Его единственная любовь

Глава 27

– Я знал, что найду тебя здесь, – сказал он, и его голос звучал тихо и мрачно.

Она медленно обернулась, стоя в дверях, ведущих под арку.

– Естественно, ведь здесь все началось. Алек улыбнулся.

– А я думал, все началось в долине, – сказал он. – Когда я увидел тебя бегущей так быстро, что казалось, ты не касаешься травы, а летишь по воздуху. И облако волос разевалось у тебя за спиной.

– Это началось так давно?

– Как только я впервые тебя увидел, – сказал он, подходя к ней вплотную. Алек протянул руку и обвил палец ее рыжим локоном. – Твои волосы горят на солнце как огонь. Или горели тогда, давным-давно. – Он уронил руку, и его улыбки как не бывало. – Скоро сюда прибудет генерал Уэсткотт. До его приезда я хочу тебя отправить.

Смущенная, она нахмурилась.

– Какое отношение имеет ко мне этот генерал?

– Весьма вероятно, что меня арестуют, – сказал он, – а тебя или предоставят попечению Седжуика, или тоже посадят в тюрьму.

– Им известно о Вороне? – спросила она, потрясенная.

Он пожал плечами с притворным равнодушием. Но этот жест ее не убедил. Лейтис не поверила, что Йен равнодушен к аресту. Его подбородок выдавался вперед и, казалось, окаменел, уголки рта нервно подергивались. Руки были сжаты в кулаки.

– Даже если сейчас они ничего не знают, это только вопрос времени.

– Тогда в чем же опасность? – спросила она, сбитая с толку.

– За мной много прегрешений, Лейтис, – сказал он и криво улыбнулся. – Начнем хотя бы с Инвернесса. К тому же Седжуик так и не простил мне спасения твоей деревни.

– Но почему ты это сделал? – спросила она, пренебрегая тем, что уже слышала от него прежде. Тогда он говорил что-то о том, что деревню легче сохранить, чем отстроить заново.

– Потому что там жили люди нашего клана, – сказал он, снова протягивая руку и заправляя ей за ухо своевольную прядь волос. – Потому что это был твой дом, Лейтис.

– А будь это другое место, ты поступил бы так же?

– Хочется думать, что да, – ответил он. – Но возможно, и нет, – добавил он с обескураживающей честностью. – Не могу сказать, как бы я поступил, Лейтис. Я могу отвечать только за то, что сделал. – Он поднял глаза на потолок, пострадавший меньше всего после артиллерийского обстрела англичан. – Я служил своей стране верой и правдой, – сказал он. – Скотты будут считать меня за это предателем, а англичане тоже сочтут предательством мое превращение в Ворона.

Она уже не понимала, где правда, а где вымысел. Но Мясник из Инвернесса уже не внушал страха, он перестал быть чудовищем. Полковник оказался бунтовщиком, добровольно защищавшим скоттов. Йен превратился в Алека, и оба они слились в человеке, которого она любила.

– Каковы бы ни были мои грехи или ошибки, знай: я никогда не хотел причинить тебе зло, Лейтис.

– Единственное, что заставляло меня страдать, – сказала она честно, – это то, что ты англичанин.

Он посмотрел на нее с мягкой укоризной.

– Этого я не могу изменить, Лейтис, даже ради тебя. Тебе не кажется, что мне было бы легче полюбить женщину, которая не видела бы во мне врага? Женщину, не столь упрямую и бессердечную? – добавил он.

– Которая умела бы вовремя прикусить язычок? – спросила она, отстраняясь от него, и посмотрела на озеро.

Алек подошел и встал у нее за спиной.

– Которая не стала бы тебя отчитывать и учить уму-разуму?

– Или не плакала бы, когда ей не хватает слов, – сказал он с нежностью.

– Или когда она занималась с тобой любовью в пещере, – продолжила Лейтис тихо.

