Дьявол в Лиге избранных

Глава двенадцатая

Я сразу поняла, что прокляну тот день, когда согласилась выступить в роли Генри Хиггинса[10] и сделать из Никки леди. Но что еще можно было предпринять, чтобы ее приняли в Лигу?

Одного-единственного чаепития хватило, чтобы доказать, что она не знает элементарных правил поведения, подобающего леди, – во всяком случае, леди в Техасе. В Бостоне куда ни шло. Или даже в Нью-Арке, Нью-Джерси. Не представляю себе, кто может оказать Никки протекцию – такой Никки, какая она есть.

В колонке плюсов, к счастью, тоже кое-что нашлось. Найти пять женщин, которые бы знали Никки требуемые пять лет, будет нетрудно – она училась вместе со многими из нас в школе и прожила в Уиллоу-Крике всю свою жизнь. Однако найти еще пять женщин, готовых подвергнуть риску свою репутацию ради нее, – вот это задача.

Для достижения поставленной цели мне придется взяться за разработку детальной стратегии, чтобы выиграть войну. А это, уверяю вас, будет война.

Я хотела взвалить на себя столь нелегкое дело по трем причинам.

Во-первых, у меня не было большого выбора. Какой еще юрист, по крайней мере юрист, у которого есть талант и мужество пойти против семьи Гордона, согласится делать это бесплатно? (Я вернулась к своей обычной манере и восприняла это как знак того, что прихожу в себя.) Даже если такие бы и нашлись, они наверняка взялись бы за мое дело исключительно в рекламных целях, чтобы привлечь внимание к себе, в результате чего я стану объектом газетных сплетен и разные недобросовестные журналисты будут чернить мое доброе имя. Уж лучше я перевоспитаю Никки Граут и добьюсь ее приема в Лигу избранных.

Во-вторых, мне было скучно. Красивая одежда, куча (теперь, правда, пропавших) денег, выходы в свет каждый вечер потеряли свою прелесть. Все это кажется очень привлекательным со стороны, но в действительности это нелегкий труд. На тебе должна быть безукоризненная одежда, украшения (красивые, но неброские, за исключением обручального кольца с бриллиантами), и нужно держать ухо востро, чтобы случайно не принять приглашение персоны нон-грата. Это изматывающая работа, не для слабонервных.

В-третьих, я не могу устоять перед вызовом. Моя мать говорит, что это от упрямства, от всегдашнего желания добиться своего. А что здесь такого? Не добиваться же мне чужого.

С учетом всей ситуации я разработала план из трех частей:

1) научить Никки вести себя, как подобает леди;

2) найти еще пять дам, которые согласились бы оказать ей поддержку;

3) подготовить большой прием Никки, после которого она сможет войти в светское общество Уиллоу-Крика.

Испугавшись вдруг, что мне этот план не удастся (хотя это так на меня не похоже), я сделала единственное, что могла, – пошла по магазинам. Кто так не делает? Это известный способ поднять настроение, один из наиболее доступных для женщин из нашей Лиги и, в отличие от йоги и медитации, совершенно естественный.

По пути в лучшие магазины Уиллоу-Крика на Хилдебранд-авеню у меня было твердое намерение накупить кучу всего. Я пыталась сконцентрироваться на новых летних фасонах, но сердце у меня было не на месте, и меньше чем через час я уже катила обратно в «Ивы».

По дороге домой я решила узнать, продвинулся ли Говард по найденному следу. Прошло две недели с тех пор, как мой муж ушел из дома и не вернулся. Если бы мне было свойственно впадать в отчаяние, я бы проглатывала подступающее беспокойство, как ковбой текилу. Но, будучи женщиной рассудительной, я просто позвонила своему юристу, чтобы узнать о состоянии дел. Говард сразу же взял трубку:

– Что я могу для тебя сделать, куколка?

– Ты говорил, что что-то обнаружил?

Он заворчал и выругался.

