Его невинная пленница (СИ)

Глава 18

Лия

Пирожки пахнут вкусно. Из хороших новостей на данный момент это единственное.

Я до сих пор не могу осознать все случившееся. Яр без всяких раздумий выстрелил в человека. А потом еще раз. Я видела, как мужчина замертво падает. Он больше никогда не очнется…

Какого будет его близким узнать о случившемся?..

— Ты мне врешь, — говорю вроде бы спокойно, а у самой внутри все ходуном ходит. — Я ведь не смогу уже это проверить, верно? Ты просто пытаешься меня успокоить, чтобы от меня было меньше проблем.

Машинально закрываю живот ладонями.

Я беременна, поверить в это не могу.

Нет, я знаю, как это случилось. Знаю, что мне надо было думать головой в свой первый раз. Я ведь все-таки будущий врач, я знаю все о последствиях незащищенного секса.

Но каждый раз, когда эта мысль всплывает в моей голове… Все это как будто не со мной.

— Кто я вообще в твоих глазах? — острый, словно бритва, голос режет меня. Яр сразу весь напрягается.

— Человек, который удерживает меня силой, — шевелю холодными губами.

— Отлично, блядь. И все?

— Все.

Яр разворачивается спиной ко мне, а через секунду на пол летят осколки разбитого зеркала. Он встряхивает руку, я замечаю кровь на разбитых костяшках. Дергаюсь в его сторону, чтобы, смешно сказать, помочь с первой помощью, но вовремя прижимаюсь к стулу.

Пора взрастить границы между нами. Давно нужно было это сделать.

Я остаюсь одна в комнате, Яр выходит на улицу. Привлекательные до этого пирожки теряют весь свой шарм, аппетит пропадает моментально.

Провожу языком по губам, морщусь, задев маленькую ранку на нижней. Там, в машине, я сдавила зубы на ней так сильно, что у меня пошла кровь. Как раз в тот момент, когда Яр произвел первый роковой выстрел.

Прикусила, чтобы не закричать.

Дом внутри выглядит уютно, если не считать слоя пыли на горизонтальных поверхностях. Я не знаю, где здесь вода и чем можно было бы стереть серые пылинки, поэтому даже занять себя ничем не могу. Сижу с прямой спиной и смотрю на круглые часы перед собой.

Тик-так.

Тик… Так…

Каждая минута тянется до ужаса медленно. Кроссовки на ногах жмут мне, они меньше примерно на размер, так что я развязываю шнурки и сбрасываю их. Шевелю онемевшими пальцами.

Примерно через двадцать минут естественные потребности организма дают о себе знать.

Я банально хочу в туалет.

Терплю до последнего, дышу часто. Осматриваю первый этаж в поисках. Нет, нужду справляют здесь явно на улице.

Придется мне вновь столкнуться с Ярославом.

Входная дверь поддается сложно. Я наваливаюсь на нее всем весом, в итоге на улицу выкатываюсь практически кубарем. Чуть не запинаюсь о высокий порог.

— Возьми куртку в доме, погода испортилась, — меня тут же встречает строгий голос.

— Ты в футболке, — замечаю язвительно.

— Я мужик, Лия, могу хоть в трусах сидеть. Куртку возьми, — повторяет с раздражением, крутит телефон в руках.

Я хватаю первую попавшуюся с вешалки, продеваю руки в огромные рукава. Меня сразу окутывает теплом, кожу перестает морозить. На улице и правда похолодало, до этого я не замечала опустившуюся температуру.

— Что ты хотела? — окликает меня Яр, когда я снова высовываю нос и показываюсь на крылечке.

Я мнусь, тереблю поломанный бегунок.

Почему он сам не может догадаться? Явно ведь я не для сердечного разговора вышла.

— В туалет хочу, — бурчу сквозь зубы.

Яр кивает куда-то влево, я прослеживаю траекторию и замечаю небольшое деревянное строение. Ковыляю к нему.

Ноги отекли, мне едва удалось втиснуть их обратно в кеды. Отрастила лапу, блин.

Мое ожидание в качестве привычной деревенской ямы не оправдывается, у Яра здесь вполне современные условия, даже запаха никакого нет.

Откуда вообще у него дом в такой глуши? Очередное убежище на чрезвычайный случай?

Интересно, а соседи в курсе, что за элемент у них здесь обитает?

Обратно я ковыляю уже сложнее. Боже, да лучше босой ходить, чем терпеть такие мучения.

