Дьявольский интерфейс

10

А потом было явление Гилеля — он возник подобно грозовой туче, облаченный в белое и черное, вдвое прекраснее совокупности всего остального мира.

Когда мы миновали таможню (на жителей Бразилии не распространяется право безвизового въезда на территорию Мексифорнии — только не спрашивайте почему: для меня политика всех эпох — темный лес), в толпе грузчиков — живых и роботов — мы увидели Гилеля, одетого в такой же черно-белый комбинезон. Я помахал ему, и он пробился к нам через толпу, подхватил часть нашей поклажи и молча торопливо повел к стоянке такси. Я приготовился обнять его и с чувством поприветствовать, но он замотал головой! А, уложив вещи в багажник машины, заявил:

— Плати, начальник. Тяжелые чемоданы!

Вконец озадаченный, я заплатил ему. Он буркнул что-то про скаредность нынешних туристов и исчез. Мы с Натомой дураками сидели в машине — водителя в ней, как ни странно, не было.

Но через пару минут в машину ввалился Гилель — переодетый в форму таксиста — и спросил на грубом испангле, куда нас черт несет. Я сказал, куда ехать. Он назвал несусветную сумму. Я возразил. Тут он стал меня крыть последними словами — меня сроду так не оскорбляли. Горячая Натома уже готовилась впиться ногтями в наглую морду водителя, поэтому мне пришлось успокаивать ее:

— Остынь, душа моя. Обычные манеры для этой части света. Здесь живут одни придурки.

Гилель передал мне записку, в которой было написано: «Будьте осторожны. За вами следят. При первой же возможности поговорим». Я показал записку Натоме. Зрачки у нее расширились, но она молча кивнула.

Такси долетело до отеля в три прыжка, и будь я проклят, если Гилель не затеял новой перебранки из-за размера чаевых. Выручил швейцар. Пока он сопровождал нас в холл отеля, переодетый Гилель бесновался на улице, отлично, надо заметить, справляясь со своей ролью. В этой части страны народ особенно буйный — хроническая ярость полунищих, обитающих в перенаселенном городском пространстве, где насилие — привычная атмосфера.

Мы потребовали себе самый просторный номер — с ванной — и велели включить как холодную, так и горячую воду, своей расточительностью вызвав презрительное фыркание гостиничного клерка. В этих засушливых краях вечная нехватка воды. Вода продается преимущественно на черном рынке — и по фантастической цене. В этих краях вы не приглашаете девушку к себе домой под благовидным предлогом поужинать или посмотреть ваши рисунки; вы приглашаете ее принять душ.

Итак, мы позволили себе постоять под душем, а когда мы вытирались, в номер постучал этажный — он принес пару узких кожаных чемоданчиков.

— Винтовки, которые вы заказывали, сэр, — сказал он на несколько аффектированном гостиничном Евро. — Крупный калибр для господина. Поменьше — для леди. И патроны.

Я удивленно запротестовал. Но тут я узнал в этажном Гилеля.

— Завтра на рассвете можно поохотиться на пустошах. Все организовано. Ждем вас в пять тридцать, — медоточивым голосом продолжал Вечный Хитрец. — Охотничий клуб согласился выделить вам двадцать курочек. Весьма великодушно с их стороны. Если позволите совет, мистер Курзон, я бы на вашем месте щедро их отблагодарил, чтобы и впредь пользоваться некоторыми привилегиями.

— Курочки! — ахнул я. — Не хотите ли вы сказать — куропатки, фазаны?

— Вы требуете невозможного, сэр. Куропатки и фазаны давно повывелись в здешних лесах. Конечно, можно импортировать дюжину-другую из Австралии, но на доставку уйдет не одна неделя. Тем не менее, курочки шустрые и боевитые, так что вы с мадам получите истинное удовольствие.

Когда мы с Натомой на следующее утро ждали на пустошах назначенного часа и вожделенных курочек, к нам подошел офицер лесной службы безопасности, одетый в ярко-малиновый маскировочный костюм. Я решил, что он потребует у нас разрешения на охоту, но тут узнал в офицере Гилеля.

— Привет, ранние пташки! — сказал он, присаживаясь на бетонную плиту рядом с нами.

Эти места называются пустошами из чистой любви к романтике. Тут ни поля, ни болот — заброшенный лет сто назад аэропорт. Несколько квадратных миль бетонных взлетно-посадочных полос, которые теперь принадлежат охотничьему клубу.

