Дыхание Смерти

ГЛАВА ВТОРАЯ

Уронив голову на руки, Кулл блаженно спал. Блюдо с остатками жаркого и огромная пивная кружка сухая, как колодец на заброшенном караванном пути, были сдвинуты на край стола.

Маленький квадратный зал таверны с одногорбым синим верблюдом серди желтых барханов на вывеске едва освещался тусклыми масляными светильниками. Из кухни тянуло каким-то непотребством, которое здешние завсегдатаи, видимо, по врожденному недомыслию принимали за приличную еду. Толстозадые девки в грязных юбках шныряли по залу, разнося мерзкую отраву, и улыбались, не разжимая зубов. В дальнем углу, сдвинув столы, шумная компания играла в кости, видимо на одну из девок, стук костей и пьяные вопля были слышны квартала за три, но Куллу было псе равно. Прервать его сон сейчас могло бы разве крушение мира, да и то вряд ли…

Крушения мира, однако, не потребовалось. Его вполне заменил легкий толчок в бок. Кулл еще не открыл глаза, а его могучая ладонь уже метнулась к топору, когда варвар наконец проснулся и сообразил, где он и что с ним.

Напротив сидел молодой светловолосый парень, тот самый, кто пытался облегчить жизнь верблюдам Ашада и Зикха, да потом вдруг передумал. Меча при нем опять не было — видно, грабитель караванов мечей не признавал, но широкий пояс с ножами был на месте.

Увидев синюю сталь топора, он не шелохнулся и смотрел на Кулла спокойно и твердо: глаза в глаза.

— Если собираешься зарубить туранийца, застав его врасплох, не смотри ему в глаза. Промахнешься, — медленно произнес он.

— Снова ты? — Про себя Кулл подивился такой настырности. — А где еще трое?

— Пока что хватит и меня одного, — ответил Керам, — а почему трое?

— А потому, — Кулл ухмыльнулся, — что вторая половина уже не побеспокоит ни тебя, ни меня.

— Твоя работа?

— Точно. — Кулл сощурился и незаметно передвинул ноги, чтоб упредить быстрое движение правой руки разбойника. Но тот лишь презрительно пожал плечами:

— Ну и демон с ними. Умные люди, увидев тебя во главе каравана, поняли бы, что солнце их удачи закатилось. А дураков не жалко.

Кулл хмыкнул. Керам был, конечно, прав, но когда тебе льстит в глаза кто-нибудь кроме хорошенькой девчонки, держи ухо востро. Тем более в Гайбаре.

— Так, значит, ты не хочешь, чтобы солнце твоей удачи закатилось, и разбудил меня не для того, чтобы посчитаться за тех олухов? Так зачем я тебе нужен? — спросил он уже мягче.

Керам помолчал несколько мгновений, словно раздумывал, с чего начать. Кулла это не удивило. Парень назвался туранийцем, а их порода известна — никогда слова в простоте не скажут, а если такое чудо и случится, то значит одно из двух: либо мать его была валузийкой, либо отец — комморийцем.

— Ты слышал когда-нибудь о Призрачной Башне? — спросил наконец Керам, глядя куда-то мимо варвара. Кулл поморщился. Надо же! А ведь так хорошо начинался день! И парень, судя по всему, хороший, и обижать его совсем не хотелось, но ведь глупость сморозил…

— Я много чего слышал о Призрачной Башне, — кивнул атлант. — И в числе всего прочего я слышал, что оттуда еще никто не возвращался.

— Это сказки, — усмехнулся Керам, — оттуда никто не возвращался потому, что никто туда не ходил. Туда просто так не пройти. Час надо знать. Я открою тебе тайну, атлант. — Керам снова немного помолчал и тихо, равнодушно произнес: — Я был в Призрачной Башне. И вернулся оттуда. И теперь снова собираюсь туда.

Варвар в задумчивости перевел холодный взгляд с лица грабителя караванов на пояс метательных ножей. Светловолосый разбойник пробудил в нем любопытство, одинаково присущее кошкам, детям и варварам.

— И что там такое в этой Призрачной Башне? — спросил он.