– Он изворотлив и осторожен, но его ищет целая армия лучших детективов. Пока мы проследили его передвижения до Карибских островов. Слушай, мне звонят по другой линии. Я перезвоню, когда станет известно что-то более конкретное. – И он повесил трубку, оставив меня, Фреди... Ну, дальше вы знаете.

Не успела я отложить телефон, как он зазвонил.

– Алло?

– Фредерика, это мама.

– Bonjour, maman[11].

– Опять по-французски! – и в самом деле тяжелое испытание для матери, даже когда не делаю ничего специально.

– Доброе утро, мама, – уступила я.

– Ты уже протрезвела?

Значит, мне не удалось ее провести.

– Мама!

– Что – мама? Я сразу вижу, когда дело нечисто. И я надеюсь, что ты наконец одумалась и не будешь иметь дела с Никки Граут. Мне тут сообщили, что в высших сферах (то есть между моей матерью и ее подругами) ходят разговоры о том, чтобы избрать тебя президентом Лиги на следующий год.

Меня пронзила радостная дрожь. Я чуть ли не с детства мечтала стать президентом Лиги. Мать ожидала этого. Я надеялась на это. А если меня изберут в следующем году, то стану самым молодым президентом за всю историю ЛИУК.

– Постарайся ничего не испортить.

Мое радостное возбуждение мгновенно прошло, но я тут же уверила себя, что мое положение в Лиге настолько прочно, что в данный момент никто не может оспорить моих притязаний. Но ничего из этого я не сказала, потому что считала, что сейчас не время сообщать матери, что я собираюсь как никогда часто видеться с Никки.

– Но я звоню не поэтому, – сказала мама. Слава Богу!

– Что происходит с Гордоном?

– Ничего не происходит. – Свободной рукой я крепко сжала руль. – Он путешествует – я же говорила.

– Да, конечно. И разве ты не упоминала в разговоре со Сьюзан Дэвис, что он в Нью-Мексико или еще в какой-то глуши?

Иногда разговоры с моей матерью напоминают игру в шахматы. Нужно предвидеть ее ходы. Мне не нравилось то, к чему она клонила.

– Он в Новой Гвинее.

Мать хмыкнула:

– Еще не легче. А Марг Чадвик клянется, что видела его в отеле «Ритц» на Больших Каймановых островах.

Где там Говарду Грауту и его лучшим сыщикам тягаться с моей матерью и ее разветвленной шпионской сетью!

– На Больших Каймановых островах? Конечно, он на Кайманах. – Меня не так-то легко сбить с толку. – Не думаешь же ты, что наш Гордон может оставаться на одном месте целый месяц.

– Во-первых, он не наш, ко мне он не имеет никакого отношения, разве что он – мое самое большое разочарование в жизни. И разве ты не говорила, что он уехал на три недели?

– На три-четыре недели. А в чем, собственно, дело, мама? Почему ты так беспокоишься о Гордоне? Ты явно переволновалась.

Девушка из Лиги в Техасе может позволить себе слегка драматизировать события, если за ее плечами хорошая родословная, но уважающая себя дама никогда не ведет себя так, будто она переволновалась. Сказать такое матери было нечестным приемом, но я была в отчаянии.

– Что? Я никогда...

Блайт Хилдебранд вложила в эти слова всю свою обиду и повесила трубку. Я тут же набрала другой номер.

– Фреди, крошка, знаю, я неотразим, но...

– Говард, у меня есть сведения о моем муже. Провентилируй отель «Ритц» на Больших Каймановых островах. – И я отключилась. Приятно иногда бросить трубку первой.

Остаток пути домой я проехала, рисуя в воображении картины мести. Я поняла, что подавать бургеры в закусочной – недостаточное наказание. Манеры манерами, но после того как мне открылось, что Гордон лгал, изменял мне у меня за спиной и украл мои деньги, я попрошу кое-кого об услуге. Знакомый журналист окажет мне ее – ведь я устроила ему эксклюзивное интервью с Барбарой Буш, когда она в последний раз была в городе и подписывала книги на рождественской ярмарке Лиги. Бо Бракен напишет статью на первую полосу «Уиллоу-Крик таймс», и весь город узнает, что мой муж лжец, подлец и вор. Раз уж мое будущее обеспечено, я могу себе позволить быть немного эксцентричной.

