Дьяволы Фермана

9 На пути в иные места

Полдень следующего четверга мы с Бэйнбридж встретили посреди Мэдисон-авеню, на территории департамента полиции. Я давал последние инструкции:

— Так, не забудь свою роль. Ты — наивная студентка. Я буду разговаривать, а ты помалкивать и кратко записывать информацию, если ее удастся найти.

— Но… — Бэйнбридж была против этого плана с тех самых пор, как я изложил его.

— Бэйнбридж, — перебил я, — мы с тобой знаем, что некоторые вещи ты умеешь делать профессионально. Также тебе нужно получить диплом, чтобы иметь возможность по-настоящему зарабатывать деньги и делать карьеру. Однако пока что ты здесь и тебе еще нужно кое-чему научиться. А мне нужно, чтобы ты помолчала. Можешь в течение получаса играть эту простую роль?

— Но…

— Я знаю, что ты стремишься создать положительное первое впечатление везде, где оказываешь, и все же этот офицер…

— Сержант Араманти, — сказала Бэйнбридж, сверившись со своим слэйтом.

— Сержант Араманти. Спасибо. Так вот, он не должен ничего заподозрить. Поэтому постарайся напрячь свои умственные способности и сделать то, что от тебя требуется, молча. И без глупостей.

— Звучит не очень-то лестно, — заметила она.

— Если ты не хочешь сделать это для агентства, сделай для меня. Пожалуйста.

— Ладно, — сказала Бэйнбридж. Впрочем, она так и не пришла в восторг от предстоящего мероприятия.

— Подумай о деньгах, — предложил я.

Бэйнбридж пробормотала что-то насчет проституции, и мы направились к лестнице. Только вошли в двери участка, как она опять капризно обернулась.

— Черт возьми, мистер Боддеккер, — прошипела Бэйнбридж, — вы имеете в виду, что для поиска нужно что-то еще, кроме приказа программе феррета? Я должна делать это вручную?

Я кивнул и шепотом предостерег ее:

— Будь осторожнее. Смотри не переусердствуй.

Я огляделся по сторонам, обозрел обстановку и изумился. По телевизору постоянно показывают какие-нибудь фильмы и шоу с участием полицейских, поэтому у зрителя формируется в голове определенный образ. Как правило, полицейский участок — это грязное, до отказа забитое людьми, неопрятное помещение. Здесь всегда полно пострадавших, которые громко жалуются и требуют к себе внимания, и слишком мало полицейских, чтобы навести хоть видимость порядка. Участок всегда выглядит так, словно здесь вот-вот разразится скандал, и лишь большими трудами удается держать ситуацию под контролем…

Я никак не мог ожидать, что участок в центре города и в самом деле будет выглядеть подобным образом. Нет, меня не удивило старое здание, поскольку во многих местах старые дома реставрируют только внутри, сохраняя прежний фасад — чтобы придать району определенный колорит. Однако я думал, что внутри увижу современную обстановку, чистые, вылизанные помещения, множество стекла и пластика, ноутбук на каждом столе. Я полагал, что пострадавшие будут сохранять чувство собственного достоинства, станут спокойно брать свои номерки и ждать в очереди, дабы поведать свою историю. Я надеялся, что преступник, если он вдруг мне встретится, окажется дорого и опрятно одет. Хотя, возможно, у него и будет несколько зловещий вид: белоснежный воротничок и глумливый изгиб губ под тонкой полоской усов…

Я заблуждался. Участок Мэдисон-авеню смотрелся так же, как эти места выглядят в кино. Если не хуже. Внутри царил ад.

Как и в кино, здесь толклась масса народу, и полицейские с трудом сохраняли контроль над ситуацией. Я обхватил Бэйнбридж за талию; она поняла намек и придвинулась поближе. Вот так, не выпуская ее из объятий, я попытался проложить путь в этом бедламе. В конце концов нам удалось протолкнуться к столу, где замороченный сержант разбирался с группой осаждавших его уличных торговцев.

— Прошу прощения, — сказал я, ввинчиваясь между двумя толстыми мужчинами, пропахшими жареными колбасками. — У меня назначена встреча с сержантом Араманти.

Сержант за столом поднял глаза и посмотрел на меня как на спасителя, который в последний миг бросил его на произвол судьбы. Он с отвращением поморщился и указал толстым пальцем на длинный холл.

— Которая дверь? — спросил я.

— Там одна дверь.

Я взял Бэйнбридж за руку и зашагал по коридору к деревянной двери с непрозрачным окошком. Мы опять протолкались сквозь толпу водящих торговцев, обогнули привинченную к полу скамью, к которой были прикованы наручниками несколько хулиганов, и наконец добрались до желанной двери. Наученный горьким опытом, я ожидал увидеть комнату с массивными столами, древними электрическими машинками и кипами настоящей бумаги в картонных папках…

Нет. К счастью, эта комната соответствовала моим представлениям о том, как должен выглядеть современный полицейский участок. Новые столы, ноутбуки и огромные мониторы, высвечивающие информацию или изображения преступников. Я приблизился к первому попавшемуся столу и обратился к сидящему за ним грузному мужчине с круглым лицом и редеющими волосами.

— Простите, не подскажете ли, где найти сержанта Араманти? У меня назначена встреча…

Мужчина улыбнулся и поднялся на ноги, протянув пухлую ладонь.

