Шульга через прицел Хеклера наблюдал, как за спиной у Филина на секунду открылась дверь. За дверью было светло, в образовавшийся проем скользнула тень пионерки.
— Давай сюда! — крикнул он Филину.
ГРУ-шник медленно вышел на свет. Вид у него был помятый, на боку чернело большое влажное пятно.
К ним подскочил Назгул. Спросил у раненого:
— Как сам?
— Не дождетесь, — хмуро ответил Филин. — Она меня таки чем-то пырнуть успела.
— Глубоко?
— Вряд ли. Иначе бы уже валялся без сознания.
— Ладно, раздевайся, посмотрим и обработаем.
— Я справлюсь! — сказал Шульга Назгулу. Ты лучше иди, разберись с их системой внешнего наблюдения.
— Будем догонять? — кивнув, поинтересовался Назгул.
— Для начала разберемся, куда пошла. Может она за дверью засела и ждет…
— Согласен! — сказал Назгул и двинулся к пульту, за которым сидела бешеная пионерка.
Пока Филин, матерясь, стягивал свою горку-сепарку, Шульга порылся в вещах, отыскал аптечку. Усадил раненого под свет, смыл антисептиком кровь. Дырка в боку у ГРУ-шника на вид была неглубокой. Шульга обработал рану, заклеил, смазал гелем, наложил эластичный бандаж.
— Резких движений постарайся не делать. Шмотки есть в дальнем углу, у них там целая костюмерная.
— Благодарю! — сказал, поднимаясь, Филин. — Вооружусь по-новой, не возражаешь?
— Нет! — ответил Шульга. И, повернувшись к Назгулу, крикнул:
— Ну что там?
— Ушла! — доложил детектив. — У них датчики движения и камеры в инфракрасном диапазоне по периметру и внутри. Все экранировано, потому мы их не заметили.
— Куда двинулась?
— По твоей наводке, в сторону дач. Правильно решила, там можно и вооружиться и отсидеться.
— Ты пока следи, я осмотрюсь.
Шульга взял фонарь, зашел в закуток, где пряталась пионерка. Да, все правильно, знала что делает. Большая тяжелая дверь, напоминающая корабельную. Стало быть, за ней основной выход. Главное чтобы пионерка, уходя, не заперла дверь снаружи, иначе придется корячиться через люк в потолке.
Он повернул колесо, запор подался. Потянул на себя, открыл. На всякий случай несколько секунд постоял за стенкой, лишь потом, держа оружие наготове, осторожно высунулся и начал оглядываться.
В проеме просматривалось обширное помещение с бетонным сводчатым потолком. В отличие от той части бункера, где они находились, там было свободно, только под стенами громоздились двухъярусные нары, а в дальнем конце на отдалении, чернели ржавые мусорные контейнеры.
Дверь, в которую ушла пионерка, обнаружилась сбоку. Большая, двустворчатая, с калиткой, тоже железная. Через такую сюда машину можно загнать, если, конечно снаружи проезд свободен. Но это вряд ли.
Внешний осмотр неожиданно прервала громкая музыка. Шульга, ничего не понимая рванул к Назгулу. Пока бежал — слушал. В стилях он совершенно не разбирался, это был то ли рок, то ли кантри. Тревожно-безразличный мужской голос:
Well there's a pain in my side
But I keep traveling on
Bring peace to this troubled land
It's dark out here
I can't read those signs
Bring peace to the troubled land
Пока Шульга добрался до пульта, Назгул приглушил звук.
— Да они тут эстеты! Были… — ухмыльнувшись сказал новозеландец.
— Это что? — спросил, тоже приковыляв на звук Филин.
— На рабочем столе открыта звуковая дорожка. Видать, они тут, пока мы не появились, слушали, развлекались.
— И что играет? — спросил Шульга. — Слова все вроде знакомые, но нихрена не врубаюсь в смысл.
Филин кивнул. По выражению лица ГРУ-шника было понятно, что у него в графе "знание иностранных языков", как у всех российских военных, галочка стояла напротив "читаю со словарем".
— Это Джон Мелленкемп, — пояснил Назгул. — Его на Западе военные любят. О чем поет? Если в самом общем смысле, про чуваков, которые несут мир в какие-то одичалые земли. "Вот два парня идут по размытой дороге. Они идут плечом к плечу, на плечах у каждого тяжкий груз, глаза одного полны печали, у другого в груди невыносимая боль. Но они лишь крепче смыкают строй, чтобы принести мир в эту одичалую страну" - процитировал он. — Постапокал какой-то, короче.
Песня закончилась, пошла следующая в плей-листе. Но в отличие от предыдущей, не цепляла. Назгул убрал звук.
