Дьявол в маске

Глава 2

— Черт возьми, сколько же их тут, — пробурчал Уилл. Он наблюдал из окна своей кареты за элегантно одетыми гостями. А люди все прибывали и прибывали, медленно продвигаясь к особняку Мэнсфилда. Наконец толпа замедлила движение, потом остановилась. Джентльмены предлагали руку кокетливым женщинам, а те — судя по обрывкам их пустых разговоров — потеряли голову от восторга в ожидании предстоящего вечера.

— А я ведь еще даже не в дверях, — проворчал герцог, открывая задвижку дверцы.

Грум соскочил с запяток кареты и распахнул перед Уиллом дверцу. Затем вопросительно посмотрел на него:

— Вы что-то сказали, ваша светлость?

Уилл тяжко вздохнул.

— Нет, ничего, Хью. Все в порядке.

Перешагнув через дымящуюся кучку лошадиного навоза, Уилл пересек улицу и присоединился к толпе. Вскоре он почувствовал под ногами ступени. Затем послышался шепот, а потом — разговоры, которые касались непосредственно его. Люди расступились перед ним, и все были слишком поражены, чтобы приветствовать его.

— Похоже, я для них — сам Моисей, — пробормотал герцог. — Жаль только, что я не могу предварить свой визит нашествием саранчи и песьих мух.

Однако он не стал бы вводить смерть первенцев. Даже у него есть свои моральные принципы.

Уилл прокладывал себе путь ко входу в особняк, разглядывая кучки дам и джентльменов, взбиравшихся по мраморным ступеням. С каждым мгновением шум, доносившийся из бального зала, становился все громче, и вскоре его раздражение усилилось.

Ведь Кармайклу хорошо известно его отношение к светскому обществу — и общества к нему. За ним давно закрепилась репутация человека мрачного, слишком уж несдержанного, мало интересующегося правилами приличий. Это служило ему отличной ширмой и в его личной жизни тоже, если быть честным. Ни у кого не появлялось желания заглянуть за столь неприветливый фасад. Этот факт Уилл признавал с удовлетворением и лишь изредка сожалел о нем.

Ну а если сегодня вечером он захотел воспользоваться своим законным правом и оказаться среди них, — так что с того? В свете, конечно, решат: пришло его время исполнить долг перед семьей, как того желал его отец.

Сообразив, что необходимо подкрепиться, Уилл остановил слугу, спешащего мимо с подносом, на котором стояли пустые чашки для пунша.

— Бренди. Сейчас же. Я жду там. — Он указал на комнату перед холлом.

Молодой человек ринулся выполнять поручение, балансируя подносом на кончиках пальцев, и позвякивание чашек обозначало его путь.

Герцог только успел войти в комнату и стать у стены, обтянутой кремовым дамастом, как слуга уже вернулся. Уилл одним глотком осушил бокал с бренди, затем поставил пустой бокал на поднос.

— Спасибо, дружище.

Слуга в ливрее с поклоном удалился.

Ощущая в желудке приятное тепло от бренди, Уилл поднялся по лестнице и достиг площадки, где стояли хозяева дома, встречавшие своих гостей.

Лорд Мэнсфилд, дородный мужчина, широко улыбнулся и протянул ему руку.

— Клермон, добро пожаловать. Много времени прошло с тех пор, как я имел удовольствие облегчить ваши карманы у Брукса, — добавил он, подмигнув.

— Если мне не изменяет память, Мэнсфилд, — протянул Уилл, — в последний раз, когда мы играли в карты, выиграл я.

— Да, так и есть, — с ухмылкой кивнул Мэнсфилд. — И еще…

— Ваша светлость, — перебила мужа леди Мэнсфилд, — наконец-то вы почтили нас своим присутствием.

— Добрый вечер, леди Мэнсфилд. — Уилл с достоинством склонил голову. — Благодарю вас за приглашение.

