Двуликое зеркало

1

Этот человек походил на Карла Маркса. Но если великий реформатор смотрел с репродукций холодным, умным взглядом, то его нынешний двойник предпочитал прятать глаза за черными очками и не снимал их даже в темном помещении. Из прожитых сорока четырех лет он большую часть жизни провел за решеткой. Никто уже не помнил, кто и когда дал ему юшчку Кадило. Однако за священнослужителя его можно принять, если облачить в соответствующее одеяние. Кадило имел статус вора в законе и числился среди самых влиятельных авторитетов столицы. За последние три года он пять раз попадал под статью, но с помощью виртуозной работы адвоката выходил сухим из воды. Кадило боготворил своего защитника и считал себя его вечным должником.

Тихомиров любил должников. Он брал деньги с тех, на кого не надеялся или с одноразовых клиентов. Кадило числился в списке вечных клиентов, и Тихомиров прощал ему некоторые долги, держа авторитета на длинном поводке. В преданности Кадилы Тихомиров не сомневался.

Они сидели на даче, а точнее, в деревенской избе возле берегов Иваньковского водохранилища в сорока километрах от Твери. Этот дом Кадила занял после смерти свой тетки и частенько здесь отсиживался после крупных дел. Теперь он уступил его своему другу Тихомирову, которому тоже пришел черед скрыться от людских глаз.

Адвокат пил свой любимый коньяк, курил трубку, а Кадило предпочитал первач и «Беломор».

Стареющий авторитет выложил на стол целлофановый пакет, набитый долларовыми купюрами.

– Тридцать семь кусков, Михал Абрамыч. Все, что заработал Марфута, вернулось назад.

– Деньги принадлежат не мне, Лева, а Сарафанову. Где его искать?

– Не знаю, Михал Абрамыч. Пропал с концами. Мы думали, он на твоих похоронах покажется. Вроде как долг обязывает, но не пришел. Не мог же он все бросить и смыться.

– Уйти ему некуда. Маршрут отхода готовил я. В последнюю нашу встречу он дал мне инструкции по поводу покушения на мою персону и познакомил меня с покойным инженеришкой. Гениальная идея с подменой! Только Паша может выдумать подобный трюк. Как, кстати, его похоронили?

– С помпой! На Ваганьковском кладбище в закрытом гробу. Репортеров было больше, чем на фестивалях, а авторитетов не меньше, чем на сочинской сходке.

– Бедолага, он и не предполагал, что умрет и будет похоронен с таким почетом.

– Только салюта в Москве не хватало.

– Да-а-а, – протянул Тихомиров, – сложную комбинацию задумал Паша. Будем ждать, сам объявится. Ты спрячь мой портфель хорошенько. Там все договора. Эти бумаги сильнее любого динамита. Стоит им попасть к Президенту на стол – и полетят головы с его гвардии, как кочаны в кузов.

– Прямо к Президенту? До него не дойдут. К генеральному прокурору – куда ни шло.

– Кишка слаба у прокурора. Ему голову свинтят раньше, чем он рот откроет.

Паша сам знает, что делать с этим портфелем. С его мозгами не пропадешь. Я не удивлюсь, если он назначит свидание Президенту в метро, где-нибудь у первого вагона на Маяковской. И будь уверен, Президент придет к нему на встречу.

– Что будем делать?

– Ждать, Лева. Другого нам не дано. Возьми из этих денег двадцать тысяч и заплати Марфуте за мою смерть. Я не знаю планов Сарафанова, Марфута может ему еще понадобиться. Кто знает?! Положи деньги в ячейку камеры хранения 1414 на Курском вокзале. Код 2115.

– Марфута сменил базу. Сарафанов денег на ветер не бросает, он каждую копеечку бережет. А где мои пацаны его стричь будут? – Примитивный ты мужик, Кадило. Парень придет за деньгами, куда он денется. Возьмешь его след, и он сам тебя приведет к своей берлоге. Не трогай его пока. Дай ему потратиться. Пусть почувствует запах свободы. Никуда он от нас не денется. Приглядывай за ним. Прижмешь его к стенке, когда у него ни цента за душой не останется. Паша так и хотел сделать. Парню надо дать почувствовать вкус меда, а то сгинет. Нервишки не выдержат.

– Как скажешь. Мне все равно. Только таких, как Марфута, у меня еще с десяток наберется. Дешевый товар.

– Нет смысла менять пластинку, пока эту не заездили. Пусть играет.

– А сам Сарафанов не объявится?

Тихомиров усмехнулся.

– Такие люди, как Паша, бесследно не исчезают. Будь уверен, первого декабря он явится к доктору Зарецкому на операцию. Это и будет сигналом к действию.

Кадило почесал лохматый затылок и налил в свой стакан мутной жидкости.

– Царствие тебе небесное, Михал Абрамыч. Давай помянем тебя. Я ведь на поминки не ездил. Они громко рассмеялись.

2.

Сарафанов открыл глаза. Белая пелена постепенно рассеялась, и он увидел перед собой людей, одетых в белые халаты. Двое стояли по правую сторону кровати, двое по левую. Банкир не понимал, где находится, и не помнил, что с ним случилось.

Профессор Зарецкий склонился над больным, приподнял левое веко глаза и осмотрел зрачок.

– Кризис миновал. В целом состояние средней тяжести. Рецидивы не исключены, кардиограмма неважная, кровь удовлетворительная, – методично и холодно комментировала Наташа.

– Где я? – еяе слышно прошептал Сарафанов.

– Сожалею, Пал Матвеич, но на мой операционный стол вы все же угодили. О вашем здоровье мы поговорим в следующий раз. Утешительного мало. Пока вы можете знать только то, что находитесь в моем доме под наблюдением. Из вас вытащили три пули, каждая из которых нанесла значительный ущерб вашему организму. Об остальном говорить рано. Вам нужно спать и набираться сил.

Профессор повернулся и направился к двери. Остальные последовали за ним.

Молодой человек остался на месте.

– Отец, я побуду с ним немного?

Зарецкий оглянулся, несколько секунд помолчал, потом кивнул. Когда медперсонал покинул хоромы, Андрей взял стул и присел возле кровати. Сарафанов смотрел на него с испугом.

– Вам не следует нервничать, Павел. Берегите силы. И не прислушивайтесь к словам врачей. Они делают большое дело, но по природе своей черствые сухари. Им всегда не хватает душевности. Вы для них испорченный механизм, который требует починки.

Сарафанов попытался улыбнуться.

– Ты не похож на своего отца, Андрюша, – едва шевеля губами, прошептал больной. – Я это с первой встречи понял.

– Трудно сказать. Я же не стал врачом.

– Кто меня привез сюда?

– Трое отвратительных типов, и еще один вывалился из багажника.

– Из багажника?

– Когда те трое затаскивали вас в дом, четвертый вывалился из багажника и угнал их машину. Он едва держался на ногах. Напился до чертиков.

– В белом плаще?

– К тому моменту его трудно было назвать белым.

– Он не пьяный. Значит, я в него попал. Мы с ним устроили дуэль в центре Москвы, и, как видишь, оба пострадали. Я сам в этом виноват. Ничего более глупого мне не приходилось делать в своей жизни.

– Чем-то он вам здорово насолил.

– Вряд ли. Безобидный навозный жук. Таких людей надо попросту игнорировать. Они не опасны. Змея с вырванным жалом. На вид страшна, а по сути обычный червяк. Нервишки подвели… Ну а мои провожатые больше не возвращались?

– Им велено приехать не раньше чем через неделю. Но возле усадьбы дежурит машина. Метрах в сорока стоит. Сколько их там, я не знаю, но они третий день с места не трогаются.

– Не удалось мне от них улизнуть. Глупость всегда наказуема. Черт меня дернул… Вот что, Андрей. Пошарь в карманах моего пиджака. Это дело очень важное. Найдешь там записную книжку и связку ключей. Спрячь хорошенько. Когда я буду «выписываться», ты мне их вернешь. Не дай Бог эти безделушки попадут в руки костоломов. Применения они им все равно не найдут, а для меня – вещи важные.

– Хорошо, не беспокойтесь. Я все сделаю как надо.

– Я знал, что на тебя можно положиться. Найди в книжке телефон Марины Кайранской, позвони ей и скажи, что со мной все в порядке. В бумажнике лежат визитные карточки, там указаны все мои телефоны. Набери домашний номер и предупреди жену, что я жив и здоров. Только никому не говори, где я нахожусь.

– Святое дело. Я уверен, отец быстро поставит вас на ноги. Вы только не забивайте себе голову всяким мусором. Все будет хорошо.

– Будем надеяться.

Ван Ли открыл калитку и пропустил на территорию усадьбы Вихрова. Угрюмый и Савелий остались ожидать своего босса за забором.

Профессор встретил посетителя без особого удовольствия.

– Вы слишком нетерпеливы. Он еще очень слаб и в любую минуту может умереть. Повреждения очень серьезные.

– Тем более, доктор. Пара вопросов, не больше. Одна минута – и я исчезну.

Без его указаний мы не можем работать. Огромный механизм застопорился.

– Ладно. Одна минуте в моем присутствии.

– Договорились, Помимо профессора в покоях Сарафанова появилась Наташа, Она занималась делом, поправляла капельницу, готовила укол и колдовала над растворами.

Вихров наклонился над больным и заговорил скороговоркой:

– Паша, извини, не уберег, но я этого гада достану. Я уверен, ты встанешь на ноги и мы еще покажем им, что по чем! Где деньги? Ты можешь мне доверять. Надо выручать ребят. Ты мне обещал, помнишь?

– Заткнись, Костя! – прохрипел Сарафанов. – И без тебя в ушах звенит. Ты получишь свои деньги, но не раньше, чем я выберусь отсюда живым и здоровым. Деньги заработать надо.

– Ты выкарабкаешься. Я тебе обещаю. Ты мужик крепкий. Таких пуля не берет. Кто в тебя стрелял?

– Сумасшедший вроде тебя. Он тоже хочет получить свою пайку. Он ее получит. Я сам с ним расплачусь.

– Что мне делать?

– Выполняй план, который я тебе предложил.

– Но масоны меня придушат.

– Скажешь им, что я в отпуске и нахожусь под твоим контролем. Они не решатся на тебя давить, пока я не попаду в их поле зрения. А теперь убирайся.

Мне и без того тошно. Когда я встану на ноги, тебя известят.

– Время вышло! – громко произнес профессор.

Вихров выпрямился в полный рост. И опять он ощутил себя беспомощным и бесполезным. Все в этой жизни решалось без него. Лишенный силы и поддержки, он ничего из себя не представлял. Солдат, он и есть солдат.

Профессор проводил его до конца коридора, где гостя поджидал Ван Ли.

– Я хотел бы, чтобы мои люди находились в вашем доме, – заявил Вихров.

– Достаточно того, что они находятся за забором. Здесь не тюрьма, и мне надзиратели не нужны.

– Сколько времени может продлиться лечение?

– Этого вам никто не скажет. Если он выживет, то ходить уже не сможет.

Готовьте инвалидную коляску. Пуля задела позвоночник. Возможна еще одна операция. При осложнении придется удалить одно легкое.

– А если заменить на здоровое?

– О трансплантации говорить рано. Клиент должен быть в хорошей форме, а наш подопечный дышит на ладан. Сердце не выдержит такого количества операций.

Всему свое время. И постарайтесь не мешать нам работать.

Вихров ушел с тяжелым осадком в душе. Его вновь мучили предчувствия.

3.

Свет в окнах квартиры не горел. Секретарь мужа сказал Татьяне, что полковник Медведев в отпуске и появится в управлении через три недели. Он просто не хочет сидеть дома. Одному в четырех стенах не очень весело.

Свихнуться можно. Она его понимала. Медведев всегда слыл человеком замкнутым и нелюдимым. Кроме жены, его никто не интересовал. Все вечера он не отходил от нее ни на шаг. Даже когда она стряпала на кухне, полковник сидел на табурете и наблюдал за ней. С одной стороны, ей это нравились, с другой – чрезмерное внимание ее раздражало. Сейчас, когда его не было рядом и тоска раздирала ей душу, она пошла бы на любые условия, только бы вернуть все на свои места.

Забыть обо всем, прижаться к его груди и заплакать. Но сделать она этого не могла. Ее мучил какой-то необъяснимый страх и тревога. У нее не было сил перебороть свое волнение и решиться на встречу с мужем. Она кляла себя за трусость и нерешительность, однако не находила в себе воли сделать первый шаг.

Татьяна вошла в подъезд и поднялась на пятый этаж. Несколько минут она простояла за дверью, прислушиваясь к каждому шороху. Вряд ли он вернется домой так рано. Семь вечера, уже стемнело, муж будет слоняться по улицам, пока ноги не начнут подкашиваться.

Таня достала из кармана ключи и открыла дверь. Руки тряслись. Знакомый запах, родные стены. Ком подступил к горлу, и на глазах появились слезы. На какой-то момент ей показалось, будто она вовсе не уходила из дома, а бегала к подруге поболтать о своих приключениях. Но вот она вернулась, и ей надо идти в кухню готовить ужин.

Затмение длилось недолго. В квартире царил хаос. Ее муж не приспособлен жить в одиночестве, у него тут же опускаются руки, и он становится беспомощным, как ребенок.

Татьяна быстро переоделась, запихнув грязные вещи в шкаф. Ей хотелось принять душ, но она не могла себе этого позволить. В письменном столе мужа женщина нашла свой загранпаспорт, баллончик с паралитическим газом, наручники и пачку патронов от браунинга. Все найденное она бросила в сумочку и, надев кожаное пальто, ушла. Теперь у нее были документы, и она почувствовала себя более уверенной.

Татьяна также успела пролистать записную книжку мужа и вырвала из нее страничку с адресом, который на данный момент ее интересовал.

Через сорок минут она входила в подъезд дома, расположенного на другом конце Москвы. Она знала, что хозяина нет, и ждала его на лестничной клетке, спрятавшись за шахтой лифта.

Трошин появился в одиннадцатом часу. Правая рука висела на повязке.

Татьяна язвительно ухмыльнулась. Сейчас ее противник не выглядел столь уверенным и сильным, как при их последней встрече.

Когда Трошин вставил ключ в замочную скважину и повернул его, что-то зашевелилось за его спиной. Он резко обернулся и увидел перед собой женщину.

Секундное замешательство решило поединок. В лицо чем-то брызнули. Сильная струя газа попала с воздухом в носоглотку, и он потерял сознание. Майор схватился за горло и сполз по двери на пол.

Женщина оттащила его в сторону, открыла дверь и заволокла бесчувственное тело в квартиру. Крепкий, высокий детина оказался слишком тяжелым для женских рук. Татьяна затащила его в ванную комнату, не дотянув до кухни, и тут же пристегнула наручники к левой кисти руки и отопительной трубе под раковиной.