Переваливаюсь с ноги на ногу, закусываю губу, когда на очередном шаге большой палец упирается в преграду.

— Ты ногу подвернула? — Яр сводит брови к переносице, откладывает телефон и поднимается. Разминает шею, а потом начинает идти мне навстречу.

— Я сама дойду, — угадываю его мотивы. — Кеды жмут.

— Почему сразу не сказала? — он хмурится сильнее.

— Была рада, что у меня есть хотя бы они, — я дохожу до лавочки и занимаю самый край. Не хочу обратно в дом, тут хоть свежий воздух поможет отвлечься. В голове перестанет давить.

Взгляд то и дело падает на поврежденную руку Яра. Он вот так просто разбил зеркало, а сейчас делает вид, будто ничего не произошло. Хотя, наверное, ссадины на костяшках для него дело привычное. Чему я вообще удивляюсь…

— Зачем ты здесь села? Замерзнешь же, — он разглядывает меня. Его глаза то и дело задерживаются на моем животе. — О себе не думаешь, так хоть о ребенке подумай. На улице нихера не солнечно.

Вздрагиваю от грубости. Он не привык себя сдерживать, особенно когда злится.

— Я сама разберусь, что делать. Или мне теперь беспрекословно во всем тебе подчиняться?

— Кудряшка… — тихо, но с нажимом, рычит в мою сторону.

— А что не так? С похитителями ведь не принято спорить, иначе можно остаться без еды и воды. Или без пальца.

Если бы здесь было еще одно зеркало, Яр разбил бы и его.

Вместо этого он в два шага подскакивает ко мне. Полы распахнутой куртки оказываются в его кулаках, он дергает меня на ноги и встряхивает. Не слишком сильно, но дыхание от всей этой резкости все равно сбивается.

— Ты чего добиваешься? Хочешь, чтобы я тебя ударил? — взрыкивает мне в губы, я стою на носочках. — Так не будет этого, стерва ты малолетняя. Я умею держать себя в руках, даже если мне очень часто хочется свернуть тебе шею. Как цыпленку.

— Играешь в благородного? — выплевываю, давлю ладонями ему на грудь. Противно. Мне противно от всего этого.

Он говорит одно, пытается убедить меня в том, что хочет защитить, а в итоге не дает мне даже просто позвонить отцу. Я по-прежнему всего лишь пешка в игре конкурентов, только теперь еще более уязвима.

Я бы никогда не сделала аборт. Не смогла бы убить маленькую жизнь в себе.

Я буду любить этого ребенка. Если ему удастся появиться на свет…

— В дом пошла, — Яр разворачивает меня и толкает в сторону крыльца. — Приду через пять минут. Будем, блять, опять разговаривать.

Убегаю в дом, пока Яр не разозлился еще сильнее. Мне даже любопытно, в чем еще он попытается меня убедить.

Я больше не верю ему.

Странно осознавать, что я еще совсем недавно таяла в руках Яра и просила его прикосновений, а сейчас хочу отодвинуться от него как можно дальше. Расстояния в полтора метра недостаточно.

Он сидит напротив меня за столом и настойчиво молчит. Ждет, когда я откушу от чертового пирожка, потому что это было его условием. Я, видите ли, голодная.

А меня спросить он не хочет?

— Даже в этой деревне есть врач. Хочешь питание внутривенно? Я могу организовать, — он опять двигает тарелку ко мне.

— Себе организуй. Я сказала, что не хочу! — скрещиваю руки под грудью.

Не дождется — не притронусь.

Неожиданно он меняет тактику. Встает и начинает заниматься своими делами. Двигает небольшой холодильник поближе к розетке, копается под раковиной и потом проверяет напор воды. Меланхолично наливает молоко в стакан и ставит его передо мной. Видимо, чтобы я не давилась сухомяткой.

Или потому что хочет напичкать меня дополнительными калориями.

Яр продолжает мельтешить у меня перед глазами. Перекладывает какие-то вещи на места, расправляет диван. Я тут же вспоминаю, что при своем обходе никаких других спальных мест больше не обнаружила.

Это что же, нам придется спать вотна этомвдвоем?..

В прошлом доме у Яра хотя бы была большая кровать. Я могла откатиться на край и сделать вид, что сплю одна. Здесь же диван гораздо уже. Гораздо.

Мысленно хнычу от негодования.

— К ночи дом должен прогреться, — рассуждает вслух. — Через пару часов начну топить баню.

