Египет в период экспедиции Бонапарта (1798-1801)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Хроника египетского летописца 'Абд ар-Рахмана ал-Джабарти “Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий” занимает особое место в ряду сочинений арабских историков. Автор ее был современником последних мамлюкских беев, пережил бурный, насыщенный событиями период военной экспедиции Бонапарта и был свидетелем первых пятнадцати лет деятельности Мухаммада 'Али. Постоянное стремление к исторической правде и педантичная добросовестность ал-Джабарти, который не только изо дня в день фиксировал все известные ему события, но заносил в свою летопись и разнообразные документы (воззвания и приказы властей, а также письма высокопоставленных лиц), позволяют нам рассматривать хронику ал-Джабарти как ценнейшее свидетельство современника и отнести ее к наиболее надежным и фундаментальным арабским источникам по истории Египта второй половины XVIII—начала XIX в.

'Абд ар-Рахман ал-Джабарти родился в Каире в 1754 г.[1]. По происхождению потомственный улем и преподаватель ал-Азхара он принадлежал к сословию высшего мусульманского духовенства. 'Абд ар-Рахман получил традиционное мусульманское образование: занимался дома под руководством отца и приходивших к отцу улемов, посещал начальную школу (а 11 лет будущий историк был уже “хафизом”, т. е. знал Коран наизусть), а позднее изучал в ал-Азхаре ханифитский толк мусульманского права.

В 1774 г. умер отец будущего летописца, оставив своему единственному наследнику крупное состояние: несколько домов (в Каире и Булаке), переданных в вакф земельных угодий, и илтизам, что позволило ал-Джабарти всецело посвятить себя научной деятельности.

Ал-Джабарти сумел довольно рано снискать себе в ал-Азхаре широкую известность ученого и преподавателя. Не случайно он был приглашен принять участие в написании биографии “выдающихся людей последних веков ислама”. Эта работа, по свидетельству самого ал-Джабарти, была предпринята после того, как один из высокопоставленных придворных султана пожаловался на упадок арабской письменности, вследствие которого нет человека, способного написать подробно историю ислама за последние столетия.

Впоследствии высокое общественное положение ал-Джабарти, принадлежавшего к богословской верхушке — главным шейхам ал-Азхара — побудило генерала Мену в последний период французской оккупации включить его в число семи постоянных членов “Египетского дивана” — совещательного органа, созданного французскими властями. Сведения о последних годах жизни историка, к сожалению, не вполне достоверны. Видимо, после изгнания французов и англичан из Египта ал-Джабарти вместе — с другими шейхами ал-Азхара способствовал назначению арнаутского военачальника Мухаммада 'Али египетским пашой (1805 г.). Однако в дальнейшем, возмущенный политикой Мухаммада 'Али по отношению к духовенству и другим слоям населения, историк сурово критиковал его деятельность в своей хронике, чем вызвал сильное недовольство властей. Ослепший, опальный, одинокий, потерявший детей (сын ал-Джабарти был убит в 1822 г. в Каире при таинственных обстоятельствах), историк умер около 1826 г.

Главные шейхи ал-Азхара, к числу которых относился ал-Джабарти, играли в политической жизни мамлюкского Египта значительную роль. Знатоки Корана, сведущие во всех богословских и юридических вопросах, они представляли собой единственную образованную часть египетского общества и пользовались большим авторитетом, среди всех слоев населения. В руках улемов находились суд, просвещение, организация хаджа и т. д. Эта своеобразная египетская “интеллигенция”, сознававшая себя хранительницей арабской культуры и связанная бесчисленными каналами со всехми слоями египетского общества, часто выступала в роли защитницы интересов египтян против грабительской политики чужеземцев (турок, мамлюков, французов и т. д.). При этом шейхи опирались не только на свой религиозный авторитет, но и на прочные экономические привилегии, которыми они обладали в качестве распорядителей вакуфного имущества. Однако 'в то же самое время верхушка азхарских улемов в соответствии с интересами господствующего сословия, к которому она принадлежала, во многом поддерживала власть иностранных правителей, помогала им держать в повиновении население страны. Эта двойственность позиции мусульманского духовенства во многом определила отношение ал-Джабарти к бурным событиям, которые он описывает. Поэтому, возмущаясь бесчинствами мамлюкских беев, турецкой военщины, французских завоевателей и аркаутско-черкесской придворной знати Мухаммада 'Али, открыто грабивших и разорявших страну, ал-Джабарти вместе с тем всякий раз, когда против иноземного господства поднималась волна народного возмущения, резко осуждал поведение “плебса” и всячески чернил действия вышедших из низших слоев общества народных вождей, если только эти действия не санкционировались верхушкой духовенства. Именно таким было отношение ал-Джабарти к магрибинцу Мавла-Мухаммаду, который не пожелал в период каирского восстания 1800 т. последовать совету азхарских шейхов и капитулировать, а, напротив, возглавил борьбу горожан против французов.

Из дошедших до нас произведений ал-Джабарти наибольшую ценность бесспорно представляет его историческая хроника. В арабской историографии XVI—XIX вв. едва ли можно найти какое-либо другое сочинение, которое могло бы сравниться с нею как по объему, так и по научному значению заключенного в ней материала.

Композиция хроники ал-Джабарти выдержана в традиционной форме средневековых арабских исторических сочинений. Автор начинает свой рассказ с короткого предисловия, в котором говорит о причинах, побудивших его взяться за написание хроники, высказывает свои соображения о значении исторической науки и перечисляет использованные им для этой работы источники.

Польза исторической науки, по мнению ал-Джабарти, заключается в ее назидательности, в том опыте, который люди приобретают в результате изучения событий прошлого и который помогает им избегать различных превратностей судьбы, погубивших ранее существовавшие народы, побуждает подражать хорошим примерам и избегать дурных поступков, а также учит презирать “бренную суетность” и стремиться к “вечному блаженству”.

В подкрепление своих мыслей ал-Джабарти ссылается на Коран: “Сам Аллах всевышний в своей священной книге рассказывает историю древних народов и при этом говорит, что эта история полна поучительными примерами для людей, наделенных разумом”[2].

Интерес к исторической науке является, по мнению ал-Джабарти, результатом естественного стремления человека узнать неизвестное. Вместе с тем он связан с желанием правителей познакомиться с жизнью и дятельностью их предшественников. Поэтому только правители и ученые могут проявлять интерес к истории. Такой взгляд на науку был результатом не только “аристократического” мировоззрения ал-Джабарти, но и следствием глубокого культурного упадка, наступившего в Египте при поздних мамлюках (XVII—XVIII вв.), и всеобщей неграмотности, делавших науку достоянием узкого круга лиц. “Со времени сотворения человека богом, — писал ал-Джабарти, — люди никогда не переставали изучать историю... Только нынешнее поколение относится к ней с пренебрежением, считая это пустым занятием и называя историю легендами древних народов. Я прощаю людям нашего времени это пренебрежение, ибо у них есть более важные дела и они не хотят погружаться в подобные изыскания”[3].

Давая определение предмету истории, ал-Джабарти отмечает, что в задачу исторической науки входит изучение истории возникновения и гибели различных стран и народов, описание их обрядов, обычаев и занятий и воссоздание истории ушедших поколений. История, по определению ал-Джабарти, охватывает многие области знания, включая в себя священные предания (хадисы) с комментариями к ним, правила чтения Корана, жизнеописания пророков, святых, сподвижников Мухаммада, улемов, поэтов, царей и султанов (ученых и поэтов прежде, чем царей и султанов!)[4]. Таким образом, ал-Джабарти очень широко представлял себе задачи исторической науки и включал в нее различные области богословия, филологии, географии и т. д.

После короткого введения ал-Джабарти переходит к изложению событий египетской истории. Свой рассказ он начинает с глубокой древности, вскользь упоминает о деятельности Мухаммада и первых халифов, очень кратко останавливается на завоевании Египта арабами и завершает свой беглый вступительный очерк самыми общими сведениями о завоевании Египта турками-османами и о деятельности первых турецких правителей. С 1099 года хиджры (1688 г. н. э.) ал-Джабарти начинает фиксировать события из года в год, причем с каждым годом их описание становится все более обстоятельным, пока не приобретает характера подробной летописи событий.