Быстрый обыск принес ожидаемый результат. Из кармана майора в ее руки перекочевал бумажник, документы и злополучный браунинг. Трошин зашевелился, и Татьяна отскочила в сторону. Сработал инстинкт. Правой рукой он не смог бы ее удержать, а левая была прикована к трубе. Теперь пришел ее час торжествовать победу.

Майор медленно приходил в себя. Татьяна ускорила процесс, вылив в лицо обидчика ковш воды.

– Привет, соблазнитель! Помнишь меня? Я та самая дура, которую ты водил за нос и подставил под статью.

Трошин быстро оценил ситуацию и понял, что самостоятельно ему из ловушки не выбраться.

– Зря вы, Татьяна Михайловна, пошли на необдуманный поступок.

Он видел ее решительный взгляд и браунинг, зажатый в узкой, изящной руке.

Глупая баба. Она сама схватила ядовитую змею в руки, и теперь все ее отпечатки останутся на рукоятке.

– А ты забыл, мерзавец, как ты меня с покойным Витенькой Докучаевым пригвоздил к батарее? А я помню. Но только мой хахаль имел деньги и прислугу, которая нас высвободила из плена, а у тебя лакеев и домработниц отродясь не было. Кто тебя вытащит из петли? Так и сдохнешь здесь, как бешеный пес.

– Еще один труп хотите на себя взять? Когда вас выловят, то поместят в психушку. Пожизненно. Двое бывших ментов, убитых в подъезде. Ни в чем не повинный парень. Петю-то вы стукнули насмерть. Слабый череп у мальчика оказался, а на горлышке от бутылки ваши отпечатки. Перестарались, мадам. А тут еще один труп. Сарафанова из браунинга пристрелили, гильзы милиция в гараже нашла. Крупная фигура! Смерть Сарафанова вам не простят. Вот только труп я не успел хорошенько спрятать. Боюсь, на него менты наткнутся. А я хотел вас выгородить из этих неприятностей.

– Врешь, волчара!

Татьяна вынула обойму из пистолета и недосчиталась в ней пяти патронов.

– Ублюдок! Ты мне за все заплатишь!

– Кроме меня, Танюша, тебе никто не поможет. Ты уже в розыске. Ты особо опасная преступница. С маньяками у нас круто обходятся. На первом же допросе ты во всем признаешься. У нас умеют выбивать признания. Кто ты против меня? Нет, твоему бреду не поверят. Доказательств никаких, а у меня алиби на все случаи жизни заготовлены. И еще. Будешь валить на меня свои грехи, сама же и захлебнешься. Меня захотят проверить, допросить и приедут сюда. А что они найдут? Труп, прикованный к трубе, а на наручниках твои отпечатки пальцев.

Последние слова он зря сказал. Татьяна пребывала в ярости. Она ненавидела этого человека и готова была пристрелить его, но решиться на убийство не могла.

Это та самая грань, которую она никогда не сможет переступить.

Татьяна достала балончик с газом и выпустила в лицо майора обширную струю ядовитого вещества.

Трошин откинулся и обмяк.

Перед тем как уйти, она вытерла все предметы, до которых дотрагивалась, и даже протерла пол в коридоре.

Когда Трошин очнулся, в квартире никого не было.

Около двенадцати часов ночи Татьяна приехала к Сарафанову. Она не думала о предосторожностях и явилась без предварительного звонка. Очевидно, она правильно сделала. Телефон банкира стоял на контроле. Желающих узнать место нахождения казначея хватало. Вихров снял наблюдение с дома, так как был один из немногих, кто знал тайну исчезновения банкира. Другие наблюдатели не обращали внимания на женщин, входивших в дом и выходивших из него.

Дверь открыла Лида. Жена Сарафанова не спала несколько дней и выглядела осунувшейся и постаревшей.

– Извини, Лида. Я не вовремя, но по-другому не получается.

– Заходи. Мне так тошно одной. Они прошли в кухню, и на столе появилась бутылка ликера и те же рюмки.

– Павел не давал о себе знать?

– Звонил какой-то парень. Сказал, что с ним все в порядке, но я в это не верю. Как выяснилось, у Паши машина стояла в соседнем дворе. Я и раньше замечала, что он иногда уходил из дома через черный ход. Там по крыше можно пройти в соседний двор. Кто-то его там подстрелил. Ты слышала выстрелы в тот вечер?

– Нет. Я поняла, что произошло какое-то несчастье, но не знала, с кем, где и как.

– Ни машины, ни Павла в гараже не обнаружили. Там нашли три гильзы от иностранного пистолета и белый клок от плаща.

– Кто у тебя был после этого?

– Дважды приходил следователь, потом какой-то мужчина в штатском.

Представительный такой. Тобой интересовался. Сотрудники из банка заглядывали.

Телефон вообще не умолкает. Все словно с цепи сорвались.

– О чем говорил с тобой следователь?

– Они ничего не говорят. Только спрашивают. Машину нашли на Пироговской улице на следующий день. Там очень много больниц, и этот подполковник Ефимов сейчас проверяет все лечебные учреждения. Они подозревают, будто Паша ранен и сам доехал до больницы. Но результатов пока нет. Правда, следователь проговорился. Вряд ли это имеет значение, но они привыкли делать собственные выводы.

– Какие?

– Он спрашивал, нет ли у нас дачи. На шинах обнаружены свежие следы глины и трава. Значит, машина была за городом. По дороге на Пироговку только городские улицы, и подцепить траву и глину негде. Я ответила, что дачи у нас нет. Запутанный клубок.

– А как звали того, в штатском?

– Я даже не спросила. Но вид у него солидный, серьезный.

– Брюнет с сединой и черными глазами?

– Да, приятный мужчина.

– И ты ему рассказала, с какой целью я приходила к твоему мужу?

– Извини, я растерялась. Как-то само собой получилось.

– Как зовут эту девчонку… Ну артистку… подружку Павла?

– Марина Кайранская. Только он не пойдет к ней. Она уже звонила сюда несколько раз. Ни стыда ни совести. Выдра болотная! Погоди-ка, Татьяна… А зачем тебе все это? – Трудно сказать, подружка, но твой муж – единственный человек, кто может мне помочь. Я знаю, кто в него стрелял, но не могу этого доказать, а Павел видел этого убийцу в лицо и может опознать его. Я уверена, Павел жив.

– О ком ты говоришь?

– О монстре, который предлагал Павлу документы на продажу и получил от ворот поворот. Страшный тип. Он на все способен.

– Надо сказать об этом следователю.

– Пустая затея. У милиции есть более простой способ решить задачу. У них есть козел отпущения, на которого можно все скинуть одним махом и поставить в деле точку.

Они выпили и еще долго болтали, пока в окнах не забрезжил рассвет.

Для профессора Зарецкого мнение доктора Кошмана имело большое значение.

Когда вопросы касались серьезной работы, Наташа старалась молчать и слово брал Игорь Львович. Профессор с нежностью относился к своей ассистентке, баловал ее, как дитя, но когда дело доходило до важных решений, то ее мнение не играло особой роли. Зарецкий не догадывался, что основным носителем идей являлась очаровательная Наталья Павловна, и молодой женщине удавалось их озвучивать через представительного и авторитетного хирурга в лице ее тайного воздыхателя доктора Кошмана.

Они сидели в мягких креслах кабинета хозяина подпольной клиники и тихо разговаривали.

– Я не могу поверить, что тебе не приходила в голову та же идея, что и мне. Случай уникальный. Анализы Сарафанова совпадают с анализами твоего сына.

Они почти одного возраста. Лучшего донора нам не найти.

– Понимаю, о чем ты говоришь, но мы имеем дело не с кроликами, а с моим сыном. Риск слишком велик!

Кошман пожал плечами.

– Я отказываюсь тебя понимать. Ты трезвый прагматик, Борис. Не хочу повторять песнопения твоих поклонников и оппонентов, но никто не станет возражать, что, кроме тебя, нет врача, способного выполнить такую операцию.

Когда ты делал эксперименты на гориллах и шимпанзе, деньги за животных не были брошены на ветер. Из семи операций пять увенчались успехом.

– К сожалению, обезьяны не умеют разговаривать и я не знаю, какие необратимые процессы происходили в их мозге после нашего вмешательства.

– Они выжили! – твердо заявил Кошман. – Это ли не главное! Что мы имеем на сегодняшний день? Андрею осталось жить не более трех месяцев. Процесс необратим. Хочешь ты того или нет, но сына ты потеряешь. Ты врач, и мы не будем играть в бирюльки. Конец неотвратим. Сама судьба бросает тебе под ноги выход. В дом привезли отпетого бандита. Ничтожество. В него всадили три пули, и если этот негодяй выживет, то останется инвалидом, парализованной мумией, но с ясной головой. Он может и не выжить. Нагрузка на сердце слишком велика. Мы очень много затрачиваем на него сил, энергии и препаратов. Дорогое удовольствие. Он вытянет из нас все жилы и сыграет в ящик. Мы упустим последний шанс, и ты себе этого не простишь. Нам нужен живой донор, а не труп. Каждая мозговая клетка должна дышать кислородом. Я как твой соратник, ученик и друг настаиваю на операции.

Кошман взглянул на Наташу и еле заметно кивнул.

– Извини, Борис. Я не смею вмешиваться, но Игорь Львович прав. Как тут не верить в Бога, когда только великий разум и сила могли предоставить тебе такую возможность спасти Андрея. Ты не можешь отвернуться от подарка судьбы. Это кощунство перед наукой и преступная халатность перед жизнью сына.

Зарецкий бросил в сторону женщины строгай взгляд.

– Прости, Боря, но и пойми нас правильно. Если бы мы в тебя не верили, то не смели и помышлять о подобном. Ты справишься!

– Ни один врач в мире не решится сегодня на такую операцию, – тихо проворчал Зарецкий.

– Кто-то должен начинать, – строго заявил Кошман. – А как ты можешь говорить за других? Сними с них ответственность за результат – и тысячи кинутся в операционные. Но хватит ли у них знаний, таланта и опыта? А у тебя все это есть.

Все молчали. Наконец профессор спросил:

– Что будем делать с банкиром?

– Ничего, – тут же ответила Наташа. – Он избавится от мучений. Летальный исход закономерен. Остальное должен решать его холуй Вихров. Пусть ищет свои миллионы с помощью ищеек, подобных себе. Деньги, как и жизнь, нужно заслужить.

– Хорошо. Согласен. Готовьтесь к операции.

– Два-три дня, – уверенно сказал Кошман. Спустившись, профессор увидел в дверях девушку, она пыталась что-то объяснить Ван Ли.

– Что случилось? – резко спросил Зарецкий. Девушка оглянулась. Перед ним стояла жена сына. Она плакала.

– Юля?

– Да, Борис Михалыч. Я очень беспокоюсь за Андрея. Простите меня, пожалуйста. Меня замучили дурные сны. Вы не представляете себе, как я страдала все это время, переживала. Просто я дура! Мне так его не хватает! Я знаю, как он одинок, и мне не легче одной. Если он меня простит, то я хотела бы хоть как-то ему помочь и побыть рядом.

– Этот вопрос я не могу решить сам. Как врач, я не вижу необходимости в твоем присутствии, но как отец, я не смею противостоять желаниям сына. Отведи ее в мастерскую к Андрею, – дал он указание Вану Ли. – Пусть сам решает, как ему поступать.

Слуга нехотя направился к лестнице. Девушка последовала за ним. Зарецкий смотрел ей вслед и чувствовал какую-то фальшь, витающую вокруг хрупкой стройной фигурки, так не вовремя появившейся в доме.

Андрей встретил свою жену молча. Она стояла в дверях с опущенными руками и мольбой в глазах. Он ни в чем ее не винил, боль расставания давно уже притупилась, чувства угасли, а сердце оставалось равнодушным. Сейчас он видел перед собой женщину – красивую, стройную, длинноногую. Может быть, это то, чего ему так не хватало? Жить оставалось недолго. А почему нет? Он смотрел на нее и мысленно раздевал ее взглядом. Она сумела прочесть его желание. Юле повезло: не требовалось лишних слов и оправданий, ей давали возможность использовать единственное оружие, которым девушка владела, и она медленно начала сбрасывать с себя одежду.

Якову потребовалось меньше минуты, чтобы снять наручники с руки Трошина.

Он выволок майора из душной ванной, поднял на ноги и отвел в комнату. Трошин распахнул окно, и в помещение ворвался холодный осенний воздух.

– Тебе повезло, Филя, что эта стерва не закрыла входную дверь. Ключи так и остались торчать снаружи, а то я и не догадался бы повернуть ручку.

– Медведев не появлялся в управлении?

– Нет. Забудь о нем. После отпуска полковника ждет отставка. Кто ему теперь доверит серьезную работу? У нас принято держать марку и престиж, а не кадры. Медведев не опасен. Кроме жены, которую он пытается отыскать, его ничто не интересует.

– Не делай из него дурака. Медведев – мужик опытный и свою работу знает.

Если он найдет свою психопатку, то нам головы не сносить.

Яков сел в кресло и откинулся на спинку.

– Почему он должен ее найти? Агента английской разведки легче вычислить, чем бабу с ее необузданным характером и зашифрованной логикой. Кому могло прийти в голову, что, сбежав от тебя, она появится в твоем доме, вооружившись баллончиком с газом. На что она рассчитывала?

– На что рассчитывала, то и получила. В дураках мы остались.

– У тебя есть конкретные предложения?

– Оставим ее в покое. Рано или поздно она сама выплывет. Танюша гуляет по тем же тропинкам, что и мы. Сейчас мы должны решать более важные проблемы.

Сарафанов жив. Им занимается профессор Зарецкий. Я не сомневаюсь, что он поднимет банкира на ноги в течение недели. Мы должны быть готовы. Другого шанса у нас не будет. От его виллы идет только одна дорога к шоссе. Там ты с ребятами и устроишь засаду. Дежурить придется круглые сутки. Я нанял двух лохов себе в помощники. Они сыграют свою роль как надо, тут нет сомнений. На определенном этапе мы их уберем, но пока они мне нужны, я должен с ними работать. Как только Сарафанов встанет на ноги, его тут же перехватит Вихров со своей бандой.

Микроавтобус дежурит возле особняка день и ночь. Вихров ходит по лезвию бритвы.

Банкир – единственное спасение, если Вихров его упустит, от его команды и мокрого места не останется. Как только Вихров вывезет Сарафанова из больницы Зарецкого, мы должны перехватить банкира на подъезде к шоссе. Вот тут придется приложить все силы. Я не знаю, скольких боевиков Вихров задействует в операции.

Думаю, он бросит туда все силы и использует вариант с подстраховкой на шоссе. У тебя есть только одно преимущество – фактор внезапности.

– Задача понятна, работа знакомая, опыта нам тоже не занимать. А ты, как я понимаю, ложишься в дрейф и начинаешь партизанить?