— Пришлось отмахать пешком изрядное расстояние. Придвигайтесь, миссис Курзон, чтоб я не очень кричат. И рад наконец познакомиться с вами.

— Ты пришел пешком! — поразился я. — Совсем рехнулся!

— Не хотел рисковать. Сеть под руководством Экстро очень плотная, и любая машина доложила бы, куда я направляюсь. Мне пришлось поломать голову, прежде чем я придумал место, где можно встретиться без соглядатаев. Доброе утро, миссис Курзон. Позвольте представиться: Гилель-иудей.

— Что есть «идей»?

Вечный рассмеялся.

— Если бы этот вопрос — «что есть еврей?» — был задан всерьез хотя бы пятьсот лет назад, судьба избранного народа могла оказаться совсем иной. Евреи — или иудеи — это, миссис Курзон, очень древняя раса с многовековой культурой, которая существовала еще до появления христианства.

— Что есть «христи-нство»?

— Мне нравится эта женщина, — сказал Гилель. — У нее симпатичные пробелы в образовании. Она не знает именно то, чего знать не нужно. Эй, Гинь, гляди, курочка!

Я выстрелил и нарочно промазал. Терпеть не могу убивать — кого бы то ни было.

— Вы везде и каждый, — сказала Натома. — Зачем делать разная роль?

— Вживается в других людей, — ответил я за него.

— Чем вы заниматься?

— Он профессиональный Сочетатель, — опять ответил я за Гилеля.

— Не понимать слова, Хинь.

— Эту профессию я изобрел специально, чтобы описать занятия Мыслителя. Он гений сочетания. То есть он вечно наблюдает и соотносит казалось бы совершенно не связанные между собой факты и события, а потом делает из их сочетания совершенно потрясные выводы. Такие выводы, которые сроду никому в голову не забредали.

— Ты выражаешься слишком заумно. Гинь. Давайте я объясню проще, миссис Курзон. Я вижу то же, что и все прочие, но думаю при этом те мысли, которые никто не думает. Птица, Гинь! Постарайся на этот раз не промахнуться — для маскировки.

Видите?! Он просек, что в первый раз я промазал нарочно! Умница.

— Кажется, я понимать, — кивнула Натома. — Мой муж говорить, вы есть самый умный мужчина на земля.

— Когда это он сказал? — так и взвился Вечный. — Я же велел вам быть предельно осторожными и лишнего вслух не трепаться!

— Он не вслух, мистер Вечный. Он писать бумажка. Мы большая часть говорить через бумажка.

— Слава Богу, — проговорил Гилель. — А то я решил, что весь мой маскарад понапрасну и мы сидим в луже.

— Но как из сочетать можно делать профессия? — спросила неуемно любопытная Натома. — Как?

— Поясню примером, Натомочка, — ответил я. — Однажды Гилили был в одной венской картинной галерее, где дилер выставил на продажу картину Клода Моне. Что-то в этом полотне показалось нашему другу странным.

— С одного края картина как бы обрывалась, — пояснил Гилель. — Она была явно композиционно не уравновешена.

— И тогда он вспомнил другую картину Моне, которую видел раньше в техасской галерее. Мысленно он сложил эти две картины в одну. Получилась завершенная композиция.

— Все еще не понимать, — сказала Натома.

— Видишь ли, у мошенников появилась мода брать большое полотно знаменитого художника, разрезать его на части и продавать части как отдельные завершенные картины. Барыш больше.

— Это есть нечестно!

— Зато прибыльно. И вот Гили купил обе картины, сложил их — и сочетание дало подлинный шедевр.

— Это прибыльно? — спросила Натома.

Гилель расхохотался.

— Да. Но я это проделал не из-за денег. Просто жизнь подбросила задачку, а я устроен так, что не могу пройти мимо трудной задачи. Обязательно возьмусь решить.

— И поэтому ты здесь, с нами, — сказал я.

— В яблочко. Натома, ваш муж не глупее меня. А может, даже смекалистее.

— Он есть умный, но любитель щипать.

— Да, ум у него ядовитенький, это я за десятилетия знакомства имел случаи заметить. Он отказывается посвятить себя чему-нибудь одному — ему бы все зубоскалить. Если бы Гинь перестал хоть на время шутить и сосредоточился на чем-либо достойном — поверьте мне, он бы стал великим человеком!

Я иронически хмыкнул, быстро поднял винтовку — и исправно промазал в очередной раз.

— Дай-ка мне винтовку, — сказал Гилель. В следующие пять минут он уложил четырех курочек. — Так-то лучше. У Экстро не возникнет никаких лишних вопросов. А теперь поговорим о деле.