Повеселев от мысли, что скоро моего мужа постигнут адские муки, я подъехала к парадной двери и опять обнаружила незнакомую машину, припаркованную на выложенной красным кирпичом площадке. Правда, это был «лексус», а Гордон, судя по всему, предпочитал женщин с машинами похуже, так что я не очень испугалась, что это еще одна amor моего мужа изволила меня посетить.

Толкнув дверь, я вошла в холл.

– Фреди! Наконец-то!

Трудно поверить, что вся эта радость исходила от прямой как палка, одетой в черное, неулыбающейся Пилар Басс. Я недовольно поморщилась – не потому что она была рада меня видеть, а потому, что ее приход напомнил мне о том, какой сегодня день. Среда. День собраний Комитета по новым проектам. Я снова забыла.

– Кика впустила меня. Надеюсь, ты не против? Мне надо было тебя увидеть.

Нетрудно было догадаться, что она пришла просить прощения за то, что поставила под сомнение мое решение по списку заявок на новый проект Лиги. Может, Пилар и недолюбливала меня, но сейчас она широко улыбалась и сияла от радости.

Пилар, так же как и я, знала, что ничто в Лиге не происходит без моего согласия. Ее бесило то, что деньги и красивая внешность значат больше, чем ум. Поэтому-то ей и нравилось жить на северо-востоке. Насколько мне известно, там внешность имеет значение только в том случае, если ты фотомодель. Главный козырь – мозги. Мозги или любое состояние (быстро нажитое или фамильное), так как в Нью-Йорке человек мог прекрасно обойтись без почтенного имени... и/или манер. (Вспомните Дональда Трампа или эту телеведущую шоу «Взгляд» – теперь она ничего, после того как ее всю накачали ботоксом, но ее гримасы!.. Моя мать в ужасе.) В Уиллоу-Крике все обстоит иначе. И теперь, когда мои деньги пропали, я впервые задумалась, что в таком городе, как Нью-Йорк, могут быть свои плюсы. Например, анонимность. Это не значит, что мне она будет нужна. Я верну свои деньги – в этом нет сомнений. Это необходимо, потому что достаточно просочиться хоть слову о том, что мое состояние потеряно, – и люди вроде Пилар никогда не станут передо мной унижаться. Я не уверена, что смогу к этому привыкнуть.

– Как ты шикарно выглядишь во всем черном, – сказала я, лучезарно улыбаясь. Она не знала, как это воспринимать, и нахмурилась. – Что же привело тебя ко мне?

– Да, конечно, – улыбка вернулась, – я просто хотела сказать, что зря усомнилась в твоем решении. Кроме того, прочитав твои записи, я поняла, что мое предложение, о котором я тогда упомянула, на самом деле по твоей части – ведь ты же искусствовед!

Восклицательные интонации и лесть со стороны Пилар? Должно быть, она на все готова, лишь бы вернуть мою благосклонность.

– Видишь ли, я назвала свой проект «Маленькие звезды». Мы попросим техасских художников давать уроки рисования детям из бедных семей. Звезды мира искусства сделают из детей маленьких звезд! – Она немного умерила свой пыл. – Это всего лишь предложение, и мы не можем ничего начинать без тебя. Надеюсь, что на каком бы новом проекте мы ни остановили свой выбор, ты вернешься в комитет. Сегодня были все, вся группа, но без тебя ничего не получается. Ты не обиделась?

Я жестом остановила ее – розовый бриллиант на обручальном кольце красиво преломлял солнечные лучи, льющиеся в окно.

– Пилар, дорогая, я и думать об этом забыла.

Мы обе знали, что это неправда.

И тут в дверь позвонили. Моя высокомерная улыбка замерла на губах. Я взглянула на часы. Без пяти минут полдень. Я совсем забыла про Никки.

Обычно Кика совсем не так быстро реагирует на звонки, но сегодня она с молниеносной скоростью распахнула двери, будто ожидала старого друга, с которым давно не виделась.

