Двойной агент

29 июля я вылетел в Санто Доминго. Прибыв туда утром, я направился в отель Амбахадор. В последующие несколько дней мы с Биллом Слотером встречались с видными представителями местной элиты и обсуждали с ними деловые и юридические аспекты развития промышленности и туризма в условиях местной экономики, которая имела преимущественно сельскохозяйственную ориентацию.

В один из дней я зашел в небольшую лавочку на улице Изабеллы Католички в районе Эль Конде, который был оплотом повстанцев во время революции. Узкие улочки в этой старой части города были заполнены пешеходами, мотоциклистами и велосипедистами. Подбирая слова на испанском, я поинтересовался возможностью сделать шесть фотографий для паспорта, и после небольшого торга мне пообещали сделать их. Надо сказать, что именно в этот день была ликвидирована одна из разветвленных сетей, занимавшихся подделкой паспортов. Позднее я прочитал в газете, что шеф полиции приказал провести детальное расследование с целью установить тех, кто стоял за этой сетью фальсификаторов. Нескольких доминиканцев, въехавших в США с поддельными визами, уже депортировали обратно в Доминиканскую республику. Теперь этих людей подвергли допросам с целью установить, не было ли какого-либо иностранного участия в этой преступной сети.

Агенты ФБР считали, что на фотографиях в моем паспорте я выгляжу весьма похожим на доминиканца. У меня был великолепный загар и я отпустил мои черные волосы слегка длиннее, чем у других американцев. Перед отъездом я попросил парикмахера оставить мне небольшие бакенбарды, что придавало мне ещё более латиноамериканский вид. Агентов ФБР беспокоил вопрос о том, насколько долго я смогу удерживать интерес Ревина к себе.

В понедельник 15 августа я встретился с Ревиным в половине девятого вечера торговом центре в Старлингтоне. Я подошел к аптечному прилавку магазина и вскоре он ко мне присоединился. - Привет, Джон, давай пройдемся, - предложил он мне.

Я заплатил за журналы и мы пошли рядом до другого конца улицы, где Ревин направился в закусочную в китайской гостинице, расположенной на Рандольф стрит. В закусочной Ревин заказал себе кофе, а я взял кока колу и гамбургер.

Я сразу же вручил ему фотографии для паспорта. Он заметил: - Джон ты выглядишь совсем как латиноамериканец. Думаю, что фотографии - что надо. Да, очень хороши. А теперь перейдем к делу. Последние материалы, которые ты передал, были несколько лучше, но мне все же нужны материалы лучше, значительно более лучшие материалы. Качество снимков - великолепно. Может ты мне как-нибудь покажешь, как ты снимаешь сотни и сотни снимков и все отличного качества. Мне особенно понравились снимки со схем, на которых прекрасно видны все детали, ты также сделал очень хорошие снимки с большого расстояния. Как это тебе удалось?

- Я просто встал, вытянул штатив треноги на максимальную высоту и снял с объектива самую нижнюю линзу. Вот и всё, ничего более.

- Вот это, Джон, список тем, по которым я хочу получить материалы. Запомни темы и верни список мне.

Пока я изучал список , он пил кофе. Запрос касался чрезвычайно важной информации. Я знал, что он, вероятно, уже не сможет получить ничего из этого списка.

Я вернул ему список со словами: - Кое-что из этого перечня потребует времени, а некоторые из материалов я, по-видимому, достать не смогу. Но, постараюсь сделать все, что в моих силах.

- Джон, в прошлом месяце я купил небольшой подарок к твоему дню рождения и забыл о нем, так что прошу тебя принять его сейчас.

Он вручил мне небольшую коробочку с кошельком из кожи аллигатора, сделанным во Франции. Я поблагодарил его и он перешел к другому вопросу.

- Скажи, Джон, не мог ли бы ты чаще посещать Пентагон и некоторых из твоих друзей в правительстве? Я знаю, что ты знаком со многими людьми, и мне бы хотелось знать, о чем они говорят. Я имею в виду их высказывания по важным научным вопросам, а также по поводу войны во Вьетнаме. Думаю, что тебе следует приобрести пленочный магнитофон и записывать подобные разговоры, или же у себя дома диктовать содержание таких бесед на магнитофон.

Я был поражен, так как понял, что этому не будет конца. Он продолжал втягивать меня в эту деятельность все глубже и глубже.