— Я сержант Араманти. А вы, должно быть, мистер Бол-локкер…

— Боддеккер, — поправил я. — А это мисс Бэйнбридж, практикантка из моего агентства.

— Рад познакомиться, — сказал сержант, пожимая ей руку.

— Как это мило — встретить настоящего, живого полицейского, — выдала Бэйнбридж. Я злобно покосился на нее.

Араманти потер руки, словно пытаясь избавиться от невидимой грязи на ладонях, и обошел свой стол.

— Итак, мистер Боддеккер, насколько я понял, вас интересует наша программа фоторобота?

— Совершенно верно. Некая служба знакомств наняла нас, чтобы изготовить для них рекламу. Я решил пойти законным путем…

Араманти посмотрел на меня непонимающе.

— Я придумал сценарий для рекламного ролика, — разъяснил я. — В нем женщина описывает офицеру некоего человека, а полицейский заносит его данные в эту программу…

— Фоторобот.

— Ну да. Фоторобот.

— Аппаратное обеспечение у нас здесь, — сказал Араманти, ведя нас в глубь обширной комнаты. — Если не секрет: как все это может быть связано с рекламой для службы знакомств?

Я ухмыльнулся.

— Ну, вот как я это вижу. Женщина сидит в полицейском участке, и они с офицером используют фоторобот. Она описывает, как выглядит этот парень, а офицер вводит информацию. Наконец на экране появляется лицо некоего парня, и женщина говорит: «Да, это он». Офицер спрашивает: «И что же он натворил?» А она отвечает: «Ничего, я просто хочу выйти за него замуж». Затем диктор объявляет: «Есть более надежный способ разыскать мистера Райта. Обратитесь в такую-то службу знакомств».

— И для этого вам нужно знать, как действует фоторобот?

— Совершенно верно.

— Чудесно. — Араманти рассмеялся. — А в какую же «такую-то» службу знакомств следует обратиться?

— Это пока закрытая информация, — сказал я. — На данном этапе я не имею права разглашать настоящее имя клиента.

— О! — Араманти кивнул. — Хорошо.

Он остановился возле терминала, соединенного с широким видеоэкраном.

— Так, мистер Боддеккер, если вы и мисс Бэйнбридж соблаговолите присесть, мы можем начинать демонстрацию. Представьте себе человека, которого вы хотели бы увидеть, и мы соорудим его лицо на экране. Например, кого-нибудь из ваших коллег?

— Боже, — сказал я. — Может, не надо коллег? Лучше я выдумаю кого-нибудь из головы?

— Как насчет того мужика в ресторане? — предложила Бэйнбридж.

— В ресторане? — переспросил я.

— Неужели не помнишь? — Ее локоть ткнулся мне в бок. — Того жуткого типа, который нарывался на драку, пока они его не выкинули? — За этим последовал еще один тычок.

— Да! — воскликнул я. — Отличная мысль. Только это был не мужик. Скорее, мальчишка.

Араманти возложил руки на клавиатуру и пробежался по ней пальцами.

— Приблизительный возраст? Я пожал плечами.

— Шестнадцать-семнадцать.

— А почему вы не используете голосовые команды? — спросила Бэйнбридж.

На экране перед нами возник удлиненный овал.

— Программа еще не доработана, поэтому иногда выкидывает фокусы, — объяснил сержант. — Мы выяснили, что ее проще контролировать, если вводить данные вручную. Итак. — Он указал на ряд фрагментов лица в левой части экрана. — Я вошел в базу данных городской сети. Это означает, что если преступ… э… подозреваемый зафиксирован в каком-то из районов города, или в национальной сети, или в интернациональной…

— Может быть, остановимся на этом районе? — спросила Бэйнбридж. — Я не думаю, что этот парень — международный преступник.

Араманти нажал несколько клавиш.

— Район Манхэттен, мужчина, все расовые категории, возраст от шестнадцати до двадцати одного.

— Кавказский тип лица, — сказал я. Сержант кивнул.

— Манхэттен, белые мужчины от шестнадцати до двадцати одного.

Экран высветил: «Готово». Араманти отпихнул в сторону клавиатуру и положил ладонь на мышь.

— Форма головы?

Я закрыл глаза и представил себе Фермана.

— Слегка грушевидная.

Когда я открыл глаза, Араманти пялился на меня.

— Я занимаюсь фотороботом шесть лет, но еще не слышал о ком-нибудь, у кого голова была бы грушевидной формы.

Даже Бэйнбридж послала мне изумленный взгляд, словно говоривший: «Ну и кто здесь занимается глупостями?»

— Понимаете, — сказал я, — у него худое лицо. Изнуренное. Голова выглядит большой, а вокруг скул и подбородка лицо обтянуто кожей.

— Форма черепа, — сказал Араманти. Его ладонь коснулась мыши. Овал начал раздаваться сверху и утягиваться снизу.

— Вот оно! — сказал я.

Араманти нажал кнопку. Форма застыла. — Так?

— Так.

— Хорошо. Цвет волос?

— Не могу сказать.

Он перевел взгляд на Бэйнбридж, но она лишь пожала плечами:

— Извините. Я там не присутствовала.

— Может быть, вы все-таки выберете кого-нибудь из своего офиса?

