Единожды отвергнув

1

— Ну так что, мисс Бейн? Как вы думаете расплачиваться?

Джессика взглянула в бесстрастное лицо возвышающегося над ней молодого мужчины и почувствовала себя маленькой и беззащитной. Фелипе, сын покойного боливийского бизнесмена Хуана Рабаля, некогда являвшегося деловым партнером ее отца, приехал в Техас с единственной целью: получить долг.

— Мы могли бы выработать план постепенного погашения суммы… — тихо начала Джессика.

— Ваш отец говорил об этом еще в прошлом году, но с тех пор от него не поступило ни цента, — перебил ее Фелипе.

— Но ведь в прошлом месяце я лично выслала вам чек!

— Который оказался недействительным.

Ледяной сарказм этого замечания заставил Джессику поежиться. До глубины души задетая безжалостным напоминанием о неприглядной реальности, она побледнела. Необеспеченный чек был ужасной ошибкой, тем более обидной, что обычно Джессика обращалась с деньгами очень аккуратно. Однако месяц назад, расплачиваясь по квитанциям за бытовые и некоторые другие услуги, она в спешке забыла вписать в графу расходов снимаемую с текущего счета сумму. Она считала, что деньги есть, в то время как на самом деле их почти не осталось. В итоге высланный Рабалю чек оказался недействительным. Если бы не это досадное недоразумение, с Фелипе наверняка можно было бы договориться о рассрочке и сейчас семейство Бейнов постепенно избавлялось бы от долгов.

Вместо этого все обернулось иначе: молодой дон Рабаль находится здесь и жаждет крови.

— Итак, когда я получу деньги? — спросил тот.

— Полмиллиона долларов? — Джессика невесело усмехнулась. — С тем же успехом вы можете перерезать мне вены. Так я быстрее истеку кровью.

Мимо, взбивая копытами пыль, пронеслась галопом пара чистокровных жеребцов, управляемых высоко сидящими в седле наездниками. Фелипе Рабаль даже не взглянул в их сторону.

— Я не собираюсь вас убивать. Просто хочу получить свою долю.

— Львиную! — ядовито уточнила Джессика, безуспешно пытаясь нащупать каблуками твердое местечко на мягком грунте беговой дорожки. Ей было до боли обидно, что беспощадная судьба и ошибки отца коренным образом изменили жизнь их семейства, перевернув ее с ног на голову. Теперь само существование принадлежащего Бейнам конного завода поставлено под сомнение. Возможно, его придется продать, и мысль об этом резала сердце Джессики словно ножом.

Фелипе не волновали ее аргументы.

— Я просто беру то, что принадлежит мне.

Джессика взглянула на этого молодого сильного чужака, и он вдруг пригрезился ей в виде пышногривого красавца-льва, греющегося на солнышке в окружении полудюжины самок, готовых на все ради своего властелина. Подобная картина привела ее в ярость. Пусть Фелипе Рабаль мнит о себе что угодно, на нее это не произведет ни малейшего впечатления. Она не позволит уложить себя на обе лопатки.

— В таком случае я найму адвоката и буду с вами сражаться.

— Адвокаты стоят дорого, мисс Бейн. К тому же услуги даже наилучшего из них в данной ситуации окажутся напрасной потерей денег.

Джессика открыла рот, чтобы возразить, но Фелипе предупреждающе поднял палец.

— У вас нет законных оснований для опротестования моих претензий. Ваш отец подписал контракт, согласно которому наши конюшни предоставили вам породистого жеребца-производителя. Ваша кобыла принесла от него жеребенка, следовательно, настало время уплатить договорную сумму.

Джессике не нужно было заглядывать в бумаги, чтобы вспомнить возмутительную цену, которую старый дон Рабаль запросил за услуги своего жеребца. Цифра была столь необоснованно велика, что, увидев ее впервые, Джессика рассмеялась.

— Послушайте, давайте же наконец поговорим серьезно, — вздохнула она, глядя на красивого смуглолицего собеседника. — Как бы ни был хорош производитель, его услуги не могут быть оценены в полмиллиона долларов.

— Ваш отец думал иначе.

Джессика вспыхнула.

— Мой отец… — Она осеклась и прерывисто вздохнула, борясь с приступом слабости. Спустя несколько мгновений ей удалось продолжить: — На моего отца явно нашло затмение.