- Вал, я не разбираюсь в магнитофонах. Какой тип аппарата ты имеешь в виду?

Он вытащил небольшой листок бумаги. - Вот тут записаны две модели, из которых ты без труда сможешь выбрать ту, которая тебе нравится. Нужно лишь установить скорость в одну целую и семь восьмых дюйма и использовать соответствующую пленку.

Я заметил: - Для покупки такого аппарата нужны деньги, а я в поездке в Доминиканскую республику довольно изрядно поиздержался.

Он взглянул на меня с раздражением. - И это после того, как я дал тебе столько денег ! Не говори мне этой ерунды. Покупай-ка лучше магнитофон, готовь материал на магнитной плёнке и передашь его мне через тайник шестого сентября.

- О кей, я сделаю всё, что смогу.

Я подумал, что мне следует быть очень осмотрительным и не выводить его из себя, по крайней мере в этот вечер.

- Я принес с собой несколько схем тайников, - сказал он. - Если ты ознакомишься с ними, то увидишь, что там более сложные зоны для закладки тайников.

Эти схемы действительно оказались весьма запутанными и были выполнены от руки самим Ревиным на листке бумаги размером 3 на 5 дюймов.

Он сделал схему очередной тайниковой операции, которую предстояло провести 25 августа в Нильсвиле, штат Мэриленд, расположенном весьма далеко от Вашингтона. Это было поблизости от штабквартиры Комиссии по атомной энергии США в Германтауне, куда Ревин время от времени ездил с визитами к доктору Глену Сиборгу, председателю этой комиссии. Ревин говорил мне, что они с доктором большие друзья, и однажды совершили на самолете перелет через всю страну к нему домой. По-видимому, во время одной из таких поездок в штабквартиру Комиссии Ревин и подобрал это место. Мне предстояло заложить тайник рядом со столбом с дорожным указателем.

Место для тайника, который предстояло заложить 6 сентября, находилось далеко в штате Вирджиния рядом с пересечением дорог № 641 и № 636.

Само место представляло собой пень спиленного дерева в безлюдной лесистой местности.

Мы приступили к обсуждению деталей тайниковой операции и используемых при этом телефонных будок, которые в сельской местности были весьма редки. Затем он сообщил мне о нашей следующей личной встрече с обедом, которая должна была состояться в штате Вирджиния. Мне предстояло встретиться с ним перед кинотеатром Джефферсона в городке Фоллс Черч, штат Вирджиния. Основная встреча была назначена на 28 сентября, а запасная - на 5 октября.

Я потратил целый день чтобы проверить телефонные будки и места тайников. Они находились так далеко, что мне пришлось проехать сотню миль, прежде чем я нашел телефонные будки и саму зону тайника.

Затем 25 августа я заложил мой последний тайник для Валентина Алексеевича Ревина и его хозяев из КГБ. Район, выбранный для этого тайника был самым удаленным из всех тех, которые мы использовали в таких целях до этого и, по моему мнению, мог оказаться очень опасным.

Само место тайника находилось в конце разбитой грунтовой дороги, расположеной вдали от цивилизации. Я действовал быстро и постарался убраться оттуда как можно скорее, держа наготове пистолет до тех пор, пока не выбрался из этого района и не оказался на дороге с твердым покрытием. Затем я проехал изрядное расстояние до города Гэйзерсберг в штате Мэриленд, где поставил сигнал в справочнике в телефонной будке рядом с гостиницей Всех Штатов. И в заключение я проехал сорок шесть миль до моего дома. Утром я поехал к ресторану Шулерс и в телефонной будке проверил сигнал об изъятии тайника. Согласно, сигналу Ревин его изъял.

Я встретился с агентами ФБР для обсуждения следующих материалов, предназначенных для передачи Ревину.

В четверг 1 сентября в половине седьмого вечера мне позвонил агент ФБР, с которым я давно работал. - Все закончено - произнес он. - Больше не будет встреч с Ревиным, не будет тайниковых операций и вообще больше ничего не будет.

Совершенно потрясенный, я спросил: - А что случилось? Почему вы мне так открыто звоните ?

Он продолжил спокойно и тихо: - Валентин Ревин объявлен Государственным департаментом США "персоной нон грата". Он сделал паузу, как бы ожидая каких - то моих слов, но я от потрясения не мог произнести ни слова. Затем он cообщил несколько менее официальным тоном: - Джон, вероятно вы прочтете об этом в завтрашних газетах; это дело закончено, всё кончено, вы понимаете ?

