а совсем недавно его превратили в ресторан.

Изучая окружающую обстановку, я обратил внимание на многоквартирный жилой дом, охватывающий с обеих сторон парковочную площадку, который мог представить хорошие позиции для наблюдения агентам ФБР, если бы они решили вести такое наблюдение. Я внимательно осмотрел все окна, пытаясь заметить кого-нибудь из наблюдающих.

Агенты ФБР никогда не говорили мне, будут ли они присутствовать на каждой из тех шестидесяти встреч, которые я провел с сотрудниками советского посольства. Они не хотели, чтобы я концентрировал внимание в каком-то определенном направлении. Однако мое естественное любопытство всегда заставляло меня пытаться предвидеть, что произойдет на каждой конкретной встрече, в том числе строить догадки в отношении мест нахождения агентов ФБР. В некоторых случаях я довольно последовательно пытался выявить позиции наблюдающих и, по крайней мере, в одной ситуации, как я впоследствии узнал из опубликованных фотографий, я оказался прав. Я испытываю чувство глубокого уважения к сотрудникам наружного наблюдения, которые многие часы проводят в ожидании, зачастую в самое неподходящее время и в неудобном месте только для того, чтобы сделать ещё одну фотографию для уликовых материалов.

Агенты ФБР должны быть весьма изобретательны, так как советские шпионы наверняка очень квалифицированны в тайных операциях. Сотрудники советской разведки старательно избегают шаблонов в своей работе. Дипломатическая академия в СССР тщательно обучает своих слушателей технике поиска новых потенциальных кандидатов на вербовку в странах их пребывания. Среди других навыков, которые советские шпионы приобретают в этой академии, можно назвать использование тайников, миниатюрной звукозаписывающей аппаратуры и психологии применительно к вербовочной работе. Кроме этого они изучают географию районов оперативной работы, обычаи местного населения и местное законодательство.

Наконец в 12:15 подошел Ревин, но совсем с другой стороны большого жилого дома. Когда мы вместе пошли к входу, который находился на другой стороне гостиницы, Ревин на ходу затеял какой-то несущественный светский разговор, но его глаза метали взгляды в разные стороны в поисках агентов ФБР или других подозрительных признаков.

- Джон, ты знаешь, я ездил в Чикаго и мне там не понравилось. Я не люблю этот город.

- А в чем причина, Вал? Лично я Чикаго очень люблю. Это потрясающий город, в котором есть что посмотреть. Почему он тебе не нравится?

- Там много людей того типа, который я не переношу.

Он помолчал, подбирая подходящее слово. - Мне кажется, ты называешь таких людей шерамыжниками.

Чувствовалось, что он выведен из равновесия. - Такой шерамыжник в Чикаго подошел ко мне и попросил денег, причем не 10 или 25 центов, а доллар. Джон, я испугался. Мне показалось, что он просит много денег, что у него, вероятно, есть оружие и он хочет меня ограбить. Этот человек плохо выглядел. На нем была старая поношенная одежда и он был не стрижен и не брит. Я стараюсь избегать таких людей, поэтому я спешно покинул тот район. Чикаго - это нехорошее место, - закончил он.

Когда мы поднимались по лестнице в ресторан, я мягко сказал: - Жаль, что с тобой случилось такое в Чикаго.

Я открыл дверь и Ревин, в последний раз окинув взглядом окружающую обстановку, проскользнул в дверь первым. Он пробормотал: - Я никогда больше не поеду в Чикаго, это - нехорошее место.

Нас усадили в одной из многочисленных отдельных кабин, на которые был поделен зал ресторана. Это давало посетителям возможность во время обеда вести приватные разговоры. Ревин несомненно учитывал это обстоятельство, когда подбирал место встречи.

Пока мы ожидали когда нам принесут наши обычные напитки, Ревин говорил очень мало. Это казалось мне странным и я пытался вовлечь его в разговор.

- Приятное местечко, не правда ли Вал?

Ревин отвечал сиплым голосом и с таким видом, словно думал о чем-то другом. - Да, уютное.

Мы оба внимательно изучали меню, друг друга и остальных посетителей, сидящих в зале. Я чувствовал, что предстоящая беседа будет иметь особое значение. Ей предстояло стать такой. В поведении Ревина явно чувствовалась напряженность. Тогда я ещё знал его мало, но я способен почувствовать нервное напряжение в человеке, когда я смотрю на него. Его предыдущее поведение было раскованным и добродушным.

Я, как обычно, был одет в черный костюм с темным галстуком. Я всегда ношу черные костюмы, они делают меня старше. На Ревине был костюм из плотного шерстяного твида коричневого оттенка и галстук синего цвета. Ему бы не мешало постричься и начистить до блеска туфли. Следует заметить, что волосы несколько своеобразно росли у него по бокам головы таким образом, что это сразу выдавало в нем иностранца. Он знал об этом и часто причесывал их в довольно изысканной манере. (Замечу, что Ревин никогда не делал письменных пометок как Бутенко и, изредка, Ступарь. Полагаю, что обычно он использовал скрытый звукозаписывающий аппарат.)

Когда мы закончили с напитками, Ревин спросил: - Джон, тебя бы обрадовало, если бы было заключено торговое соглашение?

Я не сразу нашелся, как ответить на этот вопрос, и сказал не раздумывая: - Думаю, что да! Это сделало бы мой бизнес прибыльным. Сейчас пока наши объемы производства недостаточны, чтобы избежать ежемесячных денежных потерь."

Ревин зажег сигарету, затянулся, выдохнул небольшое облачко дыма и, наблюдая как оно удаляется, спросил тихим голосом: - Джон, правильно ли я понял, что тебе в твоем бизнесе нужно больше денег, а не больший объем продаж?

- Нет, деньги - это горючее, которое дает бизнесу первоначальный толчок. А дальше он и сам сможет давать прибыль. Я полагаю, что в вашей коммунистической системе вы никогда не видите прибыли, так как государство берет на себя заботу обо всем.

- Ты прав, наш подход к бизнесу отличается от вашего, американского. У нас каждому предоставляют работу и ежегодный отпуск. Прибыль для нас не имеет значения.. У нас работник имеет зарплату, за которую можно купить все необходимое.

- Вал, приходила ли тебе в голову мысль о том, что СССР может когда-нибудь принять систему рыночной экономики и передать частным владельцам тот бизнес, которым сейчас полностью распоряжаются министерства? И, что частные владельцы окажутся в этом деле более эффективны? Ведь талантливый человек движет свое дело вперед значительно более эффективно и производительно.

- Возможно ты и прав, но в нашей стране мы пока ещё не подошли к этому рубежу. Я, конечно, не специалист в таких вопросах, но думаю, что некоторые изменения нашей экономической системе были бы полезны. Руководители нашей страны пока не считают, что пришло время для перемен в этой области. Они чувствуют, что США представляют такую угрозу нашему народу, что мы должны сосредоточить все усилия на укреплении нашей обороны и отложить социальные перемены на будущее.

- Нельзя сказать, что у нас нет ощутимого прогресса в производстве высококачественных и дорогих предметов потребления для народа, таких как магнитофоны, часы, а также товары на экспорт. Мы произвели свыше двадцати тысяч тракторов для поставок за рубеж."

Я ответил на это вопросом. "Если мы говорим о тракторах, то не приходится ли вновь напоминать о нехватке запчастей? Кроме того я читал, что ряд видов вашей техники и устройств трудно поддаются ремонту. В Нью Йорке я однажды слыхал весьма недовольное высказывание такого рода: - Зачем мне этот советский хлам? Я могу получить хорошее оборудование из любой другой страны и не беспокоиться о запчастях.

Этот человек, оказавшийся владельцем магазина металлорежущих станков сказал, что советские токарные и фрезерные станки никогда не станут покупать в нашей стране потому, что их качество ниже германского и швейцарского, которое сравнимо или в ряде случаев выше американского."

Несколько озадаченный, он провел рукой по волосам и медленно произнес. - Почему ты завел речь об оборудовании? Я не понимаю зачем ты мне об этом говоришь, ведь я ученый, а не специалист по экспорту?

- Я думаю, что в какой-то мере ты имеешь дело и с экспортом. Иначе я напрасно трачу время, пытаясь продать вашей стране мои химические продукты.

Ревин начал заметно нервничать. - Послушай, Джон. Я помогу тебе получить заказ из моей страны, но не надо думать, что я эксперт в этой области. У меня есть друг, который может помочь.

Он замолк, а затем продолжил, как бы повторяя что-то, усвоенное им раньше. - Я хочу сказать, что у нас создана новая организация, занимающаяся продажей запчастей, о которых ты упоминал. Она называется Внешнеторговое Объединение Запчастьэкспорт и является единственным экспортером запасных частей для пяти сотен типов дорожно-строительных машин, экскаваторов, кранов, автомобилей и тракторов, которые продаются на мировом рынке нашими всеосоюзными корпорациями.

Я был поражен. - Ты не шутишь? Значит теперь у того человека есть возможность приобрести запчасти для имеющихся у него машин советского производства? Это замечательно!

Несколько минут мы продолжали есть молча. Я раздумывал над тем, как мне вновь оживить разговор о торговом соглашении и таким образом предоставить ФБР доказательства советской шпионской деятельности. Во время этой паузы в разговоре мои мысли витали вокруг поездки, которую я вскоре намеревался предпринять в Санто Доминго. Отъезд был запланирован через несколько дней. Я не хотел говорить Ревину о моей поездке. Фактически я не хотел говорить о ней никому из-за наличия там сильной коммунистической партии и той значительной тайной поддержки, которую оказывала ей Куба Фиделя Кастро в целях свержения доминиканского правительства. Я опасался, что если я сообщу Ревину о предстоящей поездке, он сможет подумать, что я агент американских спецслужб. Мне очень хотелось выяснить возможности заключения делового соглашения в Доминиканской республике. Я знал, что эта маленькая страна импортировала все химические продукты.

Ревин взял новую сигарету и когда он зажигал её, я заметил, что он смотрит на меня отсутствующим взглядом. В то время, когда мои мысли были в Санто Доминго, он тоже, по-видимому, думал о чем-то другом. Может быть он думал о Москве и своих близких, о которых иногда говорил с такой теплотой. А может быть он подбирал аргументы, которые надежнее привязали бы меня к их организации, и старался оценить, какой из них будет наиболее эффективным в моем случае.

Будет ли это обещание выгодной сделки?

Или деньги?

А может быть красивая женщина?

Или шантаж?

Угрозы?

Или просто дружеские отношения?

- Джон, я думаю, что мы с тобой очень похожи. Мы с тобой оба ученые и оба напряженно работаем. Нам следует чаще встречаться, обмениваться мыслями и вместе отдыхать.

- Вал, я не знаю, как там насчет отдыха. Я ведь здесь в первую очередь потому, что у меня есть новое, борющееся за выживание предприятие, и мне нужно увеличить его сбыт, чтобы оно стало хотя бы рентабельным. Конечно, мне нравится общение с тобой, но когда мы вместе, я чаще думаю о том, что нужно сделать, чтобы мой бизнес держался на плаву. Извини меня за такую позицию, но люди вложили деньги в мой бизнес и я чувствую ответственность за это, стараясь сделать его успешным. Время, которое я провожу с тобой, в принципе должно быть потенциально полезным для моего бизнеса, а уж потом доставлять развлечение и интерес для меня самого."

- У тебя есть какое-нибудь хобби?, - спросил русский. - Каким образом ты снимаешь накопившееся напряжение и усталость?

- Я работаю. Это и есть мое хобби. Надо так много сделать, что я должен заставлять себя делать все, что только в моих силах. Все это не оставляет времени для того, что другие люди называют отдыхом.

Ревин взглянул с удивлением. - Джон, ты хочешь сказать, что ты никогда не позволяешь себе поиграть в боулинг, теннис или гольф?

- Именно это я и хочу сказать. Я никогда не позволяю себе тратить время на игру. Я сам обслуживаю мой автомобиль и считаю это необходимым, а поскольку мне приходится много ездить, я стараюсь находить в этом удовольствие и отдых.

- Джон, ну а как ты рассматриваешь армейские сборы? Это-то уж похоже на хобби? Мне рассказывали, что резервисты на сборах только и знают, что маршировать, да чистить оружие.

- Ты не прав, Вал. Сборы резервистов - это в определенной мере школа, в которой непрерывная учеба имеет целью подготовить людей на тот случай, когда они будут нужны своей стране. Лично я проштудировал дома около шестнадцати специальных учебных курсов по химической, биологической и радиологической защите. Кроме этого, я руководил двумя специальными химическими подразделениями, где потратил много времени, обучая новобранцев этим видам боевой защиты. Каждый год нас призывают на двухнедельные летние сборы, в ходе которых мы проходим тренировочные занятия вместе с регулярными армейскими подразделениями. Я провел несколько летних сборов в химической школе в форте Маклеллан, Алабама. А ты, Вал, служил в армии?"

- Нет, я ученый и дипломат. В армии мне нечего делать. Я не верю в то, что начнется война, и мне не нравится, что в мире так много военных.

- Я уже спрашивал тебя однажды о том, перешли ли к тебе обязанности доктора Ступаря по должности советника по науке, или эти обязанности были пока переданы кому-то другому? Ты мне так определенно и не ответил.

- Извини, что я тебе не дал четкого ответа. До сих пор обязанности доктора Ступаря так никому и не переданы. Наверное, для этого кого-то пришлют из Москвы. Эти обязанности очень не просты. Для их выполнения нужен ученый с хорошим владением английским языком и ,вдобавок, прошедшим обучение в Дипломатической академии. Это весьма жесткие требования и потребуется немало времени, чтобы найти подходящего кандидата.