— Сокровища, — спокойно проговорил Керам, — перед которыми даже сокровищница самого светлейшего, великого и несравненного — просто склад дешевых побрякушек.

Серые глаза атланта на миг сощурились, но только на миг.

— И кому принадлежат эти сокровища? — спросил Кулл.

— Тебе не все равно? — Светловолосый жестко усмехнулся. — Принадлежат самому Великому скорпиону, стережет их лемурийский маг, а владеть будет тот, кто сумеет взять. — От этих слов, сказанных ровным тоном, по спине варвара пробежал холодок. Как и все северяне, он не любил магов, а если совсем честно, так просто боялся. Но Кераму он не признался бы в этом даже за все сокровища Призрачной Башни. Он откинулся на спинку стула, тот жалобно заскрипел, а атлант обвел таверну внимательным скользящим взглядом и небрежно уронил:

— Так ты искал меня, чтобы позвать в гости к лемурийскому магу?

— Ты проницателен, Кулл, — кивнул тураниец. Кулл подпер кулаком подбородок и задумался.

— Это случилось не так давно, две луны назад, даже чуть меньше, — заговорил светловолосый грабитель караванов, — я отстал от своих ребят… по правде сказать, нарочно. О Призрачной Башне я слышал от Хайрама-Лисицы… Ты знаком с ним?

— Нет, — коротко ответил варвар.

— Твое счастье. А я вот знаком. Даже вроде бы родственники. Отец он мне… Ладно, то дела прошлые. Отец сам не ведал, что творит, когда решил обзавестись наследником, иначе бы поостерегся. Хотя вряд ли. Он мало чего боится. Даже проклятой бутылки…

— Какой бутылки? — очнулся Кулл, который от монотонных рассуждений Керама начал было засыпать.

— Нет никакой бутылки, — отмахнулся Керам, — тебе приснилось. У меня язык без костей… Давай для пользы дела забудем. Отец мой любит всякие магические штучки больше, чем женщина — побрякушки. Про Призрачную Башню я услышал от него и с тех пор загорелся. Он рассказывал, и я могу поклясться, что это правда, я был там и видел… Вход в Башню лежит через Врата Заката. — В ответ на вопросительный взгляд Кулла разбойник мечтательно улыбнулся: — Врата эти открыты всегда, только видеть их смертному не дано. Но в ясный вечер перед полнолуньем, когда закатное солнце и восходящая луна находятся друг против друга и розовый свет смешивается с золотым… их можно увидеть и войти. Это не легенда, я был там, и я прошел через Врата Заката…

Почти против воли увлеченный рассказом Кулл молчал, боясь пропустить слово.

— Отец говорил, что своим верхним венцом Башня подпирает тучи, и это правда. Она действительно огромна. За Вратами царит тишина, словно даже ветер не может миновать невидимой преграды и бессильно бьется о невидимую стену, но это где-то там… где-то в другом мире. А Башня погружена в безмолвие. Я подошел и толкнул створки высоких ворот, и они распахнулись, словно хозяин ждал меня. Нигде я не увидел ни стражи, ни прислуги, словно Башня была давно заброшена. Я пересек мощеный двор, подошел к дверям и уже хотел постучать… но они открылись сами.

Призрачные бездонные глаза, как две живые звезды, поглотили меня в один миг. Веки, напоминающие своей формой зрелые плоды горного миндаля, окаймленные агатовыми густыми ресницами, вздрогнули и опустились вверх-вниз. Сердце мое тоже вздрогнуло и, взлетев, упало куда-то, где я уже не мог ощущать его.

Лицо девушки, словно дивное творение самого искусного мастера, поразило меня своей страстностью, сквозившей во всех чертах, и чуть полных, цвета спелой вишни, губах, уголки которых прихотливо изгибались каждый раз, стоило красавице улыбнуться, и в изящном, почти хищном, вырезе крыльев прямого носа, и в гордом своенравии открытого лба, который точно возносили к небу два ровных крыла тонких бровей. И вся ее фигура, закутанная во что-то невообразимо легкое и почти прозрачное, но все же не на столько, чтобы не оставить место воображению, начиная от иссиня-черных волн упрямых волос, выбивающихся из-под белой чалмы, и заканчивая маленькими ступнями, в остроносых туфлях, вся она хотя и была мне едва по плечо, но казалась величественнейшей богиней, сошедшей со своего трона, чтобы открыть дверь.

