Его

Глава 28.

Кэт.

Хватая ртом воздух, он распахнул глаза. Я завалилась назад, рыдая, пока его лёгкие рваными вздохами набирали воздух. Его кожа порозовела, цвет вернулся к губам.

— Гейб, — прошептала я, держа его руками.

Верёвка оставила отметину вокруг его шеи: глубокую красную выемку. Он закашлялся и перевернулся на бок.

Я ждала, пока он отдышится. Его пальцы распластались на полу, и я отпрянула от него. Теперь, когда он вернулся…

«Он был опасен».

Нет.

«Он был убийцей».

Нет.

«Что ты делаешь? Беги. Беги!»

Я вытряхнула эти мысли из головы. Мышцы моей правой руки ныли, и я поняла, как сильно напрягалась, когда трудилась ножом у столбика кровати. Мне было плевать. Ничего не имело значения. Ничего, кроме того, что он был жив.

Гейб подтянулся, ссутулившись у кровати. Он закрыл глаза, делая глубокий вдох, а затем выдохнул. Напуганная, я ждала, сидя на полу.

Наконец он открыл глаза. Его голос был скрипучим, глухим. Он едва мог говорить.

— Почему ты вернулась? — прошептал он.

Моё сердце забилось быстрее в груди.

— Я поняла, что ты делал. Ты не отпустил бы меня по другой причине. Я поняла, что ты собираешься сделать.

Он улыбнулся, поморщившись от боли при этом движении, и потёр шею одной рукой.

— Котёнок, это не ответ на мой вопрос. Почему ты вернулась?

Настоящий ответ слетел с моего языка прежде, чем я сумела бы его остановить:

— Я люблю тебя.

Он посмотрел на меня, и глаза его смягчились.

— Потому и я отпустил тебя, — прошептал он.

— Потому что…

— Потому что люблю тебя. Это же слабость, правильно, котёнок?

Он улыбался. О Господи, он улыбался.

Я медленно кивнула, сердце в груди будто увеличилось.

— Да. Хорошая слабость.

Его дыхание вернулось к нему. Он потянулся к верёвке и взял её в руку, сворачивая снова и снова.

— Я почти очутился там, — пробормотал он. — Почти умер.

От этих слов лёд пробежался по моим венам. Всего лишь мысли о нём, свисающем с потолка, порождали во мне желание снова закричать.

— Ты что-нибудь увидел? — спросила я.

— Ничего, — произнёс он, отбрасывая верёвку в сторону. — Полагаю, теперь мы просто обязаны жить.

Мы.

Это слово было ногтем, щипающим мои нервы. Теребящим их. Он снова раскашлялся.

— Что будет теперь, котёнок? Ты думала так далеко?

Не думала, однако, по-видимому, моё подсознание начало. Кусочки паззла встали на свои места, когда я об этом подумала.

Я двинулась к кровати, где он сидел, и опустилась рядом с ним плечом к плечу. Объяснения подкатили к моим губам машинально. Я ставила галочки на каждом пункте: одну за другой.

— Я скажу всем, что у меня была паническая атака. И я сбежала, чтобы побыть какое-то время со своим другом.

— Другом?

— Тайным другом, о котором я никому не рассказывала.

— Да?

— И ты заплатишь за то, чтобы я вернулась осенью в колледж.

— А? — он вскинул бровь.

— Это честная сделка.

— Сделка? А что я получу взамен?

Я помолчала. В моём сердце не было никаких сомнений, но я не знала, как это воспримет он. Его голова повернулась в сторону, а глаза впились в мои.

— Меня, — мои руки прижались к полу, всё ещё поддерживая. — Всю меня.

— Всю тебя.

Его рука поднялась. Костяшки задели мой локоть. Он двинул своей рукой вниз, пробегаясь кончиками пальцев вдоль моей руки.

— Ты будешь моей?

— Да, — мой голос дрожал.