Когда мы закончили ленч, Ревин пообещал позвонить мне в отношении следующей встречи через несколько недель. Я чувствовал, что мы оба были разочарованы. Мы почти подошли к какой-то решающей точке в наших отношениях, покрутились вокруг неё и потом вновь разошлись. Я не могу точно сказать, может быть Ревин все ещё полностью не доверял мне, а может быть он ещё не получил из Москвы указания идти в отношениях со мной до конца. В любом случае я был весьма разочарован. После четырех лет открытых контактов и тайных встреч мне пока так и не удалось вывести эту шпионскую сеть на чистую воду.

Весь остаток недели я был занят приготовлениями к поездке в Санто Доминго. Я собрал два чемодана - один с обычной одеждой, которую каждый берет с собой при поездке за границу, а другой - маленький серый чемодан, который я обычно беру с собой в салон самолета. В нем были моя фотокамера, бинокль, карты, словарь испанского языка, торговые справочники, один комплект белья, фонарь, электрическая бритва, дорожный набор швейных принадлежностей, различные лекарства от моей хронической аллергии и, для особых поездок, пистолет 45 калибра в подмышечной кобуре. Кроме этого, две заряженных патронами обоймы, некоторое количество патронов россыпью, зеркало и мои шлепанцы завершали этот дорожный комплект.

ГЛАВА V

В западне в Санто Доминго

Суббота, 24 апреля

В это роковое субботнее утро я проснулся, ожидая увидеть яркое солнце в небе Санто Доминго. В 4 часа пополудни мне предстояла встреча с президентом страны, поэтому в 11 утра я решил отправиться в город посмотреть достопримечательности. В тот момент, когда я выходил из отеля "Амбахадор" мне встретился советник посольства США. Этот невысокий человек выглядел напряженным и выбитым из колеи. - На вашем месте я бы воздержался от поездки в город, - сказал он мне. - Там беспорядки, серьезные беспорядки. Полагаю, что имеет место попытка государственного переворота. Мятежники штурмовали радиостанцию, и произошла перестрелка.

- Я приехал сюда не для того, чтобы принимать участие в мятеже, ответил я, - и еду в город познакомиться с местными достопримечательностями. Постараюсь держаться в стороне от районов перестрелки.

- Не шутите, - заявил коротышка, - здесь серьезное дело.

Немного раздражаясь, я пояснил ему: - Послушайте, я - гость доминиканского правительства. Я приехал не для того, чтобы начинать революцию или участвовать в ней. Я здесь всего на несколько дней и намереваюсь мирно кое-что выяснить в этой стране. Если кто-то тронет меня, то получит в ответ вдвойне.

- О кей, о кей, - сказал он примирительно. - Поступайте, как вам угодно, но держитесь подальше от радиостанции.

Я окликнул такси и попросил водителя на самом изысканном доступном мне испанском языке довезти меня до площади Эль Конде. Пока мы ехали по улицам, я уже мог наблюдать нарастающие беспорядки. Клаксоны автомобилей равномерно - ритмически гудели по всему городу. Я спросил водителя, что происходит, и он ответил: - Революция, сеньор, революция, ха-ха-ха!

Я заметил, что на перекрестках улиц собираются люди с мачете и кремневыми ружьями в руках. Нигде не было видно женщин. Я вышел из такси около площади Эль Конде поблизости от ворот Эль Конде, которые в прошлом служили основным местом въезда в город. Сюда сбегался народ с боковых улиц и из соседних зданий. Какой-то парень шестнадцати или семнадцати лет на бегу споткнулся о бордюрный камень и упал. Ко мне от него с противоположной стороны улицы скользнул по асфальту револьвер. Парень на четвереньках поспешно подполз к нему, вновь схватил его и засунул за пояс на спине под свободно развевающейся яркой цветной рубахой. Даже не оглянувшись, он стремительно исчез за углом.

Я услыхал несколько выстрелов, которые, судя по звуку, раздались приблизительно в двух кварталах от меня. Вместе с продолжающейся какофонией автомобильных клаксонов они привели - таки меня к мысли о том, что это не то место, где следует думать о бизнесе. В общем-то я уже начал воспринимать предупреждение советника посольства значительно серьезнее. Я решил, что следует взглянуть, что делается в других частях города, поэтому пешком двинулся к Национальному дворцу, который находился примерно в шести кварталах отсюда. Когда я оказался от него на расстоянии около квартала, я увидел по меньшей мере две сотни полицейских и около пятидесяти солдат армии и военно-воздушных сил, расположившихся кольцом вокруг здания дворца. Я повернул в сторону отеля Амбахадор. Было уже половина первого пополудни, и я все ещё полагал, что моя встреча с президентом состоится, как запланировано.

Я дошел до Авенида Боливар, затем повернул на запад и зашагал в направлении отеля, который находился на расстоянии трех миль. Обстановка начала становится все более угрожающей. Мимо одна за другой проносились автомашины, заполненные вооруженными людьми. Они высовывались из окошек, целились в толпу, но не стреляли. Одна автомашина замедлила ход, и какой-то волосатый тип прокричал из нее: - Янки, убирайтесь домой. Я замедлил шаги и наблюдал как этот маленький Фольксваген продолжил движение. Затем я пошел дальше. По мере того, как все больше автомашин проносилось мимо меня, я пришел к заключению, что один из этих парней вполне может выстрелить в пешехода на улице, и я могу оказаться жертвой. Я решил идти по менее людным улицам, но там встретился с ещё большей враждебностью. Подъезды и балконы домов были полны возбужденно обсуждающими обстановку жильцами, и когда я проходил мимо, они замолкали и смотрели на меня, будто я был какой-то ненормальный - впрочем в такой обстановке это предположение было не таким уж и безосновательным. Я продолжал двигаться к бульвару Джорджа Вашингтона, который находился на расстоянии в несколько кварталов, считая, что начиная от этого бульвара, который шел вдоль берега Карибского моря, ситуация станет менее опасной, чем в центре города. На Бульваре Джорджа Вашингтона действительно стало потише, хотя и сюда доносились выстрелы из центра города. Я подошел к территории ярмарочного комплекса, который Трухильо построил несколько лет назад в надежде принять всемирную ярмарку, что, однако, так и не оправдалась. Сделав несколько фотокадров строений комплекса, я обратил внимание на здание с надписью "Marina de Guerra". Посмотрев в карманный словарь, я выяснил, что эти слова означают "Военно-морской флот." Гарнизон этого здания был весь в движении. Одни матросы с пулеметами охраняли здание, а длинные шеренги других вооруженных матросов слушали инструктаж морского офицера.

Я заметил черный седан Олдсмобил, стоявший рядом с одним из зданий. Водитель, по всей видимости, наблюдал за мной, поэтому я решил двинуться таким путем, чтобы подойти к тому месту и посмотреть, как он выглядит. Фотографируя туристские достопримечательности, я медленно приблизился к автомобилю, на котором было три радиоантенны. Когда я оказался совсем близко от него, мне стало ясно, что водитель выглядел по-восточному. Наверняка он здесь далеко от своего дома, - подумал я и тут же сообразил, что он совсем не похож на шофера. При этом я уже твердо решил, что мне все-таки лучше вернуться в отель. События начали оборачиваться таким образом, что я понял, что приехал на этот остров в неподходящее время. Возвращаясь, я подумал о Ревине. Знает ли он, что я здесь, а если бы знал, то что бы сделал?

Я добрался до отеля и нашел всех постояльцев в сильном волнении. Кто-то говорил, что правительство свергнуто, другой утверждал, что Кабрал все ещё остается на посту президента. Я прошел в свою комнату и позвонил во дворец. Мне сообщили, что мятеж носит серьезный характер. По этой причине на этот вечер встреча отменена, но, возможно, она состоится через несколько дней.

С расстояния в две мили слышалась пулеметная стрельба. Внезапно мне пришла в голову мысль, что может получиться так, что я вообще не смогу выбраться из этой страны. Телевизор в холле время от времени передавал последние сообщения, а затем вообще прекратил передачу. Было около двух часов пополудни и местное радио утверждало, что правительство Дональда Рейда Кабрала свергнуто, и скоро возвращается Хуан Бош. Затем радиостанция также прекратила передачу. После некоторого перерыва другой голос объявил по радио, что президент находится в Национальном дворце и предлагает мятежникам сложить оружие и прибыть к нему для переговоров. Диктор заявил, что никто не понесет наказания, если стрельба будет прекращена и установится мир к 5 часам вечера. Затем новый голос начал передачу международных новостей, а после этого - беседу по поводу нехватки воды, которая мучила город уже в течение шести месяцев.

Затем радио объявило громко и четко: - Внимание ! Внимание ! Говорит радиостанция Санто Доминго. Радиостанция Санто Доминго обращается к гражданам с сообщением о свержении президента Дональда Рейда Кабрала. Он отстранен от власти и повстанческое движение хочет немедленного возвращения из Пуэрто Рико Доктора Хуана Боша.

Некоторые из присутствующих выразили мнение, что это было не радио Санто Доминго, а подпольная радиостанция мятежников.

И вдруг мне пришла в голову безумная мысль. Почему бы мне не отправиться снова в город и не посмотреть самому, что происходит? При противоречивых сообщениях радио и телевидения, я просто не знал чему верить. Большинство людей в отеле нервничали и повторяли слухи, которые передали из города по радио.

Выйдя из отеля, я заметил, что некоторые такси все ещё находились на стоянке в ожидании пассажиров. Мне показалось это странным. Почему же они не последовали примеру других такси, которые перевозят вооруженных людей в центр города? Я окликнул одного из водителей, негра с Ямайки, которого встречал раньше. Его звали Эванс Матао. Поскольку он был довольно осведомленным человеком, то я подумал, что смогу кое-что выяснить у него.

- Эванс, что происходит в городе? Расширяется ли мятеж? Сохраняет ли власть правительство? Почему ты не участвуешь в революции?

Когда Эванс заговорил, его глаза заблестели, а взгляд стал испуганным. - Нет, сэр - нет, сэр. Я не участвую в боях, кругом стреляют и могут убить. Да, сэр, могут убить. Я не знаю, что сейчас происходит в городе и не хочу знать. Я всего лишь водитель такси, а не солдат правительства. Нет, сэр, я всего лишь водитель. А куда вы собрались ехать? Я не хочу ехать в районы боев, нет, сэр, меня не просите.

- Довези меня в город насколько сможешь, а там меня высадишь. Я хочу посмотреть, что там происходит. Мне надо знать, чтобы решить, следует ли мне уехать или можно остаться.

- Самолетам запрещено взлетать, и я слышал, что аэропорт строго охраняют, так что вы не сможете даже приблизиться к нему. Нет, сэр, пока не закончатся бои, вы не сможете вылететь отсюда,.

Я расслабился и решил: - Ну что же, ничего не поделаешь. Думаю, что теперь самое время знакомиться с местным колоритом и наслаждаться революцией.

- Эванс, поехали. Я все таки хочу поехать в город. Он вывел свой старый Бьюик с парковки на шоссе Линкольна - одной из самых шикарных автомобильных трасс города. Здесь жили многие из американцев и значительное число состоятельных доминиканцев. Мы миновали укрепленный полицейский участок на углу авениды Независимости, и я заметил напряженность обстановки перед его входом, который напоминал вход в крепость. Здесь расположились около двадцати полицеских, вооруженных автоматами. По крайней мере пятеро из них подозрительно посмотрели на нас. Сами они выглядели довольно нервозными. Мы выехали на бульвар Джорджа Вашингтона, который шел вдоль берега Карибского моря. Я убежден, что это один из красивейших бульваров в мире с морем, омывающим коралловый берег, и пальмами, качающимися под дуновениями пассатов.

Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем больше видели направлявшегося туда народа. Периодически слышались отдельные выстрелы и пулеметные очереди. Бросалось в глаза полное отсутствие на улицах женщин и детей младше пятнадцати лет. Большинство дверей и окон в домах были плотно закрыты. Весь день не прекращались ритмические звуки автомобильных гудков.

Темнело, и стрельба в центре города была настолько интенсивной, что поднимающийся пороховой дым воспринимался как довольно густой туман. Я решил вернуться в отель Амбахадор и дождаться нового дня, чтобы разобраться с тем, что происходит. В отеле мне сказали, что повстанцы не сложили оружия и, что восстание полыхает по всему городу.

Ночью стрельба слышалась отовсюду. В большинстве районов города не было электроэнергии и везде ощущалась острая нехватка воды, т.к. её качали из скважин и колодцев. Линии связи с внешним миром работали время от времени. Вечером я связался с оператором телефонного узла и спросил её, можно ли позвонить в США. Она сказала, что связаться ей удается с большим трудом и очень редко. Я решил позвонить домой и дать знать моей жене, что здесь происходит. Через шесть часов телефонистке удалось связаться.

- Элис, - обратился я к своей жене, - здесь идут небольшие бои и это может задержать мой отъезд отсюда.

- Я вижу это по телевидению, - произнесла Элис тревожным тоном. - Во время передачи сказали, что происходят беспорядки, но подробностей не сообщили. Наш президент намерен созвать совещание по поводу ситуации там. С тобой все в порядке?

Успокоив её, я повесил трубку и принялся всерьез размышлять о своем положении. К четырем часам утра все в отеле уже говорили о революции. Повсюду чувствовалась тревога, на лицах отражалось длительное напряжение и бессонная ночь. Бар был закрыт, и никто не покидал отеля. Горящие свечи давали минимум освещения и их дым и неестественное мерцание придавали всей обстановке налет призрачности.

Воскресенье 25 апреля

Утром с подъемом солнца, некоторые из водителей такси стали подтягиваться к отелю. Я выглянул и увидел Эванса Матао на его потрепанном Бьюике.

