Дьявол в маске

Глава 5

Уилл лгал, жульничал, воровал, калечил и убивал людей по долгу службы. Но и в него стреляли, и его избивали чуть ли не до смерти. И ему не раз наносили удары ножом. Однако ко всему этому он давно привык. А вот сейчас…

Один взгляд на женщин, уютно устроившихся в прекрасно обставленной гостиной, — и Уилл понял: до этого момента все его приключения и испытания были детской игрой.

К тому времени как они представились друг другу, он со свойственной ему проницательностью определил, какая из сестер готова быть обманутой (рыжеволосая), какая хотела бы увидеть его затоптанным дикими лошадьми (вдова) и, наконец, какая пребывала в нерешительности — ее спокойствие не свидетельствовало о каких-либо склонностях (благоразумная).

— Садитесь вот там, — сказала рыжая, указывая на нелепый крошечный диванчик, где уже сидела леди Люсинда.

Уилл согласился из вежливости, хотя ему пришлось потрудиться, чтобы там сесть. Такая близость к леди Люсинде не входила в его ближайшие планы — он собирался оставаться холодным и равнодушным. Но спорить с решительной тетушкой он не стал.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, — обратился Уилл к леди Люсинде, сознавая, что ее тетки прислушиваются к каждому его слову. Ему пришлось чуть ли не свернуть себе шею, чтобы посмотреть на девушку — и все из-за этой проклятой козетки!

— А где же цветы?

Уилл повернулся к вдове — она так скривила рот, будто съела что-то очень кислое.

— Цветы?.. — переспросил он.

Женщина закатила глаза, очевидно, находя его туповатым.

— Да, цветы. Возможно, вам неизвестны правила ухаживания, ваша светлость. Принято приносить букет, когда наносишь визит молодой женщине.

— Тетя Виктория!.. — воскликнула леди Люсинда. Было очевидно, что ей неловко за бестактность тетушки.

Уилла никогда не волновало, что думали люди о его поведении, и теперь он не собирался изменять себе. Тем не менее, эта женщина — тетя леди Люсинды.

— Мои извинения, миледи. Я забыл.

— Если мне понадобятся цветы, мне достаточно будет выйти в сад, — рассудительно заметила Люсинда. — Там я найду больше двадцати сортов…

Уилл поднялся с диванчика и направился к двери.

— Минутку, — сказал он, покидая комнату. Герцог быстро нашел путь к задней части дома. Заглядывая по дороге во все двери, он нашел и выход в небольшой сад и вскоре оказался на террасе, а вокруг на клумбах благоухали под ярким солнцем цветы.

Уилл стал срывать по одному цветку каждого сорта, и вскоре в руках у него был аккуратный букет из двадцати цветков с длинными стеблями.

Когда герцог вернулся в гостиную, все дамы уставились на него в изумлении.

— Примите мои искренние извинения, леди Люсинда. — Он с низким поклоном протянул ей цветы.

Девушка улыбнулась, и ее синие глаза засияли. «Хорошо бы мне найти себе место подальше от нее», — подумал Уилл.

Конечно, она удивлена, и это очаровательно. И еще она довольна. Но что же ощутил он, Уилл? На такой вопрос он не мог ответить, и это ничего хорошего ему не сулило.

Мрачная тетка, которая высказалась насчет цветов, теперь, очевидно, решила, что он просто поиздевался над ней, и она в раздражении постукивала веером по ручке виндзорского кресла, в котором сидела.

Сказать по правде, он и в самом деле забыл правила приличий. Слишком давно он в последний раз наносил визит женщине, которую можно было бы назвать настоящей леди. Женщины, с которыми он теперь общался, чаще всего не ждали от него ни цветов, ни приятных безделушек. Иногда они хотели очень дорогой подарок, но чаще всего хотели его самого.

«Придется привыкать и вести себя по-джентльменски», — решил Уилл. Однако проблема в том, что у него нет времени на то, чтобы исправить свои манеры. Ведь Гаренн где-то здесь, поблизости, и он — человек нетерпеливый.

Уилл сделал себе в уме заметку: спросить Смизерса, как должен вести себя джентльмен, прежде чем сесть при дамах.

Только он устроился на козетке, как суровая тетя снова обрушилась на него:

— А теперь — о лошади, ваша светлость. Где сейчас находится жеребец Царь Соломон?

Уилл собрался ответить так: «У меня в кармане, дорогая. Вместе с гербом и драгоценностями короны, конечно». Но передумал.

— Должно быть, он наслаждается полуденным отдыхом перед нашей послеобеденной прогулкой, миледи.

— Полуденный отдых? Ваша светлость, что же за режим у вашего коня, если он позволяет себе полуденный отдых?