— Нет-нет, ваша светлость! Для нас огромная честь, что вы почтили нас своим присутствием. — Хозяйка протянула герцогу руку для поцелуя и сделала реверанс, при этом она краем глаза наблюдала, какое впечатление это производило на прибывающих гостей.

Лорд Мэнсфилд со вздохом посмотрел на Уилла. Покосившись на жену, пробормотал:

— Присцилла, веди себя прилично.

Уиллу очень хотелось усмирить хозяйку, бросив на нее холодный взгляд. Но он передумал — ведь у него появился прекрасный шанс показать всем, что он изменился.

Взяв толстые украшенные кольцами пальцы леди Мэнсфилд, он с легким поклоном проговорил:

— Это большая честь для меня, уверяю вас. Сказать по правде, я слишком долго отсутствовал на приемах, подобных…

Ласково посмотрев на него, хозяйка перебила:

— Да-да, слишком долго, мой дорогой мальчик. В прошлом месяце я случайно встретила ее светлость в Бете. Она такая милая женщина, ваша матушка. Когда же я спросила ее о вас, она тут же заговорила на другую тему. — Помолчав, хозяйка схватила его за руку и с заговорщическим видом добавила: — Было ясно, что она беспокоится за вас.

Уилл с трудом сдерживался. Ему постоянно приходилось напоминать себе о той роли, которую он сейчас играл, и это ужасно злило его. Но еще больше злило то, что ему приходится играть эту роль.

А эта женщина… Прерывая разговор, она называет его «дорогим мальчиком» — словно любящая тетушка из Абердина, имеющая смелость считать, будто читает мысли его матушки. Господи, за что же ему такое испытание? Ох, пережить бы это приветствие — и все остальные воспоминания об этом вечере покажутся пустяком.

Да так что же советовал ему там Кармайкл? А, считать!.. Считать и дышать глубоко.

Уилл начал медленно считать. Его грудь равномерно поднималась и опускалась, и на счет «тринадцать» он обрел спокойствие.

Высвободив руку из цепких пальцев леди Мэнсфилд, герцог заявил:

— Моя матушка — образцовая родительница. Я абсолютно в этом уверен.

Вежливо кивнув, Уилл отступил на шаг, твердо вознамерившись ускользнуть от слишком ласковой леди Мэнсфилд и направиться в бальный зал. Но она положила руку ему на плечо, пытаясь удержать его, и продолжила свою речь:

— Ах, мой дорогой мальчик, можете быть уверены, что я передам ей ваши слова при нашей следующей встрече. И еще я уверена…

— Дорогая, отпусти беднягу. — Лорд Мэнсфилд потянул жену к себе, освобождая Уиллу путь к бегству. — Займете мне место за карточным столом? — спросил он тотчас же.

Бросив благодарный взгляд на Мэнсфилда, Уилл кивнул:

— Да, конечно. Жаждете отыграться? Что ж, понимаю. Я тоже не люблю проигрывать.

Уилл еще услышал, как Мэнсфилд хихикнул у него за спиной, но тут толпа расступилась, и он направился к бальному залу, откуда доносился громкий смех. В дверях зала он остановился.

Сначала его ошеломил шум — гул голосов и возгласы удивления. И казалось, что все говорили только о нем.

Затем — жара! Сотни горящих свечей и еще большее количество людей, пребывающих в постоянном движении, — все это почти не оставляло в зале свежего воздуха. И все здесь выглядело так, как он помнил по прежним балам, которые посещал, будучи молодым человеком. Драгоценные камни сверкали и переливались всеми оттенками радуги, а туалеты на дамах — очевидно, самые модные в этом сезоне, то есть розовые, желтые и синие. И кого тут только не было — блондинки, и брюнетки, и рыжие!.. Были и юные жадные самцы, и пожилые вдовы, и седеющие лорды. Некоторые из них танцевали, другие разговаривали, а не приглашенные на танец девицы подпирали стенки, стараясь не выдать своего разочарования.