- Как дела? - поприветствовал я его.

- Прекрасно, сеньор. Надеюсь, что сегодня будет работа. Когда происходит революция, простой человек не может заработать себе на жизнь.

- Эванс, почему бы тебе не отвезти меня в город, чтобы я мог узнать, что там происходит? А по пути туда ты расскажешь мне, что происходило ночью.

- Хорошо, сэр. Я скажу вам, что происходит революция, это уж точно.

Эванс выехал со стоянки и быстро покатил в направлении к центру города.

Я заметил, что много людей выходило из своих домов с оружием в руках и шло по направлению к Национальному дворцу. В нескольких кварталах впереди прозвучали отдельные выстрелы, а затем послышались пулеметные очереди.Теперь стрельба была ближе и Эванс начал покрываться потом. Он посмотрел на меня и произнес: - Вы уверены, что вам не хочется вернуться в отель? Там вам было бы безопаснее, сеньор.

- Нет, Эванс, не беспокойся. Я североамериканский турист. До встречи, сеньор Матао.

И я выпрыгнул из такси. Какое - то время я вел себя как турист. Вначале я осмотрел старую церковь Святой Мерседес, построенную около 1528 года. Внутри неё находилась картина, подаренная королевой Изабеллой. Затем я перешел к другому старинному строению. Это был женский доминиканский монастырь, где в 1528 году был основан первый в Новом свете университет.

Была уже половина десятого утра, а признаков обычного для этого времени оживленного движения прихожан на воскресную утреннюю церковную службу заметно не было. Единственно, что я видел, так это такси, подвозящие вооруженных гражданских лиц в скверы и на улицы центра Санто Доминго.

Я прошел по городу около трёх миль. В половине двенадцатого я решил отправиться в отель и посмотреть, что делается там. Мне показалось, что появились признаки завершения восстания. Стрельба уже явно ослабла. Возможно, повстанцы устали и отправились по домам. В этот момент ко мне подошли три лохматых молодых человека. У одного в руках была старый автомат, у другого за поясом револьвер крупного калибра. Старший из них, которому было восемнадцать или девятнадцать лет, держал в руках винтовку. Он наставил её мне в живот и спросил: - Как твое имя?

- Меня зовут Джон Хьюминик, я турист из северной Америки, - по испански ответил я. Затем я вытащил паспорт и показал им его. Он смотрел на первую страницу паспорта целую минуту как будто завороженный большой печатью Соединенных Штатов и затем, по-видимому удовлетворенный, протянул его мне обратно. - Добрый день, сеньор. На этом они закончили проверку и отправились дальше.

Я решил, что уже долго отсутствую в отеле и стал осматривать улицу в поисках такси, но ничего не обнаружил. Я видел только все больше вооруженных гражданских лиц. Теперь стали образовываться большие толпы людей, как будто все жители страны прибыли сюда. Я никак не мог понять, откуда берется все это оружие, ведь у этих людей явно не было денег, чтобы купить его. Появился какой-то мужчина, толкавший тележку, в которой было около сотни бутылок из под рома с какой-то жидкостью, заткнутых разноцветными тряпицами. Поначалу мне показалось, что он раздает напитки, но затем я уловил запах этой жидкости. Это был бензин ! Коктейль Молотова !

Я подумал, что лучше отправиться в направлении отеля хотя бы и пешком. Примерно через милю мне встретилось такси. Был уже час дня. Генерал Элиас Вессин и Вессин выступил по радио города Сан Исидро, где он командовал крупной воинской частью, и заявил, что коммунисты пытаются превратить его страну в ещё одну Кубу, но он не намерен позволить им это. Он распорядился, чтобы повстанцы очистили мост с тем, чтобы его танки могли пройти к центру города. Мост, о котором идет речь, был основным связующим звеном между Сан Исидро и городом. Мост через реку Озама, носивший имя Хуана Пабло Дуарте, был повстанцами забаррикадирован автомобилями и металлическими бочками, с целью помешать проходу техники генерала Вессина.

Повстанцы не очистили мост, поэтому генерал направил пять самолетов П-51 Мустанг для штурма моста и любых возможных очагов сопротивления в этом районе. Он также начал атаки на Национальный дворец. Вдобавок он ввел в действие реактивные самолеты Вампир британского производства. Их задача заключалась в том, чтобы вести ракетный обстрел оплота повстанцев к северу от города, которым являлся контролируемый ими крупный военный лагерь. Там хранились большие количества боеприпасов.

Когда я вошел в ресторан с целью раздобыть себе сэндвич, я понял, что доминиканцы втягиваются в чертовски серьезную войну. Из города доносилась непрекращающаяся стрельба и рокот летающих боевых самолетов. На лифте я поднялся в пентхауз на крыше, где Трухильо провел много веселых вечеринок, прежде чем был убит 27 мая 1961 года. Комнаты там были все ещё экстравагантно и шикарно обставлены, хотя часть мебели и картин были уже вывезены и весь комплекс использовался для свадебных приемов состоятельных доминиканцев. Я вышел на балкон, с которого было удобно наблюдать всю картину боя, но, желая увидеть ещё больше, решил перебраться с него на крышу, которая была, вероятно, самой высокой точкой в городе.

На мгновенье я отвернулся от сцены боя, чтобы полюбоваться на прекрасное четырехмачтовое парусное судно, медленно скользящее к югу по зелено-голубой воде морского залива. Я посмотрел в миниатюрный бинокль и заметил, что судно было под аргентинским флагом. На палубе можно было различить движущиеся фигурки моряков, но трудно было рассмотреть остальные детали, так как судно находилось на расстоянии, слишком большом для моего бинокля.

- Прекрасное судно, - раздался голос за моей спиной. Я обернулся и увидел улыбающегося мне доминиканца. Он выглядел богатым человеком и его английский язык выдавал в нем образованного человека.

Я сказал: - Добрый день, сеньор, я не слыхал как вы подошли.

- А я уже был здесь, с другой стороны установки для кондиционирования воздуха, - ответил он мне, - и наблюдал за самолетами, которые штурмуют город. Прискорбно, что происходят такие революции - ведь погибнет масса народу, а многие дети потеряют в этих бессмысленных боях своих отцов.

- Не знаете, кто руководит сейчас правительством? - спросил я.

Он покачал головой. - Нет, не знаю. Но уверен, что немного позднее радио сообщит нам об этом. Сам я из Пуэрто Плата. Занимаюсь производством табачных изделий и не вмешиваюсь в политику. Сейчас я собираюсь обратно домой. Здесь я пробыл всего один час.

Мы попрощались, и когда он вновь спускался в пентхауз, мой взгляд скользнул по кобуре на его поясе. По-видимому здесь все были вооружены.

Я стал смотреть на север, где самолеты Вампир бомбили зону, находившуюся примерно в двадцати милях от отеля Амбахадор. Внезапно послышался сильный взрыв, который последовал за мощной оранжевой вспышкой. После этого самолеты улетели на свою базу в Сан Исидро. Над городом густо поднимался дым как от поджогов повстанцев, так и от авиационной бомбежки. Вновь возобновилась интенсивная стрельба. Все выглядело так, как будто ситуация обострялась.

Я спустился вниз, чтобы узнать последние новости, и когда вошел в холл, то увидел, что там теперь горел свет. По всей видимости на предстоящие вечер и ночь у нас будут свет и вода. Воду качали из резервуара, и если не было электричества, то не было и воды. Нехватка воды вынуждала постоянно подвозить её в резервуар на тракторном прицепе и это продолжалось в течение всей революции. Все остальное не функционировало, но этот трактор продолжал ездить за водой круглые сутки каждые два часа.

Я прошел в ресторан и получил прекрасную еду, что меня очень удивило, так как накануне не было электроэнергии. Из-за восстания не хватало обслуживающего персонала для работы на кухне. За обедом было тихо. Зал ресторана был полон, но в настроении людей ощущалась подавленность.

После обеда я вновь вернулся на крышу и смотрел сверху на дым, все ещё поднимающийся из центра города. Гавань выглядела спокойной. На якорях стояли грузовые суда, на них горело только несколько огоньков. К северу от города все было темно. Затем стал темным и центр города, огни погасли также и вокруг бассейна отеля. Только несколько огоньков продолжали светиться вдалеке.

Периодически из города доносилась стрельба, и время от времени выстрелы раздавались и недалеко от отеля. Иногда эхо от выстрелов порождало у меня странное ощущение приближающейся смерти. Я знал, что в городе смерть все время подстерегает свои жертвы. Пробыв какое-то время на крыше, я почувствовал, что все затихает. Похоже, что даже стрельба почти стихла. Было 10 часов вечера-мое обычное время отхода ко сну. На пути к себе в комнату я не мог избавиться от мысли о том, что в слаборазвитых странах восстания нужны для того, чтобы принести обществу так необходимые ему перемены. Конечно, кровопролитие - это слишком высокая цена за прогресс, если даже оно и дает какой-то прогресс.

Понедельник, 26 апреля

Это был тот самый день, когда мне пришлось прятаться за старой каменной стенкой около авениды Дель Марсо от пуль штурмовика П-51 Мустанг, которые свистели вокруг меня, сея смерть и разрушения.

Как и предыдущим утром, я рано проснулся от звуков канонады и рокота двигателей летающих боевых самолетов. Одевшись, я заметил отпечатанное на ротаторе послание посольства США. Оно гласило:

Посольство США информирует всех американских граждан о необходимости соблюдения следующих мер предосторожности:

1. Не выходить на улицу.

2. Приготовить и держать при себе все личные и семейные документы( паспорта, свидетельства о рождении и т.д.)

3. Собрать для каждого члена семьи один чемодан с личными вещами.

4. Посольство проинформирует вас в случае необходимости дальнейших действий.

Теперь, распластавшись за каменной стенкой, я мрачно размышлял о том, что мне следовало отнестись более серьезно к рекомендации посольства "не выходить на улицу". Когда самолет наконец улетел, я осторожно выглянул поверх стенки и убедился, что некоторым из повстанцев повезло значительно меньше, чем мне. Многие из них были убиты или ранены. Затем я заметил нескольких пешеходов, людей в возрасте на исходе пятого десятка лет, лежащих с другой стороны здания. К ним уже устремились жители близлежащих домов, чтобы оказать первую медицинскую помощь.

Придя, наконец, в себя, я направился к ближайшей квартире, где несколько проживающих в городе американских граждан ожидали окончания революции. Этими американцами были, в основном пилоты, доминиканской авиакомпании. Поскольку самолетам было запрещено взлетать, пилотам не оставалось ничего другого, как слоняться по городу.

Я провел с ними несколько часов и узнал, что посольство США предложило всем американским гражданам отправиться в отель Амбахадор, взяв с собой не более одного чемодана на человека. Однако при этом не было сказано, что за этим последует эвакуация. Из квартиры, расположенной на четвертом этаже старинного жилого дома, мы могли наблюдать очередные штурмовые налеты самолетов на город. Примерно около часа дня самолеты покинули зону и улетели, по-видимому, обратно в Сан Исидро. Я решил отправиться в отель.

Прежде чем я успел прошагать три квартала, мне повстречались двое повстанцев. У одного из них была лохматая борода и он был невероятно похож на последователя Кастро. Из открытой кобуры у него на поясе выглядывал пистолет 45 калибра, а у его товарища в руках был чешский автомат. Человек с автоматом подошел ко мне, наставил оружие мне в грудь и в грубой манере спросил, что я здесь делаю. Я ответил, что я турист из Северной Америки. Он произнес на ломаном английском - Сеньор, сейчас не время осматривать город. Я думаю, что вы не американец, покажите ваши документы.

Я полез в карман и вытащил оттуда большой черный бумажник, в котором находился мой паспорт. Бородатый выхватил бумажник из моих рук, но я тут же выхватил его у него из рук обратно, упорно глядя прямо на него, как и до этого. Оба повстанца удивились. Я спокойно вытащил из бумажника паспорт, передал его бородатому и сказал: - Извините, сеньор, пожалуйста опустите ваш автомат, со мной в этом нет необходимости, я не принимаю участие в революции. Он опустил автомат и они оба расслабились, вернув мне мой паспорт. Мы попрощались, и я зашагал в направлении отеля.

Вечером после ужина я спустился в холл отеля и заметил двух американцев, которых я знал. Они сказали мне, что в 10 часов вечера в посольстве США начнут принимать паспорта для подготовки эвакуации американских граждан силами Военно-морского флота. До этого не было никаких официальных сообщений об этом, а только слухи. Я остановил некоего мистера Райса из нашего посольства и спросил его, могу ли я оказать ему какую-либо помощь. Он попросил меня выяснить, сколько американских граждан находится в отеле Амбахадор. Просмотрев все регистрационные карточки, я выяснил, что в отеле проживало 180 американцев и значительное число пуэрториканцев, которые в этих обстоятельствах приравнивались к американцам. Я обратил внимание, что в отеле также были зарегистрированы 12 кубинцев.

К десяти часам вечера все уже толпились в очереди на оформление паспортов. В этой же очереди были и доминиканские граждане, желающие выехать из страны вместе с американцами. Когда им сказали, что им придется ждать до окончания оформления всех американцев, они принялись умолять взять их с собой. Американский консул мистер Вудз вынужден был попросить их покинуть помещение и подождать несколько часов до тех пор, пока он закончит оформление всех американцев. Когда я увидел как длинна очередь, я решил подождать и вернуться в очередь несколько позднее. На протяжении всей этой ночи подходили люди, желающие покинуть раздираемую войной страну, в которую они приехали кто в качестве туриста, кто бизнесмена, а кто просто увидеться с близкими или друзьями. В очереди было также много доминиканцев, граждан Ямайки и других стран Латинской Америки. Пивовары из Нью Йорка проводили здесь свой съезд и теперь в страшной спешке стремились уехать отсюда. В какой-то момент два моих знакомых американца вынуждены были держать дверь закрытой, чтобы не пропустить кричащих людей, желающих выехать из этой страны.