— Уверяю вас, миледи, Царь…

— Послеобеденная прогулка? Какая прелесть! — воскликнула рыжеволосая, и глаза ее заблестели.

— Да, я предпочитаю прогулку после обеда, хотя…

— Полагаю, нам пора выпить чаю, — прервала Уилла благоразумная тетя. И тут же позвонила в колокольчик.

Уилл никак не отреагировал на это замечание насчет чая. У него разболелась голова. И чай он терпеть не мог. И вообще лучше посидеть тихо и подготовиться… Будь он проклят, если позволит этим вредным теткам взять над ним верх — пусть они даже сами фурии! Однако теперь, проведя некоторое время в их обществе, он лучше понимал, почему они получили такое прозвище.

Тут леди Люсинда повернулась к нему и прошептала с лукавой усмешкой:

— Думаю, мне следовало предупредить вас, чтобы вы перепоясали свои чресла мечом, прежде чем приглашать меня на танец.

Уилл сдержал смех, но все же улыбнулся:

— Зато я регулярно посещаю боксерский клуб Джона Джексона для джентльменов, и не только ради мужского общества. Ваши тетушки думают, наверное, что одержали победу. Но мы еще посмотрим, кто победит.

В глазах Люсинды вспыхнули озорные огоньки.

— Да-да, посмотрим, — шепнула она.

Тут появился слуга с чаем. Поставив поднос на стол, он тотчас удалился.

— Молоко, ваша светлость? — спросила благоразумная тетушка.

— Нет, благодарю вас.

— А сахар?

— Нет, благодарю. Чем крепче, тем лучше, — ответил Уилл.

Он потянулся за чашкой с блюдцем, которые передала ему тетушка, и при этом коснулся бедра леди Люсинды. Вежливо поблагодарив за чай, герцог попытался вспомнить, о чем они говорили до того, как его отвлекли. Ах да — Царь Соломон!

— Несмотря на свою силу, Сол очень чувствительный — вот почему ему позволена роскошь отдыхать в полдень, — сказал Уилл, отставляя чашку.

Вдова снова скривила губы.

— Ваша светлость, конь с его родословной и — чувствительный?

— Как это мило с вашей стороны, ваша светлость, — перебила сестру благоразумная тетушка. — Ваша заботливость воистину вдохновляет.

— Ах, Бесси, в самом деле «вдохновляет»? Ты считаешь этого человека…

— А не прогуляться ли нам по парку? — спросила рыжеволосая. И тут же игриво взмахнула ресницами в сторону герцога.

— Да-да, с удовольствием, миледи, — ответил Уилл, все еще не понимая, что задумала престарелая кокетка.

— Вот и чудесно. Люсинда, надень свою накидку, дорогая.

— Но… — начала мрачная вдова.

— Говоря о прогулке, я имела в виду вовсе не себя, а Люсинду, — перебила рыжеволосая.

— Но как мне… — Вдова нахмурилась.

— Глоток свежего воздуха не помешал бы, — заявила Люсинда, взяв Уилла за руку.

— Но я… можно сказать… — Вдова в растерянности умолкла.

— Дражайшая Виктория, мы пошлем Мэри с накидкой и перчатками сопровождать их, — успокоила сестру рыжеволосая тетушка.

Уилл не отважился взглянуть на «дражайшую» Викторию. Вместо этого он пропустил вперед леди Люсинду, поклонился оставшимся дамам и последовал за ней из комнаты.

Он хотел закрыть дверь, но ему это не удалось.

Рыжеволосая тетушка высунула голову за дверь и пронзительно взглянула на Уилла.

— Полагаю, я вижу в вас то, чего другие не видят, милорд. Пожалуйста, докажите, что я не ошибаюсь. — С этими словами она отступила и решительно захлопнула дверь.

Люсинда ликовала. И она едва сдерживала смех, пока они не пересекли улицу. Герцогу все же не удалось справиться с ее тетушками!

Когда же она наконец рассмеялась, он проговорил:

— Не понимаю, что вас так рассмешило.

Люсинда не могла не признать его очаровательным. Он такой большой, а временами очень похож на мальчишку! Ей очень хотелось погладить его по щеке, но она сдержалась.

— Ну… ладно, ваша светлость. Все было не так уж плохо. — Несмотря на все свои усилия сохранять хладнокровие, Люсинда не смогла удержаться от улыбки. — Ведь это была всего лишь ваша первая встреча с ними. И их было трое, а вы — один. Возможно, еще несколько занятий в боксерской академии — и вы будете готовы к следующему раунду.

— Дерзкая девчонка, — пробормотал себе под нос герцог.

