Эдемский маг. Том I

Глава 24

Ветер вокруг этих деревьев всегда был свеж и чист. Он легко проносился по саду, нежно потрагивая листочки, поглаживая ветки и молодую кору только ещё растущих деревьев. И вот под такими тонкими молодыми стволиками стояла толпа. Полуобнажённая, без стыда прикрывающая лишь пах огромными листками лопуха. Мужчины и даже несколько женщин. Их волосы цвета золота сверкали посреди красивой ухоженной зелёной поляны.

Дети бога стояли и ждали. Они верили, надеялись и смиренно стояли на месте, со страхом озираясь по сторонам. Они прекрасно понимали, что поступают подло, что предают и бросают, но их вера в отца была настолько мала и, отныне, незначительна, что каждому из них давно было плевать видит он их, или всё же не видит.

Особо мощный порыв подхватил их длинные золотые волосы и поигрался с неровными краями зелёного крупного лепестка. Дети переглядывались, но не издавали и звука. Все молчали, пытаясь надеяться на хороший исход очередной предательской встречи.

Наконец это случилось и солнце враз потускнело, будто бы не хотя светить в мощные спины предателей. Чёрный змей, шипя и облизывая клыки сдвоенным юрким языком, выполз из-под накрытых большой тенью камней. Пара секунд и его чешуйчатое тело наконец заметили все собравшиеся под мелкими зелёными кронами. В глазах каждого ребёнка Бога был страх. Они боялись эту чёрную тварь, но и не могли просто игнорировать её речи. Что-то внутри желало выслушивать тысячи слов об, по сути, одном и том же. Их сердца хотели слышать ненависть и злобу в отношении собственного отца. Будь то Адам или Алерт — все они считали себя выше, умнее, нужнее и важнее бога. Собственная значимость и важность, мнимые сила и величавость — грехи и простые слабости на пару с комплексами плотно засели внутри их и без того хрупких душ.

Человек во много раз более сильный и умный, нежели остальной тварный мир, но в ту же секунду мысли, эмоции, чувства и душа — его величайшие уязвимость и слабость. Человек гораздо более хрупкий и шаткий, даже его собственная душа — стеклянная ваза. Будь ты жителем Эдема, будь ты самим Богом — в этом весь человек!

И сейчас, шипя и плюясь во все стороны незримым ядом, змей говорил, шипел и сверлил своими жёлтыми глазами:

— Тссс, вы собрались здессссь не просссто так, правда же? Вы почувствовали родную кроввввь, вы пришли на зов насссстоящего родного голоссса. Мне так жаль, что вассс попросту вырвали из нашего общего дома. — змей говорил смело, вкрадчиво, и все, хоть и со страхом, поддались вперёд, дабы лучше слышать речи того, кого они действительно стали считать своим отцом.

Зачем же змею было врать им всем в лицо? Конечно он говорил только правду и больше ничего кроме неё. И как бы абсурдна не была его мысль, её брали здесь как золотую монету.

— Вы ссссидите здесссь, словно в клетке. — глумилась юркая чёрная чешуйчатая тварь. — Дети, считающие себя сыновьями Бога, а на ссссамом деле сссамые смешные детишшшки на свете. Добровольно отдаёте свои жизни, прожигаете их и во всём слушаетесссь отца. Только запреты и рамки, обман и надувательссство. Сами же должны чувствовать…

И они чувствовали. Понимали и верили в эти речи и в душе проклинали несчастного отца, на самом деле такого доброго, даровавшего всем жизни, огромный сад и даже весь космос. Он посвятил этому свою жизнь, и теперь все его труды в очередной раз рушились быстрее карточного домика.

— Не думайте, что в оссстальном мире такое множессство запретов и правил. Вы здесь — как в клетке, а я не дам своему потомству страдать и мучаться в лапах того, кого он у меня выдрал ссссвоими ужасными, запятнанными кровью, руками. В этого мнимого мошенника-отца в мире уже давно никто не верит, а вы всё ещё ходите по этому убогому ссссаду и раздумываете над чем-то… Стыд вам! Приссслушайтесь к сердцам и идите на их победоносный несокрушимый зов!