Достойная и добродетельная особа постыдилась бы произнести вслух эти правдивые слова. Какой бы она ни была распущенной, она не могла не покраснеть от стыда при воспоминании о том, как позволила себе забыться.

Он осторожно повернул ее к себе и прижал к груди.

– Видишь ли, – сказал он серьезно, – у меня нет выбора. Ты всегда была в моем сердце, с самого детства, и я не могу выбросить тебя оттуда.

Она отступила на шаг.

– Я готова признать, что ты не Мясник, каким я считала тебя до сих пор, но не могу примириться с тем, что ты поднял оружие против моей страны. Неужели это легко простить?

– Но ведь твои соотечественники делали то же самое, Лейтис, – сказал Алек. – Есть вещи, от которых нельзя просто отмахнуться, стереть то, что уже вписано в историю, или переписать заново, как бы мы этого ни хотели. Долгие годы я ненавидел скоттов за то, что они убили мою мать.

– За это в ответе войска генерала Уэйда, – ответила она смущенно.

– В то время я этого не знал, – ответил он. – Я не знал правды, пока ты не сказала мне об этом.

– Но ведь твоя ненависть не помешала тебе спасать скоттов в Инвернессе, – сказала она задумчиво.

– Их держали в холоде и голоде. В них я видел не скоттов, а людей, которые нуждаются в помощи. Я был бы настоящим чудовищем, если бы не захотел хоть как-то улучшить их ужасное положение. Кроме того, Лейтис, иногда случается, что ты вдруг перестаешь ненавидеть.

Его глаза смотрели на нее прямо и честно. Он пришел к ней с открытой душой, ничего не скрывая. Он открыл ей, кем был на самом деле: не чудовищем, не бунтовщиком, а человеком, сотканным из противоречий и слабостей, но все же сумевшим заслужить ее любовь и уважение.

Лейтис судорожно вздохнула, и он почувствовал, что она вот-вот разрыдается. Казалось, в груди у нее образовалась пустота, в которой гулко и быстро билось растревоженное сердце.

– Я пыталась тебя не любить, – призналась она. – Говорила себе, что для меня так было бы спокойнее и безопаснее. Какое-то время я даже верила, что это возможно, но потом мне показалось, что я тешу себя иллюзиями, что это самообман.

Медленно, давая ей время и возможность отстраниться, он робко и нерешительно поцеловал ее, как когда-то в детстве. Она погладила его по щеке, и отросшая за день щетина легко уколола ее ладонь.

Она взглянула на крестообразный шрам на своей ладони. Мужская с точно такой же отметиной рука легла поверх ее ладони. Это соприкосновение словно означало единение их мыслей. И сердец, подумала Лейтис. Она покачала головой, смущенная, нерешительная, побежденная. В это мгновение она осознала, что любовь существует наперекор всему. Она может расцвести в неожиданном месте, как колокольчики, которые она так любила. Любовь, сильная и дерзкая, как нежные цветы, пробивавшиеся из расселин в скалах на скудной земле.

– Я бедная шотландская девушка, – признала она, – и так безропотно и быстро сдаюсь на милость англичанина. Но я, – она сделала паузу, – люблю тебя, полковник ты или Ворон, Йен или Алек.

– Возможно, тебя утешит мысль о том, что ты повергла меня во прах, заставила опуститься на колени у твоих ног.

Она отстранилась и с улыбкой посмотрела на него.

– Прежде я думал, что если я буду смотреть в твои глаза долго-долго, – признался он, – то смогу увидеть твою душу.

– И это тебе удалось? – спросила она, околдованная его признанием.

– Я вижу твое сердце, – сказал он нежно. – И твою отвагу. Она тебе потребуется впредь, потому что может произойти всякое.

Ее охватил ужас, сильный и всепоглощающий, и ее замутило.

– А теперь тебе надо скрыться, Лейтис, – тихо сказал он.

– А что будешь делать ты? – спросила она, стараясь подавить страх.