Они вошли в парк в центре Гросвенор-сквер, и Люсинда оглянулась. Мэри шла за ними, держась на таком расстоянии, чтобы не мешать их разговору, но успеть прийти на помощь, если, герцогу вдруг придет на ум потащить леди Люсинду в кусты. Или увлечь ее за дерево и насильно поцеловать. Или… еще что-нибудь в этом роде. А она, Люсинда, определенно этого не хотела. И никогда не захочет. По крайней мере, сегодня.

Но как бы то ни было, сейчас она была в безопасности.

Почему она не отказалась, когда тетушка предложила эту прогулку? Ах, да потому что поддалась его обаянию, его улыбке, его глазам, которые из холодных карих иногда становились горящими зелеными — в зависимости от того, о чем он думал и что чувствовал.

«Но что же он чувствует?» — уже не в первый раз подумала Люсинда.

Черт возьми! Это вовсе на нее не похоже. Будь на его месте другой мужчина — лорд Катберт, например, — она тут не прогуливалась бы. И она ни секунды не потратила бы на то, чтобы узнать, понравился ли ему чай. И она ни в коем случае не стала бы страдать от любопытства и ломать голову над тем, что же он думает о ней.

Это просто смешно. Сумасшествие какое-то!..

— Леди Люсинда! — окликнул ее герцог, похоже, уже не первый раз.

— Хмм… — откликнулась Люсинда, все еще пытаясь привести в порядок мысли.

— Я высказал свое мнение о погоде, — сказал герцог. — Причем дважды.

Люсинда резко остановилась и отошла к краю дорожки. И тут же поманила его к себе.

— Ваша светлость…

— Да, слушаю вас.

— Я хочу вас о чем-то спросить.

Он наклонился к ней, закрыв ее своими широкими плечами от прогуливающихся по дорожке посетителей парка.

— О погоде?

Люсинда фыркнула.

— Нет, разумеется. Совсем о другом.

— Да, понимаю… Позвольте угадать… — Он крепко зажмурился, потом открыл глаза. — Думаю, теперь я готов, спрашивайте.

— У меня серьезный вопрос! — рассердилась Люсинда.

— Да, вижу. Приношу свои извинения. Пожалуйста, спрашивайте.

Люсинда нахмурилась, заметив усмешку герцога.

— Милорд, какие у вас намерения? — спросила она.

— Относительно чего? — Он явно смутился.

— Меня. Точнее — нас с вами. — Люсинда начала нервничать. — И еще этого, этого…

Герцог развеселился.

— Ухаживания? Думаю, вы ищете именно это слово.

— Да, именно, — сказала она с некоторым облегчением, потому что он оказался таким же откровенным, как и она. — Я понимаю, вы ничего не теряете…

— А как же Царь Соломон? — перебил герцог.

— Ах да, конечно. Но я имею в виду нечто более личное, например, вашу репутацию или… Ну, ваше сердце, если позволите мне такую смелость, — ответила Люсинда, сама испугавшись своей искренности.

«Хотя, — подумала она, — в этих обстоятельствах действительно… какой смысл ходить вокруг да около, если уж я вообще затронула запретную тему?».

Он ничего не ответил. Однако его глаза снова потемнели.

Смутившись, Люсинда спросила:

— Я вас обидела? — Она уставилась в землю, не в силах выносить его внимательный взгляд.

А он, казалось, обдумывал ее вопрос. Наконец ответил:

— Нет, нисколько. — И его низкий голос прозвучал удивительно мягко. Своей большой теплой рукой он взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо. — Я предпочитаю искренность, но обнаружил, что это — редкое качество у женщин.

Люсинда перевела дух; она и не подозревала, что ждала его ответа, затаив дыхание.

Ей стало неловко от того, что его мнение может так много значить для нее. Выбивало ее из колеи также и то, что его пренебрежение правилами хорошего тона, судя по всему, заставило и ее вести себя подобным образом — совершенно неподобающим.

Прежде только Амелия отмечала ее, Люсинды, временами буйный нрав — ведь она всегда, даже будучи ребенком, инстинктивно скрывала эту сторону своей натуры. И хотя ей нравилось быть леди Люсиндой Грей, она всегда сознавала: за всеми этими шелками, атласом с драгоценностями, которые она носит, кроется тайное желание быть не только истинной леди, как того ждал от нее свет.

Амелия побледнела бы, а может, даже упала бы в обморок, если бы узнала о разговоре между Люсиндой и Железным Уиллом.

Истинные джентльмены из числа ее знакомых ждали от нее, что она будет безукоризненна — истинная леди. Но как же ей вести себя с мужчиной, который ждет от нее, чтобы она оставалась сама собой?

— Ну а теперь я отвечу на ваш вопрос. Намерения у меня самые благородные, — сказал герцог, беря ее за руку и выводя обратно на дорожку.