Ал-Джабарти был знаком с основными классическими трудами арабской историографии. Из них он черпал фактический материал для вступительной части хроники (до 1688 г.). У своих предшественников он, по-видимому, воспринял также некоторые приемы исторической критики и структуру летописи. Во введении приводится длинный перечень авторов и сочинений, с которыми ал-Джабарти ознакомился, приступая к написанию своего труда[5]. В этом перечне фигурирует и знаменитая “История пророков и царей” ат-Табари, и труды Ибн Халдуна, и “Некролог выдающихся людей” Ибн Халликана, и произведения историка и путешественника ал-Мас'уди. Особенно широко ал-Джабарти пользовался трудами египетских историков XV— XVI вв.: ал-Макризи, ал-'Айни, ас-'Сахави, ас-Суйути и др.

В соответствии с арабской средневековой летописной традицией ал-Джабарти строго придерживался хронологической последовательности фактов. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год вел он свою летопись, соблюдая при этом предельную точность в датировке каждого исторического события. В конце каждого года, а иногда и месяца автор делал краткий обзор наиболее важных событий истекшего периода. Описание каждого года заканчивалось серией некрологов, в которых рассказывалось о лицах, умерших в истекшем году, об их жизни, деятельности, интеллектуальных и нравственных достоинствах и т. д. Некрологи посвящались всем лицам, игравшим сколько-нибудь значительную роль в политической или культурной жизни страны: мамлюкским беям, выдающимся азхарским улемам, представителям крупного купечества, шейхам ремесленных и неремесленных цехов и корпораций и т. п. Удельный вес некрологов в сочинении столь велик, что некоторые исследователи (например, Макдональд) даже называли весь труд в целом “наполовину хроникой, наполовину некрологом”[6]. Эти некрологи представляют для историков особый интерес. Они позволяют ознакомиться с историей высокопоставленных египетских семейств на протяжении многих поколений и, опираясь на эти сведения, сделать ряд выводов о характере и структуре египетского общества в разные исторические периоды. Содержащиеся в некрологах бытовые детали вводят исследователя в самую гущу египетской жизни, знакомят с обычаями, занятиями и интересами различных слоев общества, дают возможность воссоздать картину быта египетской семьи.

Хроника ал-Джабарти изобилует разнообразными историческими и литературными отступлениями. Летопись событий часто неожиданно прерывается, уступая место описанию какого-либо занимательного происшествия, бытовой подробности, историческому экскурсу, биографической справке или цитате из Корана или хадисов. Ал-Джабарти включил в свою хронику множество поэтических отрывков, позаимствованных им как из произведений средневековых арабских классиков (например, ал-Мутанабби), так и из сочинений современных ему арабских, в первую очередь египетских, поэтов (ал-'Аттара и др.).

Содержащиеся в хронике поэтические отрывки, пока еще слабо изученные, могут оказаться ценным источником по истории египетской литературы конца XVII—начала XIX в. — времени, получившего условное название “Периода упадка”. Вместе с тем эти поэтические отрывки, написанные, как правило, “на тему дня”, представляют не только историко-литературный, но и чисто исторический интерес, так как позволяют выяснить отношение определенных слоев египетской “интеллигенции” к различным событиям внутренней жизни страны.

Наиболее интересной и важной частью хроники ал-Джабарти является третий том, посвященный событиям 1798—1805 гг. В настоящем издании публикуется перевод той части третьего тома хроники, который охватывает события 1798—1801 гг. и, таким образом, по существу представляет собой очерк историй Египта в период экспедиции Бонапарта.

Французской экспедиции в Египте посвящена обширная литература. Разнообразные, главным образом французские, источники весьма подробно освещают военную и дипломатическую сторону экспедиции и дают представление о политике французских властей по отношению к местному населению. К числу важнейших французских источников относится прежде всего изданная в 1858—1870 гг. переписка Наполеона[7]. В этом издании содержатся все приказы и распоряжения Бонапарта, написанные им личные и официальные письма, дипломатические донесения и воззвания, а также документы за подписью Бонапарта, составленные по его личному приказу начальником штаба Бертье. К периоду египетского похода относятся IV—VIII тома этого издания. Продолжением этого издания в известной мере служит собрание писем Клебера и Мену — ценный источник для изучения второго периода французской экспедиции (1800—1801 гг.)[8]. Известный интерес для характеристики деятельности французской армии в Египте представляют опубликованные в Лондоне в 1799 г.[9] письма французских офицеров и генералов во Францию, перехваченные сторожевыми судами английского флота в Средиземном море.

Документальные материалы, относящиеся к французской экспедиции в Египте, издавались неоднократно. Наиболее полным собранием отрывков из опубликованных и извлеченных из французских архивов документальных и мемуарных материалов, сопровождаемых вводными историческими статьями, является пятитомный труд Ляжонкьера[10].

Самая многочисленная группа источников — мемуары: дневники, воспоминания и записки участников экспедиции. Большинство высокопоставленных лиц, принимавших участие в “Восточном походе” Бонапарта, постаралось увековечить свои имена при помощи различных более или менее соответствующих действительности воспоминаний. В мемуарах, посвященных наполеоновской эпохе в целом, египетской экспедиции, как правило, уделялось значительное место. Мемуары писали наполеоновские генералы и офицеры, чиновники и ученые. Даже сам Наполеон не составил в этом отношении исключения и продиктовал в ссылке на о. Святой Елены свои воспоминания о египетском походе[11]. Имеются мемуары Бертье[12], Ренье[13], Бейара[14], Мармона[15], Девернуа[16], Догеро[17], Руссильона[18], Савари (герцога Ровиго)[19], Вилье дю Терража[20], Жофруа Сент-Илера[21] и др. Ученые, принимавшие участие в походе, составили подробное и всестороннее описание Египта, опуликованное позднее в виде многотомного труда “Description de l'Egypte”[22]. Многие английские офицеры — Уолс[23], Уилсон[24], Уиттмен[25], принимавшие участие в английской экспедиции в Египет в 1800—1801 гг., также оставили свои воспоминания.

Некоторые из мемуаров были написаны по записям, сделанным в Египте во время похода, другие составлялись по памяти. Одни авторы писали о событиях, свидетелями которых они являлись сами, другие получали сведения из вторых рук. Некоторые участники экспедиции писали о походе целые исследования (например, Мартен[26]), привлекая для своей работы разнообразные документы и другие источники.

Однако из многочисленных европейских источников никак нельзя почерпнуть то представление о событиях, которое дает арабская хроника, написанная египтянином — очевидцем и участником событий, знавшим страну и ее язык и смотревшим на происходящее глазами местного жителя. Хроника ал-Джабарти дает нам возможность воссоздать картину общественного строя Египта в мамлюкский период, увидеть иную, не освещенную во французских источниках сторону политики французских властей и тем самым раскрыть характер их политической и религиозной демагогии. Она дает также верную картину широкого освободительного движения, охватившего Египет в период французской экспедиции, показывает основных участников этого движения и его последствия как для судеб самой экспедиции, так и для дальнейшего развития Египта. В этом заключено научно-историческое значение хроники.

Египетская экспедиция генерала Бонапарта не была случайным эпизодом французской внешней политики. Проекты такого похода возникали во Франции еще задолго до революции[27]. Однако, по словам министра иностранных дел Франции Талейрана, “старое правительство было слишком слабо, чтобы его осуществить. Осуществление его осталось на долю Директории...”[28].

Цели экспедиции лучше всего были сформулированы Бонапартом в написанных под его диктовку мемуарах: “Если бы Египет находился под французским управлением лет пятьдесят, население его значительно бы увеличилось и он явился бы рынком для наших мануфактур, что способствовало бы развитию нашей промышленности... Франция же со своей стороны получала бы из Египта хлеб, рис, соль и другие продукты Африки и Азии... Если бы французы обосновались в Египте, англичане не сумели бы удержаться в Индии. Флот, построенный у берегов Красного моря, снабженный продуктами и нашими войсками в Египте, сделал бы нас, неожиданно для Англии, хозяевами Индии...”[29]. Таким образом, главная цель экспедиции состояла в превращении Египта во французскую колонию — источник ценного сырья и широкий рынок для сбыта изделий французской промышленности. Владея Египтом, французская буржуазия рассчитывала захватить в свои руки торговлю со странами Ближнего Востока, Африки и Азии. Директория и Бонапарт рассчитывали также использовать Египет для развертывания дальнейших операций против Индии и тем самым нанести решающий удар своему главному сопернику в Европе — Англии.