Это замечание было очень близко к истине. Большего Джессика не могла сказать, потому что тогда обнаружилась бы трагедия их семьи, а этого она не могла допустить. Ей не хотелось посвящать в секреты кого бы то ни было, но особенно такого расчетливого и жестокого человека, как дон Фелипе Рабаль. Похоже, в своей скаредности он даже превзошел покойного отца.

Фелипе прищурился, его лицо словно окаменело.

— Отговорки вам не помогут. Ваш отец прекрасно понимал, что делает.

— Если уж говорить начистоту, то и ваш отец прекрасно это понимал. Знаете, как много надежд мой отец возлагал на дона Рабаля…

— Если вы надеетесь смягчить меня, то напрасно. Я никогда не питал нежных чувств к своему отцу.

— Даже сейчас, после его кончины?

— Особенно сейчас. Смерть не является оправданием некомпетентности.

— У вас, должно быть, сосулька вместо сердца.

— Не стоит преувеличивать. — Фелипе с ироничной усмешкой сунул руки в карманы дорогой замшевой куртки. — Я не настолько холоден, чтобы остаться равнодушным к очаровательной молодой женщине, которая стоит на пороге банкротства и выселения из дома. Вы мне нравитесь, и я вполне понимаю, почему ваш отец отправил вас на встречу со мной.

Улыбка Рабаля напомнила Джессике хищный оскал. Фелипе был похож на ягуара, наметившего очередную жертву. При этой мысли сердце Джессики забилось быстрее.

— И почему же, по-вашему?

— Вы должны умаслить меня, уговорить на отсрочку, а если повезет, и на пересмотр контракта.

Джессика вновь ощутила прилив крови к лицу.

— Если бы отец действительно хотел умаслить вас, как вы выражаетесь, он послал бы Лину. Образно говоря, она в нашей семье мед, а я уксус.

Фелипе рассмеялся. Напряжение ушло из его фигуры, осанка стала свободнее, в ней даже появилась некоторая леность. Тонкие морщинки, лучами разошедшиеся от краев глаз, сделали лицо добрее.

— Выходит, вы не собирались просить меня о снисхождении?

Полы его куртки разошлись, и стала видна рубашка, льнущая к выпуклостям мышц на груди. Фелипе был великолепен. Но Джессика придерживалась мнения, что нет ничего отвратительнее мужчины, сознающего свою привлекательность.

Она окинула критическим взглядом темные, спускавшиеся на воротник и позолоченные солнцем волосы Рабаля. Только посмотрите на него. Какая самоуверенность! Стоит здесь, смеется, предвкушая возврат денег…

Гнев наполнил ее душу. Гнев и негодование. Фелипе Рабаль, человек, который стольким владеет, вознамерился ободрать их до нитки!

— Я не считаю это снисхождением, но моей семье действительно требуется время. На нашем счете в данный момент нет пятисот тысяч долларов. Так что, хотите вы этого или нет, вам придется подождать.

Лицо Рабаля вмиг стало жестким.

— Нет уж. Я хорошо усвоил урок: вы несерьезно относитесь к выплате долгов. Вам нравится играть.

— Неправда! — не удержавшись, воскликнула Джессика. Слова слетели с ее уст прежде, чем она успела закрыть рот. В ту же секунду ее щеки окрасились румянцем. — Все совсем не так.

Фелипе пристальнее взглянул на нее, на пунцовое лицо и полные розовые губы. Когда он заговорил, его голос окрасился бархатными, почти ласкающими интонациями.

— А как, мисс Бейн? Объясните мне.

Рабаль спрашивал об одном, но его глаза — совсем о другом, не относящемся к предмету беседы. Он незаметно смещал фокус разговора, переводя его с бизнеса на саму Джессику. По ее телу прошла горячая волна — будоражащая смесь адреналина и нервного напряжения. Она никогда не была знакома с людьми, подобными Фелипе Рабалю, и потому не знала, как с ними обращаться.

Джессика прерывисто вздохнула, впившись ногтями в ладони.

— Я могу выписать новый чек, который будет обеспечен денежными поступлениями на мой счет за прошлый и текущий месяцы. Не волнуйтесь, чек обязательно будет оплачен. Прошлой оплошности не повторится, даю вам слово.