Дальше они пошли дальше бок о бок.

— Не секрет, что от каждого взрослого мужчины из рода Клермонов на протяжении всей нашей истории ожидали, чтобы он женился и продолжил герцогский род, — продолжал Уилл, глядя куда-то в сторону, — возможно, на нянюшек, прогуливавшихся по парку со своими подопечными. — И вы мне нравитесь, леди Люсинда, — вновь заговорил он после долгого молчания. — У вас… голова на плечах. И вы заставляете меня смеяться, что доставляет мне огромное удовольствие. И еще… Вы очень красивая, хотя это вы наверняка слышали тысячу раз.

Он повернулся к ней и испытующе посмотрел на нее. Люсинда же не смогла отвести взгляд. Между ними с каждым мгновением росло напряжение. И у нее вдруг снова возникло чувство, что она совершенно перед ним беззащитна.

— У меня нет намерения ухаживать за вами ради развлечения, — заявил герцог, прерывая ход ее мыслей. — Поверьте, леди Люсинда, сейчас я говорю совершенно искренне. Все мое внимание принадлежит только вам. Даю вам слово.

Она тотчас поняла, что верит ему безоглядно. Кроме того, его доводы были очень убедительны. Герцог действительно должен был жениться, и ему действительно требовался наследник, чтобы продолжить род.

Разумеется, Люсинда прекрасно понимала свое намерение. Она твердо решила завладеть жеребцом Царем Соломоном, после того как они пробудут вместе оговоренное время. А теперь, когда она узнала, что нравится ему, действительно нравится… Проклятие, теперь все изменилось!

Люсинда расслабилась и позволила себе наслаждаться прекрасным весенним днем. Еще рано предаваться серьезным размышлениям, и от этого их прогулка становилась еще более приятной. По правде говоря, в своем поместье Люсинда по утрам часто и подолгу гуляла — тишина еще не совсем пробудившейся природы составляла разительный контраст с суетой светской жизни и многочисленными обязанностями.

Она никогда и никому, кроме, пожалуй, Амелии, не признавалась в том, насколько ее раздражает все, что связано с ее положением в светском обществе. Конечно, она слишком разумна, чтобы предположить, будто может стать счастливой женой провинциального дворянина. Но как же соблазнительно мечтать о свободе от ожиданий общества, которые неизбежны, если ты титулована, богата и хорошо воспитана.

А вот герцог… Он ничего такого от нее не ждал. И именно этим — его пренебрежением к светским условностям — Люсинда втайне и восхищалась.

Но, несмотря ни на что, она понимала: если уж необходимо хоть в какой-то степени вести себя прилично, то именно она должна дать это понять.

Если сможет, конечно.

Она отошла от его светлости, создавая пространство между ними. И тут же почувствовала, как ей не хватает его тепла.

— Я обидел вас? — спросил он, снимая шляпу. И тут же пробормотал приветствие леди Фоксбери, проезжавшей мимо в экипаже.

Почтенная дама ответила на его приветствие — и в удивлении вытаращила глаза на них.

Люсинда тоже кивнула леди Фоксбери. Потом ответила:

— Нет, вовсе не обидели. Но удивили, конечно. Хотя, если честно… Мне уже начинает нравиться говорить то, что думаешь.

— В таком случае, — ответил герцог, снова привлекая ее к себе, — позвольте мне быть совершенно откровенным с вами и сказать вам, что мне гораздо больше нравится, когда вы рядом, а не на расстоянии.

Люсинда засмеялась.

— Ваша светлость, хотя я понимаю, что некоторое время вы были вне светского общества, но надеюсь, вы вспомните правила приличия, принятые в обществе, когда ухаживаешь за дамой. Это, — она указала на расстояние между ними, — приемлемо. Я не хочу испортить свою репутацию из-за какой-то лошади.

Его недовольное ворчание должно было бы испугать Люсинду, но она только развеселилась — даже когда он хмуро посмотрел на нее.

— Так это только ради лошади вы позволили мне ухаживать за вами?

Люсинда укоряла себя за то, что все в этом человеке — даже самые мелкие детали — доставляет ей удовольствие. Но почему же она так веселится, когда он выражает свое неудовольствие? Почему ее не пугает его очевидное раздражение? И почему она с радостью отмечает, как его карие глаза приобретают зеленоватый оттенок, когда на нем зеленый жилет?

Непонятно… Совершенно непонятно. Хотя, возможно, ее ощущения — это просто нормальная реакция на очень красивого мужчину.

— Мое сердце принадлежит Царю Соломону, ваша светлость, — ответила Люсинда и тут же добавила: — Но это ведь лишь конь.