Разумеется, ал-Джабартя, так же как и другие его соотечественники, не мог знать секретных планов французского правительства. Поэтому, говоря в хронике о причинах экспедиции, он наивно повторял официальную версию французской пропаганды, будто французская армия вторглась в Египет, чтобы защитить интересы французских подданных и спасти французских купцов от притеснений со стороны турецко-мамлюкских чиновников.

19 мая 1798 г. после напряженной подготовки, продолжавшейся несколько месяцев, эскадра с 38-тысячной французской армией вышла из Тулона. После кратковременной остановки на о. Мальта (Бонапарт принудил хозяев острова — мальтийских рыцарей — к сдаче и объявил остров владением Французской республики) 30 июня эскадра Бонапарта подошла к Александрии. 2 июля была закончена высадка войск в районе селения Марабут, в нескольких километрах западнее Александрии. В полдень 2 июля французская армия двинулась к городу.

Хотя слухи о подготовке французской экспедиции в Египет ходили в Александрии и раньше, тем не менее высадка застала египтян врасплох. Город не был подготовлен к обороне, и после нескольких часов сопротивления жители вынуждены были капитулировать.

Бонапарт оставался в Александрии со 2 по 7 июля. В эти дни он развернул кипучую деятельность. Стремясь привлечь, на свою сторону верхушку египетского общества и обрести опору в лице представителей городской знати, Бонапарт вызвал к себе шейхов и других именитых горожан (Мухаммада ал-Масири, Мухаммада ал-Кураима и др.) и поручил им “управление и суд” в Александрии[30]. От имени главных шейхов Александрии была выпущена “декларация”, в которой они обещали “не вступать ни в какой заговор против французской армии”, а Бонапарт со своей стороны обещал охранять жителей от каких-либо притеснений со стороны армии и покровительствовать религии[31]. В другом обращении, написанном самим Бонапартом и отпечатанном на арабском языке при помощи специально приведенного из Италии шрифта, Бонапарт, выступая в роли “покровителя ислама”, обещал избавить население от мамлюкского гнета. Обращение оканчивалось угрозами по адресу тех, кто не подчинится французскому господству.

Турецкому наместнику в Египте Бакр-паше Бонапарт направил послание, в котором обещал восстановить “истинную” власть Порты и паши в Египте и “наказать” узурпировавших эту власть мамлюков[32]. Аналогичное послание было направлено турецкому султану. Таким образом, в начале экспедиции Бонапарт упорно стремился убедить и турецкое правительство и египтян, что он “друг султана” и прибыл в Египет лишь для защиты интересов Турции[33]. Внутренние и внешнеполитические затруднения, испытываемые Турцией в середине 1798 г., заставляли ее в начале экспедиции проявлять большую осторожность в отношениях с Францией. Однако известие об абукирском поражении французского флота и дипломатический нажим Англии положили конец колебаниям турецкого правительства, и 9 сентября 1798 г. Турция объявила Франции войну.

3 июля 1798 г. авангарды французской армии выступили из Александрии на Даманхур. За ними с небольшими интервалами двинулась и вся остальная армия. Для непривычных к египетским условиям французов переход через пустыню под палящим летним солнцем, без воды, казался каким-то кошмаром. На всем пути из Александрии до Каира за армией следовали бедуинские отряды, которые убивали отставших солдат. “Эта война, по-моему, тяжелее войны в Вандее”[34], — писал участник похода генерал Дама.

9 июля французская армия достигла Даманхура, 11 июля вышла к ар-Рахманийе. Одновременно дивизия генерала Дюга заняла Абукир и Розетту. Таким образом, Бонапарт овладел устьем Нила, и флот его мог сопровождать армию на Каир.

Ал-Джабарти подробно и красочно описывает последние дни мамлюкского господства, предшествовавшие вступлению французов в Каир. Разумеется, сведения об этом коротком периоде не содержатся ни в одном европейском источнике. Из хроники, ал-Джабарти мы узнаем, что, как только известие о высадке французов в Александрии достигло Каира (4 июля), один из двух главных мамлюкских предводителей — Ибрахим-бей собрал на совет всю каирскую знать: мамлюкских беев, улемов, начальников янычарских корпусов, кашифов и ряд других высокопоставленных лиц. Общая опасность заставила мамлюков на время оставить раздоры и объединиться. Главный соперник Ибрахим-бея — Мурад-бей прибыл на совет из своей резиденции в Гизе. Был приглашен также не имевший реальной власти турецкий наместник в Египте Бакр-паша. На совете было решено поставить во главе мамлюкского войска Мурад-бея, славившегося своей опытностью в военных делах и колоссальной физической силой. Авангарды мамлюкского войска получили приказание немедленно выступить навстречу французам к Даманхуру.

Первое сражение мамлюкской кавалерии с французами разыгралось 12 июля около деревни Шубрахит. Мамлюкская кавалерия, натолкнувшись на организованный огонь французской пехоты, выстроившейся в каре, отступила с потерями, бросив на поле боя всю свою артиллерию и снаряжение.

Известие о первых поражениях мамлюков достигло Каира 15 июля. Ибрахим-бей вновь собрал совет, на котором было решено спешно строить укрепления в окрестностях Каира. Население Каира, особенно каирская беднота — ремесленники, рабочие, мелкие торговцы, — начало деятельно готовиться к обороне города. Тысячи людей переселились в Булак и принялись за строительство укреплений. Чтобы прокормить тех, кто строил укрепления, шейхи цехов обложили членов цехов специальным налогом. Многие купцы добровольно вносили большие суммы для общего дела, вооружали за свой счет магрибинцев и сирийцев, находившихся в Каире, и брали на себя содержание вновь создаваемых отрядов. Духовенство организовало шествие по городу со знаменами, музыкой и молитвами о ниспослании победы. Однако строительство укреплений было организовано плохо. Не хватало продовольствия и оружия. Никто не позаботился об организации разведки, и защитникам города до последнего момента не было известно, по какому берегу французская армия приближалась к Каиру. Распри между мамлюкскими предводителями усугубляли положение. Вместо того чтобы организовать совместные действия, армия мамлюкских беев была разделена на две части. Ибрахим-бей с двумя тысячами мамлюков расположился в Булаке, а Мурад-бей с шестью тысячами мамлюков — на левом берегу Нила в Инбаба. 21 июля французская армия подошла к Каиру.

Сражение на подступах к Каиру, получившее название сражения у пирамид, в первой своей стадии мало чем отличалось от предыдущих сражений между мамлюкской кавалерией и французской пехотой[35]. При приближении противника мамлюкская кавалерия храбро атаковала врага, но выстроившиеся в каре французские дивизии заставили их отступить с большими потерями.

Отбив атаку мамлюков, французская армия в свою очередь атаковала Инбаба. В течение нескольких часов мамлюки и отряды жителей отбивали атаки французской пехоты. К вечеру сопротивление защитников города было сломлено. Мурад-бей вместе с остатками мамлюкского войска бежал в Верхний Египет[36]. Ибрахим-бей, находившийся в Булаке, ничем не помог защитникам Инбаба; наоборот, получив известие о поражении Мурад-бея, он немедленно обратился в бегство вместе со своими мамлюками.

Известие о поражении Мурад-бея произвело в Каире потрясающее впечатление. Паша, эмиры, состоятельные горожане спешно собирались, прятали ценные вещи и покидали город. Среди всеобщей растерянности несколько шейхов ал-Азхара решили начать переговоры с Бонапартом. 22 июля шейхи Мустафа ас-Сави Сулайман ал-Файйуми прибыли в Гизу, где Бонапарт, верный своей тактике заигрывания с мусульманским духовенством, оказал им любезный прием и предложил написать шейхам, бежавшим с Ибрахим-беем, письма с советом вернуться в Каир. Тем временем основная масса бежавших каирских жителей — голодных, измученных и вдобавок ограбленных в дороге бедуинами — оказалась в безвыходном положении и начала возвращаться в город. 24 июля французская армия вступила в Каир. После занятия Александрии и Каира Бонапарт без труда занял Калйуб, Мануф, Махаллат ал-Кубра и другие населенные пункты Нижнего Египта.