— Врешь, — убежденно произнес Кулл.

— Клянусь Валкой! Ты слушай дальше…

Красавица приветливо улыбнулась мне, словно ждала меня, и кивком пригласила в дом. Я, конечно, последовал за ней, да и кто бы поступил по-другому, когда сама богиня Любви зовет в гости. Мы поднимались наверх и спускались вниз по винтовой лестнице, освещенной странным зеленым светом. В Башне царило то же гнетущее безмолвие, что и во дворе, казалось, неземная красавица — единственная обитательница страшного замка. Я видел распахнутые двери, ковры, в которых утонет нога, драгоценные шелка и парчу, небрежно брошенные на край дивана, павлиньи перья в огромных и прекрасных вазах. Все это великолепие лежало под ногами, словно хозяйка и представления не имела, что ее маленькая, стройная ножка ступает по бесценным сокровищам. Долгое время я думал, что красавица нема, она ведь не обронила ни слова и даже не поприветствовала меня, но неожиданно она обернулась и заговорила. Глубокий и чистый голос ее был низким, усталым и равнодушным:

— Я вижу, ты удивлен, путник? А меж тем удивляться нечему. Мой повелитель, Тумхат, собрал здесь величайшие сокровища всего обозримого мира. Ты хочешь увидеть сокровищницу Тумхата?

Я смог только кивнуть. Красавица улыбнулась пренебрежительно, словно иного и не ждала, но почудилось мне, что, доставая спрятанный на груди маленький ключик, она вздохнула печально и разочарованно.

— Как тебя зовут? — спросил я, уверенный, что имею дело если не с богиней, то с одной из прекрасных принцесс Турании.

— Наконец-то догадался, — она рассмеялась без веселья, — зови меня Малика.

— Отец твой, должно быть, какой-нибудь могущественный правитель?

— С чего ты взял, — спросила она в то время, как длинный коридор, залитый мертвым светом зеленых факелов, в который раз завернул и я в который раз подумал, что без своей прекрасной проводницы дороги назад не найду, — тебя удивляет мое равнодушие к богатству? Скажи, умирающий от жажды в пустыне станет ли радоваться, найдя в песках алмаз… пусть даже с голову осла.

— Ты несчастна? — вырвалось у меня. Малика ничего не ответила, но ее поникшие плечи были красноречивее пленительных уст.

— Тумхат увез меня из Аграпура, где я танцевала на городской площади и была совсем бедна, но свободна.

…Когда-то давно, так давно, что в те времена даже звезды на небе имели иной рисунок, жил правитель, который не хотел править… Но наследники его были так многочисленны и так часто ссорились, что, назови он своим наследником одного из них, другие разорвали бы его в клочья… а заодно и несчастную страну. И он решил назначить своим преемником человека, который наверняка не был с ним в родстве, — самого бедного и незнатного, которого только можно было отыскать. Он отослал тысячи гонцов во все концы страны, и вскоре такой человек нашелся. Он был псарем, и единственными его друзьями и сотрапезниками были собаки, с которыми он ел с пола и спал в углу на соломе. Тряпье, которым он прикрывал свое тело, никогда не видело воды, а густые спутанные волосы — гребня.

Правитель приказал отвести его в баню, постричь волосы и ногти и одеть в чистую одежду, а после этого псаря привели во дворец и вручили власть над богатой страной и ее народом. Человек этот очень обрадовался и без конца благодарил правителя и в знак того, как высоко он ценит его милость, издал первый указ: старый правитель навсегда оставался его властелином и любое его повеление псарь обязался исполнить как свое собственное. На этом они расстались — прежний правитель отправился читать мудрые книги, а псарь остался править государством. Через несколько лет ко дворцу подошел нищий бродяга, у которого ничего не было, кроме двух толстых книг и куска черствого хлеба. Он сказал, что хочет видеть повелителя. То время было временем благоденствия, и нищих не гнали от порога. Каково же было удивление бывшего псаря, когда в нищем ученом он узнал своего благодетеля.