Каждый из них действительно чувствовал какой-то зов. В их сердцах давным давно посеяли зерно сомнения и не было средства дабы выдрать, выкопать или же достать его. Это зерно стало одним целым с их сердцами, которые по любому щелчку пальцев можно было поработить и направить в любую выгодную сторону.

— Давайте же спустимся вниз, прочь из этого сссада, а перед уходом как сссследует нагадим этому выродку. За то, что иссспортил ваши жизни и заставлял каждого из вассс против воли жить в этом убогом, лишь только кажущимся прекрасным, Эдемском садике. Это же было против воли? — обратился змей к тупым болванчикам, глупо разинущим рты. И в ответ естественно услышал:

— Против. Это было незаконно, без воли и нашего желания. Мы никогда не простим неволю и рабства, надувательства и огромный обман!

— Правильно, вссссе ваши сссслова верны и отражают настоящую реальносссть. Вы на правильном пути и не можете просто взять и сссссдаться. За свободу и ссссветлое будущее!

Дети Бога подняли в воздух дружный общий гул и только тогда Саркис понял, что в отдалении оставаться поздно. И так эта гнилая, искривляющая реальность речь изрядно подзатянулась…

«Им промыли разум, сделали отца самым ужасным, циничным и жестоким, да ещё и уверили, что настоящий их папка вовсе не он… Такая, казалось бы, явная промывка, но никто из них не справился. Мне… мне страшно это говорить, но они станут очередным поколением, которое примет наказание нашего славного отца… Очень жаль, однако другого исхода нет и не будет!»

Тело богатыря выпрыгнуло из кустов и вскачь понеслось к деревьям. Змей всё ещё что-то шипел и чем-то плевался, но ему недолго осталось проповедовать всю эту ересь.

Не прошло и минуты, как Саркис выплыл из-за маленьких зелёных крон, но шипящей предательской твари уже и след простыл.

«Почуял-таки, гад», — дети Бога смотрели на явившегося брата точно как на неродного. Такой взгляд не пожелаешь ни одному врагу, даже самому худшему.

И… он ничего не мог со всем этим поделать. Братья давно смотрели на него, как на самого настоящего врага и повернуть время вспять было уже невозможно. Всё было потеряно… Безвозвратно и навсегда…

Они смотрели друг на друга и их глаза явно отражали ненависть, отрешённость и полную отчуждённость.

«Братья не чувствуют во мне такого же, как они. И… Это конец! Конец наших отношений, конец очередных обитателей прекрасного, светлого и свежего Эдема!»

Последний вопрос, которым задался Саркис, был: «а где же Демиург? Неужто он не посещает речи чёрного змея? Я был уверен, что он нахватался всех этих идей именно здесь, на этом самом месте, прямо около священного Древа Жизни… Неужто он дошёл до всего сам, своими силами и разумом?»

…Грохот множества плоских муравьиных ног раздавался со всех сторон сразу и мог вернуть из далёких мыслей даже медведя, ушедшего в спячку. Крики, победоносное пение, флаги и хлопки — они, впервые в жизни, весёлым бодрым маршем шли мстить своим истинным вечным врагам, которым прислуживали, поклонялись и фальшиво почитали как одних из по-настоящему достойных правителей. И они все были счастливы… В первый раз в этой тяжёлой, полной лишений и унижений, рабской жизни.

Проходя через последние улицы в этом городе к ним толпами струились точно такие же насекомые с флагами, явно выражающими общий протест. Они всё прибывали и прибывали, а в воздухе то и дело слышалось смелое и вольное:

— Смерть врагу! Смерть врагу! Смерть Мартену! Смерть Церкви Сатаны!

