Аккуратно зачеркиваю дату в календаре. Осталось двадцать два дня.
Спускаюсь в метро. На эскалаторе новые рекламные постеры со стихами. Уже не в новинку уличная реклама с шедеврами мировой живописи. По каналу Грибоедова развешивают сокровища Русского музея – гигантских мясоедовых, левитанов, репиных и пр. На Невском – веласкесы, тицианы, ренуары, мане и моне. Это привлекательно-образовательная программа. И вряд ли кто удивится, если увидит изображение решетки Летнего сада, а внизу – «…твоих оград узор чугунный…» Александр Сергеевич в законе. Но почему в метро появляются постеры со строками Джона Китса: «Вот я уже с тобой! Как эта ночь нежна!» Каждый день стараюсь прочесть дальше, но глаза успевают захватить лишь одну строчку: «Там где-то властвует луна…»
Стихи везде одни и те же, фон меняется: то чернильница с гусиным пером, то старинная рукопись или розовые пуанты, то написаны строки мелом на грифельной доске… Конечно, видеть это приятнее, чем рекламу стройтоваров, ближайшей «стоматологии» и очков – «два по цене одного». Но в чем фишка – не пойму. А со временем и текст слегка видоизменился: «И я с тобой! Как ночь нежна!» Другой перевод?!
То ли заказчик помешан на Китсе, причем на определенном стихотворении, то ли на Фицджеральде? Когда я смотрю на эти постеры, мне хочется перечесть роман, потому что я забыла, в чем там дело и почему эпиграфом взяты эти строки. Книга у меня есть. Но, приходя домой, я никогда о ней не вспоминаю. Кстати, когда я впервые увидела эти строки, я не знала, что это за стихи, и решила, будто они обращены к женщине – «Вот я уже с тобой…» Ничего подобного. Оказалось, это «Ода соловью». Разочаровал стихотворец.
Хочу услышать соловья. Должно быть, они уже поют.
Генька мне говорит:
– Классная стрижечка. Не хочешь отвезти бумаги «Большому Брату»? Между прочим, твой Макс будет там до конца недели с утра до полудня.
Как славно я жила после изгнания Битрюма, сама удивлялась и боялась сглазить. И вот меня догнало одиночество. Но это теперь, а с Максом я познакомилась полгода назад, на корпоративе в честь круглой даты со дня рождения «Большого Брата». Поначалу я приняла его за редактора и только потом выяснила, что он работает в НИИ морского приборостроения, а в издательстве консультирует и пишет какие-то статьи для энциклопедии по своей специальности. Макс был похож на крупного, мягкого и вислоухого пса типа сенбернара. И тогда же я подумала: костюм не для него, ему подойдет красная клетчатая фланелевая рубашка. А он меж тем запал на меня, как говорится, с первого взгляда, ни на шаг не отходил, приглашал и в ресторан, и в театр, куда пожелаю.
Гений сказал:
– Чего ты кобенишься? Красавец-мужик, серьезный, не какой-нибудь прохвост, к тому же вдовец, сын уже женатый. Пробросаешься.
И Генька поддакивала:
– Красавец – не красавец, но мужчина видный. Подумай!
А что думать? Сердцу не прикажешь.
Электронной почтой я пользуюсь только для рабочих надобностей. Личной переписки у меня нет, прекрасно обхожусь телефоном. И вдруг получаю письмо от Макса: мол, давайте получше узнаем друг друга, напишите мне, какие книги читаете, как любите отдыхать, и прочее в таком же духе, только более складно и деликатно. А я ответила без всякой деликатности: одиночество, мол, предпочитаю не в Сети, а в натуре. Подумала, Януша Вишневского он наверняка не читал, но фразу не выбросила, а продолжила: благодарю за предложение переписываться, но не могу его принять, мне это неинтересно. Он письменно извинился за беспокойство, я думала, на том и кончилось. Но ничего подобного, на Восьмое марта, снова у «Большого Брата», он подарил мне альбом Гонсалвеса. Я поблагодарила, но и тут умудрилась сказать гадость. Услышала звонок его мобильника – тот самый, что и у Битрюма. Когда я его слышу, у меня аж волосинки на теле дыбом встают от гнева и отвращения. Об этом, скорчив рожу, я не преминула сообщить Максу. Телефон он тут же выключил, а мне стало стыдно, но прощения и не подумала просить.
Я вела себя, как юная глупая девчонка, которой не нравится влюбленный кавалер, и она демонстрирует ему свою незаинтересованность прямо скажем, по-хамски. Я недолго размышляла над своим странным, не по возрасту, поведением, а стоило бы. Возможно, в моей юности просто-напросто не было парнишки, который бегал бы за мной и терпел мои насмешки да подстебки. Кстати, девчонки иногда нахально себя ведут совсем не потому, что их раздражает внимание парня, они хотят обратить на себя внимание. Только я-то уже не девчонка, и внимание Макса мне не нужно.