– Кика! – воскликнула Никки с порога. Жизнерадостное звучание ее голоса позволяло надеяться, что продолжения вчерашнего слезливого спектакля не будет. – Как тебе идет эта брошь!

– Ах, спасибо, мисси Граут. Она мне очень нравится.

Снова Кика вела себя, как школьница. Кстати, что там за брошь?

При ближайшем рассмотрении я заметила, что к черно-белой униформе моей горничной в самом деле прикреплена щедро усыпанная камушками маргаритка. Кика ею явно гордилась.

– Было так мило с твоей стороны, – добавила Никки, – принести еще одну корзинку с выпечкой. Ты печешь лучше всех в Уиллоу-Крике.

Кика оглянулась на меня, и я вопросительно приподняла бровь. Она смотрела дерзко и в то же время со страхом, что я заберу у нее брошь или упрекну за то, что она без моего ведома отнесла выпечку. Потом она поспешно ушла, бормоча что-то про то, что кто-нибудь должен же пожалеть бедняжку. Как будто я не жалела. Как будто это не я рисковала своей репутацией. А Кика лишь пекла кексы.

Никки вошла и тут же увидела мою вторую гостью:

– О Боже! Это ты, Пилар?

Они стояли друг напротив друга: Пилар в своем суровом черном одеянии и Никки, разряженная, как обычно, во все цвета радуги. На ней были разноцветные брюки-дудочки, которые, казалось, разрисовали красками. Ярко-желтый обтягивающий топ с бантом посередине выреза. Ряды жемчуга на шее. Ярко-розовые босоножки на шпильках и такой же лак на ногтях. На плече висела зеленая сумка размером с небольшой чемодан.

Пилар была в таком же шоке, как и Никки, но быстро пришла в себя:

– Да, это я. А вы?..

Ну надо же, Пилар, оказывается, сноб!

– О небо! Это я, Никки Бишоп! Теперь Никки Граут!

Пилар была в таком же шоке от новостей, в том числе и от новой фамилии Никки, как и я, когда об этом узнала. Приятно было видеть, что Нью-Йорк уничтожил в Пилар не все техасское.

– Это такая неожиданность, – добавила Никки и зацокала каблуками по мраморному полу, чтобы заключить Пилар в такие же объятия, как меня в первую нашу встречу. К счастью, в этот раз она не была вооружена страусиным боа.

Пилар перевела взгляд с Никки на меня, а потом обратно. Вся ее фальшивая радость исчезла, и на смену пришло недоумение.

– Я и не знала, что вы все еще дружите.

– Да!

Думаю, излишне указывать, кто это сказал. Пилар удивленно приподняла одну (невыщипанную – жуткое зрелище!) бровь.

– Мы устраиваем бал! – щебетала Никки, всем своим видом излучая энтузиазм. – Прямо как в старые времена. На самом деле, Фреди собирается кое-чему научить меня, чтобы помочь попасть в Лигу избранных!

Под мозаичным потолком повисла тишина. Пилар скривила свои ненакрашенные губы.

– Это шутка? – обратилась Пилар ко мне.

– Нет, это правда! – это были не мои слова. Пилар сверлила меня глазами:

– Я слышала, ты собираешь группу для вступления какого-то нового кандидата?

– Ну, да, – произнесла я невнятно. Голубые глаза Никки округлились.

– О, Пилар, прошу тебя, окажи мне протекцию! Скажи, что согласна!

Теперь мы с Пилар обе были шокированы. Но мой шок оказался сильнее, ибо Пилар через пару секунд уверенно кивнула.

– Фреди, если ты продвигаешь кандидатуру Никки, я с радостью составлю вам компанию. И ты, наверное, знаешь Элоизу Флеминг? Уверена, что могу убедить и ее присоединиться к нашей группе.

Пилар и Элоиза? Это было бы слишком просто.