— Приказывай, — сказал он, преклонив колени, потому что догадался, что срок пришел.

— Но что я могу приказать тебе? — удивился ученый. — Ты правишь хорошо и мудро, под твоей рукой моя страна процветает, и я с восторгом нахожу, что мне нечего поправить. Ты оказался здесь вполне на своем месте.

— Ах, великий, — отозвался правитель, — прикажи мне вернуться к моим собакам…

Я смотрел на нее неотрывно, ожидая продолжения.

— Ты не понял? — грустно рассмеялась Малика, отворачиваясь от меня, — каждый должен быть на своем месте. Правитель — во дворце, псарь — на псарне. А вольной птице не место в клетке, даже если она золотая.

Так, разговаривая, мы незаметно спустились вниз и оказались у массивных дверей.

— Смотри, если хочешь, — равнодушно сказала Малика и повернула ключ в замке…

Великий Валка! Назови меня лжецом, если когда-нибудь у скажу, что уже видел такое! Но не зови меня лжецом сейчас… Все стены и потолок огромной пещеры были выложены, как я подумал сначала, белым мрамором, но, приглядевшись, я заметил в нем зеленые прожилки. Это был редчайший белый нефрит…

Кулл, который давно уже не спал, с громадным интересом слушая Керама, на этих словах внезапно зевнул и махнул рукой.

— А, ерунда все это…

— Да? А это ты видел? — отчего-то шепотом спросил разбойник и, окинув таверну быстрым взглядом, выложил на стол лучистый золотой перстень с огромным дивным сапфиром такой густой синевы, что камень казался почти черным. Только одно мгновение свет тусклой лампы играл его гранями, потом разбойник накрыл его ладонью.

— Мне продолжать? — спросил Керам. — Или тебе, может, спать хочется?

— Спать хочется, — опять зевнул атлант, — но ты продолжай…

— На золотых цепях, — как ни в чем не бывало заговорил Керам, — с потолка свешивались зажженные лампы в виде чудовищных полуптиц-полульвов с красными рубиновыми глазами. Я не знаю, в чем там дело… Может, это был ветер, хотя с того мгновения, как я ступил под сень Призрачной Башни, я не ощущал даже легкого дуновения… Но крылья чудовищных созданий шевелились, а головы с уродливыми клювами, казалось, поворачиваются вслед за нами, чтобы не упустить из виду меня и Малику. Вдоль стен стояли раскрытые сундуки, и на мгновение мне показалось, что я ослеп, так нестерпимо было сияние алмазов, сапфиров, рубинов и изумрудов… Я стоял неподвижный, боясь вымолвить слово, словно голос мой обладал разрушающей силой и мог прогнать дивный сон…

А Малика скучала.

— Ну, нагляделся наконец? — спросила она, потеряв терпение. — Достаточно здесь, чтобы купить твою храбрость?

— Здесь достаточно, чтобы купить всю Туранию, — потрясенно произнес я, но Малика лишь презрительно сощурилась.

— Этого оказалось недостаточно, чтобы купить меня!

Не знаю, что подействовало на меня, ее презрительный взгляд или гордая усмешка, но я вдруг опомнился:

— Ты хочешь бежать от своего повелителя? Так бежим, пока замок пуст!

И тут она расхохоталась. Она смеялась, как девчонка, закидывая голову и стряхивая выступившие от смеха слезы.

— Бежим… — повторила она, все еще задыхаясь от смеха, — и сокровища прихватим. А замок пуст! Лемуриец, значит, оставил меня одну в пустом замке с ключом от сокровищницы, а сам преспокойно отправился в Гайбару. Ты развеселил меня, путник, и за это я готова тебе простить даже то, что на эти холодные камни ты глядел дольше, чем на меня… К сожалению, милый, мне не уйти отсюда. И ты, если попытаешься набить карманы здешними сокровищами, тоже останешься здесь, и со временем Тумхат наденет на тебя вторую кожу. Ты видишь, что Башня пуста, но не верь своим глазам. У Тумхата есть и воины и другие стражи. Просто, когда они не нужны, он их не показывает. Я не знаю, откуда он их берет, может быть, вынимает из рукава, только каждый раз их появляется ровно столько, сколько нужно, чтобы встретить незваных гостей. А когда воинов нет, Башню сторожат демоны.