Дон Рабаль пожал плечами.

— Простите, но этого я принять не могу.

Джессика почувствовала себя так, будто ее ударили в солнечное сплетение, но постаралась не показать, насколько ей больно. Этот чужак понятия не имеет, как тяжко она трудилась весь минувший год и чем жертвует, отдавая те немногие крохи, которые удалось заработать за последнее время.

Негодяй!

Глаза Джессики гневно сверкали, однако их пощипывало от подступающих слез. Ясно, что она имеет дело с мерзавцем, настолько богатым и преуспевающим, что ему невдомек, как можно считать каждый цент, едва сводя концы с концами, отказывать себе в самом необходимом, только чтобы сэкономить несколько жалких долларов.

Почему она так живет?

Из-за конного завода, семейного предприятия, находящегося на грани банкротства. Этим бизнесом занимались четыре поколения Бейнов.

Стоило Джессике подумать об этом, как ее охватила сильнейшая тоска. Потому что она любит конезавод. В нем сосредоточивается вся ее жизнь. Сердцу Джессики милы и лошади, и земля, и конюшни. Все вместе означает дом, и, пускай дон Рабаль пеняет на себя, если ему кажется, что он может отнять это у нее.

Джессика еще глубже зарылась каблуками в рыхлую почву, словно стремясь укорениться в родном грунте.

— Возможно, мое слово ничего для вас не значит, но деньги произведут иное впечатление. Заявляю со всей ответственностью: все будет выплачено. Если хотите, я сейчас же выпишу чек и отправлюсь в банк вместе с вами.

— А что будет в следующем месяце?

— Вы получите очередную выплату. Своевременно.

— А потом?

— Прекратите! — Джессике удалось произнести это, лишь слегка повысив голос. Она уже порядком устала от препирательства с красивым боливийцем. Ее терпению приходит конец. Прошлой ночью отец доставил им с сестрой немало хлопот. В конце концов Джессика отправила Лину спать, но ее благородный жест означал лишь то, что сама она встретила утро совершенно разбитой.

Красиво очерченные чувственные губы собеседника изогнулись в улыбке.

— Мисс Бейн, я не хочу обходиться с вами грубо. Просто вы должны понять, что я не могу ждать. Судя по всему, ваш конезавод дышит на ладан. Если мы не договоримся насчет долга сейчас, позже мне вообще не удастся его получить.

Джессика вздернула подбородок и прямо взглянула в глаза Фелипе. Даже без каблуков она была высокой, но Рабаль все равно возвышался над ней на целую голову.

— Вижу, вы из тех, кому нравится бить ниже пояса.

— Только не женщину, особенно такую красивую, как вы.

Джессика отвела взгляд в сторону, стараясь не поддаваться воздействию медовых интонаций голоса Фелипе, которые тем не менее пробрали ее едва ли не до костей. Хрипловатые обертона щекотали нервы Джессики так же сильно, как смысл слов. Видимо, Рабаль не собирался делать ей комплимент, но, если даже так, она все равно не чувствовала себя польщенной.

— Наш дом не заложен, так что его никто не отберет.

— Но мне известно, что вы три раза брали ссуду под всю свою собственность и до сих пор не рассчитались с банком.

Откуда он это узнал? — спросила себя Джессика, чувствуя неприятный спазм в желудке.

— Верно, но банк не станет выдвигать претензии, потому что у нас существует договоренность о постепенных выплатах.

— Такая, которой вы хотите достичь со мной?

От волнения к горлу Джессики подкатила волна дурноты, и ей показалось, что она сейчас распрощается с завтраком. Однако ей удалось преодолеть себя. Происходящее было для Джессики наихудшей из мук. Подумать только, она, со всей ее гордостью и независимостью, добивается от этого красавца снисхождения или даже жалости!

Нет, подобного она не допустит. Да, их семья борется за выживание, но пока еще она не достигла столь унизительного положения. И Джессика обязательно найдет выход из тупика, поможет семье с честью выпутаться из сложившейся ситуации. Не одним способом, так другим. Она подняла руку, чтобы сдвинуть на затылок широкополую ковбойскую шляпу, и ее длинные, собранные в хвост волосы перекинулись через плечо светлым волнистым потоком.