– Собираюсь вернуться в форт Уильям, – сказал он.

Она не тешила себя надеждой на то, что генерал окажется участливым, мягким, понимающим. Англичане накажут Алека за его поведение. Он более чем ослушался приказов герцога Камберленда. Он позволил себе быть добрым.

– Тебя могут повесить, – сказала она.

Он потянулся к ней и провел рукой по ее лицу от мочки уха до подбородка. Казалось, он старался навсегда запечатлеть в памяти эту минуту и все, что их окружало.

– Откровенно говоря, я в это не верю, – ответил он. – У меня другие планы на дальнейшую жизнь.

– Не заставляй меня тебя покинуть, – попросила она, сдерживая слезы. – Пожалуйста!

Он медленно покачал головой.

– Разве ты не понимаешь, что они не причинят мне вреда, если не доберутся до тебя? Я не вынес бы, случись что-нибудь с тобой. Я приду, когда смогу. Обещаю!

– Мне уже доводилось слышать такие обещания и прежде, – сказала она. – «Я вернусь, Лейтис. Со мной ничего не случится, тебе не о чем беспокоиться. Это будет всего лишь приключением, Лейтис, и ты просто изойдешь слюной от зависти, когда я расскажу тебе об этом». Я уже слышала эти обещания, – сказала она с яростью. – Я слышала это от отца, от Фергуса, Джеймса и Маркуса.

– Клянусь всем святым для Макреев, что вернусь, как только смогу, Лейтис.

Он наклонился и нежно поцеловал ее, и ее глаза закрылись, а веки затрепетали – в эту минуту она разрывалась от печали и восторга.

«Господи, сохрани его!» Она так давно не молилась, что и молиться было как-то неловко. За время, истекшее после сражения при Куллодене, Лейтис была не в ладу с Всевышним. Она испытывала только гнев. Но эта молитва была иной, она не просила за себя, для себя. «Сохрани его, Господи, не потому что я люблю его, а потому что он заслуживает остаться в живых».

Алек снова ее поцеловал, и, пока длился этот поцелуй, она забыла об англичанах и о скоттах, о своей раздвоенности и даже об опасности.

Патриция терпеливо ждала во дворе, Дэвид рядом с ней тихонько мурлыкал о чем-то со своей кошкой. Открывшийся ее глазам вид был впечатляющим и, как она внутренне ни противилась, не мог не вызвать восхищения.

Глубокая лазурь озера и ослепительная синева ясного неба, очистившегося после грозы, казались театральной декорацией, задником, на фоне которого по обе стороны форта Уильям вырисовывались зеленые пологие холмы. Даже острые пики из черно-серого сланца, видневшиеся вдали, не могли повредить красоте пейзажа. Окружающая природа не походила на спокойную и умиротворяющую красоту английского ландшафта, но сейчас, без дождя и колючего ветра, без ряби на воде, была мирной и безмятежной.

Лицо Патриции овевал теплый ветерок, словно природа ласково приветствовала ее.

Она оглянулась на развалины замка Гилмур. В нем провела свое детство Мойра, мать Алека, здесь она умерла. Патриция ощутила печаль и скорбь по давно погибшей женщине. В ней не было ни зависти, ни гнева.

– Миледи?

Молодой человек, которого вызвал Алек, стоял, терпеливо ожидая, пока она обратит на него внимание. Кажется, его звали Каслтоном. Он стоял терпеливо и неподвижно в неудобной позе, слегка склонив голову. Будто не мог решить, подумала Патриция, поклониться ей или отдать честь.

Она улыбнулась, стараясь его ободрить.

– Комнаты для вас готовы, ваша милость, – сказал он очень серьезно. – Не соблаговолите ли последовать за мной?

Он предложил ей руку.