Служащие посольства, занимающиеся решением всех вопросов в этой ситуации, проделали невероятно большую работу по оформлению паспортов и туристских карточек. Они делали свое дело спокойно, умело и быстро.

Мне оформили паспорт в числе последних желающих. Я понимал, что если уж начался выезд людей из этой страны, то её покинут все, кто этого желает. Я пытался объяснить это многим людям, но большинство не желало меня слушать. Они вели себя так, как будто число разрешений на выезд было ограничено и если они не получат его для себя сейчас же, посольство исчезнет и им придется ждать следующего судна. Насколько мне было известно, у ВМС США были достаточные возможности вывезти всех, кто желал уехать. Я был уверен, что все желающие уехать из страны, будут эвакуированы судами американских ВМС.

Вторник, 27 апреля

На рассвете отель превратился в сумасшедший дом. Холл отеля был забит людьми, сидящими на чемоданах, а ресторан на террасе был заполнен теми, кого обслуживали, и кто ожидал своей очереди. У некоторых были видны пистолеты. Я заметил, что морские пехотинцы из посольства прибыли в гражданской одежде и без оружия.

Несколько часов спустя в отель ворвалась группа повстанцев и принялась кого-то искать. Они повсюду шныряли со своими автоматами и пистолетами, создавая впечатление, будто тут же расстреляют того, кого ищут.

К десяти часам утра толпа разошлась, и я почувствовал голод. Мой знакомый Билл Слотер - школьный учитель из Американской школы Кэрол Морган, преподававший детям американцев, которые жили или работали на этом острове, присоединился ко мне для завтрака. Вместе с нами завтракали несколько женщин со своими детьми.

Внезапно раздалась пулеметная стрельба с одной стороны зала ресторана на террасе. В ответ послышалась пулеметная очередь с другой стороны зала с расстояния около двухсот футов. Мы оказались под перекрестным огнем. Дети закричали, матери были в ужасе. Во время паузы после первых пулеметных очередей Билл и я схватили кричащих детей и заставили их лечь на пол. Почти сразу же после этого послышалась ещё одна пулеметная очередь, но все мы уже лежали на полу, защищенные бетонной стенкой высотой в три фута. Мы немедленно заставили детей один за другим перебраться ползком в основной холл отеля, за ними последовали их матери. К счастью никто не пострадал.

Я решил вернуться на террасу и посмотреть, в чем дело. Медленно открыв большие стеклянные двери, я осторожно двинулся по мраморному полу, на котором детям состоятельных доминиканцев каждую субботу давали уроки танцев.

Вдруг я увидел, как что-то зашевелилось на расстоянии ста пятидесяти футов от меня, и затем я оцепенел, наблюдая за тем, как молодой повстанец начал стрельбу из пулемета по мужчине в возрасте примерно тридцати пяти лет с чемоданом. Когда пули стали доставать до него, он вытащил из под широкой спортивной рубашки револьвер. Но он не смог им воспользоваться. Я увидел его лежащим на земле в луже крови, которая становилась все шире и краснее. Рядом с отелем забухали сапоги и в зону плавательного бассейна ворвались пятеро повстанцев с винтовками наизготовку. Они немного успокоились, когда увидели, что их товарищ направляется к убитому. Один из них, плотный мужчина около сорока лет отдал приказание и двое из повстанцев потащили тело убитого куда-то в сторону. За ними последовали остальные, один из них нес теперь в руках чемодан. Мужчина, которого они застрелили, по-видимому, был доминиканцем.

Потрясенный, и в ужасе от увиденного, я вернулся в холл отеля. Людей там уже не было, все они толпились в зале ресторана. Я не понимал, что происходило, поэтому опустился в кресло и принялся наблюдать. С другой стороны за мной наблюдали несколько вооруженных доминиканских юношей. Примерно через пять минут в дверях холла появился средних лет доминиканец в сопровождении девяти вооруженных повстанцев. Из ресторана вышел американский подполковник и начал переговоры с командиром группы повстанцев. Через несколько минут я узнал от одного доминиканского знакомого, что людей загнали в ресторан для того, чтобы защитить их от трех гватемальцев, которые проникли в отель Амбахадор. Командир повстанцев сказал, что эти гватемальцы были коммунистами и они пытались дать наркотики некоторым из молодых повстанцев, а теперь укрылись в посольстве Гватемалы, размещавшемся в здании отеля Амбахадор. Доминиканских повстанцев статус посольства совершенно не смутил . Один из них сказал: - Сейчас не существует никакого дипломатического иммунитета, давайте выломаем дверь и захватим их.

Тем временем повстанцы сорвали все шторы на окнах зала ресторана, чтобы без помех видеть все, что происходит снаружи. Американцы сильно занервничали, когда они уселись на толстый дорогой ковер посреди зала. Повстанцы наводили оружие на толпу всякий раз, когда жестами приказывали кому-то сесть. Около входа в зал ресторана я увидел несколько знакомых и подошел к ним. Во время нашего разговора один из мужчин, хорошо говоривший по-испански, спросил повстанца, с какой целью людей загнали сюда.

Ответ повстанца был коротким. - Сеньор, это в интересах их же защиты. Сегодня в отеле Амбахадор может произойти перестрелка.

Я решил подняться в мою комнату, где отдыхали несколько американских пилотов, и направился к лифту. Хорошо вооруженный повстанец встал на моем пути и сказал, что я не смогу воспользоваться лифтом. Я не видел смысла в дискуссиях с ним, поэтому двинулся через холл к редко используемой узкой лестнице за офисом менеджера, однако там я тоже наткнулся на повстанца. Он также сказал мне , что я не могу подняться наверх.

Я подумал, что раз у меня есть ключ от комнаты, то я могу попытаться ввести его в заблуждение. Я стал кричать на него, размахивая своим ключом, и, наконец, он уступил сказав, что я могу подняться на лифте, но должен буду вернуться обратно вниз.

Когда я открыл дверь моей комнаты, то через открытое окно увидел, что перед отелем запарковано несколько рядов автомобилей. Они принадлежали американцам, укрывшимся в отеле. Пройдя на балкон мимо моих знакомых американских пилотов, поглощенных карточной игрой, я услыхал какой-то громкий разговор около цветочной клумбы рядом с главным входом, прямо под моим окном.

Со второго этажа я хорошо слышал разговор по-испански между несколькими вооруженными повстанцами и какой-то женщиной. Повернув голову в комнату, я спросил одного из пилотов: - Пит, о чем это они ?

Пит отложил карты, подошел к окну и с минуту вслушивался. - Женщина просит спасти жизнь какому-то мужчины по имени Боннелия, которого она, как утверждает, любит. Боннелия - это вон тот тип на дороге внизу, которого ведут четверо повстанцев. Они говорят, что он - кубинский летчик, из-за которого погибло много их соотечественников.

Повстанцы, судя по всему, совершенно игнорировали обращения женщины. Они продолжали неспешно шагать за пленником и его охранниками. Наконец я увидел, как один охранник поднял руку и погрозил женщине, которая повернулась и, горько плача, пошла обратно в отель. Повстанцы посадили своего пленника в грузовик и тот тронулся в направлении города.

Я повернулся к Питу Алонцо и двум другим пилотам и сказал: - Ребята, мне не хотелось бы прерывать вашу игру, но сейчас мне кажется, что нам следует наметить кое-какие запасные варианты на случай, если этот мятеж начнет приобретать какие-то непредвиденные формы.

- Я согласен с тобой, - ответил Пит. - Я знаю этих латиносов, у них это может принять скверный оборот.

Пит был высокий, красивый, загорелый пилот испанского происхождения, прекрасно осведомленный о тонкостях доминиканской политической жизни. Он родился в Калифорнии и бегло говорил по-испански.

Я наметил план действий для всех четырех на случай чрезвычайных обстоятельств и теперь принялся излагать его. - Считаю, что все мы должны находиться в поле зрения друг у друга и следить за развитием ситуации внизу в холле отеля. Если какой-либо повстанец убьет или ранит кого-либо из американцев, - медленно излагал я, - нам следует броситься на ближайшего вооруженного доминиканца и разоружить его. У нас уже есть кое-какое оружие, которое мы вполне можем пустить в ход, если в этом возникнет необходимость. Но, если мы сделаем это, нам придется разоружить или пристрелить любого другого или других вооруженных повстанцев, оказавшихся поблизости. Захваченное оружие мы сможем раздать известным нам людям, которые не побоятся вступить в бой.

- Если такое произойдет, нам нужно будет действовать быстро, - добавил Пит. - Есть шансы захватить их врасплох, так как создается впечатление, что представление о военной подготовке они получили из приключенческой литературы.

Другой американский пилот Джон Макбрайд добавил: - Мы все проходили военную службу и должны при, необходимости, уметь воспользоваться приобретенными навыками.

Мы говорили около получаса, обсуждая подробности вооруженного противодействия, которое нам, возможно, придется организовать в отеле. Единственно, о чем мы так и не договорились, были наши дальнейшие действия после возможного захвата отеля.

Как раз в этот момент послышался шум в коридоре, а затем раздался стук в дверь комнаты. Я вытащил свой пистолет сорок пятого калибра и проскользнул в ванную комнату, а один из пилотов отозвался на стук. Пит сидел в кресле и его рука в кармане сжимала крупнокалиберный револьвер небольшого размера.

Дверь приоткрылась и чей-то голос произнес: - Всем спуститься вниз. Я вышел на балкон, чтобы посмотреть, не произошло ли чего-либо нового, но внизу стояли только десять или двенадцать повстанцев, которых поставили с самого утра.

Послышались приглушенные звуки выстрелов, как будто стреляли откуда-то из внутренних помещений отеля. Мы все стояли молча, но больше ничего не слышали. Потом мы решили спуститься вниз, чтобы посмотреть, что там происходит. До сих пор не было никаких официальных сообщений о начале эвакуации, но может быть сейчас что-нибудь объявят.

Мы решили, что будет лучше, если мы не все поедем вниз в одном лифте, хотя бы на тот случай, если там окажется какая-либо непредвиденная ситуация. Как только лифт остановился и его дверь раскрылась, я оказался лицом к лицу с бородатым доминиканцем с тяжелым взглядом, длинной черной сигарой во рту и пистолетом сорок пятого калибра на поясе. За ним стояли ещё как минимум четыре вооруженных повстанца. Не вынимая сигару изо рта, он резко произнес: - Паспорта и другие документы.

Я подождал, пока проверят документы у нескольких человек и вышел из кабины лифта, чтобы передать свой паспорт для проверки. Бородатый посмотрел на фотографию и на меня и затем, удовлетворенный, сунул паспорт мне обратно. Я взял его и отошел от лифта. Несколько минут спустя наша группа собралась вновь и к нам присоединились ещё четыре человека. Мы обменялись несколькими словами и затем растворились в толпе людей, которая выплескивалась из лабиринтов отеля. До нас дошла информация ещё об одной группе американцев из Техаса, которые, так же как и мы, были готовы к бою.

На террасе, куда мы вышли подышать свежим воздухом, я встретил ещё одного своего приятеля по имени Конуэй Бун. В этот момент рядом с отелем пролетел вертолет и Конуэй объяснил: - Этот вертолет был продан доминиканскому правительству одним из моих клиентов. Было поставлено условие, что его не будут использовать в военных целях. Так было оговорено в контракте.

Я засмеялся. - Похоже, что налицо нарушение условий контракта.

Конуэй оживился. - Полагаю, что здесь я ничего не смогу поделать.. Ведь повстанцы же его не сбивают. Если они его собьют, мой клиент может не получить свои деньги.

В этот момент прорвалась преисподняя. По меньшей мере пятьдесят стволов открыли стрельбу по вертолету, когда он резко отвернул в сторону от группы повстанцев, находившейся рядом с отелем. Вскоре вертолет скрылся из виду, и мы с Конуэем опустились в кресла, как два очень старых человека. Напряжение, от событий этой революции измотало нас

Мы говорили друг другу, как много дел ждут нас дома. Наконец мы смолкли и лишь смотрели на Карибское море и доминиканские канонерские лодки, бороздившие залив.

Проведя два часа на террасе, мы решили пройти в отель и послушать сообщения по радио, хотя мы и не очень доверяли им, так как они противоречили одно другому.

Следующий час я провел, расхаживая по отелю и наблюдая за людьми. Некоторые из них прекрасно сохраняли самообладание. Я обратил внимание на то, что дети держались очень хорошо - по крайней мере, плакали лишь очень немногие из них. На их лицах отражался испуг только тогда, когда рядом с отелем раздавалась стрельба. Они не боялись, что их убьют, их пугали только звуки выстрелов. Прохаживаясь среди людей, я наблюдал трогательные примеры храбрости матерей при возникновении угрозы их детям. Матери все время держали всех детей вместе, поручая старшим занимать младших чтением или играми. Совсем маленькие начинали плакать всякий раз, как только начиналась стрельба. Матери старались их убаюкать, но как только стрельба возобновлялась, все повторялось заново.

Билл Слотер любезно помогал и матерям и детям. Поскольку многим он был известен как учитель американских школьников, то его помощь воспринимали с благодарностью. Даже сильно утомившись, он продолжал оказывать помощь, перемещаясь от одной семьи к другой и выясняя, какого рода помощь им нужна. Он шутил с мальчиками из его класса и поддерживал добрым словом маленьких девочек и их матерей.