11 августа разыгралось последнее сражение между французами и отрядами Ибрахим-бея. Ибрахим-бей потерпел поражение и бежал в Сирию. Захватом Каира и городов Дельты закончился первый этап французской экспедиции. Мамлюкские военачальники оказались неспособными организовать египтян для сопротивления французскому нашествию. Придавленные тяжелым феодальным гнетом, замученные налогами, поборами и повинностями, слабо организованные и безоружные, жители деревень и небольших городов при приближении французов обычно обращались в бегство, угоняли скот и уносили свое имущество. Внутренняя политическая и экономическая слабость Египта в сочетании с несравнимым превосходством в вооружении и организации французской армии дали возможность Бонапарту в короткий срок сломить сопротивление египтян и занять главные города страны.

Молниеносный разгром мамлюкского войска, считавшегося ранее столь могущественным, произвел на египтян огромное впечатление. Комментируя происшедшие события, ал-Джабарти усматривает главную причину быстрого поражения египтян в распрях между мамлюкскими беями, в их самонадеянности, пренебрежении к противнику и нераспорядительности. Характеристики, которые ал-Джабарти дает мамлюкским военачальникам, не оставляют сомнения в его истинном к ним отношении. В некрологе, посвященном одному из двух главных мамлюкских предводителей — Мурад-бею, ал-Джабарти называет его “несправедливым и жестоким тираном”, высокомерие и подозрительность которого были, по его мнению, главными причинами поражения египтян. Вместе с тем ал-Джабарти отдает должное также военным достоинствам французской армии: преимуществу ее рассыпного строя, маневренности, умению французов расчленять силы противника, окружать его и, построившись в каре, отбивать кавалерийские атаки мамлюков.

В первый период экспедиции (до октября 1798 г.) Бонапарт потратил немало усилий, чтобы привлечь на свою сторону высшее мусульманское духовенство и зажиточную часть населения. Особенно большое значение в области взаимоотношений с местным населением он придавал религиозной политике французских властей. “Необходимо, — писал Бонапарт генералу Фюжьеру, — чтобы Вы с самым большим уважением относились к селению Танта, являющемуся объектом поклонения мусульман.

Мы должны избегать действий, которые могли бы дать повод говорить, что мы не уважаем их религию и их законы”[37]. Разыгрывая из себя “покровителя ислама”, Бонапарт надевал восточную одежду — чалму и халат — и посещал мечеть. Однажды в собрании шейхов он пообещал соорудить в Каире мечеть, которая затмила бы своей роскошью константинопольскую Ая-Софию[38].

В хронике ал-Джабарти великолепно показана “пропагандистская” деятельность Бонапарта и его преемников, их социальная и религиозная демагогия. Точно воспроизведя текст разнообразных листовок и воззваний французского командования “к египетскому народу”, в которых привычная фразеология первых лет революции — “смерть тиранам”, “свобода народу” и т. п., — а также заверения в “любви французов к мусульманам” и в их намерении “освободить Египет от турецкой и мамлюкской власти” причудливо переплетаются с приказами фискального и полицейского характера, ал-Джабарти иронизирует над ними, указывая на их лицемерную сущность.

Стремясь привлечь на свою сторону верхние слои египетского общества, Бонапарт решил создать диван — некое подобие совещательного органа с неопределенными функциями, — в который он включил главных шейхов ал-Азхара, представителей купечества, провинциальной администрации и деревенских шейхов[39]. Коменданты провинций — французские генералы — должны были направить в Каир “представителей местного населения” из числа лиц, лояльно относившихся к французским властям.

По образцу центрального египетского дивана Бонапарт приказал создать местные провинциальные диваны, в задачу которых входило “наблюдение за интересами провинций, пересылка жалоб Бонапарту и предотвращение войн между деревнями”[40].

Отношение ал-Джабарти к учрежденным французами диванам носило двойственный характер. С одной стороны, летописец прекрасно понимал, что игра в “самоуправление” и религиозная демагогия предназначены были лишь замаскировать истинный характер французской политики. Он показал, как французские власти через специальных комиссаров направляли деятельность диванов в своих интересах, пресекая какое бы то ни было проявление самостоятельности их членов, а иногда и вовсе распуская их на неопределенное время. С другой стороны, ал-Джабарти вместе с другими шейхами ал-Азхара заседал в диване и охотно принимал различные знаки внимания со стороны французской администрации. Здесь, как и при других обстоятельствах, сказалась непоследовательность верхушки каирского духовенства, привыкшей постоянно идти на компромиссы в отношениях с иноземными правителями.

Особенно большой интерес для исследователя представляет содержащийся в хронике ал-Джабарти материал, характеризующий французскую экономическую политику в Египте. В противоположность французским мемуарным источникам, приукрашивавшим деятельность завоевателей, хроника беспощадно раскрывает ее истинный характер.

Уже первые дни пребывания французской армии в Египте сопровождались мародерством, грабежами и насилиями. В дальнейшем ограбление страны приняло организованный характер. Бонапарт приказал конфисковать в пользу Франции движимое и недвижимое имущество мамлюков. Египетское купечество было обложено огромными налогами. Французские власти захватили в свои руки все доходы с таможен. Налоги взимались также с каирских ремесленных цехов. Специальные фуражиры производили в египетских провинциях конфискацию лошадей и продовольствия. Особым приказом Бонапарт установил награду в 600 ливров для лиц, которые укажут дом или склад, где хранится “значительное количество” подлежащих конфискации товаров[41].

Несмотря на многочисленные декларации французского командования об освобождении Египта от мамлюкского гнета, французы не только ничего не сделали для ликвидации жестокой феодальной эксплуатации, но, наоборот, усилили ее путем общего увеличения налогового гнета. Изменение существующей налоговой системы сводилось лишь к ее приспособлению для нужд французской армии. Главным лицом по сбору налогов в Египте был назначен копт Джурджис ал-Джаухари, исполнявший эти функции еще при мамлюках. Остались на своих местах также и другие коптские чиновники, заведовавшие сбором налогов в провинциях. Сборщики налогов получили ряд привилегий, право носить оружие и постоянно пользовались поддержкой французских властей. По свидетельству ал-Джабарти, они действовали “как высокопоставленные чиновники”, подвергали жителей телесным наказаниям и бросали их за неуплату налогов в тюрьму.

“Политика Бонапарта, — писал Наполеон в своих мемуарах, — состояла в том, чтобы не зависеть исключительно от туземцев-арабов... Копты, видя, что мамлюки уничтожены, не имели другого выхода, кроме как пойти на службу к французам. В результате этого наша армия имела во всех частях Египта шпионов, наблюдателей и контролеров, независимых и враждебных туземному населению”[42].

В результате истребления и изгнания большей части мамлюков и конфискации их имущества две трети лучших, годных к обработке земель, принадлежавших ранее мамлюкским помещикам-мултазимам, перешли в руки французской казны[43]. Оставшимся мултазимам было предложено представить документы, удостоверявшие их права на недвижимость, и уплатить хулван — налог, взимавшийся в прошлом только при переходе собственности из одних рук в другие. Собственность, не прошедшая регистрации, подлежала конфискации. Перерегистрации подлежали также земли мусульманских религиозных учреждений — вакфы. Мусульманское духовенство, находившееся в период мамлюкского господства в привилегированном положении, не могло, конечно, равнодушно пройти мимо этого посягательства на свои старинные привилегии.

В октябре 1798 г. собрался египетский диван. Несмотря на тщательный подбор его участников французскими властями, члены дивана высказались против перерегистрации имущества и за сохранение старой, основанной на мусульманском праве, системы наследования. В середине октября французские власти приступили к проведению переписи имущества жителей Каира (домов, постоялых дворов, бань, лавок, закусочных, мельниц и т. д.) и к определению его доходности. 14 октября Бонапарт издал приказ, устанавливавший размеры и порядок сбора поземельного налога. Новый единый поземельный налог был равен сумме всех налогов, которые собирались при мамлюках (мири, кашифийа, баррани и т. д.). В новый поземельный налог были включены все незаконные дополнительные поборы, установленные мамлюкскими феодалами. Специальные агенты должны были каждые пять дней докладывать комендантам провинций о деревнях, не уплативших в срок налогов, и туда должны были направляться для их сбора воинские части.

Все возраставшие налоги, контрибуции и грабежи вызывали недовольство трудящихся классов деревни и города: феллахов, ремесленников и рабочих. Оставшиеся в Египте помещики-мул-тазимы были недовольны перерегистрацией собственности и сопровождавшими ее налогами. Они со страхом ожидали дальнейших мер французских властей по захвату их владений.