– Угадал. Не исключен вариант попасть самому в дом профессора – тогда задача упростится. Связь будем держать по мобильному телефону. Если мне понадобится твоя помощь на месте, я тебя вызову. Подготовь хорошую базу, куда мы переправим банкира. Он должен исчезнуть без следов. Мы поставим его в такую ситуацию, из которой он не сможет найти выхода, кроме одного. Что такое смерть, он уже понял и во второй раз с ней встречаться не захочет. Такие уроки не забываются. Вихров тоже это понимает и, как я думаю, готовит банкиру тот же сюрприз, что и мы.

– Бедняга Сарафанов! Куда ни глянь, кругом минные поля. Придется парню раскошеливаться.

– Он возомнил себя слишком умным и хитрым. Непобедимый гладиатор!

Рыцарь-романтик! Нет, дорогуша, в жизни все намного проще. На каждого мудреца довольно простоты.

– Ладно, Филя. Мне нужен адрес профессора и схема местности. Готов план?

– Еще вчера. Но, как видишь, до тебя мне так и не удалось добраться.

Трошин полез в карман, и рука его застыла на месте. Лицо побледнело.

Секунду он думал, потом начал шарить по костюму, будто пытался убить надоедливую муху.

– Что случилось?

– Бумажник! Эта стерва украла бумажник и все документы. Там лежала схема местности с обозначениями. Черт бы ее побрал!

– А что она может понять из этой схемы? Не стоит суетиться, Филя. У бабы одна цель – побыстрее свалить из города, а не разгадывать чужие шарады. Садись и черти новый план.

Трошин думал по-другому. Его беспокойство имело под собой почву. Татьяна внимательно изучила содержимое бумажника. В схеме значились все населенные пункты, названия шоссе, а красные крестики имели особое значение. Первый стоял на квадрате, который мог означать чей-то дом, на нем стояли три буквы «С.П.М.». Эту загадку она тут же решила. Инициалы могли принадлежать только Сарафанову Павлу Матвеевичу. Второй крестик стоял на маленьком треугольнике. Он также не стал для жены полковника ребусом. Нетрудно понять, что значит «Мик. – авт. РАФ-461 МП». Она уже видела этот микроавтобус, и он принадлежал людям Вихрова. Из схемы Татьяна сделала вывод, что Сарафанов жив и его содержат в каком-то доме под охраной Вихрова и Трошин пытается добить банкира и готовит план захвата.

Татьяна не знала, что ей делать. Спасти банкира не в ее силах. Его охраняет целая армия, и каждый солдат знает в лицо строптивую бабенку, которая мешается под ногами. Попади она к кому-нибудь под руку – ее сотрут в порошок.

Однако Сарафанов был единственным человеком, который мог подтвердить ее непричастность к выстрелам в гараже. Он знает, кто такой Трошин, и может обвинить его в покушении. Сарафанову поверят, а ей нет.

Таня купила карту Подмосковья и начала ее сопоставлять со схемой Трошина.

Поиски увенчались успехом: Марьина пуща находилась в сорока пяти километрах к югу от Москвы.

Марфута подъехал к дому на новенькой «шкоде-октавия». Игрушка ему обошлась в семнадцать тысяч долларов. Денег он не жалел, важно совсем другое – сбылась его мечта.

Парень взял с сиденья сумку, набитую шампанским, шоколадом и фруктами и с важным видом вышел из машины.

Теперь он чувствовал себя королем. Поднявшись, Марфута открыл квартиру своим ключом и вошел в полутемный коридор.

Юля стояла в ванной перед зеркалом и снимала с головы бигуди.

– Готовишься к встрече, крошка? Правильно делаешь. У нас есть отличный повод повеселиться.

Он взял ее за руку, провел в кухню и остановился у окна.

– Смотри вниз. Видишь белую красавицу? Теперь ты не будешь морщиться, глядя на мою старую колымагу. Ну как?

Девушка оставалась равнодушной.

– Я готовлюсь к прощанию, Женечка, а не к встрече. Через десять минут я ухожу и вряд ли вернусь. У меня своя личная жизнь. Ты слишком увлекся, а я тебя предупреждала.

– Кто он? – стиснул зубы Мочкин.

– Мой законный муж. И не делай страшных глаз, я тебя не боюсь.

– А зря. У тебя тонкая шейка, враз обломится.

– А за свой хребет ты не боишься? Глянь-ка еще раз вниз. Видишь вишневую «девятку»? За рулем сидит мой начальник, а рядом с ним майор ФСБ. Между прочим, они ждут меня. Боюсь, уже устали ждать и с минуты на минуту поднимутся сюда.

Юля вырвала руку и направилась в комнату. Разъяренный любовник последовал за ней. На кровати лежал собранный чемодан и сумка.

– Зачем он тебе нужен? Ты же ушла он него. Он скоро умрет…

– А может быть, выживет. Его отец собирается делать ему операцию. Если профессор решился на хирургическое вмешательство, значит, успех обеспечен. Такие люди попусту не теряют времени.

– Но ты же его не любишь?!

– Господи! Угомонись! Неужели ты думаешь, что я способна полюбить убийцу?

Просто меня это возбуждало. И хватит морочить мне голову. Можешь жить здесь.

– Один?

– Заведи себе какую-нибудь бабенку. Будешь ей пускать пыль в глаза своей тачкой и своим независимым характером. Только не влюбляйся, а то она быстро поймет, что ты обычная тряпка.

Марфута размахнулся, но Юля ожидала подобной реакции, и ее колено врезалось любовнику в пах. Парень подпрыгнул на месте и с воем упал на колени.

– Дешевка! – презрительно прошептала девушка, схватила чемодан и направилась к выходу.

Никогда еще Марфута не испытывал такой горечи и обиды. Он катался по полу и рыдал. Он любил ее и ненавидел, он готов был ее убить и простил бы, если бы она вернулась. Впервые за всю жизнь он почувствовал себя сильным и нужным, но его тут же окунули мордой в дерьмо и показали, где место таким, как он.

Самодовольный придурок! Он крыл матом и кусал одеяло, свесившееся с кровати.

Марфута возненавидел весь мир! А что ему оставалось еще делать?

День подходил к концу. Машина мчалась по шоссе на высокой скорости. За рулем сидел Зданович, а Трошин устроился на заднем сиденье рядом с Юлей.

– Основная задача выполнена, – мягким, вкрадчивым голосом говорил Трошин, – Андрей тебя принял. Не будем вдаваться в подробности, как и что. Важно, что ты на полном основании можешь считать себя хозяйкой в доме и при этом не вызовешь ни у кого подозрений. Будь с мужем внимательна и добра. Искупай свою вину, и он должен доверить тебе. Но не забывай о главном.

– У нас будет время, – непонятно к чему сказала Юля. – Сарафанов плох.

Конечно, мой свекр не даст ему умереть, но и поставить на ноги его непросто.

Краем уха я слышала, будто ему собираются делать еще одну операцию. Придется запастись терпением.

– Время работает на нас. Мы успеем хорошо подготовиться.

– Конечно, а мне придется мучиться по ночам со своим благоверным. Меня тошнит от него. Я только что выбросила кусок сочного пирога, чтобы жрать дерьмо и при этом улыбаться.

– Не огорчайся, детка. Скоро ты получишь любой кусок, который тебе понравится. Деньги делают все! Не упусти свой шанс.

Трошин закурил, а Юля уставилась в окно на мрачный, серый, осенний пейзаж.

Она мечтала о теплом море, песчаных пляжах, ярком солнце и пальмах. Сколько там диких, мускулистых, заго релых дикарей, которые знают толк в настоящей любви!

Операция длилась больше шести часов. Она стала настоящим триумфом для врачей и кончилась тем, что один пациент потерял жизнь, а второй… Что касается второго, никто, кроме Всевышнего, не мог предвидеть последствий.

Зарецкий снял перчатки и сорвал повязку с лица. Кошман похлопал коллегу по плечу:

– Ты превзошел самого себя, Борис.

Наташа промокнула салфеткой капельки пота со лба своего кумира.

– Я ни на секунду не сомневалась в успехе, дорогой. Это настоящий фурор.

– Не уверен, что я вдохнул жизнь в своего сына, но то, что сам потерял несколько лет, не сомневаюсь. О результатах говорить слишком рано. Они могут быть непредсказуемыми.

– Тебе не идет роль скептика, Борис Михалыч, – улыбнулся Кошман. – Мы присутствовали при историческом моменте. Наука поднялась на десяток ступеней.

Нам не нужны лавры. За свою практику ты сделал не одно гениальное открытие. То, что сделано сегодня, можно приравнять к подвигу.

Кошман повернулся к Наташе.

– Ты ничего не упустила?

– Нет. Все комментарии в процессе работы записаны на магнитофон. Три полные катушки. Теперь надо садиться, по свежим следам расшифровывать записи, делать обоснования и дополнять комментарии и пояснения. Работа серьезная, кропотливая и обширная. Наблюдения за больным могут стать отдельной главой книги. Это будет служить подтверждением и научным обоснованием правильности выбранного пути.

– Не говори чушь, Наташа! – оборвал ее профессор. – Твоя задумка создать первый медицинский бестселлер века грозит пожизненным заключением. Мы не создадим новую Библию. Даже при благополучном исходе нас по головке не погладят. Мы только что по собственному усмотрению отняли жизнь у одного человека, чтобы спасти другого. Это не открытие.

Доктор Кошман считал по-другому.

– Что стоит одна жизнь в сравнении с мировым открытием? Мы думаем о миллионах жизней. Надеюсь, ты не станешь спорить, что самые великие открытия в области психиатрии и хирургии были сделаны во время Второй мировой войны. А почему? Да потому, что врачи Третьего рейха делали их, используя людей, а не обезьян. Они добивались успеха путем бесконечных экспериментов. А почему нет?

Речь шла о врагах, которых ждала газовая камера либо печь. Война есть война, и не врачи виновны в том, что политики развязывают эти войны. Дело врачей – наука и прогресс.

– Однако все нацистские врачи признаны военными преступниками, – резко парировал Зарецкий.

– Показуха для обозленных обывателей. Результаты их трудов, экспериментов и открытий легли на страницы учебников, ими пользуются и по сей день, только забывают упоминать, кто и где сделал то или иное открытие. Обычное чистоплюйство. Американцы умнее нас: врачей расстреляли, а их труды присвоили себе. Они не гнушались свастикой на папках – их интересовало содержание.

Немецких физиков тоже признали преступниками. Американцы их не расстреляли, а предоставили шикарные условия для работы. Результат всем известен. В сорок пятом году они сбросили атомные бомбы на Японию и доказали всему миру, что являются самым мощным и сильным государством на земле. Пора бы забыть о морали.

Все, что тормозит науку и прогресс, по сути своей аморально. Что стоит жизнь этого бандита, – Кошман указал на один из операционных столов, где лежал труп, покрытый простыней, – по сравнению с жизнью твоего сына? Я уже не говорю о том, что ты себя обессмертил как ученый и сделал гигантский прыжок в будущее. Те поколения ученых, которые придут нам на смену, будут интересоваться результатом, а не тем, как его достигали. Тебя же, как Фамусова, беспокоит вопрос, что будет говорить княгиня Марья Алексевна.

– Оставьте меня в покое, – раздраженно проворчал профессор. – Я иду к себе. Труп отправьте в палату и не забудьте надеть парик и прикрыть швы. Андрея – в его комнату. Ван Ли все подготовил. Дежурить начнет Наташа. Через два часа я ее сменю, потом ты, Игорь.

Зарецкий вышел из операционной. Ван Ли стоял за дверью и, как только возбужденный хозяин покинул свою мастерскую, он вошел в помещение.

Наташа надевала на бритую голову покойника парик. Кошман, щурясь, наблюдал за ней.

– Мне кажется, волосы у него были чуть темнее, – критично заметил он.

– Знали бы вы, Игорь Львович, чего мне стоило найти этот парик. Хороших мастерских, ко торые работают с натуральными волосами, не так много. Мало того, что он стоит сумасшедших денег, мне пришлось его стричь и причесывать, а опыта парикмахера у меня нет. Для Андрея я подобрала два парика. С блондинами дела обстоят лучше. Взяла один на смену, если ему захочется стать темным шатеном с проседью. Это придаст ему солидности. – Не забывайте, Наталья Пална: только здоровые и мыслящие люди интересуются своей внешностью, а перед нами лежит существо, которое может так и не стать полноценным человеком.

Наташа засмеялась:

– А вы не оптимист. Только в присутствии босса выглядите бодрячком и борцом за торжество науки. Стоило ему выйти – как вы поникли, словно проколотый воздушный шарик. Отвезите Андрея в его апартаменты и подключите приборы, а Вана Ли пришлите обратно. Сарафанова я доставлю, но мне надо помочь переложить его на кровать.

Юля пряталась за креслом в холле перед операционной. Она не могла ничего слышать. Она хотела разгадать маневр, предпринятый врачами. Зачем они делали две операции подряд? Почему Андрея и банкира завезли в одну операционную одновременно и вывозили вместе?

Перед операцией она пожелала мужу удачи. На ее просьбу ассистировать ей было отказано. Юля удивилась. Она окончила медицинский институт и два года работала патологоанатомом. При нехватке вспомогательного персонала в стенах частной клиники Зарецкого такой отказ показался ей странным. Она не чужой человек в доме, и желание помочь вполне закономерно. На роль медсестры девушка могла рассчитывать, но столкнулась с категорическим «нет».

Юля поднялась наверх и решила дождаться результатов в приемной. Когда в коридоре появились две каталки, она заподозрила что-то неладное и скрылась за огромным кожаным креслом.

Операция проходила за плотно закрытыми дверями. Она устала ждать и хотела уйти, но тут появился этот кошмарный китаец, которого Юля почему-то боялась.

Пришлось остаться в укрытии. Ван Ли сел в то самое кресло, за которым скрывалась девушка. Он сидел тихо и не шевелился. Юля едва дышала. В помещении стояла гробовая тишина, и ей казалось, что раскосый молчун слышит стук ее сердца. У нее затекли ноги и спина. Огромных усилий ей стоило выдержать непредвиденное испытание.

Наконец все кончилось. Каталки развезли в разные стороны, и коридор опустел. Юля выбралась на волю. Женское любопытство не давало ей покоя. Она пошла на риск и заглянула в операционную. Металлический шкаф был закрыт на ключ. Все следы, по которым можно сделать предварительные заключения, отсутствовали. Эти люди не привыкли оставлять за собой мусор. Каждая операция в этом доме носила криминальный характер, и они привыкли работать без лишних улик. Это не морг, где человеческие внутренности можно найти в каждом поддоне.

На вспомогательном столе стоял магнитофон, заправленный лентой. Микрофон висел над операционным столом и соединялся с аппаратом длинным шнуром, проведенным по натянутой через все помещение веревкой. Такого она никогда раньше не видела. По всей вероятности, ход операции комментировался и записывался. Проверить это она сможет позже, но только не сейчас.