Некоторые приняли меня за официального представителя властей США и обращались ко мне с различными вопросами по текущей ситуации. Поскольку я знал об этом не более других, то старался отвечать кратко и спокойно, подбадривая тех, кто больше других нервничал. В то же время я пытался объяснить им, что у меня нет какой-то особой информации, но они мне не верили. Очевидно, они испытывали какое-то облегчение, пообщавшись с тем, кто казался им уверенным в себе и поддерживал их, так что мое присутствие было небесполезным. Я старался уделить внимание всем, кто нуждался в поддержке, и особенно детям. Уже и не припомню, скольких детей я держал на руках, помогая уставшим матерям.

Долгожданная эвакуация

Наконец пришло известие о том, что военные суда готовы забрать людей с острова. Какой-то служащий посольства попросил всех выйти на площадку перед отелем, где должна была состояться погрузка в транспорт до Хайны - порт в двадцати километрах от города. Люди собрали детей и вещи и двинулись к дверям. За двадцать минут отель опустел. Я увидел выстроившиеся перед отелем несколько автобусов и некоторое количество автомашин посольства, предназначенных для перевозки людей. Сразу же стало ясно, что на всех мест не хватит. Я прошел до ближайшей пальмы, присел на свой чемодан и стал наблюдать, как люди боролись за места в автобусах и автомашинах машинах. Они бились так же отчаянно, как если бы они были в море и боролись за места на спасательном плоту. Это была самая жестокая паника, которую мне довелось наблюдать. Доносящиеся из города звуки ожесточенного боя, не оказывали влияния на ситуацию здесь. Штурмовики Мустанг П-51 вновь обстреливали улицы и оттуда доходили сообщения о невероятном количестве жертв.

Повстанцы стали пробиваться в район отеля. Кое-где начались грабежи. В городе грабежи офисов и жилых домов уже шли вовсю. Я заметил, что у многих водителей такси в руках появилось оружие. У одного я увидел старую винтовку, у двух других были автоматы, у остальных - револьверы на поясе. Слоняющиеся повсюду местные жители были вооружены старинными мушкетами и мачете, почти у каждого был длинный нож.

Когда парковочная площадка опустела, стало выясняться, что многие повстанцы движутся в район отеля. Некоторые из них несли чемоданы и сумки со своими вещами, они специально прибыли в отель в поисках убежища.

Я дождался, когда все американцы погрузились в автобусы и автомашины, и после этого стал искать транспортное средство для себя. Площадка была уже почти пуста, за исключением нескольких такси и полутора десятка брошенных автомашин. Тут я заметил джип местного отделения Корпуса мира, водитель которого медленно катил в мою сторону, чтобы подобрать меня. Мы поехали по ухабистой дороге с пробитой колеей мимо конюшен, где отель держал лошадей пони для игры в поло-, мимо небольшого полицейского участка и затем выехали на скоростное шоссе, в которое переходил бульвар Джорджа Вашингтона, и уже там догнали остальные автобусы и автомобили. Затем миновали место, отмеченное простой табличкой, где диктатор-тиран Рафаэль Леонидас Трухильо был застрелен 27 мая 1961 года.

Пока мы ехали по скоростной трассе вдоль морского побережья, я продолжал размышлять о том, как прекрасен этот остров. По моему мнению, многие здешние проблемы явились результатом длительной и ставшей теперь эмоционально-взрывоопасной политизированности народных масс. Это была страна, где ненависть и интриги, порожденные диктатурой, и правившие бал в течение тридцати лет - для многих доминиканцев почти на протяжении всей их жизни - в конце концов привели к революции. Даже здесь, далеко за городом, я замечал символы и аббревиатуры названий различных политических партий. В основном это были аббревиатуры по начальным буквам слов, входящих в название, однако одна из партий использовала в качестве своего символа изображение петуха.

Политические партии часто меняют свои названия, и в этот революционный период здесь существовало четырнадцать независимых политических организаций. В частности, в Доминиканской республике действовало три организации коммунистической ориентации. Все три теперь уже свергнутым правительством были объявлены вне закона.

Партия PSP считалась наиболее дисциплинированной и напрямую подчинялась Москве. Она хорошо финансировалась и была хорошо вооружена. Политическая пропаганда этой партии из всех трех была самой малозаметной, но она предпринимала значительные усилия по свержению правительства.

Партия MPD ориентировалась на Китай. Некоторые доминиканцы говорили мне, что эта партия была самой сильной и платила своим руководителям высокие оклады. Она возвела политические убийства в ранг своей политической тактики.

Партия APSJ или Партия 14 июня была связана с Кубой Фиделя Кастро и объединяла в своих рядах наиболее радикальные коммунистические группировки острова. Правительство Кабраля неоднократно обвиняло её в убийствах и терроризме. Партия 14 июня имела в своем составе подготовленных кубинцами специалистов по подрывным операциям, которые перед восстанием некоторое время провели на Кубе, занимаясь соответствующей подготовкой. Перед самым началом революции они вернулись в Доминиканскую республику с большим количеством денег, средств радиосвязи и другого оснащения.

Все эти коммунистические партии поддерживали возвращение Боша, партия которого называлась PRD . Однако это не означало, что они были политически близки или придерживались схожих взглядов. Я думаю, что эти коммунистические партии охотно отойдут от Боша и сами попытаются захватить власть. Можно без сомнения утверждать, что все коммунисты были повстанцами, однако, не все повстанцы были коммунистами.

Автокараван резко повернул влево на ухабистую грязную дорогу, вдоль которой каждые полмили встречались небольшие группы хижин. Мы проехали один поворот, спустились вниз по прямому участку дороги, снова повернули налево и подъехали к доминиканской военно-морской базе Хайна.

В этом местечке в двадцати милях к западу от города Санто Доминго, кроме военно-морской базы находился также крупнейший в мире сахарный завод. Маленький доминиканский военно-морской флот использовал Хайну также в качестве основной базы ремонта и обслуживания судов. Повсюду было видно много моряков и все они были вооружены. К самой окраине базы вплотную подступали джунгли.

Беженцы, толпой высадившиеся в этом отдаленном от столицы местечке, создавали ещё более нереальное ощущение от этой войны, чем в отеле. Здесь не было стульев, одеял, не было даже питьевой воды. Маленькие дети, которые так хорошо вели себя в отеле, здесь принялись плакать, но беззвучно, так как не хотели, чтобы кто-либо знал, что они устали и испытывают страх. Подростки, которые весь день шутили и болтали, здесь притихли. Солнце стало клониться к закату и мысли о том, что придется провести ночь в этих джунглях, не добавляли оптимизма.

Прошел час, а признаков предстоящей эвакуации не наблюдалось. Я решил обойти зону в поисках какой-либо информации. Из посольства США не поступало абсолютно никаких сведений насчет того, чего следовало ожидать. Ситуация была точно такой же, как и в отеле - никто не знал заберут нас с острова или нет.

Я пошел по направлению к группе зданий, находящихся на возвышении над бухтой. Достигнув вершины, я увидел два судна, входящие в гавань. Одно из них было большим танкодесантным кораблем, а второе - скоростным транспортным судном. На обоих развевались американские флаги.

Затем послышался звук вертолетов. Я поднял голову вверх и увидел четыре летящие машины. На их боках большими желтыми буквами было написано "ВМС США".

Посадка продолжалась до тех пор, пока в зоне базы осталось только несколько человек, и оба судна стали готовиться к отходу от пирса. Я решил сесть на вертолет, чтобы на нем переправиться на авианосец Боксёр.

На борту вертолета сержант морской пехоты порекомендовал нам пристегнуть привязные ремни и затем мы полетели над Карибским морем на высоте двух сотен футов. Транспортное судно только ещё готовилось к отплытию, а танкодесантный корабль уже шел полным ходом. Чистая яркая голубизна моря и неба контрастировали с мрачной дымкой над городом.

И тут я увидел большой авианосец. Он выглядел очень внушительно. Мы сели на полетную палубу. Затем перешли к зоне с надписью "Подъемник" и опустились на лифте на ангарную палубу. Это было огромное помещение, заполненное джипами, орудиями, различным оборудованием, а кругом было много молодых солдат морской пехоты. Но, в этом момент для меня всего важнее было то, что нам подали вишневый прохладительный напиток и сэндвичи. Я выпил по меньшей мере восемь чашек напитка "Кул-эйд" и съел четыре бутерброда с ветчиной.

Мне отвели место для сна и отдыха. Надев на себя последний комплект чистого белья и одежды, я вернулся на ангарную палубу. Там капитан по фамилии Грин инструктировал свою команду перед предстоящей высадкой на берег. Я провел три часа в беседах с капитаном и неким майором, описывая им ситуацию на берегу. Они сказали мне, что единственной картой, которой они располагали, была карта дорог фирмы "Тексако". Я не мог поверить. Полностью механизированное и прекрасно оснащенное подразделение наших военных собиралось высаживаться на берег, руководствуясь только картой автомобильных дорог. Я пошел взять мой чемодан и вернулся с более пригодной для такого дела картой и другими сведениями по этому району. Позднее к нам присоединился подполковник. Я сообщил некоторые подробности по обстановке в городе, показал узкие улицы, различные укрепления и полицейские участки, мост имени Дуарте и район Эль Конде. Я описал повстанцев, их одежду и вооружение. Когда мы закончили беседу, и я пожелал моим собеседникам спокойной ночи, большинство эвакуированных уже спали и бодрствовали только несколько морских пехотинцев.

Среда, 28 апреля

После полудня нас перевели на другое судно под названием РОЛИ недавней постройки, с кондиционерами воздуха и более комфортабельными помещениями, чем на авианосце БОКСЁР. Волнение на море было довольно значительным для переправы небольшими катерами, поэтому нас перебросили вертолётами.

Устроившись на новом месте и перекусив, я поднялся на палубу осмотреться. Я обнаружил место, где можно было слышать переговоры центра боевой связи, и начал улавливать складывающуюся ситуацию. Использовались следующие кодовые позывные: Призрак 31(Посольство США) и Призрак 32(Воздушная база в Сан Исидро). Авианосец БОКСЁР носил кодовое наименование Шарада.

По всей видимости, Соединенные Штаты направляли в район операции продовольствие и медикаменты, а посольство получило подкрепление средствами связи и дополнительным количеством охранников-морских пехотинцев.

Из ведущихся переговоров стало ясно, что в городе все ещё продолжаются бои. Над центром города был виден дым. Интенсивность радиообмена и активность вертолетов, летающих туда и обратно, создавали у меня впечатление, что ситуация получает какое-то развитие.

С приближением вечера судно РОЛИ направилось в г. Сан Хуан в Пуэрто Рико. Я был утомлен и быстро уснул.

Вскоре после этого меня разбудили звуки судовых громкоговорителей.

- Будет говорить капитан, будет говорить капитан, - громко объявили по трансляционной сети.

- Ситуация в Санто Доминго резко ухудшается, поэтому мы ложимся на обратный курс для выгрузки дополнительных подкреплений и пяти танков, которые находятся у нас на борту.

Повсюду раздался ропот, так как мы были уже на полпути к г. Сан Хуану.

Четверг, 29 апреля

Мы снова оказались рядом с Санто Доминго. Я узнал, что часть морских пехотинцев была уже на берегу, а другая часть вскоре собиралась высаживаться. Вертолеты снова принялись курсировать между нашим судном и каким-то местом на берегу, куда они перебрасывали продовольствие и медикаменты. Пять танков были перегружены на десантное судно, которое направилось в порт Хайна. Я продолжал наблюдать бой на берегу и слушать переговоры центра боевой связи.

В эту ночь я хорошо спал и легко проснулся на рассвете. С палубы хорошо было видно, как поднимается из воды солнце. Взглянув в сторону берега, я увидел как большое танкодесантное судно пыталось подойти вплотную к пляжу, но не могло преодолеть коралловый риф. На палубе какой-то офицер вел наблюдение, как судно раз за разом безуспешно пыталось на полной скорости прорваться к пляжу. Офицер сообщил мне, что в целях поиска лучшего места для прохода через коралловый риф туда был направлен водолаз. Но, как ему известно, там нет подходящего места. Эти попытки продолжались в течение нескольких часов без ощутимого результата. Позднее часть груза танкодесантного судна была перегружена на более мелкую баржу. Только после этого судно на полной скорости смогло пробиться к месту, где с использованием наклонной разгрузочной эстакады удалось переправить на берег танки, джипы и грузовики.

В конце концов я был переправлен на грузовое судно ЙЕНСИ, направлявшееся в Пуэрто Рико. Этот переезд занял ещё один день. Когда мы подошли к гавани г. Сан Хуана, были видны взлетающие и приземляющиеся самолеты в аэропорту города. Повсюду сновали мелкие рыболовные суденышки, и я заметил несколько человек, бродящих по берегу в поисках морских раковин. Двое влюбленных лежали под пальмой на одеяле, а маленький чернокожий мальчик прогуливался с большой черной собакой. Его штаны были подвернуты до колен, и он медленно брел по песку, изредка останавливаясь, чтобы подставить ласковым волнам ступни своих ног.

Когда мы вошли в гавань, судно мягко заскользило по спокойной воде. На одной стороне гавани находилась старая крепость, а на другой стороне собрались различные суда и лодки, одни - в хорошем состоянии, а другие просто доживали на якоре свой век. Судно Йенси почти остановилось, когда к его боку подошел буксир и на борт поднялся портовый лоцман. Под его командой судно продолжило медленный ход к причальной стенке.

Когда судно стало разворачиваться, я бросил взгляд на зону порта. Я не поверил своим глазам, когда увидел оркестр - нет, два оркестра - армейский и флотский, выстроившиеся на кромке пирса. Рядом стояла толпа людей и машины Красного Креста.