Но все это пустая трата времени. По его мнению, тут слишком шумно, чтобы беседовать о чем-нибудь стоящем. И слишком жарко, так что хотелось сбросить с себя всю одежду. К тому же эти люди понятия не имели о настоящем веселье, таком, чтобы были драки и много выпивки! Слава Богу, он предусмотрительно успел выпить бренди.

— Ты сердишься?..

Благодаря годам тренировки слова, которые прошептали слева за его спиной, не застали Уилла врасплох.

— А откуда ты знаешь, Нортроп? Ведь ты видишь только мою спину?

Джон Фицхардинг, граф Нортроп, подошел к Уиллу и стал с ним рядом.

— Мне и не нужно видеть твое лицо. — Граф показал на толпу вокруг; многие уже заметили присутствие Уилла, и, судя по их взглядам, это было для них неожиданностью. — На них ты и сердишься.

— Это твоя вина, знаешь ли. Рядом с тобой я всегда буду выглядеть устрашающе. — Герцог бросил на друга оценивающий взгляд. Разница между ними была слишком велика. Высокий широкоплечий Уилл с угольно-черными волосами и темно-карими глазами казался самим дьяволом по сравнению со стройным Нортропом, светловолосым и голубоглазым, обладавшим манерами истинного джентльмена.

Они примерно в одно и то же время присоединились к молодым коринфянам и стали друзьями, несмотря на различия практически во всем. Сдержанность Нортропа только подчеркивала дикие порывы Уилла, и граф не однажды спасал жизнь другу в те их прежние годы.

— Их привлекают не только твои мускулы и знаменитый взрывной характер, — сказал Нортроп, улыбаясь с некоторой долей сарказма. — Они не понимают, почему ты тут оказался. А не знать чего-нибудь — это для них неприемлемо. Ведь знание — сила.

Уилл ответил улыбкой на улыбку Нортропа.

— Черт побери, но почему человеку нельзя поискать немного развлечения, чтобы весь свет этому не удивился?

— Так ты здесь за этим? — спросил Нортроп недоверчиво. — Ты здесь в поисках развлечений?

Закон коринфян запрещал обсуждать какие-либо дела с теми членами общества, которые в деле непосредственно не участвовали. Так было проще. И хотя Нортроп намекал, что подозревает, какова причина появления друга на этом балу, Уилл не стал открывать ему истинную причину.

— Я тут не только ради развлечения, — ответил он, входя в роль лжеца так же просто и уверенно, как выпил бокал бренди. — Моей матушке наконец удалось убедить меня задуматься о будущем. Пора мне поискать себе жену.

Уилл наблюдал, как воспринял эту информацию Нортроп. Но он не мог бы сказать, поверил ему друг или нет. Ведь граф Нортроп очень ловко скрывал свои истинные мысли.

— Ну что ж… Думаю, самое время сделать из тебя джентльмена.

Так поверил ли ему Нортроп? Уилл не стал тратить время на раздумья. Да это и не имело особого значения.

Нортроп все равно поможет ему, если он попросит помощи, — тут нет вопросов.

Герцог провел пальцем между шейным платком и шеей, изображая неудобство.

— Ну так как же? — спросил он. — Мне нужна леди. Какие есть предложения?

Оба оглядели зал, причем у Уилла на уме была вполне определенная дама. Он сразу заметил леди Нортроп, жену Джона и подругу леди Люсинды, как всем было известно. Вокруг леди Нортроп толпились мужчины, скрывая от герцога стоявшую рядом с ней женщину. «Похоже, они ловят каждое ее слово», — насмешливо подумал Уилл.

— Что ж, давай посмотрим… Там — Мэдлин Хейвуд, — начал Нортроп. — Ума у нее, как у мешка картошки, но внешне она очень привлекательна.

Группа мужчин вокруг леди Нортроп чуть переместилась, и Уилл смог лучше разглядеть женщину, стоящую в центре.

