Эфиопские хроники XVII-XVIII веков

ПРЕДИСЛОВИЕ

Много воды утекло в реке Каха близ Гондара за 15 лет, прошедших со времени смерти царя Иясу I до воцарения его сына Бакаффы в мае 1721 г. Отцеубийство не помогло Такла Хайманоту и не прибавило ему популярности в народе. В стране множились заговоры, и в результате одного из них царь был убит на охоте 2 июня 1708 г., и память его, по мягкому выражению В.В. Болотова, осталась «не во благословениих» [3, с. 49], народ прозвал его «проклятым». Придворные объявили было царем четырехлетнего сына убитого Такла Хайманота — Наода, но тут вмешался могущественный баджеронд Юст, который вывел из заключения брата царя Иясу, Феофила, и 15 июля 1708 г. в Эмфразе провозгласил его царем. Престиж и авторитет царской власти и династии пали в стране очень низко. Церковный раскол продолжался, в провинции росли и крепли феодальные роды, чувствовавшие себя достаточно сильными и самостоятельными, чтобы исходя из собственных местных интересов поддерживать либо царя, либо раскольников. В столице процветали придворные интриги, и новому царю приходилось отчаянно лавировать между всеми группировками, ни одна из которых не была ему предана безусловно.

Феофил начал действовать решительно. Первое, что он сделал, взойдя на престол, был указ «помазанием сын естества», провозглашенный им 4 августа. Этим он хотел удовлетворить годжамских «изгнанников», однако сильно встревожил дабралибаносских сторонников доктрины «соединения». «Зачем, — протестовали они, — меняется вера приказом, будто наследство или поместье, без собора?» [3, с. 50]. На первых порах подобная беспринципная политика царя действительно обеспечила ему поддержку Годжама, и годжамцы привели царю Дармэна и Павла, убийц Иясу. Феофил решил одним ударом разрубить кровавый узел, завязавшийся при Такла Хайманоте, и приказал казнить убийц Иясу, а заодно и убийцу Такла Хайманота. Царицу Малакотавит как вдохновительницу цареубийства повесили, а остальных убийц казнили тем же способом, каким они умерщвляли свои жертвы. Тогда же в Дабра Берхане был торжественно отпразднован день памяти Иясу, «нового мученика», а во дворце устроен богатый поминальный обед. Грозной местью за своих предшественников Феофил хотел удовлетворить народные чувства и поднять престиж царской власти, однако этой цели он не достиг. Он не прекратил раскола, встав на сторону «помазанников» и восстановив против себя дабралибаносцев, тем более что ни те, ни другие не обольщались относительно царской принципиальности.

Престиж династии упал настолько низко, что, когда Феофил умер 14 октября 1711 г., верховную власть в стране смог захватить баджеронд Юст, не принадлежавший к царскому роду. Это обстоятельство не помешало ему твердо держать власть в своих руках пять лет, пока он не заболел 29 января 1716 г. Царские приближенные, собравшиеся у одра больного царя, решили в случае его смерти возвести на царство его сына Фасиля. Это известие вызвало волнения в стране. Были отпущены с горы Вахни заключенные мужские потомки «Соломоновой династии», и пошли они восвояси. Это и понятно: если престол переходил к новой династии из рода Юста, содержание под стражей членов прежней династий теряло всякий смысл. Тут, однако, вмешались царские телохранители. Они заперли дворец, арестовали царских приближенных и ночью 9 февраля провозгласили царем Давида, сына царя Иясу I. Их посланцы привели Давида в Гондар, а остальных «соломонидов» вновь заключили на Вахни, кроме еще одного сына Иясу I, Ацма Гиоргиса, который успел убежать к галласам. Те его приняли и, видимо, усыновили, как в свое время Сисинния, потому что именно от них он получил галлаское имя — Бакаффа, означающее «неумолимый», под которым он и вошел в эфиопские исторические анналы.

Новый царь, Давид, послал во дворец к умиравшему Юсту высших церковных иерархов с грозным вопросом: «Как осмелился ты царствовать? И кто ты такой?». Тому ничего не оставалось, как сослаться на неисповедимость судеб: «Да, царствовал я, хотя и не подобало мне это, когда дано мне было время [царствовать]». На следующий день он умер, отчего — неизвестно. Эфиопский хронист, современник событий, пишет: «Причина же смерти его известна одному богу: отрубили ли ему ноги, задушили ли, или умер он от болезни своей. На другой день отнесли его в церковь рождества богородицы и погребли там при знаменах и барабанах по обычаю князей, но не по обычаю царей» [25, с. 384]. Само по себе возвращение на престол представителя «законной» династии не принесло, да и не могло принести ничего нового. Феодальная раздробленность чем дальше, тем больше сказывалась на политической жизни страны. Собственных сил древняя династия почти не имела и могла опираться главным образом лишь на традицию царской власти «соломонидов». Здесь, однако, плохую услугу стал оказывать старинный обычай заключения царских родственников, возрожденный царем Василидом (1632-1667). Гора Вахни превратилась в многолюдное обиталище «соломонидов», откуда любая политическая сила, временно одержавшая верх, всегда могла получить кандидата на престол по своему выбору. Взойдя на трон, такому кандидату приходилось для сохранения свой власти умело лавировать между всеми этими силами, которых было много. Здесь нужно было учитывать и местные интересы крупных вотчинников, и церковный раскол, бдительно следить за борьбой придворных группировок, а также не забывать и царских телохранителей, всегда способных совершить дворцовый переворот.

В этих обстоятельствах Давид стал действовать вполне традиционно, раздавая крупнейшие наместничества своим дядьям с материнской стороны и полагаясь главным образом на родственников. В области церковной он предпочитал сохранять нейтралитет и долго не высказывал своего «слова веры». Поддерживать равновесие он старался и в церковных назначениях: в 1716 г. он поставил на должность эччеге угодного дабралибаносцам человека, а в 1719 г. торжественно обставил и освящение церкви во имя св. Евстафия, основателя соперничавшего с дабралибаносцами монашеского ордена, который стоял на позициях «помазанников». Однако затушевать церковный конфликт подобными мерами было невозможно. Он вспыхнул с новой силой в 1721 г., когда в связи с прибытием нового митрополита, Христодула, вновь собрался собор по поводу «соединения и помазания». Царь и здесь попытался уйти от слишком ответственной роли арбитра, поручив это своему приближенному, бехт-вададу Георгию. Дабралибаносцы отвели его кандидатуру, оскорбив тем самым сразу и Георгия и царя. Тогда Давид направил споривших за решением к митрополиту, слабо разбиравшемуся не только в политических, но и в догматических тонкостях этого вообще редкого в богословии спора [3, с. 54-82]. Поэтому митрополит предпочел отделаться ссылкой на предшественников: «Моя вера та же, что и аввы Шенути и аввы Марка, митрополитов, предшественников моих» [25, с. 387-388], которая не объясняла ровным счетом ничего. Когда об этом доложили царю, он и тут не стал брать на себя ответственность истолкователя, а приказал объявить «решение» митрополита указом на площади. Исполнители приказа тем более не стали себе ломать головы, и, так как прежде при Феофиле «помазание» было объявлено официальным исповеданием, они через глашатая выкликнули лозунг «помазанников»: «Помазанием сын естества».

Не ожидавшие этого дабралибаносцы кинулись к митрополиту за разъяснением. Вынужденный объясниться удовлетворительнее, тот решил найти выход в формуле, которая соединяла лозунги противоборствующих партий: «Соединением сын единый, а помазанием стал Христос» [25, с. 388]. Дабралибаносцы увидели в этом митрополичьем «слове веры» то, что хотели увидеть, т.е. подтверждение собственной доктрины, и устроили торжественный крестный ход по городу с ликованием и провокационными песнями, которые обычно пелись по поводу побед над «неверными». С трудом уговорили их вернуться в квартал эччеге. На том дело, однако, не кончилось, потому что оскорбленный Георгий послал на них вооруженный отряд галласов из племени джави, который принялся резать и грабить всех церковников без разбору. Царь Давид также был не прочь проучить непокорных и лишь через некоторое время приказал прекратить резню. А на следующий день, 10 апреля, во дворце в присутствии вконец перепуганного митрополита указом был провозглашен лозунг «помазанников»: «Помазанием сын естества» [25, с. 389].

Этот драматический эпизод показывает не только ожесточенность борьбы и множество вовлеченных в нее сторон, но и бессилие как светских, так и церковных традиционных властей разрешить конфликт или по крайней мере ввести его в какое-то упорядоченное законом и обычаем русло. И здесь «нейтралитет» царской власти не принес ничего хорошего ни враждующим партиям, ни ей самой. Через месяц царь Давид умер, как утверждает Дж. Брюс, от яда [27, т. VI, с. 180]. Вероятно, он прав, поскольку в «Краткой хронике» мы читаем: «12 генбота (18 мая) приказал царь казнить Кидане Камиса, виночерпия, и мусульманина-колдуна, ибо ворожили они против царя, чтобы тот умер. В воскресенье упокоился царь Давид» [25, с. 389]. Со смертью Давида вновь вспыхнула борьба придворных партий. Могущественный Георгий, собрав вельмож, предложил кандидатуру сына Иясу I и брата своей жены, Вальда Гиоргиса. Вельможи не посмели возражать, но тут снова вмешались телохранители и провозгласили указ о воцарении Бакаффы, к тому времени уже пойманного и водворенного на Вахни.

Перевод сделан по изданию [23, с. 268-321].

ИСТОРИЯ ЦАРЯ ЦАРЕЙ БАКАФФЫ

О боже, прежде мира сущий и после него будущий! Ты сокрыт ото всех, а тебе открыто все. Когда ты создавал мир, не было у тебя помогающего, ибо ты всемогущ; и не подобен ты человеку, который устает и отдыхает, но меч огненный исходит из уст твоих; что желаешь ты, исполняется тотчас, а что задумаешь, свершается в мгновение тебе. Ради нашего спасения ниспослал ты нам милость твою. Просвети светом ведения твоего душу мою и пролей свет в сердце мое, как просветил ты помышление Самуила, помазавшего царей, и Нафана и Гада, что писали историю царей (I Пар. 29, 29). Вложи в уста мои горящий уголь, что вложил ты в уста Исайи (Исайя 6, 6-7), призови меня, как Ездру, которому ты сказал: «Раскрой уста твои, дабы испить чашу, цветом подобную огню!»[974]. Подай мне красноречие, дабы поведать мне немногое из деяний сего великого царя Масих Сагада, сына Адьям Сагада, праведника и мученика, сына Аэлаф Сагада праведного, сына Алам Сагада; дай поведать слушающим все чудеса, что сотворил для него бог на земле, что было по благоволению бога еще до рождения его, как поднялся он на гору Вахни[975] и пребывал там в тихости, как сошел он с горы Вахни по воле бога, поминовению коего подобает поклонение, и дал ему бог престол Давида, отца его, как наказал он джави и сотворил над ними силу и чудеса, как помиловал их, чтобы больше так не делали, и как управил бог царствие его, ибо на него уповал он. Иисус Христос — опора, что явлена его царствию честному и боголюбивому.

Глава 1. Подобает мне писать с того, что было изначала. Когда пребывал в Йебаба отец его, Иясу, царь царей, омывший одежды свои кровью, как Георгий, и пронзенный копьем, как Клавдий, и приявший жжение огненное, как Кирик, и облачившийся в схиму, коя есть вид ангельский, как Антоний[976], пошел он в землю Цима, вотчину матери Бакаффы — Марьямавит, дочери абето Михаила, сына раса Вальда Гиоргиса, великого и грозного князя, слух о котором прошел по всему миру. А он был сыном азажа Василида, сына государева духовника Бахрея. И возлюбил [Иясу] эту Марьямавит за красу лика ее и чистоту помышления ее, за молитву ее и пост, ибо была она мудрой и богобоязненной, уста свои открывала с мудростью, и кроткое наставление на языке ее, крепость и красота — одежда ее (ср. Притч. 31, 25-26). Однажды познал он ее, когда она была девицей, и без того, чтобы приблизился он к ней снова, понесла она. И когда пришел день родить, родила она Бакаффу, и возрадовался царь, и возблагодарил бога, и пророчествовал, и говорил: «Сей младенец поставлен на падение и на восстание детей Израиля (ср. Лук. 2, 34). Вот будет он царствовать в царствии моем, и восседать на престоле моем, и ходить путем моим. И будет мир и милость во дни его, да неведомо время его». Мать же его восславила бога, ибо родила она сына видом и обликом в царя, и говорила: «Величит душа моя господа, что призрел он на смирение рабы своей; ибо отныне будут ублажать меня все роды; что сотворил мне величие сильный» (Лук. 1, 46-49).

Сего младенца Бакаффу любили родичи, и, когда многие пререкались о нем (ср. Лук. 2, 34), мать желала обнимать его и тянулась смотреть на него. А ежели кто нес его на руках, то не давал другому, коли его не вынуждали, и у всякого, обнимавшего младенца, оставалось на одеждах благовоние его. Девицы и вдовы, взглянув на него, ублажали родительницу; царь же всякий раз целовал его в губы, ибо был распален любовью. И взрастал младенец Бакаффа в мудрости и благодати, а когда пошел отец его, Иясу, в землю Гибе и Эннарью, следовал он за ним, облачившись в леопардовую накидку и неся копье, и не посещал его страх, [хотя] был он отроком десяти лет. И пророчество о царствии его не сходило с уст иереев и отшельников с рождения его и до воцарения. Не только они, но даже язычники знали о царствии его. Послушайте же меня, о блюстители царства, что поведаю вам я, писатель этой истории, ибо следовал я за царем, отцом его, в землю Гибе. Когда отправлялся царь из области, называемой Тулу Куба Луба, нашел меня один галлас, и беседовал со мною обо многом, и сказал мне: «Покажи мне сына царского, называемого Бакаффой», и я показал ему. А потом на 3-й день нашел меня этот галлас и сказал мне: «Знай же, человече, вот сей младенец, по имени Бакаффа, будет царствовать мощно, и будут служить ему вместе и меча и тулама». И сказал я: «Откуда ты знаешь, ведь ты язычник!». И сказал он мне: «По знамениям отца моего знаю я». И когда возвратились мы в столицу царскую Гондар, поведал я царю об этом и сообщил многим людям, дабы были мне свидетелями, ибо я свидетельствую о том, что сам видел и слышал, и истинно свидетельство мое. И есть те, кто слышал это. Ныне же я говорю это царю царей Бакаффе, и да будут они мне свидетелями, что не лгу я.

Глава 2. А затем, пока не пришло время царствия его, возвели сего младенца Бакаффу на гору Вахни, и жил он там в тиши и посте, в молитве, и поклонении, и раздаче милостыни. На устах у него всегда было чтение Псалтири и псалмов Давида, и не ел он утром, а только вечером по закону отшельническому, и не наполнял он чрева едою и питьем, но вкушал немного [лишь] для поддержания плоти. И вместе с этим посылал он посланцев к отшельникам, и молились за него жившие по пустыням, и пещерам, и ямам земельным, в собраниях и монастырях, при дворе и в городе, ибо желал царствия его весь свет целиком, и ожидали царствия его мужи и жены, старцы и младенцы, девы и монахи, вдовы и сироты; как земля жаждущая надеется на дождь, так все надеялись на приход его; как лань желает к потокам воды, так желает душа всех царствия его (ср. Пс. 41, 2).