Торговцы — крупные и мелкие — разорялись от бесконечных контрибуций и принудительных займов, а также от вызванного морской блокадой застоя во внешней торговле. Мусульманское духовенство было недовольно посягательством на его старинные привилегии. Таким образом, политика французских властей вызвала среди египтян недовольство, которое привело к широкому антифранцузскому движению, охватившему все слои египетского общества.

Организуя экспедицию в Египет, правительство Директории не рассчитывало столкнуться с серьезными трудностями. В письме Бонапарту правительство выражало надежду, что “три-четыре месяца — достаточный срок, чтобы заложить в Египте базу, на которой другие генералы возвели бы здание”[44]. Однако надеждам французского правительства не суждено было осуществиться. С первых же дней похода французская армия столкнулась с сопротивлением местного населения, не прекращавшимся вплоть до конца французской экспедиции. В хронике ал-Джабарти содержится материал о таких народных выступлениях, существенно дополняющий сведения, имеющиеся в официальных донесениях французских комендантов египетских городов и провинций. Коммуникации французской армии постоянно подвергались нападению феллахов и бедуинов. Жители угоняли и прятали скот, убивали французских курьеров и фуражиров, истребляли мелкие французские отряды. Отдельные разрозненные выступления против французов начали постепенно приобретать организованный характер. Летом 1798 г. произошли антифранцузские выступления сельских и городских жителей в районе Розетты, в Александрии, Даманхуре и в других местах. Бонапарт ответил на них свирепыми репрессиями: казнями, арестом заложников, контрибуциями, массовыми обысками. “Каждый день я приказываю отрубить пять-шесть голов на улицах Каира. До настоящего времени мы должны были щадить их, чтобы уничтожить страх, который нам предшествовал. В настоящее время, напротив, нужно взять тон, который необходим, чтобы этот народ повиновался. А повиноваться для них — значит бояться”[45], — писал Бонапарт.

Особенно широкий размах антифранцузские выступления приняли в центральных провинциях Дельты: ал-Мануфийе, ал-Гарбийе и ал-Мансуре. Все эти области в июле — августе 1798 г. фактически не подчинялись французским комендантам, власть которых распространялась лишь на города, где были расположены французские гарнизоны. Полученное в августе 1798 г. известие об абукирском поражении французского флота и о вступлении Турции в войну дало новый толчок освободительному движению.

Все антифранцузские выступления этого периода, как правило, возглавлялись представителями старой администрации, шейхами племен, старыми правителями городов или какими-нибудь другими должностными лицами. В Александрии, например, сопротивление французским властям возглавил оставленный Бонапартом на своем посту старый правитель города Мухаммад ал-Кураим, который призывал жителей к неповиновению и подготавливал восстание. По свидетельству арабского летописца, современника событий Никулы ат-Турки, ал-Кураим вступил в переписку с Мурад-беем, обещая сдать город, если тот прибудет в Александрию[46]. Французский комендант Александрии Клебер раскрыл этот заговор, арестовал ал-Кураима и отправил его в Каир. Все попытки заставить его уплатить контрибуцию оказались тщетными, и 6 сентября 1798 г. ал-Кураим по приказу Бонапарта был казнен[47]. Жители селений уничтожали находившиеся поблизости французские отряды, а затем строили укрепления, переходили к обороне и ждали прихода французских карателей.

Наиболее значительным событием этого периода явилось каирское восстание в октябре 1798 г.[48]. Каирцы страдали от французской оккупации не меньше, чем жители провинций. Однако присутствие в Каире главных сил французской армии удерживало жителей от открытого выступления. Положение изменилось, когда осенью 1798 г. в результате волны возмущения, охватившего египетские провинции, Бонапарт вынужден был перебросить на подавление восстаний часть расположенных в Каире войск.

Осведомленные о настроении каирских жителей, французские власти усиленно готовились к обороне: были спешно снесены уличные ворота, на минаретах установлены пушки, каирская крепость перестроена и снабжена артиллерией, а проживавшие в ней каирцы выселены в город. Для наблюдения за порядком к каждому кварталу был приставлен французский комендант, у городских ворот были выставлены часовые, а специальные патрули начали объезжать улицы. В конце июля 1798 г. был издан приказ, согласно которому жители Каира должны были в трехдневный срок сдать все имевшееся у них оружие. За невыполнение этого приказа полагалось наказание плетью и штраф. Однако, несмотря на все эти меры, Бонапарту не удалось предотвратить восстание.

Первое каирское восстание вспыхнуло 21 октября 1798 г. Описывая его, французские мемуаристы рисуют нам лишь внешнюю, военную сторону событий. Главным источником, позволяющим нам более или менее полноценно воспроизвести общую картину восстания и выяснить социальную принадлежность его участников и руководителей, является хроника ал-Джабарти. Из нее мы узнаем, что в числе руководителей восстания были шейхи некоторых городских цехов и корпораций, представители низшего мусульманского духовенства (муэззины), некоторые тарифы — представители многочисленной касты “потомков Мухаммада” и т. д. Основными участниками восстания были каирские ремесленники и мелкие торговцы, члены разнообразных городских корпораций, рабочие и т. д. Главные шейхи ал-Азхара, представители высшего мусульманского духовенства, хотя и не принимали участия в восстании, но, по свидетельству ал-Джабарти, “одобряли” действия повстанцев.

Жители города атаковали французов почти во всех районах: Каира. Нападению подверглись дома, в которых жили французы или были расположены французские учреждения: дом начальника инженерной службы Кафарелли, военный госпиталь, дом Касим-бея, где находилась комиссия искусств, и т. д.

21 октября восставшие заняли всю центральную часть Каира и укрепились здесь, окружив весь занятый ими район кольцом баррикад.

В первый день восстания французы попытались предпринять наступление против повстанцев, но потерпели поражение. Ночью 22 октября французы перегруппировали силы и подтянули артиллерию. Утром начался артиллерийский обстрел районов, занятых повстанцами. В эти дни шейхи ал-Азхара неоднократно пытались начать переговоры с французами, но восставшие им решительно противодействовали. К вечеру 22 октября стало ясно, что почти безоружные повстанцы не в состоянии противостоять артиллерийскому обстрелу, и шейхам удалось начать переговоры с Бонапартом. 23 октября французы вступили в кварталы, занятые повстанцами. Французские солдаты обходили улицы, производили обыски, отнимали оружие и попутно грабили жителей. Была разграблена мечеть ал-Азхар. Лица, схваченные с оружием в руках или заподозренные в участии в восстании, беспощадно расстреливались.

Каирское восстание сопровождалось волнениями в ряде городов и провинций Египта (ал-Калйубийа, ал-Мансура и Др.). Однако восставшим не удалось прийти на помощь жителям Каира, и французские власти без труда подавили разрозненные выступления египтян. Подавление восстаний в Каире и провинциях Египта сопровождалось жестокими репрессиями и массовыми казнями. “Ежедневно, — писал Бонапарт, — мы рубим по три десятка голов... Это им послужит уроком”[49]. “Вы хорошо сделали, что приказали отрубить головы всем взятым а плен с оружием в руках”[50], — писал Бонапарт генералу Бертье.

Каирское восстание в октябре 1798 г. мало чем отличалось по своему характеру от многочисленных выступлений жителей, происходивших в то время в других городах и селениях Египта.

Каирские жители повторили все ошибки феллахов, бедуинов и горожан провинций. Неясность целей повстанцев, неорганизованность и разрозненность их действий, отсутствие опытного руководителя — вот основные особенности всех народных выступлений этого периода.

Время с октября 1798 г. по март 1800 г., прошедшее между первым и вторым каирскими восстаниями, характеризуется расширением масштабов освободительного движения, к которому присоединяются теперь и жители провинций Верхнего Египта. Военно-стратегическое положение французских войск в этот период заметно ухудшается.