Наконец я снова обрел дар речи. - Зачем вы так сделали?

Он снова официальным тоном произнес: - Госдепартамент США объявил Ревина "персоной нон грата". А затем, тоном помягче, добавил: - Джон, скоро я вам снова позвоню. Однако, есть одна вещь, в отношении которой я должен быть твердо уверен, что вы её не сделаете. Не говорите никому, что вы были в числе тех, кто принимал участие в этой операции. Мы оба знаем, что в этом городе есть люди, которые осведомлены о вашем участии в нашей операции. Мы надеемся, что дальше них это никуда не пойдет. А в целом, я хочу, чтобы вы твердо усвоили, что вам следует хранить по этому поводу молчание.

Я уставился вначале на доклад, который готовил для очередной передачи Ревину, а затем на кучу фотопленок, купленных в этот день для последующего фотографирования информационных материалов. Наконец я медленно произнес: Понимаю. Да, я понимаю.

Агент ФБР под конец произнес: - Ну, ладно, меня ждут дела. Помните, что я вскоре с Вами свяжусь ! До свидания.

Я повторил его слова "до свидания", медленно повесил телефонную трубку и уселся в свое вращающееся кресло. Мои мысли были в прошлом, перемещаясь от встречи к встрече с Ревиным. Я вновь слышал его голос, как будто он был сейчас со мной в этой комнате и говорил: - Если окажется, что ты агент секретных служб США, моей карьере будет конец.

Я почувствовал пустоту в желудке, а мысли всё крутились и крутились, высвечивая мелкие эпизоды отношений с Ревиным и его коллегами - Бутенко, Ступарём, Извековым, Малининым и Зоровым. Скоро все они узнают, что я дурачил их.

Я посмотрел на черный кожаный атташе-кейс, который я держал в багажнике моей машины с целью передачи Ревину в особенно напряжённый момент. Я собирался использовать его таким же образом, как он использовал в отношении меня часы Омега. Теперь сорок два доллара, уплаченные за него, израсходованы напрасно. Я вспомнил фильмы о Джеймсе Бонде с их неопределённой концовкой, совсем не как в нашем случае. Затем мне пришло в голову, что все эти советские представители наверняка видели фильм Из России с любовью, который им без сомнения понравился.

Я припомнил, что агенты ФБР говорили мне, что завершение дела уже не за горами, так как Ревин оказывал на меня слишком большое давление в целях получения секретных документов. Они также опасались резкого возрастания подозрительности со стороны Ревина.

Потом я подумал о докторе Ступаре. Теперь он работал руководителем отдела черной металлургии института зарубежных технологий в Днепропетровске - городе в украинской части Советского Союза. Доктор Ступарь несомненно занимался оценкой материалов по металлургической тематике, которые я передавал Ревину. Теперь и его карьера будет скомпрометирована. Так я просидел молча более часа, ощущая такую пустоту, какой никогда ранее не чувствовал. Ощущение разочарования довело меня чуть ли не до слёз. Я просто сидел и таращился затуманенным взором на документ, который я ещё недавно готовил.

На следующий день я поехал в лабораторию морских вооружений в Дальгрене обсудить некоторые мои новые соображения по поводу разработки лёгких материалов для броневой защиты с господами Хайбергером, Флайером и Мэлайэваком. Я не знал, получила ли огласку вся эта история, я просто занимался своим делом и старался выбросить из головы мысли о моей недавней двойной жизни. Но мне это не удавалось. В голове роилось слишком много вопросов. Меня беспокоило то, как об этом будут писать газеты.

Когда я ехал в машине обратно в половине третьего, я услыхал первое официальное сообщение о деле Ревина. Комментатор сказал: - В Вашингтоне сообщают о новом советском шпионском деле. Сотрудник отдела по науке посольства СССР, Валентин А. Ревин, объявлен Государственным департаментом "персоной нон грата". Его обвиняют в получении секретной информации от одного ученого из района Вашингтона. Фамилия ученого не называется.

Диктор далее продолжал: - Усилия советских представителей были пресечены Федеральным бюро расследований.