Глава 3. Ныне поведаю я немногое о том, как сжалился бог над юностью его, и услышал молитвы и прошения любящих его, и внял слезам матери его, Марьямавит, и вспомнил страдания и воздыхания ее, когда пребывала она в Джаникау. В 7213 году от сотворения мира, от новолуния 29, эпакта 1, в год Матфея-евангелиста[977], 12 генбота[978], в день праздника святого Михаила и перенесения мощей отца нашего Такла Хайманота[979] и упокоения Иоанна Златоуста, упокоился царь Давид, брат его[980]. Бог да упокоит душу его в лоне Авраама, Исаака и Иакова! А на следующий день, в праздник святого Руфаила, вышел указ по повелению всего света, затрубил в трубы [глашатай] и сказал: «Вот упокоился царь наш Давид, и воцарился царь наш Бакаффа, да посрамятся враги наши и да возрадуются друзья!»[981]. И была тогда радость великая, какой не бывало от сотворения мира и доныне; в тот день соединилась радость ангелов и людей (ср. Лук. 15, 10). Сей день подобен дню исхода Израиля от гнета Египетского, и еще подобен он дню рождества спаса нашего Христа, ибо [тогда] спустились к нему ангелы, говоря: «Слава в вышних богу, и на земле мир, в человеках благоволение» (Лук. 2, 14). Как благовестили ангелы пастухам, говоря: «Ныне родился вам в городе Давидовом спаситель» (Лук. 2, 11), так благовестил указ людям всего мира, говоря: «Ныне воцарился господин Бакаффа». А перед этим собрались в доме раса[982] Георгия все князья, и сказал он им: «Кого хотите, чтобы воцарили мы вам?». И сказали они, кого хотят по родам своим, а после всех сказал рас Георгий: «Воцарим Вальда Гиоргиса, сына Нагала Мамит!». Одни объединились с ним в этом, а другие сердцем не захотели, но устами сказали: «Да будет, как ты хочешь». И тогда приказал он [провозгласить указ] под звуки рогов. Но осилили те, кто любил Бакаффу, и рабы дома его, и затрубили в трубы, и провозгласили: «Бакаффа наш царь», как говорил я прежде. Но было множество народа, стоявшего за его царствие.

Тогда пошли, чтобы низвести Бакаффу с Вахни, и была распря на Вахни между родичами Бакаффы и между теми, кто хотел воцарить его, и говорили [родичи]: «Не дадим вам Бакаффу, но сами выберем вам и сами воцарим кого нам лучше». И говорили им пребывающие у подножия горы: «Не будет так, ибо за это стоит весь мир и выбрал Бакаффу». И говорили им родичи: «Коли отказываетесь вы, то вот убьем мы Бакаффу и разрежем члены его на куски». И когда взволновался весь мир из-за промедления с Бакаффой, пошел Вениамин в Гондар, благовествуя о нисхождении Бакаффы по дороге, и принес ему одеяния из дома царского, и укрепил весь мир, дабы не колебался он. И когда увидели родичи, что не будет по их желанию, оставили они это дело и сказали: «Пусть поклянется он не мстить нам!». Он же дал им клятву и не мстил, ибо ведал, что гласит Писание относительно Христа, которого обижали, а он не обижал, которому причиняли страдания, а он не мстил. И от этого волнения не дрогнуло сердце его, не отошло от упования на бога; стал царь Бакаффа молиться и говорить: «Помнит ли меня бог?». И еще говорил он: «Подними силу твою и приди спасти нас, боже сильных, обрати к нам, просияй ликом твоим на нас, и спасемся мы!». А другой раз говорил он: «На тебя, господи, уповаю, да не постыжусь вовек; по правде твоей избавь меня» (Пс. 30, 2) — до конца псалма. И еще говорил он: «Благоволи, господи, избавить меня; господи! поспеши на помощь мне. Да постыдятся и посрамятся все, ищущие погибели души моей! Да будут обращены назад и преданы посмеянию желающие мне зла!» (Пс. 39, 14-15). А еще раз говорил: «Доколе, господи, будешь забывать меня вконец?» (Пс. 12, 2), а другой раз говорил: «Господь — свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь — крепость жизни моей: кого мне страшиться?» (Пс. 26, 1). Он выбирал псалмы, подходящие к случаю, ибо сказал святой Филоксен, епископ города Мабуга[983]: «Выбирай псалмы укрепляющие». И еще прибег он к святой и пречистой приснодеве Марии-богородице и просил ее, говоря: «Что сказать мне тебе, ибо ведаешь ты все, что на сердце моем?», и принес обет выстроить церковь во имя ее.

16-го [дня] сего месяца[984], в праздник «завета милосердия»[985], услышал бог прошение ее, и как творил бог чудеса его отцам, когда вел их днем облаком, а всю ночь светом огня (ср. Исх. 40, 38), так сотворил он великое чудо, и покрыл облаком, и сокрыл царя Бакаффу. И вечером спустился он с Вахни и ночевал у подножия горы. А на следующий день ночевал он в Сарбакуса, и в первую субботу[986] 18 генбота прибыл в столицу Гондар, и вошел в срединную башню[987], и воцарили его там иереи и князья, и помазали помазанием царским, и возложили венец на главу его, говоря: «Ибо ты встретил его благословениями благости, возложил на голову его венец из чистого золота» (Пс. 20, 4). Остальное же, что случилось от сего времени и до года Луки-евангелиста, я не написал.

Глава 4. Отныне поведаю я многое о гневе сего царя Бакаффы, грозного и устрашающего, и о многой милости его, сотворенной для [племени] джави, ибо близ гнева его пребывает многая милость. Когда исполнилось царствию его 1 год и 8 месяцев, пришло к царю известие, что взбунтовались талата [племени] джави, которых привел отец его из земли Гибе и поселил на берегу Абая. Тогда повелел он битвададу[988] Ираклию охранять столицу, ибо там пребывал венец царства его, а баджеронду[989] Мамо стеречь все добро дома его, ибо был он верен ему и приял за него гонения, а митрополита авву Христодула и настоятеля Дабра-Либаносского эччеге[990] Такла Хайманота и акабэ-саата[991] Вальда Хаварьята оставил он в столице, дабы поминали его в молитвах своих. Он оставил из рабов своих [в столице] щитоносцев и [полк] Каниса и послал дедж-азмачу[992] Мамо, [наместнику] Дамота, 50 стрельцов. И повелел царь указом, чтобы следовали за ним [в поход] все воины либо родичи [их] и родичи родичей.

15 тэра[993], в четверг, год Луки-евангелиста, поднялся царь Бакаффа из Гондара и ночевал в Вайна Араб. А наутро поднялся оттуда и вошел на остров Мэцраха, дабы почтить [тамошнюю] церковь. А, выйдя оттуда, отдыхал в Агде, ибо то было время зноя, и ночевал в Карода. В первую субботу поднялся царь из Карода и, прибыв на равнину Рэба, воссел на скакуна быстроногого, что в ярости глотает землю (ср. Иов. 39, 24); князья же последовали за ним на конях, и прибыл он в Аринго. И в мгновение повелел он зарезать многих коров, и накормил все войско свое досыта, ибо проголодались они, и напоил вином, ибо мягкосердечен был сей Бакаффа и любил войско свое, будучи для него как чрево материнское, подобно тому как кормилица нежно обходится с детьми своими (I Фесс. 2, 7). А 29 тэра[994], кое есть праздник господен, провозгласил царь под звуки рогов и сказал: «Пусть соберется все войско, чтобы устроил я ему смотр, на равнине Аринго!». И когда собрались они, выступил царь на своем коне, называемом Йебса[995]; в этот день дивился ему весь свет, ибо подобен был царь Бакаффа ангелу небесному, а не подобен [человеку], одетому плотью. И обозрел он войско свое, не слезая с коня. И когда увидел он малочисленность войска, то посетил его небольшой гнев. И до захода солнца охладел гнев его (ср. Ефес. 4, 26), и провозгласил он под звуки рогов и сказал: «На сегодня милую я войско мое, но все, кто останется и не придет завтра и послезавтра, пусть знают, что несдобровать ни вотчинам, ни житию их!». И пребывал царь в Аринго 17 дней и послал гонца к нему дедж-азмач Мамо дамотский, дабы воевать и уничтожить талата [племени] джави.

Глава 5. 3 якатита[996], в понедельник, провозгласил царь под звуки рогов и сказал: «Все да следуют за гра-азмачем[997] Хэляве Крестосом, ибо он идет в строю как фитаурари![998]». И поднялся он из Аринго с трубачами на мулах и повелел, дабы никто не трубил в трубы, кроме фитаурари, который должен протрубить один раз в знак отправления. Над главою его был растянут зонтик, а рабы его, которые несли щиты, шли перед ним. Рабы же, которые несли ружья, шли между щитоносцами и между ним, отгоняя людей, чтобы не касались те белизны одеяний царских. Лика маквас[999] Габра Леуль шел перед ним по чину, а старшие рабы удаляли людей от лица царя. В этот день прибыл он в Зэмаха и ночевал в доме паши[1000] Иакова, а во вторник ночевал он в Зугара. В этот день была внезапная драка в стане, и погиб один [воин] из [полка] Ванята. В среду ночевал он в Бакло Феляга, а в четверг ночевал в Ганта. Будучи в пути, приказал он паше Гераклиду, юноше могучему, охранять спуск в Гамад Бар и не пускать людей, пока не пройдет царь, ибо узок тот перевал. Тот повиновался, и пошел, и разбил шатер на холме, что над этой дорогой. И отправился царь из Ганта в пятницу и ночевал в Анадбете; а в первую субботу прибыл царь в Данкор со двором своим. И мгновенно вскочил он на коня, и отправился с немногими рабами своими, и прибыл туда, где был разбит шатер паши Гераклида, и спешился с коня, и вошел в шатер, а с ним были гра-азмач Эльфийос Туча и паша Вальда Гиоргис-колення[1001]. А немного погодя прибыли бэлятен-гета[1002] Мамойе, и лика маквас Габра Леуль, и лигаба[1003] Симеон. И, немного отдохнув, вышел царь из шатра в полдень, и прыгал вниз пешком по этой дороге могучий царь Бакаффа и сын молодой (Пс. 126, 4), ибо он сын бронзы. Это растолковал нам Сутуэль Эздра, свидетель сокровенного, в книге своей [Апокалипсис Ездры][1004], говоря: «Второй родился с силою бронзы, и другой, рожденный от чрева ветхого; а ты сам знаешь, что скуднее вы силою тех, кто был раньше вас, а те, кто будет после вас, будут скуднее вас». А затем приказал он паше Гераклиду идти и оставить охрану этой дороги: пусть идет кто хочет. Сам же царь перешел реку Абай и ночевал в Агам Ваха, а в воскресенье отправился оттуда, и, когда был он в пути, встретили его воины [полков] Бельма, Гадиса, Ленча и Вареза с плясками, и следовал меж ними их военачальник, юноша приятный, Абулидес, на гнедом коне в леопардовой накидке. И тогда прибыл царь в Дабра Цот.

Глава 6. Ныне скажу я немногое о благости, любви и кротости сего великого Бакаффы. Войдя в дом, приказал он зарезать тучных коров без числа, и призвал он князей, и посадил пред собою, и тогда велел он принести столы[1005]. И, услышав об этом, встали князья, чтобы отойти ко входу, пока устанавливают столы по обычаю. Царь же сказал им не выходить, и установили столы перед ними. И потчевал их пищей и питием по чинам их, сидевших и стоявших, передних и задних, ибо был мудр сердцем и остер на язык сей Бакаффа. Сему научил его учитель его — Христос, поминовению его поклонение, когда напитал по чинам пятью хлебами и двумя рыбами 5000 человек, не считая женщин и детей, когда увидел голодных и сказал ученикам своим рассадить всех отделениями (ср. Марк. 6, 39). Когда бы захотел я свершить свое повествование об этом царе Бакаффе подробно, одно за другим, не закончил бы его и за много месяцев, но оставлю я многословие и будут повествовать кратко.

Понедельник, который есть начало поста ниневийского[1006], провел царь там, собирая людей. Туда пришли дедж-азмач Мамо дамотский и азаж[1007] Вениамин из Йебаба и, встретившись с царем, возвратились в свои области. Во вторник отправился царь из Дабра Цот, и, воссев на коня, отправился с немногими воинами, и дошел до церкви святого Георгия. Он ночевал в Чаку, в среду он ночевал в Джанэсе, а в четверг, который есть, пасха ниневийская, ночевал в Арафа, в пятницу — в Дарак Ванз, а в первую субботу прибыл в Ванда. Туда пришли немногие из джави, которые называются куцр, и передали царю слова джави: «Помилуй нас, о царь, ибо мы — рабы твои и рабы отца твоего. Коли же согрешили мы, господин, то ведь мы — грешны, а ты — милостив!». И сказал им царь: «Ладно, идите, милую я вас, но приведите Роге и Начо Эмэйо. Коли не приведете их, то будете есть помет свой и пить мочу свою (Исайя 36, 12) и не спасется от меня ни один, до мочащегося к стене (III Книга царств 14, 10), и отдам плоть вашу птицам небесным (ср. Откр. 19, 21), если не придете вы до среды туда, где буду я!». А вечером в воскресенье спустился царь с этого холма с немногим войском и прибыл в Вадан, [в место], называемое Аба Гера. А в понедельник поднялось оттуда и войско и прибыло в Вадан, где был царь.

А во вторник повелел царь, чтобы не грабили дома и хлеб той области. А когда пренебрегали словом его и грабили, посылал он рабов своих хватать тех и приводить. И когда приводили грабивших, приказывал он отрезать им уши. Но сжалился он над писателем сей истории ради сирости его, чтобы не резали ушей его присным, и сказал: «Оставьте, отпустите их и не отрезайте ушей!». Бог да покорит врагов его и подаст ему милость вечную! Когда был он там, пришел дедж-азмач Мамо один, и фитаурари Игнатий, который прошел прежде в Денгель Бар, пришел с войском, над которым его поставили. А в среду, когда узнал царь, что не пришел никто из джави, собрал он князей, назначенных и смещенных[1008], и сказал им: «Посоветуйте относительно джави». Большинство сказало: «Убьем джави!», и послал он гонца к дедж-азмачу Тасфа Иясусу, говоря: «Напади и сразись с джави, [взяв] полки Годжама, и либан, и басо». И сразились битвой жестокой либан и басо, и убили многих среди джави, и пожгли огнем их дома, и захватили добро их и достояние, женщин и детей, коров и овец без числа.

Царь же поднялся из Вадана в четверг с фитаурари Игнатием, а до того фитаурари был гра-азмач Хэляве Крестос, и ночевал в Дагамо. В пятницу прибыл царь в [землю] Энамора, называемую Габро амба, и там встретили его люди Дамота и агау Аболе Бута, гарцуя на конях своих и прославляя молодечество его. И повелел царь дедж-азмачу Мамо и азажу Вениамину воевать джави, взяв [полки] агау и меча. Выступили они в субботу и не нашли галласов, агау же возвратились вспять, ибо тот день был не их. И когда так случилось, сошли с коней дедж-азмач Мамо и азаж Вениамин и стояли пешими, а когда не оказалось стоявших с ними, сели они на коней и вернулись. В этот день первой субботы разнесся слух, что спрятан скот джави в земле Дамота. Отправились все юноши стана и все воины [полков] Танкання и Баленса и захватили всех коров и овец и коз. Одни зарезали по 10 или по 5, все же число [зарезанного скота] 10 или 20 тысяч. Да пусть считают дома их [владельцев]!