Каирское восстание заставило Бонапарта, опасавшегося новых антифранцузских выступлений, принять ряд дополнительных военных мер. Ал-Джабарти подробно рассказывает о том, как оборонительные мероприятия французов изменяли облик города и сопровождались разрушением замечательных произведений средневековой арабской архитектуры. В Каире и других городах Египта спешно воздвигались крепости и форты, пробивались широкие улицы, строились казармы; вдоль сирийской границы возводились новые укрепления; кроме того, были созданы вспомогательные части из греков, сирийцев, коптов, суданских негров, мамлюков и некоторых бедуинских племен. Подготавливая поход в Сирию и испытывая нужду в средствах на содержание армии, Бонапарт все увеличивал налоги и контрибуции, прибегая к новым ухищрениям для изыскания дополнительных источников доходов. Французы взяли в свои руки чеканку монеты, составлявшую до того существенный источник доходов для египетских откупщиков[51]. Контрибуции и принудительные займы обрушились на сирийских, коптских и мусульманских купцов, мултазимов, жен бежавших мамлюков и других состоятельных жителей Египта. В конце 1798 г. французы изменили способ собирания основного земельного налога — мири. Старый метод, состоявший в посылке сборщиков-коптов в деревни, перестал давать нужный результат. Крестьяне отказывались платить налоги, прогоняли, а иногда и убивали сборщиков, прятали урожай и скот. Для сбора налогов в провинции отправлялись большие отряды, снабженные артиллерией. Часто разыгрывались настоящие сражения между французскими войсками и жителями провинций. В конце 1798 г. Бонапарт направил для сбора налогов и реквизиции лошадей на нужды армии несколько подвижных колонн. Генерал Андрсоси был послан в Гизу, генерал Леклерк — в Калйуб, генерал Мюрат — в Розетту[52]. Колонны были многочисленны и хорошо вооружены. Так, например, колонна Мюрата состояла из двух батальонов и была снабжена артиллерией. Однако крестьяне при поддержке бедуинов оказывали французам сопротивление. 8 декабря 1798 г. Бонапарт издал приказ, в котором говорилось: “В случае восстания какой-либо деревни комендант провинции должен взять в качестве заложников всех детей от 12 до 16 лет и отправить их к главнокомандующему... Если какую-либо деревню надо будет сжечь... то в ней также следует собрать всех детей”[53]. Карательные экспедиции сопровождались арестами “подозрительных людей” и казнями. Так, 26 января 1799 г. в Каире состоялась казнь 90 человек, объявленных “мамлюкскими агентами”.

В феврале 1799 г. Бонапарат начал Сирийский поход. Бесспорно, одной из главных причин похода явилось стремление Бонапарта избежать столкновения с англо-турецкой армией на территории Египта в условиях широкого освободительного движения, охватившего страну[54]. Поэтому он попытался перенести военные действия в более благоприятную для него обстановку. Перейдя сирийскую границу, французские войска взяли ал-'Ариш, Газу, Яффу, Хайфу и осадили 'Акку. Однако упорное сопротивление защитников крепости, эпидемия чумы, а также волнения в Египте вынудили Бонапарта прекратить осаду и начать отступление.

По свидетельству ал-Джабарти, в период Сирийского похода французские власти действовали в Египте с большой осторожностью. Почти полностью были прекращены сборы налогов. Влиятельным египтянам оказывались всевозможные знаки внимания. Регулярно и широко обнародовались сообщения об успехах французской армии в Сирии. Бонапарат стремился убедить египтян, что Сирийский поход ведется в их интересах. Отправляя в Каир несколько захваченных в Сирии турецких знамен и взятых в плен мамлюков, Бонапарт писал генералу Дюга: “Я надеюсь, что вы пригласите шейха ал-Махди и членов дивана и устроите маленький праздник в связи с получением знамен. Вы поместите эти знамена в мечети ал-Азхар в качестве трофеев победы, одержанной армией Египта над Джаззаром и врагами египтян”[55].

В конце 1798 г. Бонапарт начал готовиться к экспедиции в Верхний Египет, ставший в тот период главным очагом освободительного движения. Туда после занятия французами Каира бежал мамлюкский предводитель Мурад-бей. Для покорения Верхнего Египта был направлен 4-тысячный отряд генерала Дезе. Отряд Дезе поднялся по Нилу до суданской границы, разбил мамлюкские отряды Мурад-бея и отбросил их к Джирдже. На оккупированной территории Дезе, действуя теми же средствами, что и в Нижнем Египте, организовал сбор налогов. В ответ на мероприятия французского командования по Верхнему Египту прокатилась волна восстаний, а к концу 1798 — началу 1799 г. феллахские и бедуинские восстания охватили весь Верхний Египет. Египтяне истребляли мелкие французские гарнизоны, обстреливали плывшие по Нилу французские лодки, убивали сборщиков налогов и фуражиров. Наиболее крупные сражения разыгрались в районе Асйута, Джирд-жи, Бани-Сувайфа и в других местах. Повстанческое движение в Верхнем Египте приняло столь широкий размах, что Бонапарт вынужден был в разгар Сирийского похода направить туда 4,5 тысячи отборных солдат[56]. Однако мамлюкские предводители не сумели организовать жителей Верхнего Египта и возглавить их борьбу. Напротив, своими бесчинствами, грабежами они повсеместно вызывали к себе ненависть жителей[57]. К маю 1799 г., потеряв значительное количество солдат, французское командование сломило сопротивление жителей, и Верхний Египет был на короткий срок покорен.

Жители Нижнего Египта также не оставались безучастными в период Сирийского похода. Особенно значительным было восстание в западной части Дельты в провинции ал-Бухайра. Восстание возглавил магрибинец Мавла-Мухаммад, провозгласивший себя “махди”. К нему примкнули тысячи жителей ал-Бухайры и соседних провинций. Повстанцам удалось захватить город Даманхур и истребить французский гарнизон[58]. Восстание было подавлено французами, причем город Даманхур был сожжен. События в Верхнем и Нижнем Египте показались Бонапарту столь грозными, что он вынужден был прервать Сирийский поход. “Природа восстания заставила меня ускорить возвращение в Египет”[59], — доносил Бонапарт Директории 19 июня 1799 г.

После Сирийского похода изменился характер французской пропаганды в Египте. Отныне во всех документах и воззваниях подчеркивалась враждебность турецкого правительства египтянам и провозглашалась политическая и религиозная эмансипация Египта. “Коменданты провинций, — писал Бонапарт в одном из своих приказов, — должны дать почувствовать жителям страны, что время правления турок, которые были еще большими тиранами, чем мамлюки, наконец окончилось; что, когда турки и люди из Константинополя приезжали судить народ, язык которого они никогда не слышали, это противоречило духу Корана; что Константинополь стал мусульманским городом лишь через три-четыре века после смерти пророка, что если бы пророк пришел на землю, то не Константинополь он избрал бы своим местопребыванием, а святой Каир на берегах Нила (! — И. Ф.); что глава мусульманской религии шериф Мекки — наш друг; что истинная мудрость сосредоточена в собрании улемов Каира, бесспорно наиболее ученых людей во всей империи, и что главнокомандующий желает, чтобы все кади были по рождению египтянами или чтобы они по меньшей мере были родом из святых городов Мекки и Медины”[60].

Сирийский поход опустошил казну Бонапарта. В поисках средств Бонапарт обрушивал на египтян новые контрибуции, реквизиции и налоги. Сбор налогов, как и прежде, носил характер военных экспедиций. Карательные отряды рыскали по всем провинциям страны. Казни не прекращались.

12 июля 1799 г. перед Абукирской крепостью появился турецкий флот. Турецкое правительство, ободренное поражением Бонапарта под 'Аккой, решило перенести военные действия на территорию Египта. 15 июля 20-тысячная турецкая армия высадилась, уничтожила слабый гарнизон форта Абукир и заняла Абукирский полуостров.

При первом же известии о появлении турецкого флота у египетских берегов Бонапарат с французской армией двинутся к Абукиру. Борьба продолжалась с 26 июля по 2 августа и носила исключительно ожесточенный характер. Французы понимали, что их поражение могло бы привести к всеобщему восстанию в Египте. Со всех сторон Бонапарту доносили о готовящемся восстании. “Весь Египет должен был принять участие в большом восстании, сигнал к которому должен был подать Каир, — писал участник французской экспедиции Виго Руссильон — В большой мечети нашли 5 тысяч ружей, много патронов, пики и копья”[61]. 26 июля французы овладели турецкими позициями, а через неделю принудили к капитуляции защитников Абукирской крепости.