Оглушающий топот сотен копыт заглушил его последние слова. Колонна всадников, скачущих попарно, галопом пронеслась по узкой полоске земли, соединявшей остров с остальной частью суши и с долиной. Из-под копыт летели камни, комья земли, вырванная с корнем трава.

Прежде чем въехать во двор форта, всадники замедлили движение и перешли на рысь.

Вдруг колонна беззвучно раздвинулась, пропуская вперед мужчину с резкими чертами лица. Он сидел на белом коне, его седло было украшено бесчисленными серебряными медальонами. Возможно, он был командиром этого кавалерийского подразделения.

Он бросил быстрый взгляд на Патрицию, потом отвел глаза. Но вдруг снова посмотрел на нее, на этот раз бесцеремонно и пристально. Это беззастенчивое разглядывание глубоко задело вдову, вызвав неприятную дрожь во всем теле. Патриция рассердилась. По-видимому, то, что она носила траур, не оказало на наглеца ни малейшего воздействия.

Она собралась с духом и ответила ему хмурым взглядом, поджав губы и скривившись, демонстрируя тем самым свое неудовольствие.

Но этот несносный солдафон просто улыбнулся, легко спрыгнул с коня и отдал какие-то распоряжения. А потом приблизился к ней, ничуть не смущенный ее негодованием.

Его поклон показался ей таким же медленным и надменным, как и взгляд.

– Мадам, – сказал он. – Я никак не ожидал увидеть столь редкостную красоту в этом захолустье.

Удивленная комплиментом, Патриция молча смотрела на него. Ее не называли красивой с тех пор, как она вышла замуж за Джералда. Но и любезность не расположила ее к нему, а еще больше раздосадовала. Она не думала, что ее внешность – тема для беседы с незнакомцем.

– Позвольте представить вам генерала Уэсткотта, графиня, – сказал Каслтон, будто подслушав ее мысли.

– Графиня? – Генерал казался удивленным.

– Генерал, – продолжал Каслтон, – это графиня Шербурн.

– Родственница Алека Лэндерса? – спросил генерал. – Жена?

Патриция решила, что этот несносный генерал не сумеет ее вывести из себя.

– Разумеется, не жена, – ответила она сердито. – Я его мать, точнее, мачеха.

– И это объясняет столь заметное несоответствие в возрасте, миледи, – сказал он, снова отдавая поклон. – Но вы слишком молоды, чтобы быть его матерью. И даже мачехой... Неужели ваш супруг похитил вас из колыбели?

Она опасалась, что его наглости не будет конца.

– Я вдова, сэр, – сказала она ледяным тоном. – И это сразу стало бы для вас очевидно, если бы вы обратили внимание на цвет моей одежды.

– Это мне на руку, – ответил он спокойно и равнодушно.

Но в его карих глазах она заметила смешинки.

– Я тоже вдовец, миледи.

С минуту графиня обескуражено смотрела на него.

– Я совсем недавно овдовела, – произнесла она, наконец, хмуро глядя на него.

Генерал завладел ее затянутой в перчатку рукой, склонился и по примеру французов поцеловал воздух над тыльной стороной руки.

– Примите мои соболезнования, миледи, – сказал он проникновенно, и в его голосе прозвучали излишне интимные нотки. Точно так же многозначительно и интимно он слегка пожал ей руку. – Не окажете ли мне любезность пообедать со мной? – спросил он, и ее глаза сердито сверкнули. – Я постараюсь загладить мою невольную грубость.

Вдова вырвала у него свою руку.

– Разумеется, нет, – ответила Патриция раздраженно.

– В таком случае, надеюсь, вы не откажетесь принять участие в моей вечерней трапезе?

– Есть ли предел вашей беспардонности, сэр?

Генерал улыбнулся, как ей показалось, заученной улыбкой, которую, вероятно, использовал как оружие не раз. И все же в грубоватом лице генерала появилось что-то озорное и мальчишеское. С минуту они просто смотрели в глаза друг другу, пока Патриция наконец не вспомнила о причине, приведшей ее сюда.