И справил там царь канун поста, а в понедельник, коей есть начало поста, поднялся царь из Энамора со многим величием, грозою и трясением, ибо приказал он трубить в трубы и дуть в рога, и ночевал в земле Гафата, называемой Абола. А во вторник прибыл царь в Фэцэбадинь, заставив потрястись землю. И когда услышали галласы звук труб и увидели множество войска, то содрогнулись, сошел на них страх и трепет, и оставили они дома свои, добро и хлеб, бежали с женами своими, детьми и скотом и спрятались по горам, пещерам и ямам земельным. И когда силен стал солнечный зной, и звериный рык, и змеиный и скорпионий шип, тесен мир стал для джави, и охватили их страдания, как у женщины в родах (Исайя 47, 7), и проливали они слезы, как зимние дожди, с чадами своими и женами, когда поняли и уразумели, что грабят дома их люди стана. И не осталось им ни серпа, ни сошника, вплоть до иголки и всякой утвари домашней и железок разных. И нашли много хлеба в домах и вне их, и меда, и масла, и сыра. И радовались все люди стана множеству хлеба; не только люди, но даже кони, ослы и мулы не ели травы, а только хлеб; а из снопов теффа и дагусы[1009] делали подстилки и ими крыли кровлю шалашей и хижин, как из травы, и пекли на них хлеб, как будто это солома. И за великую тучность хлеба называли его караваем, а грабеж называли обжорством. И пожгли дома огнем, чтобы не осталось ни хлеба, ни улья, ни дерева.

И, услышав об этом, говорили все талата джави меж собою: «Увы нам, горе нам! Куда бежать нам от этого царя? Если взойдем мы на небо или сойдем в бездну (ср. Рим. 10, 6-7), не спастись нам от рук его. Коли взвесить [хотя бы] одно из наказаний, постигших нас, то тяжелее оно песка морского!». И тогда выбрали они мужей и послали их, говоря: «Помилуй нас, о царь, и прости нам грехи и беззакония наши! Ты, милостивец, отврати свой гнев от нас и во веки не гневайся на нас. Да не продлится гнев твой на поколениях джави! Разве мы не рабы отца твоего, который избавил нас от гнета языческого, вывел нас, и освободил, и дал нам крещение и причастие? Ты же привел нас с ним вместе еще при молочных твоих зубах!». И когда услышали это те мужи, то бишь куцр, пошли к царю, прося о милости, и говорили ему, дрожа, и капал пот их, как капли крови (ср. Лук. 22, 44). Роге же и Начо Эмэйо пришли туда же в страхе и смирении, и каждый каялся покаянием ниневийским (Иона 3, 5-9) и говорил: «Согрешил я, господи, согрешил; признаю грех мой; заклинаю, и прошу тебя, и не повторю более прегрешения моего!». Князья же согласились с этим, и просили о милости к ним у царя, и говорили: «Помилуй рабов твоих, господи, не отмщай им и оставь им грехи, ибо всяк человек нечист пред тобою. Ты же — милостивец добрый, далекий от гнева и многомилостивый, как отец твой!». И сжалился царь, и прислушался к просьбам князей и молениям талата джави, и помиловал их, и отпустил им вины их, и была великая радость в земле джави. Слава богу, подавшему силу и победу сему царю Бакаффе, который отворил Годжам, обошел все области его и дошел до середины Дамота без того, чтобы страх вошел в сердце его, когда слышал он речи волхвов вражеских, которые заставляют дрожать людей и сбивают с толку изрыганием сердца своего и кипением совета своего!

27 якатита[1010], в четверг, устроили большое побоище [полки] Заве и Вамбар с дружинниками паши Гераклида из-за добычи. И пронзили [воины] Заве дружинников копьями, и умерли двое: один — юноша могучий, муж дочери сестры паши Гераклида, а второй — отрок малый — умер много дней спустя. Но осилили, и победили дружинники и войско паши Гераклида, и убили многих князей Заве из ружей, ибо ружья — вооружение паши[1011]. И, услышав, повелел царь дедж-азмачу Мамо дамотскому остановить побоище, и вошел он меж ними и разделил их. И сказал царь бэлятен-гета Мамойе и дедж-азмачу Тасфа из Квары: «Пойдите и найдите, кто начал побоище!». И, пойдя, нашли они двух мужей из Заве, которые начали побоище, привели их и связали. Впоследствии помиловал их царь, ибо он — милостивец.

Глава 7. 29 якатита, в праздник господен, в первую субботу, после того как излил милосердие на джави, обратил царь свой лик вспять. Он поднялся из Фэцэбадиня и ночевал в Гудла, а азаж Вениамин был цараг джеданом[1012] вместе с [полками] Эльмана, Денса и меча. В воскресенье прибыл он в Дальма и вошел в дом держать совет с князьями, то бишь с гра-азмачем Хэляве Крестосом, пашой Гераклидом, баджерондом Вальда Гиоргисом, дедж-азмачем Иоанном, дедж-азмачем Амонией, банжерондом Павлом, баджерондом Вальда Леулем, эдугом[1013] Петром и другими из назначенных и смещенных. И сказал им царь: «Вениамин сказал мне, что лучше идти в Йебаба, а Тасфа Иясус сказал мне, [что лучше], придя в Годжам и перейдя [реку] у Гамад Бара, идти в Аринго. Вы же [скажите], что лучше из двух?». Князья же разделились: половина говорила «Аринго», а половина — «Йебаба». А царь сказал: «Мы прибудем в Робит и все узнаем».

В понедельник, который был началом [месяца] магабита, отправился царь из Дальма и ночевал в Годебе, что на границе между Дамотом и Годжамом, а во вторник прибыл он в Абазаж, [в место], называемое Гальтема. А когда не понравился ему дом для ночевки, вышел царь с немногими рабами своими и ночевал в Дангуле. Люди же стана ночевали там. В среду отправились князья и ночевали в Дангуле. А царь поднялся оттуда с немногим войском, ибо там путь пролегал по местам холодным, с градом, и ночевал в Карнавари, не встречаясь с князьями до Йебаба. В четверг поднялись князья и ночевали в Карнавари, а в пятницу — в Текель Денгия, а в первую субботу — в Яце Эцанат. И там украсил царь [воинов] басо и либан и людей Годжама. В воскресенье устроил царь дневку, а в понедельник отправились князья и ночевали в Колала, во вторник — в Йезате, в среду — в Шена. В этот день ночевал царь в Цима, земле рождения своего, в доме бэлятен-гета Васан Сагада. И обошел он всю Цима и возлюбил ее, ибо там он возрос. В четверг 11 магабита[1014] прежде вошел в Йебаба царь, а потом вошли князья. Слава богу, доведшему нас до сей области! А вечером призвал царь князей, накормил их и напоил по обычаю, а в воскресенье устроил большой пир, где не было недостатка ни в чем для всех людей города.

Глава 8. В понедельник повелел царь князьям идти в Тамре с трубами своими и ружьями. Сам же он поднялся из Йебаба и ночевал в Кебране, во вторник — в Заге, в среду — в Сакалате и четверг провел там. В пятницу [ночевал царь] в Леджоме и там украсил азажа Вениамина украшениями прекрасными. В первую субботу ночевал он в Вандге, в воскресенье — в Денгель Баре, в понедельник — в Такуса, во вторник — в Джаджаба, в среду — в Балагабе. Князья же отправились в понедельник из Йебаба и ночевали в Эма Мэхэрэт, во вторник — в Тамре, в среду — в Джафджафа, в четверг — в Ценджуте, в пятницу — в Аба Гунда, в первую субботу — в Ход Габая, в воскресенье — в Кошешла, в понедельник — в Эмфразе, во вторник — в Вайна Араб, в среду — в Цада. В четверг отправился царь из Балагаба и вошел в Гондар; князья же вошли в тот же день. Коли сочтем мы дни от дня выступления из Гондара до дня возвращения в Гондар, то будет 70 дней. Какое благодарение можем мы вознести богу, ибо возвратил он нас в радости и даже шип не оцарапал нас? Царю нашему не было и часа ни горя, ни печали. До сего места довел я писание истории царя Бакаффы, когда приказал мне [царь], прежде чем дал мне должность цехафе-тээзаза[1015], как писал я историю царя Иясу, отца его, что произошла в земле Гибе, когда был я юн возрастом, ибо следовал я за ним [тогда в походе] от начала до конца. А потом назначил меня царь цехафе-тээзазом. Вот опишу я остальные события, что случились со времени прихода царя Бакаффы из похода на джави до времени, когда назначили меня цехафе-тээзазом. О времени же назначения своего я напишу в свой черед. И когда пришел царь Бакаффа в Гондар после похода на джави 25 магабита[1016], была радость великая во всем мире.

Глава 9. Начался [месяц] миязия в среду, а праздник пасхи был 19-го[1017].

Глава 10. Начался [месяц] генбот в пятницу. В этом месяце приказал царь [полкам] Веладж и Каниса расходиться по землям своим и не выходить из страны своей без приказа. И когда презрели Веладж слово царское, провозгласил он указ и сказал: «Пусть все люди [города], у кого будет найден [воин полка] Веладж в доме его, пеняют на себя и на жизнь свою!». Тогда вышли они из столицы, и пошли старшие рабы [Веладж], в Гажге, а Каниса — в Анцо. А причина всего этого дела в том, что они — рабы злые и свирепые, и нет различия между Веладж и бесами, и не щадили они никого, совершая притеснения. Одни из них совершали душегубство ради хлебца единого, другие забирали жен замужних, третьи похищали девство девиц, плачущих и рыдающих, на глазах матерей их. Сколько повествовать мне об этом? Злодейство их явно и ведомо всему миру. Даже на царя единожды взирали они с гордыней и превозношением сердца, а единожды покушались на него с мечами, и копьями, и палицами. И тогда советовались эти Веладж в Гажге и говорили меж собою: «Давайте пойдем в столицу царскую, и прольем кровь их, и сделаем что пожелаем!». И затем пошли они, как задумали.

Глава 11. Начался [месяц] сане в воскресенье. Когда услышал царь, что обнаглели Веладж и готовы войти в столицу, послал он Ляхена Мамо с войском его — [полком] Танкання, и нашел тот Веладж в Барча, одних конными, других пешими. Тогда 2 сане[1018] погубил их бог, да возвысится память его, рукою Танкання; и убили они их и уничтожили без остатка, а Каниса, которые были в Анцо, уничтожил азаж Вениамин с [полками] Эльмана и Денса по приказу царя; некоторых он привел связанными. А паша Адара, когда нашел в Такуса этих рабов, связал их и привел. И когда увидел царь связанных, то одних отправил в ссылку, а другим велел идти куда хотят, а некоторых помиловал, ибо он — милостивец. И в этом деле некого благодарить, кроме бога, да возвеличится имя его. Царя же славили мужи и жены, старцы и младенцы, вдовы и сироты, монахи островов и отшельники пустыней, иереи монастырей, слепцы и хромцы, ибо не было среди них никого, кто не был бы притеснен рукою Веладж. Слава богу, воздающему каждому по деяниям его, и подавшему царю могучему Бакаффе силу и победу, и исполнившему его даром праведности и благодати. 11 сане[1019] упокоилась вейзаро Ацка Денгель.

Глава 12. Начался [месяц] хамле во вторник. 2 хамле[1020] умер паша Вальда Гиоргис-колення и был погребен в Дабра Берхане. В этом месяце был смещен паша Гераклид и назначен паша Адара.

Глава 13. Начался [месяц] нехасе в четверг. С этого дня принял царь правило поста и не встречался с людьми до праздника успения [богородицы]. 23 нехасе[1021] упокоилась матерь царская Марьямавит, госпожа честная, искушенная в Писании, надежда священства и пристанище бедным, и была погребена в Дабра Берхане. И была печаль великая в столице, а сугубо тяжкой была печаль по матери для царя, ибо любил он ее сызмальства; и носил он одежду печали, то бишь каль[1022], до дня сороковин.

Глава 14. Начался [месяц] пагумен в первую субботу. И назначил [царь] пашу Гераклида азмачем Бегамедра и простился с ним. Царь пошел на остров, называемый Бергида, чтобы оплакивать матерь свою и себя самого.

Начался [месяц] маскарам в пятницу, год Иоанна-евангелиста, эпакта 4, от новолуния 26-й [день]. Пришел царь с Бергида и устроил по матери поминки дивные и удивительные, большие, нежели поминки всех цариц. 25 маскарама[1023], то бишь в сороковины по матери, украсил золотым обручьем[1024] благой царь-сердцевед Бакаффа писателя сей истории Синоду, когда преподнес тот ему свое сочинение «Забвение печалей»[1025].

Глава 15. Начался [месяц] тэкэмт в воскресенье. 12 тэкэмта[1026] упокоился государев духовник Кавстос, великий иерей; и когда прошло 9 часов, призвал царь авву Завальда Марьяма, настоятеля Магвинского, и воссел на престол царский в срединной башне, и поведал ему, что желает сочетаться [браком] по закону. И собрались иереи, священники и диаконы со свечами, кадильницами и крестами. А затем привел царь Авальда Негест, прекрасную видом и сияющую ликом; крепость и сила — одежда ее (Притч. 31, 25); и посадил ее царь на престол царства, что близ него напротив. И когда свершили иереи весь чин брачный и прочли «Книгу венчальную»[1027], облекли одним одеянием белым царя и царицу и заставили взяться за руки. И затем сказал царь иереям: «Кто возложит венец на главу ее?». И сказали иереи: «Царь возложит, как возлагает он всегда венец царства на главу эччеге». Тогда окружил ее царь кисеей, когда они вдвоем сидели на двух престолах, и возложил на главу ее венец из каменьев драгоценных. И тогда встала она с престола с венцом, то бишь короной, на главе и пошла пешком до дома государыни под звуки труб и рогов; и не упустили ничего из чина царского. И, войдя, воссела она на престол по чину для царицы. И принесли всякие кушанья из дома царского, и вечеряла она, угощаясь до полуночи. А в полночь захворала она болезнью тяжкой, и упокоилась 30 тэкэмта[1028], и была погребена в Дабра Берхане близ матери его святой. И устроил царь по ней поминки, как поминки по всем царицам.

Глава 16. Начался хедар во вторник. Послал дедж азмач Гераклид к царю, говоря: «Пришли мне, о царь, полк в помощь, ибо вышли галласы без числа». И тогда приказал царь битвададу Ираклию идти в Бегамедр с опытными воинами 8 хедара[1029]. И пошли все туда, где был дедж-азмач Гераклид, а когда нашли галласов, то возвратились скоро в этом же месяце. А паша Адара оставался там, где болел, и, придя в Гондар, умер 27 хедара[1030] и был погребен в Каха.

Глава 17. Начался тахсас в четверг, а четверг был праздником рождества.

Глава 18. Начался тэр в первую субботу. 7 тэра[1031] умер азаж Арсе и был погребен в Азазо. 21 тэра[1032] был назначен магаби[1033] Вальда Хаварьят цехафе-тээзазом совместно с должностью главы [церкви] святого Руфаила. И в этот день сказал царь Синоде: «Пришли мне надежного человека [на твое место], чтобы дал я тебе [другую] должность, какую пожелаешь?». И сказал [Синода]: «Прекрасно слово царское, но нет у меня другого [человека]; надежный — это я: суди сам!»[1034]. И тогда сказал царь: «Даю тебе должность [главы церкви] святого Михаила в чертоге царском; завтра примешь присягу!». И не дошла эта тайна ни до кого, пока не была открыта во время свое, ибо разяща речь царская, как пламя огненное.

Глава 19. Начался якатит в понедельник. 13 якатита[1035] назначил царь Амха Иясуса главою стана и азмачем Бегамедра и рассмотрел тяжбу меж битвададом Ираклием и бэлятен-гета Мамойе и помирил их.

Глава 20. Начался магабит в среду. 10-го[1036] упокоилась вейзаро Сабане, сестра царская. А 12 магабита в праздник Горы Масличной и праздник Михаила-архангела[1037] назначил [царь] Синоду малака ганнатом[1038] на 50-й день после того, как обещал. И в этом месяце простился царь с Амха Иясусом, [велев] идти в Бегамедр. В этом месяце упокоилась вейзаро Беслантия, сестра царская. 26 магабита[1039] смещен был эччеге Такла Хайманот, когда пожаловались на него люди монастырские; и прежде не хотел его царь, а когда пришло время, было смещение его по воле царской.

Глава 21. Начался миязия в пятницу. 10-го[1040] был праздник пасхи. А 22 миязия приказал царь лика маквасу Габра Леулю привести эччеге Иоанна из Азазо, а 27 миязия назначили эччеге Иоанна по обычаю отцов.