Теперь наступила самая долгая часть всего путешествия. Все мы были вынуждены находиться на горячем солнце на палубе, , пока какие-то адмирал и капитан не поднялись на борт. ВМФ устроил на палубе контрольный пункт для проверки эвакуированных. Предполагалось, что на борт судна могли проникнуть коммунистические агенты, и поэтому перед сходом на берег необходимо было всех прибывших тщательно проверить. Как всегда, я оказался последним. Но, на этот раз не по своей воле.

После трехчасового ожидания на тропической жаре я, наконец, предстал перед столом проверки. Представитель ВМФ сказал, что Флот доставит нас в США, но придется ещё немного подождать здесь на базе. Я ответил: Благодарю Вас, но нет. Если мне пришлось так долго преодолевать эти двести пятьдесят миль, представляю себе сколько времени займет путь в тысячу семьсот миль до дома.

И я решил лететь самолетом.

ГЛАВА VII

Подозрения и допрос.

Наконец я оказался дома. Когда мы въехали в ворота, я спросил жену: Что слышно от Ревина?

- Ничего, - ответила Элис. - Пока ты был в отъезде, не было никаких телефонных звонков от абонентов с иностранным акцентом.

Она казалась озабоченной. - Что, по твоему, скажет Ревин о твоей доминиканской поездке? Ты говорил ему, куда едешь?

Когда мы вошли в дом, я ответил: - Ревин не знает, куда я поехал. Мне необходимо согласовать с представителями ФБР объяснение для него. Возможно, что он и не знает, что я там был, - добавил я с надеждой.

Элис бросила мне подборку вырезок из газет. - Он знает. Твоя фамилия упоминалась в числе эвакуированных американцев.

Я прошел в спальню, плюхнулся на кровать и сразу же уснул как убитый. Ничто не могло разбудить меня, даже когда Элис стянула с меня туфли и накрыла меня легким одеялом. Я проспал несколько часов и был разбужен телефонным звонком. Это была местная телевизионная станция с просьбой об интервью. В течение первых дней Доминиканской революции там не было репортеров американских средств массовой информации.

Мое домашнее интервью было коротким, всего несколько минут, но я понял, что мне просто необходимо проконсультироваться с ФБР, прежде чем мне позвонит Ревин. Я связался с моим основным куратором с первой же попытки. (К тому времени мне дали уже несколько телефонных номеров, и я всегда мог найти одного из моих кураторов по одному из этих номеров.) Мы коротко переговорили, осторожно обмениваясь фразами, и условились встретиться на следующий день.

3 мая был жаркий день, типичный для второй половины весны в Вашингтоне. В 11:30 я подъехал к тому месту в городке Маунт Ренье, штат Мэриленд, где мы договорились встретиться с представителями ФБР. Агенты ФБР тепло приветствовали меня и мы несколько минут беседовали, прежде чем отправиться на ленч для обсуждения моей доминиканской поездки в плане отношений с Ревиным.

- Нам не следует забывать о Ревине, - сказал один из агентов. - Эта доминиканская поездка - одно дело, но нашим главным объектом интереса является Валентин Ревин - дипломат и, в первую очередь, шпион.

Другой агент сказал широко улыбаясь: - Вы прекрасно загорели. И конечно скинули несколько фунтов веса, не так ли?

Затем мы прошли несколько шагов к ресторану. - Да, я потерял около пятнадцати фунтов, - сказал я, - и действительно изрядно загорел, но все это - благодаря Флоту США, который несколько дней продержал меня в Карибском круизе.

Агенты при этих моих замечаниях рассмеялись. Оба они в прошлом были моряками.

- Расскажите нам о Доминиканской республике, - попросил один из них.

- Скажите, Джон, считаете ли вы, что эта революция - дело рук коммунистов? И правильно ли, по вашему, сделали США, введя в Доминиканскую республику свои войска? Действительно ли все было там так плохо?

- Я могу сказать наверняка только то, что члены всех трех местных коммунистических партий несомненно принимали участие в подготовке революции. А связаны ли все это каким-либо образом с началом революции, я не знаю. Я могу подтвердить, что три гватемальца, которые были опознаны как коммунисты, принимали участие в событиях в отеле Амбахадор, где я находился.

- Я бы не сказал, что коммунисты руководили этой революцией. Ситуация там очень запутанная.

Более молодой агент оценивающе спросил. - Джон, располагаете ли вы конкретными фактами о причастности коммунистов к этим событиям?

- Конечно, информация, которую я получил там в ходе бесед с людьми, главным образом англо-говорящими доминиканскими гражданами, полна таких примеров. Многие из этих людей приводили мне конкретные имена и даже несколько несомненных примеров того, как коммунисты играли ведущую роль боях. Но, все сведения, которые я вам сообщаю, следует рассматривать как первичную и необработанную информацию. Это то, что я услыхал из разговоров вокруг меня, а также из ответов на мои прямые вопросы доминиканским гражданам. Вам придется перепроверить и оценить эти заметки, - подчеркнул я. - Через несколько дней я предоставлю вам дополнительные имена и комментарии к ситуации там.

Старший по возрасту агент, потягивая кофе, спросил, держа чашку у рта: - Были ли у вас какие-либо проблемы с доминиканцами во время этой революции?

- Нет, - помедлив ответил я. - Никаких особых проблем, если принять во внимание тот факт, что сегодня я здесь и беседую с вами. Я считаю, что у тех, кто не был убит, не было никаких проблем.

Смеясь, я добавил: - А с учетом Карибского круиза и солнечного загара, на что тут можно жаловаться?

Затем, перейдя на серьезный тон, я сказал : - Ревин пока не звонил мне, и теперь я уже не знаю позвонит ли, так как моя фамилия промелькнула во всех газетах. Проклятые репортеры! Теперь мне придется убеждать Ревина, что я не работал там на ЦРУ. Вы ведь знаете, что именно в этом он станет меня подозревать.

- Думаю, что вы правы, - согласился младший по возрасту агент. Считаю, что до его звонка вам следует разработать для него убедительную легенду.

- Вы думаете, что он позвонит?, - спросил я.

- Думаю, что да. Они разрабатывали вас слишком долго, чтобы отказаться от этого дела из-за какой-то революции. Джон, я считаю, что Ревин знает о вашем возвращении, но, прежде чем позвонить, выждет несколько дней. Остерегайтесь советской слежки. Сейчас они могут очень интересоваться тем, с кем вы в это время встречаетесь. Особенно будьте осторожны, когда вы встречаетесь с кем-либо из наших. Если вы попали под наблюдение, отложите встречу - мы свяжемся с вами позднее.

На обратном пути в офис я испытывал явное разочарование от мысли о том, что Ревин может больше не позвонить. Это дело стало частью меня самого, я сам хотел, чтобы русские продолжили свои усилия по моей вербовке.

Последующие несколько дней прошли в лихорадочной суете. Я мотался из банка в банк, пытаясь раздобыть немного денег для моей фирмы Кемпрокс, которая продолжала бороться за выживание. Мне хотелось бы знать, поверили ли мне русские, когда я говорил им, что объем продаж её продукции недостаточен, чтобы обеспечивать рентабельность производства.

Я вспомнил, что Бутенко однажды заметил: - Джон, если тебе приходится так трудно, зачем тебе нужно торговое соглашение с нами? Если ты работаешь день и ночь, то, должно быть, зарабатываешь кучу денег.

Бутенко никогда не мог понять, что много работать совсем не означает много зарабатывать.

В четверг вечером мы с моим другом работали на фирме Кемпрокс, пытаясь решить сложную техническую проблему по очистке окислов редких металлов. В работе мы решили испытать препарат Олсид 707. Натягивая на себя перед испытанием белые лабораторные халаты, мы заспорили об изменении формулы с целью ускорения реакции. ( Я хотел замедлить реакцию, чтобы предотвратить разъедание металла, а мой друг хотел её ускорить. Он считал, что скорость реакции очень важна, если мы хотим добиться искомого положительного результата.) Внезапно зазвонил телефон. Я ответил в трубку довольно нетерпеливым тоном, все ещё будучи поглощен дискуссией по поводу формулы.

Голос на другом конце провода заставил меня резко замолчать. Я забыл о дискуссии, препарате Олсид 707 и моем бизнесе.

- Вал! Привет! Рад тебя слышать.!

Ревин сразу же заговорил о деле.

- Джон, когда мы сможем встретиться ? Мне нужно обсудить с тобой несколько важных вопросов.

Я постарался придать своему голосу жизнерадостную тональность. - В любое время, Вал. Я бы хотел встретиться с тобой как можно скорее, так как у меня есть кое-что интересное для тебя. Надеюсь, что у тебя уже есть добрые вести в отношении торгового соглашения.

Ревин, сохраняя сугубо деловой тон, холодно: - Было бы очень желательно встретиться завтра. Ты сможешь?

- Да, смогу. Где?

Я лихорадочно шарил по столу в поисках блокнота и карандаша.

- Жди меня на углу Восточной авеню и Мичиган авеню в северо-восточной части Вашингтона. Я полагаю, что это не далеко от твоей фирмы Кемпрокс, и тебе не составит труда добраться туда.

- В какое время?

- Ровно в половину двенадцатого утра, - назначил он.

- Хорошо, приеду. До встречи, - спокойно ответил я.

Явно желая поскорее закончить телефонный разговор, Ревин сказал: - Ну, мы все оговорили на завтра?

- Да, Вал. Завтра увидимся. До свидания.

Я повесил трубку.

- Завтра я начну по-настоящему давить на него. Если я стану наступать на него, это смягчит его подозрения в отношении Санто Доминго. Лучший способ обороны - это нападение, - подумал я.

Вскоре, уже после полуночи я выехал из Кемпрокса , внимательно наблюдая за окружающей обстановкой. Через тридцать минут я въехал не территорию торгового центра, медленно подрулил к телефонной будке, остановил машину в десяти футах от здания, выключил огни, заглушил мотор и с водительского места с минуту внимательно осматривался вокруг. Нигде не было ни души. Я открыл дверцу машины, вышел наружу и захлопнул её.

Клак! Звук захлопнувшейся дверцы расколол ночную тишину. Скрип двери телефонной будки также показался слишком громким. Луны не было видно, но рассеянный свет с неба давал некоторую освещенность. Я опустил в автомат монету в десять центов. Дзинь! Ночью звонок также прозвучал очень громко. Я набрал обусловленный номер. Осторожное "алло" на другом конце провода было уже знакомым.

- Это Джон, - тихо произнес я, одновременно сканируя глазами окружающую обстановку в поисках чего-либо подозрительного.

- В чем дело? - спросил ставший теперь тревожным голос в трубке. - Вал позвонил?

- Да. Мы встречаемся с ним завтра на пересечении Восточной и Мичиган авеню. В одиннадцать тридцать утра, на углу.

- Что ещё он сказал? - поинтересовался агент ФБР

- Ничего. Он сказал лишь, что у него есть что-то важное обсудить со мной. Надеюсь, что это не относительно моих похорон. Но, я уверен, что это по поводу Санто Доминго.

- Думаю, что это будет интересно.

Агент сонно зевнул. - Что еще?

- Больше ничего. Спокойной ночи. Идите спать, - произнес я, сам мечтая о постели, и повесил трубку.

Какое-то ощущение беспокойства охватило меня, когда я открыл скрипучую дверь телефонной будки и направился к своей автомашине. Я сел в машину, повернул ключ зажигания и, трогаясь, ещё раз осмотрелся вокруг. Проезжая угол здания, я обратил внимание на то, что там стояла автомашина. Я спрашивал себя, слышал ли что-нибудь водитель? Сердце у меня ёкнуло. Я нажал на педаль тормоза и снова посмотрел на стоящий автомобиль. Габаритные огни были включены и я мог видеть номерной знак. Знак был выдан в штате Вирджиния, а здесь был штат Мэриленд. Мои опасения ещё более возросли, я вдавил акселератор в пол и рванул автомашину вперед.

Шестьдесят . . .семьдесят . . .восемьдесят миль в час. Когда я изрядно отъехал от торгового центра, скорость была выше ста миль в час. Позади виднелись автомобильные огни и они двигались очень быстро, но меня догнать не могли. О, боже, думал я лихорадочно. Вот теперь для них настало их настоящее дело. Должно быть Ревин дал команду прикончить меня. Я потянулся рукой и выключил обогреватель и радиоприемник.

Когда я достиг вершины холма, я вновь увидел за собой тот автомобиль. Он двигался с ярко включенными огнями и почти с такой же скоростью, что и я. Но он отстал от меня почти на милю. Я посмотрел на спидометр. Скорость была 105 миль в час. Дорога в этом месте заканчивалась и можно было поехать по любому из трех направлений. Я резко затормозил, повернул налево и рванул полным ходом на следующую дорогу. Снова поворот налево и снова рывок. Затем вместе с дорогой я описал широкую дугу, но за собой никого не заметил. Сердце вырывалось у меня из груди. Я выехал на другую сторону дороги и подъехал к заправочной станции с телефонной будкой. Остановившись рядом с буксировщиком, я выключил огни , заглушил мотор и, открыв окно, сидел затаившись. Мои уши улавливали только посвист ветра в телефонных проводах, лай собаки и треск мотоцикла вдалеке.

Тем не менее, я полез рукой под сиденье, вытащил оттуда небольшую плоскую коробку, а из неё мой маленький автоматический пистолет. Оттянув затвор и отпустив его, я загнал в ствол патрон. Затем я поставил пистолет на предохранитель, сунул его в правый карман брюк и направился к телефонной будке.

- Дзинь, - прозвучал звук набора номера и звонок на другом конце провода.