— Нет. Я не могу сказать вам цвет волос, потому что они сбриты! Оставался только тонкий пух.

Сержант поколдовал над программой.

— Длина, — сказал я. — Чуть короче. Вот так.

— Светлые или темные? Воспоминание снизошло на меня.

— Светлые. И у него шрамы на голове. Целая куча, они пересекаются друг с другом… Как схема метро.

Араманти пробежался по клавиатуре. В углу экрана возникла надпись: «Экстенсивные шрамы (область черепа)».

— Лоб? — сказал он.

Работа шла своим чередом. Мы начали с прыщеватого лба Фермана и закончили редкими волосками на подбородке. Лицо — на экране чуть большего размера, нежели в жизни — медленно обретало знакомые черты. Когда я закончил диктовать и принялся рассматривать изображение, у меня перехватило дыхание. Я словно опять оказался там — прижимаясь лопатками к холодной мостовой и глядя вверх, в эти холодные, злые глаза.

«…Я и мои ребята придем, чтобы переломать тебе все кости».

— Выглядит впечатляюще, а? — сказал Араманти.

— Вы даже не представляете, насколько впечатляюще.

— Погодите. — Сержант несколько раз кликнул мышью. Голова уменьшилась и переместилась в верхнюю часть экрана. Араманти передал мне тяжелую черную перчатку с каким-то прибором прикрепленным сверху. — Теперь, мистер Боддеккер, я хочу, чтобы вы надели это и прошлись по экрану. Внимательно посмотрите на лицо нашего джентльмена и покажите мне рукой — какого он приблизительно роста.

Я поднялся и подошел к громадному монитору. Оглянулся на сержанта.

— Смотрите на экран. — Он улыбнулся.

Я повиновался. Голова Фермана парила на уровне моих коленей. Я посмотрел на свою опущенную руку в перчатке. По ней прыгали красные отсветы от лазера мыши.

— Вы шутите…

Я поднял руку к голове. Голова Фермана переместилась на самый верх экрана.

— Я не шучу, мистер Боддеккер.

Я на пробу помахал рукой в разные стороны, наблюдая, как голова без тела скачет по экрану.

— Все так, — сказал Араманти, оборачиваясь к Бэйнбридж, — как только понимают принцип работы, сразу начитают играть.

— А, — отозвалась она. — В ролике женщина этого делать не будет. Не то создастся впечатление, что она уже имела дело с фотороботом.

— Хорошая мысль, — сказал Араманти.

— Поэтому-то мы и пришли, — объяснила Бэйнбридж.

— Замечательно, — сказал я, поднося руку к подбородку, — этот приятель примерно вот такого роста.

— Не напрягайтесь. Программа предполагает, что вы определяете рост от уровня глаз, так что она автоматически помещает их на уровень вашей руки и корректирует соответственно.

Я услышал, как он нажал клавишу. Голова Фермана замерла на одном месте, и яркая красная линия протянулась от подбородка и вниз.

— Телосложение? — сказал он.

Я посмотрел на изображение. Голову мужчины словно приклеили к телу пингвина.

— Тощий. Узкий в кости. Стройный. Картинка менялась.

— Тощее, — сказал я. — Еще тощее.

— Этот парень доставил вам неприятности?

— Пытался. Можно как-нибудь сделать его худобу пропорциональной лицу?

Картинка опять изменилась.

— Отлично.

— Как насчет одежды?

— Рубашки нет. Э… Военная куртка.

Поверх торса Фермана возникло изображение камуфляжа.

— Белый, — сказал я. — Норвежская война. Картинка изменилась.

— Штаны… э… джинсовые. И высокие ботинки. Вот так.

— Спасибо. Можете сесть.

Я отступил. Изображение на экране начало подрагивать.

— Идет поиск. Подождите немного.

Я так и не успел дойти до стула. Внезапно картинка на экране начала сама собой изменяться. Голова покрылась знакомой паутиной шрамов. Прыщи на лбу изменили расположение. Глаза слегка раздвинулись в стороны, нос стал прямее, пух на подбородке немного жиже. На куртке возник «логотип» банды, штаны покрылись жирными пятнами. И с левой стороны экрана появился столбец текста.

Имя: Мак-Класки, Френсис Герман

Возраст: 17

Раса: Кавказский тип

Рост: 5 футов, 21 дюйм

Вес: 99 фунтов

Цвет глаз: голубой

Цвет волос: блондин

Пол: Мужской

Сексуальные пристрастия: не определены (предположительно гетеросексуальные)

Обвинения:

Нанесение телесных повреждений I (подозревается — 23/ обвиняется — 11/ осужден — 3)

Нанесение телесных повреждений II (9/7/1)

Нанесение телесных повреждений III (5/2/0)

Нанесение телесных повреждений IV (2/0/0)

Ограбление I (18/13/2)

Ограбление II (12/6/0)

Ограбление III (4/0/0)

Кража со взломом (1/0/0)

Ограбление магазина (6/2/0)

Угон велосипедной коляски (1/0/0)

Сбыт краденого (4/0/0)

Ношение оружия I (6/2/0)

Ношение оружия II (1/1/0)

Драка(5/2/0)

Состояние алкогольного опьянения (Нет сведений/20/13)

Членство в банде (1/1/1)

Обладание правом голоса в банде (1/1/1)