После всего, что произошло, его отказ причинил бы больше всего боли. Его рука скользнула вниз по моему локтю, и пальцы обвились вокруг моего запястья. Я ощутила, как его большой палец прижался к точке моего пульса. К шраму.

— Ты потратила немало времени и усилий, пытаясь избежать этого, котёнок.

— Я… Я не знала до этого, чего хочу.

— А сейчас?

— Я хочу тебя. И я хочу быть твоей.

Его ладонь сжалась вокруг моего запястья, и он поднёс мою руку к своему рту.

Его губы поцеловали мою ладошку. Я не дышала. Не могла дышать. Я знала, что балансирую на грани чего-то опасного. Но мне было всё равно. Всё, чего я хотела, — это быть его.

Наконец он заговорил, шёпотом щекоча мою кожу:

— Да. Звучит прекрасно, котёнок.

Гейб.

А затем я притянул её к себе. Она была той, что увидела тень во мне. Той, что пробыла так долго в ловушке моего дома, ушла… И вернулась.

Она спасла меня.

Вокруг не было и следа тени, когда я поднял её на руки и уложил на кровать. Не было ни следа, когда я сильно поцеловал её столь сильно, что потерял своё собственное дыхание в вихре страсти. Повсюду руки, разлетающаяся одежда.

Мне она была так дико необходима. Нужно было только узнать…

— Это ведь настоящая ты, верно? — спросил я, распластав пальцы на её щеке.

Тёмно-карие глаза уставились на меня.

— Конечно.

— Это не галлюцинация? Не сон? Я не умер?

— Если бы ты был мёртв, чем бы тогда было это? — потянувшись вниз и обхватив моё бедро, поинтересовалась она, притягивая меня к своему телу со стоном наслаждения, вызвавшим вспышки света в моей голове.

— Небесами, — шепнул я.

— Ты действительно думаешь, что умер и попал на небеса? — она усмехнулась и произошла странная штука.

Бурление внутри превратилось в смех, чистый смех. Я рухнул на её тело, безудержно смеясь. В конечном итоге смахнул с глаз слёзы.

— Хорошая точка зрения. Соглашусь с твоим доводом.

Сейчас её пальцы касались меня, вытягивая мою длину. Уже возбуждённый, я зарычал ей на ухо и перевернул на спину, прижав её запястья к кровати. Она усмехнулась мне и принялась извиваться, возрождая новое пламя страсти в моём теле, когда её мягкие изгибы сместились подо мной.

— Мне нужно тебя связать? — поддразнил я.

— Пожалуйста, — прошептала она.

Её губы были пухлыми и розовыми, невероятно невинными и такими же невероятно требовательными. Я поцеловал её ещё раз, целовал и целовал, будучи не в силах остановиться, пока она не стала задыхаться. Тогда я взялся за верёвку.

Закончив последний узелок, я сделал паузу. Её тело раскинулось поперёк кровати, готовое и желающее. Розово-красная щёлочка между её ног была горячей и набухшей. Я провёл одним пальцем по её бедру, прослеживая очертания её холмика, смачивая себя её соками. Вкусил её сладость, а она застонала. Увидел, как её бедра слегка дёрнулись вверх, желая, чтобы я взял её.

— Габриель…

Тогда я остановился. Мой взгляд прошёлся по комнате. Ничего не изменилось. Солнечный свет проникал через окно так же, как это было всегда. Кровать стояла на том же месте. И, кроме того, нигде не было и намёка на тень.

Она изгнала её.

Её карие глаза следили за каждым моим движением, пока я залезал на кровать и устраивался между её ног. Мне безумно нравились мелкие рывки её тела и извивающиеся мышцы на её руках, когда она напрягалась под путами. Я бы мог вечно смотреть на неё.

— Гейб?