Это первое сообщение вызвало у меня раздражение тем, что в таком изложении оно создавало впечатление , что ученый, о котором шла речь, был, якобы, нелояльным гражданином. Вернувшись в город, я позвонил агентам ФБР и спросил их, не собирается ли их служба добавить что - либо к уже прозвучавшему заявлению? Если нет, то при нынешнем его варианте я буду выглядеть весьма неприглядно, когда за это дело возьмутся газеты.

Через несколько часов в выпусках новостей прозвучало добавление:

"Шпионская деятельность советского ученого и дипломата была пресечена совместными усилиями ФБР и принимавшего участие в этом деле американского ученого. Его установочные данные не называются, за исключением того, что он является местным бизнесменом и одновременно работает на более крупную корпорацию в качестве ученого и инженера.

В тот вечер я молча, забавляясь, смотрел телевизионные выпуски новостей. Это было редкое и щекочущее нервы ощущение от того, что в кои-то веки мне было известно реальное событие, стоявшее за сообщением в выпуске новостей. В тот вечер и следующее утро все последние выпуски газет были полны заголовков типа: - Соединенные Штаты выдворяют помощника атташе по науке советского посольства как шпиона, или - Советского дипломата обвиняют в шпионаже,

- Соединенные Штаты требуют высылки.

На первой странице газет была фотография Ревина в телефонной будке, сделанная 20 июля около университета штата Мэриленд, в тот вечер, когда я заложил тайник в городке Адельфи, штат Мэриленд.

Вашингтонская газета "Дейли ньюс" писала на первой странице:

- Для советской шпионской деятельности характерны признаки, свойственными приключениям Джеймса Бонда, с заранее планируемыми тайниками в пригородных зонах и сложной системой сигналов, использующей пометки в справочниках телефонных будок на перекрестках улиц и дорог.

Далее в статье обсуждался вопрос об анонимном американском ученом.

3 сентября газета "Вашингтон пост" напечатала большую статью, которая называлась "Официальная версия":

Ученый, имя которого пока не раскрывается, работает на частную фирму, а также имеет небольшой собственный бизнес в районе Вашингтона. В 1961 году на одном из научных заседаний он познакомился с сотрудником секции по науке посольства СССР. Между ними завязались дружеские отношения. Тогда же советский представитель стал просить у него технические и научные публикации. Эти материалы не были секретными, но и не были доступны советским представителям. Наш ученый поставил в известность об этом в ФБР.

Далее в статье Джорджа Ларднера приводились многие детали, уже известные читателю.

Пару недель спустя, 18 сентября было напрямую напечатано, что в этом деле я выполнял задание контрразведки. Ларри Стерн и Эндрю Гласс раскрыли истинный характер дела на первой странице газеты "Вашингтон Пост". Меня осадили репортеры и комментаторы выпусков новостей. Каждый хотел получить как можно больше подробностей. Известные обозреватели Дрю Пирсон и Джек Андерсон совместно подготовили и опубликовали статью, в которой воспроизвели всю эту историю, использовав информацию, полученную от своих конфиденциальных источников среди вашингтонских официальных лиц.

Почти в то же время, когда газеты назвали меня в качестве агента американских пецслужб, Советский Союз выслал Дональда Р.Леша из посольства США в Москве. Мистер Леш был специалистом секции по культуре посольства. Его обвинили в "деятельности, несовместимой с его дипломатическим статусом". Посольство отвергло все обвинения на том основании, что с мммоветское министерство иностранных дел не привело соответствующих доказательств.

Пресса продолжала оживленную дискуссию по этому делу. Я дал интервью нескольким газетам и обозревателям. Все хотели узнать, почему это мероприятие было реализовано таким образом. Раздавались обвинения, что его реализация была осуществлена преждевременно по сугубо политическим соображениям. Пресса задавалась вопросом, почему правительство не дождалось момента, когда советские представители вручили бы мне поддельный паспорт.

Я объяснял репортерам, что меня не уведомили о намерении завершить дело, а решение по подобным вопросам принимаются в Государственном Департаменте.

Тем временем у меня почти ежедневно проходили встречи с агентами ФБР. Я проинформировал их о том, что собираюсь написать книгу, чтобы рассказалть американскому народу подробности о том, как советские дипломаты действуют в Соединенных Штатах.