Юля подошла к раковине и открыла дверцу под сливом. В мусорном ведре ничего особенного не нашлось, кроме странной детали. На дне лежали два целлофановых пакета. Один был забит светлыми волосами ее мужа, второй – темно-рыжими, почти черными, но с медным отливом. Эти волосы могли принадлежать только Сарафанову.

Юля заходила к нему два дня назад вместе с Андреем. Муж хотел справиться о его здоровье, но банкир спал, и они ушли, не став беспокоить раненого.

Девушка покинула операционную, накинула пальто и вышла в сад. Сидя в беседке, где летними вечерами пьют чай из самовара, она ломала себе голову над новым ребусом, но прийти к определенному выводу так и не смогла.

Где взять машину? Татьяна не решалась угнать «волгу» собственного мужа, которая большее время проводила под окнами дома, чем колесила по городу.

Медведев предпочитал пользоваться служебным транспортом, а свою машину отдал на растерзание жене-лихачке. Теперь «волга» законсервировалась на месте и обмывалась осенними дождями.

Где взять машину? Она перебирала всевозможные варианты, и ни один ее не устраивал. Угнать под носом хозяина – значит влипнуть. Татьяна трезво оценивала свои шансы, она не имела права на ошибку. Тут – как у минера, который ошибается только раз. Если она попадет в руки милиции, то надежда на спасение будет похоронена. Выехать из Москвы на чужой машине без доверенности и прав – значит получить еще одну статью. Она и так упаковалась в уголовный кодекс, как в пеленки, и уже запуталась во всех обвинениях, которые ей могли предъявить.

Но бездействовать и ждать у моря погоды вовсе не входило в ее планы.

Темпераментная, импульсивная, нетерпеливая и решительная женщина не могла сидеть на месте.

Подъехать к дому, где скрывался Сарафанов, сквозь посты охранников Вихрова да еще жаждущего встречи с банкиром Трошина можно только на машине. Своим ходом не просочишься. На плане четко указано, что перед особняком огромный луг, а значит, открытое пространство. Забор не перемахнешь, если зайти с тыла, где ограда граничит с лесом. Высота препятствия не менее трех метров. Идти можно только через ворота. Точнее, ехать. Трошин вряд ли избавился от наручников, но микроавтобус Вихрова стоял в сорока метрах, и его не миновать.

Татьяна отправилась на Курский вокзал и села в электричку. Через полчаса она вышла и бесцельно начала прогуливаться по привокзальным улицам Купавны.

Точного плана у нее не было, она привыкла действовать по ситуации, как душа подскажет, а там – что получится. Авось кривая выведет на нужную тропинку.

Ее внимание привлек пожилой мужчина, который сжигал листья на своем участке. Он собирал пожухлую листву граблями и кидал в костер; сквозь редкий штакетник женщина заметила стоявший на аллее «москвич».

Калитка оказалась незапертой, и Таня прошла на участок. Хозяин заметил ее в тот момент, когда гостья приблизилась к нему на расстояние трех шагов.

Очаровательная женщина с мягкой улыбкой ему понравилась, но он ее никогда не видел, хотя знал всех своих соседей.

– Вы кого-то ищете, барышня?

– Угадали. Рада буду, если вы мне поможете. Я хочу снять дачу на зиму.

Собираюсь писать диссертацию, и мне нужны тишина и покой.

Пожилой мужчина улыбнулся.

– Я очень хорошо вас понимаю. Сам когда-то работал над диссертацией, но в те времена у меня не было дачи… Ну чем мне вас утешить? Тут вы не найдете ничего стоящего. Мой летний домик вообще не отапливается, а у некоторых соседей есть печки. Только молодой горожанке трудно совладать с дровами. Их надо напилить, наколоть, и за печью следить. Не ровен час, пожар вспыхнет. Ахнуть не успеете, как в пепел превратитесь. Вам лучше проехать в поселок. Тридцатый автобус идет от станции. Там другие условия. У них газ и отопление есть.

– Спасибо за совет. Вы не угостите меня водичкой? Устала, и в горле пересохло.

– Конечно-конечно. У меня есть отличный рябиновый напиток. Собственного урожая. Идемте в дом.

Она охотно последовала за хозяином.

– Вы тут один копошитесь?

– Приходится, у моей старухи ноги отказали. Детом я ее привожу, а уж предзимней подготовкой приходится заниматься одному, наездами. У детей свои семьи и свои заботы. Сын только летом к нам приезжает.

Небольшой щитовой домик выглядел уютным и ухоженным. Старик полез в старомодный буфет и достал трехлитровую банку с розовой жидкостью.

Как только он поставил ее на стол, милая дамочка вынула из кармана баллончик и оросила морщинистое лицо струей газа. Старичок качнулся и упал на пол.

– Простите, папаша, но у меня нет другого выхода.

Татьяна вышла на террасу, сняла натянутую бельевую веревку, сдернула с вешалки шарф и вернулась в комнату.

Руки и ноги были связаны на совесть, а рот прикрывал шарф, затянутый узлом на затылке.

– Не беспокойся, папаша. Скоро я вернусь, и ты получишь свою машину в целости и сохранности. Я водитель с опытом.

Она обшарила карманы серого драпового пальто и забрала ключи и документы на машину. «Москвич» оказался ухоженным, и двигатель работал без сбоев. Таня выехала на дорогу, вышла из машины и прикрыла ворота. Мимо нее прошла женщина с пустыми ведрами и вежливо поздоровалась.

– Черт бы ее побрал, – проворчала угонщица. – Нет чтобы с полными ведрами, а то с пустыми. Плохая примета.

Теперь она и в приметы верила, и в Бога, и в судьбу.

– Кому уготована смерть от пули, тому незачем бояться падающего кирпича!

Татьяна села за руль и сорвала машину с места.

Дни стали серее и мрачнее, солнце уже не показывалось из-за плотных черных туч.

Ахмед первым заметил машину на проселочной дороге. Он наблюдал за ней из-за шторок микроавтобуса, где они дежурили круглосуточно, меняясь каждые двенадцать часов.

– Что будем делать, Угрюмый? – спросил он, не отрывая взгляда от дороги.

Десятью минутами раньше тот же самый вопрос задал напарник Якова, сидевший в засаде у выезда с шоссе.

– Ничего. У нас свое задание, и посторонние машины нас не интересуют.

– Баба за рулем. Шляпу на глаза сдвинула.

– Не мельтеши. Тебя встреча с мужиками ждет. Вот там ты нам покажешь свою зоркость и проворность.

Угрюмый на вопрос реагировал иначе.

– Если машина едет к профессору, то на обратном пути мы ее проверим. Только серьезные люди на «москвичах» не работают.

Автомобиль проскочил мимо микроавтобуса на приличной скорости. Водитель не заботился о своей машине, решили охранники. Такая дорога требует аккуратности и внимания.

Машина остановилась у ворот и начала сигналить. Спустя минуту из калитки вышел Ван Ли. Он осмотрел автомобиль и, удивленный, подошел к дверце водителя.

Татьяна прочла все его вопросы по глазам.

– Слушай меня, дружок. В этом доме находится Павел Матвеевич Сарафанов.

Если меня сейчас же к нему не проведут, то через полчаса я вернусь с сотрудниками ФСБ. Передай ему, что его хочет видеть Татьяна Михайловна Медведева. Он с радостью повстречается со мной.

Немного помедлив, Ван Ли открыл дверцу и кивнул женщине.

– Нет, миленький, я заеду в ворота на машине. Можешь проверить мой багажник сам. Я не хочу, чтобы здесь копались те ребята из микроавтобуса.

Ван Ли не решался ослушаться. Женщина ему не нравилась, но отпускать ее без профессора было бы ошибкой. Во всяком случае, он не позволит ей сделать глупости.

Ворота открылись, и Татьяна въехала на территорию усадьбы. Ван Ли провел незнакомку прямо в кабинет профессора Зарецкого.

– Присаживайтесь, сударыня. Если можно, постарайтесь изложить цель своего визита в краткой форме.

Она не знала, с кем разговаривает и кому принадлежит этот дом. Человек, сидевший перед ней, не походил на воротилу преступного мира, но и доверять свои сокровенные мысли первому встречному ей вовсе не хотелось.

– Я просила проводить меня к господину Сарафанову. Мне достоверно известно, что он находится в этом доме. У нас конфиденциальный разговор.

– Кто дал вам этот адрес?

– Об этом я расскажу Сарафанову. Разговор не для посторонних ушей.

Ее раздражал раскосый парень, стоящий за спиной и едва не дышавший ей в затылок, но она уже догадалась, что методом диктата ничего не добьется.

– Вы разговариваете с хозяином дома, милочка. Я уважаю настойчивых женщин, но только не в моих пенатах. Здесь все решения принимаю я. Даю вам последнюю попытку объясниться, после чего вас выпроводят за ворота.

Это стало бы для нее трагедией.

– Хорошо. Я знаю негодяя, который стрелял в Павла. Этот подлец воспользовался чужим оружием, и теперь невинный человек попал под подозрение. Ему грозит тюрьма.

– Вы преувеличиваете. Женский грешок. Сарафанов не заявлял о покушении на его жизнь, и правоохранительные органы не могут никого в этом обвинить. Все очень просто. Есть убийца – должна быть жертва. Нет жертв – и нет убийства. Это что касается закона и логики вещей.

– У милиции нет логики, и законы они читают по-своему. На месте происшествия найдены гильзы, определено оружие и его владелец. Сарафанов исчез. Они думают, будто труп спрятан.

– Подозрения без доказательств. Как вы меня нашли?

– Я понятия не имею, кто вы такой. Я ищу Сарафанова.

– А если я вам скажу, что такого человека здесь нет?

– Я вам не поверю. Мой муж полковник ФСБ. Если я не добьюсь своего, то попрошу его помощи.

– Как я догадываюсь, оружие принадлежит вам или вашему мужу.

– Допустим.

– Если вы мне скажете, каким образом нашли меня, я продолжу с вами разговор. В противном случае вам придется прибегнуть к помощи мужа.

Татьяна вынула из кармана схему и положила ее на стол.

– Тут и пятиклассник разберется.

Зарецкий изучил чертеж и спросил:

– Кто это составлял?

– Тот, кто стрелял в Сарафанова из моего пистолета, и тот, кто не успокоится, пока не закончит своей работы. Возможно, он где-то здесь, совсем рядом. Мне нужны письменные показания банкира.

– Оружие у кого?

Татьяна сунула руку в карман, но Ван Ли перехватил появившейся на свет браунинг и передал его Зарецкому. Хозяин вытащил обойму и осмотрел патрон.

– Вы правы. Именно такие пули я вытащил из тела Сарафанова. Сожалею, но ваш визит преждевремен. Пал Матвеич в тяжелом состоянии и до сих пор не приходил в себя. Мы делам все возможное, чтобы спасти его, но пока рано снимать с него показания.

– Вы врач?

– Профессор Зарецкий.

– И что мне делать?

– Приезжайте через пару дней. Попытаемся вам помочь. Можете мне поверить, я никому не желаю неприятностей. Особенно когда речь идет о невинных людях.

Если он придет в себя, я получу необходимые признания. А что касается пистолета, то будет лучше, если он останется у меня. Эта игрушка приведет вас к новым неприятностям.

Татьяна встала.

– Не могу с вами согласиться. Стрелять я вряд ли смогу, но мне нужна уверенность. Слишком много охотников ходит по моему следу.

– Дело ваше.

Зарецкий протянул женщине пистолет. Она взяла его и убрала в карман.

– Как зовут человека, который стрелял в банкира?

– Я скажу. Догадываюсь, что банкира вам доставил Вихров. Это его люди дежурят на дороге. Так вот, пусть Вихров выполнит свой долг до конца. Он отвечал за жизнь Сарафанова и не уберег его. Опасность грозит с той же стороны.

Татьяна открыла сумочку и, вынув из нее удостоверение ФСБ, бросила его на стол.

– Там отличная фотография. Ее можно увеличить. Этот подонок искалечил мне жизнь. Теперь он сам превратился в бомжа. Подраненный шакал, которого надо раздавить, как гадину. Надеюсь; Вихров получит от этого удовольствие. Владелец удостоверения на моих глазах расстрелял двух человек из его команды. Менты – народ мстительный, они не любят терять своих ребят за здорово живешь.

– Вы отчаянная женщина.

– Вы уже говорили об этом, но предпочитаете не иметь таких в своем доме. Я вернусь через два дня.

– Желаю удачи.

Ван Ли проводил даму до ворот.

Людям Вихрова не повезло. Они хотели развернуть машину поперек дороги и перегородить путь подъезжавшему «москвичу», но в ответственный момент заглох мотор. Все, что им удалось, это запомнить номер машины и узнать водителя.

– Чертова стерва! – рявкнул Ахмед. – Куда ни глянь, везде на нее натыкаешься. Чего же она здесь потеряла?

Угрюмый скосил рот набок, изображая ухмылку.

– Это мы на нее натыкаемся, а ее муженек с ног сбился, а догнать свою козу никак не может.

– Но какая связь с профессором?

– А может, она пол решила поменять? Думаешь, легко бегать по крышам в юбке? Из нее получится отличный парень. Я бы не отказался от такого напарника.

– Я бы от нее и как от женщины не отказался, – пробурчал под нос Ахмед.

Второй этаж трехэтажного отреставрированного особняка в Кривоколенном переулке в центре Москвы был сдан в аренду охранному агентству «Щит».

Савелий прикрутил сверкавшую бронзовую табличку к стене здания и поднялся наверх.

Три кабинета пустовали, и, кроме небольших табличек на дверях, ничего не говорило о том, что это серьезное учреждение. Кабинеты предусмотрительно заперли от глаз особо любопытных, а именно таких сегодня здесь ждали.

Четвертая комната, самая большая, была оборудована под зал совещаний. Пять рядов стульев, стол президиума, красное сукно и графин с водой. Всю эту более чем скромную мебель позаимствовали в бывшем Красном уголке местного РЭУ. Не стали перетаскивать только гипсовый бюст усопшего вождя, а желаемый образ Железного Феликса найти не удалось.

Савелий зашел в зал совещаний и увидел стоявшего в проходе между стульями Вихрова. Руководитель агентства с кислой миной на лице критично осматривал помещение.

– Не нравится? – спросил Савелий.

– Убожество.

– На это убожество выброшены все скопления нашей бригады. Плюс три полосы в трех газетах. На многотиражки денег уже не хватило. Ребята остались без гроша за душой. Если твоя затея провалится, пойдем побираться по электричкам.

– Да-да, графа Монте-Кристо из меня не вышло, придется переквалифицироваться в управдомы.

– Чего-чего?

– Скажите спасибо, что мы не открыли фирму по переработке рогов и копыт.