Она покачала головой. Ей нужно было задать Алеку вопрос, ради которого она проделала мучительное путешествие в Шотландию. Она собиралась его задать еще до начала военных действий, еще до того, как Алек оказался в подчинении у этого генерала, потому что от ответа на него зависело будущее Дэвида.

Патриция снова посмотрела на генерала. Совершенно несносный тип, решила она.

– Я снова вас обидел? – спросил он, и в его улыбке она заметила некоторую язвительность.

Патриция покачала головой. Будет лучше, решила она, не отвечать и вообще больше с ним не разговаривать.

– Прошу извинить меня, сэр, – сказала она, делая знак Дэвиду, и они направились к полуразрушенному замку под аккомпанемент недовольного мяуканья Ральфа.

– Куда мы идем, мама? – спросил Дэвид.

– Искать твоего брата, – решительно ответила она.

– Он мне нравится, – сказал Дэвид с улыбкой. – И Ральфу он тоже понравился.

Она бросила взгляд на кошачью корзинку. Патриция сомневалась, что капризная и своевольная кошка питала нежные чувства к кому-либо, кроме Дэвида, но не стала говорить об этом сыну.

Во время своего путешествия по Шотландии она бесчисленное множество раз репетировала слова, которые собиралась сказать пасынку. Почему же теперь они улетучились? Все, что она намеревалась сказать Алеку, вылетело у нее из головы. Вне всякого сомнения, виноват был этот странный генерал.

Она бросила на него взгляд через плечо. Он все еще смотрел ей вслед, и на его лице играла загадочная улыбка. От гнева ее щеки раскраснелись. Полно, только ли от гнева? Она ощущала жар прихлынувшей к ним крови, и это не имело никакого отношения ни к словам генерала, ни к его бесцеремонным манерам.

Он нашел ее красивой. Ну и что? Стоило ли так гневаться на него за это и тем более думать об этом? Она снова посмотрела на Уэсткотта. С ним теперь разговаривал какой-то человек, и генерал в ответ время от времени кивал головой, по-видимому, погруженный в свои мысли. И с ее стороны было нелепо чувствовать из-за этого разочарование.

Мэтью Седжуик спешился, бросил поводья кому-то из солдат и оглянулся, ища глазами Армстронга. Он увидел его у пушек.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Армстронг, вытягиваясь в струнку. – Полковник приказал мне освободить артиллерийский склад, чтобы выделить помещение для его матери и брата.

Присутствие родственников полковника чрезвычайно раздосадовало майора. Они были докучной помехой. И все же это не могло послужить причиной отсрочки расследования преступных действий полковника. Армстронгу удалось раздобыть достаточно сведений, чтобы бросить тень сомнения на Лэндерса и его преданность короне.

– Я сопровождаю генерала Уэсткотта, – сообщил Седжуик кратко. – Прежде чем мы начнем задавать вопросы полковнику Лэндерсу, не хотите ли вы внести кое-какие изменения в свои записи? Возможно, там есть пропуски и вы захотите что-нибудь добавить?

– Да, – ответил Армстронг с легкой улыбкой. – Я подслушал разговор графини с сыном. По-видимому, полковнику хорошо известны эти места. В детстве он постоянно проводил здесь лето.

Седжуик нахмурился, пытаясь осмыслить последние слова Армстронга.

– Вы не думаете, сэр, что полковник Лэндерс может быть скоттом по рождению?

Это предположение очень заинтриговало Седжуика. Вот гвоздь, который он забьет в гроб Лэндерса. Даже если Уэсткотт ничего не предпримет, то уж Камберленд будет в бешенстве.

– Где он сейчас?

– Думаю, сэр, что он в замке. Он питает особые чувства к этому месту.

– Или к своей заложнице, – отрывисто заметил Седжуик, направляясь через поле к руинам замка.