— Начнем с того, как ты проведал о нашем приезде? — спросил я.

— Путем сочетания фактов. Ты знаешь, что я заядлый филателист. И вот мне присылают предложение о продаже шести гвианских марок 1856 года.

— Ба! А я и не знал, что в Гвиане уже тогда выпускали марки.

— Да, правда очень мало. Поэтому они стоят бешеных денег. Каждая не меньше ста тысяч. А тут мне предлагают блок из шести — и относительно дешево. У меня даже голова закружилась. Еду в Новый Орлеан — вдруг оказывается, что продавец внезапно улетел по делам в Париж. Я — за ним. Там оказывается, что он отправился в Сидней. Из Сиднея я полетел за ним в Лас-Вегас. И всякий раз он шлет мне телеграммы, извиняется, договаривается о новой встрече в другом конце планеты. Короче, мотался я по всему миру в погоне за этим продавцом, пока его странное поведение не заставило меня крепко задуматься. Чтобы устранить сомнения, я встретился с приятелем — художником и опытнейшим филателистом. Сели мы с ним в его рабочей студии, и я ему рассказал о своих злоключениях. А он — рассмеялся. Говорит, эти марки выпускали блоками по шестнадцать. Об этом мало кто знает. Если тебе предлагают блок из шести марок — значит, подделка. У меня кровь в жилах закипела — столько я времени и сил на эту историю потратил и таким дураком себя выставил. Непонятно одно: чего добивался продавец фальшивки, бегая от меня по всему миру? И вот возвращаюсь я в гостиницу, а меня там ждет телеграмма от моего неуловимого продавца: дескать, извините, вышла ошибка в самой первой телеграмме, блок не из шести марок, а из шестнадцати, прилетайте ко мне туда-то. Тут у меня внутри все так и упало.

— Что же тебя так поразило? — спросил я.

— Видишь ли, мы с приятелем этот вопрос обсуждали наедине. Никого рядом не было, но разговор наш подслушали. И продавец среагировал мгновенно.

— Совпадение исключаешь? Твой приятель наверняка с жучком в голове. Немудрено, что вас подслушала полиция.

— Какое дело полиции до редких марок?

— Может, продавец фальшивых марок их подмазал.

— Но о ценах мы с приятелем вслух не говорили. Как бы то ни было, я насторожился. Мне показалось, что кто-то намеренно гоняет меня по свету — это единственный смысл дурацкой истории с марками. Я увидел наличие задачи, мимо которой я не мог пройти. И произвел небольшое следствие. Все члены Команды получают ложные телеграммы, которые заставляют их метаться по планете. И я сумел то, что не получилось у Бориса Годунова — разыскал очень многих членов Команды.

— Что за бред с фальшивыми телеграммами?

— Об этом потом. Долго ли, коротко ли, я узнал все про сеть под началом Экстро, а также о профессоре Угадае и чертовом сумасшедшем заговоре против человечества.

— Значит, Команда в курсе событий.

— Более или менее. Самые достоверные сведения я получил от Поулоса.

— А он где? Тоже бессмысленно мечется по планете?

— Нет, он занят поисками изменника в наших рядах. Да-да, Грек рассказал мне о своих подозрениях, и я склонен согласиться с его предположением. Заваривается крайне неприятная каша. Последствия могут быть роковыми. Предателя или предательницу следует уничтожить до того, как он или она уничтожит Команду. Никто из нас не способен в одиночку противостоять предателю — я думаю, именно поэтому он предпринял все возможное, чтобы рассеять нас по миру — и перебить по одному.

— Как тебе кажется — кто это?

— Никакой зацепки. У нас, как в каждой семье, не без урода. В нашей Команде процент паршивых овец не больше, чем в любом другом стаде. Выбор имеется.

— Один интересный момент. Эпизод с марками свидетельствует о том, что Экстро иногда способен дать маху, — эти блоки по шесть и шестнадцать…

— Ну, я думал, что ты. Гинь, не относишься к слепым почитателям компьютеров. Да, они способны совершать ошибки — равно как и этот поц, профессор Угадай. Даже при взаимодействии Экстро и профессора возможны ошибки — на этом мы и подловим омерзительную троицу. Что думаешь. Гинь? Сумеем мы найти Угадая — через ошибки преступного триумвирата?

— Ума не приложу. Гили. И не хочу прикладывать. У меня душа в пятки уходит, когда я начинаю думать о всей этой катавасии.