К зданию начали подъезжать машины, и вскоре в переулке не осталось места для парковки. Зал на втором этаже заполнился репортерами, устанавливались треноги с видеокамерами, щелкали затворы фотоаппаратов, и яркие вспышки слепили глаза.

– Вопрос к вам, господин Вихров, – раздался голос из зала. – Как вам удалось предотвратить покушение на Александра Забродина, одного из самых популярных телеведущих?

В президиуме сидели трое сильных, крепких мужчин с крутыми плечами и строгими лицами. Отвечал на вопросы тот, кто находился в центре тройки.

– Странный вопрос. Я же не спрашиваю вас, как вы сюда попали. У каждого из нас своя работа. Охранное агентство для того и существует, чтобы избавлять людей от опасности. Забродин неоднократно получал угрозы в свой адрес. Мы взяли популярную звезду под свое крыло. Результат вам известен. Забродин жив и здоров, а киллер лежит в городском морге.

– Кто заказчик убийства? – спросила девушка из первого ряда, вытягивая вперед руку с диктофоном.

– Этим вопросом занимаются следственные органы. Наше дело оберегать жизнь клиентов, и мы это делаем с успехом.

– И много у вас клиентов? – выкрикнул мужской голос из зада.

– Достаточно. В агентстве работают профессионалы высшего класса, и клиенты нам доверяют самое сокровенное – свою жизнь. Мы люди незаметные и не выпячиваем грудь вперед. Те, кому надо знать о нас, те знают. Кому дорога жизнь и грозит опасность, идут к нам. О нас не пишут газеты. Мы, что называется, не высовываемся. Агентство «Щит» зарегистрировано четыре года назад. За это время предотвращено более сотни покушений.

– Пример!

– Как я вам могу привести примеры? Я должен назвать имя своего подзащитного, а не все люди желают кричать на всю страну, что их пытались убить. Не все нуждаются в рекламе. Банкиры, предприниматели, крупные чиновники предпочитают оставаться в тени. Они делают свою работу, а мы заботимся, чтобы им не мешали и не отвлекали от государственных дел. Эти люди предпочитают рекламировать только свои фирмы. И то, что сегодня представители уважаемых мною изданий и телеканалов появились в нашем скромном офисе, можно назвать чистой случайностью.

– В чем же, по-вашему, случайность?

– Под удар попал известный человек. Телезвезда! Личность, знаменитая в стране. Уважаемая и популярная, а многими и любимая. Только этим я могу объяснить ажиотаж. Но уверяю вас, что и другие наши клиенты не менее достойные люди. Только не требуйте имен. Мы работаем конфиденциально. Как говорится, анонимность гарантирована.

– Сколько человек работает в вашем агентстве?

Этого вопроса Вихров ждал. Он был запланирован. – Основной костяк составляют одиннадцать специалистов. Каждый прошел школу мужества в спецслужбах. Это честные и бескомпромиссные люди, они не пошли в криминал, как некоторые наши нечистоплотные коллеги. Они продолжают служить закону и правопорядку.

– Почему же они не остались работать в спецслужбах?

И этот вопрос он ожидал услышать. Всю ночь Вихров готовился к пресс-конференции с одним из опытных журналистов, который натаскивал бывшего подполковника, как непутевого двоечника. Многое пришлось выучивать наизусть.

Некоторые слова он произносил впервые в жизни, и они ему давались не без труда.

Никто из присутствовавших не догадывался, в каком напряжении находится внешне спокойный руководитель. А у Вихрова вся спина обливалась потом и дергались колени, скрытые под красным сукном.

– Этот вопрос прозвучал не по адресу. Спросите государство. Что говорить о нас, если мы не успеваем запоминать имена министров внутренних дел и директоров ФСБ, лица генеральных прокуроров и министров юстиции. Лучшие следователи и сыщики остались на улице только за то, что честно выполняли свой долг и не занимались лизоблюдством, подхалимажем и приспособленчеством. Здесь, на столе, лежат списки моих сотрудников с краткой биографией. Каждый из вас может взять себе по экземпляру, и вы поймете сами, кто работает в охранном агентстве «Щит».

Вспомогательный состав не включен в список. Общая численность нашего штата остается коммерческой тайной.

Конференция длилась больше часа. По сути дела, это собрание походило больше на рекламную кампанию, и операторы засняли самый длинный рекламный ролик. Никто не рассчитывал увидеть всю конференцию на экранах телевизоров, но и трехминутного монтажа вполне хватило бы для ожидаемого эффекта.

Вихров с жадностью наблюдал, как уходившая команда репортеров сметает со стола листовки с именами его соратников. Он добился своего, а точнее, выполнил предписание прозорливого и дальновидного банкира. Выполнил с надлежащим блеском. Не зря Сарафанов сидел на своем месте. Паша сумел войти в касту неприкасаемых и заставил считаться с собой лигу чемпионов среди сильных мира сего.

В зале остался только один человек. Когда все вышли, он зааплодировал.

Вихров узнал его. Тот самый майор, который командовал ОМОНом, когда их брали на даче. Сейчас он был в штатском, надел темные очки и повесил на шею фотоаппарат.

Вихров обладал отличной памятью, и никакой камуфляж не мог скрыть от его взгляда человека, который интересовал подполковника.

– Красиво сыграно, господин Вихров. А вы уверены, что слово «Щит» преобразуется из названия в вещь и оградит вас от удара? Умный ход, но он не решает исход партии. А если в газетах начнут появляться разоблачения? Интервью с вашим бывшим начальством, отзывы генералов о вашей службе в рядах милиции?

Такие карточные домики быстро рушатся. Первое впечатление часто бывает ошибочным.

– Но хорошо ложится на память, майор, – скрипя зубами, процедил Вихров. – Какие у вас ко мне вопросы? Только по делу.

– Где Сарафанов?

– В отпуске, он под моим контролем.

– Могу поверить. Троих ваших людей никто давно не видел.

– Они живут в прихожей у банкира, заменяя собой любимого кота. Сарафанову предстоит серьезная операция, и он не собирается скрываться от вас.

– А это у него и не получится.

– Вот и отлично. Не мешайте человеку отдыхать. Ему не до вас сейчас.

– Побереги, подполковник, свою голову. Не переусердствуй!

– Стараюсь.

– Вот-вот. Завтра представишь отчет, где укажешь место нахождения своего подопечного. Не вынуждай нас применять силу.

Майор встал и вышел из зала.

– Рыжий, проводи гостя до дверей, – приказал Савелий третьему члену президиума.

Когда парень вышел следом за гостем, Савелий тихо сказал:

– Ты прав, командир. Среди нашего стада есть заблудшая овца. Теперь я в этом убедился.

Он встал и подошел к окну.

– Иди сюда, глянь.

Вихров встал рядом.

– Видишь, этот хмырь садится в серую «ниву». Так вот. Я наблюдал в последние дни за Рыжовым и видел его в компании майора. Они встречались у метро «Комсомольская». Рыжов прошел к привокзальной стоянке и подсел к нему в эту самую «ниву».

– Рыжий знает, где Сарафанов?

– Нет. Кроме Ахмеда, Угрюмого и Самохина, никто не знает. Они не снимаются с точки. Мы держим связь по рации.

– Рыжова придется убрать. Только тихо. Сегодня я должен ехать к 3арецкому. Но как?

– Майор имеет силу и прикрытие. Но у него нет мозгов. Идет напролом, как деревенщина. Выкрутимся.

– Как? Мне необходимо попасть к Зарецкому.

– В багажнике. Как тот тип, который угнал у нас машину Сарафанова. А водителя найдем нейтрального.

В помещение вернулся Рыжий. Савелий подошел к нему и деловым тоном сказал:

– Сегодня вечером поедешь со мной на встречу с новым клиентом. Разыграем еще один спектакль с покушением.

Рыжий пожал плечами.

– Как скажешь. Работа есть работа.

Бег с препятствиями не лучшее занятие для женщины. Татьяна устала. Устала от бессмысленных попыток оградить себя от преследований. Чем больше она старалась, тем меньше оставалось шансов выкарабкаться из ловушки. Она возвращалась на дачу к старику, чтобы вернуть машину и извиниться за свою грубость.

Думая о своем, она не заметила, как выехала на нужную улицу, и затормозила только в тот момент, когда перед капотом вырос гаишник с жезлом. Татьяна не успела сообразить, что произошло. Улицу перегородили пожарные машины, тут же стояли милицейские «козлики». Вокруг сновали зеваки и любопытные.

Таня растерялась. Кто-то подошел к капитану и указал пальцем на машину, в которой она сидела.

Капитан кивнул и направился в ее сторону. Гаишник тем временем открыл дверцу водителя и склонился, разглядывая женщину.

– Вы что, ослепли? Не видите, улица перекрыта. Хотите людей подавить и пожарку «москвичом» сдвинуть? Сдайте назад и езжайте в объезд через Вокзальную.

– Извините. Я все поняла.

– Погодите, лейтенант.

Капитан приблизился к машине.

– Я просил бы вас выйти на минутку.

Она не знала, где ей набраться смелости и сил, чтобы устоять на ногах.

Таня выключила двигатель и с трудом выбралась на дорогу. Участок старика дымился. Черные, голые деревья и остатки постройки без крыши напоминали картину из фильма ужасов.

– Чья это машина? – спросил капитан.

– Дедушкина, – быстро ответила Татьяна, и это была единственная скороспелая правда, на которую решилась испуганная женщина.

Всю жизнь она лгала и выкручивалась. С ее опытом можно было писать книги и стать лидером среди женских писательниц. Сейчас она защищалась. Главной промашкой стала ее невнимательность, второй промах высветился следом. Татьяна не знала имени старика, хотя в ее кармане лежал техпаспорт на машину.

Не дожидаясь следующего вопроса, она пошла в атаку.

– Что с ним случилось?

Капитан оставался спокойным и серьезным.

– Разве не видно? Пожарные предполагают, будто огонь охватил деревья, а потом перекинулся на дом. Только почему старик не выскочил в сад и не позвал на помощь? Кто он вам?

– Отец моего мужа, – выпалила Татьяна и тут же поняла свою новую ошибку.

– Соседка видела, как женщина, похожая по описанию на вас, сегодня днем выезжала на машине потерпевшего с участка на дорогу. Это были вы?

– Конечно. Но когда я уезжала, все было в порядке.

– Вряд ли.

– Понимаю. Тут вот в чем дело, – Татьяна с волнением начала хрустеть пальцами. – Он жег листья в саду, потом ему стало нехорошо, и он решил немного полежать, и пошел в дом. Очевидно, уснул, а потом задохнулся от дыма.

– Покажите мне ваши документы.

Татьяна сунула руки в карманы, и ее ладонь наткнулась на рукоятку пистолета. Дура! Почему она не оставила его у профессора? А Зарецкий не только врач, но еще и провидец. Накаркал!

Она извлекла на свет свой загранпаспорт и техталон. Краем глаза она успела прочесть фамилию «Кравцов» и подала бумаги представителю власти. Тот просмотрел документы и сказал:

– Ваша версия, Татьяна Михална, вполне убедительная. Если бы не одно «но».

Старик не мог выбраться из дома. У него бьши связаны руки за спиной. Мокрая веревка обгорела, но не до конца. А на голове покойного обнаружена повязка из плотной ткани. Что-то вроде полотенца. Что скажете?

Капитан постукивал паспортом по ладони.

– А что вы хотите услышать? – возмутилась Татьяна. – Я же не следователь.

Свекр попросил меня съездить в Москву и встретить покупателя. Он договорился с каким-то мужчиной. Тот должен был привезти деньги за дачу. Они уже оформили документы купли-продажи. Ну я села в машину и поехала. А покупатель так и не пришел. Я его битый час ждала у метро «Таганская». И вот я возвращаюсь, а мне говорят, что свекр сгорел в доме, связанный по рукам и ногам.

– Как имя покупателя?

– Иван Александрович. Фамилии я не знаю. Он должен был прийти в коричневой кожаной куртке, джинсах и черной кепке. И с бородой… Может быть, он без моей помощи нашел дорогу, пока я теряла время в ожидании.

– Любопытная история. Очень правдоподобная. Но хромает на одну ногу. Зачем человеку, купившему дом, понадобилось сжигать его?

Татьяна пожала плечами.

– Лучше этот вопрос адресовать покупателю, а не мне. Домишко ничего из себя не представлял. А земля здесь дорогая. На сэкономленные деньги можно новый дом построить. Кирпичный. А участок достанется задарма.

– Ваша фамилия Медведева. Вы не брали фамилию мужа?

– Я работаю в Сбербанке очень много лет. Занимаю солидную должность. У нас есть сотрудница по фамилии Кравцова. Не очень хороший работник с не очень лестной репутацией. Я не хотела бы, чтобы нас путали.

Капитан несколько секунд внимательно разглядывал женщину, потом кивнул в сторону стоявшей в десяти метрах милицейской машины.

– Идемте со мной.

– Куда еще?

– Вам придется проехать в отделение и дать письменные показания… А вашему мужу уже позвонили, он скоро приедет.

– А нельзя перенести эту процедуру на завтра? Вы сами понимаете, какой сегодня день.

– Когда речь идет об умышленном убийстве, то мы не вправе терять время.

– А чем же вы сейчас занимаетесь?

Татьяна шла рядом с капитаном и чувствовала, как почва уходит у нее из-под ног.

– Верните мне паспорт.

– Разумеется. Но не сейчас, а в отделении.

Он подвел ее к «УАЗику», открыл заднюю дверцу и пригласил сесть. За рулем дремал сержант с бычьей шеей и широченной спиной, которая занимала большую часть переднего сиденья.

Таня втиснулась в салон и сложила руки на коленях.

– Егорыч! – рявкнул капитан. – Присмотри за дамочкой. Очень важный свидетель по делу. Минут через десять поедем.

– Вы мне не верите, капитан? – жалобно спросила Татьяна.

– Как вам сказать… Безусловно, вы женщина сообразительная. Быстро реагируете, но, как и любая другая женщина, очень много говорите. Возьмите себе за правило отвечать только на заданные вопросы и как можно короче и проще. Вы не успели внимательно прочесть фамилию погибшего. Он не Кравцов, а Краснов. И второе. У него действительно есть сын. Я его хорошо знаю. Он работает в милиции, в одном из райотделов Москвы. Старший лейтенант Дмитрий Краснов.

Только я сомневаюсь, чтобы малорослый Митька женился бы на высокой, статной даме старше его на десять лет. Вы скоро познакомитесь со своим заочным мужем.

Капитан захлопнул дверцу.

Шофер рассмеялся.

– Ну как вам наш комиссар Мегрэ? Его так и называют в отделении. Давно бы в Москве работал, да мать у него здесь парализованная лежит. Вообще-то, он добрый парень. Упертый малость, но не озлобленный.

– У вас нет закурить? – спросила Татьяна, разглядывая улицу. Толпа не расходилась.