Он предвкушал, с каким удовольствием сообщит Лэндерсу, что тот попал под подозрение. Довольный, майор вошел в полуразрушенный замок через боковой вход и остановился, услышав голоса.

Разговаривали двое. Одного он признал тотчас же. Второй голос принадлежал женщине. Кто это был? Заложница?

– А как же насчет того, чтобы переправить беглецов на корабль?

– К сожалению, невозможно сделать это незаметно.

И тут Седжуик едва не пустился в пляс от радости. Оказывается, грех полковника Лэндерса был посерьезнее, чем он предполагал. И речь шла вовсе не об укрывательстве Ворона. Что, если сам Лэндерс стал предателем?

Осознав услышанное, Седжуик улыбнулся и вытащил пистолет, заткнутый за пояс.

Это странное место похоже на лабиринт решила Патриция, зато Дэвида интересовало все – каждый кирпич, каждый камень.

– Красиво, – сказал он, прижимая к себе корзинку с Ральфом.

– Да, дорогой, – отозвалась его мать терпеливо. – Но мы должны найти Алека.

Они заглянули в комнату с признаками того, что она обитаема, но в настоящую минуту в ней никого не было. Второе помещение оказалось полуразрушенным и доступным всем стихиям. Это место показалось ей до странности печальным, но в то же время было похоже, что оно знавало и лучшие времена, что когда-то оно было приютом радости, а теперь стало прибежищем скорби. Даже Дэвиду не захотелось туда войти.

Патриция перешагнула через кучу камней и прошла по проходу, который, как выяснилось, не вел никуда, потому что стена в его конце обвалилась. И каждый проход, который она выбирала, заканчивался тупиком. Наконец она подошла к арке и двинулась дальше, обходя груды камней и обрушившихся перегородок.

– Трогательная сцена, полковник, ничего не скажешь, – произнес Седжуик, выскальзывая из тени.

Его мундир был весь в пыли, светлые волосы всклокочены, а лицо хранило следы усталости. Но не это привлекло внимание Алека, а пистолет в руке майора. Он был солидным, с инкрустированной деревянной рукоятью, и, судя по всему, за ним тщательно ухаживали, потому что его медный шестидюймовый ствол был надраен до блеска.

– Держать под прицелом старшего по званию – чудовищный проступок, Седжуик, – сказал Алек, прекрасно сознавая, что рядом с ним стоит Лейтис. Своим телом он заслонил ее.

– Отнюдь нет, если речь идет о предателе. А вас, сэр, я как раз и подозреваю в предательстве, – добавил Седжуик с легкой насмешкой, почтительно кланяясь.

– Слишком громко сказано, – сухо возразил Алек.

– А вы будете отрицать, что вы, полковник, и человек, известный как Ворон, одно и то же лицо? Будете отрицать, что вы пытались помочь скоттам и подстрекали их к неповиновению?

– Весьма прочувствованно сказано, майор, – ответил Алек.

Он знал, что иногда бахвальство и бравада приносят больше пользы. Ну, например, когда численность врага превышает число твоих солдат, когда соотношение сил явно не в твою пользу или в такие минуты, как сейчас.

– И каким же образом вы пришли к столь фантастическому заключению, Седжуик? – язвительно спросил он.

– Армстронг держал меня в курсе всех ваших передвижений, – ответил Седжуик, все еще наставив на Алека пистолет.

– В таком случае ваш Армстронг – идиот, – сухо возразил Алек.

– Генерал Уэсткотт так не думает, – парировал Седжуик. – А иначе он не приехал бы сюда со мной.

– И вы считаете возможным вести меня к нему под дулом пистолета?

– Меня не слишком огорчит, Лэндерс, если вы вздумаете бежать и мне придется застрелить вас при попытке к бегству.

Алек невесело улыбнулся.