Вот черт! Ведь леди Люсинда Грей — красавица! Не просто миленькая, не просто хорошенькая, а настоящая красавица!

Уилл почувствовал жар в области груди.

Волосы цвета меда красиво обрамляли ее лицо — и что за лицо! К тому же у нее самые синие глаза, какие ему когда-либо доводилось видеть. Даже не будучи поэтом, Уилл мог бы сказать, что они сияли как бриллианты. А бледно-розовые чувственные губы прямо-таки гипнотизировали, околдовывали…

Не смотри, старина. Как бы то ни было — не разглядывай ее.

Но все же он не мог отвести от нее взгляд — все смотрел и смотрел… И ему казалось, что молочно-белая кожа над квадратным вырезом ее бледно-розового вечернего туалета так и просила, чтобы ее ласкали. А то, что следовало дальше… Тут Уилла смутила собственная реакция. Груди этой леди были… Одним словом — совершенство. Округлые и высокие, они, казалось, по размеру идеально подходили для его, Уилла, ладоней.

— А если предпочитаешь какую-нибудь поумнее, — продолжал Нортроп, — то вон — Гонория Уиллетт. Это та, что в синем. Рядом с ней ее мать гренадерского роста — ужасно упрямая леди Дэндридж. Так что подумай об этом. Хотя… Как бы, ни изменился твой характер, с леди Дэндридж тебе не справиться. А ты сам как думаешь?

Уилл не смог ничего ответить. Если бы раньше кто-нибудь сказал ему, что он может лишиться дара речи при виде какой-нибудь женщины, он счел бы этого человека глупцом.

— Эй, Клермон… — окликнул его Нортроп. — Клермон, с тобой все в порядке?

Уилл оторвал взгляд от леди Люсинды и попытался сосредоточиться на друге.

— Ты говорил… про корабли?

— Очнись, приятель. — Нортроп нахмурился. — Оставим в стороне твой титул и состояние, но знай: тебе нечего опасаться большинства мужчин, не говоря уж о наивных девушках. Однако тебе понадобится весь твой ум, чтобы выполнить задание. — Он посмотрел на гостей, потом снова на Уилла. — Но вернемся к Мэдлин…

— И к леди Люсинде Грей. Она меня испугается?

Нортроп внимательнее взглянул в глаза Уиллу.

— Это серьезно с твоей стороны? Леди Люсинда Грей? Но ведь она… ну скажем…

— Самая богатая женщина в Англии. Чопорная, умная и, как известно, очень разборчивая в отношении мужчин, — перебил друга Уилл.

— Да, — ответил Нортроп, понизив голос. — Но дело не только в этом, Клермон. Она близкая подруга Амелии, и поэтому у меня была возможность познакомиться с ней поближе. Она очень милая женщина. Да, она чопорная, но остроумная. Помимо этого, еще и верная, добрая и…

— Ты говоришь так, Нортроп, будто описываешь свою любимую собаку. Скажи, почему тебя так волнует мой возможный интерес к этой женщине? — спросил Уилл, уже начиная раздражаться.

Нортроп вздохнул и перевел взгляд на свою жену, стоящую рядом с леди Люсиндой.

— Послушай, но эта женщина отказала всем подходящим женихам в Англии. Я только пытаюсь избавить тебя от напрасной траты сил.

— Так ты меня представишь или нет? — спросил Уилл.

Нортроп кивнул, ему стало ясно, что друг выполнял задание шефа коринфян.

— Хорошо, представлю, Клермон. — Граф положил руку на плечо Уилла. — Но будь посдержаннее…

— Выходит, всем этим болтунам удалось и тебя убедить в том, что у меня черная душа?

— Ты же знаешь, мне совершенно безразличны подобные разговоры. Я тебе доверяю, Уилл. Но меня беспокоит леди Люсинда. Она не догадается, в какую игру ты играешь. Ты слишком хорошо с этим справляешься.