— Мы должны атаковать в трех направлениях — зная, что профессор Угадай прячется где-то на Земле со своими чертовыми криокапсулами.

— С таким же успехом он может быть в космосе.

— Ни в коем случае.

— Твои доводы?

— После того, как аппарат убил бедную девочку, профессор Угадай вывел его за пределы Лаборатории. Гарри Гудини и Джимми Валентайн уехали, а ты был в полном шоке. Так что никто не проследил, куда исчез аппарат.

— Почему же не в космос?

— Да потому что у Угадая не было в тот момент ракеты, чтобы запустить аппарат в космос! Но на вспомогательных двигателях аппарат мог улететь довольно далеко — и сесть в неизвестной точке Земли. Теперь касательно атаки в трех направлениях. Миссис Курзон, вы начнете повсюду расспрашивать о местонахождении своего знаменитого и именитого брата. Вы его любите и взволнованны его исчезновением. Это выглядит естественно.

— Но я действительно любить брата и волноваться его нету!

— Не сомневаюсь — как и в том, что вам удастся переполошить уйму народу. Вы должны так донимать ученый мир и власти своей обеспокоенностью, чтоб все прятались при одном упоминании вашего имени. И постоянно шлите Гиню отчеты о ходе поисков.

— А если не иметь результата?

— Тогда пускайте в ход свое воображение. Шлите ложные телеграммы: дескать, иду по следу, вот-вот найду и тому подобное. Все ваши исступленные действия будут доходить до сведения вашего брата — через электронную шпионскую сеть. Вполне вероятно, что рано или поздно его сердце не выдержит и прикажет ему подать вам весточку.

— Понимать. Я надеяться будет так.

— Гинь, тебе задание технического характера. Сколько горючего было в аппарате? Как далеко он мог улететь? Ты должен…

— Полные баки сжатого гелия.

— М-м… Но лучше ты точно рассчитай. И внимательно просмотри все отчеты военных и уфологов — космические аппараты не летают почем зря в нижних слоях атмосферы. Кто-то мог зафиксировать пролет необычного объекта. Далее. Профессору Угадаю необходим источник энергии для поддержания в аппарате нужного давления и температуры. Если он в укрытии — а он, скорее всего, в укрытии, — то солнечные батареи бесполезны. Значит, он подключился к какой-то сети. Проверь все позднейшие запросы о подключении нового объекта к источникам электроэнергии в радиусе возможного нахождения аппарата. Объем работы огромный. А вот маленькая, по вредная проблема: что, если крионавты станут взрослыми только телесно, а умом останутся как дети?

— Боже! Никогда не задумывался над этим.

— И никто над этим еще не задумывался.

Натома вмешалась в наш диалог:

— Борис говорить мы: он снова родиться со всеми навыки после слонирование ТНК.

— После клонирования ДНК, моя дорогая.

— Спасибо, Хинь.

— Это разные вещи, миссис Курзон, — сказал Гилель. — Угадаю придется обучать их — прежде всего говорить. Поэтому свяжись со всеми специалистами по методике обучения речи детей с замедленным развитием, страдающих острыми формами аутизма. Проверь, не обращался ли к ним в последнее время некий инкогнито — за литературой или за советом. Понимаю, исходное предположение спорно и этот путь может вести в тупик. Однако…

— Будем пробовать все. А третье направление поиска?

— Этим займусь я. Пожалуй, это самое сложное. Во время эпопеи с фальшивыми марками я трижды возвращался в Джи-Эм,[15] то есть в бывший Детройт, и меня трижды всеми правдами и неправдами оттуда незамедлительно гнали в другое место. Почему им так хотелось, чтобы я и дня там не провел? Возможно, и это совпадение, но надо копнуть поглубже.

— Как ты полагаешь. Угадай — настоящее чудовище?

— Нет, нет и нет. Экстро и предатель — вот настоящие монстры. К сожалению, нам придется начинать контратаку через Угадая, который просто мальчишка-проказник рядом с ними.

— Хорош озорник!

— И все же повторяю: он не злодей, а зарвавшийся мальчишка. Фанатик-ученый, столкнувшийся с открытиями, от которых дух захватывает, — ну и закружилась у парня сдуру голова, как у впервые влюбленного мальчишки. Я его не слишком виню.

— И как ты планируешь поступить с Угадаем?

— Отрезвить каким-то образом. Ведь в общем и целом он неплохой человек. В данный момент он бельмо в нашем глазу, но изменятся обстоятельства — и он перестанет представлять угрозу. Прибережем главные свои силы для борьбы с подлинными носителями зла — с Экстро и предателем из наших.

