Глава 29

Йен и Лейтис шли через лес во главе колонны, указывая дорогу остальным. Они двигались почти бесшумно.

Йен опасался, что их могут заметить часовые на мосту через лощину. Он рассчитывал, что приготовления солдат ко сну ослабят их бдительность.

Когда они перебрались через лощину, он повел людей по пологому склону туда, где начиналась тропа, и построил их парами так, чтобы старые и молодые шли вперемежку. Он надеялся, что в этом случае люди будут помогать друг другу и ободрять теряющих силы на самых опасных участках тропы.

Лейтис опять шла впереди, а Йен замыкал процессию. Вереница людей змеилась по узкой тропе.

Йен вдруг услышал какой-то шум у себя за спиной. Он обернулся и увидел Хемиша в обществе еще одного старика, пересекавших лощину и не перестававших препираться. Хемиш нес только свою волынку, а его спутник держал в руках узел.

– Ты болтаешь языком, как ягненок хвостом, старый дурак!

Хемиш нахмурился, услышав подобное оскорбление.

– По крайней мере, у меня хватает ума это делать в отличие от тебя, старый высохший желудь.

– Лучше половина яйца, чем пустая скорлупа, – возразил его спутник.

Йен строго посмотрел на них.

– Если вы хотите идти с нами, – сказал он как можно спокойнее и тише, – то постарайтесь не привлекать к себе внимания.

– Понял, что я имел в виду? Держи язык за зубами, – сказал спутник Хемиша.

Тот шагнул вперед, оказавшись рядом с Йеном.

– Я иду с вами, чтобы приглядывать за своей племянницей, – сказал он воинственно. – Не хочу, чтобы ее обесчестили.

– Можешь не беспокоиться, – спокойно возразил Йен.

Вдруг Хемиш с тревогой произнес:

– Это что, та самая тропа? Потайная...

Он не договорил, потому что у него перехватило дыхание, когда он увидел, как далеко внизу озеро и как крут обрыв.

Похоже, только скалистая узкая тропа и была способна заставить замолчать старого ворчуна. Йен, впрочем, испытывал ту же неприязнь к этому пути, но не мог признаться в этом Хемишу Макрею.

Перед самым их носом на тропу упал камень, и на одну, казалось, бесконечно долгую минуту Йен замер, ожидая, что кто-нибудь из его спутников не выдержит и издаст отчаянный крик. Но этого не случилось. Весь путь они проделали медленно, размеренно, и слышались только приглушенный шепот да детское хихиканье.

– Не бывает горы, у подножия которой не было бы дыры, – сказал спутник Хемиша.

– Дай отдохнуть своему языку, Питер, – проворчал Хемиш. – А иначе мне придется заставить тебя замолчать.

– Ты-то да, а как насчет английской армии?

Йен на мгновение остановился, и Хемиш налетел на него, толкнув в спину. Держась одной рукой за скалу, Йен дал себе слово не думать больше о Седжуике.

– Я снова прошу вас вести себя тише, – сказал он как можно спокойнее.

– Я-то безобиден, не то что дурак впереди меня, – резко возразил Питер.

– Если бы ты замолчал, – отозвался Хемиш, – я был бы тебе крайне признателен.

Йен все еще не двигался с места, размышляя о том, почему на его несчастную голову свалились эти двое. Не важно, что их лица изборождены морщинами, а волосы поседели, тела стали согбенными от старости, но они скандалили и препирались как дети.

Наконец, старики угомонились и замолчали, и Йен двинулся дальше, уже не надеясь нагнать остальных, ушедших далеко вперед.

Он хотел бы каким-то способом передать весточку о своих планах Харрисону и Дональду.

Процессия приблизилась к входу в часовню. Йен догнал остальных, и теперь все терпеливо дожидались возможности оказаться в безопасном месте. Он поднял голову и увидел двоих мужчин, помогавших взобраться наверх Лейтис, и подумал с надеждой, что у них хватит сил на то, чтобы помочь и остальным. Он ухватился за какой-то колючий жилистый куст. За его спиной Хемиш и Питер снова затеяли перебранку, и Йен увидел удивление в глазах Лейтис.

– Они решили уехать с нами, – пояснил он. – Но не думаю, что нам с ними повезло.

Он помог Хемишу выбраться наверх.

– Я прошу простить меня за то, что я навлек на тебя опасность, – сказал Хемиш Лейтис. – За то, что ты стала из-за меня заложницей, – добавил он, не глядя на Йена. – Хотя, думаю, тебе стоило бы поблагодарить меня за это.

Йен только покачал головой и протянул руку, чтобы помочь выбраться и Питеру.