- Алло, - произнес в трубке сонный голос.

- Это снова Джон. У меня, вероятно, возникла проблема. Когда я звонил к вам первый раз, около телефонной будки стояла какая-то автомашина.

Я сообщил ему регистрационные номера машины и повесил трубку.

На следующее утро выяснилось, что номера принадлежали автомашине из конторы по прокату. Я подумал, что, по-видимому, я становлюсь слишком мнительным.

7 мая день был облачным и казалось, что дождь неизбежен. После телефонного разговора с агентом ФБР я несколько часов работал на своей фирме, а затем в 11 часов утра я сменил костюм и выехал в город.

Я прибыл на условленное место точно в 11:25 и сидел в машине, которую запарковал у знака остановки. Время истекало. Я продолжал смотреть в зеркало заднего вида и на улицу передо мной. Ревина не было. Прошло уже десять минут после назначенного времени, и только тогда я увидел его. Он находился в торговом центре через улицу и шел обходным путем по направлению к моей машине. Я узнал его по его долговязой походке и расстегнутому и развевающемуся сзади пальто. Он смотрел по сторонам. В следующую минуту он уже был рядом и открыл дверцу моей машины.

- Привет, Джон. Он широко улыбался. - Прошу извинить за опоздание.

- Все нормально, - ответил я с такой же широкой улыбкой и мы обменялись рукопожатием. Я завел двигатель и мы тронулись.

Ревин протянул руку и, как всегда, добавил уровень звука радиоприемника. - Думаю, что мы поедем в ресторан Леони на Университетском бульваре. Ты знаешь, где он находится?

- Не совсем. Лучше показывай мне куда ехать.

Когда мы отъезжали, по радио гремела какая-то маршевая музыка. - Вал, ты не играешь на музыкальном инструменте ?

- Да, играю, - ответил он с ностальгическим выражением в глазах. Много лет я играл на фортепьяно. Во время войны с Германией мне приходилось долгими часами проигрывать учебные этюды, а в это время из центра города, всего в двадцати километрах слышались взрывы падающих бомб. Джон, я помню, как ты говорил, что играл на кларнете в школьном оркестре. Это так ?

- Я играл на кларнете с шестилетнего возраста. Мой отец тридцать лет был в оркестре ВМФ и он следил за тем, чтобы каждый ребенок в семье получил музыкальное образование.

Ревин сказал: - Моя мать очень любила слушать, как я играю на фортепьяно, и сейчас мне этого очень недостает. Мы не можем заниматься всем одновременно, поэтому те вещи, которые имеют меньшее значение в нашей жизни и карьере, должны уступить место тому, что более важно.

В ресторане нас пригласила за свой столик очень симпатичная по внешности официантка. Пока она принимала наш заказ Ревин смотрел на неё почти неотрывно, а затем посмотрел ей вслед, когда она отходила. Великолепная женщина, Джон, не правда ли? Она напоминает мне одну московскую девушку. С легкой усмешкой он добавил: - Почему бы тебе в ближайшее время не посетить мой город? Мы бы могли оказаться там вместе и я бы устроил тебе прекрасную экскурсию.

Я про себя произнес: - Да, включая камеру допросов КГБ. Но, ответил иначе: - Это было бы великолепно, но я только что вернулся из небольшой поездки, которая стоила мне всех тех небольших денег, которые у меня были.

Вал ловко отреагировал: - Правда, Джон? И где же ты был ?

- К несчастью я поехал в Доминиканскую республику по делам бизнеса. Это было необходимо, так как твоя страна пока не заключила с фирмой Кемпрокс торгового соглашения. Но, хуже всего в этой поездке оказалось то, что я попал там в революцию и это задержало мое возвращение домой.

- Не может быть, чтобы ты оказался как раз там, где Соединенные Штаты снова вмешиваются в дела независимых стран, это просто невероятно.

Я холодно посмотрел на Ревина. - Насколько мне известно, там ведь не Будапешт?

Мы в упор смотрели друг на друга, я - со злостью, а он - с напыщенным превосходством. Затем я взял себя в руки и сухо произнес: - Поскольку с советской стороны не светит никакой торговой сделки, то я намерен полностью полагаться только на свои ограниченные ресурсы. Я обязан так действовать, чтобы мой бизнес выжил до тех пор, пока не встанет устойчиво на ноги.

- Джон, пожалуйста извини меня за мое замечание по поводу твоих намерений. Мы ведь интересуемся не политикой, а только наукой и бизнесом.

- Да, это как раз то самое, что мы говорим друг другу всегда, но после всех убийств, на которые я там насмотрелся, я говорю себе, не следует ли мне глубже интересоваться мировыми проблемами и политикой моего правительства в целом?

Ревин не обратил на это мое высказывание никакого внимания. - А что, если бы наше правительство заключило с твоей фирмой официальный контракт через посредство нашего посла?, - спросил он. - Тебя бы такой вариант устроил ?

- Я не понял, чье правительство, ваше?

- Да, Джон, правительство Союза Советских Социалистических Республик, - подтвердил он.

- Ну, судя по тому, о чем мы все эти годы говорили, я и считал, что речь идет именно об этом, то есть о контракте вашей страны на чистящие химические препараты.

- Нет, Джон, я имел в виду совсем другой контракт. Такой, который бы касался только тебя лично. Ладно, оставим пока все это. Давай наслаждаться ленчем. Это восхитительно.

Прошло несколько минут и вдруг Ревин неожиданно спросил. - С каким паспортом ты ездил ? Он смотрел прямо мне в глаза. - С дипломатическим?

- Да нет, с обычным паспортом.

Я полез в карман, вытащил паспорт и бросил его на стол, даже не опуская вилки и продолжая есть, как будто не обратил особого внимания на его вопрос.

Ревин сделал энергичное движение, чтобы взять его, затем как бы смутившись за свой вопрос и поступок, полез во внутренний карман своего пиджака и вытащил свой дипломатический паспорт, чтобы показать его мне.

В то время, как Ревин внимательно просматривал каждую страницу моего паспорта, изучая штампы и отметки в нем, я оставил его паспорт лежать рядом, даже не взглянув на него. Я хотел дать ему понять, что меня не интересуют его паспортные данные. Наконец я взял его паспорт, бросил на него незаинтересованный взгляд и снова подтолкнул его через стол к Ревину.

Ревин забрал свой паспорт, но продолжал держать мой, внимательно его просматривая. Затем он задумчиво произнес: - Джон, так что ты все-таки там делал?

- Вал, я уже говорил тебе, - продолжил я, не прекращая жевать , - Я был в Доминиканской республике по делам моего бизнеса. А, говоря о бизнесе, я хочу спросить тебя: - Как обстоят дела с торговым соглашением? Сегодня ты о нем напрямую ни разу не упомянул. Я уже начинаю терять терпение. Мне уже кажется, что ваше правительство не хочет хорошенько почистить Россию.

Это на какой-то момент отвлекло его от доминиканской темы разговора. Сразу поскучнев, он спросил: - Что ты имеешь в виду, говоря "хорошенько почистить Россию"?

Я улыбнулся. - Вал, я торгую чистящими химическими препаратами, если ты ещё не знаешь этого. Это мой бизнес, хотя я и делаю его и не самым лучшим образом. Если твоя страна не хочет закупать самые лучшие из имеющихся препаратов этого назначения, то что мне остается думать? Единственно я могу предположить, что вы пока не хотите чиститься и намерены потратить ваши деньги на что-то другое.

"Ты понимаешь, Вал, я часто вспоминаю о тебе. Ведь, в конце концов, ты представляешь доктора Ступаря и ты сам говорил мне, что контракт возможен. То же говорили и несколько твоих друзей.

Глядя на меня со смущенным видом, Ревин попытался перейти в наступление: - Послушай, я прилагаю большие усилия, чтобы организовать для тебя сделку с моей страной. И кстати, какие мои друзья обещали тебе что-то?

- Ты сам знаешь - это твои приятели Бутенко и Извеков! Они и доктор Ступарь все это и обещали.

Наша беседа снова начала приобретать слишком жесткий характер. Я понял, что он все ещё слишком с большим недоверием относился к моей поездке в Санто Доминго.

- Джон, как ты думаешь, что я делаю здесь? Стараюсь нажить себе неприятности? Да нет же, конечно. Так позволь мне сказать тебе, что ни Владимир Бутенко, ни Алекс Извеков не являются и никогда не были моими приятелями, как ты их называешь. Я просто знаю их, но не могу назвать из своими близкими друзьями.

- И кончай уклонятся от темы разговора!, - продолжил он сердито. Насколько я помню, мы говорили о твоей поездке. Я хочу, чтобы ты закончил свой рассказ, так как у меня есть возможность проверить его. Я не имею дел с людьми, которые скрывают что-то от меня.!

- У вашей страны нет посольства в Доминиканской республике, - напомнил я ему. - Так как же ты собираешься проверять меня?

Я увидел, что в нем закипает раздражение. - У нас много способов проверки. Мне не требуется посольство, чтобы выяснить там кое-какие вещи. У моей страны есть повсюду много друзей. Ты слышишь? Повсюду!

Опасаясь, как бы наши отношения не оказались на грани разрыва, я постарался успокоить Ревина. - Вал, пожалуйста не нервничай, - произнес я с улыбкой.

Он повысил тон голоса: - А кто здесь нервничает? Только не я. Ты подвергаешь испытанию наши добрые отношения!

Я решил, что сделаю ещё одну попытку наладить наши отношения, прежде чем дать ему полный отлуп и тем самым завершить все это дело. Я был перегружен делами в Кемпроксе, утомлен и измотан. То время, которое я провел с этими ребятами было затрачено впустую, по крайней мере с точки зрения моих собственных интересов. Но, исходя из интересов моей страны США нужно было сделать ещё одну попытку.

- Вал, посмотри на меня. Я не хочу, чтобы ты меня неправильно понял. Возможно, твой день сегодня складывается не лучшим образом, а при всей той работе, что скопилась здесь за время моего отсутствия и обрушилась на меня по возвращении, я сегодня тоже не самый терпеливый собеседник. Что ты скажешь на то, чтобы начать разговор заново и не спорить? Почему бы тебе не задать мне другой вопрос, а я бы тебе на него ответил.

Несколько минут мы оба ели молча. Потом Ревин вытер губы салфеткой и спросил: - Джон, была ли твоя поездка в Доминиканскую республику связана с каким-либо правительственным ведомство ?

- Вал, я уже неоднократно пытался объяснить тебе, что я был там по делам моего бизнеса, пытаясь помочь бедному маленькому Кемпроксу расширить производство и сбыт. Сейчас я излагаю тебе это же самое ещё раз. Мне нужно расширять бизнес! Как ты не понимаешь этого?

- Джон, больше я не стану возвращаться к этому. Я верю твоим словам о том, что единственной целью твоего пребывания в Доминиканской республике было решение вопросов, связанных с твоим химическим бизнесом.

Я убедил его. Вместе с облегчением от этого я почувствовал почти слабость.

Рано утром на следующий день я встретился с агентами ФБР в пригородной зоне в штате Вирджиния. Мы обсудили события предыдущего дня.

- Джон, - заметил один из агентов, - несмотря на все трудности, вы проделали в отношении него отличную работу. Он действительно был полон подозрений?

Я ответил: - Да он был одно сплошное подозрение и весь как на иголках. Я порылся в кармане моего пальто и вытащил оттуда заметки, которые приготовил для агентов.

Один из них спросил: - Как вы полагаете, он прекратит с вами связь или продолжит встречи? Считаете ли вы, что он изменил свое мнение в отношении перспектив вашей дальнейшей разработки в вербовочном плане?

- Ну, не знаю, - ответил я подумав. - Он был просто переполнен подозрениями по поводу моей поездки в Доминиканскую республику, однако он настолько заинтересован в моих контактах в правительственных кругах и моей осведомленности в научных и технологических проблемах, что я думаю, он, по всей вероятности, продолжит активно меня разрабатывать, но, по мере углубления отношений, будет принимать все более тщательные меры предосторожности и проверки как меня самого, так и полученной от меня информации.

Я сообщил агентам, что Ревин пообещал позвонить и назначить дату очередной встречи. Очевидно, он хотел обсудить со своими руководством вопрос о возможности дальнейшей работы со мной, ввиду моей доминиканской поездки и объяснений с моей стороны по этому поводу. По моему мнению, действиями Ревина руководили резидент разведки в советском посольстве в Вашингтоне, а также главный шеф в московском Кремле. Свои отпуска Ревин всегда проводил в Москве и, по его собственному признанию, в ходе них сочетал отдых с работой.

24 мая около половины двенадцатого вечера на фирме Кемпрокс раздался телефонный звонок. Я счел маловероятным, чтобы Ревин звонил мне так поздно. Однако я говорил ему, что работаю по пятнадцать - восемнадцать часов в сутки, поэтому тот факт, что он застал меня работающим так поздно, должен был удовлетворить его шефа, так как подтверждал мои слова. Русские всегда испытывали подозрения в отношении фирмы Кемпрокс. По-видимому, они считали, что это может быть прикрытие для ЦРУ или ФБР, которое создано в контрразведывательных целях, а не для реального бизнеса.

Разговор во время последнего звонка Ревина носил доброжелательный характер, и он предложил встретиться на следующий день.

В условленные время и месте я остановил свой автомобиль и Ревин сел в него с мрачным выражением лица. - У доктора Ступаря умер сын! - сказал он.

Я посмотрел на него в шоке. - Сын доктора Ступаря? А какова причина?

Ревин, печально глядя, ответил: - Да, Джон, это большая трагедия. Он умер от кори. Мне об этом сообщили из Москвы.