Глава 22. Начался генбот в воскресенье. В этом месяце вошла тоска в сердца всех людей из-за беззаконий Амха Иясуса.

Глава 23. Начался сане во вторник. В этом месяце свершилась для великого царя Бакаффы великая сила от великого, бога, силою великого. А причина в том, что разнесся в городе такой слух, что гласил: «Пойдет царь в Валькайт». С этой надеждою вошел в столицу самозванец, и спрятался в доме азажа Зара Сиона, и начал соблазнять людей, говоря: «Вот воцарюсь я, ибо пришло время моего царствия, и дам вам должности, и должность такого-то дам такому-то». И так собралось у него много людей, в особенности же дружинников Мамойе, и они договорились с дружинниками дома царского, что отопрут те двери сокровищницы, где находится царский венец, вечером. Ибо не было тогда [там] царя и ночевал он в Цада. И призвал этот самозванец Курфада Мамо и сказал ему: «Присоединяйся к царствию моему, ибо весь город за меня и со мною все князья, и я тебе дам должность великую!». И сказал Курфад Мамо: «Как возможно такое трудное дело?». И сказал самозванец: «Знаю я, что возможно мне царствовать». И вышел Курфад Мамо, когда тот думал, что согласился он, и поведал все бэлятен-гета Мамойе. Тогда поспешил Мамойе, выбрал людей крепких и сказал Курфаду Мамо: «Иди с этими мужами и схвати самозванца!». И пошли эти мужи и нашли его там, где он прятался. А этот самозванец противостоял им с палками и топорами, но отдал его бог в руки их. Схватили они его, и привели, а вместе с ним Кэмоне Хэзкияса, и ввели в дом Мамойе 12-го сане[1041], в праздник святого Михаила. О могучий царь Бакаффа! Какое благодарение воздать богу за все, что сотворил он тебе? То послал он тебе ангела светлого Михаила, который помог тебе, то посетил тебя сам господь, как посещает он святых своих. Отныне подобает тебе сказать: «Господь — свет мой и спасение мое: кого мне бояться? (Пс. 26, 1). Лучше уповать на господа, нежели надеяться на человека (Пс. 117, 8). Все народы окружили меня, но именем господним я низложил их (Пс. 117, 10). Сильно толкнули меня, чтоб я упал, но господь поддержал меня. Господь — сила моя и песнь (Пс. 117, 13-14)».

Глава 24. Возвращусь же я к повествованию моему. Тогда было великое ликование в доме Мамойе, многие клики и пляски на всей городской площади, и была великая радость, как в день воцарения царя Бакаффы. А наутро пришел царь из Цада во дворец свой, и тогда призвал он самозванца, и сказал ему царь: «Кто ты и каково твое имя?». И сказал он: «Я сын государя Иакова[1042], а имя мне — Езекия». И сказал ему царь: «Как ты пришел сюда?». И сказал самозванец: «Я пришел воцариться по своей воле». И расспросил его [царь] обо всем: как жил он и как воспитывался. Этот же самозванец не скрывал всех своих тайн и назвал имена тех, кто за него, от великих до малых. И привел он свидетельства против себя, заслуживающие смерти. И тогда связали, кого нашли, от преступников до тех, чьи имена я упомянул в свое время. И нашли грамотку в руках самозванца, где были перечислены имена дружинников, что служили ему. И в день единый собрал царь четырех заседателей[1043], и четырех азажей справа и слева[1044], и всех князей поставленных и смещенных. И судили они и обвиняли те, кто всегда обвиняет связанных беззаконников. И признали они все грехи свои без свидетелей, и говорили все: «Да, присягнули мы и были заодно с этим самозванцем». Тогда расспрашивали самозванца и говорили: «Правда ли пришел ты сюда, чтобы царствовать?». И сказал он им: «Да, я пришел, чтобы воцариться и взять царство отца моего, ибо отец царя, Сисинний[1045], забрал царство отца моего, государя Иакова. Что на солнце входит, на дожде выходит[1046] — не так ли?». И выслушав, и рассудив его дело, присудили его к смерти и сказали: «Подобает, подобает ему смерть позорная! И те беззаконники, что присоединились к нему, да умрут смертью жестокой!». И этот приговор принесли царю. И выслушал царь этот приговор им смертный, но сжалился над ними мягкосердечный Бакаффа и сказал: «Да не умрет самозванец, но пусть отрубят ему руки!»[1047]. И когда отрубили ему руки, умер этот самозванец 21 сане[1048], ибо не помиловал его царь небесный, когда помиловал царь земной[1049].

25 сане приказал царь пронзить копьем этих беззаконников, и к вечеру пронзили их на Адабабае[1050]; и вот имена тех, что был убит в этот день: Вальда Гиоргис, сын Дабра Сиона; Иосиф, агафари[1051] Вагде; Вальда Габриэль, служитель сокровищницы; Кэмоне Хэзкияс; Марьям Вадад; Завальда Марьям. А из дружинников Мамойе — Кефле, За-Манфас Кеддус, Амония, Фэса Гиоргис, Синту, Клавдий. Были такие из тех, кто присоединился к самозванцу, что бежали и спаслись; это Таботе, брат Вальда Гиоргиса, Комит Мадаре, Илия, Цафи Демьянос и многие, чьих имен мы не упоминаем. А Курфаду Мамо дал царь должность асалафи[1052] и пожаловал ему золотые обручья на ногу и на руку, ибо тот был предан. 27 сане сместил царь битвадада Ираклия и повелел ему не жить в городе, но уйти и жить в деревне. И назначил он Тасфа Иясуса начальником своего войска и ввел его в дом и во владение имуществом Ираклия. Лигабу же Давида и фитаурари Начо заточили и послали туда, где плач и скрежет зубов (Матф. 8, 12). А одному из чародеев, по имени Фантаре Паулос, и обольстителю Йемане царь приказал отрезать руки и языки 12 хамле[1053]. Йемане умер тотчас, а Фантаре Паулоса продержали зиму на Адабабае без крова, а потом смилостивился царь и отпустил домой. Притеснения же Бакаффы не кончаются.

Глава 25. 25 хамле[1054] пошел царь на остров, называемый Бергида, и туда пришел дружинник Амха Иясуса и отрицал [слова] Мамойе, [говоря], что нет вины на господине его. И говорил он: «Пусть свяжет меня царь здесь и пошлет другого гонца к нему и, если он не придет, пусть зарубят меня мечом!». И сказал царь: «Не буду я связывать тебя, иди и скажи господину твоему: приходи скоро, а если не придешь, будет явно преступление твое!» — и установил ему день прихода. И пошел дружинник его, а тот утвердился в беззаконии своем. И когда пришел день [назначенный], связал [царь] Яреда, сына [Амха Иясуса]: если все это дело окажется ложным, чтобы освободить его, а если будет доказано беззаконие отца его, чтобы снова заточить его. И сместил царь Амха Иясуса и назначил Ефрема азмачем Бегамедра после того, как пришел с Бергида и завершил успенский пост по большому правилу [поста]. 27 нехасе[1055] послал царь в Аринго дедж-азмача Ефрема, бэлятен-гета Мамойе, пашу Мээнама и фитаурари Габра Медхина.

Глава 26. Начался маскарам в первую субботу, [год] евангелиста Матфея, эпакта 15, от новолуния день 15-й. Когда услышал царь о волнении в Аринго из-за прихода Амха Иясуса, то поднялся царь из Гондара 7 маскарама[1056] в пятницу и обычными переходами прибыл в Аринго, куда прежде послал дедж-азмача Ефрема и бэлятен-гета Мамойе. А дедж-азмач Дагас из Годжама вместе с басо шел другой дорогой.

ИСТОРИЯ ЦАРЯ ЦАРЕЙ МАСИХ САГАДА, РАБА ЦАРЯ ЦАРЕЙ БОГА, ТРОИЧНОГО И ЕДИНОГО

О владычица пресвятая и блаженная, дева Мария-богородица! Тебя укрепляет отец, от тебя воплотился сын, и тебя освятил дух святой, и нет на тебе скверны от сотворения твоего. О сосуд чистый, честь всего мира, свет негасимый, святилище нерушимое, жезл веры несгибаемый! Скоро входит прошение всякого в уши твои, и не стоит страж во вратах твоих, дабы говорить приходящему к тебе: «Не найдешь ты владычицы нашей, ибо [сейчас] время сна, а не то — время пищи и пития», но открыты врата твои во всякое время входящему и выходящему ногами помышления духовного. Ты не отговариваешься днем зноем дневным, а ночью холодом ночным, ибо твой обычай — сострадание плоти и душе человека и до скота, как видели мы, что напоила ты водою жаждущего пса[1057], благоволи мне поведать немногое из изрядств и борений человеколюбивого царя нашего Бакаффы и благослови меня рукою твоею, как благословен был Ефрем, воспевший тебя «Похвалами» по числу дней [недели] — 7[1058]. Скажи святому сыну твоему Бакаффе[1059]: «Престол твой, Бакаффа, вовек; жезл правоты — жезл царства твоего» (ср. Пс. 44, 7). И еще скажи: «Не воссядет на престол твой другой, как на престол Ильдефонса[1060], (что написал книгу чудес твоих), и не облачится иной в одеяние царства твоего, кроме детей твоих и детей детей твоих, ибо всякий день посещаешь ты храм мой ногами любовными; раз ты насыпал золота к таботу[1061], освященному во имя мое, а раз украсил накидками и облачениями [священство] храма церкви моей и возводил церкви во имя мое». Воистину все это так; вот воздвиг он чудное здание круглое во имя твое, называемое Байбла, в земле Гулана, и послал туда дивный и чудный табот, весь окруженный зеркалами блестящими, и наделил иереев [этой церкви землями] в Агала. Еще воздвиг он табот, освященный во имя завета твоего, на острове Каламудж, и называл [церковь] Калмон, и украсил ее многими украшениями, и наделил священство ее [землями] в земле Була, ибо ты свела его с Вахни в день праздника завета твоего, распростерши для него облако. Отныне возвращаюсь я к повествованию моему, ибо не хватит ни чернил, ни пера, [чтобы описать] любовь меж тобою и меж возлюбленным твоим царем Бакаффой, о пречестная и всевышняя!

Это книга истории, что пишу я с тех пор, как возвел меня мудрый сердцевед царь Бакаффа на степень этой должности, то бишь цехафе-тээзаза, что не по достоинствам моим. А вот время и день [того, что описывается]: с воцарения силы сильных и гордости юношества Бакаффы на 4-й год, 2-й месяц и 7-й день, год Матфея-евангелиста, 24 хамле[1062], в воскресенье, кое есть храмовой праздник освящения церкви Троицы, поминовению коей — поклонение, в Дабра Берхане, вошел великий царь Бакаффа в тронный зал, то бишь Аддараш[1063], и воссел на престол, и облачился [в одежды], восхищающие очи. И вошли князья по чинам своим: одни сидели, а другие стояли. Тогда повелел царь Тасфа Иясусу, своему военачальнику, выйти к дверному порогу и называть по должностям тех, кто был назначен. А затем вошли они и приветствовали царя. Назначенными в этот день были: Синода и Димитрий — цехафе-тээзазами, Езекия — гра-азмачем и Вальда Хайманот — лика маквасом.

Глава 2. Начался нехасе в воскресенье. Завершил царь успенский пост правилом, как обучен был от ученого и мудрого отца своего Иясу, царя мира, ибо сын добрый делает дело отца своего добре, а сын злой позорит отца (Мих. 7, 6). И в этом месяце повелел царь под звуки рогов и сказал: «Слушай, слушай! Снаряжай людей дома твоего, ибо не знаешь страну, куда поведу я тебя!»[1064]. Сказал это царь потому, что жила в сердце его месть Ласте, и не давал он сна очам своим и веждам своим дремания (Пс. 131, 4), доколе не разорит Ласту. Еще в этот месяц восстали люди на кантибу[1065] Натанаэля и обратились к царю, говоря: «Погибла страна Дамбия от рук Натанаэля из-за «государевой меры»[1066], и берет он вместо одной вчетверо. Мы докажем тебе это». Тогда повелел царь Тасфа Иясусу быть судьей с четырьмя заседателями и заслушать их дело. И тогда призвал Тасфа Иясус заседателей, и азажей справа и слева, и всех князей, которые вершат суд. Тогда поставили обвиняющих справа, а Натанаэля слева, а было это в Мэдр Гэмб[1067]. А затем много обвиняли его и приводили свидетелей. Одни говорили, что брал он против «государевой меры» вдвое, а другие говорили, что втрое. И тогда приговорили все судьи по степеням своим от мала до велика, говоря: «Натанаэль достоин заточения, ибо это дело государственное». А после всех судил Тасфа Иясус, военачальник царя, ибо его чин битвадада — наибольший[1068]. Тогда решил Тасфа Иясус, и сказал: «Наш приговор таков же, но пошлем царю это решение наше, и далее пусть судит царь», и послал [к царю] одного из отроков своего дома. И прислал царь ответное послание, которое гласило: «Натанаэлю связать руки, но оставить жить в своем доме», а относительно Батре, который обвинял его, таково было решение царское: «Пусть идет Батре [к себе] в Каха, и его не связывать». А на другой день помиловал царь Натанаэля и освободил под поручительство, пока не выплатит он свой долг, к которому приговорили его судьи по степеням своим. Степени же судей совета описаны азажем Вальда Тансаэ, мудрым и искушенным в законах, согласно книге истории, и [книге] «Слава царей»[1069], и тому, что написали прежние отцы во времена государя Малак Сагада[1070].

Глава 3. Поперед всех подает свой совет тысяченачальник полка Дель, за ним тысяченачальники полков, стоящих в городе, по чинам своим и степеням, за ними — дедж-азмач, за ним — лика маквас, за ним — баала хамбаль рас[1071], за ним — баджеронд «Дома льва»[1072], за ним — баджеронд тронного зала[1073], за ним — нагадрас, который имеет право на седалище с локотниками[1074], за ним — фитаурари, за ним — гра-азмач, за ним — кень-азмач, за ним — тэкакэн бэлятен-гета[1075], за ним — жандараба азаж[1076], за ним — таресамба азаж[1077], за ним — четыре азажа правых и левых[1078], за ними — два цехафе-тээзаза, за ними — вуст-азаж, то бишь рак-масара[1079], за ним — паша, ибо он — дедж-азмач, за ним — цахафалам Дамота[1080], ибо Дамот — первая [область], выставляющая полки изо всех [областей], выставляющих полки[1081], за ним — нагаш Годжама[1082], ибо он — начальник начальников, за ним — цахафалам Амхары, ибо он — патриарх[1083], за ним — азмач Бегамедра[1084], ибо он — протопоп Варвара[1085], за ним — агафари Самена[1086], ибо прежде был Алам Сагад до восшествия на престол агафари Самена[1087], за ним — маконен Тигрэ[1088], ибо он — нэбура-эд Аксума[1089], за ним — нэбура-эд Аксума, за ним — акабэ-саат, за ним — талалак бэлятен-гета[1090], за ним — рас, то бишь бехт-вадад[1091]. А должность бехт-вадада прежде была не единственной, но раньше было два сановника в должности бехт-вадада: [бехт-вадад] справа и слева. А после всех советует и приговаривает царь слово окончательное и решающее. Такой устав закона нашел я посреди четвертой тетради[1092] истории царствования боголюбивого праведника и сына праведника, помазанника нашего Иясу, и описал я этот [устав закона] тогда, когда пришло удобное время для [такого] описания.