Несмотря на временный успех, Бонапарту было ясно, что крах экспедиции неизбежен. Французская армия, не получавшая подкреплений, таяла на глазах. Из Франции приходили сообщения о поражениях французской армии и о слабости Директории. Французская буржуазия нуждалась в “сильном человеке”, который сумел бы отстоять ее завоевания в Европе. Бонапарт готов был предложить свои услуги. 18 августа он покинул Каир, а 23 августа отплыл во Францию. Сваи намерения Бонапарт держал в глубокой тайне, и, по свидетельству французских источников, для всех его приближенных, даже для генерала Клебера, назначенного им своим преемником, его отъезд был полной неожиданностью.

Политика “республиканца” и “демократа” генерала Клебера в Египте ничем не отличалась от политики его предшественника[62], стремившегося к диктатуре. Еще более усилился налоговый гнет[63]. Однако истощенный Египет уже не мог удовлетворять нужды французской армии, и касса французского командования почти всегда пустовала. Во французской армии, уставшей от тяжелых сражений и эпидемий, участились случаи неповиновения, невыполнения приказов, открытого проявления возмущения. Эти обстоятельства, а также известие о концентрации в Сирии турецких войск во главе с великим везиром Йусуф-пашой, предназначавшихся для похода в Египет, побудили Клебера предпринять новую попытку предотвратить военное столкновение и направить Йусуф-паше соответствующее предложение. 16 января 1800 г. в ал-'Арише начались переговоры между представителями французского и турецкого командований. 24 января была подписана конвенция, по которой французская армия должна была в 90-дневный срок эвакуировать Египет на французских и турецких судах. Великобритания и Россия гарантировали французам безопасный путь во Францию.

Во второй половине февраля Насиф-паша с частью турецкой армии и мамлюками прибыл в ал-Матарийу. 13 марта турки должны были вступить в Каир. Однако 11 марта Клебер неожиданно отдал приказ о приостановке эвакуации и о проведении оборонительных мероприятий. Изменение намерений Клебера было вызвано позицией англичан, которые считали, что эвакуация французов из Египта могла привести к возобновлению дружественных франко-турецких отношений и к выходу Турции из антифранцузской коалиции[64]. По мнению английского министерства иностранных дел, только капитуляция французских войск в Египте могла сделать невозможным какое-либо франко-турецкое сближение. Поэтому английское средиземноморское командование получило от своего правительства приказ не допускать эвакуации французских войск и добиваться от французов полной капитуляции. Извещенный об этом, Клебер начал деятельную подготовку к борьбе. Он потребовал от везира дополнительного времени на эвакуацию Каира и отвода турецких войск в ал-'Ариш. Везир согласился на отсрочку французской эвакуации, но отвести войска отказался. Клебер использовал полученную отсрочку для того, чтобы стянуть всю французскую армию в Каир, укрепить крепость и приготовиться к дальнейшей борьбе. 19 марта Клебер известил везира о прекращении состояния перемирия и о том, что до получения пропуска от английского командования французы останутся в Каире. Клебер решил уничтожить турецкую армию по частям. 19 марта он опрокинул слабые авангарды турецкой армии в ал-Матарийе и двинулся к лагерю великого везира. В райоие ал-Ханаки между французами и турецкой армией разыгралось главное сражение. Турки были разбиты и отброшены в Сирию. Гораздо более грозным противником оказались каирские жители. При первом же известии о начале сражения в районе — ал-Матарийи жители Каира восстали. Хроника ал-Джабарти содержит подробное описание событий, происходивших в лагере повстанцев в период восстания, и этим материалом она существенно дополняет сведения, содержащиеся в европейских источниках. Во главе восстания стали 'Омар-эфенди — старейшина тарифов, предводитель каирских купцов Ахмад ал-Махруки и Хусайн Ага Шанан — один из мамлкжских беев. Таким образом, в начале восстания руководство попало в руки высшего духовенства, купечества и мамлюков. Ал-Джабарти подчеркивал, что среди повстанцев было много представителей беднейшей части каирского населения, которых он именует в своей хронике “чернью и бродягами”. К восставшим примкнуло также 6 тысяч турок и мамлюков во главе с Насиф-пашой, уцелевших после разгрома турецкой армии, и около 8—10 тысяч жителей соседних деревень. Турецкие военачальники и мамлюкские беи вместо того, чтобы сосредоточить все силы повстанцев, на уничтожении французского гарнизона в Каире, призвали жителей к избиению христиан, о чем ал-Джабарти писал с явным осуждением. Весь день 20 марта шла борьба в христианских кварталах города. Французы использовали это время, чтобы укрепить свои позиции. 21 марта Насиф-паша приказал начать наступление на главный штаб французских войск в Каире, находившийся на площади ал-Азбакийа. Французский гарнизон, хорошо укрепленный и вооруженный, отбил все атаки.

Тогда повстанцы перешли к оборонительной тактике и приступили к сооружению баррикад.

23 марта французы начали из крепости и фортов артиллерийский обстрел квартала ал-Джамалийа, где была сосредоточена основная масса повстанцев. Турецкие и мамлюкские военачальники собирались прекратить борьбу и покинуть город, однако их намерение вызвало такое негодование каирских жителей, что Насиф-паше и его приближенным пришлось отказаться от своих планов.

Судя по сообщениям ал-Джабарти, энтузиазм жителей был неописуем. Только больные оставались дома, все остальные принимали участие в сражениях. Из тайников выкапывали спрятанные пушки. Торговцы приносили гири, которые теперь употреблялись в качестве ядер. Весь город был окружен кольцом баррикад. Восставшие организовали производство пороха. Через несколько дней после начала восстания в Каир прибыл магрибинец Мавла-Мухаммад — тот самый знаменитый “махди”, который возглавил во время Сирийского похода Бонапарта восстание египтян в провинции ал-Бухайра. Вокруг “его объединились проживавшие в Каире магрибинцы и большая часть каирской бедноты. Активное участие в восстании принимали также прибывшие в Каир мамлюки. Например, Исма'ил Кашиф руководил наступлением повстанцев в районе Расиф ал-Хашшаб, кашифы Мухаммад-бея ал-Алфи участвовали в боях на площади ал-Азбакийа и т. д. Одновременно подобное же восстание вспыхнуло в Булаке.

События в Каире беспокоили Клебера больше, чем действия разбитой им турецкой армии. Поэтому после занятия ас-Салихийи Клебер ускоренным маршем двинулся к Каиру. Убедившись, что прямая атака укрепленных повстанцами районов грозит большими потерями[65], Клебер решил задушить город голодной блокадой. Каир и Булак были окружены плотным кольцом французских войск. Ежедневно город подвергался ожесточенной бомбардировке. Доставка продовольствия из соседних деревень прекратилась. В городе начался голод, ощущался недостаток воды. В первых числах апреля французы перешли в наступление. Бои носили исключительно ожесточенный характер. Некоторые здания и баррикады переходили из рук в руки по нескольку раз.

В середине апреля по инициативе Клебера между французскими властями и защитниками города начались мирные переговоры. Со стороны повстанцев в них участвовали шейхи ал-Азхара. Стремившийся к скорейшему завершению переговоров, Клебер соглашался пропустить в Сирию остатки турецкой армии и мамлюков. О жителях города в намечавшемся соглашении говорилось довольно неопределенно. Известие о начавшихся переговорах вызвало среди каирцев взрыв негодования. Шейхи, принимавшие участие в переговорах, были избиты. Вновь появился на арене магрибинец Мавла-Мухаммад, который призвал повстанцев к возобновлению военных действий и фактически возглавил восстание.

Расправившись с разрозненными восстаниями в провинциях (одновременно с каирским восстанием имели место волнения в Дамиетте, Мануфе, Саманхуде, Танта и Махаллат ал-Кубра), Клебер стянул все силы к Каиру и начал подготовку к решительному штурму города. Первый удар он решил нанести по Булаку.

15 апреля французы начали штурм Булака. Бои в Булаке также носили ожесточенный характер. В разгар борьбы французы предложили булакцам капитулировать, но защитники города отвергли это предложение, предпочитая погибнуть в бою. 16 апреля вечером французы заняли большую часть города. Началась расправа над жителями — грабежи, насилия[66]. Руководитель булакских повстанцев Мустафа ал-Баштили был казнен. На город была наложена огромная контрибуция.

Расправившись с восстанием в Булаке, Клебер сосредоточил все свои войска против Каира. Артиллерийский обстрел города еще более усилился. Французы сжигали целые кварталы при помощи специального легко воспламеняющегося состава. Положение населения усугублялось поведением турецких солдат, грабивших жителей и отнимавших у них продовольствие.