— А эта парочка тоже живет в тесном симбиозе?

— Кто знает. Теперь, увы, хватит прохлаждаться — пора за дело. Каждый будет действовать независимо от другого. Амуры, Гинь, придется оставить на потом. Извините, ребятки, вы свой медовый месяц отгуляли. И, кажется, неплохо. Запомните: постоянно обменивайтесь телексами и радексами, но это будет только камуфляжем — ни одному слову в этих посланиях не верьте. Просто игнорируйте их содержание.

— А что, если…

— Никаких «если». Ты сам сказал Борису, что война пойдет всерьез. Так оно и есть. Поэтому лгите друг другу по каналам связи. Лгите изощренно. Доводите ложь до абсурда — чтобы электронная сеть заподозрила наличие секретных кодов и теряла время на их разгадку. И не забывайте, что электронная система в свою очередь будет фабриковать ложные сообщения, чтобы сбить вас с толку. Словом, не верьте ничему и неумолимо продолжайте свои поиски. Каждому из нас придется работать самостоятельно, в полной изоляции. Ясно?

— Так точно, сэр.

— Отлично. Я ухожу, вы уезжайте через полчаса после меня. Было очень приятно познакомиться с вами, миссис Курзон. И не забудь подобрать своих курочек, Гинь.

— А ты не забыть, что Секвойя есть мой брат, — сказала Натома ему вдогонку.

Гилель обернулся и сказал с улыбкой:

— Еще важнее то, что он член нашей Команды, миссис Курзон. Мы особое братство. Если сомневаетесь, пусть супруг расскажет вам о том, что мы пережили с лающим Кафкой. И все-таки руки у нас не опустились.

С этими словами он удалился. Голова! И живой как ртуть.

— Лаючим? Кафкой? — переспросила Натома.

— Есть у нас товарищ — воображал себя колонией тюленей. И все лаял по-тюленьи… Слушай, ты выдержишь эту бетонную глыбу, что легла тебе на плечи?

— На наши плечи, — поправила меня моя женушка.

Как и договорились, мы подождали полчаса, и я не забыл собрать убитых курочек.

Гилель был прав, как всегда. Электронная сеть Экстро творила разные пакости: искажала сообщения, посылала фальшивки, вносила запутывающие уточнения. Но я упрямо следовал плану, который выработал наш Хитрец. Я определил, что в баках аппарата было достаточно топлива, чтобы долететь до Хьюстона или Мемфиса, Дулута или Торонто. И с радиусами на карте возиться не стоило — десятки уфологов зафиксировали появление НЛО в дюжине штатов на континенте. А также на Гавайских островах. Было от чего растеряться.

Столь же плачевны были результаты и другого моего расследования. Беседы с дюжиной специалистов Привели меня к выводу, что компании по производству электроэнергии давным-давно отчаялись фиксировать все кражи энергии. Дешевле списывать потери, чем проводить расследования по каждому случаю.

Но вот что касается курсов по методике обучения страдающих аутизмом — тут дело, кажется, выгорало. Верная получилась ниточка. Я выяснил, что центр психологических исследований в Тщикаго завален заказами на литературу по обучению детей с замедленным развитием, не идущих на контакт с внешним миром — то есть страдающих аутизмом. Заказчиком была некая группа, называющая себя Новейшая Школа. По видеотелефону служащие Центра решительно отказались дать мне координаты Новейшей Школы — что вполне понятно. Факт необычной анонимности заказчика столь невинных пособий только усугубил мои подозрения, что это Гайавата и тройка его размороженных гомосбиянок. Следовало ехать в Тщикаго, чтобы на месте всеми правдами и неправдами выцарапать нужную информацию.

Но на протяжении моих розысков я все яснее сознавал, что у меня на хвосте сидят. Пока я охотился за Вождем, кто-то охотился за мной. Началось с почти невинных шалостей. Меня донимали оптовые продавцы компоста — якобы я где-то дал объявление о закупке большого количества сухого навоза. Посыльные приносили свадебные торты и цветы, которые я, естественно, не заказывал. Из магазинов доставляли кровати, одежду, мебель, алкоголь, средство от тараканов и грыжевые бандажи — и всякий раз грузчики или посыльные вспоминали недобрым словом всех моих родственников, когда я решительно отказывался и начинал лепетать что-то о недоразумении. Затем я стал получать по почте бредовые счета от докторов — то за акупунктуру, то за ампутацию половых органов, то за лечение от сифилиса. Одновременно приходили запросы на подтверждение заказа билетов на Венеру, Марс или Юпитер — и все бизнес-классом!