— Мне нужно, чтобы меня ей представили, — заявил герцог.

Нортроп на секунду зажмурился.

— Я не хочу, чтобы леди Люсинда попала в беду, не важно, какое у тебя задание. Она этого все равно не поймет.

Уилл пристально взглянул на друга.

— Если ты не хочешь, чтобы леди Люсинда попала в беду, представь меня ей. — Большего он не мог сказать, не разглашая секретов коринфян. Хотя очевидная симпатия Нортропа к подруге жены вызывала уважение.

Граф кивнул и поманил друга за собой:

— Пойдем, Клермон.

Уилл чувствовал на себе взгляды всех присутствующих в зале, когда шел к этой женщине. «Неужели я такое чудовище?» — удивлялся он, с трудом сдерживая искушение громко зарычать на эту толпу. Из поколения в поколение мужчины рода Клермонов внешне удивительно походили друг на друга. Но Уиллу не довелось унаследовать от отца холодную выдержку. Вспыльчивый нрав он получил в наследство от рода Макклейнов, — по крайней мере, так всегда говорила ему мать.

И как бы усердно Уилл ни старался угодить отцу, притворяясь похожим на него, ему это не очень-то удавалось.

А потом отец ужасно унизил его. Уиллу было всего десять, но что-то в тоне отца заставило мальчика ясно понять: герцог ненавидит своего сына.

Нортроп подошел к своей жене и поцеловал ее в щеку.

— Леди Нортроп, я уже говорил вам, как прелестно вы сегодня вечером выглядите?

— Всего дважды за последний час, — ответила она, и ее фиалковые глаза весело заблестели.

Группа молодых людей приветствовала Нортропа короткими поклонами, а затем обратила все свое внимание на леди Люсинду — та же стояла, не отрывая взгляда от кого-то за их спинами.

Смущенные, они обернулись. Потом все как один вздрогнули, увидев герцога.

— Мое почтение, джентльмены, — произнес тот, пристально взглянув на каждого, прежде чем обратить свой взгляд на леди Люсинду.

Пробормотав извинения, молодые люди тотчас же удалились. Уилл же подошел к троице и подождал, пока Нортроп его представит. Он не мог оторвать глаз от леди Люсинды. И даже перестал слышать шум и гул бального зала.

— Ваша светлость, мы уже довольно давно с вами не общались, — заметила леди Нортроп.

Уилл с трудом собрался с мыслями. Посмотрев на леди Нортроп, он заметил смущение на ее лице.

— Даже слишком давно, леди Нортроп, — ответил, наконец, Уилл, отлично понимая, что для леди Нортроп это время вовсе тянулось не так уж долго.

Амелия всегда была добра к нему, но как только Нортроп стал ухаживать за ней, стало ясно: она не в восторге от дружбы своего жениха с герцогом Клермоном. И Уилл не мог винить ее за это. В самом деле, какой женщине понравится, что ее муж проводит время с таким безнравственным человеком, как он, Уилл?

Герцог склонился к руке леди Нортроп, заметив при этом удивление леди Люсинды. Та улыбнулась, поняв, что ее застали врасплох, и на щеке у нее появилась очаровательная ямочка. «Ради всего святого, — развеселившись, подумал Уилл, — как можно ждать от мужчины, что он сосредоточится на чем-то, когда рядом с ним такое необыкновенное создание?».

Он посмотрел на Нортропа. А тот с живейшим интересом наблюдал за происходящим. Бросив еще один предостерегающий взгляд на друга, граф, наконец, сказал:

— Леди Люсинда, позвольте представить вам его светлость герцога Клермона.

На мгновение Уиллу показалось, что время остановилось, но, стряхнув с себя чары, он произнес:

— Леди Люсинда, для меня большое удовольствие познакомиться с вами.

Он взял протянутую ему руку и поклонился, незаметно оглядывая при этом всю фигуру девушки.