— Дон Рабаль, я вполне осознаю, что мы задолжали вам около полумиллиона долларов, и отдаю себе отчет, насколько мизерны ежемесячные взносы, отправляемые нами в счет погашения указанной суммы. Ясно, что положение сложное. Но, несмотря на то что вы отказываетесь пойти на уступки, я могу проконсультироваться у адвоката и получить квалифицированный совет.

— Совет? — повторил Фелипе подозрительно мягким тоном.

— Именно так. Хочу узнать, что следует делать, когда тебя преследуют или хватают за горло, — продолжила Джессика, пытаясь не обращать внимания на то, что выражение лица ее собеседника стало жестче, а губы поджались.

— Дорогая, вы не решитесь потащить меня в суд.

Хрипловатые звуки его голоса отдались в позвоночнике Джессики сладкой болью, и она вздрогнула, затронутая больше, чем хотелось бы.

— Ваши действия подпадают под одиннадцатую статью Уголовного кодекса. Мы обязательно получим защиту на все время, пока не организуем выплату долга. Для вас это будет означать, что вы еще очень долго не получите от нас ни цента.

Рабаль ничего не ответил. Он просто смотрел на Джессику со смешанным выражением презрения и восхищения в глазах. Было заметно, что она его удивила.

Джессика же задавалась вопросом, почему не чувствует себя победительницей. По правде сказать, она слегка робела. Нужно быть последним кретином, чтобы связываться с семейством Рабалей. По слухам, их клан чрезвычайно могуществен. Во всяком случае отец Джессики всегда предпочитал поддерживать мирные отношения с покойным Хуаном Рабалем.

К счастью, напряженность момента нарушил один из жеребцов. Он отказался перепрыгнуть через препятствие и сбросил седока на землю. Пока Фелипе наблюдал за инцидентом, Джессика рассматривала его самого. До тех пор пока он не застиг ее за этим занятием, неожиданно бросив косой взгляд из-под темных ресниц.

Его бровь вопросительно изогнулась, будто он хотел спросить: «Ну как, нравится вам то, что вы видите?».

Джессика вспыхнула от смущения. Она даже себе не хотела признаться, что находит Фелипе притягательным. Ей не следует увлекаться этим человеком. Он мелок, поверхностен и испорчен до крайности. К тому же Рабаль…

Нет, ей вообще не стоит думать о нем. Зачем попусту тратить время?

Джессика резко отвернулась и облокотилась на изгородь, глядя в ту сторону, где двое наездников на жеребцах завершали второй круг по беговой дорожке. Вскоре они приблизились, и удары копыт о землю отголоском отдались в ногах Джессики. При виде гнедых красавцев у нее захватило дух.

Как они грациозны!

На мгновение она забыла обо всем — об отце, долге, Фелипе Рабале… Взгляд Джессики прикипел к скакунам, словно летящим в воздухе, с изящно изогнутой шеей и развевающимся хвостом. Это ее лошади, ее завод, ее будущее!

— Для вас прибегнуть к одиннадцатой статье все равно что навсегда захлопнуть за собой дверь собственного дома, — раздался за спиной голос Рабаля. — Конезавод ответственное предприятие, особенно здесь, в Техасе. Непозволительно играть с чужими капиталовложениями.

Вздрогнув, Джессика выпрямилась. Она не заметила, как подошел Фелипе.

— Знаю. — Ее раздражала надменность богатого боливийца, демонстрируемое им превосходство по отношению к ней. Вероятно, он искренне полагает, что обладание большими деньгами дает ему огромное преимущество перед менее состоятельными людьми. — Но мне также известно, что многие люди уверены в честности Бейнов. Мы занимаемся разведением лошадей более ста лет. Временами моим предкам приходилось туго, но они всегда выкарабкивались.

Рабаль медлил с ответом, и Джессика не смогла заставить себя прямо посмотреть ему в глаза. Этот человек повергал ее мысли в хаос, нервы заставлял напрягаться до предела.

Казалось, молчанию не будет конца, но спустя некоторое время Фелипе все же заговорил:

— Где ваш отец? — спросил он. Его тон утратил резкость и звучал почти спокойно.

— Он больше не занимается делами.

— На мой взгляд, мистер Бейн выбрал не лучший момент для отхода от бизнеса.

— Для тех, кто имеет дело с лошадьми, подобных моментов никогда не бывает.