18 апреля французы начали генеральный штурм Каира. Еще до начала штурма Клебер начал вести переговоры с Насиф-пашой и Ибрахим-беем. Клебер не скупился на угрозы и обещания. Турки, заинтересованные в скорейшем прекращении военных действии, охотно пошли на уступки. 20 апреля в разгар Французского наступления представитель Насиф-паши привез в осажденный Каир текст договора капитуляции, согласно которому турки и мамлюки должны были покинуть Каир в трех Дневный срок. Возмущение каирских жителей капитуляцией турок было столь великого что один из турецких предводителей, Осман Катхода, едва спасся от разгневанной толпы. 25 апреля остатки турецкой армии покинули город. С турками ушли мамлюки и многие жители Каира.

Каирское восстание 1800 г. было бесспорно наиболее крупным выступлением египтян против французских завоевателей были в период первого каирского восстания во главе оказать шейхи ал-Азхара, то теперь в числе руководителей были глава корпорации торговцев Ахмад ал-Махруки и руководитель каирской бедноты магрибинец Мавла-Мухаммад. Особенностью второго каирского восстания было то, что оно совпало с прибытием в Каир отряда турецких солдат и мамлюков, которые боролись за восстановление своего былого господства в стране турки желали вернуть себе провинцию, утерянную в результате французского вторжения. Нужды и интересы египтян им были совершенно чужды. Поэтому при первом же сообщении о неудаче армии везира турецко-мамлюкские предводители начали подготавливать капитуляцию, и только страх перед гневом каирских жителей заставлял их медлить. Роль турецких солдат в обороне Каира была ничтожна, а грабежи и насилия, чинимые ими в городе, вносили лишь дезорганизацию в ряды восставших.

Позиция, занимаемая в этот период автором хроники, представляет значительный интерес для выяснения отношения духовенства к восстанию. По мере изложения событий сочувствие к повстанцам и их турецко-мамлюкским союзникам постепенно сменяется у ал-Джабарти острой неприязнью к каирскому “плебсу”, перешедшему “границы дозволенного” и начавшему действовать самостоятельно. “Этот магрибинец, — писал ал-Джабарти о Мавла-Мухаммаде, — был из тех, кто в момент, когда было заключено перемирие и шейхи вели переговоры о мире, провозгласил: „Мир расторгнут, и вы должны вести священную войну, а кто отступится, тому отрубят голову". Он присваивал чужие права и вмешивался в то, что его не касалось, в то время как в городе были такие люди, как паша, катхода и мамлюкские беи... Но ведь во время смуты иной раз случается, что мелкие птицы превращаются в орлов, особенно когда поднимается простонародье и чернь, ибо это именно то, что им нужно...”.

С другой стороны, ал-Джабарти был возмущен “союзниками” каирцев — турецкими солдатами, разграбившими город и предавшими горожан. В своей хронике он воспроизводит текст письма шейха ас-Садата турецким военачальникам, в котором автор письма проклинает турок, выражая общее возмущение верхушки каирского духовенства их поведением, объявляет их главными виновниками обрушившихся на жителей бедствий.

Как и после каирского восстания 1798 г., французское командование обложило горожан огромной контрибуцией — 10 миллионов франков. Состоятельные жители Каира, принимавшие участие в восстании, были обложены особой контрибуцией. Имущество многих участников восстания было конфисковано.

14 июня 1800 г. главнокомандующий французской армией генерал Клебер был убит неким Сулайманом из Алеппо, подосланным из Сирии одним из турецких военачальников. Сулайман и несколько шейхов ал-Азхара, знавшие о готовящемся покушении, были казнены. Процедура организованного французскими властями суда над убийцей Клебера произвела на ал-Джабарти столь большое впечатление, что он счел необходимым включить в хронику все опубликованные французами на арабском языке материалы дела (протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, протоколы судебного процесса, речи прокурора и т. д. Чуждый какого-либо религиозного фанатизма или нетерпимости и наделенный высоким чувством справедливости, ал-Джабарти указывал на преимущества французского судоустройства, основанного на началах разума, и отмечал, что порядок разрешения судебных дел у “неверных” французов выгодно отличался от произвола, который чинили позднее турки, “считавшие себя мусульманами”. Вообще следует отметить, что, не питая никаких иллюзий относительно истинных намерений французов в Египте и сурово осуждая их оккупационную политику, ал-Джабарти вместе с тем умел оставаться объективным судьей и с уважением относился к деятельности принимавших участие в походе французских ученых и врачей, хвалил основанные французами библиотеки, восхищался их лабораториями и обсерваториями, с сочувствием отзывался о санитарных мерах французских властей.

После убийства Клебера во главе французской армии стал генерал Мену, один из самых больших поборников сохранения Египта в качестве французской колонии. Он прервал переговоры, которые велись с англичанами об эвакуации Египта, и объявил, что всякое соглашение, подписанное главнокомандующим, может вступить в силу лишь после его ратификации правительством республики. Практически это означало отказ от какого-либо соглашения, так как англо-французские переговоры могли вестись только в связи с заключением общего мира. Одновременно Мену производил строительство ряда военных сооружений. Он сносил целые кварталы в Каире, создавал широкие магистрали (узкие улицы способствовали обороне восставших), завершил строительство ряда крепостей, начатое еще Клебером, комплектовал новые отряды из коптов, греков и сирийцев.

Экономическое положение Египта в последний период экспедиции было особенно тяжелым. Налоги и контрибуции, упадок сельского хозяйства и ремесла, вызванный непрерывными войнами и карательными экспедициями, кризис внутренней и почти полное прекращение внешней торговли — все это привело экономику Египта в состояние полного развала. Но Мену не обращал внимания на бедственное положение страны и вводил все новые налоги. В августе 1800 г. Мену обложил деревенских шейхов налогом в 3 миллиона франков. В конце 1800 г. он обложил миллионным налогом каирских ремесленников и торговцев. 20 января 1801 г. Мену издал приказ об установлении единого земельного налога, пропорционального количеству и качеству земли владельцев. Новый земельный налог был больше всех прежних налогов вместе взятых. Вечно нуждавшийся в деньгах Мену облагал высокими налогами даже христиан — сирийских и коптских купцов и откупщиков, которым Бонапарт предоставлял некоторые привилегии.

В ноябре 1800 г. Мену основал новый диван. Это была последняя попытка привлечь мусульманское духовенство на сторону завоевателей. В диван вошли только мусульмане, представители высшего мусульманского духовенства — шейхи ал-Азхара. Как указывалось выше, одним из членов дивана был автор настоящей хроники ал-Джабарти. Однако все попытки Мену удержать Египет в качестве колониального владения Франции успеха иметь не могли[67]. Ослабленная широким повстанческим движением жителей и не получавшая подкрепления из Франции, армия Мену не могла оказать серьезного сопротивления англотурецкому вторжению[68].

В начале марта 1801 г. английский флот появился перед Абукиром. Английский десант отбросил французский гарнизон и занял город. Англичане заняли также Розетту, а генерала Мену заставили отступить в Александрию. Одновременно из Сирии в Египет вторглась турецкая армия.

Египтяне не прекращали борьбы с французами и в последний период экспедиции. Волнения в окрестностях Каира и угроза нового восстания были столь серьезны, что французы вновь обратились к старому методу: брали заложников и облагали деревни и города контрибуцией. Резкое падение дисциплины во французской армии и внутренние распри среди высшего командования еще более ухудшили положение. В середине лета 1801 г. английская армия с севера и турецкая с востока подошли к Каиру и окружили его. В конце июня каирский гарнизон капитулировал и был отправлен во Францию. Спустя два месяца капитулировал гарнизон Александрии. Власть в Египте вновь на время перешла к туркам и их союзникам-англичанам.

Так окончилась авантюра Бонапарта на Востоке — первая попытка европейской державы превратить Египет в колонию. В истории Египта трехлетний период оккупации оказался переломным. Борьба с иноземцами развязала скованную многовековым турецко-мамлюкским господством инициативу жителей, побудила их перейти от пассивного созерцания к активному участию в происходящих событиях, заставила поверить в свои силы. Как ни кратковремен был этот период, как ни малы были его политические и экономические последствия, влияние бурных событий этого времени ощущалось в Египте на протяжении всего XIX в. во всех сферах экономики и культуры. Образование в первой половине XIX в. фактически независимого египетского государства явилось непосредственным результатом событий этого периода.