— Какие демоны? — опешил я.

— Такие, как я, — ответила красавица. — Мне следовало бы убить тебя, — продолжала она, — но я не хочу. Я отпущу тебя. Это разозлит Тумхата, но я привыкла к его гневу.

— Как мне спасти тебя? — воскликнул я.

— Меня? — Малика улыбнулась. — А ты уверен, что тебе нужна я, а не эти сокровища? Впрочем, если ты достаточно смел, ты можешь получить и го и другое. Но чтобы спасти меня и завладеть сокровищами, нужно уничтожить мага. Другого выхода нет.

Высказав это, красавица смолкла и, как я ни старался ее разговорить, не вымолвила больше ни слова. Только дала мне этот перстень и проводила к Вратам Заката, которые из Призрачной Башни выглядели как обычная дверь.

Керам закончил и залпом осушил полупустой кувшин. И замолчал, видимо, надолго.

Тонко зазвенела струна.

Кулл оглянулся. У стены, на полу, сидел бродяга в грязном халате. В мелодичный перебор вплелся голос низкий, чуть хрипловатый, но приятный.

— В одной мудрой книге, — проговорил Керам, — сказано, что песнь совы предвещает чью-то смерть. Если это так, то голос этого певца предвещает смерть совы…

Тот, услышав, не замедлил с ответом.

— Бывает так, — он необидчиво улыбнулся, — что отшвырнешь ногой, то потом поднимаешь зубами…

— Ну его, — отмахнулся Кулл, — пусть себе воет. У настоящих мужчин есть занятия поинтереснее, чем слушать его тоскливые стоны…

Он опрокинул в себя очередную кружку с огненной влагой, и Керам, чтобы не отстать, опорожнил свою. Сквозь туман хмеля варвар заметил, что к их столику подошел бородатый стражник и, тронув Керама за плечо, сказал:

— Ты и есть Керам?

— Да, это я, — неохотно ответил тот. — Что тебе нужно? Говори быстрее, не видишь — я с другом.

— А мне начхать, в любом случае тебе придется пойти со мной.

— Вот это да! — воскликнул атлант. — А если я его не отпущу?

Бородач посмотрел на незнакомца из-под густых нависших бровей. Затем он повернул голову в сторону и негромко свистнул:

— Эй, парни! Идите сюда!

Десятка два вооруженных людей ввалились в таверну и заполнили собой все свободное пространство.

Не уразумев, что происходит, Керам уставил на него любопытный взгляд:

— Ты что, шутишь?

— Какие там шутки. — Бородатый стражник грубо схватил под руки Керама и оторвал его от стула, — когда тебя разыскивают в четырех государствах.

— А ты прыткий, — заметил Кулл с уважительным кивком.

Один из стражников подошел и к нему.

— Что с этим будем делать, Рэтк? — поинтересовался он у старшего.

— Берем с собой. Потом разберемся, кто он такой и что у них за дела. Кстати, — тут он внимательнее взглянул на Кулла и нехорошо сощурился, — не тот ли это парень, который так нужен господину Абад-шаану? По описанию так больно похож: здоровый наглый варвар с огромным топором. Будь я проклят, если это не он! Берем и этого.

— А получится? — спросил Кулл, поднимаясь с места. Он оттолкнул чужака и неспешно обнажил увесистый топор.

— Вот об этом топоре говорил господин Абад-шаан? — Кулл взял его обеими руками и крутанул над головой так, что стражников шатнуло в стороны. — А ты уверен, что не ошибся?

— Рэтк, — дернув за рукав бородача, позвал один из стражников, — похоже, это не тот варвар.

— Жалкий трус! — огрызнулся начальник, влепив подзатыльник нерадивому подчиненному. — Тем хуже для вас обоих, — закончил Рэтк, обращаясь к варвару, и добыл длинный меч из складок своего халата.

