Энди в этот вечер позвонила Эвану, чтобы узнать, как он себя чувствует. Тому пришлось держать телефонную трубку подальше от уха. Оно слишком сильно болело, чтобы прижимать к нему трубку.
— Думаю, что выживу, — простонал Эван. — Я посмотрелся в зеркало — у меня вместо лица салат из сырой капусты и моркови.
Энди вздохнула.
— Ну и мерзавец твой кузен.
— А ты как себя чувствуешь? — спросил Эван. — Тебе долго пришлось слезать с дерева?
— Не так уж долго, всего несколько часов, — тихо ответила Энди.
Конан сказал, что никогда не бьет девчонок. Поэтому он взял Энди на руки и посадил на дерево.
— По крайней мере, он избавил нас от этого смеха, — проговорил Эван. — А то у меня до сих пор болит живот.
— У меня тоже, — призналась Энди. — Я теперь никогда не буду смеяться. Никогда. Даже если кто-нибудь расскажет мне о самой смешной веши в мире, я только улыбнусь и скажу: «Как забавно».
— Мне просто не верится, что Кермит сделал такое, — простонал Эван.
— Ая верю, — сухо отозвалась Энди. — Кермит может пойти на что угодно, лишь бы нам досадить. Он для того и живет, чтобы втянуть нас в какую-нибудь большую беду.
— Ты слышала, как этот мышонок хохотал, когда Конан сбил меня на землю?
— Я была уже на дереве, помнишь? И видела, как он смеялся! — вскипела Энди.
На другом конце провода последовало долгое молчание. А потом Энди сказала приглушенным голосом, почти шепотом:
— Эван, ты готов применить против Кермита Дьявольскую кровь?
— Да, — ответил Эван без всяких колебаний. — Я готов.