Снаружи его жилище был не лучше любого дома здешнего жителя. Такой же чёрный, наспех построенный из земли муравейник, лишь чуточку выше и шире обычных домов Чёрного града. Ни тебе дворец, ни тебе роскошный средневековый особняк — простой земляной курган, державшийся на одном только слове.

И внутри всё пропахло сырой землёй и холодной водой, устилающей почти весь пол. Из роскоши тут был только трон, но и он выглядел достаточно бедно, если вспоминать о ранге, стати и влиянии на мир того, кто на нём величаво и гордо сидит.

Демьян неверящими глазами озирался по сторонам, в попытках разубедить самого себя, доказать, что Мартен — поехавший любитель золота и роскоши. Однако везде, куда не посмотри, всё было унылое, обычное и в корне безвкусное. Великое множество кричащих ликующих тварей его глаза старались и вовсе не замечать. Это было так не похоже на того человека, которого описывал весь магический мир!

И первые слова Эрика — Демьян от шока никак не мог придти в себя и тайфун в его душе только и мог что усиливаться да разгораться неистовым ярким пламенем.

— Ты ожидал лицезреть здесь несколько другую картину? То самое отлично придуманное зрелищное описание, приправленное мифами и байками, я угадал? — звонкий, пока ещё молодой голос чуть свистел и хрипел. Мартен говорил словно бедный уставший змей, а его спина была прямя и смело смотрела ввысь. Сам по себе он был худ, а глаза напротив были влажны и бодро смотрели на опешившего молодого парня. Бледная кожа на лице и абсолютно такая же на тонких костлявых руках превращала главу града в некое подобие живого, всё ещё дышащего и ходящего трупа. — Твои рога, — Эрик хрустнул белой тонкой шеей, заставив шёлковые волосы в который раз всколыхнуться. — Они вылезли гораздо позже, нежели у меня. — с некой долей зависти проговорил владыка Церкви Сатаны, хоть его глаза на самом деле радовались за парнишку и подлинно восхищались им.

Жёстко выступающий вперёд кадык Демьяна пытался затеряться, а всё лицо напряглось, как никогда прежде. Воздух больше не поступал в спёртые от шока лёгкие и парню оставалось только слушать. Никто не собирался на него нападать. Лишь в этом Демьян успел себя заверить.

— Прости меня за столь недостойное наследство. Эти образования на лбу… Да и смерть твоих родственников — я лично прошу прощения за тот ущерб, что я успел причинить лично тебе. Ты славный малый и я знал это. Но твои родители… Ты просто должен мне верить. У меня действительно не было иного выхода… Мне очень жаль.

Парень пару раз похлопал глазами, легонько качнулся на ошалевших ногах, и сразу за этим по его щеке скатилась слеза.

«Эта тварь… Она ещё смеет что-то говорить об моих дорогих родителях? Боже… Забери свои слова обратно, а то я их сам протолкну тебе в глотку. Извинение убийцы — это не больше, чем признание преступления. Думаешь, за это есть хоть какое-то прощение? Он… Да он же просто глумится. Жалкий убийца!»

Костяшки побелели, а дыхание ускорилось. Зубы сжались и единственное что Демьян хотел — поскорее ударить в тощее лицо Мартена. Он был далеко не таким, каким его описывали… Может, именно потому злость Демьяна была во много раз сильнее и крепче?

— Эрик… Свои извинения отдай крысе на помойке, мне же ответь — за что ты их так? Зачем ты уничтожил целый город и теперь глумишься над несчастными здешними людьми? Что за… извращённое удовольствие тебе приносят страдания других?… — Демьян более не скрывал своего внутреннего срыва. Он по-настоящему заревел, окончательно запутавшись как в своих чувствах, так и в правде.

«Что за ложь? Что за гнусные мифы? Он же… совсем не такой. Не король, с поднебесной самооценкой, да и с виду не жестокий… Однако он отдал приказ прикончить моих родных, да и само его существование — уже величайшее зло, так ведь?»