Рабаль на миг стиснул зубы, потом спросил, сверкнув глазами:

— Выходит, ваш отец свалил все проблемы на вас?

— Если хотите, называйте это так. Да, сейчас я управляю семейным бизнесом. Поэтому, желаете вы этого или нет, но вам придется иметь дело со мной.

— Надо же, как повезло! — Странно, но Фелипе произнес это без ехидства.

Джессика не ожидала ничего подобного. Ее бросило сначала в жар, потом в холод и, наконец, в дрожь. Она умела справляться с сарказмом, попытками запугать и тому подобными вещами, но такое…

Слова Рабаля содержали завуалированный намек на некую интимность. Джессика никогда не считала себя неотразимой красавицей и не обладала присущей бойким девушкам уверенностью в себе. Она знала, что обладает умом и целеустремленностью, но ведь мужчины ищут в женщинах нечто иное, не так ли?

Скрипнув зубами, Джессика сунула руки в карманы джинсов, чтобы Рабаль не заметил, как они дрожат. Ей вдруг безумно захотелось прекратить вышедшую из-под контроля беседу.

В детстве она выходила из подобных ситуаций очень просто: давала зарвавшемуся мальчишке тычка. Последний раз Джессика применяла сей аргумент к Джиму Фримену, который насмехался над скобками, установленными на зубах двенадцатилетней Лины. В итоге паренек удалился со свежим синяком под глазом и пострадавшим самолюбием, зато обрел чувство глубокого уважения к сестрам Бейн.

Сейчас Джессика много дала бы за возможность преподать такой же урок Фелипе Рабалю.

К сожалению, прежние славные деньки давно миновали. Нынче ей не пристало вести себя как малолетней хулиганке. Давать волю рукам в двадцать четыре года означает лишь одно — приобретение дополнительных проблем, которых у ее семьи и без того в избытке. Нет, только холодный рассудок способен помочь Джессике справиться с кризисом.

Рабаль взглянул на часы и со вздохом опустил рукав куртки.

— Как ни приятно беседовать с вами, мисс Бейн, я должен вернуться в гостиницу. Нужно позвонить в Ла-Пас и уладить кое-какие дела. Но я вернусь, причем скорее, чем вы думаете.

В словах Фелипе не содержалось и намека на любезность, однако Джессика улыбнулась в ответ, несмотря на то что от усилия скулы у нее свело судорогой.

— Это обещание или угроза?

Рабаль рассмеялся, и ей показалось, что вокруг него сосредоточилась вся энергия утреннего солнца, создав над темной макушкой лучезарный нимб — олицетворение силы и красоты.

— Я лишь хочу сказать, что так просто вы от меня не избавитесь.

И снова в его глазах промелькнуло давешнее выражение — смесь личной и материальной заинтересованности. Фелипе заставлял Джессику постоянно быть начеку. Он словно давал понять, что, хоть они и разные люди, между ними возникла некая многообещающая интрига.

— Я вернусь сегодня, попозже, — добавил он.

Джессика глотнула воздуха, словно опаленная силой его взгляда, и машинально отступила на шаг, неуверенно пробормотав:

— У меня нынешним утром назначена встреча.

Фелипе вовсе незачем знать, что на самом деле она останется дома, чтобы помочь отцу выполнить все назначенные врачом процедуры.

— Тогда встретимся после ланча. Я хочу лично проверить записи в ваших бухгалтерских книгах.

— Я не обязана показывать их посторонним, — возразила Джессика. — Это наше семейное дело.

— Послушайте, мне лишь хочется решить проблему миром. Зачем развязывать войну?

— Боитесь проиграть?

Фелипе снисходительно усмехнулся и медленно покачал головой.

— Нет. Это вы проиграете. И потеряете все.

Джессика проехала короткое расстояние до дома с сильно бьющимся сердцем. Слова, оброненные Рабалем при прощании, изрядно напугали ее. Нельзя сказать, чтобы их тон был угрожающ. Напротив, боливиец говорил почти ласково. Скорее, ее тревожило то соображение, что он прав. Во всех смыслах: с точки зрения закона, морали и денежных отношений.