Люсинда же сделала реверанс, и при этом изящном движении ее грудь оказалась в поле зрения Уилла. С трудом оторвав взгляд от ее груди, он взглянул ей в лицо и заметил на ее губах насмешливую улыбку.

Медленно выпрямившись, она проговорила:

— Ваша светлость, для меня большая честь познакомиться со скандально известным Железным Уиллом.

Его удивительная улыбка — вот что заставило сердце Люсинды подпрыгнуть в третий раз за этот вечер. «Так мог бы улыбаться мальчик, которого застали за недозволенным занятием, — подумала она. — Или же человек… в высшей степени обаятельный и вовсе не развратник, совсем не такой, как большинство других мужчин, безуспешно пытавшихся добиться моей благосклонности».

Амелия часто упрекала подругу за то, что та бессовестно пользовалась своим обаянием и красотой, чтобы выяснить: привлекает ли мужчину только ее смазливое личико — или же он ищет… чего-то еще?

Но сейчас, хотя герцог Клермон восхищался отнюдь не ее умом, Люсинда просто не могла возмутиться.

Возможно, тут было что-то большее, чем его улыбка. Возможно, дело в его пылком взгляде, который она отметила сразу, как только он появился в переполненном гостями бальном зеле. Она тогда обернулась — и сердце ее так и подпрыгнуло. Этот мужчина, казалось, звал ее своим пронзительным настойчивым взглядом. А глаза у него, как она теперь смогла рассмотреть, — темно-карие.

Люсинда попыталась игнорировать его, попыталась притвориться, что сердце ее не забилось быстрее, когда он вошел в зал. Она с трудом продолжила беседу, стараясь быть остроумной — как всегда.

Но это не помогло. Она постоянно оглядывалась, пытаясь отыскать его. И была в высшей степени рассеянна, совсем поглупела. Три молодых человека даже спросили ее, не перегрелась ли она.

И вот она обнаружила его рядом с лордом Нортропом. А потом они оба вдруг двинулись к ней. Причем герцог шагал как какая-то неотвратимая сила. А взгляд его был направлен только на нее, так что не оставалось сомнений в его намерениях. После чего Амелия произнесла со вздохом:

— Странно, что его светлость решил посетить бал у леди Мэнсфилд. Право, должно быть, сегодня полнолуние.

Люсинда глубоко вздохнула и поспешно отпила лимонад. Она не была наивной девушкой, не имеющей никакого — или почти никакого — опыта в общении с мужчинами. Ведь ей уже двадцать шесть! И если бы кто-нибудь потрудился расспросить присутствующих тут матрон, то те сказали бы, что ее давно уже пора «списать со счета». Что ж, всем ведь известно, что никогда еще ни одному мужчине не удалось завоевать сердце Люсинды Грей.

Вот почему она ужасно разозлилась, когда ее сердце снова подпрыгнуло. «Проклятие!» — подумала она, когда этот мужчина остановился всего в нескольких шагах от нее.

И увы, она не могла отвести от него взгляда.

Или не хотела?

— Леди Люсинда, позвольте представить вам его светлость герцога Клермона.

Люсинда вздрогнула при этих словах Нортропа, и слова его разрушили чары.

Герцог вежливо что-то сказал, и теперь настала ее очередь отвечать.

— Ваша светлость, для меня большая честь познакомиться со скандально известным Железным Уиллом.

Она с трудом могла поверить в то, что осмелилась произнести столь сомнительный комплимент. И, судя по взглядам мужчин, они также очень удивились.

Но постепенно удивление на лице герцога сменилось выражением удовольствия, и он весело улыбнулся:

— Леди Люсинда, полагаю, вы мне уже нравитесь.

У Люсинды вырвался короткий смешок. Она подумывала: не сказать ли ему что-нибудь вежливое? Но веселый блеск в его глазах заставил ее передумать.

— Но вы совсем другой, ваша светлость, не правда ли?