30 октября появилась статья в советской газете "Известия" с обвинениями против меня. Газета привела различные надуманные аргументы с целью обелить советских дипломатов. Ниже я привожу выдержку из текста, посвященного делу с моим участием в переводе с русского языка:

Сделано в ФБР

Сотрудник секретного агентства сидит за стальной дверью, на которой висит табличка "Посторонним вход запрещен". Он сидит там с утра до позднего вечера и готовит бумаги для своих начальников. Он заполняет лист за листом планами следующего содержания:

Проект: Меры по разоблачению подрывной деятельности советских агентов, ...(месяц), 196...

Предложения: Скандальные разоблачения в прессе - 4; Объявить советских граждан "персонами нон грата" - 2 (один - сотрудник советского торгового представительства, другой - желательно из дипломатического персонала ); отдельные акции по компрометации советских граждан, приезжающих в США по программе культурного обмена - 30 (исполнитель ______________)

Когда документ будет закончен, его направят высшим чиновникам. Там его откорректируют, внесут поправки и снабдят резолюциями.

Возможно, мы несколько вольно описали процедуру подготовки клеветнических антисоветских кампаний в США, но не вызывает сомнения тот факт, что все такие кампании заблаговременно планируются в кабинетах Центрального разведывательного управления и Федерального бюро расследований. Регулярн, через строго определенные промежутки времени специальные службы Соединенных Штатов развязывают шумный шабаш ведьм, имеющий целью отравить сознание среднего американца ядом недоверия к советскому народу. В этих грязных провокациях заранее планируется и участие прессы.

Недавно американская газета "Вашингтон Пост", которая считает себя солидным печатным органом, опубликовала некие сенсационные "разоблачения". Она напечатала фотографию сотрудника советского посольства в Вашингтоне, разговаривающего по уличному телефону-автомату. Почему он пользуется телефоном-автоматом ? Значит он - шпион ! Таким образом без тени стыда газета "Вашингтон Пост" преподносит своим читателям несуразный абсурд, придуманный в Федеральном бюро расследований. Но, если у вас есть "шпион", вам обязательно нужен "агент". В этом также нет особых затруднений. Эта же газета информирует американцев о существовании некоего Джона Хьюминика "ученого и металлурга", который в течение ряда лет, прикрываясь деятельностью в фирме Кемпрокс корпорейшн, оказывал специальные услуги своим хозяевам из ФБР.

Хьюминик в 1961 году посещает Советское посольство в Вашингтоне, называя себя "секретарем вашингтонского отделения общества металлургов", и проявляет готовность сотрудничать с советскими представителями, занимающимися советско-американской торговлей, а также научными и техническими обменами. Естественно, что такое предложение было воспринято без каких-либо предубеждений и Хьюминику удалось легко установить общепринятые отношения с персоналом посольства. Начиная с этого момента, заявляет с оттенком сенсационности вашингтонская газета, "Хьюминик постоянно действовал под руководством ФБР." Руководствуясь инструкциями ФБР и пользуясь неосведомленностью об этом своих советских знакомых, Хьюминик придал своим встречам с ними "конспиративный" и "секретный" характер. Долгие месяцы ФБР накапливало "компрометирующие материалы" в отношении этих встреч. В результате один из официальных сотрудников посольства, который иногда встречался с Хьюмиником, был клеветнически опорочен и объявлен "нежелательной персоной". Но и это ещё не все. В американской прессе была развязана шумная кампания по дискредитации других советских представителей. И первым обвинителем в этой кампании был никто иной, как сам Хьюминик.

Этому "ученому" не занимать изобретательности. Так, один из советских специалистов, пообедав с провокатором Хьюмиником, обнаружил среди различных проспектов фирмы Кемпрокс корпорейшн, которые Хьюминик ему вручил, один документ с грифом "секретно". Документ содержал инструкции по химическому и бактериологическому оружию и тактике его боевого применения Армией США. В инструкции были перечислены химические и бактериологические вещества и их кодовые обозначения. Среди секретных бактериологических компонентов упоминались ядовитые вещества, вызывающие бруцелез, лихорадку, туляремию и другие болезни. Среди химических ядов были приведены такие, которые предназначались для уничтожения урожая пшеницы, ржи и риса, а также нервно-паралитический газ известный под названием "зарин". Война во Вьетнаме дает убедительные примеры того, как американские империалисты следуют разработанным для них инструкциям. Вот об этом бы рассказать газете "Вашингтон Пост" своим читателям ! Но, это было бы для неё абсолютно невозможно, газета предпочитает кормить читателей фальшивками . . . .