Повинуясь его взгляду, туранийцы стали обходить стол, за которым пировали Кулл с Керамом, стараясь взять их в кольцо. Подпустив их поближе, Керам взял глиняный кувшин и хладнокровно расколотил его о голову ближайшего стражника. Тот пошатнулся и сел на залитый вином деревянный пол.

— Брать живьем! — завопил Рэтк, кидаясь на Керама.

Однако сказать это оказалось легче, чем сделать. В таверне творилось что-то неописуемое! Столы и скамьи разлетались, словно сметенные ураганом. Посреди зала топталось, выло, рычало и извергало проклятия многорукое и многоногое чедовище. Посетители жались по углам, пытаясь проскользнуть к выходу. Время от времени зал оглашал мощный рев: «Валка!» И один из стражников, приподнятый могучими руками летел через головы своих товарищей. Однако, постонав и потерев ушибленные места, поднимался и снова кидался в драку.

Топор Кулл давно уже убрал. Северное представление о благородстве и чести мешало ему обратить клинок против безоружных, поэтому он яростно работал кулаками, отбиваясь от наседавших стражников, и, кривя рот в ухмылке, сплевывал сквозь зубы крепкие туранийские ругательства. Нападавших было слишком много. В толчее Кулл потерял своего приятеля. Видно, его сумели-таки сокрушить и сейчас волокли по крутой лестнице вниз. «Встретимся у Врат», — донеслось до Кулла сквозь гневные крики, стоны и треск столов. Он рванулся было за ним, но понял, что помочь Кераму не сможет. Оставалось только надеяться, что ему самому удастся пробиться к выходу и исчезнуть в узких лабиринтах улиц Гай-бары — города, который Кулл больше чем просто не любил.

Однажды он уже дал себе мысленное обещание обходить Гайбару десятой дорогой, и это было хорошее обещание. Жаль, что его не удалось сдержать.

Крепкий удар сзади, по затылку, на мгновение оглушил Кулла. Он покачнулся и краем глаза заметил, как прямо ему в лицо плывет громадный туго сжатый кулак. Он двигался неестественно медленно, Кулл подумал, что мог бы пять раз остановить его и оторвать напрочь, но послушное тело на этот раз отказалось повиноваться, да и мысли были какими-то ленивыми. Внезапно перед глазами возникла тонкая рука. Действуя так же медленно, она перехватила руку стражника за запястье и, легонько сдавив, потянула вниз. Рядом с Куллом кто-то упал на колени и яростно, но не слишком благочестиво помянул Валку и Хотата. Перед глазами, все еще затянутыми мутью, появилось лицо — смуглое, с мелкими чертами и властным взглядом узких темных глаз. «Камелиец», — подумал Кулл в сонном удивлении.

В тот же миг лавина звуков обрушилась на него, туман в глазах растаял, и Кулл успел присесть как раз вовремя, чтобы уберечь лоб от летящего па него большого медного блюда.

— Сюда!

Голос был незнаком, но Кулл сообразил, что что и есть его неожиданный союзник. Гадать, откуда он взялся и что ему нужно от атланта, было не время и не место. Кулл нагнулся, подхватил самый большой стол и опрокинул его на своих преследователей. Никого он, конечно, не придавил, стражники брызнули в стороны с проворством ящериц, но это все-таки задержало их на мгновение.

— Сюда! — вновь услышал Кулл. Терять было нечего, и он решил довериться незнакомцу. В два прыжка он оказался у низенькой двери. Кулл с разбегу ударил по ней ногой, и они стремительно покинули негостеприимное заведение.

Крепкие ноги варвара несли его по темным улочкам Гайбары, к окраине. Оглядываясь, он удивлялся, что человек не отстает, часто перебирая маленькими ножками. Шум погони стих, затерялся где-то в переулках, и Кулл сбавил темп, дав время незнакомцу на то, чтобы поравняться с ним.

— Откуда ты взялся? — на ходу спросил варвар.

— Не время, — коротко ответил человек, прибавляя шагу.