– Уж лучше жить в страхе и опасности, чем оказаться здесь, – высказался Питер, оказавшись наверху.

– Ты когда-нибудь умолкнешь, старик? – огрызнулся Хемиш. – Мне жаль, что я не бросил тебя одного в деревне.

– Бросил меня одного? – переспросил Питер раздраженно. – Я уже и сам решил тронуться с места.

– Ты лжешь, – заявил Хемиш, хмуро оглядывая своего друга и недруга.

– Две кошки с одной мышью – что две мыши в одном доме, – грустно произнес Питер.

Хемиш воздел руки к небу.

– И что это значит, старый идиот?

– Не пора ли вам обоим помолчать? – не вытерпел раздраженный Йен. – Сейчас мы в большей опасности, чем когда-либо. И нам ни к чему склоки.

Хемиш бросил на него удивленный взгляд.

– Мы не ссоримся и не склочничаем, – ответил он, – а просто беседуем.

– В таком случае беседуйте шепотом, – распорядился Йен, но минутой позже понял, что все напрасно. Пререкания стариков даже на пониженных тонах все-таки оставались досадной помехой.

Йен вышел на середину часовни, наклонился и вытянул камень, прикрывавший железное кольцо. Лейтис подошла к нему, а ее односельчане потянулись за ней следом в полном молчании, потрясенные увиденным. Судя по всему, Фергус и Джеймс хранили свою тайну все эти годы и унесли ее с собой. Он стоял рядом с Лейтис, стараясь говорить так тихо, чтобы звуки их голосов не доносились до остальных.

– Ты отведешь их на корабль? Я должен еще кое-что сделать до отплытия. Потом я последую за вами.

В угасающем свете дня она вглядывалась в его лицо и вслушивалась в слова.

– Ты ведь не вернешься обратно в форт, Йен? – спросила она с беспокойством.

Он провел ладонью по ее щеке и улыбнулся.

– Нет, – ответил он. – Меня не привлекает слава мученика.

Йен торопливо поцеловал Лейтис.

Она кивнула и присела рядом с открывшимся входом в подземелье, болтая в темноте ногами.

Путешествие вниз по лестнице вызывало у нее воспоминания и питало иллюзии. Лейтис почти ощущала присутствие Фергуса, когда тот был еще мальчиком. Лестничный колодец для нее был наполнен его шепотом, а также едва слышным голосом Джеймса, всегда такого осторожного и советовавшего и брату проявлять осторожность. Как странно, что именно Джеймс настаивал на участии в бунте, а Фергус, всегда такой своевольный, предпочел остаться в Гилмуре.

Что было бы, если бы они вернулись из Куллодена? Их присутствие ничего не изменило бы: исход из Гилмура был неизбежен. Англичане расположились здесь навсегда, несмотря на то что она собиралась увезти с собой их командира. Эта мысль вызвала у нее улыбку.

За своей спиной она слышала приглушенные стоны: колени стариков, пораженные артритом, протестовали против крутизны спуска. Все проявили беспримерное мужество. Жалобы слышались только от Питера и Хемиша, да и те в основном были обращены друг к другу.

И все же путешествие казалось нескончаемым, потому что вела их одна Лейтис. Прежде с ней всегда был Йен, успокаивавший ее шуткой или просто державший за руку. Чувство ответственности за судьбу следовавших за ней людей, которую она взяла на себя, должно было изгнать из ее мыслей другие заботы, но она не могла не думать о безопасности любимого.

Чем он сейчас занят? Что за неотложное дело у него появилось? Ведь он мог отстать от них, и что тогда ей делать?

Наконец, все они спустились вниз. В полумраке пещеры она подняла фонарь и зажгла его с помощью трутницы, которую ей оставил Йен. Как он и предупреждал, гораздо легче было спускаться по лестнице в темноте. Стены пещеры были покрыты зелеными водорослями, блестевшими в свете фонаря. И многие отдергивали руки, потому что, согласно суеверию, зеленый цвет считался цветом несчастья и скорби.

Ступени из блестящего черного камня еще хранили следы поработавшего над ними резца. Лейтис могла только восхищаться и удивляться тому, как хорошо они сохранились. Неужели это сам святой Ионис вырезал их в скальной породе за долгие годы своей жизни на острове? Или это сделали задолго до него его предшественники?

Изгнанники по одному просачивались в пещеру, и восклицания облегчения замирали на их устах, когда они поднимали глаза на потолок. Другой неожиданностью для них оказался портрет возлюбленной Иониса, которая смотрела на них в тусклом свете фонаря.

Люди сгрудились, как стадо овец, – следы пережитого страха были заметны на их лицах. Лейтис предпочла бы, чтобы они немного отдохнули, но не было времени для этого – корабль ждал их.