— Сын, о чём ты задумался? Ты выглядишь таким уставшим. Может лучше поговорим позже? — по-доброму спросил Эрик. Внезапно Демьян уловил резко нахлынувшую тишину. Все молчали, отдавая честь двум говорящим магам.

— С-сын?… О… О чём ты? — Демьян и вправду ничего не понимал и наконец-то позволил себе сорвать с языка слова, недавно сказанные Эриком. Все события окончательно смешались в одну невкусную кашу, приправленную осточертевшими комочками.

«Он мой отец? Тогда… Боже, неужто…»

— Я понимаю, сложно верить тому человеку, который прославился на весь мир своей жестокостью, кровавостью, тому человеку, что якобы отрицает пользу магии и поклоняется Сатане… — Мартен посмеялся себе под нос, потрогав длинный, шершавый, витой рог. — Насколько же люди обожают искажать реальность, врать, придумывать и… создавать себе врагов!

Демьян пару раз шатнулся, однако не от страха. Страха будто и след простыл. Оставалась лишь мнимая уверенность, подаренная разбушевавшимися эмоциями…

Шаг. Ещё один. Потихоньку они следовали друг за другом, пока не переросли в неспешный, но уверенный бег.

Всё ближе и ближе был чёрный трон. Эрик неотрывно следил за несущимися вперёд ногами, но по-прежнему сидел, спокойно и невозмутимо, как подобает смелому правителю.

Орды муравьёв и толпы клыкастых демонов безвольно, неподвижными трупиками сидели на своих уступах, свесив ноги, а некоторые противно гоготали и плевались. Казалось, никто и не собирался останавливать Демьяна…

Он всё приближался и приближался, готовя кулаки к бою. К настоящему, бесстрашному сражению, в котором он, внезапно для самого себя, не боялся умереть. Ибо смерть была от него как никогда далеко. Потому что он обещал. Обещал самым родным людям в мире. Дал слово своим родителям.

— Они мучались перед смертью? Ты же не пощадил их, да? — с яростью прошипел юноша, понемногу задыхаясь, но не останавливая бега. — Ты не можешь быть моим отцом. Все мои настоящие родственники убиты твоими некромантами в неприметном, но опрятном домишке! Не такой твари было дано оканчивать их жизни… Не такой. Не тааакоооой! — его горло разодрал душераздирающий крик.

Хлёсткий кнут, составленный из плотной тёмно-зелёной слизи, изящно пырнул воздух и понёсся вперёд, стремительно сокращая расстояние до того человека, ради смерти которого Демьян был готов проститься со своей собственной жизнью.

Кнут обхватил тонкое вражье запястье, вгрызаясь в него как удав в рогатое животное. Зашипела белая плоть, рвущаяся от беспощадной ярости кудрявого мага. Пар мелкими струйками вспарил на месте соприкосновения, тогда как Мартен и глазом не пошевелил. Ему… было всё равно? Он лишь улыбнулся. Белыми яркими зубами. Ни один палец не дрогнул. Ни дрогнула ни одна мускула на впалом, уставшем, белом лице.

— Собрался бросить мне вызов? Не дав ответить на все вопросы, игнорируя мои к тебе взывания и просьбы? — в его голосе угадывалась лёгкая насмешка. Кнут обхватывал ещё сильнее, ощущая надвигающееся тело молодого хозяина. Это был тот же самый захват, который стал частью одной большой победы над Кассандрой, матерью сидящего перед кудрявым магом урода. — Никогда не видел, чтобы меня настолько ненавидели. И это я ещё и пальцем тебя не тронул! — губы дрогнули в искренней садистской улыбке, а из горла послышался звонкий для такого шипящего голоса смех. — Боже мой… Да ведь Наставник был прав — истинная слабость в людей в их неуправляемости. При знании дела ими можно легко манипулировать и играть. Как же ты бежишь, стараешься, а на самом деле обычное ссыкло, неспособное ни на какие настоящие подвиги. Одни лишь глупости! Ты всё ещё малыш, хоть пытаешься казаться взрослым дядей! Мне жаль тебя!