Впереди показались огоньки. Два стражника с факелами совершали ночной обход. Беглецы сбавили скорость, надеясь, что никому не придет в голову останавливать двух подвыпивших гуляк. Городские ворота были уже рядом. К счастью, их еще не успели закрыть на ночь.

Воздух был сухим и теплым, настоянным на запахах нагретой земли и увядающих трав; смешиваясь, эти запахи одновременно дурманили и будоражили. Солнце уже село, и только подпаленные им, лежащие над городом ночные облака помогали угадать закат и определить направление на бескрайней высушенной равнине.

От погони их спрятал неглубокий овраг. Камни под ногами чуть разъезжались, скользя по влажной глине, — наверное, где-то поблизости был выход на поверхность какого-то подземного ручейка, но найти его было бы достаточно трудно. Достаточно, чтобы не возникло желания ползать в темноте, натыкаясь друг на друга и рискуя, что тебя заметят.

— Пить хочется, — шумно вздохнул Кулл, — но придется терпеть до утра.

Ни слова не говоря, его странный спутник зашарил руками в темноте. Кулл с сомнением глядел на его манипуляции, но после случая в таверне он проникся, к маленькому камелийцу определенным уважением. По крайней мере настолько, чтобы не мешать ему чудить, если уж пришла охота.

Однако колдовство камелийца привело к неожиданному результату: слабо охнув, он отвалил камень, и Кулл услышал тихое булькание.

Запахло землей после дождя и мокрой травой. Вода была молочного цвета и точно светилась в темноте. Кулл надолго припал к родничку губами. Холодная, до ломоты в зубах, вода точно била из камня, никогда не видевшего тепла и света. Напившись, Кулл отодвинулся, давая место у родника, но спутник его качнул головой. Он сидел прямо, положив руки на скрещенные ноги, и, казалось, не обращал на спутника никакого внимания. Кулл проверил крепость ремня, на котором крепилось оружие, и, удовлетворенный результатами проверки, вытянул свой внушительный топор. Воин должен заботиться сначала об оружии, потом о себе. Сосредоточенно варвар принялся очищать лезвие от крови.

— Скажи, неужели это было так необходимо?

Атлант нехотя повернул голову и впервые внимательно рассмотрел своего случайного спутника. Он был уже далеко не молод, ростом едва ли по грудь Куллу, а сложением больше всего напоминал хилого подростка. Но Кулл слишком хорошо помнил, как он разметал городских стражников, как дверь таверны разлетелась в щепки.

— Я воин, — Кулл пожал плечами. — В этом мире каждый убивает, чтобы жить.

Маленький человек покачал головой:

— Очень легко загасить божественный огонь, но в твоих ли силах возжечь его вновь?

Кулл взглянул на него в некотором раздражении.

— Если тебе так не по вкусу драки, зачем влез?

Спутник его легко улыбнулся:

— Я плохо вижу, прости, если ошибся, но мне показалось, что ты в беде и тебе нужна помощь.

— Да? — криво ухмыльнулся Кулл. — А мне показалось, что в беде эти винные бурдюки, которым их хозяин по недомыслию привесил оружие.

Камелиец ничего не ответил. Он молча смотрел на восходящую луну и яркие звезды, которые висели над головой так низко, что только не заглядывали в глаза.

— Существует старинное предание, — тихо проговорил он наконец, — что тот, кто не может побороть зверя в себе, когда-нибудь натянет звериную шкуру и она станет его кожей.

— Сказки, — зевнул Кулл. Спутник внимательно взглянул на него, но промолчал.

— А в какого зверя он превращается? — все-таки спросил атлант, не в силах побороть любопытство.

— Это зависит от того, каким он был человеком, — ответил камелиец. — Сильный становится медведем, хитрый — лисой, а трусливый оборачивается зайцем. Кто знает, из тех змей, которые шныряют поблизости, сколько настоящих, а сколько в недавнем прошлом ходило на двух ногах… Вернее, ползало на брюхе и брызгало ядом исподтишка.

Кулл невольно рассмеялся и взглянул на своего спутника с одобрением.

— А какой зверь мог бы выйти, скажем, из меня?

Маленький человек окинул могучего варвара проницательным взглядом.