Она прошла по пещере, но то и дело оглядывалась на лестницу. «Пожалуйста, поспеши», – мысленно шептала она, обращаясь к Йену, и слова эти отдавались болью в ее сердце. Однако молитва, обращенная к Господу, не могла остаться без ответа.

Она протиснулась сквозь толпу к выходу из пещеры и вывела людей на скалистый берег, усеянный камнями. Она была поражена размерами торгового судна. По сравнению с ним бухточка казалась крошечной. Высоко держа фонарь, она начала размахивать им над головой, так что его свет образовал огненную дугу. Она надеялась, что с корабля их заметят.

Тотчас же на воду была спущена шлюпка с двумя матросами, которые быстро гребли к берегу.

– Ты можешь меня простить, Лейтис? – спросил Хемиш, оказавшийся за ее спиной. – Ты еще ничего мне не сказала.

Она бросила на него решительный взгляд.

– Мне нечего тебе сказать, дядюшка, – ответила она спокойно. – Возможно, со временем я найду для тебя слова прощения.

– Неужели тебе легче простить Мяснику все его злодеяния? – спросил Хемиш отрывисто.

Ей показалось забавным, что даже теперь он не утратил своего высокомерия.

– Он всегда был добр ко мне, – сказала она.

– Я должен был лучше защищать тебя, племянница, – признал Хемиш.

Ей было нечего ему ответить.

– Итак, ты, значит, заставишь меня расплачиваться за мою глупость до моего смертного часа?

Старик хмуро смотрел на нее, а она думала, почему он выбрал именно эту минуту, чтобы ее отчитывать.

Шлюпка причалила, ткнулась в каменистый берег, и из нее выпрыгнули два матроса и принялись помогать пассажирам рассаживаться.

– Умеешь грести, дядя? – спросила Лейтис. Он коротко кивнул.

Она указала на ялик Йена, пришвартованный поблизости.

– Если мы будем отправлять на борт сразу по две партии, это ускорит дело.

– Значит, это и будет моим искуплением – стать бременем для жителей Гилмура?

Его раздражение вызвало у нее смех. Она торопливо обняла старика, и по изумленному выражению его лица поняла, что это было для него неожиданностью.

– Ты никогда не изменишься, дядя, – сказала она с уверенностью. – Да, – добавила она, улыбнувшись ему, – это и станет твоим наказанием и искуплением.

Хемиш ничего не сказал, но на его лице расцвела улыбка, а Лейтис нечасто приходилось видеть ее на этом морщинистом лице.

– Вполне заслуженно и справедливо, – сказал он.

Он повернулся к Питеру, смущенно улыбаясь.

– В таком случае ты станешь моим первым пассажиром, старый козел.

– Мудрый человек и сам сможет позаботиться о себе, – ответил Питер.

– Собираешься добираться вплавь? И думаешь, что это мудро?

Старики направились к ялику, но посторонились, пропустив вперед Марту с дочерью и позволив им устроиться на носу.

Лейтис знала, что до конца своих дней будет помнить этот исход. По небу бежали длинные перистые облака, освещенные снизу оранжевым сиянием закатного солнца. В этом угасающем солнечном свете ожерелье из скал, окружавших бухту, казалось янтарным. Она слышала, как вода мягко плещется о прибрежные скалы. Слышала вздохи тех, кто не хотел покидать Гилмур, но слишком хорошо понимала, что оставаться здесь бессмысленно. Возбужденные вопросы самых храбрых и любопытных из детей напомнили ей Фергуса и Джеймса и самого Йена, дерзких и отважных, но бессильных что-либо изменить.

Ветерок трепал волосы Лейтис, сдувая их со лба назад, и нес с собой довольно ощутимую прохладу. Это было предвестием зимы, обещанием того, что скоро наступит иное время года. Она хотела бы быть здесь с Йеном зимой, когда ветви деревьев обрастут сосульками, а ветер задует с новой яростной силой. Она хотела бы сидеть у камина в уютном доме и ждать его прихода, увидеть его, улыбающегося ей, с разрумянившимся на холоде лицом.

Он бы потоптался у порога, чтобы очистить свои сапоги, и рассказал ей, чем занимался днем. Она бы его сытно накормила и внимательно слушала бы его рассказ, а потом показала бы ему сотканный ею плед. Это было бы нечто похожее на тартан Макреев, в который вплелись бы новые нити. И когда пришло бы время ложиться спать, они заключили бы друг друга в объятия со смехом, нежностью и пылкой страстью.

«Господи, молю тебя, пусть так и будет!»

Загрузка...