– Я папиросы курю.

– Мне все равно. Сейчас любой глоток дыма меня устроит.

Сержант достал из кармана «Беломор» и передал пачку через плечо. Такой массивной шее нелегко крутиться, а уж о туловище и говорить не приходится. Таня взяла папиросу и поменяла пачку на коробку спичек. Прикурив, она сделала несколько затяжек подряд.

– Какая же я дура! – застонала Татьяна, качая головой.

Спички она машинально сунула в свой карман и вновь наткнулась на пистолет.

Это конец! Если ее отыщут, а так оно и будет, все всплывет на поверхность.

Что за механизм сработал в ее голове? Она сама этого не сознавала. Тело, руки, ноги действовали сами по себе, голова не принимала участия в этом процессе. Татьяна выхватила из кармана пистолет и со всего маху нанесла три удара рукояткой по черепу шофера. Тот, как сваленный дуб, повалился на рулевое колесо. Огромный лоб уткнулся в клаксон, и машина загудела.

Татьяна уже бежала к «москвичу», когда вся толпа разом оглянулась. Ее заметили в ту секунду, когда она схватилась за ручку дверцы.

Капитан выхватил пистолет и выстрелил в воздух. «Москвич» взревел, как бульдозер, и попятился. Люди заметались из стороны в сторону. Татьяна высунула руку с пистолетом в окно и тоже выстрелила в воздух. Это звучало как предупреждение. Кто-то бросился на мокрую землю, остальные продолжали метаться из стороны в сторону, сшибая друг друга с ног. Стрелять по цели стало нереальным. Пуля могла задеть кого угодно.

Капитан бросился к милицейской машине, которая уже разворачивалась в сторону станции. Татьяна сделала это быстрее и, выровняв руль, вдавила педаль газа в пол. За спиной раздались звуки сирены. Три машины одна за другой бросились в погоню.

«Москвич» прыгал по ухабистой дороге, как заяц по полянке. Преследователи отставали на полторы сотни метров. Скорость нарастала. Если бы Татьяна видела себя в зеркале, то ужаснулась бы. Ею руководил какой-то дьявол, чья внешность отпечаталась на ее лице. Она не оглядывалась. Все внимание поглотила дорога.

Один поворот за другим, и вот прямая. Где-то загудел поезд. Перед ее глазами возник переезд. Зажегся красный свет, и шлагбаум опустился. Даже если бы перед капотом «москвича» выросла каменная стена, Таня не ото рвала бы ногу от педали газа. Женщина не владела своими чувствами. Она потеряла страх и рвалась к свободе, без которой не могла жить.

Машина, как стрела, влетела на деревянный помост, сбила шлагбаум, перескочила через рельсы и разнесла в щепки вторую жердь. Ее спасли две секунды, и место на рельсах занял огромный локомотив, тащивший за собой шестьдесят груженых вагонов и цистерн.

Милицейские машины замерли перед могучей змеей, отстукивавшей тяжелый, монотонный ритм своего движения.

Капитан схватил в руки рацию:

– Внимание! Говорит пятый. Всем постам службы безопасности движения. Всем подразделениям милиции и патрульным машинам на линии. Внимание…

Татьяна остановилась, когда увидела впереди какое-то шоссе с оживленным движением. Она свернула налево, скатилась под пологий откос, и «москвич» завяз в рыхлой почве. Выйдя из машины, она направилась к опушке, утопая в водянистой жиже.

Это недолго! – успокаивала себя беглянка, в лесу суше. Собак у них нет, и ждать они их не будут. Километр в сторону, а потом к дороге. Любой дальнобойщик ее подберет. Подумаешь, немного испачкалась, но уродливой от этого она не стала.

Сил хватило на два километра, но они увели ее в противоположную от дороги сторону. Татьяна вышла на поляну и только теперь поняла, что заблудилась.

– Подумаешь, лес. Лес он и есть лес!

Она улыбнулась и упала, потеряв сознание.

Они вошли в комнату все вместе. Возглавлял шествие профессор Зарецкий, следом шли доктор Кошман и Наташа. Юля сидела у кровати мужа и, увидев делегацию, тут же встала.

– Ну что? – спросил Зарецкий.

– Он открыл глаза. Мне почему-то стало страшно. Взгляд ничего не выражает. Он меня не узнает.

– Это нормально. Заторможенная реакция. Не беспокойся, девочка. Андрей пережил сложнейшую операцию. Адаптация займет немало времени. А теперь иди к себе, нам надо поработать.

Юля послушно вышла из спальни и направилась в свою комнату. Она не могла оставаться у дверей и подслушивать: в коридоре дежурил Ван Ли.

Профессор сел на стул и взял руку сына.

– Пульс нормальный. Измерь давление, Наташа. Капельницу можно снять.

Ассистентка принялась выполнять поручение, а Зарецкий склонился над сыном и попытался с ним заговорить. Он очень волновался, на лбу выступили капельки пота.

– Ты слышишь меня, Андрюша?

Молодой человек смотрел на сидевшего перед ним мужчину с полным безразличием.

– Я сделал все что мог, сынок. Теперь ты должен мне помочь. Только ты один способен выйти из состояния депрессии. Сейчас тебя можно сравнить с новорожденным ребенком, который впервые увидел мир. Но это лишь начало. Твой мозг обязан работать. Постоянно работать. Когда устанешь, лучше поспать. Сон будет восстанавливать твои силы. И снова работа. Главное – начать. Это похоже на законсервированный двигатель, который трудно запустить, но потом он начинает раскочегариваться и работать еще лучше прежнего. Ты понимаешь меня?

Андрей продолжал смотреть на отца, и в его глазах появились искорки сознания.

– Ты очень умный мальчик. Ты талантливый, настойчивый, решительный и смелый. Попытайся сконцентрировать свое внимание, собраться с мыслями и скажи мне, сколько ты видишь пальцев на моей руке.

Зарецкий сжал кулак и выбросил указательный и средний пальцы вверх.

Андрей перевел взгляд на руку отца и долго ее разглядывал. – Полная амнезия, – тихо сказала Наташа.

– Заткнись, – гневно прошипел Зарецкий. Андрей прищурил глаза, будто на него направили яркий прожектор.

– Два.

Профессор облегченно вздохнул. Он достал из кармана белого халата платок и промокнул лоб.

– Отлично, сынок. У тебя есть сила воли. Только не ленись. Арифметика будет трамплином к полному выздоровлению. Не бойся себя утруждать.

Зарецкий показал три пальца на левой руке.

– Сколько?

Опять пауза и ответ:

– Три.

– А сколько вместе? Он выставил вперед две руки, на каждой из которых оттопырил по три пальца.

– Шесть.

– Великолепно. А теперь попробуй вспомнить цифру сто. Начинай считать в обратном порядке. Ну?

Сконцентрированный взгляд Андрея начал угасать, он молчал.

– Я тебе подскажу. Девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь. Ну постарайся. Ну?

– Девяносто шесть… девяносто три…

– Прекрасно. Но прежде чем называть цифру, ты должен думать. Думать и проверять себя. Инстинктивная память – это ленивая память. От нее надо отказаться. Запомни главное: сначала подсчет, затем осмысление, потом проверка и в последнюю очередь решение и смелое утверждение. Только при такой цепочке действий ты никогда не ошибешься. Не допускай ошибок. Многие из них жизнь не прощает.

– Девяносто пять, девяносто четыре, девяносто три.

– У него повышается давление, доктор, – сказала Наташа.

– Сделай ему укол, пусть поспит. Четверть дозы. С его слабостью больше не требуется. Давай ему кислородную подушку каждые полчаса. Клеткам нужен кислород, и как можно больше. Сон двенадцать часов и интенсивная терапия мозга.

Сознание не может стопориться. Начинай с чисел, затем переходи на слова, поговорки, стихи, а потом на имена, фотографии и воспоминания. Через пару дней поднимем его на ноги и приступим к координации движений и рефлексам. Возьми себе в помощницы Юлю. Одной тебе не справиться. Я буду появляться здесь каждые два часа.

– Задача понятна, Борис Михалыч.

– Ты закончила расшифровку магнитофонных записей?

– Да, тридцать пять страниц машинописного текста. Они лежат у вас на столе в кабинете.

– Отлично. Мы с Игорем Львовичем приступили к работе над рефератом. Если понадобимся, мы в кабинете.

– Вас можно поздравить с удачей, – улыбаясь, сказал Кошман.

Никто никогда не видел, как улыбается эта хмурая личность. Может быть, он знал, что улыбка ему не идет, или не имел повода к радости.

– Не меня, Игорь, а всех нас. Но торжествовать победу еще рано. Мы не способны корректировать процессы, а они могут пойти по непредсказуемому пути.

Любая перегрузка, стресс могут привести к клинической смерти мозга.

Профессор посмотрел на сына и поймал на себе осмысленный серьезный взгляд.

– Я уверен в успехе! – заявил Зарецкий и вышел из комнаты.

Ван Ли протянул ему записку. «Вас ждет Вихров. Впустить?» – прочитал профессор.

– А… Неугомонный унтер Пришибеев. Проводи его в приемную.

Повернувшись к доктору Кошману, Зарецкий бросил через плечо.

– Это не надолго. Идите в мой кабинет и начинайте работать, я скоро присоединюсь.

До усадьбы профессора Вихрова подвез посторонний человек. Всю дорогу бывший подполковник пролежал на полу за переднем сиденьем, накрытый одеялом.

Он вышел из машины возле дежурного микроавтобуса и заплатил водителю пятьдесят долларов. Тот остался доволен и тут же улетучился.

Командира встретил Угрюмый.

– Как дела? – спросил Вихров.

– Внешне все спокойно. В доме Зарецкого появился новый жилец. Жена его сына. Мы уже проверили ее по нашим каналам. Никакого интереса она для нас не представляет, В остальном все тихо.

– Конечно. Если не учитывать, что вы упустили Татьяну Медведеву.

– Послушай, Костя. Эта баба полная пустышка. Она не стоит того, чтобы уделять ей внимание. С Сарафановым ее ничего не связывает. А Зарецкого она могла знать через покойного Докучаева.

– Мудак ты, Угрюмый. Бабы по природе своей непредсказуемы, а когда их раздели догола и занесли топор над головой, они становятся опаснее роты таких головорезов, как ты. Слишком часто она попадается нам под ноги. Слишком. И связь с Сарафановым у нее есть. Она находилась в его квартире, когда ранили банкира. Мы и тогда ее упустили. Ждите здесь. Положение обострилось. Я должен выжать из Сарафанова все соки, иначе всем нам хана!

Вихров направился к воротам усадьбы. По другую сторону заросшего луга на краю опушки, сидя на высокой лиственнице, расположились еще два наблюдателя.

Трошин и Зданович не отрывались от биноклей.

– Зачастил Вихров, – комментировал Трошин. – Горячо под ногами. Тоже поди мечтает получить кусок пирога. Зря надеется. Сарафанов не из тех, кто с легкостью расстается со своими деньгами.

Патологоанатом щелкнул языком.

– Вихров вооружен. Те двое в микроавтобусе тоже. А цель они преследуют ту же самую, что и мы. У них преимущество по всем статьям. Я стрелять не умею, а у тебя, Филипп, не действует правая рука.

– Если ты победишь свой собственный страх, Валера, то мы победим. У нас есть главное преимущество. О нас никто ничего не знает. Фактор внезапности решит схватку в нашу пользу. Наша машина стоит в сотне метров. На дороге заложена легкая радиоуправляемая мина. Мы садимся им на хвост и приводим взрывное устройство в действие. Никто не пострадает, а их машина выходит из строя. Противник в панике. Ну а стреляю я левой рукой ничуть не хуже, чем правой. Нам хватит пяти минут, чтобы уничтожить противника и захватить банкира в свои руки. Но вряд ли это случится сегодня. По сообщениям Юли, Сарафанов находится в тяжелом состоянии, и Вихров не решится забирать его из-под надзора профессора, пока тот не придет в полное сознание. Риск не оправдывает затраченных сил.

– Может быть, мы слишком рано встали на дежурство? Мерзнуть здесь круглые сутки не лучшее времяпрепровождение.

– Извини, но когда счет идет на сотни тысяч долларов, рано не бывает. Бывает поздно! Второго шанса не будет.

Они замолкли, наблюдая, как Вихрова впускают в дом.

Профессор появился в приемной с холодным выражением лица. Вихров мял в руках кепку, глядя на врача как на судью, который должен зачитать ему приговор.

– Ничем не могу вас утешить, господин Вихров. Сегодня ночью Сарафанов умер.

Подполковник вздрогнул.

– Как? Как он мог умереть в ваших руках? Это невозможно.

– Заражение крови. Начался необратимый процесс. Тут медицина бессильна.

Сам Господь Бог не смог бы спасти его. Впрочем, я вас предупреждал. Вы не уберегли казначея от пули, а я не смог дать ему вторую жизнь. У меня запасных нет. Так устроен мир.

Вихров долго молчал, скрипя зубами, а потом спросил:

– Кто об этом знает?

– Вы, я и двое моих ассистентов.

– Никто не должен знать о его смерти!

– Вам ли говорить об этом? Сколько трупов вы уже вывезли из этого дома? В соседнем лесу разрослось солидное кладбище. Вы можете забрать труп и отправить его туда же, где ему место.

– Я все понимаю, профессор, но никак не могу поверить в случившееся.

– Идемте.

Зарецкий проводил подполковника в спальню Сарафанова, где на кровати лежало побелевшее тело банкира с сжатыми синими губами. В мертвой тишине зажужжала муха. По коже Вихрова пробежала дрожь. Он потерял свою последнюю надежду на спасение. Теперь ему никто не подскажет, где искать выход. Со смертью Сарафанова кончилась эпоха клана «Черный лебедь», а ненужные отростки пропустят через мясорубку и пустят на удобрение.

– Вам не обязательно афишировать его смерть, – неожиданно сказал профессор.

– Миф о существовании банкира будет жить до тех пор, пока живут его дела.

Вихров посмотрел в лицо Зарецкого и начал судорожно расшифровывать сказанное.

– Мне нужны носилки, мешок и три лопаты. Пусть ваш азиат впустит на территорию мою машину.

– Так мы и сделаем. Чем быстрее, тем лучше. За банкиром идет серьезная охота, Вихров, и у вас есть конкуренты. Некий майор ФСБ Филипп Трошин.

Зарецкий вынул из кармана лист бумаги, свернутый вчетверо.

– Это увеличенная ксерокопия его удостоверения. Именно Трошин стрелял в Сарафанова, используя пистолет одной дамы. Он знает, что банкир находится в моем доме. Каким образом он добывает информацию, мне неизвестно.

– Даму зовут Татьяна Медведева?

– Вы правы. Она случайный человек в этом деле.

– Она свидетель, свидетель, который находится в розыске, и к тому же жена полковника ФСБ.