Нога юноши коснулась земли и проскользила. В считанные секунды Демьян оказался у подножия трона, встретившись один на один со своим отцом. Вторая его рука, с брызгающейся во все стороны плотной болотной сферой, неслась вперёд, желая обезвредить последнюю из рук врага, что могла двигаться. Короткий свист… Сфера разлетелась вдребезги, окатив горячей смертоносной жижей лицо и грудь самого же Демьяна.

Юноша неистово закричал, чувствуя как кожу буквально разрывает на атомы. Волосы ярко вспыхнули, глаза широко распахнулись, а в голове была только одна лишь хозяйка — госпожа боль, что сразу затопила сознание своими цепкими длинными щупальцами, выгоняя оттуда как эмоции, так и мысли.

— Прости меня, я не люблю причинять родным боль. Но вы сами меня вынуждаете на такие действия. Не думай обо мне как о животном, ты сам виноват и ты сам это знаешь. — спустя несколько мгновений кнут распался на части, забрызгав лицо парня ещё больше, ещё сильнее, ещё больше уродуя кожу, волосы, веки и ресницы. Лицо было уничтожено, а сам Демьян был, неожиданно, на самом краю гибели. — Какая сильная магия… Я не хотел тебя так ранить. Правда. Горят даже твои волосы… Огромная мощь. Убийственная. Где-то прекрасная. Почти на уровне моей. — в глазах Мартена действительно была жалость. А может они были и слегка влажные?

Сила, доселе прячущаяся где-то в недрах маленького хрупкого Мартеновского тела, внезапно вырвалась, уничтожая вставшую на её пути бетонную дамбу, стирая её в мелкий камень, рассыпая и опрокидывая все мыслимые и немыслимые рамки истинной магической силы. Несчастное, от шока недвижимое тело Демьяна, было подхвачено расчехлившейся истинной силой и отброшено к самому началу тёмного «зала», к тому месту, где парнем ещё овладевали эмоции, ненужная безбашенность и смелость, прикрывшие рассудок и самоосторожность.

Демоны тоже почувствовали нереальную силу и, пугаясь и дрожа, вжались в землю. Муравьи тем временем слегка опешили, но продолжили с интересом наблюдать. Однако в их глазах не было ни намёка на восхищение…

«А… а… а… Как… какой же я д-дурак. Я… я должен быть самим с-собой, а не жалкой к-копией…» — Демьян мог мыслить, хоть его голова и половина груди, вместе с дырявой песочной курткой, превратились в кроваво-зелёную кашу. Огонь спал с волос, оставив кожу его головы частично лысой и чёрной.

Парень понял свою ошибку. Он не должен был притворяться и воображать из себя непонятно кого. Если судьба одарила его трусостью и робостью, то всё-таки стоит принять этот факт? Раз не получается поменяться, стать другим, значит такова судьба и нужно исходить из своих минусов? Он не должен был поддаваться эмоциям?… Всё это лично его ошибки. Его и никого больше.

Эрик Мартен стоял подле трона, поправляя развевающиеся подолы своего элегантного чёрного одеяния. Его шелковистые волосы развевались будто бы на ветру, а в глазах была некая печаль и жалость. Как же он был не похож на того монстра, что слетал с уст каждого из архимагов магических башен…

— Демьян, ты так же благороден как и я. Мы оба редкой породы, сам должен был понять и прочувствовать. И, поверь мне, — я не желаю тебе зла. Ты моя кровь, моя любовь, мой наследник! Ты станешь достойным продолжением моих дел, я уверен! Тебе обязательно понравится в моём государстве и мы точно полюбим друг друга, а после восстановим потерянные узы! Я знаю это! Так оно и будет! Аминь! — свою речь глава Церкви Сатаны завершил тем самым словом, что должно было бы являться запрещённым в этаком, как уверяли все поголовно, злобном сатанистском мирке. Но он произнёс это самое слово, он сказал «аминь», до конца разрубая все многочисленные мифы о своей личности!