Глава 4. Обращусь я к прежнему повествованию своему. Когда завершилось дело Натанаэля, сотворил царь Бакаффа деяние благое и милостивое для страны своей и провозгласил под звуки рогов: «Отныне да не превышает «мера государева» одной мадга[1093] больше, чем на горсть или пясть, а того, кто преступит слово мое, я накажу мечом своим!». А писцам и надзирателям [за сбором податей] он установил их долю. И в этом месяце нехасе пришли в город Арсе [родом из] Дэбко и Димитрий, которые были прежде с Амха Иясусом, ибо помиловал их царь по своей милости обычной.

Глава 5. Начался [месяц] пагумен во вторник. 3 пагумена[1094] устроил царь пир для иереев ради праздника святого Руфаила, ангела милости, [церковь] которого он воздвиг поблизости [от своего дворца], дабы подавал он ему силу и помощь. Завершился год Матфея. Благодарение богу, завершившему его в здравии и подавшему царю нашему Бакаффе силу и победу над врагами в этот год.

Глава 6. Начался маскарам в воскресенье [года] Марка-евангелиста, эпакта 26, от новолуния 4. Восстань, о Марк-евангелист, и помоги царю Бакаффе, что быстрее орла и сильнее льва (ср. II Книга царств 1, 23), ибо идет он в область вражескую, и доведи его до года Луки-евангелиста в здравии. 14 маскарама[1095] назначил царь Арсе [родом из] Дер Магач на должность кантибы[1096], Ефрема — на должность эдуга, а За-Гиоргиса, брата азажа Вальда Гиоргиса, — на должность азажа. А на другой день он назначил баджеронда Мамо на должность гра-азмача Езекии, а гра-азмача Езекию — на должность баджеронда Мамо, ибо обычай царский — кого хочет назначать, а кого хочет смещать[1097]. В эти дни отдал царь распоряжения по своему дому [на то время, когда] он будет в походе на Ласту, ибо обычай его — устраивать дом свой. Он приказал разбить палатки многие и привести мулов, называемых «саблями»[1098], чтобы везти на них одеяния царские и всю утварь по чину дома царского. Одни везли хлеб разный, различные меды, масло кунжутное и коровье без счету. Он приказал гнать много дойных коров для творога, и простокваши, и свежего масла, чтобы не было недостатка, чего бы он ни пожелал; много было тучных тельцов, которых резали по дороге, а медовухи и арака[1099] было без числа. Он одел всех нагих в доме и вне его и запас провизии на много дней, ибо сердце благого Бакаффы не страшилось давать, а глаз не любил убожества. А еще он раздал много золота, без числа, всем церквам, что были в столице его, соразмерно, ибо таков обычай его всегдашний. Но да не заподозрят читающие эту историю, что начал я то, что не могу завершить, — устроение дома мудрого и разумного царя Бакаффы, да возвысится память его и да расширится царство его. Аминь.

Глава 7. История царя царей Масих Сагада, что была во втором походе его на Ласту, как видел я и описал. Могущество и величие подобает царствию твоему, боже наш, помазавший святого Бакаффу! О милостивец, осияй сердце мое светом разума твоего, дабы написать мне немногое из истории его, благости и терпения царя царей Масих Сагада, сына Адьям Сагада-великомученика, сына Аэлаф Сагада праведночестного, сына Алам Сагада, сына Сэлтан Сагада. Сей сын своего времени, сын доблестного и доблестной, не утомлялся ногами, когда шел по спускам и подъемам, был умудрен сызмальства в Писании и делах ратных. Когда восседал он на коне, то не казалось, что скачет он на коне, но казалось, что на крыльях летит он. Да разве покоились бедра его в седле, когда видели мы, что скачет он по Ашава? Когда же брал он ружье и запаливал [порох] на полке, то попадал куда мыслил и хотел, ибо блестящи и радостны очи его, [более] чем от вина (ср. Быт. 49, 12). А еще дивны дела сего великого и грозного царя Бакаффы: ведал он, что на сердце у человека, и без того, чтобы спрашивали его, дает он желаемое, жалует должность желающему должности, без того, чтобы упоминали ему об этом или сказали. Раз оделял он золотом отчаявшегося в надежде своей и наделял вотчиной без того, чтобы его побуждали, и всегда насыщал всех туком тучным, и вином чистым, и хлебом мягким, и подливою вкусной.

Вот побуждает меня желание повествовать об изрядствах сего царя, более многочисленных, нежели изрядства царей — отцов его. Таков был обычай его всегдашний, что, когда приходило время трапезы, восседал царь на престоле своем украшенном. Тогда устраивали царскую трапезу в чертоге его, будь то Расге бет[1100], будь то Данказ гемб[1101], будь то Варк сакала или срединная Варк сакала[1102], будь то Молале гемб[1103] или Хадис шашена[1104], что была воздвигнута в этом месяце, разрисованная внутри и снаружи. И накрывают пред ним стол, что зовется «воеводою»[1105], и уставляют его разнообразными яствами, кои невозможно описать и не закончишь перечислять, а кончается все удивлением! А затем усаживает царь наш Бакаффа князей и сановников справа, а сестер своих и всех дщерей царского рода слева. А затем приближаются отроки дома и моют [всем] руки, чтобы есть ими кто что пожелает. А когда яства еще на устах, подают им вино чистое в чашах чистых. А когда все насытятся по желанию своему, то встают правые и левые, и тогда навешивают завесу чистую пред лицом царя, дабы не видел никто из плотских даже умывания рук его, ибо более велик сей Бакаффа, нежели цари царей прежние. А затем рассаживает он мужей и жен по местам их, и подают им мед кравчии каждому в чаше особой, а не передают [одну] чашу от одного к другому, [и так пьют] до полуночи или до петушиного крика. А за стол, что немного поодаль от лика царского, призывают старших воинов, что в подчинении у первых, и всех отроков военных. И им нет недостатка, чего бы они ни пожелали; они стоя пьют мед и выходят. А затем садятся те, кто носят щиты и носят ружья, а обилие яств все не уменьшается. А когда выходят они, собираются рабы и стражи дома и уносят остатки со стола, [завернув в полу] одежды своей. Еще, когда желает царь пить напитки, наливает ему виночерпий из кувшина фарфорового с горлом, отделанным золотом. Кравчий же, то бишь асалафи[1106], несет чашу царскую в правой руке, а в левой держит небольшую чашечку, и несут четыре мужа или три белый занавес, то бишь шелковый полог, и окружают они кравчего этим пологом, чтобы не видели его люди, покуда не явится он пред лицом царя. А явившись, асалафи отливает в эту небольшую чашечку, что у него в левой руке, и сначала пробует сам, а потом берет царь чашу из рук асалафи и отпускает его. Таково было нововведение мудрого царя Бакаффы, ибо он был остер разумом паче всех царей. Повествование о сем царе не скончать и многими речами, но оставляю я многословие и возвращаюсь к писанию истории.

Глава 8. В 7218 год [от сотворения] мира, 1718 год от рождества Христова, эпакта 26, от новолуния 4, в год Марка-евангелиста, на 4-й год, 4-й месяц и 16-й день от воцарения царя царей Бакаффы, мир над ним, 28 маскарама[1107], в первую субботу, поднялся царь царей Бакаффа из стана своего — Гондара, главы городов, в котором нет недостатка ни в чем, чего ни пожелаешь. Митрополиту же авве Христодулу и наставнику Дабра-Либаносскому авве Завальда Марьяму велел он не выходить из стана, дабы поминали они его в молитвах своих. Табот царской ризницы и [церкви] Иисусовой он оставил там, дабы иереи усердствовали в молениях, а баджеронду Езекии вверил венец царский. Акабэ-саат же Вальда Хаварьят не разлучился с царем. В этот день ночевал царь в Цада, а на следующий день, в воскресенье, устроил [там] дневку. На следующий день в понедельник, последний [день месяца] маскарама, повелел царь битвададу[1108] Тасфа Иясусу и князьям следовать за образом в терновом венце[1109] туда, где был венец царский, препоясав чресла по обычаю. И ночевали они в Вайнарабе. Во вторник, 1-й [день месяца] тэкэмта, отправились из Вайна Араба царь и князья и ночевали в Эмфразе, а в среду — в Амад Бар. Царь вошел в город мира [Гондар], а в первую субботу князья вошли в Аринго. 5 тэкэмта[1110] был устроен пир во дворце ради памяти царя нашего Иясу-мученика, запятнавшего одеяния свои кровью. 7 тэкэмта вошел царь наш Бакаффа в Аринго, а на следующий день накормил всех голодных по обычаю своему. 10 тэкэмта, в четверг, провозгласил царь под звуки рогов и сказал: «Пусть соберутся завтра все войска в Кетама, ибо хочу сделать смотр, то бишь сбор войску».

Глава 9. 12 тэкэмта, в праздник святого Михаила-архангела добросердечного, который хранил царей во времена их, в первую субботу поднялся царь наш Бакаффа из Аринго по уставу царства, сотрясая [землю шумом] труб и рогов, и обратил лик к Ласте, ибо таилась месть в сердце помазанника нашего еще с прежнего времени. Причиною же был один человек, гордый очами и надменный сердцем (Пс. 100, 5), по имени Амха Иясус, происходящий из рода ослов, сын диавола, враг праведности, превосходящий надменностью Сеннахирима, а превозношением — Голиафа. Царь назначил его главою стана и дедж-азмачем Бегамедра. И когда увидел сей наглый, что весь мир подчинен его власти, возжелал воссесть на престол господина своего, как дьявол возжелал воссесть на престол божий, ибо желание царства было в сердце его с давних времен. И чтобы соблазнить людей речью лживой, колдовской, сказал он: «Пришло время царствия моего», явил свое беззаконие открыто и отдал дочь свою за Губалу[1111]. И весь мир последовал за ним. И после того как терпел долгое время царь наш, милостивый, щедрый и терпеливый Бакаффа, разгневался в сердце своем и зарычал, как лев, львенок Бакаффа, и 7 маскарама[1112] поднялся царь из Гондара по уставу царскому. 4 тэкэмта[1113], когда он прятался в Гебцавите, пал этот беззаконник от руки одного воина, по имени Тавальда Хэцан. Вот сила божия, и вот плод почитания бога!

22 тэкэмта[1114], будучи в Качен амба, повелел царь князьям на всех путях их не устраивать сражений, а только грабить и жечь дома. А бэлятен-гета Мамойе устроил сражение без царской на то воли. И когда исполнилось сердце его трепета и страха Навалова (I Книга царств 25), то бежал он и возвратился, трясясь и дрожа, как от стужи. Некоторые говорили, что поверх панциря, сделанного из чистого золота, он надел овечью шкуру, чтобы не узнали его люди. И тогда осилили враги. А когда бежали они за Мамойе, наткнулись они на фитаурари Габра Медхина и убили его. В этот день было убито много людей, и посрамлены были все люди из-за Мамойе. Царь же печалился весьма и говорил в сердце своем: «Это не моим именем, а [именем] Мамойе, ибо сделал он то, что не приказывал я ему; да воздаст ему бог по деяниям его!». Вот написал я об этом не в свое время, так как тянется у меня речь к речи[1115], ибо подобает повествующему связывать речи.

Глава 10. Возвращусь же я к своему повествованию. В этот день, когда поднялся он из Аринго, ночевал царь в Кетама. А на следующий день, в воскресенье, устроил он дневку. И там провозгласил царь под звуки рогов и сказал: «Слушай, слушай! Никто да не идет поперед фитаурари и да не располагается на стоянку, покуда он не разобьет шатра своего!». И там приказал он князьям и вейзазерам[1116] возвратиться по областям своим, и тогда вернулся оставшийся государев духовник Эльфийос и те, кто следовал за ним до Агрита, побуждаемые им. А вечером устроил царь пир по обычаю своему. И посреди пира начали распрю паша Рэту и бальгада[1117] Такла Хайманот, ибо препирались они и прежде. Царь же стерпел, и там дал он меч бэлятен-гета Кучо. И еще сказал он цехафе-тээзазам Синоде и Димитрию: «А вы разве не возвращаетесь в Гондар?». И сказали они ему: «Как же возвращаться нам, когда мы летописцы!». И сказал он им: «Тогда скажите мне про все, что нам нужно [для похода], и я дам вам». Туда пришел дедж-азмач Мамо из Дамота и туда пришли Айо, Сэбэсте и Асахель, ибо помиловал их царь, чье имя — милостивый и щедрый. В понедельник отправился царь из Кетама и ночевал в Фарца в доме Исайи, а князья ночевали в Вадо Меда, во вторник — в [земле] Малятита, называемой Галагейень, в среду — в Шаншехо, в четверг — в Машаламья, в пятницу — в Гамчате. В этот день повесил дедж-азмач Лагас двух [воинов] из [полка] басо за злодейства их по воле царя[1118]. Царь же ночевал в Казаба. А в первую субботу прошли мы с большим трудом Чачахо и ночевали в Маукарья. Царь же прибыл в Агрит, и в эту область вошел дедж-азмач Ефрем и приветствовал царя. В воскресенье прибыли мы в Агрит, а в 9-м часу[1119] вошел царь в шатер и воссел на престол; и вошли князья и придворные, а [люди] куцр из галласов приветствовали [царя]. А вечером провозгласили слово указа — слово царское: «Завтра устраиваю смотр».

А в понедельник, в день праздника владычицы нашей святой приснодевы Марии-богородицы, разбили царский шатер на небольшом холме, и установили там престол честной, и расстелили там ковры блестящие, на которых были изображены львы и волки. И выехал царь на коне, и вошел в шатер, и воссел на престол. И были подле него акабэ-саат Вальда Хаварьят, и бэлятен-гета Васан Сагад, и гра-азмач Эльфийос. И усадил он князей и сановников справа и слева, и стояли те, кто носит ружья и щиты, и устроил он смотр всему войску стана, и смотрел на войска Дамота, и джави, и агау, на войска Годжама и басо. Как не счесть звезд небесных и песку морского, так не счесть войска могучего царя Бакаффы, мир над ним!

Во вторник отправились царь и князья из Агрита и ночевали в Гарагара. Проводником царским был гафатец Вальде от Агрита до Ласты и от Ласты до Гамбочата. В среду ночевали в Вакета, а в четверг — в Дэбко. А после того как расположился фитаурари в Гора на одной равнине, пришел с приказом [человек] от царя и сказал: «Поднимайся и располагайся там, где располагались мы в прошлом году». И сделал он, что приказано. Царь же вошел в дом Айо и пятницу провел там. А в первую субботу отправился царь оттуда, и расположился в Дабо Катама, и воскресенье провел там. А пополудни установили престол царский в одном шатре, и воссел [на него] царь, и пришли все князья и войско. Царь держал совет, что делать, и каждый говорил речи свои: джави, и люди Амхары, и все люди стана. Некоторые говорили: «Будем воевать Галасот, ибо они — беззаконники!». И тогда привели царю трех лжецов из Амхары и спросили одного из лжецов: «Ты чей сын?». И сказал он им: «Я сын государя Иакова». И сказали они: «Как исчисляются поколения твои и род твой?». И сказал он им: «Я происхожу от чресел государя Иакова, а родился я во времена государя Иоанна». Еще спросили другого: «А ты чей сын?». И сказал он им: «Я сын государя Иясу». И сказали ему: «Сколько времени с рождения твоего?». И сказал он им: «Двадцать». Тогда стала явной ложь их, и сказал слово царское глашатай[1120] — азаж Такла Хайманот — князьям: «Судите же, как сами слышали со слов их». И начал он судить и сказал: «Зачем нам свидетельства, ибо сами они свидетельствуют против себя? Они достойны смерти!». И к этому приговору присоединились все судьи. И когда принесли решение свое царю, помиловал он их, ибо сей царь наш Бакаффа мягкосердечен и имя ему — милостивый и щедрый. Он сказал: «Только, чтобы не повторялось этого, пусть отрежут им носы»[1121]. И стало так. А третьего, монаха, он отпустил, ибо не нашел за ним вины.