– Положение ее незавидное. Но опасность скорее исходит от Трошина, а не от напуганной и беспомощной женщины. Все, что ей нужно в жизни, это чтобы ее оставили в покое. Не следует дергать гремучую змею за хвост.

– Согласен. Но если муж найдет ее раньше меня, или это сделает следственная бригада? Она слишком много знает. И о вас тоже, профессор.

– Не теряйте времени, Вихров. Я не хочу держать в своем доме криминальные трупы.

Юля наблюдала из окна своей комнаты, как на территорию въехал микроавтобус, как из него вышли двое мужчин и поднялись на крыльцо. Через несколько минут они вышли с носилками, на которых лежал человек, упакованный в черный целлофановый мешок. Носилки погрузили в машину.

Девушка достала из-под подушки мобильный телефон и набрала нужный номер.

– Але, вы меня слышите? Его увозят. Увозят на микроавтобусе, и я дума…

В коридоре послышались шаги. Юля бросила трубку под подушку. Дверь открылась, и на пороге появилась Наташа.

– Почему у тебя такой испуганный вид, девочка? – спросила секретарша профессора и вошла в комнату.

Трошин услышал короткие гудки в трубке.

– Черт! Нас разъединили.

Он начал набирать номер, но остановился.

– Очевидно, ей помешали…

– Что случилось? – спросил патологоанатом.

– Только бы не упустить! Сарафанова увозят. Спускаемся вниз – и к машине. Живо!

Они походили на обезьян, скачущих по ветвям деревьев. Если бы кто-нибудь бросил взгляд с другой стороны поля на опушку, то без сомнения заметил бы раскачивающееся дерево и двух животных, скользящих вниз.

Трошин уже бежал к машине, когда его окликнул напарник.

– Постой, Филипп. Они повернули в другую сторону.

Трошин оглянулся. Микроавтобус выехал из ворот и повернул к лесу.

– Черт! Но там нет дороги. Они не проедут. Мы проверяли. Что они задумали?

Ответа не последовало.

Татьяна обходила дорогу, ведущую к усадьбе Зарецкого, лесом. На этот раз она не решилась угонять машину, но и миновать посты на дороге, идя напрямую, ей не удалось бы. Пришлось делать крюк.

Она старалась держаться окраины леса, чтобы вновь не заблудиться. При ее плохой ориентации и незнании местности ничего не стоило угодить в болото или свалиться в яму. Таня рассчитывала выйти к дому Зарецкого с тыльной стороны.

Она еще не знала, как сумеет преодолеть четырехметровый забор, но была уверена, что справится с любым препятствием. Цель оправдывает средства.

Стрелки часов приближались к полудню. Она не торопилась. Раньше наступления темноты никаких действий предпринимать не следовало. Дом профессора находился под зорким наблюдением. Те, кому надо, знали, что она ушла от Зарецкого вчера днем, но никто не должен знать, что она вернулась.

Тропинка вывела ее к кустарнику, и она увидела ряд шикарных строений.

Крайний дворец принадлежал профессору, Между ней и домом была поляна в две сотни метров.

Если она пойдет лесом, то ей придется описать дугу в лишние полкилометра и она окажется там, куда стремилась.

То, что произошло дальше, можно сравнить с падающим на землю метеоритом.

Из-за забора появился микроавтобус Вихрова. Машина выскочила на скошенное чтоле и направилась прямо на нее. Татьяна застыла на месте. Они не могли ее видеть и не могли знать о ее местонахождении. Машина скакала по кочкам и быстро приближалась к опушке.

Женщина присела на корточки и не могла пошевелиться. Ноги начали дрожать. Она сунула руку в карман и достала пистолет.

Микроавтобус вкатил в лес в десятке метров с левой стороны от ее укрытия.

Машина остановилась у березовой рощи, где проезд перегородил частокол деревьев.

Захлопали дверцы, и на землю спрыгнули трое. Она их видела и всех узнала.

Ее никто не мог заметить, и вряд ли этих людей интересовало что-то, кроме собственных забот. Из машины достали лопаты, а потом вытащили носилки. Кто на них лежал, понять было трудно. Обычный мешок, черный, блестящий, но тут же стало ясно, что кроется под черной оболочкой.

Двое взяли носилки и потащили лес. Вихров шел сзади и нес лопаты. Таня не могла себя заставить двинуться с места, набраться смелости и проследить за шествием.

Ее терзали сомнения и мучило любопытство, но если ее обнаружат, она не сумеет сбежать или оказать сопротивление. Пистолет вселял в нее определенную уверенность, но выстрелить в человека жена полковника не была способна.

День выдался богатым на сюрпризы. Спустя минут семь она увидела новую картину. Двое мужчин появились на опушке в том самом месте, где стоял микроавтобус. Они старались остаться незамеченными, пригибались к земле, перебегали от одного дерева к другому и пытались не шуршать листьями. У одного из них была перевязана рука. Она уже успела забыть о Трошине, но он вновь вырос из пепла, как сказочная птица Феникс. Такой скорее сдохнет, но своего не упустит.

Татьяна не выдержала. Испытания оказались выше ее сил, и она медленно начала передвигаться в глубь леса, придерживаясь значительного расстояния, как опытный охотник, наблюдающий за зверем, зная, что ветер может донести его запах до хищника.

Глубокую могилу рыть не стали. Мешок бросили в яму, присыпали землей и заложили дерном. Работали молча, уходили не торопясь. И словно по заказу один из могильщиков, таскавший дерн, забыл свою лопату, прислоненную к дереву.

Вскоре послышался звук автомобильного мотора, который постепенно затерялся где-то вдали.

Когда могильщиков сменили кладоискатели и Трошин со своим напарником принялись за работу, Таня подобралась ближе, потом еще ближе, и конечной точкой стал куст дикого шиповника в десяти метрах от эпицентра событий.

Трошин укладывал дерн в штабель, а Зданович копал. Со своей задачей они справились быстро. Вскоре черный мешок лежал на траве.

– Вскрывай, Валера, – приказал Трошин. Молния на мешке разъехалась. Перед ними лежал труп Сарафанова.

– Опоздали! – заключил Зданович.

– Он не мог умереть под присмотром Зарецкого, а это может означать только одно: конкуренты выбили из банкира тайну клада, а потом прикончили его. Нам надо проследить за ними.

– Их уже не догонишь, а следы убийства найти нетрудно. Мы это сейчас проверим.

Трошин его не слышал, он набирал номер на телефонной трубке.

– Але, Яша. Машина Вихрова двигается к шоссе. Перекрой выход. Вихров мне нужен живым. Сарафанов убит. Кроме Вихрова, никто знать о тайнике не может. Не задень его.

Трошин сунул трубку в карман.

– Кто-то еще работает с нами?

– Конечно, Валера. Я выставил заслон возле шоссе.

Зданович выпрямился.

– Зачем же тогда мы тебе понадобились?

– Не нервничай. Денег на всех хватит. Но мы не можем позволить себе провалить операцию. Это дело всей моей жизни. Осмотрим труп и уходим. Нам надо присоединиться к моей команде. Если они возьмут Вихрова, то дурь из мужика придется выбивать по горячим следам, не давая ему опомниться.

Зданович сомневался. Впервые он не поверил Трошину. А почему, собственно говоря, он верил ему раньше? Мальчишество! Зачем он ему нужен? Глупец! Считал себя умным человеком и попал под влияние обаятельного афериста, который готов перерезать глотку каждому, кто перебежит ему дорогу.

– Не теряй времени, Валерий!

Он вынужден был подчиниться. Они не в парке Сокольники и не гуляют по Красной площади. Здесь его не пошлешь к черту. Здесь место, где хоронят людей и присыпают землей, а через месяц выпадет снег, и к весне талые воды превратят труп в кости, если этого не сделают раньше черви и муравьи.

Зданович вновь склонился над трупом.

– Три пулевых ранения я вижу. Обработаны идеально. Так, словно пули высосали из тела, а не резали его. Ты прав. У такого врача пациенты не умирают сами. Давай перевернем его и посмотрим спину. Могу с уверенностью сказать, что Сарафанов умер пару дней назад, а не сегодня. Может быть, ты ошибаешься насчет Вихрова?

Труп перевернули на живот. И вдруг оба отпрянули, будто под телом зашипела подколодная змея.

– Что это? – воскликнул Трошин.

Когда покойника сдвинули с места, парик остался лежать на мешке и перед ними блеснул оголенный затылок мертвеца.

– Господи! Зачем его обрили?

Зданович уже забыл об опасности. В нем проснулся врач, специалист, который должен дать точную оценку случившемуся.

– Банкиру делали трепанацию черепа. Причина не ясна. Ранений головы не было. Дай мне нож, – Что? Нож?

– Быстрее.

Трошин достал перочинный нож и подал патологоанатому. Тот тут же вспорол грубые швы, идущие вдоль следов от волосяного покрова.

Майор сморщился и отвел взгляд в сторону.

Он слышал неприятные звуки и кряхтенье потрошителя. Врач так увлекся делом, что забыл о присутствии наблюдателя.

– Ну что, Валера? – спросил Трошин, не опуская глаз.

– У трупа отсутствует мозг. Для тяжести в череп набили вату, пропитанную глицерином. Операция сделана безукоризненно.

– Что это может значить?

– То, что профессору Зарецкому понадобился мозг Сарафанова. Зачем? Не имею представления. Трансплантация мозга невозможна. Даже такой гений, как Зарецкий, не способен на это. Сумеет ли он использовать часть мозга? Не уверен. Или ему понадобились живые клетки, чтобы заменить ими больные и отмершие? Но на такое даже фантазии Жюля Верна не хватило. Это феномен, неподдающийся осмыслению.

Однако факт остается фактом. А если вспомнить, что у сына профессора рак мозга, то я готов принять любую теорию событий. Теперь только Юлька может пролить свет на эту историю. Вихров ничего не знает. Он унес из дома труп, но тайна осталась в стенах особняка великого гения. Вряд ли мы подберем к нему ключи.

Зданович бурчал себе под нос, изучая череп покойного финансиста, тоже гения, но в другой области.

– Бедный Йорик! Не повезло тебе…

Увлеченный мыслями, Зданович не слышал, как Трошин достал из кармана пистолет и, направив ствол в затылок патологоанатома, нажал спусковой крючок.

Раздался сухой выстрел.

Таня зажала рот руками и едва не крикнула, когда увидела, как Трошин достает оружие. Она зажмурилась и легла на землю.

Прошло немало времени, пока женщина нашла в себе силы приподнять голову.

Над землей сгущались тучи. Тишину разрывали отвратительные выкрики ворон.

Воздух наполнился сыростью, поднялся промозглый ветер, вздымавший листву к макушкам деревьев.

Она встала и осмотрелась по сторонам. Ни души. В десяти шагах от нее лежали два мертвеца.

Татьяна подошла к могиле и столкнула в яму труп Здановича. Ей пришлось закончить черную работу, которой брезговал Трошин. Уложив дерн на место, она взялась обеими руками за мешок со вторым трупом и поволокла его в глубь леса.

Спустя десять минут она вернулась за лопатой.

Кто знал, о чем она в этот момент думала. Любой ее поступок всегда выглядел странным и непонятным. На то она и женщина, и не просто женщина, а Татьяна Медведева, которую разыскивали повсюду совершенно разные люди с непохожими целями.

– А вы похудели, Владимир Сергеевич.

На пороге стоял подполковник Ефимов. Медведев посторонился и пропустил гостя в квартиру. Он и впрямь сдал за последнее время. Пропала былая солидность, щеки провалились, он забывал бриться и гладить брюки. На кухне в раковине собралась груда немытой посуды. Поиски пропавшей жены съедали все его время, пока он держался на ногах, а когда сил не оставалось, полковник, не раздеваясь, падал на кровать и засыпал. На следующий день поиски возобновлялись.

– Как я догадываюсь, вы до сих пор не нашли свою жену, – сказал Ефимов, оглядывая кухню.

– Очень меткое замечание.

– Но вы не можете не знать, что Татьяна Михайловна была дома. Она переоделась и прихватила свой заграничный паспорт. Не так ли?

– И где вы обнаружили ее след?

– К сожалению, обнаружили, но взять нам ее не удалось.

– Что значит взять?

– Ситуация резко изменилась. Вашу жену подозревают в убийстве и в покушении на жизнь сотрудника милиции, а также в угоне машины и незаконном применении огнестрельного оружия. Целый букет. История могла кончиться по-другому, но ваша супруга стала абсолютно неуправляемой. У одного из моих сотрудников погиб отец на дачном участке. Его связали по рукам и ногам и подожгли дом. Человек сгорел. И все это сделано ради того, чтобы украсть у него машину…

Ефимов в подробностях рассказал о происшествии в пригороде и выложил на стол пакетик с гильзой и загранпаспорт Медведевой.

– Как вы ни старались убедить меня в том, что пистолетом вашей жены пользуется необузданный маньяк, ничего не получается. Оружие в руках Татьяны, и перед вами лежат доказательства. Помимо сотрудников милиции есть более двух десятков свидетелей, присутствовавших при ее задержании и готовых присягнуть, что видели, как она стреляла.

Ефимов убрал улики в карман.

Медведев встал, вышел из кухни и вернулся через минуту с белым плащом в руках.

– Могу поверить в то, что моя жена импульсивный человек, но она не убийца. Вот ее плащ. Вы видите – он цел. А что касается смерти старика, то доказательств причастности моей жены к этому убийству или к умышленному поджогу у вас нет. Соседка видела, как Татьяна выезжала с территории дачи, но пожар возник намного позже. Я постараюсь получить заключение пожарных на сей счет. Объективное заключение.

– Так или иначе, Владимир Сергеевич, вам понадобится потратить немало усилий, чтобы снять одно или два обвинения, и то не без помощи очень опытного адвоката. Но стрельба в общественном многолюдном месте и покушение на жизнь сотрудника милиции остаются. А теперь вспомним остальные эпизоды. Гибель Докучаева. Я уже не говорю о расстреле охранников в подъезде. Кто она? Убийца или свидетель? Однозначного ответа нет. Теперь мы знаем, что в подъезде погибли сотрудники охранного агентства «Щит». В последнее время это агентство стало очень популярным. О нем кричат крупные газеты и телевидение.

– Дутая утка! И вы об этом знаете, подполковник. Вихров набрал банду отщепенцев и защищал криминальную группировку, в которую входили и Докучаев и Сарафанов. В нашем ведомстве заведено дело на эту преступную организацию. Вихров еще получит свое.

– Вряд ли. Я слышал о мифической банде крупных чиновников, которые переправляли цветные металлы за границу. Но чиновники ушли в мир иной, и все ваши старания лопнули, не получив своего развития. Что касается Вихрова, то его агентство призвано защищать граждан России, а не разбирать и расследовать, кто чем занимается. Преступники не имеют ярлыков. Будь вы министром или бандитом, вы, как и все, имеете право на защиту. Каждый может обратиться в агентство «Щит» ради собственной безопасности. И, как теперь всем известно, агентство отлично справляется со своими обязанностями.