Я бы не удивилась, если бы оказалось, что поползли слухи о том, что меня собираются выдвинуть на пост президента в следующем году. Конечно, это объясняло, почему Пилар изо всех сил старается завоевать мою благосклонность. Фреди Уайер обладает могуществом, но президент Фреди Уайер будет просто несокрушима. Несомненно, Пилар мучилась вопросом, искупит ли ее участие в моей затее обиду, которую она нанесла мне на заседании Комитета по новым проектам.

На самом деле, нет, не искупит. Я никогда так легко не забываю оскорблений. Знаю, знаю, я очень злопамятна.

– Дорогая, как все замечательно, – улыбнулась я. Мы обменялись парой дежурных фраз, прежде чем Пилар ушла, заручившись моим обещанием позвонить, чтобы обсудить детали.

– Как здорово! – завизжала Никки, как только захлопнулась дверь.

– Просто великолепно.

– Все будет, как в старые добрые времена. Мы трое снова вместе. – Ее глаза наполнились слезами.

– Да, замечательно. Ну что, начнем?

Мой план действий по «обновлению» Никки был готов. Я составила список всего, что нам предстояло пройти, – краткое содержание курса Мисс Маленькая Дебютантка.

Мы начнем с азов:

а) этикет;

б) голос;

в) осанка;

г) поведение.

А после нам придется заняться стилем – боюсь, это окажется самым сложным для Никки, учитывая ее манеру одеваться.

Выборы новых членов должны были состояться всего через два месяца – время поджимало. Не следует также забывать, что до званого обеда у Граутов оставалось менее трех недель. Мне предстояло стать не только Генри Хиггинсом, но и чудотворцем. Но если мне удастся это провернуть, то очень вероятно, что прием поможет найти еще нескольких сторонников. Теперь, когда с нами были Пилар и Элоиза, мне нужны были всего лишь три человека, и я была уверена, что после провала Алкогольного чаепития никакие мольбы и уговоры не заставят присутствовавших на нем дам поддержать мою протеже. Понимая, что от этого никуда не денешься, я решила сначала разобраться с самым сложным. Стиль.

– Никки, давай для начала обсудим, как ты одеваешься.

Она улыбнулась, как будто знала наперед.

– Я запомнила, что ты сказала, – она указала на себя. – Видишь, банты и жемчуг.

Эти слова будут преследовать меня до конца моих дней. Думаю, на моей могиле вместо «Она была великолепна» будут красоваться слова «Она любила банты и жемчуг».

– Ты же сама советовала мне так одеться.

– Не пойми меня превратно, дорогая, ты потрясающе выглядишь, – вдохновенно врала я. – Быть может, даже слишком потрясающе. Весь этот жемчуг – девушки просто позеленеют от зависти.

Никки удивленно моргнула.

– Зависть, – настойчиво продолжала я, – когда мы пытаемся заручиться их поддержкой для твоего избрания в Лигу, не самое подходящее чувство.

– Что ты имеешь в виду?

– Возможно, твой бант слишком экстравагантен для нашей маленькой группы. А жемчуг слишком броский. Ты же хочешь им понравиться – хотя, конечно, важно не это, а то, чтобы они не стали ревновать.

– Ревновать? – спросила она, глядя так, будто я только что наградила ее короной Царицы Полей. – Мне никогда это не приходило в голову! Не могу поверить. Ну надо же!

– Но помни, ревность – плохое чувство. Что не совсем правда.

Конечно, поведение ревнивой женщины абсолютно непредсказуемо. Но покуда у тебя есть власть, чужая ревность может быть тебе очень даже полезной. Тот, кто испытывает зависть или ревность, всегда оказывается в более слабой позиции. И хотя меня в повседневной жизни окружали завистницы, мне было вовсе ни к чему, чтобы они завидовали Слишком Броской Жене Говарда Граута. Мне нужна их помощь, чтобы провести ее в Лигу. Хотя, честно говоря, ни одна из известных мне женщин не позавидовала бы банту или жемчугу Никки.

– Пойдем наверх, в гардеробную. Я покажу тебе одежду, которую, на мой взгляд, ты должна носить.