Джессика оставила старенький пикап перед домом и взбежала по ступенькам на крытое крыльцо. Войдя в залитый солнцем холл двухэтажного викторианского фермерского коттеджа, она ощутила едва уловимый аромат лимона в смеси с запахом английских роз, двадцать лет назад собственноручно посаженных ее матерью и до сих пор растущих в кадках. Джессика на ходу повесила шляпу на столбик лестничных перил и, даже не взглянув в зеркало, направилась в кухню.

Лина повернулась к старшей сестре от раковины, в которой мыла посуду. Ее волосы, такие же светлые, как у Джессики, были уложены узлом на затылке. Несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте, люди часто принимали сестер за близнецов.

— Сегодня тебе раз пять звонили, — мягко сообщила Лина, подняв на Джессику большие выразительные глаза цвета лаванды.

Кредиторы, должно быть. Они всегда начинают трезвонить с раннего утра.

Джессика нахмурилась, но тут же спохватилась и обнадеживающе улыбнулась сестренке.

— Я все улажу. Перезвоню кому следует после полудня.

Она села на один из кухонных стульев с резной деревянной спинкой и потерла виски, стараясь отогнать ощущение, что проблемы нарастают как снежный ком.

— Как себя сегодня чувствует папа?

Лина неспешно вытерла руки полотенцем. Один непослушный локон выбился из ее прически и висел вдоль лица.

— Не очень хорошо. Все время спрашивает про маму. — Она опустила взгляд, машинально теребя посудное полотенце.

Джессика посмотрела на ее покрасневшие от горячей воды пальцы, потом вновь взглянула в глаза и увидела, что они полны слез.

— Я больше не знаю, что ему говорить! — всхлипнула Лина.

Сестренка заслуживает большего, пронеслось в мозгу Джессики. У Лины не было возможности окончить колледж и попытаться устроить свою судьбу. Из беспечной юности она сразу перешагнула в полную ответственности взрослую жизнь.

В подобные минуты Джессика особенно остро ощущала свою беспомощность. Она не смогла защитить младшую сестру от невзгод, хотя обязана была это сделать.

— Понимаю, Лина.

Сестра с силой скомкала полотенце, костяшки ее пальцев побелели.

— Но что же мне сказать, если отец вновь начнет звать маму?

В горле Джессики образовался ком.

— Думаю, правду.

— Которая заставляет его плакать. — Лина поймала взгляд сестры. Ее губы дрожали от наплыва едва сдерживаемых чувств, глаза словно умоляли о чем-то, в их голубой глубине затаилась боль. — Папа никогда не выздоровеет, да?

Джессика встала и молча направилась к лестнице. Она не могла ответить сестре. Впрочем, в этом нет необходимости. Обе они знают ответ.

Надо просто отпустить ее, подумал Фелипе, стоя у окна гостиничного номера. Полмиллиона долларов? Не такая уж большая сумма, особенно сейчас, когда он восстановил былое величие семьи. Но, если простить Джессике долг, об этом вскоре пронюхают другие и сочтут его поступок слабостью. А потом примутся выискивать у него ахиллесову пяту, слабое место, на которое при случае можно с выгодой надавить.

Вздохнув, Рабаль подошел к телефону и набрал номер в Ла-Пасе. Его ждала еще одна нерешенная проблема, касавшаяся младшей сводной сестры, семнадцатилетней Серены. Утро началось у Фелипе неплохо, но дальнейшее ничего хорошего не предвещало, потому что предстоял разговор с мачехой, которая после смерти Хуана Рабаля, ее мужа и отца Фелипе, поспешила обзавестись молодым любовником. Почти все время парочка проводила в постели. Наверняка они и сейчас там же, хотя в Боливии давно миновал полдень.

Если бы Фелипе мог махнуть на все рукой, ему было бы гораздо легче жить. Он удалился бы от родственников и не стал бы улаживать тот невообразимый беспорядок в делах, который оставил покойный отец. Вместо этого Фелипе занялся бы тем, к чему лежала его душа.

К сожалению, наибольшее удовольствие ему доставляло осознание факта, что он коренным образом отличается от отца. Именно это и принуждало молодого Рабаля решать проблемы, деловые и семейные.

Спустя некоторое время длинные гудки в трубке сменились голосом Марты. Фелипе сдержанно поздоровался и сразу перешел к делу:

— Чем сейчас занимается Серена?