Лидерство в банде (1/1/1)

Попытка изнасилования (8/1/1)

Изнасилование (1/0/0)

Сопротивление полиции (2/2/0)

Вандализм (метро) (11/6/2)

Вандализм (иные места) (2/2/0)

Покупка секса (Нет сведений/8/6)

Время, проведенное в тюрьме: 271 (из последних 1000 дней)

Приговорен к штрафу: 21$, 464$, 938.17$ (за последние 1000 дней)

Оплаченные штрафы: 00$,0.26$, 004.26$

Известные сообщники:

Дональд Альберт Александр (мертв)

Мартин Мальком Джорджсон

Джеймс Джозеф Джаскзек

Рудольф Алан Пирпонт III

Питер Ричард Свишер

Дрю Стенли Томас (мертв)

Кевин Макки Йанг (мертв)

Более полная информация находится в файле № FHM160610/221NY-16-1844/MANH

У меня перехватило дыхание. Это был Ферман — в полный рост. И история его жизни…

— Впечатляет, не правда ли?

— Да уж, — сказал я, созерцая общие суммы штрафов. Я сначала удивился и лишь потом сообразил, что речь идет не о его доходах. Это деньги, которые Ферман задолжал обществу.

Араманти с гордостью кивнул.

— Перед нами действительно солидное программное обеспечение. Разумеется, некоторые пытаются использовать его для всяких дурацких рекламных роликов…

— От этого программа не испортится. — Я нервно рассмеялся и покосился на Бэйнбридж. Она настойчиво переводила взгляд от Араманти к экрану — и обратно. Я слегка кивнул ей, шагнул к изображению и протянул к нему руку.

— Удивительно четкая картинка…

— Не прикасайтесь.

Мой маневр сработал. Араманти резко вскочил места.

— Пожалуйста, — сказал он, моментально сбавив тон. — Там сенсоры для механизма перчатки и всякие штуки.

— Простите. Не хотел вас пугать. — Я отошел в сторонку, отвернулся от экрана и встал между Араманти и Бэйнбридж. — Послушайте, сержант, я очень благодарен вам за то, что вы потратили на нас свое драгоценное время. Я думаю, мы сделаем эту рекламу.

— Отправьте мне копию ролика. — Он ухмыльнулся.

— Непременно, — сказал я. — Обязательно. И вот еще… Позвольте сделать вам маленький подарок… Просто сувенир на память. — Я сунул руку в карман и вытащил маленький предмет. Сержант машинально опустил глаза, глядя на мою руку, и поэтому не увидел, как изменилась картинка на экране дисплея.

— Это музыкальный чип, — сказал он.

— Верно, — отозвался я. — Мое агентство сотрудничает с «С-П-Б», и это — запись их последнего альбома «Неспетые песни»…

Араманти протянул руку.

— Я польщен, — сказал он. — Честное слово.

«И пусть после этого мне посмеют сказать, что уже никто не любит этих ребят», — подумал я.

— На самом деле это раритет. Экспериментальная обработка музыки. Мелодии не предполагают эффекта влияния на подсознание, и потому рекламный бизнес не заинтересовался этими песнями.

Лицо Араманти просветлело.

— Коллекционный предмет…

— Да. Именно так. Для данной конкретной группы он останется таковым лет эдак на тысячу.

— Что ж. — Сержант принял у меня микрочип. — Думаю, я найду этому применение.

— Отлично. — Араманти сунул вещицу в карман, и мы пожали друг другу руки.

— И еще раз огромное вам спасибо, — сказал я. — Вы даже не представляете, как помогли нам.

Мы с Бэйнбридж распростились с любезным сержантом, вышли за дверь и направились к выходу из участка.

— Нашла? Я видел, как ты изменила данные. Бэйнбридж смотрела прямо перед собой.

— Боддеккер, ты знаешь мое мнение. Я не уверена, что мы поступаем правильно.

— Только не заводись снова. Я тоже ни в чем не уверен.

— Ты же видел эту запись! Ты видел список! Его место в тюрьме!

— Однако он не там.

— Он преступник…

— Четкость восприятия, Бэйнбридж. Разве ты не слышала, что сказал Левин? Это его шанс реабилитироваться…

— Боддеккер, даже интенсивная переориентация не реабилитирует этого парня, Мак-Класки. Он неисправим. Все эти жуткие вещи — а ведь он всего лишь мальчишка. Семнадцать лет!

— Да. И ты тоже не древняя старуха…

— Не переводи стрелки, Боддеккер!

Я взял ее за руку и заставил остановиться.

— Ты хочешь, чтобы Пембрук-Холл остался на плаву к тому времени, как ты получишь диплом?

— Только вот этого не надо. Пембрук-Холл никуда не денется.

— Верно. Но в каком виде он будет существовать? Как сильное рекламное агентство? Или находясь на задворках, рекламируя песни в радиосетях и запуская свои ролики между врезками для нового альбома «С-П-Б»? Здесь большая разница, Бэйнбридж, и это действительно имеет значение. Ты знаешь, скольким людям пришлось покинуть агентство?

Она посмотрела на меня телячьими глазами.

— Обожаю, когда ты произносишь мое имя.

Я ощутил, как мое лицо против воли начинает кривиться. Невероятным усилием я совладал с собой.