Мои мысли вернулись к настоящему. Я наклонился, скользнув членом по её вкусной сладкой дырочке. Она вздрогнула, когда я нашёл её щель и вошёл, позволив её складочкам обласкать мой кончик. А затем грубо вторгся, вонзаясь в неё всем своим существом, погружаясь в небытие.

Когда я заговорил ей на ухо, моё дыхание уже было рваным.

— Спасибо тебе, — произнёс я. — Спасибо за то, что спасла меня.

Кэт.

Он дразнил меня. Он пытал меня.

Но в большей степени он меня удовлетворял. Удовлетворял каждое моё побуждение способами, которые я не могла даже представить до встречи с ним. Его руки шлёпали мою чувствительную и покрасневшую кожу, а я молила о большем. Его член наполнял меня, подталкивал к краю, и мои крики были гласом удовольствия. Он скручивал мои соски, посасывал синяки на бедре, облизывал мои запястья до тех пор, пока я не кончила только от того, что его язык касался меня в местах, о которых даже подумать не могла в этом смысле.

Он вколачивался в меня затвердевшим и пульсирующим стержнем, а я поймала его ритм, тогда как он заставил меня кончить на его члене, впитывая его, сжимая и вздрагивая. Он отпрянул и сделал так, что я снова кончила на этот раз от его языка.

И во время наибольшего томления, когда каждая частичка меня была разбита и широко распахнута, он прижал свой большой палец к моим губам, и я с силой всосала его, облизывая подушечки его гениальных пальцев. Даже не дав мне перевести дыхание, он распахнул меня своей толщиной и прижался пальцем между моих ягодиц, заполняя каждое моё отверстие, отчего кульминация за кульминацией моё тело охватывало судорогой, оставляя меня опустошённой, за исключением желания большего, большего…

Часами он брал меня, использовал и возвращал обратно.

Когда он в итоге закончил, моё дыхание рвано пронзало воздух. Мои глаза закрылись, и я чувствовала только его пальцы на верёвках вокруг моих запястий. Узлы ослабли и исчезли, а затем он принялся растирать мои запястья своими руками, сильно разминая их.

Я открыла глаза и увидела, как он разглядывает мои запястья. Красные линии от верёвки ярко выделялись на моей коже.

— Хотела ли бы ты от них избавиться? — спросил он тихо.

— От чего?

— От шрамов. Не хочешь сделать операцию? Мы могли бы их убрать.

— Мы?

— У меня есть старый друг. Он косметический хирург.

Я опустила взгляд на белые швы на внутренней стороне моих запястий. Они ловили свет и блестели, лишь на мгновение ярко сияя. Как будто душа моя выглядывала через истощившиеся части меня.

— Ты будешь там?

— Я буду ассистировать.

Я приподняла брови, когда он улёгся рядом со мной. Его рука обхватила мою грудь, а сам он прижался к моему боку. Я никогда не думала об избавлении от шрамов. Даже летом я носила длинные рукава, чтобы спрятать их. Иметь возможность свободно передвигаться, не беспокоясь о… Это было заманчиво.

— Ты будешь ассистировать, потому что…

— Для начала я бы никому больше не доверил прийти ко мне в дом.

— Ох! Вы займётесь этим здесь?

— Да.

— Где?

— Ты знаешь где, котёнок.

Я подумала о кухонном столе, ремнях. Крови.

Человек, которого он убил. Он был убийцей.

Моя внутренняя сущность была куда умнее, чем моё физическое тело, и я неловко заёрзала при мысли об этой идее.

— Тебя не будут связывать, — произнёс он. — Тебе введут лекарственный препарат. Местную анестезию.

— Я не отключусь?

— Нет.

— Но тогда этот твой друг узнает о нас? О тебе? — он нарочито моргнул, оттягивая ответ. Могла быть только одна возможная причина его колебаний. — Он уже знает?

— Он… Он такой же, как и я. В некоторых отношениях. В других не настолько.

— Как же так?

— Он гораздо менее терпелив, чем я.