Советская пресса уже неоднократно сообщала о попытках американских разведывательных служб использовать научные и технические обмены в целях проведения шпионажа против Советского Союза. Хорошо известная операция ЦРУ под названием "Линкольн", является одной из такого рода программ, рассчитанных на длительный период и имеющих своей целью получение шпионских сведений от американских ученых. Такая шпионская деятельность, вне всякого сомнения, наносит ущерб развитию обменов между США и СССР в области науки и техники. Она также подрывает доверие к тем представителям, которые позволяют втянуть себя в провокационную "работу" ЦРУ и ФБР. Инспирированные заявления американской прессы, порождающие ядовитую шпиономанию, несут на себе клеймо "Сделано в ФБР".

В. Мажоров

Через несколько дней, 5 ноября газета "Известия" напечатала другую статью, направленную против меня.

В феврале 1967 года сенатор Карл Мундт попросил меня выступить перед Комитетом Сената по иностранным делам Конгресса США и изложить мое мнение по поводу проекта Договора о консульских отношениях с Советским Союзом, которому предстояло в соответствии с пожеланием президента Джонсона получить одобрение Сената. Я принял приглашение выступить 27 февраля.

Коротко изложив мой опыт отношений с советскими дипломатами, я заявил, что если в Соединенных Штатах откроются дополнительные советские консульские учреждения, то это, определенно, будет означать возрастание советской шпионской активности. Я указал, что организация таких консульств в городах со значительным количеством населения славянского происхождения представит опасность для этих людей из-за угрозы использования запугивания и террора в целях их вовлечения в работу в интересах Советского Союза. И это особенно опасно для тех людей, родственники которых находятся за "железным занавесом".

К моему сожалению, договор был Сенатом ратифицирован, несмотря на предупреждения других хорошо информированных людей, которые рекомендовали не одобрять его пока идет вьетнамская война.

После этого, 6 апреля меня вызвали в Комитет по антиамериканской деятельности Палаты представителей Конгресса США для заслушивания в отношении того, как советские представители занимаются шпионажем в Соединенных Штатах. Комитет воспользовался моим выступлением для начала слушаний, имеющих целью определить, необходимы ли новые законодательные акты для взятия под контроль шпионской деятельности в Соединенных Штатах. На двухдневном заседании комитета присутствовали конгрессмены Уотсон из Южной Каролины, Так из Вирджинии, Раудебуш из Индианы, Калвер из Айовы и Уиллис из Луизианы.

Я подробно рассказал, как русские вербовали, обучали и использовали меня в качестве агента для своей шпионской сети, действующей под прикрытием своего посольства. Конгрессмены задали много вопросов в отношении техники "тайниковых операций", а также той свободы, которая позволяет советским представителям посещать научно-технические заседания в Соединенных Штатах. В частности, конгрессмены Уотсон и Раудебуш интересовались тем, как русские становятся членами научно-технических обществ и как они вербуют людей на их заседаниях и встречах.

Члены комитета сказали мне, что могут в будущем вновь попросить меня дать показания, в том числе и по другим вопросам, и выдали мне постоянный вызов в комитет для дачи показаний, так что я пользуюсь федеральной защитой на случай, если кто-либо попытается совершить посягательство на меня из-за моих свидетельских показаний в комитете Конгресса. Когда я, утомленный двухдневными слушаниями, спускался по ступеням здания Конгресса, мои мысли вернулись к шести годам моей деятельности в качестве двойного агента и к тем советским представителям, которых я знал. Меня интересовало, что они говорили сейчас своим шефам обо мне. Я подумал, и уже далеко не в первый раз за эти шесть долгих захватывающих и пугающих лет, что свобода стоит проявляемой ради неё бдительности. И гражданской лояльности. И смелости. Я думал об этих смелых, умных и самоотверженных людях из ФБР, которых я так хорошо узнал и с которыми так хорошо работал. И я думал о моей стране, Соединенных Штатах Америки, стране, которая предоставила мне столько возможностей, в том числе самую главную возможность - служить ей.

Меня часто интересует, как поживает мой бывший друг Валентин Алексеевич Ревин. Я надеюсь, что кремлевские руководители не обошлись с ним слишком сурово - он ведь искренне боролся за успех своего дела. Перефразируя Шекспира, хочу сказать: - Увы, бедный Ревин, я хорошо знал его.