Он чуть придвинулся к ней.

— Вы даже не догадываетесь, насколько другой, леди Люсинда. Совсем не догадываетесь.

Ей пришлось заставить себя не двигаться и оставаться на месте — не приближаться к герцогу еще больше. Но что же такого в этом человеке? Что заставляет ее вести себя так необычно и испытывать совершенно необычные для нее чувства и желания?

Глядя в его бездонные глаза, прежде полные озорства, а теперь — ну только сам Люцифер мог бы сказать, чего именно, — Люсинда гадала: что же так влечет ее к этому мужчине?

— Это вызов, ваша светлость? — спросила она шутливым тоном.

Теперь настала очередь герцога рассмеяться.

— Думаю, что да, леди Люсинда. Вопрос в том, готовы ли вы принять его.

У Люсинды пересохло во рту, а все мысли словно вылетели из головы. «Конечно, все это — шутки сомнительные, — подумала она. — Даже для леди двадцати шести лет от роду подобное неприемлемо».

Так вот он какой, Железный Уилл. Мужчина с репутацией повесы. Мужчина, которого светское общество считает диким и непокорным. И если бы не титул герцога Клермона, то его, возможно, не пустили бы на сегодняшний бал.

Продолжить такое знакомство будет невозможно, немыслимо. Это было бы чистое безумие.

И тут Люсинда отбросила всякую осторожность.

— Давайте начнем игру, — ответила она, лукаво улыбнувшись, и протянула герцогу руку.

— В самом деле — давайте.

Он старательно держал дистанцию, отлично сознавая: провал будет означать для него смерть. Нет, он не так уж боялся смерти. Страх смерти — не для таких, как он. Те, кто ведет такой образ жизни, смерти не боятся. Но смерть была бы очень некстати. И если уж совсем честно, то ужасно глупо умирать, когда тебе пообещали столько денег за похищение состоятельной англичанки.

Возможностей же потратить деньги — бесконечное множество. Проститутки, например. Лучшие вина. И дорогой парик из настоящих волос, который пополнил бы его богатую коллекцию. Да-да, возможностей великое множество.

Бальный зал был переполнен, но он ловко лавировал между группами болтающих и смеющихся людей, избегая столкновений. Но тут вдруг какая-то пьяная свинья не удержалась на ногах и, пошатнувшись, ткнулась в него, чуть не выбив из его рук поднос с шампанским.

— Imbecile[1], — проворчал он себе под нос, проклиная необходимость изображать слугу. Тем не менее, эта маска позволила ему проникнуть в дом Мэнсфилда, похожий на дворец, и обеспечила доступ к цели. Однако он не был готов к осложнению — ко встрече с медведем, который сейчас разговаривал с ней. Он сразу узнал этого человека — своего врага, до сих пор остававшегося невредимым.

Герцог Клермон мог стать настоящей проблемой, если он, Гаренн, не изменит свои планы соответственно обстоятельствам.

Но он — человек привычки, человек с почти болезненной потребностью в точности. При одной мысли о том, что придется менять свой хорошо продуманный план, у Гаренна перехватило горло. Да и жара в зале не облегчала его состояния. Всего один укол боли над правым глазом, — но он точно знал: вслед за этим его виски неумолимо сожмет невидимая лента. Так что предупреждение — вполне очевидное. Ему следовало немедленно покинуть бальный зал. Сейчас же.

«Не важно, что я пробуду тут меньше времени, — утешал он себя, останавливаясь и пропуская мимо огромную, как кит, женщину. — На самом деле это только означает, что я скорее смогу вернуться домой».

Горло у него отпустило, как только он принял новый план. Невидимая железная лента, сжимавшая голову, постепенно слабела, и боль стала медленно проходить. Да, он возьмет эту женщину завтра и расстанется с этой мерзкой страной навсегда.

Гаренн вышел из зала и быстро направился в кухню, чтобы там снова наполнить бокалы шампанским.