Но это были только цветочки. Людям свойственно поклоняться электронному разуму — они относятся к компьютерам с восторженным слепым доверием. При столь благоприятных условиях бунт компьютеров становится сущим кошмаром. Когда люди слепо доверяют электронным машинам, те могут совершенно распоясаться, потому что никому не приходит в голову, что они способны ошибаться или нарочно портачить.

Против меня было возбуждено шесть уголовных дел Генеральным Электронным Прокурором. Затем по каналам Межпланетного Телеграфного Агентства прошло сообщение о моем самоубийстве. После чего при первой же покупке компьютер конфисковал как поддельную мою кредитную карточку, которая одновременно была удостоверением личности. Теперь я числился среди покойников. Космополит без имени. Нуль перед законом.

Семь банков и брокерских домов, где находились все мои миллионы, прислали уведомления, что я задолжал им большие суммы денег. Так что выплаты по любым моим денежным обязательствам прекращены. Я мигом стал банкротом. Затем мой дом — бывший вигвам Секвойи — сгорел дотла. Я ждал чего-то в этом роде и заранее все ценности отвез в специализированную фирму на сохранение. Часть этих ценностей была украдена, остальные погибли при взрыве охраняемого склада. Когда мой вигвам сгорел, я примчался на пожарище с другого конца города и целую ночь копался в пепле, пытаясь хоть что-то найти — на память. Безрезультатно. Там уже побывали грабители, оставив кучки экскрементов и выронив в спешке странное оружие — короткий кинжал с широким лезвием и заостренным концом. На ручке были нарисовано что-то вроде буквы «Н» — две линии, пересеченные третьей. Я сунул кинжал в свой сапог. Быть может, со временем он поможет мне найти грабителей и хоть что-нибудь из украденного.

В ту страшную ночь я бы отказался от дальнейшей борьбы, если бы не мысль о презрении, которым меня обольют Гилель и Натома, когда узнают о моем малодушии. Поэтому на следующее утро я решил вернуться в Тщикаго. Однако самолет, в который я сел, был захвачен террористами и посажен в городе Каннибал, штат Миссури. Там представители авиакомпании рассыпались в извинениях перед пассажирами. Нас посадили в самолет, следующий специальным рейсом в Тщикаго. Но электронный автопилот что-то там напутал, и мы приземлились в Дулуте. Опять служащие авиакомпании изощрялись в извинениях и переводили пассажиров на борт другого лайнера.

Но на этот раз Гинь проявил смекалку. Стало быть, меня хотят держать подальше от Тщикаго? Ладно. Я купил билет на челнок до Буффало — и электроника милостиво дозволила мне доехать туда без приключений.

И вот я оказался у дальнего конца резервации Эри — и мог передохнуть. Тамошние ворота охранял один из моих тотемических братьев, бывший у меня на свадьбе, — он узнал меня, заулыбался, четырежды постучал кулаком по кулаку, посадил меня в вертолет и доставил в мраморный викиап Угадая.

Должно быть, вид у меня был еще тот. Мамочка лишь раз взглянула на меня, прижала к своим сдобным телесам и залилась слезами. Она раздела меня

— как куклу, выкупала, уложила в постель, стала нянчить и кормить всякими кашками. Прошло совсем немного времени, а я ободрился, на щеках у меня опять заиграл румянец. Подобной заботливой мамочки у меня никогда не было. Я прикипел к ней всем сердцем. Часом позже появился державный папочка в сопровождении головастого карлика, похожего на сказочный персонаж.

Карлик представился:

— Я профессор Ларсен. Преподаю лингвистику в университете. Надеюсь, вы не больны, мистер Курзон?

— Просто устал, полностью вымотался.

Ларсен поговорил с папочкой на черокском языке, затем сказал мне:

— Вождь осведомлялся, как дела у его новоприобретенного сына. Я ответил, что вы очень утомлены.

Папочка удрученно поцокал языком, потом еще что-то спросил. Ларсен перевел.

— Теперь Вождь желает знать о своем сыне и дочери.

— Насколько мне известно, оба более или менее живы-здоровы.

— Звучит как-то двусмысленно, мистер Курзон.

— Согласен, профессор Ларсен, но действительное их положение настолько запутанное, что мне придется до вечера объяснять, что к чему. Поэтому скажите коротко: живы-здоровы и счастливы.