Ревин был явно потрясен. Он получил это известие всего несколько часов назад. Его связывала с Сергеем Ступарем давня близкая дружба. Мы оба знали, что Ступарь с сыном поддерживали очень тесные отношения. У него был ещё один сын, младше по возрасту, который был более близок к жене Ступаря Валентине. Получалось, что у каждого из родителей был любимый ребенок.

Я медленно вел автомашину в направлении Вашингтона, бросая взгляды то на Ревина, то на дорогу.

- Да, Вал, это трагедия. Я знаю, что Сергей очень любил своего сына и ждал завершения его учебы на инженерном факультете института. Где это произошло?

- Я полагаю, что мальчик умер в Москве. Доктору Ступарю пришлось ехать в Москву из Днепропетровска, где он работает. Валентина в это время уже находилась там, так как навещала там родственников. Однако многое в этой истории пока не ясно.

- Ты возьмешь у меня письмо к Сергею с выражением соболезнований и сочувствия, чтобы отправить его по почте вместе со своим?

- Ревин видел, что я был по-настоящему опечален. - Да, Джон, возьму, конечно. Я уверен, что доктор Ступарь будет благодарен тебе за такое послание.

- Как ты считаешь, смерть сына отразится на его работе? Я знаю, что на некоторых людях такие вещи отражаются очень сильно.

Ревин пояснил: - Он руководит отделом зарубежных технологий в Институте черной металлургии и до его возвращения эти обязанности исполняет его заместитель. Но я знаю, что для Сергея смерть сына является большим ударом. Я хотел бы сейчас быть рядом с ним. Может быть я смог бы как-то его утешить. Да, я хотел бы, но это невозможно.....

Он замолк, не окончив фразы. Затем он снова заговорил. - Итак, Джон, произнес он более приветливым тоном, как будто выйдя из транса, - нам бы надо поговорить о торговом соглашении и заодно пообедать. Поедем в ресторан Итальянский сад. Развернись здесь и я тебе покажу, как туда ехать. Я развернулся и мы поехали в обратном направлении по той же дороге, по которой я приехал. Мы вновь пересекли границу штата и поехали в направлении университета штата Мэриленд. Ревин продолжал нервно смотреть по сторонам. Он также очень внимательно осматривал каждый дюйм моей машины в поисках, как я полагаю, каких-либо признаков, которые указывали бы на мою связь с контрразведкой.

Когда мы входили в ресторан, Ревин надолго задержал взгляд на панораме улицы. Но, смотрел он не на студенток. Он выискивал признаки слежки со стороны агентов ФБР.

Когда мы сели за столик, Ревин вытащил сигарету и расслабился. Мы оба заказали по бифштексу и Ревин перешел к своему обычному, как я его называю "допросу третьей степени" о моих личных привычках, моментах биографии, зарплате, доме и семье. Он вновь спрашивал о моем отце, что год назад уже выяснял Ступарь. Мне кажется, что Ревин читал отчеты Ступаря о наших с ним встречах. В конце концов я перебил его сессию вопросов-ответов словами "А что нового слышно насчет торгового соглашения? Какая последняя отговорка?"

Явно раздражаясь, Ревин выпрямился и в его речи сразу послышался заметный русский акцент. - Что ты имеешь в виду под словом отговорка? Я тебя не совсем понимаю.

- Послушай, Вал, я не могу встречаться с тобой, советским дипломатом просто так, без конкретной заинтересованности. Я уже давно поддерживаю контакты с тобой и твоими коллегами, каждый из вас обещает мне торговое соглашение, но никто не выполняет обещаний. Если вскоре ничего не изменится, придется эти встречи прекратить.

Ревин зажег другую сигарету и, глядя на меня с несколько глуповатым видом, смиренно произнес: - Любые другие представители нашего посольства это не я. Я поддерживаю с тобой отношения, и ты получишь от этих отношений нечто конкретное. Только наберись терпения. Надо мной есть начальство, и мне нужно последовательно работать с ним, постепенно убеждая его, что ты друг советского народа. Только наберись терпения, . . . пожалуйста. Я кое-что принес тебе от доктора Ступаря. Он прислал мне это всего несколько дней назад.

Он полез в карман и вытащил небольшой сверток. - Доктор Ступарь попросил меня удостовериться, что ты получил это.

- Как то это несвоевременно получать подарок от доктора Ступаря сейчас, когда у него такая трагедия.

- Сергей очень хотел бы, чтобы ты принял это. Разверни упаковку.

Развернув её, я увидел, что там находилась красивая черная коробочка с крышкой на петлях. На ней был изображена картина на русскую религиозную тему. Подарок был просто великолепный. Я поблагодарил Ревина и попросил его передать мою благодарность Сергею. Он посмотрел на часы. - А теперь мне пора ехать. У меня встреча с послом и я не могу опаздывать.

Демонстрируя своим поведением, что я уже сыт по горло советскими обещаниями, я повез его обратно в направлении города, храня молчание. Когда мы достигли Ривердейла в штате Мэриленд, Ревин что-то пробормотал насчет встречи здесь с каким-то другом и попросил, чтобы я остановил автомашину на дороге № 410. Я высадил его из машины со словами: - Вал, я хорошо отношусь к тебе лично, но я не могу больше ждать, пока ваши торговые представители примут решение в отношении контракта.

- Я вскоре позвоню тебе, - сказал Ревин. Он хлопнул дверцей автомашины и отошел, всем своим видом напоминая студента колледжа.

Звонок раздался только вечером 8 июля. Ревин хотел встретиться со мной 13 июля и пообедать. По дате это случайно совпало с моим первым обедом с Ревиным.

13 июля мы встретились, как договорились. Я принес с собой некоторые технические отчеты, которые он просил раньше. Я сразу заметил, что Ревин ко многому подготовился. Можно было догадаться, что он снова собирается устроить мне допрос в отношении доминиканского эпизода. И на этот раз значительно более интенсивно, чем прежде.

С довольно уверенным видом он начал разговор с подозрительными интонациями в голосе со слов: - А теперь расскажи мне о поездке в Доминиканскую республику. Что ты там делал? Мне нужна правда! От этого зависит твое торговое соглашение.

- Вал, - сказал я доверительным тоном, - я тебе уже рассказывал, но расскажу снова. Я был там, чтобы попытаться договориться об установлении торговых отношений или о том, чтобы создать в этой стране новое предприятие. Ничего кроме этого.

- Я не верю тебе, - заявил он. - Если только это было целью твоей поездки, то как получилось, что ты вернулся домой значительно позже других американцев. Ты говорил мне, что приехал в Хайну для эвакуации вертолетом на авианосец Боксер, а затем вас перевезли на другое судно. Мне представляется, что причиной перевода на другое судно могло быть только намерение отправить людей домой. Однако, если ты был там с другой целью, вот тогда можно объяснить задержку с твоим возвращением в Вашингтон. Было бы лучше, если бы ты сказал мне правду.

Он рявкнул слово "правда", как будто швырнул копье. Затем он наставил на меня свой длинный тонкий палец и повторил низким напряженным голосом: Скажи мне правду!

Все ещё глядя на него спокойным взглядом и намазывая на хлеб остаток масла, я поднял глаза кверху и произнес: - Вал, оставь меня в покое.

Затем я откусил от бутерброда, положил остаток его на тарелку, вытер руки салфеткой, положил салфетку на стол и сказал: - Всё! У нас с тобой всё кончено! Больше никаких дел! Если все, что ты можешь, это только постоянно обещать мне торговое соглашение - и в этот момент я направил на него свой указующий перст - тогда мы напрасно тратим наше время. Ты не можешь не понимать, что мы с недоверием относимся друг к другу, и от таких наших отношений ничего хорошего ждать не приходится. Встречаясь с тобой советским дипломатом - я сильно рискую, подвергая угрозе свою репутацию с точки зрения благонадежности. Это очень опасно! Слишком опасно, чтобы продолжать встречи.

- Джон, я только хочу быть уверен. Моя карьера пойдет под откос, если я ошибусь и порекомендую тебя, как человека дружественно относящегося к моей стране, а потом выяснится, что ты - секретный агент спецслужб. Я не хочу неприятностей, и мы оба должны понимать, что это риск для нас обоих, не так ли?

Я понимал, что разговор принимает слишком негативный характер, но мне, по крайней мере, удалось выбить его из состояния зацикленности по поводу моей доминиканской поездки. Я чувствовал, что необходимо восстановить отношения и позволить ему снова втянуть их в прежнюю колею. Я понял, что снова сумел убедить его, ведь он хотел всего лишь немного снизить риск работы со мной. Я чувствовал это. Я перевернул тарелку кверху дном и вел себя так, как будто кончаю разговор и готов уйти.

- Вал, полагаю, что это наше последнее совместное посещение ресторана. Это должно . . .

Он перебил меня на середине фразы. - Давай не будем торопиться, вот тебе мое мнение. Да, именно торопиться. Ты ведь меня знаешь. Я хорошо отношусь к тебе и хотел бы помочь Кемпроксу. Посмотрим, может мне удастся сделать что-либо конкретное до начала нового года. Я подчеркну в беседе со своим руководством неотложность этого дела.

Теперь он уже говорил тоном советского генерала. - Знаешь, Джон, в моей стране я влиятельный человек. И далее уже высокомерным тоном он продолжал: - Я могу сделать для тебя очень многое. Но, это при условии, если мы будем работать в тесном контакте, в очень тесном контакте.

Он смотрел на меня почти гипнотическим взглядом.

Делая вид, что уступаю, я ответил ему: - Хорошо, Вал, я подожду ещё несколько недель, но не больше, учти это.

Затем я расслабился и сделал глоток из своего стакана. - Знаешь, мне не следовало бы приносить тебе правительственные отчеты, как я это сделал сегодня. Больше я не буду носить тебе доклады по техническим проблемам, пока ты не сделаешь того, что обещал. Затем я передал ему небольшой конверт с адресом Ступаря. - Это мое письмо с выражением сочувствия, - сказал я.

- Джон, мне хотелось бы, чтобы ты знал, что я действительно стараюсь договориться с Москвой.

Взглянув на свои золотые советского производства часы, он сказал, Нам уже пора. Ты не мог бы высадить меня в городе? Я покажу, где.

Я кивнул и мы пошли к выходу. Оказавшись на улице, мы сразу же в полной мере ощутили температурный пресс нашей июльской погоды. Ревин что-то пробормотал насчет "проклятой жары", поспешно сел в машину и сказал: Поезжай пока в обратную сторону по той дороге, по которой мы приехали сюда.

Когда мы проезжали под кольцевой дорогой в районе шоссе 495, Ревин произнес: - Здесь пожалуйста. Остановись вон там.

Он указал на торговый центр, к которому мы приближались. - Я хочу выйти около аптеки.

Я въехал на своей большой машине через ворота и остановился у аптеки. - - До скорого, - попрощался он и направился к аптеке, держа в руках большой коричневый пакет с техническими отчётами, который я передал ему в этот вечер. В отчетах содержались материалы по некоторым специфическим вопросам металлургии.

Эта контрразведывательная деятельность начала уже изрядно меня утомлять. Сегодня вечером я особенно устал и надеялся, что встреча и беседа с агентом ФБР будет недолгой.

Направляясь на секретную встречу с агентом, я вывел машину с территории торгового центра и проехал два квартала до въезда на кольцевую дорогу с указателем "Кольцевая трасса. Южное направление." Набирая скорость на въездной эстакаде на трассу, я заметил сзади себя автомашину Фольксваген. Я приблизился к выезду на Пенсильвания авеню и показал поворот. Фольксваген сбавил скорость, дождался пока я полностью проехал съездную эстакаду, и только тогда на полной скорости пустился за мной. Но, проехав всего лишь один квартал до разрыва в разделительной полосе авеню, я быстро сделал обратный разворот. Я был уже на противоположной полосе хайвэя, когда Фольксваген, визжа покрышками, спускался на Пенсильвания авеню. Теперь я уже мог видеть, что это автомашина коричневого цвета с номерными знаками, на которых были буквы DPL. Я дал полный газ и погнал машину вперед.

В этот вечер я больше этого Фольксвагена не видел. Или тот водитель не заметил моего маневра, или он пропустил разрыв в разделительной полосе. А я направился на встречу с агентом ФБР, которая должна была состояться в Ширлингтонском торговом центре в городе Александрия, штат Вирджиния.

Агент спросил меня: - Ну, а теперь, когда вы успешно провели уже вторую встречу, каково ваше мнение о Ревине?

- Он очень опасен, очень" - ответил я подбирая слова. - Его английский язык - лучший из тех, что я встречал у советских представителей, и он буквально роет землю, пытаясь выяснить цели моей поездки в Санто Доминго. Однако, ему не удалось выяснить ничего, что могло бы дать ему основания для конкретных подозрений. Я же со своей стороны сильно припер его к стенке по поводу обещаной торговой сделки.

Я помолчал. - Да, вот ещё, чуть не забыл рассказать вам, что после того, как я расстался с Ревиным, за мной некоторое время следовала их автомашина Фольксваген.

Я детально обрисовал ситуацию, особенно подчеркнув то, что Ревин хотел получить от меня. Я сказал агенту, что достану требующиеся Ревину материалы через несколько дней, как только выясню, где они находятся. В частности, он очень хотел иметь подготовленный мною рукописный отчет по процессу получения специального поверхностного покрытия, которое имело очень важное значение для производства новых изделий военного назначения. Я кое-что знал об этом процессе и сказал агенту ФБР, что мое сообщение Ревину будет многословным, но содержащим мало реальной информации. - Я скажу ему, что более подробный отчет подготовлю позднее, после того, как получу торговое соглашение.

Загрузка...