— Бэйнбридж, мне нужна эта информация, — сказал я. — Все будет в порядке. Бэйнбридж, дай мне адрес.

Она вынула слэйт. Ее записи, стилизованные под рукописный текст, появились на экранчике.

— Он живет в Квинсе, — сказала Бэйнбридж мечтательно. Я выдернул слэйт у нее из рук.

— Квинс. Терпеть не могу преступников, которым удалось избежать наказания.

Мы юркнули в первый попавшийся вход в метро и вновь вышли на улицу уже в новых кварталах района Квинс. Здесь поднимались высотные здания, а длинные аллеи казались прямыми как стрелы. Бэйнбридж успела оправиться от своего возмущения и принялась жаловаться на голод. Я думаю, она хотела, чтобы наш ленч состоялся в ресторанчике с приглушенным светом и мягкой музыкой. А я мог предложить только ближайшую китайскую забегаловку, в которой мы перекусили рисовыми шариками и острым мясом. Впрочем, глядя на выражение лица Бэйнбридж, можно было подумать, что мы сидим в самом роскошном ресторане Нью-Йорка.

Затем мы поймали коляску, и она отвезла нас в более старую часть района. Кварталы здесь состояли из длинных рядов совершенно одинаковых домов, с двориками, украшенными искусственным дерном и камнями разнообразных форм. Время от времени нам встречались обшарпанные скелеты автомобилей и небольшие участки растительности — засаженные по большей части кислотостойкими цветами. Если не считать граффити на стенах и мусора в водосточных канавах, район выглядел более или менее ухоженным. Небеса затянули облака, а воздух наполнил неописуемый букет запахов: химикаты, дым от стоящих во дворах грилей и мангалов, пот водителей велосипедных колясок. Таков этот район.

— Как только люди могут здесь жить? — Бэйнбридж вздрогнула.

— Что ты имеешь в виду? — переспросил я. — Разве ты не знала о таких местах раньше?

— С какой стати?

— Тебе не преподавали ретроисторию в университете? Это поле битвы — расовой и экономической. Одно время таким был весь Нью-Йорк.

— О, — сказала она резко. — Да. Период Миграций. Я читала об этом.

Читала об этом, ха-ха! Разумеется, для нее это ничего не значило. Это не ей сравнялось семь лет, когда начался Период Миграций. Она не видела, как мир валится в хаос анархии. Отец не увозил ее в глушь Коннектикута и не учил наводить красную точку лазера на молочный пакет, наполненный песком. И не сопровождал обучение словами: «Представь, что это — бандит, напавший на твою маму». Ее отец не говорил, когда она попадала в мишень девять раз из десяти: «Молодец. Теперь, если со мной что-то случится, ты сумеешь защитить сестру и мать…»

Прежде чем я успел отогнать волну внезапно нахлынувших эмоций, коляска остановилась, и водитель сказал:

— Приехали.

Я велел ему подождать и вышел наружу. Бэйнбридж следовала за мной по пятам. Я обозрел дом из красного кирпича, как две капли воды похожий на клонов-близнецов, тянущихся до самого конца квартала. Мальчик лет десяти сидел перед домом среди разбросанных камней и пытался провести через завал игрушечный вездеход — из тех, что были широко разрекламированы «Маулдином и Крессом». Пацан азартно верещал, несомненно, сражаясь с тучей воображаемых врагов, и заметил чужого, лишь когда моя тень упала на землю прямо перед ним. Он вскинул глаза, испуганно уставившись на меня.

— Привет. Это дом Мак-Класки?

Глаза мальчика расширились от страха. У него были густые разлохмаченные волосы; ясные глаза блестели на пухлом лице. Он походил на Фермана не более, чем Ферман — на меня.

— Я ищу Фермана. — Никакой реакции. Потом я сообразил, что это не имя, а прозвище, которого здесь могли и не знать. — Э… Я хочу сказать… Френсиса.

Мальчонка схватил свой вездеход и прижал к груди.

— Фрэнка. Фрэнки.

Пацан вскочил на ноги и с воплями скрылся в доме.

— Начало хорошее, — заметила Бэйнбридж.

— А что я должен был сделать?

— Не подходить к странному ребенку и не заводить с ним беседу.

— Это тот дом?

Она показала мне запись в своем слэйте. Адрес правильный.

— Что ж, пойдем прямо к хозяину, — решил я.

Мы поднялись на четыре бетонные ступеньки и остановились на пороге. Я уже поднял руку, чтобы постучать, но Бэйнбридж остановила меня. Она указала на бронзовую пластинку, прикрепленную под дверным звонком. Я кивнул и нацелил палец На кнопку. Бэйнбридж снова остановила меня.

— Ты прочитай сначала.

Я еще раз посмотрел на табличку с кнопкой. Там оказалось выгравировано имя Закер.

— Ты же сказала, что это его адрес.

— Я сказала, что это его последний известный адрес, — поправила она.

— Отлично. Тогда объясни мне… — Я снова посмотрел на именную табличку. — Может быть, он Френсис Герман Мак-Класки Закер?

— Как ты собираешься это проверить? Я пожал плечами.

— И что будем делать?

Я нажал на кнопку звонка.

— Выясним в этом доме все, что сумеем.