Карлик переговорил с папочкой, потом спросил от его лица:

— Почему вы приехали без них?

— Скажите, что я как раз еду на встречу с ними.

— Они вас пригласили?

— В некоторой степени да.

— Опять двусмысленность, мистер Курзон.

— Это часть уже упомянутой сложности. Я хотел бы занять некоторую сумму денег.

— Вы же известны как миллионер, мистер Курзон. Разве это не так?

— Я и есть миллионер. Но тут опять слишком сложно объяснять.

— Хотел бы я узнать детали этой запутанной ситуации! Просто умираю от любопытства. Извините. — Профессор передал мои слова державному папочке. Тот пространно ответил. Ларсен обратился ко мне: — Вождь сказал: несомненно. Он готов одолжить вам денег. Сколько вам нужно?

— Сто тысяч.

У Ларсена челюсть отвисла. Зато папочку сумма нисколько не смутила. Он ответил спокойным кивком, и я полюбил его пуще прежнего. Великий Вождь вышел на минуту из комнаты и вернулся с десятью пачками золотистых банкнот

— в каждой по десять тысяч. Он положил их на столик у изголовья постели, а сам присел на кровать возле меня, ласково заглянул мне в глаза, положил руку мне на голову и что-то тихо пророкотал.

— Вождь говорит, — перевел Ларсен, — что, невзирая на ваш усталый вид, супружеская жизнь с его дочерью, похоже, пошла вам на пользу.

— Скажите ему, пожалуйста, что его дочь стала еще краше, чем прежде.

— Я не стану переводить, мистер Курзон. В резервации не принято восхищаться красотой своей скво.

— Спасибо, профессор Ларсен. Тогда скажите ему, что Натома удивительно работящая.

— Это ему придется по душе.

В этот момент дверь распахнулась, и в викиапе появилась работящая скво собственной персоной — она ворвалась как растревоженная богиня. Впрочем, многие ли богини так элегантны и грациозны, как моя женушка?

Она бросилась ко мне.

— Что такое. Хинь? Что случиться? Ты болеть? Почему на кровать? О, я тебя задушить? Где ты быть? Куда ты направляться? Ты знать, что я приезжать? Как ты узнать? Почему ты молчать?

Когда она отпустила меня и я смог вздохнуть и что-то сказать, я ответил на тысячу ее вопросов встречным вопросом: что она здесь делает?

— Я не мочь не приехать, — сказала Натома. — Я хочу взять в Эри новый запас здравый рассудок. Я видеть мой брат. И я очень бешеный!

Мне до смерти хотелось узнать подробности, но на разговоры времени не оставалось — наступил священный час трапезы. Папочка, профессор, малолетние братья и я сидели за столом, а мамочка и Натома подавали кушанья. Моя несравненная женушка сочла своим долгом вернуться ко всем традициям резервации. На ней был наряд из оленьей шкуры, она скромно потупляла мордашку и исправно краснела, когда малолетние бутузы отпускали шуточки по поводу интимной жизни молодоженов, которые Ларсен решительно отказывался переводить.

После трапезы я сделал ей знак, что приглашаю на вечернюю прогулку, она согласно кивнула, но жестом попросила обождать: ей — вместе с мамочкой

— предстоит перемыть посуду. Когда Натома наконец окончательно освободилась и мы вышли из викиапа, она скромно следовала за мной, отставая на три шага, как и положено по обычаю. Лишь когда нас больше не было видно из викиапа, она кинулась мне на шею и чуть не повалила меня на землю.

— Я любить тебя. О, как я любить тебя! Я любить тебя, даже если ты омерзительный. Ведь ты освободить меня от Эри!

— Ну, ты бы, милая, и без меня вырвалась из плена традиций и обычаев.

— Как? Я никогда не знать, что есть другой мир. Нет, ты эмансипировать меня и теперь я весь твой.

Любопытное явление. Она еще вполне безграмотно говорит на двадцатке, но слово «эмансипация» уже проникло в ее словарь!

— И я весь твой, — сказал я. — Наша любовь и преданность взаимны.

Она привела меня туда, где любила прятаться в детстве — к высоченному ливанскому кедру. Мы залезли повыше и, укрытые его листвой, сидели рядышком, взявшись за руки, не боясь осуждающих взглядом эрийских замшелых консерваторов.

— Кто рассказывать первый? — спросила она.

— Ты.

— Мистер Гилель быть прав. Мой брат найти меня.

— Где он тебя нашел?

— Бокстон.