Я вперилась взглядом в человека, который связывал и поддразнивал меня, подводя к краю сумасшедшего желания. Существовал ли кто-то ещё более плохой, чем он?

— Ты избегаешь вопроса, котёнок, — произнёс он.

— Я…

Я ещё раз посмотрела на линии. Закрыла глаза и попыталась представить, что они исчезли. Попыталась представить свою кожу чистой и без морщинок. Образ в моей голове был моим, но более молодым. Пятнадцатилетним. Перед тем, как я взялась за нож.

— Нет, — слово покинуло мой рот, как будто сделало это по своему собственному желанию.

— Нет? Ты не хочешь избавиться от них?

— Нет.

— Почему же?

Я повернулась к нему лицом. Подумала о коробке в его шкафу. Обо всех этих фотографиях, где он ещё мальчишкой был покрыт ссадинами.

— Почему ты хранишь те фотографии?

Его челюсть сжалась, вена начала пульсировать на виске. Он сделал глубокий вдох и расслабился.

— Я должен. Должен помнить боль.

— Но ты же будешь чувствовать её вне зависимости от этого, — произнесла я. — И вспоминать то, как… Это даёт тебе знание об опасности, скрывающейся внутри тебя.

— Стало быть, они напоминают тебе, насколько ты опасна? — улыбнулся он. — И насколько же ты опасна, котёнок?

— Куда опаснее тебя. Суицид — конечная остановка в маршруте побега.

— Так вот чем это было? Побегом?

— Возможно.

Он помолчал, глядя на шрамы на моих запястьях.

— Я хотел сбежать, — признался он. — Хотел этого каждую ночь, слушая, как она плачет. Каждую ночь, когда он заявлялся в мою комнату. Однако в ту ночь, когда он распахнул двери с уже наполовину расстёгнутым ремнём, мне захотелось, чтобы убрался он. Я желал, чтобы он причинил боль ей.

— Гейб… — мне хотелось, чтобы он прекратил рассказывать мне это.

Я не сумела бы постичь такое признание. Учитывая, насколько ужасными были мои родители, наше положение никогда не было настолько плохим.

— Я хотел, чтобы он перестал бить меня и вместо этого причинил боль ей. И он это сделал. Он избил её так сильно, что я сделал то, чего никогда не делал. Она кричала и кричала, и я наконец-то перестал это терпеть. Я побежал вниз по лестнице к ним в комнату — мне никогда не разрешали этого делать. Ни при каких обстоятельствах, понимаешь? И он был там с ножом. А ещё там была она: её кровь сочилась, впитываясь в ковёр, словно тёмное винное пятно. Она была всё так же красива, — его плечи вздрогнули, а рот исказился. — Всё так же красива, словно день.

— Ты не знаешь, что с ним случилось? С твоим отцом? Не знаешь, где он?

— Нет. Если бы знал, в ту же минуту заявился бы к нему со шприцем в одной руке и открыткой в честь дня отца в другой, — его рот дёрнулся. — Я ужасный сын.

— У тебя никогда не было шанса.

— Может быть. А может быть, мне следовало убить его до того, как он убил её, — его веки задрожали при этом, опускаясь. — Так ты не хочешь удалять свои шрамы? — спросил он снова спокойно.

— Нет, — теперь я была напористее. Решительнее.

— Почему? Потому что ты можешь забыть? Это единственная причина?

— Нет. Это… — я сомкнула веки, стараясь отыскать в уме правильные слова. — Потому что они напоминают мне о том, насколько близко я подошла к тому, чтобы никогда не оказаться здесь и сейчас.

— И где ты сейчас? — пробормотал он.

Я положила голову на его грудь. Он обвил меня своими руками, опуская тёплые ладони на мою поясницу. Его ухо прижалось ко мне, словно он хотел утонуть в моей плоти.

— Я здесь, — сказала я просто. — Я с тобой.

Конец.