– Правда? Ты сделаешь это для меня?

– Конечно.

По пути наверх Никки останавливалась через каждые два шага, чтобы рассмотреть то одно, то другое. Вазу. Картину. Семейные ценности семьи Хилдебранд.

Я привела ее в мою спальню.

– Ух ты, здесь все такое...

Я ожидала слов «прелестное», «великолепное», «красивое» – они могут верно описать мое жилище.

– Такое бежевое, – закончила она. Ну что тут скажешь?

Я провела ее в гардеробную, и на этот раз вместо «бежевого» прозвучало:

– Тут так скучно.

Скучно, просто, неярко. И это она говорила обо мне.

Никки подошла к встроенным полкам и шкафам с окошками на дверцах, чтобы можно было заглянуть внутрь. Открыв один, она провела рукой по вешалкам с кашемировыми свитерами (в Центральном Техасе их можно носить лишь несколько месяцев в году, и они уже были убраны до осени).

– Они такие мягкие, – промурлыкала Никки, прижавшись к одному джемперу щекой.

Потом она засунула его обратно (не сложив) и обернулась ко мне:

– Ну, я готова. Я сказала Гови, что буду делать все, что ты скажешь. Итак, расскажи, какую одежду мне следует носить.

– Общее правило, которое нужно всегда помнить, таково: внешний вид леди должен быть неброским, скромным и сдержанным. Возьмем, к примеру, украшения.

Никки явно начала нервничать.

– Ты когда-нибудь слышала выражение «До обеда никаких бриллиантов»?

Она скосила глаза, задумавшись, что бы это могло значить.

Я не хотела, чтобы она переутомилась в самом начале.

– Это значит, что бриллианты – за исключением бриллиантовых обручальных колец – нельзя надевать днем, а точнее, до шести вечера.

Она подняла руки и ощупала свои гигантские серьги с бриллиантами.

– Я не могу носить свои бриллианты? Можно было подумать, что я не разрешила ей носить никакой одежды, хотя это, возможно, не очень бы ее расстроило.

Я продолжила наступление:

– И еще, леди никогда не носит часы после шести вечера – люди определенного класса, скажем так, по вечерам не следят за временем.

Ее рука потянулась к запястью.

– Если нельзя носить бриллианты до шести, а часы после шести, когда мне носить вот это? – И она показала свои часы, инкрустированные бриллиантами.

Я постаралась утешить ее и пожала плечами.

– Никогда? О Боже! Я не могу носить мои часики! Но я люблю их! Это моя самая любимая вещь.

– К сожалению, часы с бриллиантами нельзя надевать вообще.

Никки часто заморгала. Я поспешно продолжила:

– Браслеты на щиколотку.

Она перевела взгляд на свои ноги и наморщила нос. Было понятно, что она догадывается, что что-то не так, просто не знает, что именно.

– Ты хочешь, чтобы я надевала его поверх чулок?

Я сдержала дрожь.

– Нет, не поверх чулок. Единственное подобающее место для браслета – это запястье.

Она нахмурилась:

– Но ведь это же браслет на щиколотку?!

– Никаких щиколоток!

Она снова захлопала глазами.

Прежде чем она успела ответить, я сказала:

– Давай перейдем к одежде.

Было не похоже, что ее вдохновило мое предложение, но потом она глубоко вздохнула, собираясь с силами.

– Может быть, я примерю что-нибудь из твоей одежды, посмотрю, как она смотрится и все такое?

– М-м, ну... хорошо.

Я перебрала несколько платьев, ища такое, которое бы наилучшим образом выражало понятие «сдержанность». Я нашла идеальный вариант, бежевое английское платье с плетеным кожаным поясом. Я никогда не носила его, потому что выяснилось, что оно плохо сидит на груди. Хотя у меня и великолепная грудь, она не слишком большая, а фасон платья ничуть не подчеркивает мои формы. Но на Никки оно будет сидеть просто запредельно.

– Voila[12]. То, что надо.

Лицо Никки вытянулось.

– Ты хочешь, чтобы я надела это старье?