— Я и не подозревал, что ты там.

— Машины держать нас отдельно. Ты и я.

— Верно. Ну и что произошло между вами? Он пытался развеять твою тревогу?

— Нет. Я бояться Секвойя. Он не просто дурной мальчик. Он есть холодный. Совсем холодный. Нет сердца.

— О-о!

— Он больше не быть мой брат.

— Сейчас — да. Но снова станет твоим любящим братом, когда все это наваждение закончится.

— Он сказать мне, что растереть по стенка весь род человеков, что человеки напрашиваться на беда много, много тысяч лет. Будет смерть и уничтожать. Никакой пощады.

— Боже мой! Нет сомнений в том, что у нега и электронной сети слово с делом не разойдется!

— Он приказать мне идти в Эри, где я быть в безопасности. Сеть не проникать в резервация. И еще несколько мест, куда она не проникать. Сахара, Бразилия и… и… Я забыть, потому что не слушать.

— Почему?

— Я выйти из себя. Я сказать ему… Почему ты смеяться?

— Да просто я знаю, какая ты, когда взбесишься.

— Я сказать ему, что он есть изменник меня, своя семья, свой народ и весь прекрасный мир, который мне показать мой муж.

— О-ля-ля! Ты действительно раскипятилась.

— Я сказать ему, что я не быть больше скво. Мой муж сделать из меня независимый персона, который уметь думать сам, и я будет делать все возможное, чтобы его останавливать и наказывать, даже если нужно ополчать на него все племена и народы Эри. Если мы мочь побивать интернациональный мафия, то мы легко побивать и его подлый друг компутер.

— Молодец, Натомочка, здорово ты ему врезала! А если рассуждать спокойно — племена и народы Эри действительно могут помочь в нашей борьбе?

— Обязательно. Мы жить много поколений без электроника, за ограда, и иметь только самое нужное. Поэтому компутер не мочь обманывать индейцы. Они его презирать. Наши мужчины рваться в бой.

— Неужели их не смущает, что придется выступить против сына великого вождя?

— Они не будет его убивать. Они просто положить его на решетка и медленно жарить, пока он не приходить в разум. Сейчас он очень холодный. Немного горячо ему помогать.

— Ты упомянула в разговоре с ним наше основного изменника — предателя из Команды?

— Нет.

— Ну и как он реагировал на твою вспышку?

— Никак. Он повернуться и уйти, как будто я был часть мебели.

— И куда он направился?

— Натома не знать.

— Обратно к своим криокапсулам?

— Натома не знать. Он уйти, и я вернуться в Эри.

— Правильно. Здесь ты и останешься.

— Нет.

— Почему это «нет»?

— Хочу быть с тобой.

— Натома!

— Эдуард!

Тут мы так повздорили, что в итоге чуть не ссыпались с ветки. Я исступленно перечислял все смертельно опасные подлости, на которые способно чертово электронное братство. Никакого результата. Когда я рассказал, что вигвам сгорел, а от роскошного севрского сервиза остались одни черепки, она и бровью не повела. Натома только еще больше насупилась и выразила еще большую решимость идти до конца. Она так трогательно походила на меня былого — когда я был горяч и в трудных ситуациях поступал по принципу или грудь в орденах, или голова в кустах. Так что я в итоге сдался. Я же говорил, что моя черокская женушка приворожила меня — они, индеанки, это умеют.

И моя умница сумела перехитрить коварную электронную мафию. Мы-таки пробились в Тщикаго. Сперва мы направились в Буффало, оттуда в Питтсбург, из Питтсбурга в Чарлстон. Затем мы намеревались добраться до Спрингфилда, сесть там в машину на воздушной подушке и мигом домчаться до Тщикаго. Однако кто-то напортачил с билетами, и на чарлстонской челночной станции у нас возникли трудности перед самым вылетом. Натомин испангль был не лучше двадцатки, поэтому я оставил ее в челноке и сам пошел разбираться с претензиями.

Я заспорил с хамоватыми клерками, которые пытались доказать мне, что компьютер никогда не ошибается и наши билеты не оплачены. Этих придурков не переубедишь, а потому я швырнул им тысячную банкноту и потребовал новые билеты — только быстро. Пока я ждал, сработала автоматическая система отправления и челнок поднялся в воздух. Когда он был метрах в тридцати от земли, полыхнуло пламя и взрыв расшвырял по небу осколки аппарата. Часть осколков проломила стену аэропорта. Похоже, что-то ударило меня по голове, и я потерял сознание.