В понедельник отправился царь из Дабо Катама, и перешел [реку] Такказе, и прибыл в землю Ласты, по имени Галасот, [в место], называемое Зэбгаз. И когда спешился он с мула своего, сел на холме и спустя немного вошел в дом. И устроил он по обычаю своему пир дивный и изумительный, не хуже, чем в Гондаре. И вино было такое же, и накормил он нас весьма, и не было у нас недостатка ни в чем, чего бы мы ни пожелали. И там прислал к царю Губала, будучи в Эмакина и говоря: «Помилуй меня, о царь; я выплачу подать мою, и два престола, что забрал я от царя Адаля, пришлю тебе, и дочь Амха Иясуса, и все добро его пришлю я. И сына своего дам я заложником. Так образумлен Губала звуком твоим, о царь, ибо господь бог с тобою и никто не может противиться тебе!».

И, будучи в дороге, когда увидел царь, что жгут джави дома Галасота, послал он За-Габриэля, начальника медоваров, посмотреть все. Тот повиновался, возвратился быстро на коне, и сказал царь За-Габриэлю: «Как идут дела?». И сказал ему За-Габриэль: «Видел я, что все люди Галасота скрылись в пещере с детьми и женами своими, скотом и добром. Джави окружили их и убили из них троих, но не боятся те ружей». И тогда приказал царь дедж-азмачу Ефрему и дедж-азмачу Емана Абу и сказал: «Идите и стерегите врага, чтобы не убежал, а если найдете его, посылайте за мной завтра, а [сами] не поднимайте на него руку». И на рассвете во вторник, коей есть праздник господа нашего и спасителя Иисуса Христа, памяти его поклонение, послали к царю князья, говоря: «Здесь несчастные и гонимые [жители] Галасота; и объяли их страдания, как у женщины, что стенает в родах (ср. Пс. 47, 7)». И, услышав это, вышел царь, и спустился пешком, и велел погрузить трубы, и не трубить. И воссел он на мула, и развернули над ним зонтик, и препоясал он чресла свои боевым поясом, и следовало за ним войско. Он пошел, и прибыл ко входу той пещеры, и сел под зонтиком. И тогда возопили они, говоря: «Куда нам деваться? Если взойдем мы на небо или сойдем в бездну (ср. Рим. 10, 6-7), не спастись нам от руки Бакаффы!». И сказали они дедж-азмачу Ефрему: «Испроси нам прощение у царя и скажи так: «Помилуй нас, господин, ибо нам [пристало] прегрешение, а тебе — милосердие; согрешили мы, совершили бунт и беззаконие, не отмщай нам во глубинах земли»!». И, выслушав это, помиловал их царь и вывел из глубин. Они же, мужи и жены, явились пред ним, пляша, а один исполин, по имени Айя, пал царю в ноги с братьями своими. Так была одержана в этот день великая победа. И отдали этих изгнанников под начало Айданя. Затем воссел царь на мула и прибыл при трубных гласах на склон этого холма. Тогда подул стремительный ветер прямо на царя. И когда он увидел это, тотчас спешился с мула, и не достиг его ветер, ибо покрывала его милость господа нашего в день честной праздника его, а только смутил немного несших зонтик. Бэлятен-гета же Тасфа Иясус и азаж Вальда Гиоргис, спешившись с мулов, прибежали к царю. И в мгновение воссел царь на мула своего и вошел в чертог свой. Азаж Вальда Гиоргис прибыл пешком, поспешая пред ним.

В среду сказал царь под звуки рогов: «Не оставляйте хлеба в этой области; созрелый ешьте сами, а незрелым кормите животных!». И туда пришел Завальд, начальник Расге бет[1122], ибо приказал ему царь раньше на берегу Такказе сказать Губале: «Зачем ты поступаешь так? Нет у меня недостатка ни в людях, мне подчиненных, ни в конях для езды. Я труждаюсь ради имени. Ныне же, если подчиняешься, то подчиняйся, а если нет, чего хочешь?». И, услышав это, выказал Губала знаки подчинения своего и послал дочь Амха Иясуса с рабами ее и со всею ее утварью домашней. И с сыном своим, называемым Лебе, прислал подать. Еще преподнес он два престола прекрасных и прислал чаши для умывания и сосуды Амха Иясуса, чьего имени и поминать не подобает. И исполнилось желание царское в этот день, последний день тэкэмта[1123]. И держали совет князья и сказали царю: «Что нам в Ласте, раз исполнилось желание твое, о царь? Губала даже сына своего не пощадил (ср. Рим. 8, 32), не возвратиться ли нам в область нашу?». И сказал царь: «Ей, но дождемся Мамо, ибо он ушел далеко с джави воевать до области беззаконника Эльфийоса».

Глава 11. Начался хедар в четверг. В этот день приказал царь дедж-азмачу Ефрему и сказал ему: «Скажи Мамо, чтобы он возвращался, раз управлено царство наше и подчинилась нам вся Ласта». И сделал он, как было ему приказано. Дедж-азмача Мамо же много хвалили за порядок в доме его; не было такого из людей стана, кому бы он не дал телки. А джави возвратились со многими удами и добычей людей и скота, но, обеспокоили нас немного джави, когда отобрали одежду людей дома нашего под видом покупки. 2 хедара[1124] поворотил царь, назад и поднялся из Зэбгаза. Переходя реку Такказе, нашел царь воров, и отрезал им уши, и прибыл в Дабо Катама. А наутро в первую субботу собрались князья ко вратам царским на прием. А вечером, ибо знал царь, что проголодались они, послал он одного из отроков, по имени Вальда Микаэль, туда, где были битвадад Тасфа Иясус и дедж-азмач Мамо, азаж Вальда Гиоргис, азаж Такла Хайманот, азаж Синода, бэлятен-гета Кучо, баламбарас[1125] Хэляве Крестос, кень-азмач Касо, гра-азмач Мамо, дедж-азмач Рэту из Самена, паша Рэту, фитаурари Гера и все смещенные и назначенные, и сказал им: «Не пойдете ли поесть?». И сказали все дружно: «Это дело хорошее, о господин наш». И приказал царь приготовить столы в одном большом шатре и накормил их по обычаю своему. Еще сделал царь дело дивное и сжалился над сыном Губалы, и украсил его украшениями прекрасными с головы до ног, и сказал ему: «Возвращайся же к отцу твоему и приходи во время свое [с податью]». И отвел его Завальд и отдал отцу его с мечом и рогом носорога.

А затем отправился царь из Дабо Катама и прибыл в Дэбко. В воскресенье устроил царь дневку, разбирая дела. Туда прибыли вейзазеры встречать царя и приветствовали его во время обеда. В понедельник отправились князья из Дэбко и ночевали в Фентара, а другие называют ее Гульге. Царь же ночевал в Шеляге и устроил там дневку на следующий день. Во вторник отправились князья из Фентара и прибыли в Агрит. Царь же раздал много золота и одеяний [воинам] Годжама и басо. В среду отправились князья и ночевали в Маукарья. А царь поднялся оттуда, и прибыл в Агрит на коне, и вошел в шатер свой. И там приказал отрубить уши четырем ворам, которые украли его саблю в Макете. А люди Макета начали бунт, когда отдыхал царь в доме Анэсте, убив пять людей из [полка] Заве, не встречали царя, когда проходил он и возвращался, и не исправляли дороги. Макет был для Ласты местом укрытия добра их, и скота, и достояния, и потому пролил царь чашу гнева басо на Макет. Басо убили из людей Макета кого хотели и захватили весь скот их и женщин, и успокоилось сердце басо, ибо прежде пылало их сердце, ибо не снискали они добычи в Ласте, как джави, и завидовали друг другу джави и басо, и взирали друг на друга очами враждебными. В полдень вышел царь из Агрита и ночевал в Казаба, а в четверг — в Гамбочате. Там прислал Губала могучему царю Бакаффе большой рог, то бишь трубу, и барабан, который был вырван из рук За-Марьяма из Адабо в те времена, когда была разделена область во дни царя Сэлтан Сагада[1126], и книгу истории, и большой ковер, то бишь бэсат[1127]. Царь же не принял ковра, ибо не любил стяжания. Еще прислал Губала и сказал: «Я приду взглянуть на лик господина моего и облобызать ноги царя моего». Царь же отдал ему три селения и послал ему мула с разукрашенной сбруей, чтобы тот приходил быстрее. О подвиг, совершенный помазанником Бакаффой, какого не было от царя Сэлтан Сагада и доныне[1128]! А в пятницу поднялся царь из Гамбочата и ночевал в Шанчахо. В день первой субботы прибыл он в Фарца, и ночевал в Кетама, и провел там воскресенье и понедельник, ибо то был праздник Михаила, ангела милосердия, еже на благо людям послушным. В пятницу отправились князья из Гамбочата и ночевали в Машаламья, а в первую субботу ночевали на берегу [реки] Гологе, [в месте], называемом Тетра, в воскресенье — в Ценджана, а в понедельник прибыли в Кетама, по обычаю своему следуя за образом в терновом венце. Слава богу, приведшему нас до сего селения, так что и волос не пропал с головы нашей (ср. Деян. 27, 34)! Царю же нашему да подаст он жизнь долгую и суд чистый! Во вторник отправился царь из Кетама по уставу царства и вошел в Аринго. Благодарение богу, доведшему нас до сего часа! А вечером был дивный пир, который невозможно описать. В среду провозгласил от царя указ глашатай и сказал: «Каждый, у кого есть речь [к царю], пусть скажет Тасфа Иясусу, а если что имеет против него, пусть скажет доверенному своему, то бишь выборному полковому»[1129].

Глава 12. В полдень вышел царь один из Аринго, и пошел в град мира [Гондар], и повелел битвададу Тасфа Иясусу пребывать в Аринго с [наместниками] назначенными и смещенными, пока не возвратится он обратно в день назначенный. Царь же пребывал в граде мира 12 дней. И к нему пришли сановники церкви, которые молились в Гондаре, и приветствовали царя. И тогда повелел царь сановникам, и дедж-азмачу Эльфийосу из Квары, и акабэ-саату Вальда Хаварьяту принести в Гондар с великой честью образ в терновом венце господа нашего и спасителя Иисуса Христа и древо креста, обрызганного чистой кровью его[1130], которую он очистил весь мир от греха и приблизил к отцу своему тех, кто был удален от него из-за грехопадения Адамова. Иереи же встречали их с пением и гимнами по уставу царскому. Кантиба Арсе, азаж Ийосе, баджеронд Езекия и эдуг Ефрем взяли под звуки труб и внесли в чертог царский образ в терновом венце, ибо он был помощником в Ласте и спасением царю Бакаффе, мир над ним! Это было 29 тэкэмта[1131], в день праздника господа нашего, памяти его поклонение. А 27 хедара[1132], в понедельник, призвал царь тех князей, которых выбрал, из Аринго. И поднялся [царь] из града мира и ночевал в Карода, а во вторник — в Энфразе, в среду — в Мэнзэро, в четверг, в день праздника господа нашего, прибыл в Цада. А в пятницу была дневка. Завершился месяц хедар. Слава богу, доведшему нас до сего часа.

Глава 13. Начался месяц тахсас. В первую субботу поднялся царь из Цада, и встретили его иереи с песнопениями сладкими. Первыми встречали его иереи Азазо, вторыми — [церкви в] Дафача, третьими — [церкви] царской ризницы, четвертыми — [церкви] Иисусовой, пятыми — [церкви] отца нашего Такла Хайманота, шестыми — [церкви] святого Руфаила, седьмыми Дабра Берхана, восьмыми — [церкви] рождества [богородицы], девятыми — [церкви в] Адора, десятыми — [церкви] святого Михаила, что в чертоге царском, одиннадцатыми — [церкви] спасителя мира, и святого Георгия, и отца нашего Габра Манфас Кеддуса[1133], четырех животных[1134], и святого Гавриила — все вместе, двенадцатыми — [церкви] Ноева ковчега; тринадцатыми — [церкви] святого Михаила нижнего, четырнадцатыми — [церкви] Евстафия. С их песнопениями и с плясками женщин, что стояли по местам своим, вошел царь в город свой, то бишь в Гондар. И когда вошел он в чертог свой, посетила прекрасная мысль царя, мягкосердечного Бакаффу, искушенного в уразумении дел, нежного к голодным и жаждущим, как нежна кормилица с детьми своими (ср. I Фесс. 2, 7), испытующего сердца всех (ср. Пс. 138, 23-24), как бог, ибо он — бог по благодати [помазания] и не нуждается, чтобы говорили ему о нраве человека, ибо почиет на нем дар ведения. Когда же вразумлял он человека, то скоро и утешал вразумленного, как сказал Павел: «Вразумляй и утешай» (ср. I Фесс. 5, 14).

Тогда призвал он азажа Вальда Гиоргиса и сказал ему: «Созови всех сановников церкви, смещенных и поставленных», ибо не хотел он, чтобы уходили они голодными и жаждущими. И собрал азаж Вальда Гиоргис [сановников], как приказал ему царь, и тогда вошел царь в свой дом, «золотые палаты»[1135], и воссел на престол, и велел расставить столы по обычаю своему. О трапезе царской писал я немного в первой главе. И уставил он, как обычно, князей справа, а вейзазеров слева; иереям же поставил он различные яства постные на другом столе, ибо умел он разбираться в таких вещах и много угощал. А затем встали все иереи и вейзазеры, ибо поднесли ему воду для омовения рук. А когда убрали завесу омовения от лица царя, расселись все по местам своим. И иереев, коим не положено сидеть, усадил он и наполнял им [чаши] медом цеженым, пока не ушли они по воле своей. Кто подсказал царю всю эту благость? Разве не от его помышления изошла она без подсказки, как сказал я раньше? А что до порядка дома царского, то распоряжался в этот день в доме его азаж Ийосе, коему доверена от царя тайна покоев внутренних, и ему поручил царь [распоряжаться] всем имуществом своим, и принимать царя мог лишь он один за таким столом широким с подливами ароматными и мясом тучным. Ибо был он человеком, доверенным от царя, любящим бога, памяти коего поклонение. А 2 тахсаса[1136] упокоился эччеге За-Микаэль.

Глава 14. 5 тахсаса был царь, как обычно, в среднем дворце «золотые палаты», который окружен с одной стороны тронным залом, а с другой — Расге бет. Тогда сместил он Батре с его должности [наместника] Каха и назначил Гоше, а еще сместил он Такла Хайманота, тысяченачальника [полка] Танкання, и назначил на эту должность [тысяченачальника полка] Саля. А 6-го дня этого месяца был царь в этом доме благоуханном, то бишь «золотых палатах», а затем, приказав накрыть стол по обычаю, повелел провидец тайного и сын чудес Бакаффа цехафе-тээзазу Синоде и сказал: «Принеси книгу истории, что дописал ты до сего времени, и прочти пред людьми, чтобы услышали те, кто не слышал. Мы же видели ее в Аринго». Тогда сделал Синода, как приказал ему [царь], и читал среди князей и вейзазеров. И еще приказал [царь] присоединить ее к истории царей, отцов его, Аэлаф Сагада и Адьям Сагада.

Глава 15. А на следующий день спустился царь в Каха, а 11 тахсаса[1137] вышел царь из Каха. А когда вошел он в чертог царский, обнаружил одного человека — преступника слова царского. И призвал его царь и сказал ему: «Вошел ли ты в чертог мой, когда сказал я тебе не входить в город мой и жить в деревне?». И когда замерла речь на устах сего наглого, приказал царь отрубить ему ногу. И в мгновение сжалился царь и сказал: «Пусть не рубят», но поспешил палач[1138] и отрубил ее. Таков был обычай царя Бакаффы: до захода солнца утишать гнев свой (ср. Ефес. 4, 26), и близ гнева его пребывало многое милосердие его. 13 тахсаса справил он праздник ангела честного Руфаила-архангела во храме прекрасном церкви святой, которую возвел царь наш Бакаффа, и собрались там сановники церкви ради праздника и пели гимны и песнопения сладкие. А когда пришло время ужина, прислал [царь] хлебы, и подливы, и меда без числа, и коров тучных для иереев в дом начальника их, цехафе-тээзаза Димитрия, и накормил изобильно. Но в этот день в церкви святого Руфаила исполнял духовные стихи «троица»[1139] один лишь цехафе-тээзаз Синода и пел:

В этом месяце был назначен Батре на должность азажа Айо, а праздник рождества был в первую субботу.