Мне пришлось позвонить еще дважды, прежде чем за дверью раздался шорох. Открылось окошечко, и моему взору предстала невысокая женщина с морщинистым лицом и черными волосами, сквозь которые уже начала пробиваться седина. Она подозрительно переводила взгляд с меня на Бэйнбридж и явно не собиралась открывать нам дверь.

— Да?

— Добрый день, — сказал я. — Мое имя Боддеккер. Я — лидер творческой группы из Пембрук-Холла…

— Что вам надо? — перебила она. — Вы приходите сюда, пугаете моего сына до полусмерти… — Изнутри доносились азартные крики ребенка и жужжание вездехода.

— Компания поручила мне разыскать одного человека, — объяснил я. — Видимо, он жил здесь раньше. Может быть, вы сумеете нам помочь?

— С какой стати мне вам помогать? Вы из полиции?

— Нет. Разумеется, нет. Мы только хотим предложить этому человеку выгодную работу, поэтому и пытаемся его найти.

— И кто же это?

— Френсис Мак…

Глаза женщины расширились. С губ сорвался глухой невнятный звук. Ее рука вцепилась в заслонку окошечка и распахнула ее. Женщина высунула наружу голову, одарила нас полным ненависти взглядом и сплюнула мне под ноги.

— Френки! Всем нужен Френки! Он что, должен вам денег? Или желаете, чтобы он продал вам наркотики? Может, свел вас с бабой, которая вас заразила? Тогда так вам и надо! Это проклятие за то, что вы с ним познакомились! — Она снова плюнула. — У меня нет сына по имени Френсис! Френсис мертв. Пусть сатана в аду раздерет его душу! А вы… — Она поглядела на Бэйнбридж, потом на меня. В глазах женщины я увидел чистую, ничем не замутненную ненависть. — Если вы хотите как лучше — оставьте его мертвым. Раскапывать могилы — преступление!

С этими словами она исчезла в доме и с грохотом захлопнула окошечко.

— Ну и ну, — сказала Бэйнбридж несколько секунд спустя, когда миновал первый шок. — Ничего не скажешь, веселый парнишка.

Из глубины дома голос женщины прокричал:

— Если вы сию же минуту не уберетесь, я вызову полицию.

— Я бы сказала: интервью окончено, — заметила Бэйнбридж.

— Согласен.

Бэйнбридж первой вернулась в коляску. Я плелся следом, думая об очередном поражении. Отчаяние накрыло меня тяжелой волной. Бэйнбридж приказала водителю отвезти нас к станции метро, я же откинул голову на спинку и закрыл глаза. Я пытался думать.

Ты потерял свою работу из-за молодой вертихвостки, которая спит с твоим боссом? Твоя карьера погибла? Так что же тебе делать? Припять двойную дозу твоего любимого психотропа из числа Стимуляторов на Каж…

— Боддеккер?

Я открыл один глаз. Бэйнбридж нависла надо мной.

— Что ты собираешься делать дальше?

— Обдумать все это. — Я закрыл глаз.

Слишком много несчастий обрушились на тебя в единый миг. Твоя жена сбежала с каким-то переориентированным уродом? Рабочие под видом ремонта испоганили твою квартиру? Шеф собирается командировать тебя в Союз Монгольских Государств? Тебе нужен выход. Выход наружу. Не временное укрытие, которое, возможно, предоставят тебе Психотропы на Каждый День… Нет. Настоящий выход. Путь к бегству. Это — Транс-Майнд…

— Боддеккер?

Я снова открыл глаз. — Да?

— Может, оно и к лучшему, а? Я хочу сказать, этот Мак-Класки — такой тип, которого не любит даже родная мать…

Я не смог понять, что именно «к лучшему» — то, что нам будет лучше без Френсиса Германа Мак-Класки, или то, что родная мать, может быть, уже не любит его. На всякий случай я решил не говорить ничего.

— Правда, Боддеккер, разве тебе не кажется, что все обернулось хорошо. А, Боддеккер?

Иногда это состояние твоей души. Иногда — странное тревожащее чувство, которое не желает оставить тебя в покое. Но ты никогда не можешь полностью обрести над этим контроль. Ты ощущаешь эффект на себе, ты знаешь, что время от времени это происходит с тобой… Но ты не в состоянии понять, что же это такое. И ты не сумеешь разобраться, пока не отважишься встретиться с этим лицом к лицу. Это напоминает чувство, которое…

— Боддеккер?

На сей раз я открыл оба глаза и уставился на Бэйнбридж.

— Что тебе еще?

— Мы приехали к метро.

Я осторожно вылез, расплатился с водителем, и мы с Бэйнбридж спустились на платформу. Она постоянно болтала, рассказывая о своих занятиях в колледже. «…К вопросу о ретро-истории: все это не так уж и жутко, как мы себе представляем… Дело в том, что все оно случилось так, как случилось…» Я что-то отвечал ей. Не знаю точно, что именно, но думаю, я ухитрился изыскать какие-то подходящие к случаю фразы. В итоге Бэйнбридж прониклась ко мне еще больше.

Я вымотался. У меня заболела голова, и я пытался думать о роликах, которые начал сочинять во время поездки в коляске. Два из них никуда не годились, но был и третий. Может, использовать его для «Виткинс-Маррс»? Или поместить в рекламу «Неспетых Песен»… Интересно, о чем они?..