– Так, значит, таково ваше чувство юмора? – спросил он, стараясь выглядеть ничуть не задетым угрозами майора. – Полагаю, было бы намного лучше для вас вернуться в форт Уильям, и немедленно, майор. Я скоро вас догоню, и мы вместе послушаем, что скажет генерал Уэсткотт насчет ваших фантастических предположений.

– Я думаю, что нам лучше вернуться вместе, – возразил Седжуик.

Дуло пистолета описало круг в воздухе и оказалось снова нацеленным в грудь полковника.

– Вы мне угрожаете, Седжуик? – спросил Алек, едва сдерживая ярость.

– Вы не ошиблись, сэр. Попытаетесь бежать? – спросил он с усмешкой. – Когда вы будете мертвы, сэр, я позабавлюсь с вашей шлюхой и решу, стоит ли оставить ее в живых.

– Надеюсь, – сказал взбешенный Алек, – что, кроме подозрений, вы располагаете и доказательствами, Седжуик, потому что, когда с меня будут сняты все подозрения, я постараюсь любой ценой упечь вас в тюрьму до конца ваших дней. Мне известно, что вы собираетесь сказать генералу Уэсткотту, но я знаю и то, что скажу ему сам.

Алек шагнул вперед в надежде на то, что Лейтис воспользуется этим отвлекающим маневром и исчезнет.

– Пистолет заряжен, и я стреляю без предупреждения, полковник, – сообщил Седжуик. – Я был готов к тому, что вы откажетесь следовать за мной. Если вы умрете, то будет не важно, были вы Вороном или нет, – продолжал майор усмехаясь. – Генерал будет удовлетворен. Возможно, меня даже наградят за храбрость, за ликвидацию еще одного предателя.

Он снова вскинул пистолет и нацелил его прямо в грудь Алеку.

– Отпустите ее, – сказал Алек, бросая взгляд на Лейтис, – и я пойду с вами не сопротивляясь.

– Дело в том, что я вовсе не хочу, чтобы вы шли со мной, – возразил Седжуик, все еще насмешливо улыбаясь. – И чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится мысль покончить с вами сейчас же.

Он принялся тщательно целиться.

– Мама! – раздался испуганный голос Дэвида. – Он собирается сделать больно моему брату?

Алек и майор вздрогнули и повернулись на звук этого голоса.

Патриция и Дэвид стояли в проходе под аркой и во все глаза смотрели на Седжуика.

Алек воспользовался мгновением, бросился на майора и рывком повалил его на пол. Рядом упал пистолет.

Седжуик лягнул Алека, перекатился по полу и схватил свой пистолет. Потом медленно поднялся на ноги, продолжая держать Алека под прицелом. И тут полковник осознал, что его враг стоит на качающихся обломках обрушившейся арки. Седжуик посмотрел себе под ноги, и его лицо исказилось от ужаса, когда пол под его ногами задрожал и рухнул вниз. В мгновение ока Алек увидел, как Седжуик опрокинулся назад и полетел в пропасть, молотя по воздуху руками и ногами и не находя опоры. На его лице застыло выражение безмерного ужаса, он продолжал падать в пустоту с нечеловеческим криком, который постепенно слабел и вскоре совсем стих.

Наступила тишина.

Алек посмотрел вниз. Не было никакой надежды на то, что Седжуик выживет после такого головокружительного падения в озеро. Он почувствовал, как чьи-то руки обвились вокруг него, и Лейтис потянула его от края опасной арки.

Он ее обнял и прижался щекой к ее волосам. Она вся дрожала, а возможно, это его дрожь передалась ей, но сейчас это не имело значения.

– Он упал, мама, – сказал Дэвид.

– Да, любимый, – нежно ответила Патриция, обнимая своего испуганного сына.

– Мне не нравится это место, – сказал Дэвид, уткнувшись лицом в ее грудь.

Взгляды Патриции и Алека встретились: они смотрели друг на друга через комнату.

– Я не уверена, что и мне здесь нравится, родной, – сказала она.