Глава 16. Начался тэр. В этом месяце был назначен За-Габриэль на должность [начальника] Вахни. 7 тэра[1141] пришел из Аринго битвадад Тасфа Иясус со всеми князьями и вошел в Гондар. В этот день упокоился великий муж — бэлятен-гета Васан Сагад, брат отца матери царской, бог да упокоит душу его. 9 тэра пошел эччеге Завальда Марьям один в дом митрополита побеседовать обо всех делах тайных. И договорились они вдвоем обо всем, ибо собеседовали они два или три дня, как в прошлом году договорились между собою митрополит и эччеге Иоанн. А однажды пришло несколько монахов из Вальдеббы[1142], и встретились [они] с митрополитом и сказали митрополиту: «Вот доныне не поминаем мы имени твоего в литургии и в молитвах. Мы не допускаем служить иереев и диаконов, рукоположенных тобою, в церквах наших с тех пор, как сказали нам: отлична [вера] митрополита Христодула от [веры| митрополитов прежних, и иное провозглашал он на Адабабае, то бишь на площади, где провозглашаются указы». Ответил им митрополит и сказал монахам: «Истину говорю я, что не изменил я веры митрополитов аввы Синоды и аввы Марка. А доказательством сего, дабы поверили вы, [будет то], что приходили ко мне многие люди и говорили: «Дай нам новое рукоположение во священника и во диакона взамен того, что приняли мы от аввы Синоды и аввы Марка, и освяти нам второй раз табот, что освятили они, ибо не общники мы им в вере». Я же говорил им, что не подобает делать этого, как не подобает распинать сына божия. А когда искажали речь мою, одних я бичевал бичеваниями кнута веревочного, других поражал мечом отлучения, а на третьих налагал эпитимью тяжелую, ибо нет разделения меж мною и меж аввой Синодой и аввой Марком. Что же до того, что вывели меня на площадь указов[1143], то сказали мне обманом: «Коли не выйдешь ты, погибнут люди смертью и сам царь не уцелеет». И потому вышел я, но ничего не говорил. А что наклеветали на меня, то ведает бог, ибо не знал я тогда языка их[1144]. Мое же слово таково: порожденного от бога прежде мира породила святая дева Мария во плоти порождением естественным[1145] в последние дни. А порожденного Марией породил отец во божестве порождением естественным прежде мира. Он — бог, который стал человеком, и он — человек, который стал богом через соединение с божеством. И таким соединением крепким он — сын единый». И сказали монахи: «О отец наш, истинно слово твое, а как с помазанием?». И сказал им митрополит: «Помазанием стал Христос[1146]. С того времени, как пришел я от Массауа[1147], и доныне всегда говорил я спрашивающим: соединением сын единый, а помазанием стал Христос. Патриарх Египта и сановники Египта веруют так». И сказали монахи: «Это прекрасно, а как с теми, что говорят: «Помазанием стал божеством»?». И сказал им митрополит во гневе: «Говорить так — значит говорить, что божество умерло, ибо помазание присуще человечеству, а не божеству». И, услышав это, поклонились монахи в ноги митрополиту и сказали: «Помилуй нас, отец наш, и не поминай грехи наши прежние! Отныне будем мы призывать имя твое, как [велит] обычай, а людей, которых рукоположил ты во диакона и иерея, мы допустим, пусть служат в церкви». Митрополит же помиловал их, и благословил благословением неба и земли, и поведал им все, о чем говорил с эччеге Завальда Марьямом. И, откланявшись митрополиту, эти монахи пошли к эччеге, и поведали ему все, и сказали ему: «Возвратившись в страну нашу, допускать ли нам по слову твоему служить в церкви тех, кому воспрещали мы прежде?». И сказал он им: «Хорошо вы сказали, но сначала соберите отцов древних и поведайте им все это. И если захотят они, возвращайтесь ко мне и скажите, и я сделаю вам по желанию вашему». И послушались монахи и пошли в свою страну.

Глава 17. 1 тэра[1148] послал митрополит эдуга Ефрема к царю, говоря: «Спускаться ли мне завтра к [реке] Каха для свершения праздника крещения?»[1149]. И сказал царь: «Ей, пусть спускается митрополит, как он хочет». И еще послал царь митрополиту дивные украшения, то бишь бурнус [из ткани] сини[1150] с рубашкой и штанами ценою в 20 сиклей, сиклей священных (Лев. 5, 15). 11 тэра, в четверг, спустились к [реке] Каха митрополит Христодул и эччеге Завальда Марьям, чтобы свершить праздник крещения, а с ними были глава ученых Рабха Крестос, и цераг-масаре[1151] Мамо, и цехафе-тээзазы Синода и Димитрий, и все сановники церкви. Установили два престола — один престол для митрополита, а другой престол для эччеге. Они восседали один подле другого на престолах своих и благословили вместе ладан в единой кадильнице, ибо были едины во всем. Один из египтян, по имени Абуна Касис[1152], держал кадильницу и подносил ладан. И брали этот ладан митрополит и эччеге и клали в кадильницу. И когда совершили они различные молитвы, встал митрополит и прочел на языке геэз[1153] Евангелие от Матфея, где говорится: «В те дни приходит Иоанн Креститель» (Матф. 3, 1). И дивились все, видя и слыша, остроте разума митрополита, ибо никто не научался языку геэз изо всех митрополитов прежних, кроме сего митрополита[1154]. А после того как крестили они весь народ, встали митрополит и эччеге [с престолов своих]. Иереи же, свершив устав [исполнения] духовных стихов[1155], подняли табот Иисуса и провожали его все до храма. И, дойдя до врат церкви, разделились митрополит и эччеге, и пошел каждый своей дорогой с миром. А с таботом троицы [из церкви] Дабра Берхан справляли праздник крещения на [реке] Ангараб с иереями [этой церкви], малака берханатом[1156] Цахая Леда и главою ученых Мамо.

Глава 18. 12 тэра[1157] упокоился малака берханат Эльфийос, назначенный в храм рождества богородицы; бог да упокоит душу его. 21-го был назначен Ираклий на должность цедж-азажа[1158]. А 27-го [дня] сего месяца упокоился светоч мира и учитель веры авва Евстафий из Азазо; благовоние учения его благоухало во всем мире и было выше горных вершин; не было ему подобного среди иереев сего времени в толковании Писания ветхого и нового и святых отцов. 28 тэра[1159] вошел царь в тронный зал к вечеру и совершил поставление во маконены Тигрэ для Мамо, сына Габра Крестоса.

Глава 19. Начался якатит в среду. В этом месяце пришли монахи Вальдеббы, испрашивая прощение у царя для Аяна Эгзиэ; он его помиловал 7-го [дня] этого месяца[1160]. И провозгласил царь под звуки рогов и сказал: «Все, что получил Аяна Эгзиэ во времена отца моего, закрепляется за ним кроме земли наместничества его!». И сказал царь монахам: «Пусть придет Аяна Эгзиэ и приветствует, меня!». И, повинуясь приказу, пошел баджеронд Вальда Гиоргис с монахами привести Аяна Эгзиэ. В этот день вышел царь Бакаффа, устав дома коего прекрасен, чтобы идти на охоту, соблюдая устав дома по обычаю своему. И спустился к [церкви] рождества богородицы и вошел во храм, дабы прибегнуть ко святой и пречистой деве Марии, ибо она помогла ему и исполнила то, чего желало сердце его. И, выйдя, вошел он в дом дедж-азмача Ацме и ночевал там. На следующий день, в среду, коя есть конец поста ниневийского, поднялся царь из [области церкви] рождества богородицы и ночевал в Каркаре, а в четверг — в Валья. В пятницу поднялся он оттуда и прибыл в Варк Лабхо, и встретили царя монахи с благословениями, насколько способны, и ночевал он в Фучана, а в первую субботу — в Черкине. И по дороге резал царь тельцов, и кормил князей своих, и поил их медом цеженым всякий раз. Воскресенье провел он там, а в понедельник перешел реку Ангараб. В области, называемой Газрет, встретил он носорога мужеска пола. И встретились муж с мужем, и осилил мужественный Бакаффа-царь, и пронзил острым копьем, и убил носорога силою господа. Во вторник ночевал царь близ реки, называемой Сараква, и среду провел там. В этот день убил дедж-азмач Лагас носорога, как дал пример ему царь. В четверг повернул он и ночевал в Черкине, в пятницу — в Фучана, в субботу — в Валья, а в воскресенье — в Каркаре. 20 якатита[1161], кое есть начало поста, пошел царь в столицу. 28-го [дня] сего месяца упокоился абето Косте, сын раса Вальда Гиоргиса, и был погребен в Дабра Берхане под барабанный бой со знаменами. А 29-го привел баджеронд Вальда Гиоргис Аяна Эгзиэ, и тот приветствовал царя. Царь же отпустил его с миром в его страну.

Глава 20. Начался магабит в пятницу. 17-го [дня] сего месяца[1162] привела Губалу из Ласты власть сего царя, грозного и устрашающего Бакаффы, и дивились все видевшие, ибо пребывал тот мятежником в Эмакина 30 лет. Царь же добросердечный ввел его в дом свой в Каха и накрыл стол всем, чего ни пожелаешь. 19 магабита вошел царь в Аддараш и призвал Губалу из Каха, чтобы тот приветствовал его. И, войдя в Аддараш, склонился Губала пред царем, трепеща, и приветствовал его издалека, как все люди. И немного поговорил с ним царь, а затем вышел Губала и пошел в Каха. 22-го [дня] сего месяца пожаловал царь Губале шапку, и трем его сыновьям тоже, и препоясал его мечом, отделанным золотом. Удивительна доброта твоя, о царь Бакаффа! Нет другого немстительного, подобного тебе! Кто свершал столь удивительное для врага своего? Но бог да подаст тебе воздаяние для претерпевающих и даст тебе в наследие землю кротких, как сказано: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Матф. 5, 4). Возвращусь же я к повествованию моему. На другой день простился Губала с царем, чтобы идти в область, которую дал ему царь; он вошел в Эмакина по воле царя, и не противостояли люди Ласты Губале, ибо напугал их могучий и грозный царь, да возвеличится имя его, и разошлась слава великого царя Бакаффы по всему миру.

Глава 21. Начался миязия в воскресенье. 7 миязия[1163] вошел Такле, сын Вальде, в Гондар со многою податью и подарками без числа. И когда не смог Вальде прийти из Тигрэ, то выказал он так знак своего подчинения царю. Такова была воля царская. А на следующий день, в вербное воскресенье, когда пребывал царь в «золотых палатах» с князьями и вейзазерами на пиру, приветствовал царя сын Вальде.

Глава 22. 9 миязия, в понедельник, коей есть начало страстей господа нашего Иисуса Христа, поминовению коего поклонение, приказал царь повесить на Адабабае одного беззаконника и диавола, по имени Махтама Вальд. Не минул его суд божий, ибо много раз злоумышлял он против царя вместе с Амха Иясусом. Когда же умер Амха Иясус, и тогда не оставил своих старых злодеяний этот Махтама Сайтан[1164]. Ныне же подобает тебе, о царь, мудрый и красноречивый Бакаффа, сказать господу: «Ты унизил возвысившегося (ср. Лук. 14, 11), подобного этому убитому; ты сокрушил головы змиев (Пс. 73, 13)». О господин мой, Бакаффа! Все обнажено пред тобою (ср. Евр. 4, 13), а что замыслишь, в мгновение свершается тебе, и не спастись от тебя врагу твоему из-за рвения сердца твоего, ибо враг твой упреждает тебя, а не ты упреждаешь его.

Глава 23. Еще когда пребывал царь в «золотых палатах» за вечерней в канун вербного воскресенья, затеяли спор азаж Вальда Гиоргис, который был вуст-азажем, и чтец Псалтири Езекия, подчиненный цедж-азажу. И когда затянулось это дело, приказал царь Бакаффа Тасфа Иясусу, начальнику войск своих, быть им судьею. И в день понедельник созвал Тасфа Иясус четырех азажей и четырех заседателей справа и слева и приказал этим двоим высказать свои обвинения пред ними. И рассудил битвадад Тасфа Иясус, что достоин заточения азаж Вальда Гиоргис, и затем заточили его по слову царя.

Глава 24. 15 миязия[1165] был праздник пасхи, и приказал царь дать тельцов князьям, иереям и вейзазерам по закону, ибо всегда любил он благотворить всем. 26-го [дня] этого месяца[1166] вошел царь в тронный зал и, когда сжалился над Натанаэлем, назначил его на должность вуст-азажа, ибо ведал царь, что знает Натанаэль порядки дома его. О царь боголюбивый, Бакаффа, ты из праха поднимаешь бедного волею своею, из брения возвышаешь нищего пожеланием своим (ср. Пс. 112, 7)! Но да свершит тебе бог благодать свою, как начал [свершать]!

Глава 25. Начался генбот. 1-го[1167] спустился царь Бакаффа к [церкви] рождества богородицы и справил праздник владычицы нашей Марии, ибо любил ее, и прибегал к ней каждый месяц[1168], и по многой любви своей к ней возвел церковь ее близ Расге бет, дома царского и Аддараша, и обновил ограду ее разрушенную. 2 генбота умер кантиба Матфей, а 14 генбота сгорела огнем церковь святого Михаила, что в Фите[1169].

Глава 26. Начался сане. 24 сане[1170] устроил царь прием в Аддараше. Он сместил дедж-азмача Ефрема и назначил баламбараса[1171] Хэляве Крестоса азмачем Бегамедра, а бальдераса[1172] Айкаля — баламбарасом.

Глава 27. Начался хамле. В этот месяц был смещен дедж-азмач Рэту и назначен бальгада[1173] Такла Хайманот агафари Самена, а еще лика маквас Марк и Николай были назначены тысяченачальниками [полка] Танкання. 15 хамле[1174] назначил царь Бакаффа главу ученых Мамо малака берханатом Дабра Берхана, а малака берханата Цахая Леда — на должность [старосты] в [церковь] рождества богородицы и главою певчих[1175], а Симеона — [на должность] лигабы, 29 хамле[1176], в день праздника господня, поминовению коего поклонение, приказал царь бичевать на Адабабае тысяченачальника [полка] Саля 350 ударами кнута, ибо прежде выступили против него воины [полка] Танкання, обвиняли его и доказали все беззакония его. 30 хамле был смещен гра-азмач Мамо Кок Адань и поставлен на эту должность Мээнам.

Глава 28. Начался нехасе, и принял царь правило поста. А 6 нехасе[1177] упокоился азаж Синода, великий иерей, учитель детей царских, писатель истории [о походах] на Гибе, и джави, и Ласту, написавший книгу грамматики[1178], которая разошлась по всему миру. А еще написал он псалмы [в честь] государя Иясу, нового мученика. Но бог да упокоит душу его в лоне Авраама, Исаака и Иакова.