Марта разразилась потоком раздраженных обвинений в адрес непутевой дочери. Речь шла об отношениях Серены с мальчиками и побегах из школы.

Фелипе закрыл глаза и медленно набрал в грудь воздуха.

— Где она сейчас?

— В школе, разумеется. Сюда-то ей путь заказан.

— Почему? Ведь Серена ваша дочь.

— Я не справляюсь с ней. И потом, мне некогда решать ее проблемы. У меня своих хватает!

Это уж точно! — подумал Фелипе. И среди них безответственность, лень и вызывающая экстравагантность.

Он стиснул зубы, пытаясь подавить вспышку гнева. Зачем второй жене отца понадобилось обзаводиться детьми? Она родила двоих, но вела себя так, будто ей ничего не было известно об их существовании.

Ему вдруг припомнился Роберто, брат по отцу, не доживший даже до восемнадцати лет, и его сердце сжалось. Удастся ли ему когда-нибудь смириться с этой нелепой смертью? Сможет ли он вспоминать о Роберто без слез?

Братишка был отличным парнем. Смышленым, добрым, чувствительным. Даже слишком. Это его и погубило.

Будь я проклят, если позволю Марте разрушить жизнь и дочери! — в сердцах подумал Фелипе.

— Я вернусь из Штатов через пару дней и сам займусь Сереной. Позвоню директору школы и обо всем договорюсь.

— Превосходно! — с явным облегчением вздохнула Марта. — В ближайшие дни я очень занята. Сегодня, например, у меня массаж, а завтра нужно ехать в парикмахерский салон. Не хотелось бы переносить визит на другое время.

— Да, это было бы трагедией, — не удержался Фелипе.

Швырнув трубку, он принялся мерить шагами гостиничный номер. Потом остановился перед зеркалом, висевшим над каминной доской, и вгляделся в свое отражение.

Темные волосы, светло-карие глаза, губы, которые многие женщины называют красивыми… Фелипе смотрел на себя, а видел отца. Он был удивительно похож на Хуана, только моложе. В каком-то смысле это было проклятьем, потому что постоянно напоминало о непростительном поведении старого дона Рабаля. Тот не только подвел старшего сына, но и поставил под удар весь бизнес и семейное благополучие, а сам преспокойно отошел в мир иной.

Фелипе поморщился, вспомнив о греховоднике-отце. Корпорацию спасти удалось, однако этот подвиг померкнет, если окажется упущенной Серена. Но, сидя в Штатах, беде не поможешь. Нужно возвращаться в Боливию. Это означает необходимость поскорее уладить дело с Бейнами и выбросить из головы последнюю неудачную сделку отца.

Приняв решение, Фелипе вновь снял трубку и набрал другой номер. После второго гудка прозвучал нежный девичий голос.

— Да?

— Джессика Бейн? — резко произнес Рабаль.

Он не собирался грубить, но ему не нравилось то, что он намеревается сделать. Разорение Бейнов не входило в его планы, но и попусту тратить здесь время он не имеет возможности. Фелипе следовало как можно скорее сесть в самолет и отправиться домой.

Если хочешь выжить, приходится проявлять жестокость, мелькнула в его голове циничная мысль. А сейчас ситуация сложилась как на войне, когда отдан приказ пленных не брать.

— Нет, это Лина. Позвать Джессику?

Лина. У нее такой приятный голосок. Наверняка она ненамного старше Серены.

Сердце Фелипе словно сжала чья-то холодная рука.

— Позовите, пожалуйста, — произнес он в трубку. — Если ваша сестра не занята.

Ему пришлось подождать еще несколько минут, прежде чем трубку взяла Джессика.

— Да, слушаю?

Голос Джессики потверже, чем у ее младшей сестры, но не менее женственен. Фелипе вспомнил, как она выглядела возле беговой дорожки: розовая майка натянута на полной груди, длинные стройные ноги облегают узкие джинсы, на самых свежих и нежных губах, какие только доводилось видеть Рабалю, ни намека на помаду. Высокая красивая блондинка. И, несмотря на то что ее голубые глаза были холодны как лед, Фелипе распознал в ней внутреннее пламя.

— Это Рабаль, — произнес он, чуть заметно улыбнувшись, когда на том конце провода раздался быстрый тревожный вздох. — Пора браться за дело всерьез, дорогая.