— Баню? — я удивленно икаю, не успеваю захлопнуть рот. У него же здесь нормальная сантехника, почему вдруг баня…

— Что, не любишь? Можешь попробовать помыться в раковине, — он улыбается. Улыбается, черт возьми!

Теперь моя очередь злиться. Назло отодвигаю пирожки подальше.

— Они остынут и будут не такими вкусными, — Яр замечает движение тарелки. — Еще полчаса и я перестану быть добрым, малышка, имей в виду.

Я ничего не отвечаю. Опять смотрю на часы и засекаю время.

Точно через двадцать девять минут и пятьдесят секунд — десять я оставила на запас — быстро откусываю от пирожка. А то ведь Яр действительно может воткнуть мне иголку в вену.

Он удовлетворительно хмыкает и следует моему примеру. Опять садится слишком близко и сверлит меня взглядом.

— Чего так кисло жуешь? Не нравится? Мы обожали их в детстве, каждый раз не могли дождаться субботы, Надежда исправно приносила их именно в этот день… — Яр осекается, когда я в полном непонимании хлопаю глазами. У меня же в голове крутятся сразу два вопроса: что это за Надежда и с кем он обожал эти пирожки. — Забудь.

— Расскажи…

— В детдоме жратва была откровенно не очень. На нас экономили и мы вечно ходили голодными. От вида пустой каши уже подступало к горлу. Эти пирожки были отдушиной. Один раз сбежали, а потом притащили мешок продуктов. Попросили теть Надю сделать побольше, а она спросила, откуда у нас деньги, — он прерывается, чтобы откусить почти половину, я машинально тоже вгрызаюсь в свежую сдобу. — Ну а где мы их могли взять? Воровали, конечно. Че нам там было, по тринадцать. Шпана шпаной…

Его плечи опускаются. Яру будто стыдно передо мной.

Сейчас, я уверена, он может скупить хоть весь магазин, но что-то внутри него никогда не отпустит то время. Это как выжженное клеймо там, где его никто не увидит. Ты-то все равно знаешь, что оно там есть.

— Забудь.

Опять повторяет. Это слово звучит слишком резко. У меня даже пробегают мурашки от такой смены настроения.

— Она вас как-то наказала? — робко спрашиваю, почему-то сейчас мне холодно от того, что Яр закрывается.

— Наказала, — он раздумывает над тем, продолжать или нет, но все-таки выбирает первый вариант. — Две недели потом нас обламывала, но через три все-таки вернула субботнюю традицию.

— Твоя соседка была твоей…ээм…воспитательницей? — до меня внезапно доходит.

— Да. Мы поддерживали связь после того, как я вышел. Пару лет назад у нее случился какой-то сложный перелом, она долго лежала. Место никто держать не стал, да и возраст уже. Она всегда хотела жить в деревне, рассказывала, что выросла в ней, а потом в город переехала на учебу, когда молодая была. Ну и задержалась на месте. У этих двух домов был один хозяин, он их разом продавал. Во всех других вариантах надо было заморачиваться с ремонтом и водой, а здесь все было. Я и взял.

— То есть ты купил ей дом?

Яр спокойно кивает. Ворует у меня стакан, к которому я не заметила, как потянулась, и делает глоток. Его губы опять расплываются в улыбке.

— Второй уже, — подмигивает мне.

Я перевожу взгляд на пирожок в своей руке. И правда второй.

— Говорил же, что они вкусные.

Не знаю, вина гормонов это, стресса, из-за которого я нахожусь в нестабильном эмоциональном состоянии, но сейчас мне хочется смотреть на Яра другими глазами. Без презрения.

У него доброе сердце на самом деле. Только вот в мире, куда он попал, с таким очень сложно жить. Поэтому он скрывает это и не подпускает к себе близко.

Боже, я совсем запуталась…

— Завтра я найду что-нибудь нормальное тебе на ноги, а пока придется походить в моем, — внезапно прилетает мне. — Какой у тебя размер?

— Тридцать восьмой, — отвечаю без упрямства, вспомнив, как болели пальцы в кедах.

Ненавижу, когда в Яре просыпается эта дурацкая опека! Я же… Я же ведусь на нее.

— Будет тебе тридцать восьмой, — он дожевывает пирожок и складывает руки в замок на столе. — Мне жаль, Кудряшка, что все обернулось так, но тебе придется открыть глаза.

— О чем ты? — едва не заикаюсь.

— О том, что твоя же семья решила тебя «убрать».

Я сжимаю кулаки до боли.