Глава 1. А потом писал сын его[1179] Кенфа Микаэль. 13 нехасе[1180], в день праздника Горы Фаворской, поднялся царь Бакаффа в Дабра Берхан и вошел в церковь. И, выйдя, встретился с малака берханатом Мамо, и расспросил о смерти Синоды, и много печалился, ибо любил его. 16 нехасе справил [царь] праздник успения владычицы нашей девы Марии и раздал тельцов князьям, вейзазерам и иереям. 23 нехасе пошел царь на [остров] Бергида с князьями, дабы осмотреть постройку корабля, который строили ремесленники, прибывшие из страны Египетской, именем Димитрий и Георгий, а помогали им в рукомесле Эсат Веладж и Анцач Мамо, а в совете — Ираклий, заведующий медушней, а также яствами и питием. О виде же корабля я поведаю после. О сила, свершающая для царя нашего Бакаффы то, что не свершалось для отцов его, царей, ибо сделан был ему корабль, и несли корабль воды [озера] Тана, которые не носили прежде [кораблей] из-за холодности своей[1181]; ныне же стали они теплые, как воды Массауа. Так же лишь для него были совершены дела дивные, то бишь покорение Ласты и подчинение Губалы, так что пришел тот с сыном своим в столицу его, Гондар, и склонился под ноги царю Бакаффе. А еще подчинился ему Вальде, не подчинявшийся прежде, так что взял дочь царскую в жены сыну своему.

Глава 2. Начался пагумен. 2 пагумена[1182] возвратился царь с [острова] Бергида в свою столицу Гондар в радости великой. 3 пагумена справил он праздник святого Руфаила под звуки рогов. Закончился год Марка-евангелиста, и богу слава во веки веков.

Глава 3. Начался маскарам [года] Луки-евангелиста, 7219 год [от сотворения] мира, эпакта 7, от новолуния 23-й [день], день Иоанна в понедельник. Подобает мне написать про корабль, как описал Ной в книге Еноха вид ковчега, как поведал ему бог и как описал Моисей строение скинии завета, что явил ему бог на горе Синайской в столпе облачном, и как описали пророки Израильские храм Соломона, царя премудрого, и дом его, сооруженный из [кедра] Ливанского и слоновой кости, и как написано про два корабля, которые он построил в Ецион-Гавере, чтобы привезти золото из Офира и одеяния драгоценные из Тира, города богатого Хирама, который жил 500 лет (ср. 2 Пар. 8, 17-18).

Глава 4. Вид его был таков: прежде всего была ось, что лежала в середине, длиною 20 локтей. А имя этой оси — «матка». И называется она так, ибо она собирает все доски корабля, как собирает наседка цыплят себе под крылья. А над этой осью был помост, как потолок в башне. В середине этот помост был [шириною] в 3 локтя, а дальше помост все сужался и сужался к корме и к носу. А по бокам помоста стоят стеною 29 досок справа и 29 досок слева и называются боками. А поверхность этих боков пригнана дощечка к дощечке, которые соединены по краям. И хотя дощечек много, они кажутся единой [поверхностью], так прилажены они, ибо умеют эти ремесленники прилаживать дерево к дереву, чтобы не проникло воды и капли единой в щель. А над этими боками и досками — 12 балок, а на них прочный потолок; а на нижней оси, по имени «матка», установлены два столба: один столб, что ближе к носу корабля, — короткий и не поднимается [высоко], а другой столб, что стоит посередине, — весьма высокий, и в отверстие, что в шее этого столба, [вставлена] поперек жердь, на которой висит парус. На этом парусе шесть колец медных, и было там шесть канатов, сплетенных прочно, и держали они всякое дерево корабля. А на вершине столба был стяг, куда приходил ветер и нес корабль к пристани, куда угодно. А этот стяг, если не хотят плыть, сворачивают и спускают вниз, а если хотят, то натягивают и поднимают, как говорит Лука-евангелист в книге Деяния апостолов: «И подняли они парус этого корабля» (ср. Деян. 27, 13, 27). На том закончено повествование о древе корабля.

Глава 5. А потом напишу я о конопачении, ибо весь корабль был заделан разной конопатью, как замазывается стена. Для конопачения ладана пошло, как праха земного, а кунжутного масла, как воды речной, а хлопка, как соломы, и всему этому неведомо количество. Но нижняя ось, и верхний потолок, и бока, доски, 12 балок, помост на этих балках и два столба стоящие — все скреплялось добром отборным, то бишь медью, годной на потребу человеку. А количество этой меди было на 200 сошников. Это называлось ковчегом, ибо это — обиталище, кораблем, ибо просторно, джельба, ибо легко, судном, ибо высоко. А все дерево было из дерева негниющего, то бишь дикой маслины. Конец кормы напоминал престол, а шея носа напоминала шею верблюда.

Глава 6. И когда спустился царь Бакаффа на [остров] Бергида со всеми князьями назначенными, то возрадовался, что хороша постройка.

Глава 7. 1 маскарама[1183] разгневался царь на Батре, когда тот отказался повиноваться, когда призвал его царь, под предлогом болезни, а посланцы нашли его здоровым. И вывели его из дома царя, бия по лицу, а еще ввели его, толкая, и заточили.

Глава 8. На другой день приказал царь битвададу Тасфа Иясусу собрать заседателей, и азажей, и всех наместников в боковых воротах, и поставили Батре посреди собрания, препоясанного вретищем, с веревками под чреслами и на коленях. И тогда обвинял его азаж Езекия, чтец Псалтири, по словам царя и представил свидетельства, что он лжец и похититель дома царства и что старался он околдовать царя и вопрошал волхвов и чародеев, а еще клеветал он царю на ближних его и на дочь единственную царскую речами лживыми. Все это доказал преданный Езекия.

Глава 9. И тогда решили судьи по степеням своим и сказали: «Достоин Батре смерти позорной». Царь же заключил его в дом заточения, где плач и скрежет зубов (Матф. 8, 12). 28 маскарама[1184] умер кантиба Арсе и был погребен в [церкви] рождества богородицы.

Глава 10. Начался тэкэмт. 3 тэкэмта[1185] умер лике[1186] Кефле. А 13 тэкэмта вошел царь в Аддараш для принятия даров, и тогда получил он 100 ковров и 500 унций золота, что прислал Вальде. Одни давали коней, другие давали ружья, и каждый давал [положенное] по уставу. 16 тэкэмта затеяли распрю паша Рэту и дедж-азмач Такла Хайманот по обычаю своему. И сказал паша Рэту Такла Хайманоту: «Доселе терпел я тебя и скрывал, что ты — сын царя Иясу. А ныне расскажу про все беззакония твои; а еще держал ты совет с бэлятеном внутренним[1187] и подбивал его, говоря: «Дам тебе ткани индийской, чтобы подал ты яду царю». И сказал Такла Хайманот: «Да оставя все прочее, кабы знал меня тот бэлятен, убил бы меня царь и не пощадил меня!». И на том поклялись они именем царским[1188]. Царь же Бакаффа был меж ними как примиритель и как отец милостивый, пред которым ссорятся два сына его, ибо не любил он погибели людской. А когда увеличилось смятение, приказал царь битвададу Тасфа Иясусу быть им судьею и заслушать речи их, собрав всех судей. И сделал тот, как приказано. И тогда поставил он Рэту справа, а дедж-азмача Такла Хайманота слева и призвал Рээса Каля — бэлятена внутреннего и спросил его, говоря: «Знаешь ты ли Такла Хайманота, давал он тебе ткань индийскую?». И сказал Рээса Каль: «Ей, знаю его, а ткани индийской он не давал мне, но сказал: «Дам тебе рубашку черную и штаны бурые». Еще призвал паша Рэту свидетелей и говорил им: «Знаете ли, что Такла Хайманот — сын царя Иясу и что говорил он: «Я воцарюсь»? А сверх этого знаете ли беззакония его прежние, как воцарил он самозванца в Ласте во времена царя Юста[1189], поставив самого себя на должность [его] бехт-вадада, а во времена царя Давида[1190], что убил он многих князей, будучи заодно с Вальде. Вальде же хотел воцарить его в Тигрэ, а он сказал: «В Тигрэ ли воцаряться мне как самозванцу? Нет, в Гондаре!».

И поднялись 11 свидетелей и сказали: «Знаем мы за ним все эти беззакония, и слышали мы слух, что называл он себя сыном царским». Один монах сказал: «Знаю все беззакония его, и сообщила мне мать его, что породила его от царя». Тогда свечерело, и осталось дело незаконченным. Такла Хайманота же связали и отдали дружинникам битвадада, ибо все связанные ночуют в доме судьи. Дружинникам же сказали крепко стеречь дом господина их. А наутро приказал царь Тасфа Иясусу собрать всех судей вчерашних в Мэдр Гемб, а еще собрать всех тысяченачальников полков вместе с агафари и сановниками церкви, и всех чад полковых[1191], и цехафе-тээзазов, и вейзазеров. И тогда сказали паше Рэту и дедж-азмачу Такле[1192]: «Ну, держите речи ваши!». Тогда прислал царь, говоря: «Все что решите, пришлите ко мне». И сказал паша Рэту: «Слушай речь мою и прими смерть по свидетельствам вчерашним, ибо ложно клялся ты именем царя!». И сказал Такла Хайманот: «Нечего мне препираться с тобою, но пусть убьет меня царь, коли знает мое преступление!». Это отослал Тасфа Иясус к царю. Царь же послал асалафи Вальде к Такла Хайманоту, говоря: «Так отказываешься ты [говорить]? Тогда слушай, что он скажет!». И тот согласился. И тогда обвинял его паша Рэту, как прежде, в деле Рээса Каля. Тот признал свой грех и сказал: «За это достоин я смерти, ибо солгал пред царем, и нечего ждать, пока осудят меня!». Судьи же сказали: «Кто признается устами своими, не найдет спасения от смерти! Мы осудили его, как он осудил себя сам!». А после всех вынес свой приговор битвадад Тасфа Иясус и отослал [приговор] царю. Царь же сказал: «Оставьте это и судите по обвинениям и свидетельствам!». Такла Хайманот же, услышав это, возрадовался и благословил царя, сказав: «Коли простил мне царь это прегрешение мое, я буду говорить, переночевав, а из свидетельств я [одни] принимаю, а [другие] отвергаю». Это послали к царю, и сказал царь: «Ночевать он пусть не ночует, но сегодня пусть отвечает на свидетельства, принимая их или отвергая». И тогда стал паша Рэту обвинять его, как прежде, и призвали свидетелей повторить [свои показания], и говорили они свои речи прежние. Такла Хайманот отверг все свидетельства под предлогом ненависти [к нему свидетелей] и сказал: «Кто [здесь] из людей Тигрэ, чью кровь бы я не пролил и чей дом бы не сжег огнем?». И тогда сказал паша Рэту князьям: «Судите по тому, как слышали из уст его, и по свидетельствам обо всех его беззакониях!». Тогда рассудили все судьи по степеням своим и сказали: «Достоин смерти Такла Хайманот». А баджеронд Вальда Гиоргис, и кень-азмач Петр, и Натанаэль, дружинник битвадада Тасфа Иясуса, стоявшего посредине как судья, рассудили, сказав: «Да не умрет он смертью по свидетельствам [свидетелей], которые говорят: «Мы слышали слух» — и которые [мстят] за кровь, но да будет он заточен!». И это сообщило собрание царю. И, услышав это, царь царей Масих Сагад пренебрег судом князей, ибо сам он разрушает мудрость премудрых и пренебрегает советом советников. Тогда открылась ему тайна сокрытая, то бишь решение в сердце князей, которые не додумались, и сказал он: «Так присудили вы к смерти по [словам] свидетелей, которые говорят: «Я слышал». Я же не сужу так, но пусть придет его мать из Тигрэ и пусть скажет правду под клятвою над плотью и кровью господа нашего Иисуса Христа, а потом я рассужу как рассужу». И снова сказал Такла Хайманоту царь: «Пошли к матери твоей, чтобы поспешила она прийти, и я пошлю [к ней] людей». И на том кончилось дело. Услышав [об этом], все люди столицы много славили царя царей Масих Сагада, ибо спас он Такла Хайманота от смерти, к которой приговорили его дважды.

Глава 11. Начался хедар. 27 хедара[1193] пришла из Тигрэ вейзаро Крестосавит, мать Такла Хайманота, по приказу царя в столицу. А вечером заточил царь кеманта[1194] Касо, и асалафи Габра Медхина, и стрельца Иоанна за злодейство, ему известное. А наутро 28 хедара приказал повесить их троих и одного самозванца, найденного в Делало; виселицы поставили на мясном базаре, чтобы видели все люди. В 9 часов находился царь в тронном зале со многим величием, и бросали тогда [пред царем] витязи Амхары и Бегамедра многие уды необрезанных, а дедж-азмач Вададже прислал много добычи, погрузив на коня, и на носилках, которые несли два юноши, через Цаби Макария. А из витязей [его] некоторые принесли добычу галласкую многую и одного царя [области] Валло с его шлемом. А из витязей Бегамедра одним был Айо из Дэбко, а другим — Айдань. И была добыча, как снопы хлеба пред царем, а копья, как лес, а щиты, как навоз. В это время назначил царь Хэляве Крестоса дедж-азмачем Самена, ибо приказал он ему прийти из Бегамедра, не желая быть от него в удалении, а желая, чтобы он пребывал в столице, охраняя вдов и сирот и выслушивая речи притесненных, ибо он человек благой, и сего Хэляве Крестоса люди посторонние хвалили за все его благодеяния. Еще сказал царь царей Масих Сагад: «О раб добрый! В малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего (Матф. 25, 21)». И еще назначил царь За-Габриэля, наместника Вахни, баджерондом Дома льва, Сэмура — гра-азмачем, а Комбе — азмачем Бегамедра.

Глава 12. Начался тахсас. 11 тахсаса[1195] собрал царь, как прежде, всех князей, сановников и азажей в Мэдр Гемб, чтобы допросить вейзаро Кэсосе[1196] о деле сына ее, Такле Хайманота, говоря: «Кто отец Такла Хайманота? От кого ты родила его?». И когда допрашивали ее по слову царя, отвечала она и говорила: «Прежде забрал меня дедж-азмач За-Марьям в Тигрэ, когда я была маленькой девочкой семи лет, и родила я от него трех сыновей других. А потом понесла я Такла Хайманота, и на 7-й месяц, как понесла я, привел меня За-Марьям и отправил в Бегамедр, и там родила я его. Через три месяца забрал он меня снова в Тигрэ, не заходя в столицу. В Тигрэ же родила я еще семь детей. А потом умер муж мой За-Марьям. Тогда вошла я в столицу, и знал меня царь Иясу, но в сердце царя была моя дочь». И тогда решили эгр заквани[1197] и тысяченачальники, говоря: «Нет вины на Такла Хайманоте!». А сановники, и азажи, и все старшие князья сказали так: «Коли сказала мать его: «Знал меня царь», то подобает ему изгнание!». Еще сказал паша Рэту: «Собери своих детей!». И сказал Такла Хайманот: «Как возможно мне собрать детей своих, будучи в заточении и не ведая, куда рассеялись они?». Об этом решили эгр заквани и тысяченачальники, говоря: «Не подобает заключенному собирать детей своих». А сановники, азажи и старшие князья решили, сказав: «Подобает ему собрать детей своих», И царь, выслушав это решение, сказал: «Завтра я решу что решу!».

Глава. 13 тахсаса справил царь царей Масих Сагад праздник святого Руфаила под звуки рогов. А еще вечером совершил он великое благодеяние из любви к святому Руфаилу, когда приготовили отроки дома его трапезу по приказу царя в «золотых палатах», и царь, не зная, что готов пир для иереев, приказал забрать свою трапезу и накормить ею иереев. 21 тахсаса[1198], в праздник владычицы нашей святой девы обоюду естеством Марии-богородицы, устроил царь прием в тронном зале и назначил Тасфа Иясуса кантибой, а Вальваджо[1199] дал должность [наместника] Вахни. Праздник рождества был в воскресенье.

Глава. Начался тэр. 8 тэра[1200] повелел царь указом и сказал: «Пусть все полки, что собираются к празднику крещения, остаются в областях своих и готовят провизию». 11 тэра, в праздник крещения, приказал царь гра-азмачу Сэмуру и баламбарасу Айкалю следовать за таботом [церкви] Иисусовой с полком Дэль[1201].