— Из тебя… — он помедлил, — мог бы выйти недурной лев. Или леопард.

Кулл самодовольно хмыкнул:

— У тебя верный глаз. И, если честно, я бы не прочь.

— Будь осторожен, — спокойно предостерег камелиец, — твое желание может исполниться.

При этих словах, таких тихих и вроде бы не содержащих никакой угрозы, Кулл почувствовал знакомый холодок и тихо рыкнул:

— Ты что, решил меня переделать?

Неожиданно спутник тихо рассмеялся:

— Вряд ли у меня получится. Но попробовать можно. При условии, что ты не против.

— Ну вот что, не знаю, как там тебя, — рявкнул не на шутку взбешенный варвар, — я тебе, конечно, благодарен и все такое, и если мне когда-нибудь захочется послушать сказку, я скажу тебе об этом, а до тех пор…

— Договорились, Кулл, — неожиданно легко согласился тот. — Зови меня Дзигоро.

На этом разговор как-то сам по себе кончился. Кулл стал готовиться к ночлегу. Раскладывая по земле свой видавший виды, потертый плащ, он вспомнил, что вообще-то не называл новому знакомцу своего имени.

Камелиец посидел еще некоторое время в расслабленной позе, затем медленно встал и, чуть пригибаясь на крутом склоне, начал подниматься к верхнему краю балки. И почти сразу ощутил, как громадная ладонь варвара с быстротой атакующей змеи выметнулась из темноты и крепко ухватила его за лодыжку.

— Запад еще светлее востока. Заметят.

— Я думал, ты спишь, — растерянно отозвался камелиец.

— Правильно подумал. — Хватка ослабла, и спустя всего мгновение тихий храп с присвистом огласил овраг.

Камелиец спустился вниз, лег прямо на землю, неподалеку от Кулла, вытянулся во весь рост, не доставая атланту до плеча как стоя, так и лежа, и моментально безмятежно заснул, в считанные мгновения успокоив сердце и дыхание. Отдыхало его тело, но мозг бодрствовал, глаза были закрыты, но слух и обоняние обострились чрезвычайно, поэтому он не мог точно сказать самому себе, что произошло раньше: почувствовал он запах дыма или услышал мягкий шорох подле себя, тут же прекратившийся, однако он успел нагнать Кулла уже почти у самого верха. Конечно, спать варвар и не собирался…

Кулл осторожно всматривался в ночь, едва приподнимая голову над краем овражка. Когда рядом с ним опустился Дзигоро, он отметил его появление кратким: «Полночь. Костер на юго-востоке за нами, — он еще раз оглядел в темноте своего щуплого помощника. — Нельзя терять время. Может быть, они все сидят у костра, а может, и не все. Надо сбить их со следа. Придется разойтись». Говоря это, варвар уже прикидывал в уме, сколько лиг он успеет пройти до рассвета. Он уже почти забыл о своем случайном товарище и невольно вздрогнул, почувствовав на своем плече легкое прикосновение его сухой ладони.

— Удачи тебе, воин. А на прощание скажу — есть сила более великая, чем мощь мускулов, даже твоих…

— Что это? — спросил Кулл.

— Узнаешь со временем, — с едва уловимым превосходством знания улыбнулся Дзигоро и тут же растаял во мраке. Будто и не было его, не сидел он рядом, не говорил загадочных слов, не дышал в ухо… Не улыбался тепло, но отстраненно.

— Точно кошка, — ухмыльнулся Кулл. — И где он так научился видеть в темноте?

Но этот вопрос, оставшийся без ответа, недолго тревожил Кулла. Он направился на юго-запад, к почти не различимой, но все-таки ощущаемой, еще более темной, чем густая чернота ночи, громаде черного хребта. Шаг его был уверен и ровен. Так он мог идти всю ночь напролет и при этом устать не больше, чем гайбарийский торговец, одолевший путь от своего дома до лавки на торговой площади. Тысячи глаз многоликого звездного неба молчаливо провожали Кулла, чуть подрагивая то ли от ветра, то ли от напряжения и тревоги, словно желали предостеречь его от опасности.

Но человек не понимал их язык.