Напряжение покидало меня. Затем вдруг прошла и головная боль. Я почувствовал, как Бэйнбридж стискивает мою руку; ее пальцы переплелись с моими. Да сколько ж можно?!

— Ты в порядке?

— Все отлично, — сказал я. Сердце заколотилось в груди. А в голове зрело решение.

— Точно все в порядке, Боддеккер?

— О да. — Я сглотнул. — Куда поедем?

— Может, к реке. Слушай, ты уверен, что все в порядке, Боддеккер?

Что там я собирался ей сказать? Я ненавижу, когда ты произносишь мое имя.

— Серьезно, Боддеккер. У тебя рука внезапно сделалась липкой.

Я воспользовался этим, чтобы вынуть руку из ладони Бэйнбридж. Тщательно осмотрел кисть со всех сторон.

— Я думаю, это сердечная недостаточность. — Прежде чем она успела что-нибудь сказать, я прибавил: — Шутка.

На сей раз она промолчала, но отступать явно не собиралась.

— Бэйнбридж, почему бы тебе не вернуться в офис? Я не очень хорошо себя чувствую и, наверное, поеду домой…

…Не стоило этого говорить…

— Если ты себя плохо чувствуешь, я исцелю тебя лучше, чем любые лекарства…

Я скривился. Флоренс Найтингейл снова здесь.

— Вообще-то, — поспешно сказал я, — мои дела не настолько плохи.

Может быть, мне все-таки удастся сплавить ее в офис.

— Ты выглядишь бледным, Боддеккер. Если хочешь, давай прогуляемся. Здесь спертый воздух. Толпа, жара…

Я отчаянно искал выход. Мне пришел в голову маневр, который я видел в одном старом фильме.

— Отлично. Выходим на следующей остановке. Двумя минутами позже поезд затормозил. Люди начали

продвигаться к дверям, готовясь выходить. Я не торопился, пропустив часть толпы впереди себя, а затем присоединился к ней вместе с Бэйнбридж. Поезд остановился, люди хлынули из вагона наружу, а когда мы приблизились к дверям, я громко чертыхнулся и крикнул Бэйнбридж, что забыл ноутбук на сиденье. С этим словами я ринулся обратно в вагон, а тем временем людской поток подхватил Бэйнбридж и вынес ее из вагона. Он беспомощно кричала: «Боддеккер! Боддеккер!», напоминая какую-то странную, невиданную птицу.

— У тебя же не было с собой ноутбука! Двери вагона закрылись и разделили нас.

— Ты абсолютно права, — процедил я.

Поезд отвалил от остановки, а Бэйнбридж осталась стоять на платформе. Последнее, что я увидел, — беспомощное пожатие плеч. Потом я сел, засунул руки в карманы и принялся хохотать как безумный…

Конечно же, она встревожится. И несомненно, отправится назад в Пембрук-Холл, чтобы рассказать всем и каждому, как в метро со мной приключился нервный срыв. Не исключено, что даже вернется к сержанту Араманти и заявит о пропаже человека. И может быть, выйдет замуж за этого сержанта, убедившись, что я никогда не вернусь.

Что ж. Надежда умирает последней.

Я пересел на другой поезд и в конечном итоге добрался до нужной мне станции. Я немного помедлил, дожидаясь, покуда схлынет толпа; на пути к выходу я остановился, чтобы загрузить последний выпуск «Тайме». Не то чтобы я собирался ее читать; просто это способ убить время.

Когда я вышел на Круг Колумбии, уже наступила темнота. Несколько человек, оказавшихся на улице, спешили поскорее убраться оттуда и не будить лихо. Интересно все-таки — как разительно меняется город, переходя к темному времени суток. Днем он наполнен жизнью во всех ее проявлениях, а ночью здесь властвует темное нечто — одновременно не мертвое и не живое…

Вспыхнул фонарь, каким-то чудом до сих пор уцелевший. Я зашагал от Колумбии на север, в направлении Амстердам, стараясь припомнить названия банд, которые называл мне Ферман, и подвластные им территории. Увы! Все, что мне удалось вспомнить: Пачкуны, размещавшиеся южнее, да еще непопулярные Милашки, которых, кажется, считали отверженными, поэтому они и бродили, где вздумается. Я надеялся попасть по назначению и разыскать Дьяволов прежде, чем на меня обрушатся неприятности. С другой стороны, я мог бы стать одним из немногих рекламщиков, и вправду погибших во имя своего искусства.

По мере приближения к Амстердам я начал успокаиваться. Я добрался до нужного места. Теперь следовало пройтись по Шестидесятой или Шестьдесят первой и где-нибудь я непременно их встречу. Мне нужно найти хотя бы одного из Дьяволов — предпочтительно Джимми Джаза — и передать хорошие новости. Да, это должно сработать.

Я завернул за угол и тут же нос к носу столкнулся с привидением. Я вскрикнул и отступил. Отступил еще немного. Ощутил спиной стену здания…

И тут призрак заговорил.

— Извини, приятель, — сказал он.

В призраке было футов семь росту. В тусклом свете уличных огней я разглядел длинную, заостренную голову, со светящимся черепом вместо лица, с пустыми глазницами и провалом рта. Казалось, что череп висит в воздухе. Вот он приблизился ко мне.

— Эй, — сказал призрак, — да ты цивил.