– Конечно. Поэтому убили Пичугина, Докучаева, Гнилова, Тихомирова и исчез без следа Сарафанов.

Ефимов встал.

– Вот что, Владимир Сергеевич. Не знаю, кто из нас первым найдет Татьяну Медведеву, но не исключено, что она вновь захочет забежать домой. Убедительно прошу вас уговорить свою жену не делать глупостей, а явиться в управление с повинной. Не мне вас учить, вы все сами знаете. Только не расслабляйтесь и не идите на поводу у собственных чувств. Вам ее не спасти. Фотографии и описание вашей жены есть у каждого милиционера страны. За преступления придется держать ответ. Не усугубляйте ее вину и помогите ей одуматься и помочь правосудию и себе. А пока нам не стоит забывать, что Татьяна Медведева на свободе, у нее в руках пистолет и он продолжает стрелять!

Медведев ничего не ответил. Он знал только одно: его жена не преступница и ей не за что нести наказание.

Пресс-конференции в охранном агентстве «Щит» стали традицией. Сегодня журналисты собрались на внеочередной брифинг, и на вопросы отвечал сам Вихров.

– Как вы расцениваете вчерашний инцидент на сорок пятом километре Варшавского шоссе Климовском и Столбовой?

– Я и раньше говорил, что наша работа сопряжена с риском для жизни. Мы теряем лучшие свои кадры. Позавчера возле своего дома был убит выстрелом в голову наш сотрудник Рыжов. Отличный парень, профессионал. Но о нем мы поговорим отдельно. Что касается трагедии на Варшавском шоссе, то могу вас заверить, что акция была тщательно подготовлена. В агентство обратился человек и попросил сопроводить его вместе с семьей в аэропорт Шереметьево и посадить на самолет, вылетающий в Брюссель. Я выслал в район Климовска двух своих лучших сотрудников и шофера. Клиент должен был ждать нашу машину, микроавтобус «РАФ» на отметке сорок пятый километр. Мы получили сообщение по рации о том, что встреча с заказчиком состоялась и машина направляется в сторону Столбовой.

Дальше можно говорить только о предположениях. Через пять километров наш микроавтобус свернул на проселочную дорогу и тут же был обстрелян из автоматического оружия. В корпусе машины обнаружено восемьдесят четыре пулевых отверстия. От такого шквала огня не мог уцелеть никто. Но наши люди ничего не стоили бы, если бы позволили так просто себя расстрелять. Они смогли дать отпор налетчикам. Трое погибли на месте при перестрелке, одному удалось сбежать. Об этом говорят следы от машины, которая скрывалась за высоким кустарником.

– Как же они смогли дать отпор, если на них обрушился такой шквальный огонь? – задал вопрос один из репортеров с фотоаппаратом на груди.

Вихров тут же узнал в нем майора. Посланец масонов прибыл за отчетом.

– Объясняю. Передняя дверца машины не имеет пробоин. Впереди сидел сообщник бандитов, который встречал нашу группу на шоссе. Они боялись его задеть и тем самым позволили шоферу выскочить из машины и дать отпор.

Майор задал следующий вопрос.

– Мне удалось побывать на месте происшествия, уважаемый господин Вихров, и сейчас, слушая вас, ваши слова вызывают у меня сомнения. Лес и кустарник находятся с левой стороны от дороги. Справа раскинулось поле. Если машина шла из Москвы и свернула влево, то со стороны кустарника оказалась дверца водителя.

А это значит, что его могли убить первым выстрелом, не опасаясь за жизнь сообщника, и уж тем более никто не дал бы ему возможности выскочить из машины и отстреливаться. Скорее всего, ваши люди ехали в обратном направлении и были обстреляны при выезде на шоссе. Об этом говорят и пробоины на правой стороне корпуса микроавтобуса.

Вихров усмехнулся.

– Я так думаю, что из журналистов получаются хорошие сыщики только в книгах. Каждый должен заниматься своим делом. Как только раздался первый выстрел, наш водитель резко развернулся. На дороге остались четкие следы. Вот почему основной удар получил правый борт машины, а водителю удалось выпрыгнуть и дать отпор.

– И все же я с вами не соглашусь, – настаивал майор, игравший роль въедливого репортера. – Никаких следов вы обнаружить не могли. Всю ночь шел проливной дождь. Будь то первый или третий выстрел, но по-вашему получается, что налетчики не умели стрелять, если не попали в машину. Левый борт не имеет ни единой царапины.

На шее Вихрова вздулись жилы. Весь зал, заполненный представителями прессы, внимательно следил за перепалкой, переводя взгляды с одного на другого.

– Вы танцуете от собственного воображения, уважаемый. Я придерживаюсь фактов. Бандиты умеют стрелять, и никто из них не промахнулся. Их цель – остановить машину, и первые выстрелы были направлены по колесам. Пробиты все четыре колеса. Это первый ответ. Второй заключается в том, что отпор был дан.

Три трупа без документов с автоматами, на которых спилены номера, обнаружены на месте происшествия. Значит, шоферу удалось выпрыгнуть из машины и открыть ответный огонь. Это – факт, и от него никуда не денешься. Мне непонятны ваши выпады. Если вы такой умный и грамотный, ведите свое собственное расследование и делайте дилетантские выводы. А что вам здесь в таком случае делать?

В зале раздался смех, и следующий вопрос майора остался неуслышанным.

Под занавес Вихров попросил всех встать и почтить память погибших молчанием.

Майор, как и в прошлый раз, задержался в зале.

– Вы подготовили отчет, подполковник? – резко спросил он, когда они остались одни.

– Я связывался с господином Сарафановым. Он помнит о всех договоренностях с высоким руководством, но не желает на данный момент прерывать свой отпуск. В конце концов, он не мальчик на побегушках и не собирается плясать под вашу дудку. Я подчиняюсь только Сарафанову. Он платит мне деньги, и моя обязанность охранять его от домогательств и угроз. Никакого отчета я писать не собираюсь, а местонахождение банкира мне неизвестно. Я выполняю его поручения, полученные по радиосвязи. Двое моих людей находятся рядом с банкиром, но у меня нет с ними контактов. До поры до времени, конечно.

– Вы нарываетесь на крупные неприятности, Вихров. Забываетесь!

– Бесполезно меня пугать. Если со мной произойдут неприятности, то Сарафанов не выйдет из тени. Вы лишитесь его доверия. А банкир, как вы понимаете, и так не очень-то верит вашим боссам. Можете искать его сами, если получится. Но этим вы только насторожите казначея, у которого в руках железнодорожный состав, набитый валютой.

– Найти его нетрудно, Вихров. Вчерашняя бойня произошла под Климовском на перекрестке. Эта дорога ведет в Марьину пущу, где живет и работает профессор Зарецкий.

Вихров похлопал в ладоши, вспомнив, как это делал майор на предыдущей пресс-конференции. – Какие успехи. Тут нет никаких секретов. Сарафанову назначена операция на первое декабря, и об этом знают все кому не лень. Вчера по поручению банкира я лично ездил к профессору за подтверждением. Зарецкий меня уверил, что никаких изменений в графике не предусмотрено. До первого декабря осталось полтора месяца, так что придется вам потерпеть. А на данный момент банкиру там делать нечего. У Сарафанова есть более комфортабельные условия для отдыха.

Майор встал и направился к выходу. Когда он дошел до двери, Вихров его окликнул:

– И вот что, майор. Вам бы не ехидничать надо, а поберечь моих людей и тех, кто покушается на жизнь Сарафанова. Облаву на меня устроили чекисты.

Занимается этим делом майор Трошин. Что там у них на уме, я не знаю, но Сарафанов их интересует не меньше вашего. Мне чудом удалось спастись. А если меня убьют? Кто для вас сохранит казначея живым и здоровым? Советую вам беречь меня как зеницу ока, а не показывать мне свои третьеразрядные страшилки. Вы отвлекаете меня от дел.

Майор прищурился.

– Передай Сарафанову, Вихров, что мы взяли под опеку его жену. И она будет находиться у нас до тех пор, пока он лично не объявится.

Майор вышел, хлопнув дверью.

На следующей странице альбома хранилась фотография красивой женщины с озорными глазами и широкой открытой улыбкой.

– А это твоя мать, – скорбно сказала Наташа и посмотрела на осунувшегося больного. – Ты ее помнишь?

Андрей отрицательно покачал головой.

– Мне кажется, я видел ее во сне.

– Теперь тебе вся прошлая жизнь будет казаться сном. Ты родился заново, понимаешь. Твой отец волшебник. Он вылечил тебя от страшной болезни, которая съедала твой мозг заживо. Но теперь самое страшное позади. Ты должен наверстывать потерянное, а это нелегкий труд. Знаешь сказку про спящую красавицу? Правда, я привела не очень хороший пример, но суть в том, что человек может уснуть, очень надолго и проснуться совсем в другой жизни. Ему придется смириться с этим и приспосабливаться к новым условиям. А что делать? Жить-то надо.

– Но я недолго спал. Жизнь осталась прежней, но почему она мне не знакома?

– Это пройдет. Временная потеря памяти. Главное, что инстинктивная память сохранилась.

– Что это значит?

– То, что ты знаешь, какая вещь для чего предназначена. Ты не станешь расческой чистить зубы и есть мыло. Когда надо, ты направляешься в туалет, а не в кухню. Ты будешь есть хлеб, а не землю. Постепенно у тебя начнет возникать интерес к окружающему миру. Сначала ты увидишь себя в зеркале, потом засмотришься на птичек, подумаешь о природе и почувствуешь, как в тебе просыпаются забытые желания.

Наташа взглянула на дверь, осторожно взяла руку Андрея и положила ее себе на колено.

– Сейчас ты пребываешь в полудреме. Заторможенность скоро пройдет.

Она прижала его руку к своей ноге и потянула ее выше. Юбка задралась, и пальцы молодого человека уперлись в узкую полосу ажурных трусиков.

– Чувствуешь что-нибудь?

– Не знаю.

Андрей отдернул руку.

– Чувствуешь. Я тебя смутила. А это тоже чувство. Только маленькие дети тащат в рот мыло и ходят нагишом, ни о чем не думая. А ты вернулся в этот мир взрослым. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

– Я тебя слушаю, и мне нравится твой голос. Я не все понимаю, но мне интересно тебя слушать.

Наташа перевернула страничку семейного альбома и показала ему фотографию, где стоял молодой человек в черном смокинге и девушка в белом платье.

– Узнаешь?

– Кто это?

– Это ты и твоя невеста Юля. Теперь она твоя жена. Она сидит с тобой по ночам, а утром ее подменяю я.

Наташа встала, сняла со стены зеркало и поднесла к постели.

– Вот, сравни. Сейчас тебя остригли, но волосы скоро вырастут, а пока можешь носить парик. Я купила тебе целых два, они лежат на верхней полке твоего шкафа. Можешь стать блондином или темноволосым с сединой.

Андрей долго смотрел на свое отражение, разглядывал лицо, глаза, уши.

Потом взглянул на фотографию.

– Я не помню нашей свадьбы.

– Скоро память восстановится. Не расстраивайся. Ты уже здорово продвинулся. Завтра мы поставим тебя на ноги, проверим координацию движений, потом поиграем в мяч, разовьем реакцию, ну а когда к тебе вернется твой характер, тогда можно будет считать тебя абсолютно здоровым.

– Характер?

Наташа отложила альбом в сторону.

– Конечно. Это главное, что есть в человеке. Его воспитание.

Мировоззрение, восприятие, реакция, способ мышления, способы защиты и нападения. Эти компоненты вырабатывают характер человека, и соответственно своему характеру человек приобретает привычки, привязанности, желания, которые выливаются в поступки. Умные люди считают, что о человеке надо судить по поступкам, а не по его словам и заверениям. Ты еще очень слаб после тяжелой операции, и о характере говорить рано. В таких делах лучше не торопиться.

Сейчас ты очень восприимчив и тебе ничего нельзя навязывать и внушать. Ты должен сам себя формировать. Личность – это прежде всего индивидуальность, а не схема и не подражание другим. Вот твой отец – это великий человек. Личность!

Незаметно Наташа достала из кармана фотографию и повернула ее изображением к Андрею.

– Ты узнаешь? Кто это? – Наверное, я.

Она посмотрела на снимок, который сделала с водительского удостоверения Сарафанова.

– Боюсь, что это действительно ты, – тихо сказала она.

– Я тебя не понял.

– Тебе надо развивать память. Ты только что видел себя в зеркале и уже забыл о своей внешности. Это был не ты.

Наташа сунула фотографию в карман.

– Придется вернуться к математике.

Дверь отворилась, и в комнату, вошел профессор в сопровождении доктора Кошмана.

– Ну, как наши дела? – подойдя к постели, он взял руку Андрея и нащупал пульс. – Доброе утро, сынок.

– Здравствуй, папа.

– Какие жалобы?

– У меня очень болит голова. Особенно по ночам.

– Придется терпеть. Лекарства тебе больше навредят, чем помогут. Кровь должна оставаться чистой. Витамины и в редких случаях слабое снотворное на ночь. А голова скоро заживет. Ты должен знать, что у тебя в голове стоят платиновые пластины, которые вживляются в организм, и с этим придется смириться. Ты сильный человек и сумеешь побороть в себе некоторые недуги ради того, чтобы потом встать в полный рост… Ладно. Мы еще вернемся. Не будем мешать.

Наташа вышла в коридор следом за профессором.

– Борис, я хочу проделать один эксперимент.

– О чем ты, Наташа? Рано экспериментировать. Дай парню встать на ноги.

– Выслушай меня. Почему бы ночью не перевезти Андрея в комнату Сарафанова.

Пусть он проснется на новом месте. Я уберу все зеркала из палаты. Разве ты не хочешь увидеть его реакцию? Хватит играть в считалочки. Его восстановление идет куда быстрее, чем мы предполагаем. Поверь мне.

Профессор посмотрел на доктора Кошмана, и тот одобрительно кивнул.

– Принято!

Наташа вернулась к Андрею.

– Отец хочет поставить тебя на ноги. Докажем ему, что это нам ничего не стоит.

Она подошла к кровати, скинула одеяло и аккуратно спустила ноги больного на ковер.

Держа ее за талию, он медленно и неуверенно делал первые шаги. Ему это нравилось, и он впервые улыбнулся. Они сделали три круга по комнате и направились к двери. Он шел все увереннее и увереннее. Через несколько секунд они вышли в коридор и остановились.

В конце коридора сидел огромный пес.

Наташа улыбнулась.

– Ральф, твой хозяин снова в седле.

Собака оскалила зубы и зарычала.

– Уберите пса! Я ненавижу собак! – крикнул Андрей и покачнулся.