— Все, перекур! — объявил Шульга. — Минут пятнадцать приходим в себя и думаем, как действовать дальше.
Назгул кивнул, продолжая рыться в компьютере.
Российский капитан высмотрел оружие поприличнее из трофеев, перебрал гаджеты охотников, упаковал в рюкзак тепловизор и какие-то еще штучки, подобрал по размеру бронежилет. В целом вел себя как человек, который вдумчиво собирается на войну. Потом пошарил в углу, где стоял ящик с продуктами, нашел тактический сухпай, разогрел.
Поинтересовался:
— Будете?
Назгул отказался.
— Позже. У меня энергетические батончики.
Шульга кивнул, поймал брошенную банку, за ней упаковку. Банку вскрыл ножом, упаковку распечатал. Достал пластиковую ложку. Консерва была вкусная и сытная, минимум жира, сплошное мясо. Закуска из упаковки тоже съедобна. Не украинский продукт, конечно, но и не советско-российская гадость а-ля "завтрак туриста".
Перекур завершили почти что одновременно. Шульга сделал чай, Филин достал из своей разгрузки пакетик с какой-то ароматной травой — лечился. Назгул наскоро умял свои "чистые калории". Все были готовы действовать дальше.
— Что там снаружи? — спросил Шульга у Назгула.
— Если верить датчикам — все спокойно. В периметре людей нет, можно работать.
— Связь?
— Спутниковая. Есть интернет. Я маякнул Варягу по резервному каналу, чтобы готовился.
— Хорошо! А в… Киев? — Шульга скосился на Филина, но тот стоял с таким безразличным видом, словно его совершенно не интересовало, о чем толкуют временные союзники.
Наступил тот момент, когда с ГРУ-шником нужно было что-то решать. Причем четко, окончательно, и не откладывая на потом.
— Короче! — сказал Шульга, повернувшись к Филину. — Сейчас мы сходим, проверим выход. Если все нормально — можешь уйти. Только уговор — до завтрашнего вечера нигде не светись.
— Уйти… куда? — подчеркнуто вежливо поинтересовался Филин.
— Ну, — Шульга такой постановки вопроса не ожидал. — Обратно к своим. Или вообще…
— И как ты это себе представляешь? Я ушел в ближнюю разведку с тремя урками, которые собрались меня кончать, а возвращусь через сутки, раненый и один. Тут на ДРГ не распишешь. Ополченцы, конечно, не ваше ЦРУ, но все же не идиоты.
— Согласен. А если в бега? Подъемные мы дадим, на первое время хватит.
— Не канает! Будет то же самое, плюс всероссийский розыск. В результате вместо донецкого подвала — камера в ростовской военной тюрьме, вот и вся разница. Я ж не Джеймс Бонд, чтобы годами прятаться. Родина спишет, родина злая…
Филин говорил зло, отрывисто.
— Так ты что, с нами хочешь уйти?
— А у меня есть варианты?
— Вроде бы не просматриваются. Но ты же понимаешь, мы тебя будем реализовывать как пленного-перебежчика?
— Ну ясное дело, что не дадите Героя Украины, или как там оно у вас называется. Но уж лучше живым, чем мертвым "предателем".
При этих словах лицо Филина, до того профессионально-спокойное, исказилось гримасой давней и непритворной злобы. Ох, и накипело у мужика, подумал Шульга. Этот много чего расскажет, Городецкий от счастья будет кипятком писать.
— А что родные, близкие? — спросил Шульга. — За них не опасаешься?
— Я из детдомовских, холостой. Так что ни родителей, ни жены, ни детей. Шантажировать некем, плакать никто не будет. А вообще-то по документам у меня бабушка из Тернополя!
Назгул, который был сам родом из Горловки, не удержался и прыснул.
— Все, — подытожил Шульга. — Решили!
Филин кивнул.
— Какой план отхода?
— Как только соберемся, дадим сигнал, — вступил в разговор Назгул. — С нашей стороны ждут, произведут отвлекающие действия по флангу, нам сделают огневой коридор и выдвинутся навстречу. Отсюда нужно будет преодолеть метров сто пятьдесят — двести… Ну что, Шульга, двинули?
— Не сейчас, — задумчиво ответил Шульга. — Мы ведь в эту мясорубку вроде как полезли не ради адреналина…
— Ты про схрон, что ли? — удивленно спросил Назгул. В круговерти событий он похоже начисто позабыл про кремлевские миллионы. — Так мы же тут все обшарили…
— Не все! — сказал Шульга. И махнул рукой, словно экскурсовод, в сторону открытой двери…