Я заморгал. Картина прояснилась. Фигура просто облачена в черную одежду, череп — нарисован на лице. Глазницы не пусты, а рот растянут в улыбке.

— А ты…

— Остроголовый, — сказал призрак и изобразил куртуазный поклон. — Тебе сейчас лучше валить отсюда, парнишка. Я разведывал территорию Дьяволов, и…

— Дьяволы? — перебил я. — Где они? Остроголовый недоуменно передернул плечами.

— Ты ищешь…

Прежде чем он успел договорить, от Амстердам послышался крик:

— Вот он!

— Их там двое!

— Взять их!

Остроголовый сгреб меня за плечи, развернул и начал подталкивать в сторону, откуда я пришел.

— Беги, — сказал он. — Для твоего же блага…

Я принялся протестовать, но тут раздался громкий хлопок. Остроголовый споткнулся и рухнул мне на руки. Толчок отбросил меня от стены, я подхватил парня под руки, поднял и потянул за собой.

— Все в порядке, — сказал я. — Я их знаю. Ты сможешь уйти…

Остроголовый грустно посмотрел на меня. Он уже открыл рот, чтобы заговорить, как спазм скрутил его тело, и на меня хлынул поток горячей жидкости, заливая грудь, лицо, руки. Голова безвольно повисла и упала мне на плечо. И в этот момент я вдруг понял, что странный острый конус — это его собственные волосы, тщательно уложенные и выкрашенные…

Я отступил назад, мои руки разжались, и Остроголовый мягко сполз на тротуар. А за углом уже слышались шаги и мелькали быстрые тени.

— Минус один Остроголовый, — закричал чей-то голос.

— И цивил в придачу, — сказал другой.

— Ферман! — рявкнул я. — Это Боддеккер.

Я огляделся. Я не мог понять, что за жидкость заляпала меня с ног до головы, но подозревал, что мне этого лучше

не знать.

— Тебе не кажется, что ваша глупая игра слишком далеко зашла?

— Ферман? — внезапно переспросил чей-то голос, — Коротышка?

Один за другим тени выходили в круг света единственного фонаря.

— Ты выбрал неудачное время дня, приятель.

Болезненно тощие, с длинными обесцвеченными волосами. Впалые бледные лица с прозрачной кожей, будто никогда не знавшей солнца. Глаза подведены темной тушью, а губы выкрашены кроваво-красной помадой. Банданы телесного цвета, которые носили некоторые из них, выделялись на белых лбах темными пятнами. И все одеты в безрукавки, из-под которых виднелось женское белье, кожаные штаны и черные высокие ботинки. Ногти сияли безупречным маникюром. И в каждой паре рук я видел оружие.

Я судорожно сглотнул, вспомнив предупреждение Фермана.

— Пачкуны? — спросил я.

— Как же! — ухмыльнулся один.

— Это не твоя ночь, верзила, — засмеялся другой. Ужас парализовал меня. Милашки.

Я знал, что это бесполезно, и все же повернулся и кинулся бежать. Раздался еще один выстрел. Я ожидал удара и боли, однако ничего не произошло. За спиной послышался возглас и слаженный топот. Я усиленно работал ногами, хотя страх скрутил меня, не давая дышать. Я чувствовал, что слабею. Возникло знакомое ощущение безысходности: я подозревал, что преследователи могут поймать меня в любую секунду — когда им заблагорассудится. Я невольно спросил себя: а не попадутся ли эти ребята на ту же приманку, которую я использовал для Фермана.

Я уже приблизился к Колумбии, когда послышался еще один сухой хлопок. Что-то просвистело мимо меня, но — странное дело — кажется, стреляли не сзади, а спереди. Я попытался сморгнуть слезы с глаз, попытался взглянуть и не смог. Силы оставили меня; я рухнул на середине улицы.

Я уже закрыл глаза, ожидая смерти, как что-то схватило меня за ворот пальто и приподняло над землей. Что-то знакомое и уверенное в своей силе.

— Мы разберемся с ними, мистер Боддеккер.

…На этот раз Дьяволы Фермана явились, чтобы спасти меня.

Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис.

«Мы продаем Ваши товары по всему миру с 1969 года».

Офисы в крупнейших городах: Нью-Йорк, Монреаль, Торонто, Сидней, Лондон, Токио, Москва, Пекин, Чикаго, Осло, Филадельфия, Амарилло.

ЗАКАЗЧИК: «Джалукас Продьюс»

ТОВАР: Сливы Джалука

АВТОР: Боддеккер

ВРЕМЯ::60

ТИП КЛИПА: Видео

НАЗВАНИЕ: «Звон и Лязг»

РЕКОМЕНДАЦИИ И ПОЯСНЕНИЯ: Смотри записи ниже.

ХОР: Покупай! Джалука сливы!

Заметки: Депп сочинит 57-секундный инструментал, в котором должны органично переплетаться тяжелый лязг и мелодичный звон. В:26.5 музыка резко обрывается и сменяется хором (длительность:03). Непосредственно вслед за этим (в:31.5) музыка возобновляется (из расчета:60).

«Звон и Лязг» будет использоваться для всех роликов. После наступление предельного насыщения (приблизительно через шесть месяцев) звон якоря должен использоваться для всех полетов. После максимального насыщения, которое будет достигнуто примерно через шесть месяцев, ввести вариации звона.